Текст книги "Семеро с планеты Коламба (сборник)"

Автор книги: Вадим Чирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Тут будешь сердитой, – голосом Евдокимовны ответила девушка, – когда с тобой такие фокусы!.. – Однако хмурь постаралась с лица согнать.

Кубик спрятался за этюдником. Девушка вот-вот должна была исчезнуть навсегда, и он спешил, боясь не заметить что-нибудь важное, может быть, какой-то отсвет в лице, в положении рук, снова перебирающих золотую косу, в бликах за спиной, играющих в пятнашки…

Скоро портрет был закончен, и Кубик сказал:

– Спасибо, Елизавета Евдокимовна! Желаете взглянуть? – И развернул этюдник.

Славик и Нинка посмотрели на портрет. На крыльце сидела шестнадцатилетняя Лиза. Она смотрела на закат – зачарованно, вытянув шею. Руки перебирали косу. Лицо освещалось закатом, в котором больше всего было золотых и розовых красок.

Дверь в избу была открыта, и там, в сенях, в серой темноте, едва виднелась старуха, в которой узнавалась Евдокимовна.

Теперь ребята посмотрели на девушку. Та перевела глаза с себя на портрете на старуху. Лицо ее посерьезнело и погрустнело.

– Виктор Алексаныч, ты, конечно, художник, тебе лучше знать, как портреты рисовать. Но этот-то у меня будет висеть, не на народе. Ты старуху закрась, пожалуйста, – попросила она. – Хоть это и я, я понимаю, дак ведь в молодости-то о старости не думают!

Кубик усмехнулся, глянул на палитру, протянул руку к кистям, которые валялись на траве…

– Ты просто дверь в дом затвори, чтоб старухи не было видно…

Художник улыбнулся. Он обмакнул средней величины кисть в краску и провел ею по темноте в сенях и старухе. Появилась доска. Другая. Третья. Четвертая… Перекладина… Теперь за спиной девушки была дверь. Вот и она зарозовела под красками заката. Но главное, закрыта, и старуху за нею не видать.

Девушка встала.

– Спасибо тебе, Виктор Алексаныч! – Она подошла к художнику, положила ему на плечи загорелые руки. Он же стоял замерев, отведя руки с кистью и палитрой за спину, чтобы не испачкать девушку красками.

Нинка смотрела на это открыв рот, а Славик насупившись. Он знал, чем ему придется заняться через пять минут, какую жестокую роль играть.

САМАЯ ГРУСТНАЯ ГЛАВА

Девушка отступила от Кубика и сказала суровым голосом:

– Ну, поигрались и хватит! Отдавайте мою старую кожу. Мне в бабушки пора. – Села на крыльцо и сложила руки на коленях.

Не скажи девушка Лиза этих слов, Славик, скорей всего, в самом деле убежал бы и, может, забросил даже мол-стар в речку, где поглубже.

Славик нажал на красную кнопку.

Это его движение заметили. Художник скрестил руки на груди, а Нинка снова засунула палец в рот.

– Чего уставились? – сказала девушка ворчливо. – Кино вам здесь, что ли?

– Кино не кино, а… – Кубик не договорил и растянул свое «а» так, что получилось «а-а-а…»

Только что у девушки на крыльце была коса, и вот уже ее нет. Вместо косы – короткая стрижка. А лицо слегка пополнело и побелело. Она потрогала волосы и спросила:

– Вроде мне поболе стало?

– Поболе, поболе, – кивнул художник. – Еще немного потерпите…

Перед ними сидела теперь молодая женщина. Волосы ее гладко зачесаны назад и сзади собраны в узел, лицо не то спокойное, не то безразличное. Но это длилось всего минуту-две.

– Ой, – забеспокоилась женщина, – что-то мне тяжельше стало!

– Ничего, ничего, – как врач, сверлящий зуб, ответил художник, – вы же сами этого хотите.

– Я-то хочу, да ведь стареть кому нравиться!.. Ой! – тихонько вскрикнула женщина. – Ой, обида какая! Ой, не могу!

– Что такое? – забеспокоился Кубик. – Сердце?

– Да нет! Будто я вся сохну, и внутри, и снаружи. Будто черствею, как хлебушек нарезанный, без присмотра оставленный. Ой, жалко мне себя, ой, обида, – причитала она. – Ой, молодость моя уходит, как вода из дырявой кади утекает, некому дырку заткнуть!

