Текст книги "И станет тьма (СИ)"

Автор книги: В. Шалугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Вы это серьезно?

– Конечно, я серьезно!

– Но почему я должен увидеть именно Феврония? У вас разве есть и такое зелье?

– Какое? – Не понял Вертезий.

– Ну, чтобы видеть определенных людей.

– Нет, Энцио. Такого зелья не бывает.

– Тогда с чего вы так уверены, что я увижу Феврония, а не что-нибудь еще… Не знаю. Собственные похороны?

– Я не уверен, но если перед тем как выпить зелье, вы сосредоточитесь и будете думать о Февронии, возможно, все получится.

– Даже не знаю. – Протянул я в замешательстве. – По-моему, это довольно глупо. Я уже давно не видел снов.

С того момента как увидел сон о собственной казни, которая, к слову, состоится через полторы недели – хотел прибавить я, но промолчал.

– Ничего, тут не надо особой подготовки. – Отмахнулся с нетерпением старик.

– Но я немного пьян.

– Ничего. Я дам микстуру. Протрезвеете.

– Даже не знаю. – Повторил я неуверенно. – А вы и правда думаете, что он все еще жив?

– Кто?

– Что значит кто? Февроний, разумеется.

– Именно это я и предлагаю выяснить. Ну что? Согласны?

Старик был до того напорист и решителен, что я в конечном счете сдался. Вечная моя проблема, что стоит выпить лишнего, меня становится до неприличного легко застать врасплох.

По пути в вертезиевы лаборатории нам повстречалась Галатея.

– Привет. – Подозрительно нас рассматривая, сказала Галатея.

– Привет. – Уныло отозвался я.

– А вы куда это?

– В лабораторию. Вертезий придумал напоить меня каким-то зельем, чтобы я во сне увидел, что произошло с Февронием.

– И это сработает?

– Не думаю.

– Сработает. – Кивнул Вертезий. – Главное правильно рассчитать пропорцию. Чтобы он уснул, а не провалился в беспамятство.

***

Галатея и Вертезий сидели на диване и смотрели на меня во все глаза, как будто ждали, что я вот-вот превращусь в какую-нибудь выдру или жабу.

– Ну что? Чувствуете что-нибудь?

– Вроде нет. – Отвечал я неуверенно. – А что я должен чувствовать?

– Сонливость.

– Нет, сонливости не чувствую.

– А давно у вас хранятся все эти микстуры? – Окидывая взглядом комнату, спросила Галатея. – Может, они выдохлись?

Вертезий потянул плечами.

– Вряд ли. То есть, лежат они уже достаточно давно. Но я их регулярно обновляю. Хотя вы правы. Эффект не совсем тот, которого я ожидал. Сейчас.

Нахмурившись, Вертезий встал со стула, подошел к шкафу и долго там гремел, по очереди поднимая пузырьки и поднося на свет.

– Нет, нет… Ага! Вот эта, может быть.

– А вы уверены? – Спросил я, недоверчиво разглядывая полученный от Вертезия пузырек с какой-то ядовито-красной жидкостью.

– Разумеется, уверен. – С ласково-настойчивой улыбкой отвечал Вертезий. – Не волнуйтесь.

– Ну что? – Спросила Галатея через пять минут.

– Да вроде ничего. На языке немного щиплет.

– Так, так. А в сон не клонит? – Снова нахмурился Вертезий.

– Нет, не клонит.

– Гм… Довольно странно. Ну ладно. Подождем еще.

Подождали еще.

– Ну как? Что-нибудь чувствуете?

– Ничего не чувствую.

– Не понимаю.

– Может дать ему еще каких-нибудь микстур? – Предложила заботливая Галатея.

– Даже не знаю. Он уже и так выпил тройную порцию.

– Что я выпил? Как понимать, тройную порцию? – С тревогой спросил я.

– А, не волнуйтесь! – Вертезий ободряюще махнул рукой. – Худшее, что случится – когда проснетесь, будет слегка кружиться голова.

– Ну, если так… Так, скоро оно все-таки подействует?

– Думаю, скоро. Вы главное, не отвлекайтесь. Думайте про Феврония.

– Проклятье! Я и думаю! Неужели… – Воскликнул я и на полслове провалился в темноту.

***

Как только я открыл глаза, по голове волнообразно разлилась тупая боль. Я смутно различил взволнованные лица Галатеи и Вертезия.

– Ну что? – Спросила Галатея. – Ты видел Феврония?

– Нет. – Прошептал я не своим каким-то голосом.

Голова гудела и кружилась. Не знаю, что за пойло дал Вертезий, но похмелье от него было похлеще, чем от эскеротской бормотухи.

