Текст книги "Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Ты…! Ты зачем…! Нашу мать умай…!

Охренеть… Твою мать…? Ума… что? Или – чем? Бли-ин… Не фига не понятно. Поэтому лучше… а хрен знает – что лучше, когда непонятно… а сабля-то у него уже наголо…

Руку к сердцу, поклон в четверть.

– Извини хан. Но ты зря взволновался. Я ничего про твою мать…

– Кха! Нэ про мою! Ты…! Ты… Умай… Нашу мать! Нашу всехную мать! Всего жёлтого народа…!

«Всехная мать»? Это кто? Богородица? Ещё знаю – Гею, Астарту, Кибелу… Умай?… Не, не знаю.

У меня был настолько глупый вид, что Асадук поверил в отсутствие злого умысла. Периодически ругаясь, кхекая и фыркая, он то убирал саблю в ножны, то вытаскивал обратно, чтобы сокрушенно покачать головой над отметиной, оставленной на добром клинке топором Сухана.

Одновременно объяснял, что считалка из моего совейского детства – «эники-беники» – довольно точно воспроизводит «Энныке-бэнныке» – «Мать Всемогущая». Так начинается молитва кыпчаков, обращённая к Умай – женскому божеству тюрков, «Матери Народа». Понятно, что искажённое начало сакральной молитвы в устах иноверца воспринимается как святотатство. «Оскорбление чувств верующих» в эту Умай и личное оскорбление хану.

Но поскольку у меня в голове навоз – он меня прощает.

– Ну спасибо, Асадук. Думаю, что навоз – в твоей голове. Только имея на плечах корзину кизяка можно кинуться с саблей на гостя своего господина. Но я тебя тоже прощаю.

После чего, как и обычно для мужчин, я нашёл выход из неудобной ситуации в форме наезда на женщин:

– Бабы! По машинам! Э… По кошевам. И чтоб ни одна носу… Факеншит уелбантуренный! Я из-за вас с кипчаками – резаться не буду. Хватит мне одной… ихней «всехней». Бегом!

Причём здесь бабы? – Не причём. Сам дурак – не знаю тенгрианский пантеон, не в курсе кипчакских молитв и обрядов.

«И пред идолом гнётся кипчаков спина.

Всадник медлит пред ним, и, коня придержав,

Он стрелу, наклонясь, вонзает меж трав,

Знает каждый пастух, прогоняющий стадо,

Что оставить овцу перед идолом надо».

Низами было легче: у него любимая женщина – рабыня-половчанка. Авторский гонорар, подарок правителя, «величавая обликом, прекрасная, разумная», ставшая женой и музой.

Поскольку я жениться не планирую, то… всё – сам. Учиться, учиться и учиться.

Но кто-то же должен быть объявлен виноватым в том, что у хана клинок выщерблен!

И мы – поскакали. В смысле – поехали. В смысле – я спать завалился.

Асадук, идя в Гороховец, оставлял своих людей в селениях по дороге. Те собрали к нашему появлению сменных лошадей. Не полная станция – подстава, перемена, эстафета. Но всё равно – живенько идём, не обоз гужевой, где возчики рядом с санями пешком топают.

Ещё тема для разговора с Боголюбским: надо ставить ямскую гоньбу и на его землях. И здесь – от Гороховца по Клязьме вверх. И с верху, от Москва-реки, и вбок – Суздаль-Ростов-Ярославль, и…

Ваня, уймись. Почтовый тракт – денег стоит. Конечно, тебе Андреевыми деньгами легко сорить куда ни попадя.

…

Только приехали в Боголюбово на посольский двор – Лазарь с крыльца бежит. В одной рубашечке.

– Иване! Господине! Я такой радый!

Обнялись, поздоровались.

Вырос парень. Кровь с молоком. Как вспомню нашу первую встречу в Твери, когда он в наряде от БДСМ… Длинный. Но – лёгкий. Беленький, тощий, гладенький – без бороды. В высоких красных кожаных сапогах, толстом кожаном жилете на голое тело и кожаной юбке по колено с разрезом на заду. Он тогда в поход собирался, тренировался без отдыху. Ни – ума, ни – доспехов.