– Может, остановимся? – предложил художник. – На этом, так сказать, этапе? Раз обида…

– Да куда ж останавливаться, если мне сейчас сколько Анюте моей! Жги дальше, Виктор Алексаныч, пусть уж я в свои настоящие годы вернусь! Жги, не жалей моей жизни! – Евдокимовна обернулась к Славику, догадываясь, что Кубик только руководит «операцией», махнула ему рукой.

От ее взгляда и от слова «жги» у Славика опустились руки. В самом деле опустились – аппаратик оказался направленным в землю.

Евдокимовна, – а ее волосы уже посеребрились, – вздохнула:

– Ф-у-у-у! Это что случилось? Будто бежала я, бежала, да вдруг остановилась… Сколько мне сейчас? Как Павлику, должно быть. Ой, дай передохну…

Кубик посмотрел на Славика и все понял. Показал рукой: погоди, мол, когда будет нужно действовать, дам знать. Славик даже не кивнул в ответ, так ему не хотелось снова заниматься этим делом.

Евдокимовна на вид была уже женщиной лет сорока пяти.

– Соседей, и то стыдно было бы. Что скажут? Что подумают? – Она покачала головой.

– А что скажут? – поинтересовался художник.

– Что подумают, то и скажут, – знаю я их. Дура, мол, старая. Одной жизни дожить не успела, на вторую позарилась. Видно, сладко ей жилось, коли вдругорядь захотелось. Молодой-то мне прохода не дадут, застыдят.

– А что молодой до старух? – возразил Кубик. – Не все ли ей равно, о чем они ворчат?

– Не скажи, Алексаныч. Это, может, у вас в городе так, а у нас в деревне стариков уважают. Слушают. Правда, Нинка? Ты ведь бабушку свою слушаешь?

Нинка, не вынимая пальца изо рта, кивнула.

– Ну, отдохнула, стареючи, вроде, значит, в отпуске побывала. Первый раз в жизни. Теперь дальше ехать можно. Жги, Алексаныч, мне в бабушки пора, – повторила Евдокимовна. – Нинка моя меня, вижу, еще не признает. Да и дела по дому не сделаны…

Состарившись до прежнего своего возраста, Нинкина бабушка хотела было уже встать и уйти, но вдруг ойкнула, села и… попросила вернуть ей годика три-четыре.

– Колено у меня очень уж разболелось в последнее время. Кабы не оно, – объяснила, стыдясь своей просьбы, Евдокимовна, – то хоть до ста лет жить можно.

Кубик на этот раз сам взял аппарат мол-стар – дело требовало осторожности. Спросил у Славика, где нажимать, опробовал кнопки, направив аппаратик в землю, и проделал над соседкой нужную операцию.

Евдокимовна сначала проверила колено рукой, потом встала, прошлась.

– Как новое! – обрадовалась она. – Теперь можно идти работать. А эти малые годики, что ты мне вернул, Алексаныч, кто их на старухе сосчитает… Главное, чтобы Анюта ничего не заметила, да еще Андреевна.

– Ты, баб, как раньше, – сказала Нинка, – только улыбистей стала.

– Вот так словечко! – воскликнул Кубик. – Ну, Нинка, ну, умница!

На этом приключение закончилось, и Кубик собрался уже к себе, но Нинка его остановила.

– Дай-ка картину-то сюда. – И забрала у художника холст.

– Ты что, Нинон? – растерялся Кубик. – Я ведь над ней еще поработать должен!

– Поработать! Замажешь мне бабушку так, что никто не узнает. Не дам! Знаю я тебя!

– Евдокимовна! – взмолился художник. – Да что же это такое? Пусть она отдаст холстину!

Но Евдокимовна, поднимаясь на крыльцо, только махнула рукой.

– Отдай, Ниночка, – попросил Кубик, впервые называя Нинку так, – это же полработы…

Нинка глянула на портрет.

– Видела я все твои замазюки. Будто сам черт на картинах плясал. Сперва еще что-то понятно, а потом ничего. Не дам. Это не твое, это бабушки. – И спрятала холст за спину.

Художник оглянулся на Славика, будто прося помощи у него.

– Вишь, какую критику твоя подружка на меня наводит! Заступись!

