Текст книги "Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Глава 521

– Быть тебе, брат мой Андрей, через два года в Киеве. Великим Князем. Было бы разумно, если бы ты продумал и дальнейшее. Как ты будешь Святую Русь устраивать. Не только походами да битвами, судами да казнями, но и законами.

– Что ты несёшь?! Какие суды-казни?! Я ещё не в Киеве, Ростик – живой, к сыну едет. Может, бог даст, и выздоровеет. Я за него молиться буду! Истово! Вот те крест! Свечку за здравие поставлю! А ты…! Шкуру неубитого медведя делить собрался?!

Принял. Мою инфу. Хотя… по сути – ничего нового. Что Ростик – смертен, так – мы все такие, что шапка Мономаха может на его голову свалиться – тоже очевидно. Что будут… кое-какие возражения… а как же без этого? Новость – в сроке. И в том, что к очевидным судам-казням-грабежу предлагается изменение законодательства.

Что не ново: дедушка Мономах тоже с этого начинал. Он не въезжал в Киев, несмотря на все призывания, пока не собрал совет из бояр, доказавших уже разумность, не получил чёткие предложения по изменению «Русской Правды». Вот с этим – со «словом мудрым», а не только с «мечом острым» он пошёл принимать великое княжение.

– Я – не скорняк. Чтобы шкуры делить. А вот мысли по поводу обустройства Святой Руси у меня случались. Кое-какие и позаписывал. Коли любопытствуешь – могу прислать, с собой привезённое есть. Строго не суди – писал как в голову пришло. Глупости да всякой несуразицы – полным-полно. Заскучаешь – в печку кинешь. А нет охоты глядеть – забудем.

Внимательный, недоверчивый взгляд. Ванька-лысый так уверен в своём предсказании, что загодя планы составляет, писульки пишет?

Дёрнул ноздрями:

– Присылай. Завтра. А сам немедля – в эти… в Луки. Надобно знать – об чём Ростик с новгородцами сговариваться будет. Жду беды. Ропака ставили мы оба-два. Надобно, чтобы осталось как уговорено было. Иначе… придётся войско на Новгород поднимать.

Да, это, конечно, забота. От которой я могу чуток пользы получить. К примеру, прижать новгородцев на их «Восточном фронте» – в Двинской земле. Пока суздальцы с новгородцами будут тут, где-то между Великими Луками и Торжком полки гонять, я там на Северах…

Стоп. Чего-то такое Андрей сказал. Про меня. Чего-то такое странное…

– Ты что – предлагаешь мне прокатиться в Луки? С какого…? У меня и здесь дел – выше крыши. Вон, Лазарь жениться надумал, посажёным отцом меня просил…

– Я – не предлагаю. Я – велю.

Во как! Носопырочный демонстратор. Давно с обломинго не встречался?

– Да ну?

Мы снова буравили друг друга взглядами. Андрей – «государевым». Властным, угрожающим. А я, после мгновенного замешательства, начал улыбаться. Нагловатенько.

«А я, мальчишечка, без всякого надзорища, пошёл по улицам углы снимать…».

Тоже мне, повелитель выискался. Громовержец ревматический. Да таких как ты в школьном учебнике истории…!

Мда… Я нынче – не в учебнике, я – в его пытошном застенке.

И чего проще? – Соглашусь, выскочу и более – не ногой.

«Сюда я больше не ездец.

От меня вам всем… поклон».

И? Планы мои… городок Всеволжск… люди русские… «белоизбанутость всея Руси»…

– Ты. Сам. Назвал. Государем. Сам. По своей воле. Исполняй. Повеление моё.

Точно. Сам. Ошибочка вышла? Это я так сильно «прогнулся», что у него соображалово вышибло? Это я для него так важен? Или просто первый, кто угадал его тайные фантазии в части тотального доминирования? Не в сексуальном, конечно, а в державно-устроительном поле.

И чего теперь с таким «моим успехом» делать? Он же теперь на шею залезет и ножки свесит! Будет день-деньской погонять, понукать да покрикивать. А назад – обида смертная. При нынешних раскладах «смертная» – для меня. И дальше будет только хуже.

Ещё хуже?! – Тормозим сразу.