Теперь-то… повзрослел. И доспех точно есть – сам присылал. А вот ума… И чего он жениться надумал?!

Из-за его плеча Резан кланяется. Почему поклон мелкий, а кафтан форменный отсутствует? – А, понял – брюхо наел.

И ещё один рядом стоит. Поклон – мой, кивком. А кафтан… у меня таких нет. Что за птица?

– Я – сеунчей князя Суждальского. Князь велел звать Воеводу Всеволжского во дворец. Немедля.

– Так… Я ж с дороги! Мне б помыться-переодеться. Съесть бы чего…

– Князь велел – немедля. Пойдём воевода. Там… накормят.

Факеншит! Добавлю: уелбантуренный!

Я ещё члены с дороги не размял. Во всех смыслах этих слов. А меня уже…

Андрей меня загодя «нагибает»? Чтобы я в разговоре спину почёсывал да брюхом марши наигрывал? Что ж он мне такое-эдакое…? Или у него так для всех, нормально?

Послать бы всех. Сходить в баньку, откушать угощений… Во что мне потом неудовольство Андрея, такой задержкой да непослушанием вызванное, встанет?

– Лады. Резан – коня. Во дворец.

Уже выскакивая со двора увидел, как вешались на Лазаря сёстры его, как обнимала Рада. А тот посматривал на одиноко стоящую в стороне, вылезшую из саней, Цыбу. Ох, и будет тут… Лучше – к Андрею.

«Ноныча – не как давеча»: народ от скачущего сеунчея – в стороны, ворОтники – кивают приветливо, слуги на крыльце – ждут уже.

– Не изволит ли твоя милость пройти в государевы покои да подождать малость?

Моя милость – соизволила. И очень скоро – раскаялась.

Жарко тут, душно. Всякими запахами… ладан, масло горелое, травы разные до… хоть не дыши.

Сгоревший сортир, залитый французскими духами представляете? То-то народ русский, как тепло пришло – вылазит на двор и ходит пьяный. Просто от воздуха.

* * *

Интересно мне: как это коллеги-попандопулы сюда в собственных телах вляпываются? Почти 9/10 человечества 21 века склонны к аллергиям. Такова реакция хомнутых сапиенсом на «хорошо» – на чистоту и гигиену. Толпа «наследственных чистюль» – вляпывается сюда… Они что, будут прогрессизмом заниматься? Или спешно искать адреналин для ввода подкожно или, лучше, внутривенно? Кто видел анафилактический шок… А тут просто запах мяты запредельной концентрации.

«От древности в зобу дыханье спёрло»…

Страшная судьба попандопулы «в теле». Опухая и слезясь, чихая и задыхаясь… Мучительная смерть.

* * *

Форточек – нет, рамы – законопачены. Я ещё и одет по-зимнему. Хоть и скинул верхнее, а всё равно – весь мокрый. И не идёт никто.

«Только слышно – по улице где-то

Одинокая бродит гармонь».

В смысле: где-то за стеной – бу-бу-бу. Непрерывно. А чего – не понятно.

Долго.

Томно.

Скучно.

Я за это время у Лазаря и помылся бы и поел.

Душно, в сон клонит.

«Детство – это когда спать обязанность, а не мечта» – прошло-пролетело моё детство…

Злость моя всё круче закипает. Злость на спешку ненужную, на бесцельное времяпрепровождение. На всю эту… затхло-затрапезную атмосферу. На князя Андрея свет Юрьевича. Ух какой он наш… богом э… любленный.

Стоп. А может это специально? Чтобы разозлить меня, чтобы вывести из равновесия? Это у него план такой? Хи-и-итренький… А мы – поломаем! А ну-ка сняли раздражение.

Андрей – он и есть Андрей. Китай. Бешеный. Явление природы. Данное нам в ощущениях. А давай мы его… мы его пожалеем!

