Текст книги "Полковнику нигде…"
Автор книги: Вад Капустин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 50 страниц)
Глава двадцать шестая
Зов теней
«Вопрос о том, где сейчас находится сверхъестественный мир, равносилен вопросу, где находилась швейная машина до появления человечества»
С.Лем «Сумма технологий»
Капитолина Николаевна выскочила за порог школы, надеясь догнать полковника Брома, узнать, что произошло, и, если возможно, помочь. Пройдя через двор, она подошла к открытой калитке металлической ограды, возле которой сегодня вечером почему-то не было сторожа.
Один шаг вперед, за калитку, и Лину закружило в хороводе теней. Только что, за порогом школы, ее ожидал обычный осенний сумрак, темная, едва освещенная парой тусклых – из-за постоянного энергетического кризиса – фонарей, знакомая улица с редкими прохожими, спешащими домой, чтобы скорее укрыться от октябрьского ненастья. Все погрузилось во мглу.
Учительница остановилась, внезапно ослепленная темнотой. Противный моросящий дождь, неяркий свет нескольких последних оставшихся освещенными окон и ускользающее разноцветье биополей исчезли, уступив место всепоглощающему мраку. Потом появились тени… Огромные, белесые, страшные, невообразимо чуждые и даже величественные, как будто чьи-то души, оставшиеся без тел, тени заполнили непроглядье, внушая женщине первобытный ужас.
Лина замерла, пытаясь взять себя в руки. Она словно попала в кошмарный сон. Страх парализовал тело, лишая возможности бежать. Да и бежать-то было некуда – призраки окружали ее со всех сторон.
Неожиданно волной нахлынули чужие мысли и чувства. Тени заговорили, обращаясь к Лине, пытаясь объясниться. Высшая мудрость, бесконечное спокойствие чужаков проникли в сознание женщины, успокаивая, возвращая способность здраво рассуждать, общаться. И Капитолина Николаевна вслушалась в шелест теней. Бесчисленными шелестящими рядами, они скользили в бесконечном фантасмагорическом танце, пока Лина, наконец, не поняла, чего от нее хотят. Тени пришли сюда ради нее. Нуждались в ее помощи, звали.
Призраки древних и ушедших говорили с Капитолиной на неведомом языке, но она, завороженная танцем, постепенно начинала понимать таинственные звуки. Символы, казалось, проникали прямо в мозг и становились все яснее и требовательнее. Они увлекали куда-то, облекаясь смыслом и воплощаясь в простые русские слова и – все еще непостижимые – яркие образы.
Призраки показались Лине невообразимо древними и могущественными. Внезапно пришло знание: когда-то они были сверхразумными, мудрыми существами, великими созидателями, снисходительными к низшим и беспощадными к врагам-отрицателям – адептами животворящего пути, Звездными Сеятелями. Сейчас расы творцов жизни во Вселенной не осталось. Выжил только один из них, неполный, несовершенный, раздробленный преступник. Но его воссоединение и воскрешение было последним шансом на спасение Галактики. Призраки заботились не о себе.
– Ты нас видишь? – бормотали тени. – Видящая! Как? Откуда? Великий дар. В тебе осталась кровь Ушедших! Иди! Ты нужна. Найди частицы Последнего Сеятеля и соедини! Верни и воскреси ушедших! Он сможет! Помоги ему! Скорее! Мы уходим!
Хоровод Теней нарушился, призраки расступились, вновь сливаясь в единую беспросветную черную мглу, открывая проход. Перед Линой простерлась узкая дорожка, освещенная слабым светом невидимой луны. Клочок мрака, оторвавшись от океана темноты, волшебным клубком медленно покатился по тропе, потом замер, словно ожидая решения спасительницы.
Влекомая странным властным призывом, Капитолина забыла о своей первоначальной цели, о школе, о сыне, о доме, о загадочном преображении Аурела Брома, забыла обо всем, что составляло до сих пор смысл ее существования.
Учительница нерешительно ступила на тропу, и, ощутив под ногами твердую поверхность, покорно последовала за волшебным клубком. Словно зачарованная, загипнотизированная приказом теней, Лина почти бессознательно шла по тропинке, не в силах противиться настойчивому зову. Он как будто рождался в ее крови и тянул к темному водовороту, клубившемуся в конце коридора мглы, образовавшегося из живых – или неживых – но бесконечно могучих призраков.
