Текст книги "Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Двоих… «прибрали». По «посторонним» поводам. Третий – на меня работает. К сожалению – впрямую. Сколько я Точильщику не втолковывал, что нужно не «перевербовывать», а аккуратненько – «под колпак» и скармливать своё, как его собственное – не получилось.

Живчик таких ко мне не шлёт – «звона» моих факторов хватает. Епископских мы уняли. Вместе с епископом. Урюпа, что от Радила заслан был – перевербован. Хороший градоначальник получился. Эмирских и новгородских… выявляем. И – нейтрализуем.

Ещё должны быть киевские, черниговские и смоленские. Ищем.

«Входной контроль» – великая сила. Особенно – в потоковой среде.

Как бы это по простому… Вот, когда кожевенные дела устраивал, я решил, что мне не нужна вся гожая кожа – только хорошая, заданной толщины. А остальное – худое ли, доброе ли – срезать. И – на повторную переработку.

В потоке приходящих людей навык отличать – быстро вырабатывается. Не, не шпиёна. Просто – предположительный нестандарт. Дальше – хоть шкура коровы через барабаны, хоть ватажок переселенцев через фильтрационные посты – отсекается и на специальную э… обработку.

Соглядатай сопредельного государя? – Нет, это – редкость. Куда больше всяких болтунов, бездельников, «посаков», «перескоков»…

Разное чего бывает. Клептоманы, каннибалы, пироманы, садисты, извращенцы, киллеры, алкоголики, еретики, пророки, психи всевозможные… Последние – особенно густо.

* * *

– А ты не думал, что твоих в тех краях – люди Феодора сдали? Кое-кто из его «знающих» – сбежать успел.

– Что было так – знаю. Но… много… разом…

– Другая причина: государь Киевский идёт в дорогу. Одна стража – татей вышибает, пути чистит. Другая, тайная – чистит людишек. Всяких… подозрительных.

– И такое бывает. Но уж больно широко. От Канева до Ладоги.

Качество… оценить не могу. Но охват у Андрея… внушает. Может, не того князя – «Долгоруким» прозвали?

– Думаешь, Ростик на тебя войной пойти собирается?

– Х-ха… Киев, Смоленск, Новгород. Вместе. Разом. Так уже было при отце моём. Пол-Волги выжгли.

– Да с какой стати?! Ростик – муж разумный. Просто переть – «отдай мне твоё» – не будет. Повод нужен. Прежде был Калауз. Он-то вечно пытался столкнуть Суждаль хоть с кем. Чтобы из-под Суждальской руки выскочить.

– Э-эх… Повод сыскать – не забота. Забота – от повода оборониться. Нет Калауза – есть Живчик. Вот, к примеру, ты ему веришь?

Это он моим мнением интересуется, чтобы про Рязанского князя понять? Или – про меня? Извини, я на такие поманки не ведусь. С кем дела веду – плохого не говорю. Пока явно не докажут. Тогда – не веду.

«С кем поведёшься – от того и наберёшься» – русская народная мудрость. Я с худыми людьми… не «набираюсь».

«Бабушка! Научи меня плохому!» – не надо. Сам умею.

– Живчику? – Верю. До сей поры он меня не обманывал, дела общие ведём к взаимной выгоде. Да у него своих забот – выше носа! Чтобы всякие… крамолы замышлять.

– «Своих забот»… Пятнадцать лет, почитай, отец мой, да и аз грешный, были в друзьях со Свояком. Он на моей свадьбе гулял. Мда… Прямая дорога к Киеву: Клязьма-Москва-Ока-Десна-Днепр. И – обратно. Кабы не наша дружба с черниговскими – киевские полки через год по Оке хаживали бы. Калауз давно бы и кланяться Суждалю забыл.

* * *

Ну, типа – «да». В РИ, когда Гамзила станет Великим князем Киевским, то, сохранив за собой Черниговское княжество (что есть преступление против «Закона Русскаго»), будет слать сына с дружиной в Коломну. Для примирения Суздальских и Рязанских князей.

«Миротворца» – суздальские не примут, сунут в поруб.

