Текст книги "Ловчие Удачи (СИ)"

Автор книги: Вацлав Йенч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Ловчие Удачи

Пролог

В трагическую годину история возносит на гребень великих людей, но сами трагедии дело рук посредственностей.

Морис Дрюон

В се кончено. Надежды не осталось. Я умру здесь, и усталая грудь исторгнет последний вздох…

Беловолосый гомункул твердо ступал по огромному каменному диску алтаря. Возвышение в центре манило своими ступенями. Вокруг, на восьми каменных зубьях, переливались яркими огнями кристаллы стихий. Они были готовы к погружению в земную твердь. Навеки. Вместе с тем, кто собирался провести жуткий ритуал.

Ноги – по колено, руки – по локоть в крови. О, нет, это не метафора! Я стараюсь не поскользнуться в лужах этой дарующей жизнь субстанции и не дать рукояти меча выпасть из уставших пальцев. Выбирал ли я этот удел? Нет. Выбор был сделан за меня, будто кто-то раскрыл книгу и решил написать очередную историю, поместив меня туда, в качестве персонажа.

Я старался жить своим умом, пусть и под пятой ЭРА и не боялся дороги, даже когда пришлось шагать в полном одиночестве. Но время идет своим чередом, запущенное по большому кругу, где многие забывают, с чего все началось. С чего начал я? Со службы… Как казалось тогда, на благо мира! Впрочем, к чему это знать, если вскоре я останусь лишь еще одним призраком на страницах хроник, как мои браться и сестры? О! Эти хроники ещё поведают вам, и не раз, о победах, турнирах, войнах, колдовстве и драконах! Развернут красивое полотно, где изображены рыцари в сияющих доспехах, и прикуют к себе восхищенный взгляд. Или, как знать, может быть маг в роскошной робе и колпаке, с воздетыми руками и набирающим силу заклятием более привлечет ваше внимание? Куда мне, простому палачу гомункулу, тягаться с ними? Хотя, нет! Будет что вспомнить и обо мне!

Итак, представлюсь: я – Аир, урожденный граф А’Ксеарн, отродье Xenos, проклятие Материка и хранящих его Кристаллов Стихий. Я – смерть в сапогах, что выхаживал некогда по дорогам этого мира. Отравитель, подлый убийца, мерзавец, коварный злодей и душегуб. «Таких еще свет не видывал!» По крайней мере это я слышу в последнее время себе вдогонку. Я осмелился поднять руку на хранителей Материка, архимагистров восьми орденов стихий. Как я посмел?! Ведь все было так хорошо и безоблачно! Какого черта я стал грозовой тучей на небосклоне, когда отгремели великие битвы со Злом? Когда хронисты насидели мозоли, без устали скребя перьями о новых и новых победах Света над Тьмой!

Вокруг алтаря кипел бой. В слепой ярости адепты орденов стихий сражались с немногочисленными сторонниками последнего из Xenos, который шел к алтарю под грохот взрывов и лязг стали, громогласные проклятия раненых и хрипы умирающих.

Как же люди увлечены героическими сказаниями, доложу я вам. Вот они, «сказания», вокруг орут и умирают. Пожалуйте в самую гущу этой резни, дамы и господа, чтобы понять, какими чернилами написано то, что развлекает вас у теплого камина осенними и зимними вечерами, записанное каллиграфическим почерком в толстом томике очередного романиста. Придет время, и хронисты перестанут отсиживать свои зады, без конца копируя новые и новые образчики безжалостных творений. Их старания заменят вырезанные из дерева и выплавленные из металла литеры, что позволят быстрее помещать очередное героическое сказание на бумагу. Она не будет краснеть. Оставим хотя бы «бледность» ей, изумленной до глубины души тем, как над руинами городов и заваленными телами полями битв ещё хватает сил греметь победным трубам. Да, до глубины её тонкой души! У бумаги есть душа, но слишком робкая, чтобы спорить с тем, кто взахлеб пишет о смертоубийстве за правое дело.