– Значит, не помогло.

У Галатеи вырвался непроизвольный вздох.

– Вот выпейте. – Сказал Вертезий, протягиваю мне какую-то очередную микстуру. – Должно стать лучше.

С сомнением поглядывая на Вертезия, я взял микстуру. Выпил. Лучше не стало, но и хуже вроде тоже.

– Значит, вы не видели Феврония?

– Нет. – Повторил я, прислушиваясь с интересом к собственному голосу. Ощущение было, что он доносится откуда-то из соседней комнаты. – Феврония я не видел, но я видел старика.

– Так что же ты молчишь! – С досадой зашипела Галатея и чуть на меня не кинулась.

– Тише, тише. – Остановил ее Вертезий. – Так что же именно вы видели?

– Там был какой-то замок, или монастырь. – Пробормотал я, напрягая память. – Старик сидел перед камином и читал.

– Ну-ну. А дальше?

– Дальше…

Я на мгновение задумался. Дальше, дальше. Черт его знает, что там дальше. Образы вертелись в голове и ускользали, как мошка в бокале с вином, которую вылавливаешь пальцем, а она все время тыркается – то так, то эдак – что хоть вой.

– Дальше там был еще лес и горы.

– Понятно. А само место вам знакомо?

Я медленно покачал головой.

– Лес, горы. – Галатея с раздражением вздохнула. – От этого немного пользы. Мало ли монастырей в горах!

– Может, попробуем еще раз? – Предложила Галатея, обращаясь почему-то к Вертезию.

– Даже не знаю. – Отвечал тот. – Такое количество зелья может скверно сказаться на его здоровье. Сосредоточьтесь, Энцио. Вспоминайте, что еще вы видели.

– Да, да. Я пытаюсь.

– Где сидел старик?

– В какой-то комнате.

– И что было в этой комнате?

– Шкафы, стулья. Ничего особенного.

– И что он делал?

– Старик? Да тоже ничего особенного. Просто сидел… Хотя постойте! Мне кажется, что он меня заметил.

– Кто тебя заметил?

– Ну, старик.

– То есть, как это заметил? – С изумлением переспросила Галатея.

– Не знаю. Но он как будто что-то почувствовал. В одно мгновение он поднял глаза от книги и посмотрел туда, где я стоял.

– И что потом?

– Да, ничего. Он смотрел на меня некоторое время, после усмехнулся и продолжил читать.

– Гм… странно. – Протянул Вертезий. – Больше вы ничего не помните? Напрягитесь, Энцио. Леса, горы. Может, недалеко была какая-нибудь деревня или башня? Что-то, что поможет определить местоположение.

– Нет, деревень там не было… – Отвечал я, хлопая глазами. – Постойте.

– Что?

– Я вспомнил. Там на стене был какой-то герб.

– Какой герб?

– Круг и в нем что-то вроде птицы. Но только птица перевернутая.

– Какая птица?

– Орел или кречет. Не знаю. Я в них не разбираюсь.

– Кречет… – Пробормотал Вертезий и вдруг хлопнул себя по ноге и бросился к книжному шкафу. Мы с Галатеей с удивлением переглянулись и следующие несколько минут следили, как старик с бормотанием возится у шкафа.

– Не эта. Нет, не эта… Вот!

Вертезий подбежал ко мне, держа в руках какой-то толстый альманах.

– Вот этот герб?

– Похож.

– Это герб старинного ордена квидиров. – С торжественною миной заключил Вертезий.

– И? – Спросил я после паузы, поскольку продолжения не последовало.

– Что «и»?

– И что это за квидиры?

– Квидиры… ну это такой древний орден монахов-отступников. Нам мало что о них известно. Орден пришел в упадок еще в первую эпоху. Но… – Вертезий самодовольно усмехнулся. – Мне кажется, я знаю, где ваш монастырь.

Глава XVII. Все что ни делается – к лучшему

Февроний открыл глаза и увидел перед собою старика. Они были вдвоем в какой-то комнате. Холодный каменный пол, крошечное окно с решеткой. Косая крыша и еще одно окно с решеткой на потолке. Голые стены. Ни кровати, ни шкафов. Старик сидел на деревянном стуле возле двери и раскуривал трубку, поглядывая на Феврония из-под густых бровей.

– Ну, здравствуй. – С усмешкой сказал старик, не вынимая трубки изо рта. – Как себячувствие?

Февроний уперся ладонью в пол и попытался сесть.

– Тебе, наверное, интересно, где мы? Мы в заброшенном монастыре в горах. До ближайшей деревни десять лиг. – Колдун махнул рукой куда-то за окно.