Тогда Гамзила пойдёт, в 1180 г, (через 13 лет) в свой феноменальный, двухтысячевёрстный поход. Имея в виду разгромить преемника и брата Боголюбского – Всеволода Большое Гнездо. Стремясь к соединению с новгородскими союзниками, отклониться к северу. И будет разгромлен на Влене – левом притоке Дубны, уже в Верхне-Волжском регионе.

* * *

– Пока в Чернигове сидел Свояк, как бы он с Ростиком не дружился, как бы барсами ручными не одаривал, я знал – с Десны войско не придёт. Да вот же… волей божьей помре. После него сел в Чернигове сын его Олег. Хоть и не по закону, а свой, зять.

Глава 518

* * *

«Старший его (Свояка – авт.) сын, Олег, находился в отсутствии. Черниговский Епископ Антоний и Вельможи собралися к горестной овдовевшей Княгине и, боясь хищного Владетеля Северского (Гамзилы – авт.), решились таить смерть Святослава (Свояка – авт.) до Олегова возвращения. Все дали в том клятву, и во-первых Епископ, хотя Бояре говорили ему: „Нужно ли целовать крест Святителю? Любовь твоя к Дому Княжескому известна“. Но Святитель был Грек, по словам Летописца: хитер и коварен. Он в тот же час написал к Святославу Всеволодовичу (Гамзиле – авт.), что дядя его скончался; что Олега и воинской дружины нет в городе; что Княгиня с меньшими детьми в изумлении от горести и что Святослав найдет у нее сокровища несметные. Сей Князь немедленно отправил сына занять Гомель, а Бояр своих в другие Черниговские области; и сам хотел въехать в столицу. Олег предупредил его; однако ж добровольно уступил ему Чернигов, взяв Новгород Северский. Святослав клялся наградить братьев Олеговых иными Уделами, и забыв обет, присвоил себе одному города умершего внучатного брата, сына Владимирова, Князя Вщижского (Магога – авт.). С обеих сторон готовились к войне. Святослав уже звал Половцев; но Великий Князь (Ростик – авт.), будучи тестем Олеговым, примирил ссору и заставил Святослава уступить Олегу четыре города».

Карамзин излагает конспективно события 12 века, мало уже интересные читателю века 19-го. Но я-то эти годы – на Стрелке песок изо всех дыр выковыривал. Мне это интересно куда детальнее. Например: князь Вщижский Магог – ещё живой. Последний месяц.

Ещё: Гамзила отдаёт городки Олегу. Карамзин просто называет число – четыре. Среди них – Гомий (Гомель) и Путивль. Достаточно глянуть на карту: Гамзила не допускает формирования сплошного массива земель «под Олегом», в любой момент эти разрозненные территории могут быть отняты назад.

У епископа Антония, в конце концов – получилось. Олег «добровольно» уходит в Новгород-Северский. Отчего и герой «Слова о полку Игореве», его брат Игорь, сидевший с матерью и младшим братом у смертного одра отца своего «в изумлении от горести» в Чернигове – князь Новгород-Северский.

– Ура! Закон восторжествовал!

– Закон? Восторжествовал?! Где?! У нас?!!!

Произошедшее – новое преступление. Ибо у Гамзилы есть младший брат Ярослав. Он – следующий по старшинству, ему и должен быть отдан второй «стол» в княжестве. Но Гамзила не спешит отстаивать интересы брата, а у Антония не хватает сил снова добиваться восстановления «справедливости по-святорусски».

Это – временно. Год-другой – всё устаканится, соберёмся с силами… И укажем Олегу – «его место».

Новая усобица – неизбежна.

И тут Олег делает, как ему казалось, прекрасный ход: женится в третий раз.

Первая жена его – дочь Долгорукого, вторая – дочь Андрея Доброго, родного (а не сводного, как остальные сыновья Мономаха) брата Долгорукого. Сестры, родная и двоюродная, Боголюбскому.

Увы, второй брак был недолгим, меньше, чем через год Олег снова овдовел.

В обоих повторных браках Олегу жениться стремительно – аж горит! Он не выдерживает и года вдовства, уже через пару месяцев ведёт очередную «молодую» под венец. Не криминал – церковь требует шести недель «паузы». Но – непристойно.

Причина не в «гормональной буре» – в «буре эмоций», происходящих от явной перспективы потери удела. Заботы династические, а не личностные.