Бедненький. Тупенький. Почти святой. Бегает, суетиться, напрягается. А время рассчитать – мозгов-то и не хватает. А как рассчитать-то? Часов-то нет! Мрачное средневековье, «тёмные века». Глушь, дичь и запусть.

Жалко братца.

Братишка! Может, помочь смогу? Может… секретутку ему! Точно! Чтобы составляла график встреч, напоминала про всякое важное, пациентов в приёмной кофием угощала. С конфетами шоколадными.

Я уселся на лавке поудобнее, вытянул ноги, начал вспоминать вкус хорошего кофе… и шоколада… и секретарш… и задремал со счастливой улыбкой на лице.

…

– Чего лыбишься?! Ишь, расселся!

О! Высшее властьё припожаловало! Тута-земное, тута-эпохнутое. Локализованное. Или правильнее – локализнутое?

Мда… насчёт «лизнуть» тут такие мастера есть – мне и не сравниться. Поэтому по математике – «от противного». Но – с выподвывертом.

– Радуюсь, княже. Он нестерпимого счастья. Лицезреть твою светло-княжескую милость. В животе и во здравии. Ибо жизнь всякого человека есть лишь мимолётный миг пред ликом вечности. И коли попала мне нежданная удача наблюдать сей краткий миг незамысловатого порхания мотылька твоей жизни по цветущему лугу божьего мира, то следует ловить сиё счастливое мгновение. И радоваться столь великой редкости.

Философия, факеншит! Крыть – нечем.

Андрей не понял. Предположил… обидное. Озлился ещё сильнее. Вспомнил, что причина прежнего раздражения – за стеной осталась. Со мной… свежей злобы набраться можно. Дёрнул головой, внимательно вглядываясь в тёмные углы горницы.

– Пошли.

– А куда?

– Туда! На кудыкину гору!

– На Кудыкину? – Хорошее место. У меня под городом такая гора есть – крестьян там пахать-сеять учат. Только далёко. Пешки не дойдём. Шубу-то одевать?

Весь передёрнулся. Аж зубами заскрипел. Сейчас он меня посохом своим… Не. Передумал.

– Ходи. Следом.

Ходю. Следю. Шуба-шапка – в руках.

«Попятили мерзавцы наши!» – сказано про поляков. Но чем наши «мерзавцы» лучше? Или – хуже?

О, места знакомые. Вот об эту притолоку я уже головой бился. Точно – и ворота знакомые: «оставь надежду всяк сюда… закатываемый». Снова пояса, железки – долой.

Опять Маноха навстречу идёт. Повелитель подземелий пытошных. Улыбается, кланяется. Зиппой моей щёлкнул демонстративно, подмигнул. Типа – всё путём, Ваня, работает твой подарок.

Единственный позитивно настроенный человек на весь дворец. И тот – палач.

– Маноха, у тебя самовар-то горячий?

Ухмыляется. Я сам ему самовар посылал. Из первого десятка. Подарок, видать, ко двору пришёлся, используется.

– Само собой, Воевода. Цельный день топим. То – чаи гоняем, то плети вымачиваем, то чудаков сбрызгиваем. Тебе чайку?

Ага. А потом меня Боголюбский… сбрызнет.

– Не, спасибо. Лучше кваску холодненького.

Конец девяносто четвёртой части

Часть 95. «Поговори со мною, княже, о чём-нибудь…»

Глава 517

Та же келья, где Боголюбский своим посохом пол-потолка вывалил, когда мы прошлый раз разговоры разговаривали. Потолок не починили, но полы вымели. Свечки лучше. Не сальные по стенкам, а шандал церковный с восковыми. Маноха рушничок на стол постелил, блюдо с заедками поставил. Князю кружку – аж пар валит. А мне – квас.

Ошибся я. В подземелье-то… плюс четыре. Опять же, сбрызнуть – князь и своим сможет.

– Ну. Сказывай.

– Ну. Сказываю. Позволь сообщить тебе, братец, что я всё ещё рад тебя видеть. Здрав будь, Андрейша.