– Сам – назвал. Сам – и отозвал.

Что, съел? Тиран, самодур и зародыш махрового монархизьма с кровавым самодержавием!

«Тираны мира – трепещите!». Да мы…! Полетарии усих краин! С примесью либерастов и дерьмократов…! Сща спою! Чего-нибудь подходящее… «Вы жертвою пали в борьбе роковой…».

Однако… Жалко будет… Как бы это…?

– Ты мне, Андрейша, больше, чем государь. Ты мне брат. И друг. Я надеюсь. Потому – поговорим по-дружески.

Адрей снова фыркнул, дёрнул ноздрями. Зло изрёк прописное:

– У государей друзей не бывает!

Никогда не спорю с прописными истинами. И вообще – люблю соглашаться с собеседником. С маленькими такими… дополненьецами.

– И не говори! Истинная правда! Но вот же дело какое – у тебя есть. То, чего не бывает. Так с меня вечно всякая небывальщина валится! Сам знаешь, эта – не первая. Лодочку-то мою косопарусную не забыл?

Андрей задумчиво потыкал посохом в пол, в стену. О чём-то напряжённо размышляя. Наконец решился. Заговорил спокойно, медленно, будто – сам с собой.

– Грядущее – темно. Судьбы человеческие – в руках божьих. Преставится ли Дятел? – Конечно. Все там будем. Как, когда… на то промысел господень. А вот что там, на встрече с боярами сказано будет… Мирить сына с новгородцами… Можно по-разному. К примеру, Суждалем, моей головой заплативши. Ропак – муж добрый. Но ежели его вскорости вышибут… Вороги его на меня пойдут. Кто? Нежата, бывший посадник? Там будут смоленские? Кто из них с теми ворогами в дружбе? Торопецкие? Будут ли там псковские? И как? Они всё себя «пригородом» называют или уже «младшим братом» величаются?

– И что? У тебя, поди соглядатаев полно. И с одной стороны, и с другой, и с третьей…

Андрей сначала вскинулся, что я ему перечу. После ухмыльнулся:

– То ты меня упрекал. Что я слов твоих не слышу. А то ты сам – моё мимо ушей пропускаешь. Повыбили моих доброхотов. Уж и не знаю – будет ли там кто, или вовсе… А ты парнишечка… ловкий. Во всяку дырку пролезешь. Сбегаешь-разнюхаешь.

Последняя фраза была произнесена хоть и негромко, но вполне неотвратимо.

Кто?! Я?! «Гудвин Великий и Ужасный»?! Воевода Всеволжский?! Светоч всего человечества и надежда мирового прогресса?! В шпиёны? Подсматривать-вынюхивать?! Да ты хоть понимаешь, хрен старый, раритетный персонаж из пыльного учебника, с кем разговариваешь?! Да я…!

Ваня. Сняли. Надуваться можно перед зеркалом. Лучше – в туалете. А то от напруги… чтобы бежать недалече.

Дело, конечно, выглядит глупым, опасным, несвоевременным… Но ссора с Андреем… – все эти слова. И ещё десяток синонимичных. В превосходной степени.

Э-эх… Был бы у меня Аким под рукой – туда бы загнал. Ростик и кое-кто в его окружении Акима лично знают. Отношения… разные. Но – на основе «боевого братства». Аким Янович там бы пролез, просто – по старой дружбе, куда мне… Но я отправил Акима на Северный Кавказ, Марьяшу сопровождать. Кого-то из молодых? Они ещё только-только… Безбородые, бесшапкнутые, неопытные… Только хуже будет.

Придётся самому, своей плешивой головушкой…

– Та-ак. Цена? Волга?

Торговаться?! С самим почти святым и вполне грозным Боголюбским?! – А шо вы хочите с под меня? Чтобы я сунул свою единственную, горячо любимую лысую головёнку в жернова микро-политики русских князей? Вот за так просто?! Даром?! Так оторвут же! Хоть оно и «микро…».

У меня – комплект «домашних заготовок». Пока не решим… А я пока подумаю. Хотя бы – просто сживусь с мыслью о неизбежности… этой глупости.

– «До граней селений русских». Белозерье, Шексну не отдам. За Кострому и Галич – по три ста гривен. За три года вперёд. И по сто после вечно.

