Текст книги "Семеро с планеты Коламба (сборник)"

Автор книги: Вадим Чирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ПРОЩАНИЕ

У вечеру Славик отправился на огород. На грядке, футбольном поле пришельцев, его ждал Питя.

– Ребята, – крикнул он, завидев Славика, – идет! Мальчишки-коламбцы высыпали из кукурузного леса. Все сели.

Питя, как всегда, забрался Славику на колено.

– Вот, – нарушил молчание Щипан, – улетаем.

– Если бы была космическая почта, был бы межпланетный почтальон, – промолвил Питя, – мы бы тебе писали письма.

– И я о том же думаю, – сказал Славик, – о том, как хорошо бы нам переписываться. Ведь столько лет ждать, пока вы снова прилетите!.. Была бы космическая почта – вот было бы здорово! Написал письмо, рассказал обо всем, кинул в ящик, а через месяц или два – тебе ответ. Или еще так: поднял телефонную трубку, набрал длинный-длинный номер, и слышишь голос… ну, например, Пити: «Это кто?» – «Это Славик. Привет!»

– Хорошо бы еще раз прилететь сюда, – заговорил немногословный Пигорь, – мне здесь очень понравилось.

– И мне! И мне! И мне! – послышалось со всех сторон.

– Я бы здесь мог на целый год остаться, – сказал Щипан.

– А мне и трех лет не хватило бы. Здесь столько интересного, столько неразгаданного…

– А мне, кроме озера Лох-Несс и зоопарка, знаешь что еще у вас понравилось? – Питя снова дернул Славика за воротник. – Спорю на что угодно – не догадаешься!

– Футбол?

– Это само собой. Гадай дальше.

Славик погадал-погадал – ничего не придумал.

– Скажи сам.

– Мор-ков-ка! – выпалил Питя.

– Ой, ребята! Чуть не забыл!..

Охнув, землянин развернул газетный сверток, который принес с собой. Достал полиэтиленовый пакет, а в нем – с десяток или больше бумажных кулечков.

– Это вам от меня и от всех землян подарок! Семена – и моркови, и помидоров, и перцев, и редиски (вы ее не пробовали – такая вкуснятина!), и свеклы, и капусты (это бабушка все собирала, сказала: может, пригодится…), и огурцов, и черной смородины, и малины – в общем, всего, всего! А сейчас еще картошки добавим…

– Вот подарок так подарок! – завопил Питя. – Мы у себя дома сделаем точно такой же огород! Морковки я посажу две грядки. В кукурузе мы будем играть в прятки, а когда вспомним о Земле – ночевать. Ты не забыл про кукурузу?

– Не забыл. – Славик встал, выломал самый большой и самый спелый початок, освободил от листьев и положил в пакет.

– Мы тоже приготовили тебе подарок, – сказал Молек, открывая сумку, висевшую у него за спиной. Славик подумал, что ему подарят снолуч, и сердце его замерло, но Молек вытащил мол-стар. – Мы уже знаем, что почти никто на Земле не хочет ни молодеть, ни стареть, зато с помощью мол-стара можно предотвратить драку или спасти луг. Используй его только в таких случаях, но не забывай, что нужно возвратить человеку, когда он поумнеет, его возраст. Дай слово, что не забудешь об этом.

– Даю, – пообещал Славик.

Он снова держал в руках мол-стар! Чудодейственный аппарат, единственный на земле!

– Спасибо. Я его только в самых крайних случаях буду включать.

Славик заметил, что к ним направляется кто-то из отцов его друзей. Подошел поближе, остановился и… повернул назад.

Друзья еще долго разговаривали. О том, как жаль, что кукуруза не бывает такой большой, чтобы Славик тоже мог поместиться в гнезде. В нем очень удобно – и тепло, и покачивает. А выглянешь – звезды над тобой. О том, что нужно жалеть бабушек: они существуют не для себя, а для внуков. О том, что Питя так и не проехался на козе, как собирался. О том, что у землян нет пока межзвездных космических кораблей. Прилетели бы они на Коламбу – уж так бы хорошо их встретили! Все бы показали…

Подошел отец Щипана Вуслан.