Мигнул. Ноздрями поиграл. Сейча-ас как ответит…! Удержался.

– И тебе, воевода, здравствовать.

Во! Опять не хочет меня братом признавать. Ничего, мы это подправим. Лишь бы кружкой с кипятком кидаться не начал. А то с обваренной мордой… не комильфо.

– Ну вот. Уже хорошо. А то повстречалися – будто чужие, не поздоровкались. Теперь, по обычаю нашему святорусскому надлежит нам с тобою почеломкаться. Троекратно… Но мы не будем. А то у тя пар с ноздрей летит, обвариться боюсь. Да остынь ты, Андрей! Я в твоих бедах-заботах – не виноват, злобиться на меня – не с чего.

– Не виноват?! Ладно. Поглядим. С чем пришёл? Не тяни.

Тут – он неправ, тут-то я – и потянул. Папочку свою кожаную – со стола, бумажечку, красиво выписанную – из папочки. «Страхеровая декларация», как с Живчиком сделано.

– Чти.

Чту. Вслух. С выражением.

Блин! Андрей, не доставай меня! А то я такой текст так прочитать могу… как отчёт очевидца о любовных играх твоей жены! Или даже – участника. Причём, внесение… или возврат… платежа… хорошо описывают обычное возвратно-поступательное… С тяжкими охами или возгласами удовольствия. А уж как обыгрывается термин «процент»… который то падает, то поднимается…! А – «дать»! Да ещё – «в рост»! А – «взыскать недоимку»! «ЦСУ сообщает – суммарная недояимка по стране составляет 4 км.». Тут система мер другая. Но это – неважно.

«Не упрекайте женщину за килограммы – не будете упрекаемы за сантиметры» – мудрость общечеловеческая.

Ваня! Уйми фантазию! Он же этого и добивается! Чтобы ты попёр… через «общепринятые границы пристойности».

Сидит. Ноздрями глядит. Княжьё обкорзнённое.

– Кому решать – где вина людская, где – воля небесная?

В разуме. Как бы не кипел, а суть просекает.

* * *

Русские юридические документы этой эпохи различают две группы причин убытков. Пример: купец взял у кого-то товар да погубил. Если от пьянства утопил – виноват – плати. Если от волнения на море – воля божья – вины нет, не плати. Аналог понятия «форсмажор» 21 века. Хотя подробности… очень отличаются.

На самом деле – вопрос шире: кто будет решать в случаях, когда у сторон есть разные точки зрения. Стокгольмского арбитража здесь нет, так что всё просто.

* * *

– Я.

– Нет.

– Деньги мои – решать мне. Ты мне – «нет», и у тебя в кисе ничего нет.

– Ишь как заговорил…

– Как?

– Смело. Может, ты и за Городец платить не будешь?

– Тю. У меня не два языка. Да и заплачено тебе за три года вперёд.

– А потом?

– А потом – суп с котом. Я своей воли не меняю. Если только ты на меня войной не пойдёшь. Врагу серебра давать не буду.

– Во как! Ты меня уже и в вороги записал?!

– Я?! Эт ты сам записаться тщишься! Прочих всяких расталкиваешь! Я! Я! Самый главный Ваньке-лысому враг-погубитель! Уймись, брат. Много чего в жизни случиться может, но я тебе врагом не буду. Такое… против естества моего.

Точно. Если и прирежу, то исключительно по любви, во благо и из неизбывной необходимости. Проливая слёзы печали и издавая стенания сочувствия. Не по злобЕ.

Молчит. Пыхтит. Смотрит.

Когда тебя четыре чёрных дырки крупного калибра в упор разглядывают… чуть шевелятся, наводясь… чувствуешь себя «кукурузником», не туда залетевшим. Извините ребята, виражом ошибся. А в ответ – та-та-та… «Он вчера не вернулся»… из виража.

– Ещё чего скажешь?

Ну, раз пошла такая пьянка…

– Отдай мне Волгу. Левый берег. По Мологу.