– Не-а. По два ста и один раз.

– М-м-м… По четыре. Единожды.

– Лады. А дальше там Заволочье, Двинская земля… Ежели я тамошних…

– Не моё. Там – новогородцы. Ежели ты их… В дебрях лесных всякие случаи бывают. Я – князь Суждальский, не Новагородский.

Англичане говорят «realm». Два смысла – «королевство» и «зона ответственности». Андрей объявляет, что Двинская земля – не его «realm». Не его «королевство». Это – правда. А вот второй смысл… Туфта. Интересы Ростовских, Белозёрских, Ярославских людей – в Двинской земле коренные. Князю придётся «нести ответственность».

Факеншит! Он предоставляет мне свободу действий. Фактически – стравливает меня с новгородцами. Позволяет выбить их из Двинской земли. Но ежели я буду успешен – сыграет «миротворца». Получив профиты с обеих сторон. А то, пока тамошние новгородские погосты пепелищами лежать будут, а я – раны зализывать, пошлёт туда своих с Белозерья.

Это всё – процессы. Требуют времени. А Всеволжск – «взлетает как ракета». Надобно своих сильнее пошевеливать да попинывать. Создавая на этом направлении уже иную, новую, не сегодняшнюю ситуацию. А там… поглядим.

Дальше мы в пять минут решили всё мои вопросы. В стиле – «да»/«нет»/«надо подумать».

«Страховое общество»? – да, как с Живчиком. Деньги нынче же, за год вперёд. – Нет, через 12 месяцев. – М-м-м… Ладно.

Фактории? – Открывай. Дам посадникам команду – беречь. Под заклад их голов.

Земли под розыск и сбор минералов? – ищи, столби, бери. В разумных приделах.

Ямская гоньба? – С тройками? С переменой лошадей? Нет. А вот станы для гонцов – уже.

Тракты, переправы…? – Чистим, правим. Но… денег нет.

И вдруг, не в ответ на моё предложение, а от себя:

– Ставь вышки свои. От Боголюбова вверх по Клязьме до Москва-реки. И там… впоперёк. Коломна, Кучково, Волок Ламский, Шоша. И с отсюда: Суздаль, Ростов, Ярославль. И вверх. От Ярославля до…

– До Ржева?

– Х-ха. Ишь какой резвый. Моей земли край – Зубец.

– Э… Андрейша… Такое дело – враз не делается. И денег немалых стоит.

– А ты поворачивайся-поворачивайся! Надо – спешно. Денег – не дам. Смердов – сколь надобно. Возчиков, там, плотников-лесорубов. Серебра – не дам.

Андрей и вправду готовится к войне. Даже без моих россказней из «свитка кожаного».

«Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги».

Похоже, он накапливает высоколиквидные ресурсы. Проще: гривны, чтобы войску платить. Поэтому довольно легко согласился с предложением отдать мне городки, со «страховым обществом» – я же плачу. Мои платежи быстрее, надёжнее и весомее налогов с городков.

Теперь требует спешного создания системы оповещения. В интересной географии – радиусы по Клязьме и Нерли-Которосли. И рокаду по западной границе, по Москва-реке и Шоше. Это обычные пути движения товаров. И – войск. Но вкладывается не деньгами, а людьми, поданными.

* * *

Мыто, подати, повинности.

Первое – даёт серебро. Второе – серебро и товары (хлеб, пушнину, соль, лён, железо…), которые довольно быстро можно превратить в серебро. Третье – овеществлённый принудительный труд. Возни много, а в серебро – тяжело. Или вообще – нужно не в деньгах. Кому ты продашь свеже-выкопанный противотанковый ров? Только противнику.

По требованиям к скорости построения телеграфа и выплатам можно прикинуть время планируемого начала боевых действий.

* * *

В это лето… он не готов. А позже? А чего тут гадать? Через три года кончится перемирие с эмиром. До тех пор надо разгромить врагов на других направлениях.

Не это ли одна из причин принятия им (в РИ) венца Великого Князя? Когда стало ясно, что Киев и Новгород при Жиздоре «за базар не отвечают».

А пока – продолжим.