Олег решает их тем же, брачным, путём. Через «постель по закону».

Третий брак… Ура! Дочь самого! Дочь Великого Князя Киевского!

Это помогло. В прошлом, 1166 году, дружины Олега ходили на братана к Стародубу, Гамзила, со своей стороны, вместе с половцами, подступал к Новгород-Северскому.

«Но Великий Князь, будучи тестем Олеговым, примирил ссору».

Как это мило! По-доброму, по-семейному…

Аристократический брак не «соединение двух любящих сердец», а военно-политическая сделка. Кто как на брачном ложе пыхтит – неважно. Важны принятые на себя государями обязательства дружественности.

Олег дважды берёт жён из круга Долгорукого.

Андрей Добрый (княживший в Переяславле Южном) и Юрий Долгорукий были близки, Суздаль регулярно поддерживал Переяславль. И – наоборот. Сын Долгорукого – Глеб (Перепёлка) стал Переяславльским князем после смерти Доброго. Есть обязательства Долгорукого перед Добрым об устройстве детей рано умершего брата, о поддержке его сына – Владимира Андреевича (Добренького) с вокняжением в Турове.

Добренький – ещё живой, хоть и не в Переяславле, и не в Турове. Мне ещё предстоит с ним встретиться.

После смерти Долгорукого эти обязательства перешли на Боголюбского. Понятно, что и второй брак Олега был устроен Андреем. Сделать такое без участия ближайшего (по крови) и влиятельнейшего (по войску) «братана» невесты-сироты – невозможно.

Положение Олега – шаткое. Он «сел на отцов стол». Наперекор обману «лживого грека». Это – преступление. Он был вынужден оставить Чернигов. Договорился с двоюродными, провёл «рокировку» – перешёл в Новгород-Северский. И от него снова, те же люди, по тому же основанию, требуют отдать и этот город более старшему в роду.

– А пошёл бы ты, братан, в… в Гомий.

Епископ Антоний, получивший страшный удар по репутации из-за вскрывшегося обмана – дожимает. Для него Олег, мало того, что преступник, ещё и личный враг. Главный князь Черниговских, глава семейства, «хищный» Гамзила – требует доли для своего родного брата. Законной доли в родовом имении.

У Олега нет ни репутации отца, ни душевных свойств того.

Свояк, после измены киевлян, после убийства его брата Игоря, «очертил голову» – готов был умереть, но наказать убийц. И свою «безбашенность» доказывал неоднократно. Страшным «ледовым исходом» из Новгород-Северского, бешеным конным боем в зимнем лесу с «размётыванием» берендеев под Карачевым, добровольной передачей Курска и прав на «шапку Мономаха» Долгорукому…

Ему ничего не жаль. Ни земель, ни «шапки», ни головы своей.

Эта безоглядность внушала страх. И – уважение. Даже люди из ближайшего окружения его двоюродных братьев-противников предупреждали его об опасностях.

Олег «легковеснее». Люди помнят, например, о его предательстве собственного отца, его стяги в лагере противников Свояка при осаде Чернигова.

Его не боятся. И – не уважают.

Чтобы не быть снова «согнанным со стола» Олегу нужны сильные покровители. «Сильных» на «Святой Руси» двое: Ростик Смоленский и Андрей Боголюбский.

Свояк и Долгорукий были «закадычними» союзниками. Олег следует линии своего отца, Андрей – своего. После смерти первой жены – родной сестры Боголюбского, Олег берёт в жёны двоюродную. Военно-политический союз подтверждён.

Но у Андрея нет возможности поддерживать Олега. У Андрея, в год смерти Свояка – Бряхимовский поход. Иначе он бы, наверное, повторил ту хохмочку, которую устроил с Вщижом – послал бы «толпы сватов» из княжьих гридней и городовых полков сопровождать невесту к «брачному ложу».

Андрей занят. Делами Рязанскими, Новгородскими, собственно Суздальскими.

«Покровитель» – «не покровляет».

И тогда – перемена. Олег – «переметнулся». Третья жена – из другой ветви рюриковичей.

– Коли Китай не помог – пойду-ка я под Дятла.