– Вот! Верно мне сказывали! Хочешь земли мои себе забрать! Вор!

– Дурень! Какие они твои?! Там твоей власти – на тыщу вёрст один ярыжка! Да и тот кривой! Ты про те дела и не знаешь! Только пыжишься! Моё-моё! Ни себе, ни людям. Хотя – вру. Людям. Мерзости и пакости. Ворью, шишам, обноскам да обтрускам. Вот, гляди.

– Эт чего?

– Это – карта! Блин! Географическая! Мои люди идут отсюда, от Стрелки. Метят селения. Красное: русское, православное, князя Суздальского. Чёрные: нерусские, язычники, тебя государем не считают.

– А тут вот… иной цвет. Эт чего?

– Зелёные – мои. Другие… Это – меря православная, твоя. Это – язычники, твои. Таких-то… всего два места. Да там понизу написано. «Легенда» называется.

– А ну, дай-ка.

Андрей развернул карту, переставил подсвечник и, то бормоча что-то себе под нос, то отфыркивая, принялся водить пальцем по карте, смешно наклоняя голову, чтобы прочитать косые и кривые названия рек.

Уф-ф. А ведь и сцепиться могли. И ещё можем. Но пока – момент отдыха. Переключение внимания. Как у ребёнка с яркой игрушкой. Андрей никогда таких вещей – не видал, такой наглядности – не представлял.

* * *

Карты здесь рисуют чернилами. Одноцветные. Раскрасок – нет. А мне…

Я вспоминал своё давнее видение. Как на рельефной, красочной карте «Святой Руси» с золотыми куполами, зелёными лесами, синим реками из маленьких домишек-полуземлянок выползают, плача и кашляя в клубах чёрного дыма курных печек, сотни маленьких детей. Рвут, раздирают себе горло, тело. Ползут и умирают. На пороге, на дороге, под кустом. И души их возносятся в царствие божие, в сонмы ангелов лучезарных. Пока тела на земле бьются и корёжатся в судорогах. Выхаркивая дым, смрад, отраву… которыми каждый день их угощают любящие родители.

Не по злобЕ. Просто – «все так живут».

* * *

Спасибо Трифе и Драгуну. Молодцы ребята – сделали «наглядное пособие». Карта части «земель русских». И – не-русских. С идентификацией цветом религиозной, этнической и государственной принадлежности населения. Ярко, интересно, непривычно.

– Брехня. Вона, Кострома. Тута красненького – одно пятнышко. А город-то мой!

– Там твоего – посадников двор. Остальное – набродь да шелупонь. В большинстве – люди русские. В церкву не ходят, тебя государем не считают.

– И через это ты тамошнего посадника убил?

– Ч-чего?!

Это он с какого дуба рухнул?! Я – ни сном, ни духом…!

– Того! Не ври мне! Твои люди посадника зарезали! Вчера гонец прискакал!

КВН. Жизнь властителя сходна с КВНовской разминкой. Ты думаешь чего-то, готовишься… А тут раз – вопрос. Оглоблей в лобешник. И тридцати секунд на ответ – у тебя нету.

Так и не надо! Можно мне ответить сразу, без подготовки?

– Брехня. Я людей в Кострому посадника убивать не посылал. Всё. Точка.

Редкий случай. Когда я абсолютно уверен в своих словах. Маразм у меня – постоянно и повсеместно. А вот склероз…

Виноват, молод, не дорос ещё. До такого счастья. Когда каждый день что-нибудь новенькое. Даже без всякого научно-технического…

Вот он, знаменитый, высасывающий, душу вынимающий, взгляд Боголюбского. Когда с кипчакского, чуть скуластого лица вдруг всматриваются в тебя греческие, будто с иконы Богородицы глядящие, большие круглые бездонно-чёрные глаза.

Гляди-гляди, Андрейша. На мне узоров нет. Ишь, какой у тебя взгляд. Заинтересованный. Крайне. Я аж засмущался. Сейчас стенку пальчиком ковырять начну.