– Пора прощаться, – сказал он, когда приблизились и остальные взрослые космонавты. – Мы всё подготовили к старту, но нам нужно хорошо отдохнуть перед отлетом. Предстоят большие перегрузки.

– До свиданья, Славик, – сказал Питя. – Нам всем ужасно повезло, что мы встретили именно тебя.

Один за другим его друзья подходили к нему, и он каждому пожимал двумя пальцами руку.

– Славик, – сказал на прощанье за всех взрослых командир корабля Мазиль. – Мы благодарны тебе за гостеприимство, за то, что ты встал на пути козы, – ведь она могла растоптать наших мальчишек. Ты смелый, и у тебя доброе сердце. Оставайся таким всю жизнь.

Семеро взрослых космонавтов чуть наклонили головы и помахали землянину руками.

И вот тринадцать маленьких человечков один за другим стали исчезать в кукурузном лесу.

Спрыгнул и Питя со Славикиного колена, заговорил быстро:

– Слышь, Слава, я сперва думал, что в футболе буду нападающим, но передумал. Лучше буду вратарем. Ты как считаешь, у меня получится?

– Конечно, получится, – улыбнулся Славик. – Ты ведь ловкий. Это из Щипана вратаря не выйдет.

– Щипана мы судьей сделаем, если он не похудеет. Что ты на это скажешь?

– Я? – Славик нагнулся к Питиной голове и пальцем пригладил ему волосы. – Взъерошились, – объяснил он. – Так о чем ты спросил?

– Питя! – донеслось из темноты. – Ны фе ту саём!

– Тануту! – ответил Питя. – Ан худу! Я пошел, Славик, – сказал он дрогнувшим голосом. – Меня зовут. До свидания.

– До свидания…

Питя пропал в темноте.

Славик встал. Прислушался. Вовсю пели на огороде сверчки. Голосов космонавтов не было слышно. Должно быть, они уже в кораблях.

Отец сразу заметил его настроение.

– Простились?

Славик смог только кивнуть.

– Ну, ложись спать.

– Мне нужно встать до восхода солнца.

Отец подошел к отрывному календарю.

– Значит, в шесть. Разбужу.

Уснул Славик быстро. Увидел голубые блуждающие огоньки в кукурузе – ярко-ярко! – и стал падать в какую-то темную яму. Еще, кажется, не долетел до ее дна, как кто-то тронул его за плечо. Он тут же сел, подумав, что это кто-нибудь из пришельцев.

– Без пяти шесть, – тихо сказал отец. – Накинь на плечи одеяло и иди. Мне пойти с тобой?

– Идем. – Славик спустил ноги с высокой кровати.

Кухня тепло дохнула на него запахами вареной картошки и хлеба, в сенях за щиколотки схватили холодные руки сквозняка. Толкнул тяжелую дверь, она заскрипела. И такими душистыми цветами омыло лицо, что Славик чуть не задохнулся.

Со всех сторон пели петухи.

– Давай смотреть вон туда. – Славик показал на кукурузу. – Который час?

– Без одной минуты шесть, – ответил отец, поддерживая одеяло на плечах сына.

– Вон они – смотри! – вскричал Славик.

Над кукурузой завис серый диск. Повисел, покачиваясь, словно решая, лететь или нет, и рванул в сторону и вверх и сразу же исчез из виду.

Место первого диска занял второй. Славик закричал:

– Ребята! Я вас вижу! До свидания! Питя, пока! Пока! Прилетайте еще!..

Диск висел в воздухе, покачиваясь, чуть дольше первого. Миг – и так же рванулся в сторону и вверх.

Стало тихо-тихо. Даже деревенские петухи замолчали на целых две минуты. Потом снова раздалось неуверенное:

– Ку-ка-ре-ку-у?

И ему тут же ответили:

– Ку-ка-ре-ку-у-у-у!

ЗАЧЕМ ХУДОЖНИКУ КОЗА

Хорошо идти по отвоеванному у трактора лугу! Сохранившиеся под кустами цветы тысячелистника, голубого цикория и желтой ястребинки кивали Кубику и Славику, кланялись, благодаря за спасение.

Нинки с ними не было – будущая первоклассница уехала с бабушкой в райцентр покупать все для школы.