Не хочу делать предположений о причинах «своевременности» смерти второй жены Олега. «Родами померла». Думать о человеке худое не знаючи – грех. Но эта смерть очень удачно открыла «окно возможностей». Возможности сменить покровителя в тот момент, когда под Олегом «запахло жареным».

Помогло. Ростик, верховный правитель «Святой Руси» покрывает преступление – нарушение «лествицы».

«Великий Князь, будучи тестем Олеговым, примирил ссору…». Или – воспрепятствовал исполнению закона? «Ну как не порадеть родному человечку?».

Связка Суздаль-Чернигов-Переяславль рассыпалась в своём среднем звене. Трижды: в самом Чернигове, в Новгород-Северском, во Вщиже, где в эту зиму умирает «самый большой князь Святой Руси» (более 2 метров ростом), зять Боголюбского – Магог.

Положение Олега – «князь – не настоящий» – сохраняется. После смерти Ростика Олег снова оказывается лицом к лицу с Гамзилой, Антонием и «Законом Русским». В РИ, через два года, когда русские рати пойдут в Киев ставить Боголюбского Великим Князем, Олег присоединяется к походу. А Гамзила – нет. А зачем? – Он и так «в законе», в своём праве.

Олег, мечами и кровью своих гридней, стремится искупить свою вину, своё предательство суздальских. Сохранить свой удел. А то, может, и… Андрей суров – может и вышибить Гамзилу с Чернигова. Вернуть отеческий стол, обратная рокировка…

Подобные планы постоянно наполняют умы русских князей. Наряду, конечно, с «тяжкими думами об истовой защите отечества руського и веры православной».

Нормальный попандопуло с нормальным школьным курсом истории в голове, в таких темах местным…

«Тьфу! Чегой-то в зубах хрустнуло. Дайте щепочку поковырять».

Даже и профессиональный историк, знающий события этих конкретных десятилетий – не тянет. Помимо фактов объективных, вроде урожайности в конкретной год или числа мечей в конкретной дружине, необходимо понимать психику, мотивы, «границы допустимого» конкретных личностей.

Мало – истории, нужна – психиатрия.

Свояка, например, уже объявляли «во всероссийский розыск», «вне закона». И он, чтобы «выжить и отомстить», сам научился плевать на закон. Его противник и двоюродный брат Изя Давайдович – оставался в «правом поле». Он много чего наворотил, но… типа – в рамках. Отчего и отдал своему злейшему врагу Свояку – Чернигов. Сам, своими руками. Правда – после настойчивых напоминаний со стороны других князей.

В критический момент, в последнюю битву Изи – его вассал, «братан», черниговский князь – дружину не привёл. Наплевав на клятвы и законы. Как поступали по отношению к нему, как вынужден был поступать он сам.

Ехидно прикалывался в переписке. Весьма достойно, с полным соблюдением обрядов по княжескому уровню, похоронил, наконец-то, столь ненавидимого им братца в соборе в Чернигове. С благостным отпеванием и проливанием слёз, описанных Карамзиным. И – «радостью несказанной в сердце своём», у Карамзина не описанной.

Сходно с дядюшкой, с Изей Давайдовичем, ведёт себя Олег – «Нарушаю. Изменяю. Преступаю. Но не сильно».

* * *

Андрей, не обращая внимания на меня, продолжал рассуждать вслух:

– Был Свояк в Чернигове – было спокойно. Свояк пошёл сильно с Ростиком дружить – я Магогу во Вщиже помог. Рати послал, дочку за него выдал. Свояк зубками пощёлкал, да и утёрся. Так ли, иначе, а с той стороны беды вдруг – не могло случиться. Теперь… В Чернигове – Гамзила. Шкура продажная. Только бы кису серебром набивать. Олег… переметнулся. Он-то и так… Вечно матасится. Любит ломаться, кривляться, прыгать на разные лады. Матас, мазопек, корчила, шут, скоморох. Двухклинковый. Мечами шутки на показ крутить – горазд. Разоблачится по пояс голый и давай… посвёркивать. Иной раз и не понять – то ли меч светит, то ли – брюхо. Говорил я отцу – не отдавай за него сестру. А та дурочка – радовалась. «Молодой, высокий, красивый»… Уж она-то за таким мужем наплакалась. А вторая, Андреевна, вишь ты, и года не прожила. С таким-то… штукарём. Третий князь на Десне, зять мой, Магог. Болен он. Помрёт, видать, скоро. Как его в этот рост нечеловеческий попёрло – со дня на день жду. Пока… Бог милостив. Но ныне, видать, всё уже, скоро преставится.