Славик отвел глаза. Ему тоже нравился портрет.

Кубик снова обратился к Нинке:

– А, Нинон? Отдай хоть на полдня, я за это и тебя нарисую.

– Меня нечего рисовать! Я еще маленькая. Вот когда семнадцать стукнет, тогда приезжай и рисуй. Может, к тому времени чему-нибудь научишься.

– Ну, Нин, так-то нельзя – так вот, как ты сейчас говоришь, – обиделся Кубик.

– А ничего с тобой не будет, – жестко ответила Нинка и пошла с портретом к себе.

Славик ни разу не видел художника таким. Он растерялся и моргал, и губы у него кривились, как у третьеклашки, которого послали домой за родителями, и борода казалась из-за этого приклеенной.

И Славик впервые, кажется, подумал, что взрослые не так уж прочно защищены от обиды. И еще он подумал, что Нинка не такая уж безвредная.

Евдокимовна снова вышла на крыльцо.

– Ба, – сказала Нинка и выставила перед собой холст, – это тебе подарок на день рождения. От нас от всех.

– Ох! – Евдокимовна всплеснула руками. Мне ж нынче семьде… Ой! А сколько ж мне после сегодняшнего исполнилось-то? Кажись, годка на три-четыре меньше. А? Вот так день рождения – меньше стало!

– Ну и на здоровье! – за всех ответил Кубик. Он, как видно, справился с обидой.

– Вот уж не думал, что в деревне переживу такие страсти, – сказал Кубик, когда старая Евдокимовна с внучкой Нинкой скрылись в доме. – Ты что обо всем этом думаешь, Славик?

Они сели на крыльцо.

– Я? – по привычке, чтобы было время обдумать ответ, переспросил Славик. – А что об этом еще думать? Тут, по-моему, все ясно. Сначала помолодела, потом захотела и состарилась. Я бы назад, в старость, ни за что не вернулся.

– В старость – это вперед, – машинально поправил его художник. – Ты мне вот что скажи: откуда у тебя этот чудесный аппарат?

– Мол-стар…

– Так он зовется? Можешь мне о нем рассказать? В смысле, имеешь право?

И Славик – куда теперь денешься? – рассказал о пришельцах все.

Кубик по ходу рассказа то и дело кивал. Потом высказался:

– Жуткое мальчишеское, беспросветное и беспардонное вранье! Жуткое и прекрасное! Вот что бы я тебе сказал на это, если бы… если бы не было мол-стара. Вещественное доказательство! Тут даже наши суровые ученые, так не любящие пришельцев и веру в них, ничего бы не поделали. Впрочем… Может, наши уже выпускают такие штуки? Или японцы? Ну-ка дай, я взгляну.

Кубик долго и осторожно рассматривал аппаратик, вертел, гладил, колупал…

– Ну-ну, – сказал он, не без сожаления возвращая Славику мол-стар. – Отдай его хозяевам и больше не бери. Значит, говоришь, бабушка твоя отказалась от молодости?

– Вы ведь тоже!

– Я! Я – другое дело. Я молод. Да-а… – художник покачал головой. – Очень серьезная новость, такую не сразу обмозгуешь… А ты мне этих ребят покажешь?

– Я спрошу у них.

– Ну, договорились.

СЛАВИК ОТЧИТЫВАЕТСЯ

В дни, когда Славику предстояла драка и когда ему доверили мол-стар, пришельцы, конечно, не трогались с места, то есть с огорода Полины Андреевны. Они, пока суд да дело, занимались изучением овощей. Им очень понравились морковь, картошка и сладкие перцы.

Изучали космонавты и луг с его живностью – ящерками, кузнечиками, жуками, мухами, мушками и муравьями.

Дошли они и до речки. Сколько в ней было интересного! И лягушки, что прыгали при приближении пришельцев в воду, и водомерки-конькобежцы, и быстрые рыбы, и стрекозы-синекрылки над водой, и уж на берегу – этот зашипел на них, увидев, что незнакомцев целая группа, скользнул в воду и поплыл. Гости Земли ужаснулись и застыли при виде этой огромной (для них) змеи, ужаснулись, как тогда, когда на них летела рогатая и бородатая коза…

В походы на луг и на речку отправлялись не все космонавты. Один всегда оставался возле корабля, а другой, забравшись на самую высокую кукурузину, следил за Славиком. А иногда он отправлялся вслед за ним и, прячась, не оставлял одного. Эти малыши его охраняли! В любую минуту они могли прийти ему на помощь.