Шагали по лугу молча. И вдруг Славик, шмыгнув носом, спросил:

– Дядя Витя, ну зачем вам коза? – Слезы уже готовы были брызнуть, и он надеялся, что смешной рассказ отвлечет его.

– Коза? Зачем мне коза? – Кубик остановился. – Ты ведь знаешь, что до сих пор я говорил тебе о ней только правду?

Славик кивнул.

– А хочешь, я расскажу тебе сказку? Сказку о том, зачем мне коза?

Славик снова кивнул.

– Тогда слушай. Жила на белом свете коза… Она до невероятности была похожа на одного человека – та же бородка, те же глаза, те же рога…

– Рога? Разве у человека бывают рога?

– У этого – да. Он был ужасно бодливый, и тем, кто его хорошо знал, казалось, что у него, кроме козьих бороды и глаз с вертикальными щелочками, есть еще и рога. Ну вот, этот человек…

– Вы же про козу начали рассказывать!

– Не перебивай, если хочешь дослушать до конца. Этот человек, тоже, между прочим, художник или, вернее, числящийся художником, был бездарен. Без-дарен, Славик, и нет, быть может, беды большей, чем эта. Он завидовал другим художникам, но подняться до их уровня не мог. Не мог – его картины были унылы, безрадостны, как… ну с чем сравнить мне его холсты? – Кубик обвел взглядом луг.

Славик тоже огляделся.

– Вот невезение! Нет здесь ничего унылого, хоть луг скошен и близко осень. Все хорошо: и старые деревья, и кусты, и редкая зелень, и желтизна. Вон сиреневый тон заполняет низину, а пашня за рекой – гляди-ка! – фиолетовая, сизая… А речка, обрати внимание, стальная, голубая, белая, синяя. Не с чем мне сравнить унылость картин этого художника, разве что с передником Евдокимовны… Так вот, чтобы сравняться в мастерстве с другими художниками, а может, даже обогнать их, стал человек, похожий на козу, их бодать…

– Как это?

– Нет ничего проще. Он стал говорить, что творения их сложны, непонятны, что таких красок в природе нет…

– И ему поверили?

– Дело в том, что он говорил это не художникам, а людям, от которых зависело – взять или не взять картину на выставку. А те, видя перед собой действительно не с первого взгляда понятные холсты, с ним соглашались. И вскоре этот человек стал начальником, поднялся выше тех, с кем соперничал. Они от него зависели! Его картины висели теперь на каждой выставке. Наш козьебородый и козьеглазый стал поучать других художников, как нужно работать кистью, а если они с ним не соглашались, – бодать их…

– Это сказка? – недоверчиво спросил Славик.

– Конечно! Разве ты не видишь, что здесь все неправда? Разве бывают на свете рогатые люди?

– По-моему, бывают, – задумчиво ответил Славик. – Дядя Витя, а вы ведь так и не сказали, зачем вам коза!

– Самое главное забыл! Слушай же. Ты знаешь, что я беру Маньку с собой на этюды. Ну, так вот. Работаю как-то, работаю, увлекся, вдруг слышу: сзади кто-то шевелится. Оглянулся – и не пойму – кто? Манька или… Ведь моя коза и тот человек, о ком я говорил, до невероятности похожи. Наконец до меня дошло: тот человек, что поучает меня, бодает и критикует, – он всего-навсего… коза! А я-то разговаривал с ним, спорил, как с человеком! И так, Славик, стало мне легко и хорошо, так весело, что я засмеялся. Понял теперь, зачем мне коза?.. Боюсь только, что когда увижу того человека снова, то расхохочусь прямо в его козьи с вертикальными щелочками глаза…

А теперь, после сказки, я расскажу правду. Моя коза, Славик, очень умная, говорящая. Она мне с утра говорит: не ме-е-ед-ли! Не ме-е-ешкай! А мне, понимаешь, иногда, как всякому нормальному человеку, до смерти хочется поваляться, полентяйничать. Я и говорю: поешь хлеба, коза, у меня позавчерашний остался, я его в воде размочу. А коза мне в ответ: не надо мне хлеба. Я, когда траву жую, по сторонам смотрю и природой любуюсь. Пошли, пошли, нечего бока отлеживать! Ишь развалился, ме-е-е-ланхолик. А на лугу она мне подсказывает: не обращай внимания на ме-е-е-ло-чи! Лучше ме-е-еньше, да лучше! Что за ме-е-шанина! Знай ме-е-еру!..