Андрей глянул в «красный угол», иконы не нашёл, перекрестился на подсвечник.

– Выходит – ныне киевлянам прямая дорога в Залесье. Торная. Не преминут.

Он дважды повторил последнее слово. Будто проверяя его на вкус. И – резюмировал своё откровение.

– А тут – дятел полетел. Сговорится с сынами. И наведёт на меня войско. Два. Смоленцы да новгородцы снова с севера по Волге огнём пройдутся. Киевские да черниговские на Оку выкатятся, с юга.

Он тяжело посмотрел на меня.

* * *

Что, Ванюша, скушал? Микро-гео-политический расклад. «Микро-страсти в микро-мире». Только мрут в этом «микромире» – по-настоящему. Преимущественно – дети и женщины. С голоду, на пожарах, от мора…

Тут учебник истории не поможет. Тут надо рядом с перечнем событий, положить географическую карту да родовое древо рюриковичей, да с их женами, которых летописи упоминают значительно реже, да построить психо-профили участников событий… и их ближайших соратников-советников, которые хорошо если хоть упомянуты по именам раз-другой… а ведь – «короля играет свита». И, главное, хорошенько над всем этим подумать…

* * *

Андрей вдруг, с внезапным облегчением от смелости сказать прямо, добавил:

– А с восхода – ты. В спину ударишь. Уже начал. Люди смоленские к тебе приходят во множестве. Говоришь – из отцовой вотчины. Так ли оно? Люди епископа смоленского… Один, вон, у тебя в ближних друзьях, племена под руку твою собирает. А зачем они тебе? С иных и подати – только вшей жменя. Городец… И дальше ручки тянешь. Вот карта твоя. Твои люди уж и к Ярославлю подбираются. А на что? Или тебе лесных пустынь мало? Чащоб-буреломов не хватает? Которосль мне перекрыть надумал? Игры с Живчиком… с этим твоим… с «обчеством страха» каким-то. Муром его – тебе в рот глядит. Ты там и попов меняешь, и посадников. Он тебе Муром обещал? А за что? За Коломну, Серпейск, Кучково? А ныне ты прямо сказываешь: отдай Волгу по Мологу. Сиё означает: отдай Кострому и Галич, Шексну с Белозерьем. В Костроме твои люди моего посадника наперёд убили. Замятня, де, там. На что тебе, князь Андрей, с шишами вошкаться? – Отдай воеводе Ивану. Так?

Он не требовал подтверждения или опровержения. Просто разглядывал. Несколько устало. Даже сочувственно. Типа: ребята, я вас понимаю, у вас есть свои интересы. «Человек – не курица, всяк к себе гребёт». Планы строите, манёвры и хитрости придумываете. Это – нормально. Но обманывать меня – глупо. Силёнок в мозговёнках ваших – маловато. Я вас насквозь вижу и ковы ваши хитромудрые – поломаю. Как бы мне тяжко нынче не было.

Молчание затягивалось. Я, честно говоря, никак не мог найти верный тон. Просто сказать: выдумки это всё – не пройдёт. Хмыкнет, да Маноху кликнет.

Где-то в этих подземельях найдёт в РИ свою смерть Рязанский князь Калауз, оставит здоровье его сын, потеряет свои глаза один из сыновей Ростислава (Торца), старшего брата Боголюбского. А ведь Всеволод Большое Гнездо, который столь эффективно использовал здешние застенки – куда более мягкий государь и человек, нежели старший братец его – Китай Бешеный.

И как отвечать на этот каскад обвинений?

Мне, как ДДДД – долбодятлу длительного действия, нормально опровержение по пунктом. Типа:

– Ты сказал вот это. Допускает иную трактовку. Не доказано. Всё недоказанное – трактуется в пользу ответчика.