Редко какой хронист остановится посреди гущи «бумажной» войны и всерьез задумается над тем, кто только что испустил дух, пронзенный его пером. И не сделает различия на чаше весов с вывеской «Правое и Левое дело», а скажет равно и за героя, и за злодея. Человек вообще любит создавать что-нибудь, чтобы потом лихо разрушить. Вот увидите, господа! Сейчас Материк надежно ограничен Творцами незримой линией, и обитателям нет дела до того, что творится дальше «на шарике этом летающем, с которого спрыгнуть нельзя». Эпоха досталась та еще, но что будет дальше? Кто знает? Не берусь судить. Я видел правосудие, прикрывающееся справедливостью, и почему-то всякий раз представлял фигуру палача в черном колпаке, застывшего в ожидании на плахе. Поэтому, думается мне, человек создаст еще множество вещей, дайте только место грандиозным замыслам, снова разрушит, и разрушение будет сообразно грандиозности!

Беловолосый гомункул поднялся по ступеням и встал на возвышении посредине алтаря, направив острие клинка себе в грудь. Его изумрудные глаза с крестовидным зрачком ярко засветились.

Прощай, Материк! Замысел Творцов свершится сегодня! В этот день, посреди Островов Восьми, колыбели народов, я навсегда заберу Кристаллы Стихий. Но мое наследие останется с тобой! Берегись, жалкий клочок земли! Ведь ты еще терпишь на своем горбу тех, кто снова начнет делить мир на «черное» и «белое». Еще остались судьи и пророки, провозгласившие за собой право на решения, обрекшие когда-то меня на участь изгоя, а мой индекс на уничтожение! Еще живы лжецы, оправдывающие убийство «во имя»… Что ж, ты получишь сполна, если кровавых войн для детей твоих мало, чтобы уразуметь ценность жизни. Неумолим бег времени и моё Наследие настигнет тебя в недобрый час, коли не суждено чадам твоим жить в мире, прозреть и увидеть, что сталось после эпохи Сокрушения Идолов, не протянуть руку страждущему, а забыть и снова праздновать победу в черте города, когда снаружи тела навалены вровень со стенами, то… Пускай этот жалкий мир катится в Бездну!!!

Клинок пронзил грудь.

Битва прекратилась сама собой, когда в небо из центра алтаря устремилась огромная радуга. Эльфы, люди, гномы, халфлинги – все в изумлении опустили оружие и смотрели, задрав головы, вверх.

“Ta’Erna!” – воскликнул кто-то, вспомнив строки древнего пророчества о Xenos. Пророчества, которое положило конец многим, если не всем пророчествам на Материке.

Старый, убелённый сединами хронист откинулся на спинку дубового стула. Оставив воспоминания, он размышлял над тем, как начать еще один свой труд в бесконечной череде лет, что подарили ему Творцы. Отгремели кровавые битвы и пали многие великие герои. Пожалуй, не оставив ничего взамен, кроме разрушений и утрат.

– И что же теперь? – грустно улыбнулся сам себе старец. – Закат легенд? Все о нем только и говорят. Закат, который предвещала Ta’Erna – магическая радуга, вырвавшаяся на свободу с гибелью последнего из Xenos. Говорили, будто пролив свою кровь на диск алтаря, куда приковал кристаллы, он довершил обряд, разомкнувший цепь истории. Цепь, неизменно возвращавшую Материк на грань уничтожения.

Жизнь Xenos, как феномена искусственной жизни, с тех пор, как у кристаллов не стало хозяев, потеряла всякий смысл. Ta’Erna, единым вздохом свободы и надежды последнего из них пролилась по небосклону и была видна отовсюду. Она принесла с собой много радости, а после.… Впрочем, что мне до того, что после? Я из того времени, а не из этого. Сейчас всё слишком неопределенно и чуждо для всех, кто привык жить рядом с чародеями и драконами. Но любое время, даже самое смутное, стоит записи в хронике. Вдруг среди серых красок сыщется что-то, что блеснет не титулом и не происхождением, не золотом и не доблестью, а тем, что не получишь в наследство, не украдешь и чему не научит и сотня высоколобых наставников.