«Сказочники»? – Твои? И чего сказывают? – М-м-м… Всё тебе хиханьки да хаханьки. Хренью мозги людям морочишь. Ладно. Попадутся – выпустят.

Попы? – Слать не могу. Посоветую. Некоторым.

Книги, утварь, облачения… – дам. Сколько чего? Погляжу. По возможности.

Нищих, сирот, вдов, шишей, татей, калек, убогих… – к тебе? – Вышлю.

Олово? – Купи на торгу.

Дерьма железного? – Не понаделали ещё.

…

– Как мне там представляться? Твоим слугой? Каким-нибудь… третьим помощником младшего дворника по женской линии?

– Как ты сказал? Третьим помощником младшего… Ха-ха-ха… Ну ловок, ну насмешил. Тут, по землям моим – пойдёшь княжьим гонцом. Донесут, конечно. Ихние «доброхоты». Но – опосля. Там… Ни от меня, ни от себя – тебе нельзя. А то будут… негоразды. Слугой купецким…? С Торжка или с Новагорода…? Ты ж тама ничего не знаешь! Чуть спросят – сразу поймут… А! Ты ж – смоленский! Боярич. У Ростика свита – более киевские. Но смоленские есть. Глядишь – и пролезешь на этом. Поближе к разговорам. Смотри сам.

Интересно: я потому так Точильщика и Николая достаю по обеспечению наших людей на чужой земле, что мне самому вот так… дуриком… приходится? «Болезненный личный опыт» – способствует пониманию? И – предвидению.

Ещё: то, как Андрей вспомнил мою «смоленскую прыщеватость» – пребывание на княжеском дворе в Смоленске «в прыщах» – выглядит как «заготовка». Людей, способных достоверно изобразить «смолянина из вятших» у него, если и есть, то весьма немного. Насколько этот аргумент важен? – Представьте, что губернатору Костромы срочно нужно послать тайного агента на саммит бушменов и зулусов. Большой у него выбор?

Похоже, Андрей эту тему серьёзно обдумывал. Даже не зная конкретных места-времени встречи Ростика с сыновьями. А теперь разыгрывает передо мной внезапное «озарение».

– Всё? Как вторую стражу прозвонят – быть у Сухих ворот. Дам человечка. Проводит. А то ты туда-то и дороги не найдёшь.

– Я со слугой пойду. Отреконь. Кони – твои. Два – под седло, третий под вьюк. Каждому.

– Х-ха… Накладно. Коней-то вернёшь?

– Коли целы останутся… И сам – живой… Верну.

– Не маячь в городе. И здесь, и там. Пошли.

…

На улице уже темнело. Вот и день прошёл. В застенках.

О-ох… Так и жизнь моя здешняя пролетит-прокатится. То – в тюрьме, то – в дороге.

Дорогой ты наш Александр Сергеевич! Как же я тебя понимаю!

«Долго ль мне гулять на свете

То в коляске, то верхом,

То в кибитке, то в карете,

То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,

Не средь отческих могил,

На большой мне, знать, дороге

Умереть господь судил,

На каменьях под копытом,

На горе под колесом,

Иль во рву, водой размытом,

Под разобранным мостом.

Иль чума меня подцепит,

Иль мороз окостенит,

Иль мне в лоб шлагбаум влепит

Непроворный инвалид.

Иль в лесу под нож злодею

Попадуся в стороне,

Иль со скуки околею

Где-нибудь в карантине.

Долго ль мне в тоске голодной

Пост невольный соблюдать

И телятиной холодной

Трюфли Яра поминать?

То ли дело быть на месте,

По Мясницкой разъезжать,

О деревне, о невесте

На досуге помышлять!

То ли дело рюмка рома,

Ночью сон, поутру чай;

То ли дело, братцы, дома!..

Ну, пошел же, погоняй!..».

Карет с колясками – нет, вместо шлагбаумов – рогатки, вместо инвалидов – мужики мордатые. Всякие мелочи, типа рома и невесты с трюфелями – не здесь. А вот помыться бы…

Напрямки от Владимира-на-Клязьме до Великих Лук – вёрст шестьсот. Прямо… Прямо над Русью даже птицы не летают. Дохнут на морозе.