Роль второго, – а вернее сказать, пост, – была очень опасной. Ведь ему грозили и крысы, и кошки, и собаки, поэтому сопровождающий Славика каждый раз вооружался снолучом.

И вот самые первые приключения закончились. Славик пришел с мол-старом и честно рассказал, как все было. Как отказались от молодости его бабушка и художник, как они с Нинкой решили подарить Евдокимовне на день рождения пять или десять лет жизни и что из этого вышло.

Семеро космонавтов сидели на своих кукурузинах и внимательно слушали Славика, Питя, как всегда, когда был возбужден, влез на самую верхушку стебля и раскачивался. Трижды он не выдерживал и прерывал рассказ. Когда Славик рассказывал, как превратилась в девчонку старая Евдокимовна, Питя завопил сверху:

– Вот это да!

Второй раз он подал голос, когда девушка Евдокимовна смотрелась в зеркало:

– Им бы только зеркало! Уж как они любуются собой, как они себя любят!..

В третий раз он откликнулся на Славикин рассказ, когда тот повторил слова Евдокимовны: «Мне в бабушки пора».

– Моя бабушка, – сказал сверху Питя, – тоже добрая. Может быть, самая добрая во Вселенной. – Помолчал и добавил – Родители говорят, что она-то меня и испортила.

При этих словах все посмотрели наверх, где раскачивался под самой метелкой Питин силуэт. А высоко над ним было темно-синее небо и сияли звезды. Где-то там, среди звезд, была планета Коламба, а на ней жила бабушка Пити. Она, возможно, тоже смотрела сейчас на звезды и думала о внуке…

Славик кончил свой рассказ и ожидал теперь, что скажет Грипа. Ведь он, Славик, самовольничал с мол-старом.

Командир оценил все происшедшее так:

– Вы все знаете, что я был против того, чтобы выпускать этот аппарат из рук, и знаете почему. Что если Нинка раззвонит на весь свет об этом случае?

– Кто ей, балаболке, поверит? – немедленно отозвался сверху Питя.

Славик про себя подумал, что более удачного и, главное, точного ответа и быть не может.

– Что если, – продолжал Грипа, будто и не слышал Питиной реплики, – Евдокимовна расскажет соседям о том, что с ней произошло?

– Соседи подумают, – в ту же секунду отбарабанил Питя, – что старая Евдокимовна – того, – все снова посмотрели наверх и увидели, что показывает пальцем Питя. – А Евдокимовна – она ведь не того, – Питя повторил тот же жест, – и ни за что соседям не расскажет, чтобы о ней не подумали, что она уже того… Так что, командир, ты зря беспокоишься.

Молек кашлянул.

– Питя говорил, как он привык, – сказал он, – но говорил верно, я согласен с каждым его словом. Информация о мол-старе не выйдет за пределы этого двора. А с художником нам все равно придется встретиться. Даже, думаю, пора…

Пришельцы не спорили, как ожидал Славик. Мнение Молека среди них ценилось высоко, да и командир, как ему и полагалось, был неглуп. Он не полностью, конечно, согласился с Питей и Молеком, – это тоже ему полагалось, – и сказал, что ближайшие дни покажут, чем окончится эта история. И дай бог – чтобы так, как считает Молек.

– Между прочим, – крикнул сверху Питя, – это я так первый посчитал, а Молек только меня поддержал.

Но командир Пите не ответил. Он обратился к Славику:

– Мы здесь со всем уже познакомились. Нам хотелось бы посмотреть и другие интересные места на Земле. Как ты думаешь, какие?

ЧТО ЕЩЕ ПОСМОТРЕТЬ НА ЗЕМЛЕ?

Другие, кроме Егоровки, места! Что еще посмотреть на Земле?

Вот вопрос, на который легко ответить!

И Славик хотел было, начать отвечать, «да позадумался», как сказано в басне Крылова «Ворона и лисица».