Старик заскрипел пером по бумаге, и вскоре на странице красовалось заглавие: «Наследие». Сухие пальцы ловко отчертили его и вывели ниже несколько четверостиший в качестве эпиграфа зачинающемуся памятнику настоящего, которое так и не покинули тени прошлого и вряд ли когда-либо покинут предсказания будущего:

Клянусь, мне тяжко слышать фразы

Тех, кто выдают сужденья сразу

О том как, от чего и что проистечёт

Так, словно, мудрых род наперечёт

Он, кто вознамерился судить

О том, что будет, а чему не быть

Не проникая вглубь и смысл слов,

Тот никуда не годный пустослов

Глава 1

«Порочности – это не просто качества, это материализуемое Качество»

запись в «Книге Опыта» цитадели Каменного Цветка

Истания была страной больших возможностей для тех, кто любил держать ноги в тепле, а собственное брюхо – сытым, особенно после того, как над миром взошла Ta’Erna, положив тем самым отсчёт новому времени, эпохе крупных перемен и закату легенд.

Корабли прибывали в порты Зюдрадзеля во множестве каждый день, и сошедшие по трапу путешественники растворялись в наполненном жизнью городе. Шумели трактиры, на торговых площадях яблоку негде было упасть, отчего страже прибавлялось с каждым днем хлопот с кишащими в таких местах карманниками. И, судя по многочисленным виселицам, заплечных дел мастера неплохо справлялись, сколачивая новые и спешно освобождая старые, чтоб вздернуть оставшееся в узилищах ворье.

Бургомистром в Зюдрадзеле был халфлинг* и ревностно следил за порядком в городе. Для приезжего он оставался, чуть ли не единственным напоминанием о том, что Истания являлась страной, населённой этим низкорослым народцем. Теперь халфлингов можно было повстречать разве только в пригородах и деревнях, подальше от густонаселённых центров торговли и ремёсел.

На просторах Истании этой весной царили покой и умиротворение. Правда, приграничье с Лароном напоминало о недавней войне пепелищами сожженных сел да вытоптанными полями. Впрочем, на деревьях уже шумела первая листва и чирикали птицы. Халфлинги вели свой простой и размеренный быт. Из-за невысоких заборчиков в садах слышались картавые голоса, ведущие разговоры о цветах, репе и будущих посевах. Где-то играла мелодию дудочка.

Мэрилл пребывал сегодня в скверном настроении. Во-первых, закончился его любимый табак. Во-вторых, он сегодня ещё не завтракал. В-третьих, его драгоценная супруга битый час без умолку трещит с подругой о каком-то проезжем, совершенно забыв о том, что ему, Мэриллу, иногда хочется есть, как и всякой живой твари, и этому треклятому проезжему в том числе. Но дражайшая супруга была так увлечена, что халфлингу не оставалось ничего, кроме того, чтобы пойти к своему давнему приятелю и одолжить фивландского табачку.

– Утро доброе, Мэрилл. Чего кислый? – крикнул ему с крыльца Керн, едва халфлинг подошёл к калитке.

– И тебе доброго. Не возражаешь, если я посижу, пока наши жены перемоют кости тому проезжему? Будь он неладен!

– Конечно, – подмигнул другу Керн и, заметив пустую трубку в руках Мэрилла, со смехом бросил тому кисет с табаком, – Держи! И убери эту недовольную рожу!

Два друга уселись на ступеньки и закурили. В воздух поднялись клубы ароматного дыма.

– А ты видел его? – спросил Мэрилл немного погодя, так как, хоть и неприятно было, но приходилось признать, что для деревеньки этот приезжий оказалось целым событием.

– А чего там видеть? Всадник, закутанный по уши в плащ. Сильванийская широкополая шляпа с облезлыми перьями нахлобучена по глаза.

– Так чего же тогда вокруг столько шуму-то?

Керн сделал затяжку и, задумчиво разглядывая выпущенное облачко, ответил:

– Видишь ли, он спрашивал дорогу до подводных пещер. А они в горах Драконьего Проклятия.

– И всё?! – изумился Мэрилл.