– Лжа!

– Повтор. Потрет, почетвёрт, попят. Утомляешь, брат. Однообразием своим. Мне лжа заборонена. Ты привык со своими… во вранье ковыряться. А у меня каждое слово – правда. Ты – про то знаешь.

– Врёшь! Там, возле посадника, твоего человека нашли! Убиен посадником. На ём грамотка. От тебя даденная! А другой – сбежал! Ни чё! Сыщут!

– Коли сыщут – хорошо. Живым бы довезли. Об чём грамотка-то, княже?

– Об том! Об чём, об чём… А какая разница?! Твой человек! А ты тут: «Я людей в Кострому не посылал».

– Факеншит же! Ты чего, Андрей?! Глушина одолела или мозги пылью присыпало?! Слов не слышишь?! Или – понять не можешь?! Сказано: «посадника убивать» – не посылал. И сиё есть – правда!

– Экх… кха… А зачем посылал?

Хорошо. Хоть и злится до одури, но не дуреет – понял возможность варианта.

– Торговать. Солью. Ещё: утварью, инструментом. Городок, после Феодорова разгрома, подымается быстро. Кроме шишей да голи перекатной, есть и купцы меховые, и местные лавочники прирастают. Вот приказчики мои и ходят. Торг хоть и рисковый, а – прибыльный. Соль новосёлам – край нужна. А та грамотка… поди то, об чём я тебе только что толковал. Когда про дела мои с Живчиком рассказывал. «Удостоверение купца». Подтверждает «всеволжскость» торговца. Худо дело. Я тебе толкую, а ты слова мои – мимо ушей пропускаешь.

– Так ты ж про Оку толкуешь! Про дела Рязанские!

– Да мне-то что с того?! Ока иль Волга. Вот, человека моего убили. В твоём городе. Ежели мы с тобой договоримся по «Страховому обществу» – ты восемьдесят гривен уже потерял.

Я неправ – «закон обратной силы не имеет». Но для наглядности – годится.

Андрей был несколько сбит с толку. Одно – дела государственные. Убийство городского начальника, высокопоставленного государственного чиновника. Заговор. Мятеж. Измена.

Другое – дела торговые. Кредиты. Убытки. Компенсации. На худой конец – дела судебные. Штрафы, виры, продажи…

– С чего это? Двойная вира – за княжьего человека.

– А у меня других нет. Приказчики – мои. Люди в моей службе. Слушай, если в Костроме посадника убили – кто ж тебе донос слал? Такой… дурацкий.

– У меня там тысяцкий поставлен. Из Ростова. В делах Феодоровых, в розысках – себя показал добре. Верный человек. Бориска-тысяцкий.

– Борис? Э… Жидиславич?

Почему «Борис Жидиславич»? – А я просто в эту эпоху ни одного другого Бориса, связанного с Ростовом, не знаю. Ляпнул чисто так, для разговору. И попал.

– Точно. Муж добрый, в воровстве не замечен. И донос его верный! Или… или ты знаешь чего?

* * *

Чего я знаю? Да ничего я не знаю! Как можно чего-то знать по летописям, которые невесть кем, невесть когда писались да ещё потом и переписывались. Я этого человека – в глаза не видел!

Но есть три «мутных» эпизода. В РИ.

Во время похода княжичей на Стрелку в 1171 году – был посадником в Городце Радиловом. Рядом с местом событий. Наверняка принимал участие. Как-то. Бояре русские – хоругви свои к месту сбора не привели. Зато пришли эрзя с булгарами. Дружины княжичей выскочили чудом. А этому Борису – ничего. В следующем 1172 году «держал весь наряд» в войске суздальском.

Чуть раньше, в феврале 1170 года, сын Боголюбского – Мстислав Андреевич осаждает Новгород. Сам штурм 25 февраля шёл весь световой день. Затем волынцы, дружина сидевшего в то время князем в Новгороде Романа Мстиславовича, пошли на вылазку. Разгром осаждавших был полный.