И вправду, что посмотреть? Ну, разумеется, Москву. Ну, ясно, Сибирь. Да, обязательно Ленинград! Еще есть где-то город Харьков…

Но ведь это только в нашей стране! А на всей Земле? Ведь пришельцы спрашивают о всей Земле! Славикина мысль сделала попытку облететь глобус, но крылья ее вдруг подломились, и птица бессильно опустилась на пограничный столб.

Славик еще очень мало знал о планете, на которой жил вот уже двенадцатый год.

Он, понятно, слышал, что на Земле существуют такие страны, как Америка, Франция и Англия, но где они находятся и что в них самое интересное, – это было ему неведомо.

Славику от огорчения захотелось заплакать – не знать собственной планеты!

Да, есть еще Африка, Индия, Канада (о Канаде он вспомнил благодаря хоккею). И Швеция, и Чехословакия!.. Но не скажешь же, что самое главное, ради чего стоит посетить эти страны, это их хоккейные команды!

С помощью футбола Славик вспомнил еще об Испании и Ирландии…

С вопроса Грипы прошло минуты три, а Славик все молчал. Впрочем, ему казалось, что он говорит, спорит, чуть ли не кричит. А пришельцы ждали его ответа.

Славик набрал в грудь воздуха, чтобы выпалить все, что нашкрябал из мировой географии, но вместо этого сказал:

– Ребята, вы все равно хотели познакомиться с художником. Давайте лучше спросим у него!

Сказал – и вздохнул с облегчением. Это был выход из положения. Иначе стоял бы он, как в классе у доски, опустив голову, и тянул бы из себя одно слово за другим…

Но если для Славика это был выход, то Питя ему воспротивился.

– Не хочу! – завопил он. – Опять взрослые! Эти всезнайки! Мы сами с усами! Ваш художник как начнет водить по музеям – все умрем со скуки! Так хорошо было, я уже начал думать, что их вообще нет на свете!..

Молек хотел что-то сказать, но командир опередил его:

– Очень правильная мысль, Славик. Художник знает Землю лучше, чем ты. А мы вправе выбирать объекты. Когда пойдем к нему?

– Да хоть сейчас! Он дома сидит.

– Питя, – распорядился командир, – раз ты не хочешь встречаться со взрослым, останешься дежурить у корабля.

– Сегодня не моя очередь! Щипан сегодня должен дежурить!

– Но ты ведь не хочешь идти к художнику. Вот и подежуришь вместо него…

– Я, конечно, не хочу идти, но когда вы развесите там уши, кто вас приведет в чувство? Я! Кто скажет этому бородатому, не слишком ли он много берет на себя? Я! Да я наперед знаю каждое его слово!

Командиру сегодня не хотелось спорить, и он спросил у Славика, как лучше всего попасть в дом художника. Славик предложил ту же черную сумку, и. Грипа отдал приказание космонавтам привести в порядок одежду. Славик побежал домой за сумкой.

Бабушка сидела у телевизора и смотрела передачу, кажется, «Под знаком Пи». На экране были какие-то сложнейшие механизмы и приборы, ведущий что-то говорил, чего бабушка, скорее всего, не понимала, но слушала очень внимательно. На Славикины шаги она живейше обернулась.

– Где ты шлендаешь? – начала она высказывать накопленное за день. – Ужин давно готов, а он неизвестно где! То дома сидит, а то вдруг пропал и не отыщешь его…

– Бабушка, я у дяди Вити сегодня ужинаю – он меня пригласил. Ты не видела моей черной сумки?..

Все шесть космонавтов поместились в большом отделении сумки. Весили они чуть больше килограмма.

Щипан помахал Славику и высунувшемуся командиру рукой.

– Вы там недолго!

Дверь у художника была, как всегда, открыта – словно он каждый вечер ждал гостей (может, так оно и было), – но Славик все равно постучал.

– Входи, Слава.

Кубик лежал на кровати и листал какой-то журнал.

– Ты что, по грибы ходил? – Он показал глазами на сумку.

– Мы к вам в гости, – сказал Славик.

– Кто мы? Уж не вы ли сами, ваше Вечернее-Появительство?

– Дядя Витя… – Славик решил сразу же показать коламбцам (а особенно Пите), что такое художник Кубик, и задал традиционный вопрос – А вы не скажете, для чего вам коза?