– А разве мало?! – Керн с раздражением вытряхнул чубук. – Опять в то злачное местечко стекается всякий сброд. Хоть и всегда так по весне. Прям как птицы возвращаются с зимовья. Так этот вообще ехал не через Арганзанд, как прочие, а от Зюдрадзэля. Совсем обнаглели!

– Да уж, – протянул Мэрилл, – тамошний бургомистр, что твой кот, совсем мышей не ловит.

– А чего ему? Его дело маленькое: принимать в порту, спроваживать до городских ворот да поскорее их захлопывать. Эти «ловчие удачи» не настолько глупы, чтобы в городах, таких как Зюдрадзэль промышлять. У нас быстренько познакомят с пеньковой верёвкой и обмылочком, не то, что у людей в Феларе – целыми кварталами ворьё живет и ничего, – Керн сплюнул. – Ты бы видел глазища этого субчика – как две ларонийские золотые кроны. Эка на меня таращился, когда жена ему дорогу объясняла. Хотя, чего уж там… Не дурак видать. Только глазища и видно было. И конь у него чёрный, и плащ, и шляпа. Только перья на шляпе огненные, из петушиного хвоста, небось, выдрал.

– О как, – Мэрилл принял еще более задумчивый вид, – а я таки думаю, коли спрашивал, стало быть, первый раз туда через наши места направляется. Но болота сейчас ой какие неспокойные…

– Угу, – Керн снова набил чубук, – когда, помню, собирал возле топей хворост, коленки тряслись так, что еле домой дошёл.

– Да полноте, чего ты там увидел? – усмехнулся Мэрилл.

– Ха! Молчи лучше! Сам сын мельника, ничего кроме киллмулис* тебе не мерещилось!

– Ага, всё лучше, чем твои бредни об эллильдян… Или как их там? Больше заезжих слушай и двинешься умом точно!

– Невежа, ellylldan – бродячие огни. Они там водятся. Так что этому проезжему лучше поостеречься. Заведут в топи и конец.

Керн встал со значительным видом халфлинга, изрёкшего нечто очень важное, и направился навстречу вернувшейся жёнушке, улыбаясь, как голодный волк. Ещё бы! С каждым её шагом приближался долгожданный завтрак, а поесть, как известно, халфлинги очень любили. Особенно в истанийской провинции после сбора урожая, когда трапезы занимали едва ли не треть всего дня, помимо меланхоличного раскуривания трубок в беседках.

– Хм, если не эллильдян, то кобольды в штольнях. Какая, по сути, разница? Всё равно этому глазастому крышка, – намеренное коверкая название, пробубнил Мэрилл и тоже отправился домой.

Он, так же, как и его друг, собирался потребовать законную трапезу, коль скоро та особа, которую он оберегал от всего, даже от крыс в подвале, была его женой!

Путь до подводных пещер оказался неблизким. Тому самому «проезжему» понадобилось несколько дней, чтобы добраться до подножия Гор Драконьего Проклятия, вернее до болот преграждавших путь в горное чрево. Топи обширно раскинулись вдоль дороги, охраняя путь своими знаменитыми трясинами и всякой нечистью, обитавшей здесь в изобилии.

Путник натянул поводья и осмотрелся. Солнце уже садилось за грань выжженных полей. Дорога же, словно чертой, отсекла пепелище войны от зелёных лугов, спускавшихся к берегам реки, до которой теперь было рукой подать.

Большие глаза удивительного золотого цвета с миндалевидным разрезом не отрываясь смотрели на закат. Путник чего-то ждал, застыв как изваяние. Изредка в воздухе разносились крики стрижей, стрекот кузнечиков и кваканье лягушек. Ветер, уснувший ненадолго в полях, снова пробудился, волнуя зелёную траву и рогоз у реки.

Закат совсем догорал, когда путник снова пришел в движение и ловко соскочил с седла. Из-под плаща показалась его рука в черной перчатке с коротким широким раструбом и стальными набойками на костяшках. Взяв лошадь под уздцы, он решительно направился вглубь топей. По мере того как начинало темнеть, один за другим на болотах зажигались огни, уводившие вереницей к горам. Эллилдан очнулись от дневного сна.