Только это – игры англо-саксонского права. У нас – судят по вере. «Правда – у бога». А не – в судебном заседании. Андрею плевать на аргументы и сомнительность улик. Он судит сердцем. «Вор! – Я так вижу. На плаху».

Ещё чуток помолчу и…

«Молчание знак согласия».

Не надо.

– Великий Князь Ростислав – смертельно болен. В марте – умрёт.

Андрей… услышал. Но не сразу понял. Взгляд его уже сузившихся, принявших уже обычный, несколько презрительный вид, глаз метнулся по сторонам. Зрачки расширились и снова вперились в меня.

– Э-э-э… откуда…?

– Из свитка. «Кожаного». До Новгорода не доедет. Сил не хватит. Вызовет сына и бояр в Великие Луки. Примирит. На обратном пути, не доезжая до Киева – скончается.

– Это… точно? Головой отвечаешь?

– Да.

Я не опроверг его обвинения. Я их просто отбросил. Дал информацию не о себе или о Живчике – о Ростике, главном персонаже его тревог. Инфу, которая меняет всю картинку. Не возражал против предположений, а устранил главную причину подозрений. Разрушил не умопостроения, но их фундамент.

Я, может, и могу хотеть чего-нибудь этакого. Но это – не «удар в спину» на фоне большой войны. Нет войны – не будет и «удара». А ежели Ванька сдуру и устроит какую каверзу, так его и обломать труда не составит. Не надо иллюзий: Всеволжск против Суздаля – в одиночку не тянет.

Факеншит! Я пляшу на тоненьких лезвиях, на балансе интересов! Между Суздалем и Булгаром. На дольке случайной дружественности Живчика, князя Рязанского. Которая в любой момент может исчезнуть. Либо – у него, либо – вместе с ним. На отдалённости множества других, более сильных, чем я, противников. Эта отдалённость – просто нежелание Боголюбского пропускать… даже не «недругов» – просто чужих – через свои владения. Но это – «обычные интересы мирного времени». Чуть сменятся его интересы, или, точнее – представление о его собственных целях и границах допустимого… Вот пустит Андрей ушкуйников свободно на Волгу… Да хоть в пол-свободы! – Из меня только дымок пойдёт.

К моему удивлению, Андрей не обрадовался известию о скорой смерти своего «вечного» врага.

Сколько лет они сходились в сечах! Да почти всю сознательную жизнь! Сколько гонялись друг за другом по лесам и полям, сколько крови и пота потратили, чтобы истребить друг друга, сколько раз клялись отомстить на могилах павших боевых товарищей, сколько проклятий и просто ругательств посылали один другому, сколько ночей не спали, пытаясь понять замыслы противника, влезть в его голову, увидеть расклады его глазами, перехитрить, обмануть…

А теперь… пусто как-то. И всё ближе холод могилы, всё меньше сверстников, прежних друзей и врагов. Меньше – здесь. Больше – там. На кладбище… «Ба, знакомые всё лица!». Здесь портретов на обелисках не делают – «знакомые имена».

Андрей не смог сдержать обуревающих его чувств. Вскочил с лавки, чуть не опрокинув кружку с остывшим уже чаем. Прометнулся своей шаркающей кавалерийской походкой, с распахнувшимися, сметающими пыль, полами шубы по каморке.

Четыре шага в одну сторону, четыре – обратно. В застенке – не разбегаешься.

Сел. Снова уставился мне в лицо. Да так, что я под его взглядом и квасом своим поперхнулся.

– Чем докажешь?

Вот так-то, Ваня. А то размечтался: я, де, Боголюбскому верность своих пророчеств прежде не раз доказал! Теперь на слово всегда верить будет!

Ага. Перетопчешься.

«Доверяй, но проверяй» – железное правило. Злиться и ершиться тут нечего. Лови момент, учись. Пока есть с кого пример брать.

– У тебя недавние описания внешности Ростика есть? Не всех же твоих… доброхотов переловили.

– Н-ну… А к чему это?

По моему суждению, Ростик долго и серьёзно болен. Похоже – рак желудка.

Значит – он сильно похудел и почернел. Прежде довольно дородный и светлый лицом, он должен напоминать обгорелую деревяшку.