– Я, Славик, – не промедлив ни секунды, ответил Кубик, – учусь у нее бодливости. У меня у самого характер мягкий, бодаться я не умею, и вот Манька мне в свободное от еды время уроки дает. «Ты, – говорит, – хоть и с бородой, как козел, а ума у тебя мало. Ты, – говорит, – если что, башку-то наклони, мемекни погромче и сыпь вперед. С ног ворога столкни, а после еще и потопчи маненько. А рога, коли бог тебя обидел, не дал защиты, найди где-нибудь и чуть повыше ушов»…

– Ушей, – поправил Славик.

– Она говорит – «ушов». «Чуть, – говорит, – повыше ушей»…

– Ушов, – поправил Славик.

– Совсем ты меня сбил с панталыку! В общем, вот здесь, – Кубик показал место на своем лбу. – «прикрепи и с ними, – говорит, – и ходи, тогда тебя всяк бояться будет и мазню твою безобразную, безалаберную и самонадеянную будет всячески восхвалять». Вот для чего мне коза, Славик, и это, как всегда, самая последняя правда… Ну, каким добрым ветром тебя занесло?

(Славика, пока художник говорил, кто-то толкал сквозь сумку, и он подумал, что это, скорее всего, Питя.)

Славик прошел через комнату, сел на стул рядом с кроватью, а сумку поставил на колени.

– Мы к вам в гости, – повторил он.

– Вам, ваше Вовремя-Приходительство, одного стула хватит? Или к Евдокимовне за табуретками слетать?

– Слетать за табуретками, – важно распорядился Славик. – Мы сюда не шутки шутить пришли.

– Сию минуту, ваше Грусть-Тоска-Недопустительство-Скуку-К-черту-Прогонительство! – Кубик вскочил с кровати и постучался в дверь, ведущую к Евдокимовне.

Через минуту он вернулся с двумя табуретками.

– Изволите на обе сесть, ваше Новости-Сообщительство? – Кубик уже что-то заподозрил: очень уж бережно держал Славик сумку на коленях.

– Вот сюда их поставьте, – распорядился гость, – передо мной. – И водрузил сумку на сдвинутые табуретки.

Художник сел на кровать.

– Дядя Витя, – сказал Славик обыкновенным голосом, – я к вам действительно не один пришел.

– А с кем же? Кого ты там, на крыльце, оставил? – спросил Кубик, взглянув на открытую дверь.

– А вот с кем!

Славик вжикнул молнией на сумке, и художник увидел шестерых маленьких человечков, щурящихся от света. Одни поправляли волосы, другие одергивали одежду, Питя полез за воротник, – видать, что-то колючее попало под комбинезон. В общем, человечки шевелились, и никак нельзя было подумать, что это куклы. Вдобавок Пигорь чихнул.

– Будь здоров! – машинально произнес совершенно сбитый с толку Кубик.

– Спасибо, – прозвучал в ответ тоненький голос пришельца. Это было первое слово инопланетян в комнате Кубика.

– Поклянись, – вслед за Пигорем заговорил Питя, – что не будешь перед нами выпендриваться!

Кубик опешил, но пообещал:

– Слово художника!

– Поклянись, что не будешь считать, что ты умнее нас во сто раз! – продолжал Питя.

– Не считаю, что я вас умнее, друзья, – ответил Кубик тоже в рифму. Он как замер, увидев пришельцев, так до сих пор и не шевелился. Только борода у него дергалась, как у куклы, когда он говорил. – А с чего ты взял, что я буду выпендриваться?

– Ты же взрослый. – Питя взял этот международный разговор на себя.

– Ну и что? – ответил художник. – Случается, что и взрослые не выпендриваются. Представь себе, что это именно тот счастливый случай.

– Мы еще посмотрим, счастливый или нет, – придрался к слову Питя. – Хочешь знать, кто мы?

– Хочу. Славик мне чуть-чуть о вас рассказывал.

– Славик молодец. Мы – с другой планеты. С далекой-далекой. Она называется Коламба. Наш корабль спрятан там. – Питя показал пальцем за спину. – И мы изучаем вашу планету. Приехали познакомиться.

– Милости просим, – сказал художник.

– У нас к тебе вопрос…

Но тут Питю перебил Грипа. Он перелез через край сумки и встал на табуретке прямо, как посол.

– У нас к вам вопрос, – поправился он. – Но, может, вам хочется спросить кое о чем у нас?