В глубине мрака пугающим сгустком вселенской пустоты зияли Врата. За ними стоял Он.
Кто это был, Лина не ведала. Похожий на остальные тени бесконечного хоровода, Он казался чем-то большим. Более живым, более древним, более страшным, более значительным – для нее. И неодолимо притягательным.
– Наверное, это и есть Последний Сеятель – наконец, догадалась учительница.
С ужасом глядя на Врата, Капитолина готова была отступить, вернуться назад, но тут Он заговорил:
– Не бойся, Видящая! – прозвучал в ее сознании бесконечно прекрасный голос. – Ты в безопасности! Ты мне нужна! Сделай это! Войди! И ты получишь все!
– Все? Что? И я смогу вернуться домой? – робко спросила учительница.
– Конечно! Ты вернешься в свой мир. Домой! Если, конечно, захочешь. Только сейчас входи скорее, даже я не смогу долго удержать Врата!
– Войти? Куда они ведут? А потом что? – робко прошептала учительница, сама не понимая, как у нее достало сил и решимости сказать хоть слово.
– Тебя ждет параллельный мир! – все так же непонятно ответил пришелец, – Ты слышала тени Ушедших? Ты видела братьев Сеятелей?
У Лины перехватило дыхание, и она молча кивнула, не зная, видит ли ее призрак.
– Войди! Войди в другой мир! – ей показалось, что длань говорящего устремилась в сторону страшной воронки Врат. – Там тебя ждут остальные. Найди утраченную часть меня. И ты спасешь нас! Ты спасешь всех! И найдешь себя.
Голос постепенно затих. Тьма сгустилась. И Лина решительно устремилась вперед, к неведомому, страшному и манящему будущему.
– Надо было позвонить завучу, предупредить, что завтра на работу не выйду! – мелькнула в сознании последняя мысль.
– Ничего! Как-нибудь обойдутся! – ответил запредельный голос, тихий и усталый.
Лину затянуло в опасный водоворот. Больно не было. Ее тоже не было. Она просто исчезла. Исчезла из этого мира, чтобы вдруг очутиться совершенно в другом.
Учительница открыла глаза. Вокруг царил зеленый полумрак теплого – весеннего или летнего – густого хвойного леса, пугающего суровой непривычной красотой. Лежа на пахнущем новогодней елкой ковре из пушистых мягких иголок, она видела только верхушки могучих деревьев.
Огромные, покрытые темной, почти черной хвоей ветви сплетались наверху, образуя непроницаемый полог, за которым скрывалось небо. Стволы деревьев, совсем не стройные, еловые, а скорее дубовые, кряжистые, дуплистые, странно изогнутые, словно изломанные – как будто безжалостно придавленные к земле тяжелой пятой наступившего на них когда-то чудовищного великана – казались прибежищем неведомых зверей из пушкинской сказки. Лес был… – Лина не сразу подобрала подходящее слово… – тревожным! Но страха не было. Почему-то возникало ощущение, что все здесь привычно и знакомо, как будто она вернулась домой, и что где-то в глубине леса кто-то родной и близкий ждет ее, зовет и манит к себе. Лина постаралась преодолеть опасное чувство, отторгнуть зов, вернуться к реальности.
Она опустила взгляд. Справа, за деревьями и невысокими красноватыми колючими кустарниками, ощетинившимися мелкими плотными листочками, неожиданно блеснуло прозрачной слезинкой крохотное озерцо. Темная от угрожающе нависших «елей» вода казалась чистой и, несмотря на летний зной, очень холодной. К озеру вела узкая тропинка.
– Здесь должны жить водяной с русалками! – почему-то решила Капитолина Николаевна. – Хотя какие русалки? Это же параллельный мир.
Обсуждение любимых современных книг с талантливыми старшеклассниками подготовило Машкову к восприятию фантастических идей: каждый второй из них рвался в параллельные миры. На робкие намеки учительницы о том, что вместо этого можно просто-напросто на пару недель съездить в ближайшую деревню, избалованные городские дети снисходительно пожимали плечами.
– Вы не понимаете, Капитолина Николаевна! – глубокомысленно заявляли безвинные жертвы Гарри Поттера. – Там же магия!
Лина прекрасно понимала: магия – дар для очень немногих. А остальные? Избранные неплохо устраиваются и в этом мире. Но ей не хотелось мешать детям мечтать. Сама она в параллельные миры не верила, но вот – надо же! – кажется, попалась. Впрочем, в жизни сплошь и рядом так и бывает. Каждый получает совсем не то, о чем просил. Но лес был хорош.