– Что вы со мной сделаете?

– Прежде всего, дорогой Февроний, я хотел бы кое-что прояснить, чтобы между нами не осталось недомолвок. Очень важно, чтобы ты понял, что я тебе не враг.

– Не враг? – Мрачно переспросил Февроний. – Вы убили Поля.

Старик вздохнул.

– Да, я его убил. Но мне пришлось это сделать. Ты же помнишь, что он первый на меня напал? И если бы я не убил его, он бы убил меня.

– Он напал на вас, потому что пытался нас защитить.

– Боюсь, что тут ты ошибаешься. Он напал на меня по другой причине.

– По какой же?

– Чтобы я не смог его остановить. Поль Д’Астен собирался выдать тебя твоей матери в обмен на помилование. – Старик сделал несколько хороших затяжек и откинулся на спинку стула.

– Вижу, ты мне не веришь. Что ж, на твоем месте я бы тоже не поверил…

Засунув руку во внутренний карман, старик вытащил оттуда скомканный листок.

– Что это?

– Прочти.

– Вас будут ждать в Пьяной Фее, – прочитал Февроний вслух. – Если вы действительно передадите мне сына, я обещаю вас помиловать и восстановить в звании капитана королевской гвардии. Подпись: Изабелла.

– Ты узнаешь почерк матери? Королевскую печать?

– Как… как это возможно? – Пробормотал Февроний, с изумлением поднимая глаза на старика.

Тот потянул плечами.

– Иногда люди ломаются от сильных потрясений. После поражения, плена и уверенности, что в самом скором времени его казнят, Поль стал другим. Это был уже совсем не тот лорд Д’Астен, которого ты знал когда-то. В его сердце поселились страх. А страх толкает людей на самые отчаянные вещи. Ибо никто не хочет умирать. Так что, – старик вздохнул и сделал неопределенный жест. – Как это ни тяжело признать, лорд Д’Астен вел вас в западню.

– Я вам не верю.

– И тем не менее, это так.

– Но… но откуда у вас эта записка?

– Мне посчастливилось проездом оказаться в Пьяной Фее. Там я услышал разговор двух солдат. Пока они ужинали, я пробрался к ним в комнату и нашел эту записку.

Февроний посмотрел в окно: кусочек неба, облака. В глазах Феврония стояли слезы.

– Что вы со мной сделаете?

– Помилуй! – Старик даже руками расплеснул. – Ничего я с тобой не сделаю. Некоторое время мы пробудем здесь. А после я отвезу тебя в столицу и ты станешь королем.

– Тогда почему вы не отвезете меня сейчас?

– Потому что еще не время. Если я отвезу тебя сейчас, тебя убьют.

Старик выпустил изо рта струйку сиреневого дыма и подался вперед.

– Февроний, я прошу тебя. Ты должен мне поверить. Я правда не желаю тебе зла. И все что я делал или делаю, для твоего же блага. Когда ты убежал из замка я предпринял все возможное, чтобы найти тебя. Именно я направлял Поля. Именно я убеждал его, что самое важное теперь это ты. Я был уверен, что Поль позаботится о тебе. Но… – Колдун по-старчески махнул рукой и откинулся на спинку стула. – Как оказалось, я жестоко заблуждался.

– Хорошо. И сколько времени я тут пробуду?

– Дней десять. Может, чуть больше.

– Все эти десять дней я буду в этой комнате?

Старик несколько помедлил и кивнул.

– Боюсь, что да. Это единственная комната в монастыре, которая запирается на ключ. Если я позволю тебе свободно тут разгуливать, мне думается, что ты попытаешься сбежать. Ведь так?

– Да, так.

– Ну вот. А если ты сбежишь, тебя наверняка поймают и убьют. Поэтому будет лучше, если эти десять дней ты побудешь здесь. Это для твоего же блага. Большую часть времени ты будешь тут один. Но иногда я буду заходить к тебе, чтобы проведать и поговорить.

– О чем поговорить? – С испугом спросил Февроний.

Старик почему-то рассмеялся.

– Да о чем хочешь. О тебе, о музыке, о городах, о книгах. Видишь ли, последнее время я очень много странствовал и был один. Так что мне не так часто удавалось с кем-нибудь поговорить. – Старик задумчиво постукал трубку об ладонь. – Ну что же. Думаю, что на сегодня хватит.

***

Как только дверь закрылась, Февроний подскочил и бросился к окну. До земли оказалось шагов пятнадцать. Высоко. Попробовал решетку – та не шелохнулась.

Солнце меж тем уже заваливалось на бок. Вдали виднелись горы, лес.