– Вероятно, да, – неуверенно сказал Кубик. – То есть я хотел сказать – конечно. Конечно, у меня к вам должны быть вопросы. Только я пока не знаю, какие. – Художник почесал голову. – Впрочем, нет, знаю: откуда вы знаете слово «выпендриваться»?

– Нам его Славик подарил, – ответил вместо Грипы Питя. – Мы возьмем его на Коламбу. Во словечко! – Питя показал большой палец.

– Тогда еще один вопрос. Можно?

– Пожалуйста.

– Вы… дети?

– Да, – ответил Грипа.

– А где ваши взрослые?

– Они остались дома.

– Дома – это где? На корабле или на планете?

– На планете.

– Только ты не думай, – предупредил художника Питя, – что должен теперь взять над нами опеку. Ты сам по себе, мы сами по себе.

– А какой вопрос вы хотели мне задать?

Грипа на этот раз опередил Питю.

– Вы, конечно, хорошо знаете вашу планету?

Художник не то чтобы кивнул, он наклонил голову, но при этом поднял одно плечо. И означало это, если перевести на язык слов – «вроде бы да…», или «вообще-то должен…», или «кое-что я, конечно, знаю…»

– Куда нам нужно непременно слетать? Что мы должны посмотреть на Земле?

– Ах ты боже мой! – неожиданно обрадовался Кубик. – Какой прекрасный вопрос! «Что посмотреть на Земле?» А Славик вам не сказал?

– Я хотел сказать, – вступил наконец в разговор Славик. – Про египетские пирамиды…

– Вот и хорошо, что не сказал. Не с них нужно начинать.

– Почему? – удивился Славик. Египетские пирамиды, знал он, считаются одним из семи чудес света.

– Об этом после… Но уж если начинать с памятников, то лучше всего…

– Готов спорить на что угодно – он потащит нас в музей, – проворчал Питя. Он сидел на краю табуретки и, болтая ногами, осматривал полутемную комнату.

– Вам нужно будет слетать… – Кубик сделал паузу, набрал побольше воздуха, – вам нужно для начала увидеть итальянскую Венецию, город на сваях. Побывать на Ниагарском водопаде в Америке. Увидеть Сад камней в Японии. Да, в Венеции еще – Дворец дожей и собор Святого Марка. В Мексике – древний город ацтеков. Посмотреть на индийские храмы. На буддийские храмы в Лхасе. Во Франции, ребята, нужно увидеть старинные замки и Эйфелеву башню в Париже. В Англии – Вестминстерское аббатство…

– А еще, – художник буквально задыхался, не успевая перечислять чудеса своей планеты, – тибетские монастыри, деревянные – удивительные! – строения наших Кижей: одна только церковь Преображения – целая сказка! Мечети и мавзолеи Бухары и Самарканда, Нотр дам де Пари, Пизанская падающая башня, афинский Акрополь… Ах, черт побери! – неожиданно вскричал он. – А Вечный город Рим?! А Колизей?! Боже мой! Боже мой! – Кубик размахивал руками, – В Ленинграде, вернее, под Ленинградом – петергофские фонтаны, Василий Блаженный в Москве, Андрей Рублев в Загорске, в Мадриде Эль Греко, коррида…

Последнее слово чем-то заинтересовало Питю.

– Что такое коррида? – спросил он.

– Бой быков. Это когда на круглую арену выбегает разъяренный бык, а против него выходит одинокий боец с мулетой в руке. Бык бросается на него, а он ловко уворачивается, дразня красным плащом-мулетой…

– Ух, я бы посмотрел! – оживился Питя.

Молек удивился:

– И вы все-все это видели? Везде побывали?

– Еще бы! – уверенно ответил Кубик. – Я не пропустил ни одного местечка. Я не могу даже перечислить всего, что видел.

– Ваш летательный аппарат, наверно, лучше нашего, – сказал Грипа. – Почему бы вам не слетать в космос? Там тоже много интересного.

– У меня нет летательного аппарата, – пожал плечами Кубик. – Я летаю другим манером.

– Каким? – удивился Молек. – Телепортация? Нуль-перелет?

Художник рассмеялся.

– Да нет же! Я облетал Землю и все ее интересные места мысленно.

– Мысленно? – не поняли коламбцы. – Как это? Такого способа на нашей планете не знают. Вы расскажете, как это делается?