– Чаща! – пришедшее на ум слово некстати напомнило о русской орфографии, о любимом бестолковом ученике и больно отозвалось в душе мыслью о школе. – Как они там без меня? Хорошо, что хоть контрольные успела проверить!
Учительница неохотно оторвала голову от мягкой хвойной подстилки и огляделась. На поляне она была не одна. Ее окружала компания самых странных существ, которые только могли пригрезиться в кошмарном сне. Лина испытывала твердую уверенность, что это не аборигены: необыкновенные создания казались тут совершенно неуместными.
Справа на поляне сидел, опершись на длинный хвост, огромный, в три человеческих роста, серо-зеленый дракон. В нем не было ничего угрожающего. Знакомый по сказкам перонаж, с тусклой чешуйчатой шкурой, не слишком большими, полусложенными крыльями – как только он на них летает? – немного потертый, из всей компании дракон казался самым обычным и понятным. Выражение страшной морды было задумчивым, соредоточенным, невольно подумалось даже – интеллектуальным.
Ящер явно размышлял о чем-то своем. Бросив на учительницу равнодушный взгляд, он уставился на зажатые в одной из лап светло-зеленые листы похожего на пластмассу материала и начал что-то выскребать острым изогнутым когтем.
– Надеюсь, не сочинение! – Лина была готова ко всему. А вдруг она попала в ад для сумашедших учителей и теперь до конца времен обречена проверять контрольные работы жителей преисподней? Может быть, это наказание за какие-нибудь особые грехи? Но никаких страшных грехов Машкова за собой не числила. Да и обстановка не соответствовала расхожим представлениям о геенне огненной. В лесу было хорошо и уютно. Вот только общество немного смущало.
Рядом с драконом располагался высокий рыже-бурый холмик на четырех длинных суставчатых ножках, поросших густой короткой шерстью. Никаких органов чувств Лина не заметила, хотя ей показалось, что среди шерстинок, на корпусе, сверкнули зелеными огоньками глаза. Холмик казался не очень устойчивым и жался к дракону. Ног ему явно не хватало.
Зато у следующего обитателя полянки конечностей было более чем достаточно. Лина еще раз для уверенности пересчитала. Двеннадцать. Напротив дракона сидел чудовищный двеннадцатилапый фиолетовый тарантул!
Машкова всегда побаивалась пауков. Ей не хотелось, чтобы ее считали расисткой, но она почувствовала огромное желание отойти подальше. Впрочем, огромный фиолетовый двенадцатиног никакого интереса к учительнице не проявил. Его трясло крупной дрожью, как будто от холода или от страха.
– Надеюсь, он боится не меня. Это было бы как-то уж слишком! – шутка была не очень остроумной и так и осталась не высказанной. Машкова перевела взгляд на последнего обитателя сказочной полянки. Насекомое! Похожее на большого, ярко раскрашенного жука размером с автомобиль, существо, желтое в черную крапинку, казалось бы довольно безобидным, не будь оно таким массивным. Несмотря на страшные жвалы, залитые липким растительным соком, больше всего жук напоминал БТР, украшенный рекламными плакатами с призывами покупать ситцевые ткани для весеннего сезона. Легкомысленная жучья, раскраска напомнила Лине, что ей давно не помешало бы обновить свой гардероб, например, пошить что-нибудь светленькое на лето.
На дереве в ужасе заверещала какая-то пичуга, очевидно только сейчас заметившая, кого ей судьба послала в соседство.
– У нее здесь гнездо, наверное. Не может сбежать! – посочувствовала Лина, догадываясь о терзавших несчастное пернатое чувствах. – Как ее сразу инфаркт не хватил!
В компании наметилось оживление. Услышав незнакомый звук, рыжий холмик радостно засучил лапками. Медленно развернулся на подозрительное стрекотание и огромный жук. Нужно было срочно отвлечь на себя внимание – птица вызвала у Лины невольную симпатию.
Лина еще раз оглядела полянку, выбирая, к кому бы обратиться. Странные существа, наверняка, были разумными, и ауры у всех были на удивление светлыми и привлекательными. А уж дракон! Его золотое, такое знакомое биополе заставило Лину на секунду зажмуриться от душевной боли, напомнив о сыне.