Разговаривая так, художник и Славик подошли к речке и сели на песок.

– Дядя Витя, а вы когда домой поедете?

– Не скоро. – Художник стал бросать в воду камешки. – У меня впереди осень. – Набрал целую горсть, стал бросать один за другим: плюм! Пляк! Плик! – Я ее жду, как праздника, на который и я буду приглашен. Все наденут яркие платья – желтые, красные, багряные… Грянет музыка, все закружится, завертится…

– А я буду в классе сидеть и в окно смотреть, – грустно промолвил Славик.

– Зато каникулы у тебя получились что надо.

– Я и сам не верю, что со мной это было.

Славик тоже стал искать камешки и один за другим бросать в воду: плюм! Пляк! Плик! Вода уносила круги.

– А в будущем году вы сюда приедете?

– А как же! Я теперь наполовину деревенский житель, наполовину городской. Полгода в деревне, полгода в городе.

– Тогда я тоже приеду…

ЕЩЕ ОДНО ПРОЩАНИЕ

Провожали отъезжающих бабушка и Кубик. Нинка с Евдокимовной еще не вернулись.

Подкативший автобус затормозил, окутался пылью по самую крышу.

Кубик пожал всем руки, Славикову задержал.

– А можно, дядя Витя, я вам напишу? – спросил Славик. – Вы мне ответите?

– Разумеется! С удовольствием и радостью. – Художник притянул Славика к себе, коснулся колючей бородой лба. – Ну, прощай… Буду скучать без тебя.

– Слав, а, Слав! – вдруг раздался знакомый голос. – А мне форму купили! И портфель!

Он обернулся и увидел Нинку. В одной руке у нее был бумажный сверток, в другой – новенький портфель.

– Поздравляю, – сказал Славик.

– На будущий год приедешь? – спросила Нинка. – Приезжай – опять вместе играть станем. Я уже во второй класс перейду.

– Славик, ну что ты там? – Отец стоял уже в дверях автобуса. – Сию минуту отъезжаем.

– Ладно, – пообещал Нинке Славик, входя в автобус, – приеду.

Вот и стал уплывать бабушкин дом. И бабушка, и Кубик, и Нинка с Евдокимовной…

Деревня кончилась. Вдоль одной стороны дороги тянулись сжатые поля, вдоль другой – сад с рядами ящиков между деревьями.

Автобус был старый, стекла в нем немилосердно дребезжали, тащился он медленно – развалюха да и только.

«А вот интересно, – подумал Славик, – если облучить его мол-старом, станет он новым?..»

Робот в шляпе

ПОМОЩНИКИ ЧЕЛОВЕКА

Когда у нас появились первые человекоподобные роботы, начались всякие сложности. Роботы, конечно, облегчали жизнь человека, но попробуй-ка к ним привыкнуть!

Смотря, правда, к каким.

К роботу – регулировщику уличного движения привыкли быстро. Им и должен быть робот. Ох как лихо дирижировал он движением автомашин и пешеходов! Казалось, взмахни он своим жезлом – и машины гудками грянут музыку, а прохожие остановятся и запоют хором.

Скажете, что с этим делом справляется и светофор. А старушки, которые не успевают перейти улицу и растерянно топчутся посреди мостовой? А дальтоники, не различающие цветов? А мальчишки? А нетерпеливые водители автомашин? Кстати, если с милиционером, как правило, спорят, надеясь его уговорить, то с роботом спорить бесполезно: логика у него железная, а плаксивые нотки в голосе водителя на него не действуют. И провинившиеся сразу же платят штраф или протягивают талон для дырки. А в следующий раз ведут себя куда осмотрительнее.

Роботы-почтальоны раскатывали по улицам на роликах. Для них на мостовых были отведены узенькие дорожки. Газеты, журналы, посылки, телеграммы – с этим теперь забот не стало. К почтальонам тоже привыкли, удивляясь даже, что когда-то этой работой были заняты люди.

Встречаясь, регулировщики и почтальоны отдавали друг другу честь, прикладывая руку к форменной фуражке.