Февроний сделал несколько кругов по комнате. Простукал для чего-то стены, подошел к двери. Сначала попробовал ударить по ней ногой. Потом плечом. С тем же успехом можно было бить о каменную стену.

После короткой рекогносцировки стало ясно, что единственной надеждой на спасение было слуховое окно на потолке. Решетка на нем была отбита с левого краю, и там был небольшой зазор. Проблема была в том, что потолок был высоко и до окна было не дотянуться. Февроний прыгал где-то с полчаса. Топтался, злился. Не хватало самой малости. Вот если бы подставить табуретку или стул! Но стул старик предусмотрительно унес с собой. В конце концов Февроний сел и разрыдался от обиды.

***

Старик приходил примерно в одно и то же время вечером, уже после заката. Приносил Февронию тарелку супа и садился у стены.

– Вкусно? – с усмешкой спрашивал старик.

Февроний бы употребил другой эпитет, но выбирать особенно не приходилось.

Старик расспрашивал о детстве, о родителях, о жизни в замке. Казалось, он и впрямь давно ни с кем не говорил. Февроний отвечал сначала неохотно, но постепенно оживлялся. Тогда старик закуривал свою пенную трубку, клал ногу на ногу и слушал, подперев щеку кулаком.

На третий день Февронию пришла на ум кое-какая мысль и он стал разглагольствовать уже не из одного похвального желания потешить своего тюремщика. Мысль была следующая: если старика хорошенько заговорить, то он забудет в комнате свой стул. Три дня Февроний пел как соловей, и на четвертый это все-таки случилось.

***

До крови ободрав плечо, Февроний выбрался на крышу и торопливо огляделся. На все четыре стороны стояли горы, вблизи был лес. Мощеная разбитая дорога уходила на восток.

«Еще бы знать, где я и что там, на востоке!», воскликнул мысленно Февроний и снова стал осматриваться. Теперь уже на предмет того, как бы побезболезненнее очутиться на земле.

Залезть на крышу оказалось легче, чем спуститься.

Февроний минут десять ползал от одного края к другому и никак не мог решить: попробовать спуститься по трубе или с разбега прыгнуть на сарай?

Сарай? Труба? Труба или сарай?

Полез в конечном счете по трубе и с уханьем сорвался где-то с середины. Минуты две лежал, прислушиваясь, не донесется ли откуда-нибудь звук шагов и старческое бормотание. Но не было слышно ни шагов, ни бормотания. Тогда Февроний встал и бросился бежать. Бежал и думал лишь одно: сейчас окрикнут со спины, сейчас окрикнут…

***

Много раз в своей жизни Февроний слышал фразу: все что ни делается, все к лучшему. Эту фразу говорил ему отец, учителя по музыке и арифметике, наставники по верховой езде. И вот если задуматься, фраза была ужасно глупая.

«Все что ни делается, все к лучшему» работает только в том случае, если после всех бед, несчастий и невзгод случается что-то хорошее. А если ничего хорошего уже не будет?

Ну, например. Вот умирает у крестьянина коза. Крестьянин ходит, убивается, потому что непонятно, как теперь кормить семью. Идет в конце концов топиться в пруд и по дороге находит кошелек с деньгами. Тогда еще понятно. «Все что ни делается – к лучшему». Но что если крестьянин не находит кошелька? Что если он решил повеситься в сарае, а не утопиться?

Нет, если очень долго ждать, не вешаться и не топиться, что-нибудь хорошее в конце концов произойдет. Не кошелек, так карнавал. Не карнавал, так солнце выглянет. Вот только пока ждешь этого хорошего, как правило, успевает произойти столько всякой скверной чепухи, что иногда нет-нет, да и задумаешься: может и правда, лучше было утопиться?

Февроний бежал уже минут пятнадцать – так, по крайней мере, ему казалось – и вдруг услышал скрип телеги. На козлах сидел какой-то человек в плаще. Убедившись, что это не его старик, Февроний выскочил из зарослей крыжовника и, напугав человека едва не сердечного припадка, стал умолять свезти его в ближайшую деревню.

– И для чего тебя в деревню? – Подозрительно разглядывая Феврония, спросил человек.

– Мне не обязательно в деревню. Можно в город или вообще куда-нибудь. Понимаете, дело в том, что я только что бежал из плена. Меня насильно удерживал в заброшенном монастыре один старик.

– В монастыре?

– Ну да. В монастыре. – Февроний с нетерпением показал рукой. – Вон там вон монастырь.

– Гм…

Человек целую вечность хмурился и задумчиво покусывал губы, так что Февроний уже был готов наброситься на него и придушить.

– Ну хорошо. – Кивнул человек. – Садись. Подброшу до деревни.