Лине показалось, что незнакомцы смотрели на нее с некоторой неприязнью, хотя прочитать выражение морды фиолетового паука вряд ли сумела бы даже проницательная Лидия Порфирьевна.
– Инопланетяне! Наверное, я им кажусь такой же кошмарной! – несмотря на отсутствие опыта галактического общения, сообразила учительница. Давно следовало вспомнить хорошие манеры и вступить в первый контакт. По крайней мере, предпринять попытку стоило.
Учительница слегка прокашлялась, натужно улыбнулась и отчетливо сказала:
– Здравствуйте! Меня зовут Капитолина Николаевна Машкова!
Никто не ответил. Выразительное молчание внезапно напомнило Лине самый первый урок в школе. Тогда ей тоже пришлось нелегко.
– Здравствуйте! – хорошо поставленным голосом чуть громче повторила она. Никакого эффекта. Лина вдруг сообразила, что ее, возможно, просто никто не понял, и немного смутилась.
Впрочем, сейчас на учительницу никто больше уже не смотрел. Таинственные явления продолжались.
Плотную тяжелую зелень леса вдруг пронзило яркое светлое пятно. Воздух загустел, заколыхался и на поляне, соткавшись из ниоткуда, появился уже знакомый Лине по мистическому откровению тенеподобный призрак. Его сопровождал болезненно морщившийся, словно от головной боли, высокий гуманоидный мужчина в дорогом синем спортивном костюме Адидас.
– Вы! – возмущенно воскликнула Капитолина Николаевна. – Это все из-за вас!
– Учительница! – безошибочно определил полковник Аурел Бром, увидев суровую тетку в длинном коричневом плаще, плотном твидовом костюме, в осенних растоптанных – безобразных, но очень удобных – туфлях на низком каблуке, и с хозяйственной сумкой в руках.
Разумеется, все было из-за него. Его жена тоже всегда так говорила. И тоже работала во второй школе. Как и эта. У него была профессиональная память.
– Я вас знаю! – невежливо сказал он, не здороваясь и не отвечая на обвинение. – Вы – Капитолина Николаевна Машкова.
Всплеснув руками, Лина села на траву и тихо засмеялась. Теперь она поняла, что испытывала Алиса в стране чудес. Ей всегда очень нравилась эта очаровательная сказка.
– Знала бы, что попаду в лес, надела бы джинсы! – крамольная мысль заставила снова рассмеяться. – Прийти на работу в джинсах! В школу номер два! Да директриса сразу бы ее уволила. Поймав себя на этой мысли, Лина вновь зашлась в приступе тихого смеха.
– Истерика. Стресс, – понял полковник. – Пусть отсмеется, успокоится.
Бром осмотрелся. Увидев собравшихся на полянке существ, Аурел хорошо понял поведение учительницы. Ему тоже с трудом удалось удержаться от смеха.
Появление призрака удачно дополняло фантасмагорическую картинку.
– Вас ждет Великий Зиртан! – торжественно указывая нужное направление, сказал Грезаурыл Бромаву. – Это недалеко.
Глава двадцать седьмая
Смелая гипотеза
«Истинность и ложность любого понятия зависит от точки зрения»
Паскаль «Мысли»
– Безответственность! Безнравственность! Безобразие! Беспредел! Позор родной школы! – Людмила Александровна Андреева, завуч лицея имени Пушкина, известная ученикам и родителям под кличкой «Гидра» – она была прекрасным преподавателем биологии – громогласно изливала праведный гнев на неведомую жертву педагогики, стоя в коридоре возле открытой двери учительской.
Высокая, импозантная, с искусно уложенным в консервативную башню гнездом волос на голове, завуч казалась богиней правосудия, символом высшей справедливости, которую и была призвана олицетворять. Строгого покроя, яркий не по сезону, ядовитого канареечного цвета плотный костюм двойка подчеркивал высокий рост и усиливал впечатление, вселяя священный трепет в души учеников, родителей и не в меру пугливых учителей. В могильной тишине школьных коридоров голос Людмилы Александровны звучал страстным обвинением проштрафившемуся преступнику.
Директриса, Лидия Порфирьевна, совершавшая утренний обход в тщетной надежде найти в доблеска отполированной школе хоть одну случайную пылинку, – с тем, чтобы устроить внеочередной грандиозный «разгон» в преддверии гороновской проверки, – невольно заслушалась. Хорошо говорит человек. Душевно. Сразу ясно, что школа в надежных руках.