Почему птицы замерзают на лету, а мышки, к примеру, нет? «Мышки» – не в смысле – «на лету», а в смысле – «на бегу». Загадка природы. Отгадка – в пёрышках.

У меня перьев нет – есть надежда не замёрзнуть. «Мороз окостенит» – вроде, не моё. Но, факеншит, тысяча вёрст дороги! Дней десять-двенадцать в седле – оптимистический минимум. Бедная моя задница! Ни одному закоренелому гею секс такой интенсивности и продолжительности… в самых голубых мечтах… даже и привидеться не может! А здесь – норма. Весь цвет «Святой Руси» неделями отбивает свои окорочка о лошадиные спины в ходе походов.

Задача… Полный маразм! Абсолютная авантюра! В духе кавалерийских атак Боголюбского.

Нужно вспомнить смоленский говор. Здесь диалектность такого уровня, что «национальная принадлежность» определяется на второй фразе. Хуже, чем у Даля в 19 веке, когда он в случайной дорожной беседе отличал нелегалов – владимирских плотников от ярославских.

В Гражданскую Дмитрий Медведев (который – чекист) задержал в поезде двух польских шпионов. Вычислил по манере поведения – мимика, жесты и позы были не характерны для местных. Причём – и те, и другие только что были поданными одного государства – Российской империи.

* * *

– Джон! Какой успех! Как вы ухитрились так быстро поймать русского шпиона?!

– Очень просто, сэр. У нас в городе десять публичных туалетов. Я поставил к каждому по полицейскому.

– И?

– Русских легко отличить. Они, выходя из туалета, застёгивают ширинку.

* * *

А уж тут-то… да ещё, не дай бог, рот раскрывши… как слива в шоколаде – чужака за версту видать.

* * *

– Чего, сынок, в вашей Пентагоне с кормёжкой худо? Ишь как наворачиваешь-то.

– Бабушка, а откуда вы узнали, что я из Пентагона?

– Дык, у нас-то под Вологдой негров отродясь не бывало.

* * *

Если я встречусь со смоленскими…

Официально меня в розыск не объявляли – Ромочка Благочестник очень не хочет, чтобы о моих похождения в Смоленске узнала «широкая общественность». Всего несколько человек знают, что меня надо «имать».

За эти три года я сильно изменился. Вырос. В длину и ширину. Ещё чего-нибудь придумать? Паричок с бородкой…? «Здгаствуйте, Владимир Ильич. Опять в Смольный?». Эх, Хотена с его реквизитом нет!

Я рассуждаю о людях князя Романа. Его там нет. Но кто и сколько из его людей идёт с его папашкой…?

Это одна тема – как просто походить по Великим Лукам и не нарваться.

Другая тема – как попасть туда, где будут говорить «важные слова». «Клятву крестную», вернее всего, будут проводить в церкви. Что там будет озвучено?

Я знаю, что, чтобы не было договорено – оно не исполнится. Но важно понять – кто. Кто из бояр, с какой силой, с какими подробностями, будет настаивать, например, на походе Ропака для расчистки «Волжского пути». Или – на выбивании Ваньки-лысого с Усть-Юга.

Тема напрямую с примирением князя и бояр не связана. Но новгородцы её наверняка поднимут. Потому что их жмёт. Здесь их собственные интересы. Имманентные.

Пока они не созрели, чтобы ударить по мне. Пытаются свалить заботу на князя. На обоих – Новгородского и Киевского. Тянущаяся ссора с Ропаком отвлекает внимание на внутренние проблемы, оставляет надежду, что за поход против меня придётся платить не из своего личного, а из обще-городского, обще-народного кармана.

Это может быть элементом их соглашения. Такого… кулуарного. И мне надо знать – кто будет продвигать эту тему. Какие силы и сроки планируют для такой акции.

Не потому, что именно так сделают, а потому что через год-два-три, когда Ростик умрёт, Ропака выгонят, нового князя призовут, они всё равно сделают что-то похожее.

Глава 522

* * *

О состоянии текущих новгородских дел.

Святослав (Ропак) был прежде послан в Новгород отцом своим Великим Князем Киевским Ростиславом (Ростиком). Рассорившиеся с ним новгородцы вскоре его выгнали и приняли князя от Боголюбского. Однако Андрей вскоре оценил выгоду. Или – подпал под обаяние Ростика. И своего – отозвал. Заявив новгородцам: «Нету у меня для вас иного князя, нежели Святослав».