– Полагаю, что князь похудел сильно, лицом тёмен стал, на висках – кожа впала, постоянные боли в животе, мясное не ест, рвота с кровью.

Факеншит! Давать симптоматику по летописным сведениям, случайными кусочками попавшимися на глаза через восемь веков после смерти пациента…! При том, что летописи дают лишь представление о продолжительности и, кажется, общую анемию.

С другой стороны, и «доброхоты» Андрея могут «поймать» дисфагию, но, наверняка, не мелену.

«Гос. кал – гос. тайна». Во все времена. Вот наоборот – не всегда.

– Так. Ещё?

– Ещё… Как поедет Ростик с Киева, то будет встречаться в Чечерске с зятем, с Олегом. Послы смоленские поедут ему навстречу за триста вёрст. Сын Роман, внуки, Епископ Мануил, вместе с народом, всё население выйдет из города его встречать. Вельможи, купцы, по древнему обыкновению, принесут Государю богатые дары.

Какое счастье, что я когда-то сунул нос в Карамзина! Чисто из вредности. Типа: как выглядит русская история по-монархически, а не только «в свете единственно верной марксистско-ленинской…».

– Мда… Не густо. «Богатые дары»… это-то всегда. Чечерск… встретят за триста вёрст… Ростик уже в Смоленске. Верно, уж и дальше пошёл. А мне о том не отписывает. И к делам Новогородским – не зовёт. Почему? Свою верёвочку плетёт? Для Залесья – удавку?

Почему Ростик не озаботился заблаговременно известить о делах своих Андрея – не знаю. Может, просто устыдился необходимости разбирать спор между сыном и боярами новогородскими? Святослав (Ропак) в такой ситуации выглядит… «папенькин сынок»? Или постоянные, нарастающие боли сузили поле зрения, заставили сконцентрироваться на самом главном: доползти, хоть бы из последних сил, выстрелить словами, вбить, вколотить в эти дурные головы простую мысль: свара – худо, нельзя.

Собрать «знатнейших Новогородцев и взять с них клятву забыть прежние неудовольствия на сына его, никогда не искать иного Князя, разлучиться с ним одною смертию».

Что «знатнейшие Новогородцы» – сплошь воры, лгуны и клятвопреступники – Ростислав знает. Куда лучше меня. Только иных средств, кроме «крёстной клятвы» – у него уже нет.

Хотя… клятва исполнена: новгородцы «разлучились» – «одной смертию». Его. Ростислава.

Я ещё пребывал в раздумье о скоротечности жизни человеческой, о бренности земного существования, о безысходной вечной тоске любого варианта существования посмертного, как Андрей снова вперился в меня:

– Ну и чего теперь делать?

Факеншит! Даже меланхоличности с элегичностью похлебать не даёт! Кстати…

– Теперь – накормить.

Раздражение его от произнесённого мною только усилилось. И тут же было погашено видимым усилием воли. Андрей, как всякий опытный воинский начальник, знает: солдат должен быть накормлен. Потом – хоть шкуру спусти и голову сруби. Но – на сытый желудок.

– Ман-нох-ха! Ты где, собачий сын?! Живо накорми этого… воеводу. И мне кваску принеси.

Снедь была из серии «холодные закуски». Но я не привередлив. Хоть и вчерашние, а пироги мне понравились. О чём я честно и сказал. У Манохи от моей похвалы по всему лицу лучики пошли. Борода встопорщилась, скрывая довольную ухмылку. Палач-кулинар? – Не встречал. Но почему нет? Хобби у человека такое. Законам того самого Исаака не противоречит.

Андрей фыркнул, отхлебнул. И уже не сколько раздражённо, сколько озабоченно спросил:

– Сказывай. Чего дальше будет.

Во! Кажется, я угадал. И с описанием изменений внешности Ростика, и с его «захождением на борт» в Смоленске. Вроде – доверие Андрея ко мне восстановилось. И теперь он собирается выжать из меня по максимуму. Как бы тут… Ага. Мясо запечённое холодное… Вкусно.

Так вот: в предсказаниях в моей ситуации важно не следовать советам «Янки» о пророчествах. В смысле – убрать рассудок в тёмное прохладное место и запустить язык на максимальные обороты.