– Чего это Гидра разоряется! Опять, наверное, бабку в школу вызовут, – мрачно думал в соседнем классе Ромка Жуков, получая честно заслуженную, но все равно обидную двойку по геометрии. Раздражало и угодливое хихиканье девчонок, усердствующих зубрил, выслуживавшихся перед математиком, Алексеем Петровичем. Девчонки понимали в геометрии еще меньше, чем сам Ромка, но двоек не получали – Алексею Петровичу льстило навязчивое внимание старшеклассниц.
Мальчишка мстительно пхнул локтем соседку по парте – просто так, чтобы отвлечься. Уроки Алексея Петровича казались невыносимо скучными. Ромка предпочитал математике литературу. На литературе Капитолина Николаевна никому не позволяла смеяться над Жуковым, а иногда, читая его сочинения, прямо называла Ромку гением. У каждого была, как всегда, собственная точка зрения. Но вот только точка зрения таких изгоев, как Жуков, в лицее Пушкина никогда не считалась заслуживающей внимания.
Вникнув в содержание страстного монолога суровой заместительницы, Лидия Порфирьевна подошла поближе, чтобы разобраться. Похоже, школе грозило внеочередное ЧП.
– В чем дело? Что случилось? – осведомилась обеспокоенная директриса.
– Машкова на первый урок не пришла! В седьмой «В». И никого не предупредила! Вот уж от кого не ожидала! – увидев директрису, на два тона ниже откликнулась завуч.
– Домой звонили? – в лицее Пушкина доброжелательная администрация всегда проявляла повышенное внимание к хорошим учителям, практически бесплатно работавшим по двадцать часов в сутки, как каторжники на галерах.
– Звонили. Не отвечает! – голос Людмилы Александровны предательски дрогнул, выдавая волнение: в лицее Пушкина организация учебного процесса всегда должна была быть на высоте. И не дай бог, директор усомнится в способности завучей поддержать безупречную репутацию школы!
– Обеспечьте замену! Забыли, что двадцать пятого – проверка гороно? Осталось меньше двух недель. И пошлите к Машковой домой попозже кого-то из старшеклассников. Мало ли что? Человек один живет. Да и никогда за ней такого прежде не замечалось. Может быть, надо помочь, – на склоне лет увлекшись богоискательством, Лидия Порфирьевна порой позволяла себе избыточную склонность к гуманизму.
– Вот и я говорю! – теперь, когда начальство взяло на себя ответственность, можно было проявить и человечность. Завуч, облегченно вздохнув, взялась за дело. Добрейшую и добросовестную Капитолину Николаевну в школе любили.
Однако, ни напрасные визиты коллег и старшеклассников, ни вызванная на следующий день, по приказу директрисы, полиция никакой определенности в ситуацию не внесли. Квартира оказалась пустой. Никаких чужих следов, ни записки с объяснениями не обнаружилось.
Удалось только установить, что накануне исчезновения Капитолина Николаевна, как обычно, засиделась в школе допоздна. Контрольные четвертные проверила, тетрадки оставила на столе, ведомости подписала. Затем вышла из школы – и пропала. По словам соседей, учительница домой не возвращалась. Тела так и не нашли.
Родственникам в Москву решили пока не сообщать – мало ли? Вдруг еще найдется?
Несколько дней спустя администрации удалось уговорить вернуться на постоянную замену одну из вышедших на скудную пенсию опытных русисток, взявшую на себя седьмые и десятые классы. Школа была спасена.
Проверку гороно лицей прошел, как всегда, блестяще. Комиссия поставила лицею высший балл. Особенно проверяющие хвалили урок учительницы румынского языка Киприаны Дмитриевны Бром, на котором использовалось много наглядности, а также стихи и песни. Члены комиссии не могли удержаться от восторженных отзывов:
– Замечательно! Превосходно! И дисциплина железная!
– Самоотверженные у нас учителя. Школа для них прежде всего! – соглашалась завуч, знавшая, что Киприана Бром тоже переживала большую трагедию. У «румынки» были нелады с сыном, да еще недавно куда-то исчез бывший муж, на помощь которого она так рассчитывала.
– Может, они сбежали вместе? – немного помявшись, смущенно предложил Андреевой оригинальную следственную гипотезу молодой полицейский, пришедший в школу для проведения дознания.