Случай – уникальный: отдать Новгород – «вторую столицу»! – представителю враждебной ветви династии не под угрозой, не в обмен на выгоды материальные или статусные, но ради сохранения мира на «Святой Руси»…

Дятел сумел уболтать даже Бешеного Китая.

Напомню: два десятилетия перед этим они неоднократно ходили в сечи друг против друга.

Боголюбский и Ростик были людьми выдающимися, могли следовать собственным представлениям о «правильно». Боголюбский неоднократно проявлял свойство принимать новизны в самых разных областях: технической, теологической, социальной… Здесь – политической.

У них было ещё одно, не частое среди князей качество – «отвечали за базар». Оба имели странную для государей привычку исполнять обещанное.

Соловьёв пишет о возвращении Ропака в Новгород:

«Новгородцы не любили брать князей, которые прежде были у них… такой князь доброхотствовал своим прежним приятелям и преследовал врагов, усилиями которых был изгнан. Однако принуждены были принять Святослава на всей воле его. Это выражение в первый раз упомянуто здесь летописцем… предшественники его были принимаемы на всей воле новгородской… лишение приобретенных льгот произвело сильную ненависть новгородцев к Святославу… Первым следствием перемены князя была смена посадника: Нежата был избран после изгнания Святослава вследствие торжества неприязненной последнему стороны; теперь, после вторичного принятия Святослава, Нежата был свергнут, и должность его отдана Захарии».

Соловьёв следует гипотезе, по которой смена князей в Новгороде была причиной изменений в новгородской верхушке. Между тем, внимательный анализ показывает, что то были два разных, хоть и связанных, процесса. Первопричиной было перераспределение власти внутри новгородской знати. Очередная группировка, усилившись, собирала вече, которое и меняло посадника, призывало или выгоняло князя.

Нежату не «свергли», а сняли вечем. Не за «неприязненность к Святославу», а по куда более основательному поводу: «за непогоду». Должность его отнюдь не была отдана князем своему стороннику, ибо посадник – только выборный. Вот и выбрали. Того, кто народу мил – Судилу Иванковича.

Парадокс: князей держат «на коротком поводке». Но проявлений их власти становится больше. Найденных печатей княжеских после «боярской революции» в 40 раз больше посадницких, в 30 – епископских. Новогородцы, хорошо зная своих «вятших и лучших», боятся подпасть под власть какой-нибудь одной боярской семьи.

«Мы настолько сильно любим Родину, что пусть её раздирает сотня воров в золотых поясах. Лишь бы не один».

Судьба Новгорода и, в немалой части, всей «Святой Руси» решалась в трёх-четырёх десятках боярских усадеб, в которых сидели «бОльшие бояре», возводившие свою родословную к ещё до-Рюриковым племенным князькам или к беглым шведам.

Даже блистательные победы над врагами внешними не могли изменить нелюбовь новгородских бояр к Ропаку.

«После гибели свейского короля Эрика Святого и его противника Магнуса Датчанина, в Скандинавии явился готский король Карл Сверкерсон, первый, который носит название короля шведов и готов; он оставил по себе память короля мудрого и благонамеренного, при нем не было усобиц, вследствие чего шведы получили возможность к наступательному движению на соседей».

«У соседки наверху протекает половая щель. Когда у неё течёт – у меня капает».

В начале 12 века один из шведских королей получает прозвище «Глупый». Объезжая своё королевство он взял заложников у одной части готов. Но не озаботился тем же в другой. Его тут же зарезали.

Наконец, два народа – свеи и готы – удалось объединить. У них – «протекло», у нас – «капнуло».

«Под 1164 годом… свеи пришли под Ладогу; ладожане пожгли свои хоромы, затворились в кремле с посадником Нежатою и послали звать князя Святослава с новгородцами на помощь. Шведы приступили к крепости, но были отражены с большим уроном и отступили к реке Воронай, а на пятый день пришел князь Святослав с новгородцами и посадником Захариею, ударил на шведов и разбил их: из 55 шнек шведы потеряли 43; мало их спаслось бегством, да и то раненые».