Андрей, при всём своём боголюбии – реалист. Но – медленный. И трёх лет не прошло, как до него дошло. Дошло, что иметь в хозяйстве пророка – очень даже полезно. Пусть даже и мечтающего стать «ложным пророком».

Мы оба вспомнили давние обсуждения этой темы, с падающим, для наглядности подтверждения всеобщей распространённости пророкизма, стаканом, переглянулись…

– Дальше будет так. Повторю: Ростик до Новгорода не доедет. Вызовет сына и бояр в Великие Луки. Заставит их помириться. Потом… «Великий Князь возвратился в Смоленск, где Рогнеда, дочь Мстислава Великого, видя изнеможение брата, советовала ему остаться, чтоб быть погребенным в церкви, им сооруженной. „Нет, – сказал Ростислав: – я хочу лежать в Киевской Обители Св. Феодора, вместе с нашим отцом; а ежели бог исцелит меня, то постригуся в монастыре Феодосиевом“. Он скончался 14 марта 1167 г. на пути, тихим голосом читая молитву, смотря на икону Спасителя и проливая слезы Христианского умиления».

Я прикончил очередной кусок пирога… с груздями? Вкусно. И, утерев руки и губы, взялся за кружку.

Андрей смотрел «сквозь» меня. Представляя, видимо, картинку. «Дятла», проливающего «слезы Христианского умиления». А чего? Может, Карамзин и прав? Ростик, конечно, «дятел». Но некоторой сентиментальности не чужд. Опять же, на краю могилы, после полугода непрерывных болей…

– Значит, помирятся? Ропака обратно примут?

– Ага. Не надолго. Года не пройдёт – снова выгонят. Этим летом.

– Года, говоришь… Этого-то года нам и не хватит… Думай, ты, Иезикиля Всеволжская!

На что ему «года не хватит»? Чего он такое готовит? Летописи говорят о скором столкновении суздальцев и новгородцев в Заволочье. И о победе новгородцев. Это потому, что «года не хватило»? Или он о чём-то другом?

Факеншит! Мозги сломать можно! Аж аппетит пропал!

– Ты, Китаец Бешеный! Ты скажи об чём – я подумаю.

С Андреем всегда так. Князь-провокатор. Ведь я начинаю всегда тихо, благостно. Типа: посидим рядком, поговорим ладком. А он… пока не заведёт – не успокоится! Вампир эмоционально-энергетический. Даже есть расхотелось!

У меня тёща такой была. Потом, когда её велосипедист переехал, стала по-спокойнее.

Может, сделать велосипед и на Андрея…?

Картинка с велосипедистом, наезжающим на святого русского князя Андрея Юрьевича Боголюбского, сбила нарастающее раздражение. Я сочувствующе, от представляемой реакции князя на внезапное бряканье велосипедного звонка, улыбнулся Боголюбскому, от чего его снова затрясло, и радостно сообщил ему:

– Чего тут думать-то. Через два года возьмёшь Киев, станешь Великим Князем.

Лучше б я промолчал! Беднягу аж вскинуло от моих слов.

– Я?! С чего это?! Не хочу! Да и не по закону.

Как это? Я ж помню по истории… А причём здесь закон?

– Ты про какой закон толкуешь?

– Да про наш, про русский! Гос-с-споди… «Лествица» – слышал? Вот был Мономах. Потом – сыновья его по старшинству, Потом – внуки.

– Постой. Но между мономашичами были Гориславичи.

– Воры!

– Изя Давайдович…

– Сволота изменническая!

– Изя Блескучий. Он, хоть и внук, а твоего отца, Юрия Долгорукого, сына Мономахова, своего дядю, с Киевского стола сдвинул.

– Лжа! Там старший из сыновей Мономаховых сидел – стрый мой, Вячко.

Ну, типа, если не вдаваться в подробности… После последнего из сыновей Мономаха – Юрия Долгорукого, умершего в результате отравления в Киеве, власть перешла, после ряда приключений, к внуку, старшему из живых в тот момент сыновей старшего сына Мономаха Мстислава Великого – Ростику Смоленскому. От восьмого колена рюриковичей к девятому.

– Та-ак. И кому же по закону Русью после Ростика править?

– Известно кому. Мачечичу.