– Я могу, конечно, рассказать, но что, если этот прием – государственный секрет? Я сначала узнаю, не тайна ли это, а потом мы с вами на эту тему поговорим.

– А остров Пасхи? – напомнил Славик.

– Да! – поддержал его Кубик. – Молодец, я чуть было не забыл. Таинственного происхождения каменные идолы на острове Пасхи в Тихом океане. Кстати, раз уж вы увидите океан, загляните и в пустыню. В пустыню Сахара в Африке, где, как в океане вода, только пески и пески на тысячи километров…

Славика похвалили, и он воспрял духом. Вспомнил еще одно замечательное место на Земле:

– А озеро Лох-Несс? Вот где интересно!

– Пожалуй, – согласился художник. – Будешь говорить ты, Славик, или лучше я?

– Давайте вы.

И Кубик рассказал пришельцам:

– В этом глубоком озере на севере Шотландии, кажется, живет какое-то древнее чудовище. Его целиком никто не видел, хотя сведения о Несси – так назвали чудовище– появились еще в шестнадцатом веке. Видели – кто голову, кто хвост, показывают неясные фотографии… Ученые исследовали озеро и сказали, что существование громадного животного в озере Лох-Несс, какого-то гидрозавра, то есть водоящера, не исключено…

Питя повернулся к командиру.

– На этой планете, оказывается, столько тайн, а мы сидим на огороде и не двигаемся с места. Омолаживаем старух, а они этого не хотят. Местные девчонки уже играют нами в куклы! Разве за этим мы летели почти целый месяц?

– Мы привыкали к Земле, – возразил Грипа. – И знакомились с людьми. И помогали тому, кто, может быть, спас нас от гибели в первый же день пребывания на этой планете. Ты забыл уже про козу? Считаешь, что время потрачено зря?

– Но теперь-то можно хоть немного полетать? – жалобно сказал Питя. – Что мы здесь, кроме огорода, видим?

Славику стало жаль себя. Он тоже, кроме огорода, ничего здесь не видит. (Кроме огорода и пришельцев, добавим для справедливости. И художника Кубика. Но Славик в этот момент думал только об огороде.)

– Поговорим об этом дома, – сказал Грипа художнику. – Мы не знали, что ваша Земля такая интересная…

– Э-э! – махнул рукой Кубик. – Я не рассказал и тысячной доли того, что у нас есть. Человеческой жизни не хватит, чтобы увидеть все. Вот смотрите, что еще: Великая китайская стена…

– Она длинная? – спросил Молек.

– Несколько тысяч километров.

– Мы побываем на ней в следующий прилет, – пообещал Питя. – Шотландия – вот что меня сейчас интересует!

– Нам пора! – решительно сказал командир. – Мы не имеем права надолго оставлять корабль.

Славик встал и расправил сумку, чтобы в нее удобнее было залезать. Один за другим пришельцы влезли внутрь, последним Грипа.

– До свидания! – за всех сказал он. – Мы сможем еще увидеть вас?

– Я в вашем распоряжении, – ответил Кубик.

Тут Питя высунулся из сумки.

– Дядя Витя… можно я буду тебя так называть?

– Меня только так и зовут. Это мое настоящее имя.

– Дядя Витя, – Питя чему-то ухмыльнулся, – а скажите, для чего вам коза?

– А-а… – художник тоже расплылся в улыбке. – По-моему, коза – одно из самых таинственных существ на Земле. Не меньше, чем Несси.

– Почему?

– Она все время что-то пытается нам сказать, но у нее не получается. Она никак не может договорить какое-то слово. Ме-е-е, и все! И везде ищет какую-то траву. Я подозреваю, что коза хочет сказать людям: «Ме-е-еня околдовали!», – но пока она не нашла волшебной травы, не произнесет этих слов. А когда-нибудь, может быть, даже этим летом, она отыщет ту траву и превратится в прекрасную юную принцессу. И все-все нам расскажет. Вот для чего я купил козу, вот для чего я вожу ее по лугам… А то, что я сказал, – самая последняя правда о козе.

– Предпоследняя, – бросил Питя.

– Пусть будет предпоследняя, – согласился Кубик.

– Пока! – помахал ему рукой Питя.

– До свидания! – еще раз сказал Грипа.

– До скорой встречи! – ответил пришельцам художник.