На всякую однообразную и не очень приятную работу и на ту, где требуется нечеловеческое, скажем так, терпение, ставят теперь роботов. И продавцами стали роботы. Если такому роботу попадался капризный покупатель, он отходил с ним в сторонку и там улаживал дело, а его место тут же занимал другой, запасной, выходивший по звонку первого.

Жалобы на продавцов сразу прекратились. Не устраивал покупателей разве что очень бедный язык роботов: «Да? Что? Как? Сколько? Пожалуйста… Пожалуйста…»

Следующая серия роботов говорила уже иначе: «Да? Вот это? У вас хороший вкус…»; «Сколько? Всего-навсего?»; «Пожалуйста, я рад для вас это сделать!» А предыдущую серию отправили торговать бензином на автозаправочных станциях, где, как известно, все торопятся и особой вежливости не требуется.

Но покупатели хотели, чтобы у роботов были еще и разные лица. Им пошли навстречу. Скульпторы, лепя лица сначала из пластилина, а потом отливая их из мягкой розовой резины, вдоволь пофантазировали. Были среди масок и худощавые, и щекастые, и носатые, и курносые. Были и длинноволосые, и кудрявые, и лысые. Были пожилые, молодые, среднего возраста. Но все до единого были улыбающиеся.

РОБОТ ВАРИТ БОРЩ

О роботе-поваре рассказ особый. Сделать-то его сделали и научили картошку чистить, морковку нарезать кружочками, яйца разбивать как полагается, суп в кастрюле помешивать, не разливая на плиту, начинили электронный мозг рецептами всяких блюд последнего тысячелетия, но не подумали конструкторы о… бабушках.

Спросите, при чем здесь бабушки?

А вот при чем.

Бабушки, – роботы в первую очередь должны были облегчить их жизнь, – в доверии роботам отказали начисто, в их кулинарные способности не поверили.

– Чтоб какая-то машина борщ лучше человека варила? Да никогда в жизни! – примерно так или точно так сказали бабушки.

А теперь представьте, пожалуйста, что произошло, когда на кухню, куда бабушка ни дочь, ни внучку не пускала, считая ее своей святая святых, вошел робот…

Нет, нет, суставы у него не скрипели, ноги не грохотали, и посуду на пол он не сшибал. Здесь конструкторы все предусмотрели. Роста робот-повар был небольшого, в движениях ловкий, ступал мягко… Но все равно бабушка смотрела на него, как на черта, возникшего прямо из стены. Она чуть не крестилась.

– Где мука? – по-хозяйски спрашивал робот приятным голосом. – Где соль, перец? Где вы держите крупы? Мясорубка в порядке? Нож наточить не надо? Я, пожалуй, начну с того, что почищу кастрюли…

Тут бабушка не выдерживала.

– Ты бы нос свой сперва почистил! – говорила она сердито. Нос робота и правда бросался в глаза – длинный, из какого-то пористого материала; в инструкции было сказано, что он служит прибором для улавливания запахов. – Кастрюли мои ему не нравятся!

Чувством обиды конструкторы робота не снабдили.

– А что, – спрашивал повар, скашивая глаза к носу, – он запылился? Или я его чем-то запачкал? Кажется, нет… Но я, конечно, протру. – И вытирал нос специальной губкой, которую вынимал из маленького кармашка на «животе».

Приготовление обеда робот начинал с перечисления всевозможнейших блюд всех времен и народов:

– Во Франции в это время года едят супы: луковый… Английские первые блюда я бы вам не рекомендовал… Канадцы предпочитают… В Японии в августе любят… Шведские гурманы…

– Отравит он всех – вот чем это кончится! – перебивала робота бабушка. – В Китае, я слышала, ласточкиными гнездами кормят, а в Японии вообще сырое на стол подают! Ты борщ, борщ обыкновенный можешь сварить?

– Борщ обыкновенный? – переспрашивал робот. – Такого в перечне блюд нет. Есть украинский, русский, южный, сибирский, летний, зеленый, без мяса, острый…

– Что я говорила! – бабушка с торжеством оглядывала кухню, где собиралась вся семья. – Не может! А отравить – это он всегда пожалуйста! Рано вы меня из кухни выпроваживаете!