Под ногами хлюпала болотная жижа, доходившая до колен эльфийских ботфорт. Путник старался следовать за вереницей огней, но не полагаться на неё совсем, так как здесь они, пусть и были надежными провожатыми для знающего странника, но могли и слукавить, заведя в тресину.

Болота медленно, но верно оживали в ночной тиши и наполнялись сонмом причудливых звуков. От некоторых из них путника пробирала нешуточная дрожь, так как он догадывался, что за твари могли их издавать. До казавшихся теперь такими гостеприимными гор, даже при всей мрачности черных громад, оставалось совсем недолго.

В ночное небо взошла луна. В тот самый момент, когда хозяйка ночи осветила топи своим тусклым сиянием, искрясь на поверхности мутной воды, по болотам прокатился громкий булькающий вой.

– Проклятье! – путник остановился и резким движением сорвал с себя шляпу, выпустив на свободу копну густых кроваво-красных волос до плеч и чрезмерно длинные острые уши, покуда нижняя половина лица оставалась закутанной в плащ.

Конь встревожено фыркнул. Вой повторился. Путник широко распахнул золотые глаза, обшаривая каждую кочку и каждое дерево. На небольшом пригорке, позади, где громоздились остатки разваленного молнией старого дуба, возникла громоздкая туша безголовой собаки. Встав на задние лапы, тварь повторила свой призыв, и в этот раз на него послышались отклики. Из кривого среза шеи монстра вывернулось несколько щупалец. Они изгибались, обшаривали окружающийвоздух, словно принюхиваясь.

В руке путника блеснул кинжал:

– Прости меня, дружище!

Конь недоуменно посмотрело на своего хозяина. Красноволосый шумно выдохнул, зажмурился, словно не хотел видеть того, как его рука вспарывает кожу на крупе несчастного животного. Брызнувшая кровь отозвалась торжествующим ревом тварей и удаляющимся жалобным ржанием.

Путник схватил кожаные сумки с поклажей и бросился бежать, оставив снятое седло в трясине. Из-за спины вскоре донеслись звуки начавшегося пира безголовых чудищ, подстегивая ноги беглеца. Надо отдать должное, путешественник быстро бегал, даже по колено проваливаясь в болото, он не снижал взятого темпа, а, выбравшись на твердую почву, не менее ловко продирался сквозь кустарники.

– Скорее! Если хотите жить, сюда! – закричал ему постовой с наблюдательной вышки на небольшом островке.

Руки и ноги красноволосого заработали поразительно быстро и слаженно, когда из открывшегося сверху люка ему была сброшена верёвка. Он в мгновение ока оказался наверху. Привалившись спиной к балке, путник сидел и переводил дух.

– Откуда они здесь?! – наконец выпалил он.

– Этого никто не знает, – постовой пожал плечами, но насторожился от отдающего металлом голоса, заприметив к тому же совсем не по-эльфийски длинные уши, выглядывающие из красной шевелюры незнакомца. – Но адские псы просто так никогда не появляются. Очевидно, кто-то из чернокнижников изрядно набедокурил и сбежал сюда в поисках защиты за рунами барьера. Вот теперь твари и кормятся здесь. Дожидаются, значит.

– Чертовщина!

– Вам повезло, что вы уцелели. Старожилы говорят, такое уже бывало. Когда луна пойдет на убыль, псы уберутся, но до этого успеют сожрать немало народу.

Будничное спокойствие, с которым это было сказано, озадачило приезжего, хотя он был далеко не таким впечатлительным. С тех пор, как отгремели войны, и на небосклон взошла Ta’Erna в принципе можно было ожидать много «нового» на Материке. Однако большинство из нововведений во флору, фауну и монстриарии имело своё, почти здравое, алхимическое или магическое объяснение. Но адские псы не вязались как-то ни с одним, ни с другим предположением о явлении монстров эту плоскость мироздания. Их никто не мог толком обуздать или контролировать, отчего редко заносил в справочники, как бы поспешил сделать любой творец из сонма тех, кто постоянно играли в бога. Не делалось это из-за того, что, в сущности, кроме зловещего именования о безголовых псах так толком ничего и не было известно. Ну, разве то, что появлялись они из ниоткуда, без шумовых, колдовских и прочих эффектов, и преследовали тех, кто изрядно перегибал палку в игре с магией. По крайней мере, так было принято считать среди чародеев, исходя из только им понятной этики.