Смуглый, хлипкий и сутуловатый, рядом с монументальной фигурой Людмилы Александровны следователь производил впечатление недокормленного деревенского подростка. Слегка подпрыгнув, ему, возможно, удалось бы достать завучу до плеча. Острый красноватый нос, бегающие глазки и болтающаяся, как на пугале, слишком большая форма не внушали особого доверия к способности молодого человека распутать повешенные на него коллегами два безнадежных дела о бесследных исчезновениях.
В школе появление полиции никого не обрадовало, но по указанию Лидии Порфирьевны следователю оказывалось все возможное содействие. Основную нагрузку взяла на себя завуч, которой пришлось тщательно скрывать свое нерасположение к представителю властей.
Сказать, что внешность Людмилы Александровны оставила следователя равнодушным, тоже было бы совершенно неверно. Эта замечательная женщина наполнила сердце представителя молдавской Фемиды глубоким ужасом, напомнив кошмары далекого детства, в которых фигурировали образы огромных страшных людоедок из молдавских народных сказок. Полицейский готов был предположить, что, возможно, исчезнувшая учительница сбежала просто от страха. Однако, сумев преодолеть себя, он остановился на самом банальном и напрашивающемся варианте – побеге с чужим мужем.
Смелая гипотеза следователя, бесцеремонно высказанная вслух в школьном коридоре, глубоко ранила неокрепшее детское сознание болтавшегося рядом безо всяких видимых причин десятиклассника Ромки Жукова, беззастенчиво подслушивавшего разговор.
Выгнанный с урока, Жуков прятался от взгляда завуча в фойе за раскидистой пальмой. Всем своим видом Ромка позорил родную школу: волосы не уложены феном, серый костюм не отутюжен, галстук – не в тон костюму – зеленый.
Мысли нерадивого ученика сейчас тоже не соответствовали лицейскому стандарту. Жуков был сражен на месте неосторожной гипотезой следователя. Сразу, без всяких сомнений, Ромка поверил в справедливость слов полицейского. Только сейчас он понял простую, очевидную истину: за всю свою сознательную жизнь, за все пятнадцать лет бытия, он по-настоящему любил только одну женщину, Капитолину Николаевну Машкову! Любил страстно, преданно и беззаветно! И, как внезапно выяснилось, безответно.
И вот теперь она была для него потеряна навсегда. Капитолина Николаевна бежала с другим, недостойным! Неведомо куда!
Жуков был покинут, брошен, оставлен на произвол судьбы. На подкашивающихся ногах, едва сдерживая рыдания, Ромка вышел из школы и побрел прочь. Никто не обратил на это ни малейшего внимания. Только Людмила Александровна, заметившая зеленый галстук, сделала пометку в блокноте о том, что необходимо снова вызвать в школу бабушку и провести с ней серьезную беседу о внешнем виде мальчика.
Любовная трагедия определила всю дальнейшую творческую судьбу самобытного таланта. Став впоследствии – через пару месяцев – знаменитым фантастом интернетовского самиздата, Жуков всегда с ненавистью писал в своих произведениях об учительницах русского языка, прикрываясь, разумеется, непритязательным псевдонимом. В знаменитом исповедальном фантастическом романе «Весенние триффиты» Ромка в аллегорической форме обнажил раненую душу, живописуя школьные истоки Мирового Зла и личной трагедии непонятого гения. Впрочем, он быстро понял, что напрасно надрывался. Все равно в лицее Пушкина его опусов никто не читал.
– Сбежали? Вместе? С кем? Кто, Бром с Машковой? – Людмила Александровна, в отличие от Ромки, оказалась не столь доверчива. Да и внешность следователя, которого, будь он учеником, в лицей Пушкина не пустили бы и на порог, по-прежнему не производила благоприятного впечатления. На суровом лице завуча выразилось глубокое сомнение. Она нахмурилась и отрицательно покачала головой.
– Вы ее не знаете. Это святая! Вся жизнь отдана школе, – и тяжелая, натруженная указкой рука смахнула с глаз набежавшую слезу. – Жаль!
Ее искреннее сочувствие пропало напрасно. Именно в этот момент Капитолина Машкова меньше всего нуждалась в жалости школьной администрации.
И смелая гипотеза была отметена напрочь! А зря. Ведь в ней имелось и немалое рациональное зерно.