– Но мама! – защищал робота сын. – Ты же сама вот уже три года жалуешься, что сил на кухню у тебя больше нет. Что она тебя замучила. Мы и купили – ради тебя! – робота…

В конце концов робот принимался за работу. Надо ли говорить, что бабушка, стоя у него за спиной, бдительно следила за каждым его движением? Робот все делал быстро, ловко, аккуратно.

– Машина она и есть машина, – ворчала, однако, бабушка. – А ежели в ней какая-то гайка открутится? Откуда мне знать, что он вместо соли в кастрюлю может насыпать? Нет, за ним нужен глаз да глаз…

И бабушка начинала роботу и то, и другое подсказывать – чего и сколько положить, пока не уставала и не уходила отдыхать.

Наконец из кастрюли начинал подниматься пар. Бабушка, сидя в кресле в гостиной, принюхивалась.

– Ой, не так пахнет! – качала она головой. – Не так, как надо! Да и чего можно от машины требовать!

Борщ разлит по тарелкам, семья приглашается на кухню, все пробуют его. Первой – бабушка. Отведает ложку – смотрит на родных. А в глазах такая надежда, что похают роботову работу!

И сын, и невестка, и внуки прячут от бабушки глаза– борщ отменный, слов нет. А самый маленький внучек говорит как раз то, что нужно:

– Бабушка, скажи ему, что вкусно. Вон он как на тебя смотрит. Ну, скажи! Ты ведь для него главнее всех.

Бабушка поворачивает голову к роботу.

– Капусту-то ты все равно слишком мелко нарезал, – говорит она, – разварилась капуста и вкуса не имеет. Но уж ладно, для первого раза ничего. Если будешь меня слушать, научишься. Слушать-то ты умеешь?

Робот кивает, да не один, и три раза подряд. Бабушка зачерпывает еще ложку.

– Искрошил капусту. Прямо не капуста, а вермишель…

Роботов становилось все больше. И каких только историй не рассказывали об их приключениях – и смешных, и грустных, и каких угодно. О них-то и наша повесть…

«ЗАЯЦ»

Это случилось весной, в мае.

Это случилось в троллейбусе, на том маршруте, где почему-то держали кондуктора. Кондуктором был, конечно, робот. Его прозвали Тетей Катей: ТК – троллейбусный кондуктор.

Глаза у Тети Кати были зеленые, но если она обнаруживала «зайца», глаза загорались красным светом.

Когда тот мальчишка впрыгнул в троллейбус, Тетя Катя стояла спиной к входу и не заметила его. Он уселся подальше от кондуктора и высунулся в окно.

Цвела акация, и мальчишка хватал в горсть белые душистые цветы с деревьев, что росли рядом с дорогой.

И вдруг раздался густой голос Тети Кати:

– Пассажир, ваш билет? – Роботы ко всем без исключения обращаются на «вы».

Мальчишка сунул руку в один карман, в другой… Ни талонов, ни денег не было. А Тетя Катя ждала, вытянув большую свою ладонь.

И «заяц», отчаявшись, положил в ладонь робота горсть белых пахучих цветов.

Тетя Катя перевела загоревшийся красным взгляд на ладонь.

В той небольшой программе поведения, которая была записана в электронном мозге троллейбусного кондуктора, ничего не было сказано про цветы вместо денег. Про «зайца», расплачивающегося цветами. Про то, как надо с ним поступить.

– Следующая остановка – Садовая! – сказала Тетя Катя, хотя следующая была – Космонавтов. – Проходите вперед, граждане, – говорила она, хотя в салоне никого, кроме нашего героя и двух парней, не было. – Уступайте места старшим! – бормотала растерянно. – Осторожно – двери закрываются! – Глаза Тети Кати лихорадочно меняли цвет с зеленого на красный, даже бывали разноцветными: один зеленый, другой красный.

– Ты что, пацан! – крикнули парни. – У нее резисторы сейчас сгорят! Гони монету живо!

И в этот момент Тетя Катя словно опомнилась. Она прижала ладонь с цветами к металлической груди.

– Совесть – лучший контролер, – сказала она, как учили конструкторы, и при этом прикоснулась к плечу мальчишки. – Следующая остановка – конечная. Но вы можете ехать и дальше…

Глаза Тети Кати сияли ярким-ярким зеленым светом!