Ведь далеко не все знали грань разумного после становления волшебства практически вседоступным. Будто бы сами собой упразднились академии, разрушенные отчасти популярным ныне принципом «и сам с усам». Врожденный талант больше не играл определяющей роли, и состоятельные придворные могли себе позволить присоединиться к магическим таинствам, при этом ничего не смысля в них, но нанимая именитых наставников из гильдий, а также щедро приплачивая авантюристам, готовым раздобыть или попросту выкрасть ценные реагенты и древние фолианты из библиотек. Даже извлечь таковые из катакомб, всевозможных склепов или развалин какой-нибудь магической башни у черта на рогах, чей хозяин сгинул во время эпохи Сокрушения Идолов.

– А вы, стало быть, из «ловчих удачи»? Уж больно прытко вы по кочкам скакали да по верёвке без узлов взобрались, – прервал затянувшееся молчание постовой, зажигая фонарь.

– Верно, – красноволосый поднялся, – как, впрочем, добрая треть всех, кому, как по старинному ларонийскому проклятию, выпало жить в эпоху перемен.

– Ваша правда, – слабая улыбка озарила каменное лицо постового, и он принялся подавать знаки фонарём, адресованные небольшой башенке, выдающейся на отроге скале в холодном лунном свете.

Ответный сигнал не заставил себя ждать. Постовой облегчённо выдохнул и, резко повернувшись, красноречиво откинул люк. Красноволосый неожиданно шарахнулся в сторону от яркого света фонаря, закрывая лицо рукой глаза.

– Хм, видимо, вы действительно проделали большой путь, – сказал парень, окончательно убедившись, что перед ним далеко не простой эльф. – Осталось немного. Порядка двухсот ярдов* и… Да! Здешняя конюшня, конечно, не ахти, но вам могут подыскать сносного скакуна. Коли на вас шпоры, но вы пришли без лошади.

Приезжий ничего не ответил и торопливо соскользнул вниз по верёвке. Встав на землю, он снова нахлобучил шляпу с петушиными перьями. Плотнее завернувшись в плащ и перехватив за ремни сумки с поклажей, он двинулся быстрым шагом к слабо мерцавшему в горах маяку, состоящему из огоньков пылающих рун. Наслушавшись историй о, якобы, могущественном заклятии, наложенном на потайной вход с этой стороны пещер, красноволосый был немало разочарован, поняв, что оно оказалось лишь скромным сочетанием иллюзии и барьера.

Видимо, побасенка о «могущественном» заклятии была рождена доблестными борцами со злом, инквизиторами и иже с ними, из-за полного бессилия. Ведь соваться в подобную вольницу решались только выжившие из ума бродячие рыцари. Отчего неудивительно, что их число в последнее уменьшалось с той же скорость, с которой по всему Материку возникали подобные злачные местечки.

Стражи гор без проволочек впустили внутрь. Едва привыкнув к неверному свету факелов вдоль стен пещеры, приезжий столкнулся нос к носу со здоровенным детиной. Судя по смуглому цвету кожи и выпирающим нижним клыкам, тот являлся отпрыском орочей крови, столь редкой теперь и всегда изрядно разбавленной человеческой.

– Чего надо здесь? – хрипло рявкнул детина, распространив вокруг удушливый запах чеснока, несомненно съеденного недавно для сокращения возможного общения со всеми, кому вздумается явиться в столь поздний час.

– Не твое дело, зубастый. Говори правила здешние и не испытывай моё терпение, – пресек попытки дознания красноволосый, озадачив стража своим диковинным голосом.

– Та-ак, – протянул детина, поигрывая в руке увесистой дубиной. Но, ничего не найдя добавить, буркнул, что проливать сегодня кровь лучше не стоит, и дал отмашку пропустить.