Ропак спасает своего врага – посадника Нежату. Но спасённый вовсе не считают нужным избавиться от «неприязни» к спасителю.

«Чувство благодарности… В Новгороде? – А что это?».

«… в самый год смерти Ростислава недовольные уже начали собирать тайные веча по домам на сына его. Приятели последнего приехали к нему на городище и сказали: „Князь! Народ сбирается на веча по ночам, хотят тебя схватить; промышляй о себе“. Святослав объявил об этом дружине; та отвечала: „Только что теперь целовали все они тебе крест после отцовской смерти; но что же с ними делать? Кому из князей были они верны? Станем промышлять о себе, не то начнут об нас другие промышлять“.

Святослав выехал из города, засел в Великих Луках и послал оттуда сказать новгородцам, что не хочет у них княжить. Те в ответ поцеловали образ богородицы с клятвою не хотеть Святослава и пошли прогонять его из Лук; Святослав выехал в Торопец, оттуда отправился на Волгу и, получив помощь от Андрея суздальского, пожег Новый Торг; братья его, Роман и Мстислав, пожгли Луки, из лучан – одни заперлись в крепости, другие ушли во Псков; собрался на Новгород Андрей суздальский с смольнянами и полочанами, пути все заняли, послов перехватали, не дали им послать вести в Киев, к тамошнему князю Мстиславу Изяславичу, чтоб отпустил к ним сына; Андрей с Ростиславичами хотели силою поместить опять Святослава в Новгороде: „Нет вам другого князя, кроме Святослава“, – говорили они.

…упорство Андрея пуще ожесточило новгородцев: они убили приятелей Святославовых: Захарию посадника, Неревина, знатного боярина, Незду бирича, обвинивши всех троих в перевете к Святославу; наконец, отыскали путь на юг чрез владения полоцких князей, Глебовичей, враждебных Ростиславичам смоленским, и Данислав Лазутинич с дружиною отправился в Киев к Мстиславу за сыном его, а другой воевода Якун (вероятно, Мирославич…) отправился навстречу к Святославу, шедшему к Русе с братьями, смольнянами и полочанами. Неприятели не дошли до Русы, возвратились назад, ничего не сделавши, а новгородцы выбрали Якуна в посадники и стали с ним дожидаться прихода Романа Мстиславича с юга. В 1168 году Роман пришел, и рады были новгородцы своему хотению».

Стоп. Как же так? А недавний прекрасный поход на половцев? Когда все князья русские, дружно и весело, громят поганых и обогащаются за их счёт? Все ж довольны и радостны! Включая и смоленских Ростиславичей. Они полностью поддерживают Жиздора.

Именно об их брате «промышляет» Якун.

Тема, наверняка, обсуждалась в «ожидании гречников» у Канева. Всё было хорошо, все – в согласии. Новый Великий Князь (Жиздор) подтвердил приверженность обязательствам Великого Князя предшествующего (Ростика). «Как при дяде моём было». И тут же Жиздор изменяет. Не только словам дяди, но и своим – посылает сына Романа княжить в Новгород. Что автоматом означает немедленную войну с вчерашними соратниками.

«Получив желанного князя, новгородцы пошли с ним мстить за свои обиды: пошли сперва с псковичами к Полоцку, опустошили всю волость и возвратились, не дойдя тридцати верст до города; потом Роман ходил на Смоленскую волость, к Торопцу, пожег домы, взял множество пленников».

Хорошенькое дельце! Новгородские торгаши отблагодарили презлым за предоброе, за спасение своё от иноземцев – заговором об убийстве спасителя своего. Изменили договору, преступили крёстную клятву. А Великий Князь, которому мы честно послужили, в битвах рядом с ним храбро бились – он ведь прибыль и от наших мечей получил! – на стороне этих иуд новгородских!

Год назад – «Братья! Пожалейте о Русской земле…». Освобождение христианских полонян, разгромленные половецкие вежи, толпы поганских невольников на рынках… А теперь – наших на продажу гонят, дворы жгут…

Это ж… плевок в лицо и нож в спину!