– Спасибо, спасибо, спасибо.

Февроний запрыгнул на козлы и благодарил доброго человека еще несколько минут. Благодарил, пока вдруг не опомнился.

– Постойте. Но ведь вы едете к монастырю!

– Тихо сиди! – Прикрикнул человек.

– Как это…

Февроний попытался выпрыгнуть, но добрый человек проворно ухватил его за локоть и несколько раз так тряхнул, что из Феврония едва не вышел дух.

Старик стоял у входа в монастырь и держал в руках светильник.

– Здравствуй, Гальвус! Вижу, на этот раз ты привез мне не только продукты.

– Да вот. Наткнулся на него в лесу.

– Вот оно что. Никак юноша отправился на поиски приключений?

– Не иначе. – Усмехнулся Гальвус, подволакивая юношу за шиворот. – Знаете, что он мне заливал, пока мы ехали?

Старик с интересом поднял брови.

– Уверял, что он сын королевы Изабеллы.

– Неужели?

– Так и сказал: сын королевы Изабеллы. – Посмеиваясь, отозвался Гальвус. – Да, вот еще что. В деревне про вас расспрашивала какая-то девица. Молодая, волосы белокурые. Не из местных.

Старик нахмурился.

– Девица, говоришь? И что она расспрашивала?

– Да это вот. Сказала, что ищет старика и мальчика.

– И что ты ей ответил?

– Да что ответил? Сказал, что мальчиков у нас в деревне особенно не водится. Со стариками тоже туго. Зато старух и коз, хоть отбавляй.

***

– И куда, позволь спросить, ты направлялся?

Старик сидел на стуле и с интересом разглядывал Феврония.

– Если не хочешь, можешь мне не говорить. Но я ведь, кажется, уже упоминал, что до ближайшего поселения отсюда десять лиг? И кажется, я говорил, что не желаю тебе зла? Все что я хочу, это помочь тебе.

Старик вздохнул.

– Молчишь? Ну, будь по-твоему.

С тех пор существование Феврония кардинально поменялось. Дни полетели как телега под откос. Один, другой – и так без счета. Старик как прежде приносил еду, задавал короткие вопросы. Все как всегда, но было одно важное отличие. Как только с едой и вопросами было покончено, старик вставал со стула и в комнату врывался яркий свет. Голову пронзала острая мучительная боль. И Февроний падал на пол без сознания.

Так и продолжалось. Вопросы, темнота. Вопросы, темнота.

– Кого ты больше любил в детстве: маму или папу?

Темнота.

– Как проходят заседания королевского совета?

Вспышка, темнота.

– Чего ты боишься больше всего на свете?

– Чего я боюсь больше всего на свете? – Медленно повторял Февроний, чтобы понять, что спрашивают.

Вспышка, боль и темнота.

Головные боли с каждым разом становились все сильнее. Февроний уже давно не понимал, какой был день. А если за окном висели сумерки, даже не представлял, какое время суток: утро, вечер. Но самое страшное было другое. Самое страшное было то, что теперь у Феврония не было ни секунды времени, чтобы что-нибудь обдумать или осознать. Он заканчивал ответ на очередной вопрос, и тотчас наступала темнота. А едва он выныривал из этой темноты, старик ставил перед ним тарелку с супом и снова что-то спрашивал. И так без конца. Вопросы, темнота. Вопросы, темнота. Вопросы…

***

Из записей Энцио

Старик держал Феврония в заброшенном монастыре далеко на севере. Монастырь и сам по себе производил довольно удручающее впечатление, а вкупе со зловещей тишиной в округе и вовсе нагонял неизъяснимую тоску.

Февроний лежал без сознания в одной из башен. Мы вынесли его на воздух. Там он пришел в себя и первым делом бросился на шею Галатее.

– Ну будет, будет. – Утешала Галатея и растерянно смотрела на меня и на Гастара. Казалось, что еще немного, и она разрыдается сама.

Старика не было нигде. Мы осмотрели монастырь сверху донизу. Обошли все комнаты, проверили подвал, чуланы. Не было не только старика, не было даже и намека, что он тут когда-то был.

Галатее явно не терпелось поквитаться с ним за прошлый раз. Гастар, по-видимому, разделял ее намерение. Я в целом тоже разделял намерение. И все же поневоле спрашивал себя: такая ли это светлая идея, искать встречи с человеком, который одним движением посоха способен швырять людей направо и налево? Так что когда мы обошли все закутки и старика нигде не оказалось, внешне я, конечно, подосадовал, но про себя с великим облегчением вздохнул. Подумал: ну и славно. Напрасно только притащили дюжину гвардейцев из столицы.