В вольницах с правилами было туго, особенно для охраны. Так как непонятно было, кого они должны охранять, толи обитателей от приезжих, толи наоборот. Большинство местных сами могли за себя постоять, а поединки случались почти ежедневно. Запрещались только драки группа на группу числом более десятка участников с каждой стороны. Впрочем, основной заботой у стражей были гнездовья выверн в высоких сводах. Эти твари могли хорошо послужить при обороне расположенной среди пещерных озер цитадели, но они нуждались в прокорме, чтобы с голодухи не пожрали народ. Поэтому поиск пропитания по большей части и был основным занятием стражи, а именно: собирание тел тех, кого в потасовках насадили на клинок, или же тех, кого прикончила цинга. До старости здесь мало кто доживал.

Узкий ход вывел красноволосого к круто спускающейся вниз дороге. Внутри невероятного размера пещеры помещалась высокая, под самый свод, крепость с отвесными стенами, уходящими вверх и распускающихся там, словно цветок, лепестками башен, нависая над фортификацией. Цитадель так и называли «Каменным Цветком», а вокруг небольшого островка, среди озер тухлой воды, где та помещалась, лепились вкривь да вкось жилища тех, кого нелёгкая занесла на окраину мира: гноллы, крысолюды, полукровки всех мастей и человекоящеры. Последние в большинстве своем оказывались беглыми каторжниками с Острова Туманов. Что объясняло их нахождение в такой дали от родного острова.

У входа, откуда шагал приезжий, располагалось людское поселение. Если так можно было назвать выстроившиеся вдоль улицы несколько хибар, у каждой из которых стояли матери и дочери и продавали себя – эхо недавно отмененного закона в Феларе о «меченных». Падших женщин в этом людском королевстве клеймили, и дальнейшая их судьба была незавидна. Впрочем, такая же участь постигала воров и убийц. Пусть закон отменен, но всякое напоминание о нем с глаз долой!

Это было воистину обиталище «меченых». Они жили здесь целыми семьями, а отличить их всегда можно было по стигмам* на лицах. К ним относились с пренебрежением. Однако, даже вооруженный до зубов рослый гнолл, когда проходил здесь, поджимал свой хвост. Укромных уголков для того, чтобы вспороть брюхо и обобрать до нитки среди хибар было в достатке.

Красноволосый примерно знал, куда ему следует двигаться, поэтому не особо озираясь поспешил пройти опасное место под дружный хор предложений продажной любви.

– Карнаж? – раздалось со спины.

Красноволосый обернулся и тут же выругался за такую оплошность. Перед ним стояла полуэльфка в старомодных обносках, с вульгарно накрашенным лицом и плохо расчесанными светлыми волосами, спадавшими на глубокое декольте.

– Вы ошиблись, – голос, прозвучавший странным для стража у входа, стал, к тому же, холодным и немного хриплым.

Из-под полей шляпы не было видно, как нахмурились огненные брови, а зрачок золотых глаз заполонил всё пространство меж век.

– Извините, – прошептала проститутка и отвернулась.

Карнаж зашагал дальше. Зрение обострилось до предела, отчего с глазами и произошла подобная метаморфоза. Смешанная кровь эльфов и жителей Ран’Дьяна частенько давала хорошее преимущество в плохо освещенных местах. Красноволосый полукровка конечно же узнал окливкнувшую его девушку, но теперь это не имело значения. Куда более его беспокоило, что узнали его. И он снова ругал себя за то, что обернулся. Недаром в переулке, когда эта дура сказанула его имя, шмыгнул крысолюд. Подлое племя отличалось известными повадками, а цель визита Карнажа могла заинтересовать не только этих горбатеньких грызунов, ходящих на двух лапах, но и куда более серьезных лиц.

Красноволосый рассудил, что следует поспешить, иначе он рисковал не успеть добраться до обиталищ чародеев у подножия стен «Каменного Цветка». Там у него намечалось одно выгодное дельце с заезжей чернокнижницей.

Запах сырости усилился, когда он подошел к выдолбленной в скале лестнице. Рядом на сваях громоздилась таверна. Из окон бил яркий свет и доносились крики, клацанье кружек и попытки сыграть на каком-то, видимо, изрядно покалеченном струнном инструменте.