В Новгороде сцепились две боярских группировки. «Патриоты Новгорода» во глава с Нежатой (позднее – Якуном) и «патриоты России» во главе с Захарией. Хотя, подозреваю, речь идёт не сколько «о любви к Родине», в тех или иных её границах, сколько о любви к доходам, получаемых от той или иной формы такой любви.

Ропак, сын Великого Князя – поддерживает «русских патриотов». Эта группировка состоит, в немалой степени, из нижних слоёв местной элиты. Они и есть – «вече народное».

Князь следует общегосударственным и местечково-новгородским интересам – они в этот момент близки или совпадают. Положение договора между Ропаком и Новгородом – «на всей воле его» – даёт законное право реализовать такую политику.

«По марксизму» и «по закону» – Ропак должен победить. Но срабатывает «роль личности». Точнее – «группы личностей».

«Отсутствие дипломатических способностей у Ропака приводит к его изгнанию» – это не так. Он годами был в состоянии удерживать новгородцев от свары. Но никакие «дипломатические способности» не помогают, когда «партнёры по переговорам» плетут заговоры для твоей смерти.

Почему «плетут»? – Потому что под ними «земля дымится». Их собственная, новгородская земля. Восемь лет мира – киевского княжения Ростика – показали «широким народным массам», что участие Новгорода в общерусских делах – выгодно. Им, «подлым» людям. А не «бОльшим боярам» владеющим огромными вотчинами на Ладоге, снаряжающим караваны в Двинскую землю. Куда мелкий торговец просто не дойдёт.

Успехи новгородцев в продвижении в Заволочье, в Двинской земле, восходящие, в немалой степени, к политике, проводимой Свояком во время его Новогородского княжения, приводят к «подсадке Новгорода на меховую иглу», к средневековому варианту «голландской болезни».

«Резкое увеличение экспортных доходов за счет добывающего сектора ведет к притоку иностранной валюты в страну, что, в свою очередь, приводит к укреплению национальной валюты. Укрепление национальной валюты снижает конкурентоспособность продукции обрабатывающих отраслей, что ведет к сокращению выпуска и экспорта данной продукции… к росту безработицы.

Резкий рост доходов создает дополнительный спрос как на „торгуемые“ (экспорт и импорт), так и на неторгуемые товары (недвижимость, сервис…). Торгуемые товары участвуют в международной конкуренции, дополнительный спрос не оказывает существенного влияния на их цену. Цена неторгуемых товаров определяется равновесием на внутреннем рынке. Резкое увеличение спроса на них ведет к росту цен.

Увеличение доходов сервисного сектора, не конкурирующего с внешними производителями…, стимулирует его рост. Развитие сервисного сектора на фоне упадка обрабатывающих отраслей – один из признаков „голландской болезни“.

„Голландская болезнь“ приводит к перемещению ресурсов из обрабатывающего сектора в сырьевой и сервисный… Зависимость экономики от экспорта природных ресурсов ослабляет стимулы для развития обрабатывающих отраслей и создания новых технологий».

«Голландская болезнь» описана в 20 веке. На примерах экспорта газа или нефти. Другое известное проявление – десятикратный скачок цен в Европе за одно поколение после ввоза массы золота и серебра из Америки. В Испании это угробило местную промышленность – почти всё дешевле привести.

Принцип – «резкое увеличение экспортных доходов за счет добывающего сектора…» – работает и в «Святой Руси» в 12 веке применительно к добыче «мягкой рухляди».

Здесь нет «национальных валют» – у всех серебро. Инфляция – не в снижении «содержания драг. металла», а в «дешевизне денег».

Есть специфика: средневековые транспортные расходы очень многие товары переводят в категорию «неторгуемые». Однако, заплёванные вишнёвыми косточками новгородские мостовые – пример выгодности даже и такого импорта. Другой пример: прекращение гончарного и металлургического производства в Великих Луках в эту эпоху – смоленское привозят.

Рост «сервисного сектора» выглядит как усиление церковников, архиепископа («сервис» душ), строительство каменных церквей (отмечено летописью), «взлёт культуры и искусства». В форме иконописи или ювелирки.

На это накладываются прелести сословного общества. В котором имущественное неравенство – не в разы, а на порядки – закладывается изначально, до рождения. «Мягкая рухлядь» – неравенство усиливает. Богатые богатеют.