– Если они и соберутся напасть, то только здесь, – хрипло произнес себе под нос Карнаж.

Действительно, более удачное место найти вряд ли бы удалось, так как до каменных лестниц ведущих к башням у цитадели было рукой подать, а шум из таверны приглушил бы возню схватки.

Едва полукровка остановился, как сзади послышались торопливые шаги. Красноволосый метнулся в сторону – о камень недалеко от того места, где он стоял, звякнуло что-то металлическое и отлетело, бултыхнувшись в пруд. Крысолюд потянулся своими длиннющими лапами к голенищу сапога за вторым ножом, оглядываясь в поисках стоявшего перед ним красноволосого. Где-то сбоку хлопнула ткань плаща, в следующее мгновение наброшенного на голову крысолюда. Тот начал беспорядочно кромсать перед собой воздух. Полукровка отпрыгнул. Появился второй грабитель: человек с длинным ларонийским кинжалом в руке, в легкой кольчуге и стигмой убийцы на небритой щеке. Это наводило на мысль, что двое было далеко не простым ворьём, обитавшее здесь в изобилии. Скорее заезжее ворьё, из городских гильдий.

Карнаж стоял перед ними, сгорбившись и держа обе руки за спиной на рукоятях оружия. Его черная с петушиным пером шляпа валялась под ногами, кроваво-красные волосы спадали на лицо, скрывая частично глаза. Из-за высокого стоячего воротника короткой ран’дьянской куртки был виден оскал белых зубов, перекосивший треугольное сухое лицо с белым шрамом под левым глазом.

Человек в кольчуге прищурился: из-под расстегнутой на груди куртки полукровки блеснул медальон с крупным рубином в золотой оправе.

– Это, сука, полукровка! – пропыхтел крысолюд своему напарнику.

– И хорошо, – усмехнулся убийца, почесывая лезвием кинжала щетину, – люблю пустить кровь нелюдям, особенно остроухим выродкам вроде этого.

– Зачем торопиться? – процедил сквозь зубы Карнаж.

– Сам ведь знаешь золотое правило: у кого есть золото, тот правила и устанавливает! Извиняй, нам хорошо заплатили.

Пока человек это говорил, крысолюд склонился, подняв для атаки сжатый в лапе нож над головой.

– Но есть одно «железное» правило: у кого клинок острее, тому и золото! – зло прошипел полукровка.

– Вот ща и проверим! – фыркнул крысолюд и бросился в атаку.

Красноволосый извернулся, хватая противника. На его спине полыхнули закрепленные в серебряных кругляшах на бахроме куртки красные мелкие перья. Нож вылетел из лапы напавшего, зарывшегося своим крысиным носом в каменную крошку. Кинжал полукровки засел в черепе крысолюда по самую рукоять.

– Феникс!? – воскликнул меченый, различив перья на куртке.

– Он самый!

– Как жаль, что придется убить почти легенду, их так мало осталось, – скривился наемник, обходя полукровку.

– А ты вперёд горя не горюй, – посоветовал Карнаж.

– Я знаю, что ты мастерски владеешь кинжалом. Но сегодня тебе это не поможет, я защищен отличной кольчугой на этот случай.

– Зря ты так, в наш смутный век нельзя быть в чем-то уверенным, – Феникс завел левую руку за спину, откуда правая только что извлекла клинок, пригвоздивший крысолюда.

– Ха! То есть мой напарник, который теперь корм для выверн, не был достаточно уверен? Так что ли?! Но у меня духу-то хватит!

– Лучше скажи, кто тебя нанял, пустобрёх?

– У чертей в аду спросишь! – меченый подскочил к полукровке.

Карнаж ушёл от удара ларонийским изогнутым кинжалом в живот и толкнул на возврате руку убийцы. Простому человеку было далеко до реакции такого полукровки, которым он являлся. Разумеется, меченый тоже оказался достаточно быстр и проворен, но у него практически не было шансов. Даже при должной выучке, которой оба противника явно не были обделены в прошлом.

– О-па! – на лице красноволосого заиграла недобрая ухмылка.