Результат оказался настолько неожиданным, что всё взвалили на Богородицу. Дескать, в трёх церквах её лики уже плакали, архиепископ по стенам с чудотворной иконой ходил. Она на фелонь (ризу) его падала… Новгородцы победили, продавали пленных суздальцев за бесценок – по две ногаты. Одним из больших воевод в суздальском войске был Борис. Ему – без последствий.

Странный «второй поход» на Киев. Когда из-под осаждённого Вышгорода огромное войско разбегается в непонятной панике. Топча и топя само себя в Днепре. Тот же Борис – в командующих.

Три непонятных битвы. Какие-то неожиданности. Один раз – бывает, но три… Или у этого Бориски – планида такая?

Ага. Планида. Но в год убийства Боголюбского был новгородским посадником. Чего быть не может вообще. В Новгороде со стороны призывают князей. А посадников и тысяцких избирают. Из 30–40 родов «больших бояр». Только – урождённых.

Боря – из семьи новгородских перебежчиков? При Долгоруком несколько новгородских «вятших» бежали в Залесье.

Наконец, после убийства Боголюбского этот Борис будет «мутить воду» в Ростове, возглавлять вечно недовольное ростовское боярство. Будет Всеволодом Большое Гнездо взят в плен в битве. И – отпущен им.

Какой-то отпрыск новгородских знатных иммигрантов. Выдвинулся на казнях и пытках подельников Феодора. У иных сподвижников Андрея на попов православных – «рука не поднималась». Боря и всплыл. То ли – из карьерных соображений, то ли – от личной неприязни к епископу. Андрей посчитал такое рвение сыскное – верностью. Начал боярина продвигать. Чего ж нет? – Пришлый по роду, с нашими, с местными ворами – не снюхается. А тот начал козни строить?

Э… начнёт?

Точно сказать, по каждому случаю, с разбором и обоснованием… не, не могу.

* * *

– Не знаю. Так… смутно. Ты бы держал его… подальше. И к войску – не подпускай.

– Ты мне ещё указывать будешь! Куда мне моих бояр ставить! Или… Иване… «свиток кожаный»? Как у Иезикили?

– Э-э-э… Тут… туманно. Грех на душу брать не хочу – точно не знаю. Может, и зря я о человеке худо… Я ж не видал его никогда…

Факеншит! Точно также «туманно» я толковал Андрею о его жене, о её братьях-любовниках, о псе-выжлятнике. А как иначе? «Всё врут календари». А уж летописи… Но вот же! Правдой оказалось! Так и с этим… Борисом Жидиславичем?

Интересное у его папашки имя – языческое, с окончанием «-слав», что на Руси традиционно считают «княжеским». Из племенных ещё князьков? Выскочка-карьерист с родословной?

Врать не буду, не зная человека, за глаза охаивать… грех. А вот по-остеречься – может быть.

Но нынешнее «дело об убийстве Костромского посадника»… и о гибели моего человека… роль в инциденте этого Бориски… придётся разбираться. Это уже не РИ – это моя АИ. Кусок моей нынешней, вполне реальной, не альтернативной, жизни.

Андрей держал «очи нараспашку», как и прежде. Только теперь взгляд его смотрел внутрь, в думы его. Вспоминал, перебирал разные… случаи и намёки.

* * *

И тут мне, и вправду, не понтов моих ради, стало его жалко. Мужик-то уже не молод, болит в шее, раны беспокоят. Вот он рвётся, трудится, ни себе, ни другим спуску не даёт. Делает архиважнейшее дело – создаёт «закладной камень» будущей Великой России. Он, даже в бреду горячечном, не может представить – чего из трудов его вырастет. Но если его вот такой, напряжённой, иногда – злой, резкой работы не делать, то и вырастать не из чего будет. Хоть чему.

«Мне умники скажут: Фу как глупо.

Один уже пробовал безоглядно.

Любить это, день изо дня тупо,

Жующее собственный хвост стадо.

Умри, воскресни – всё бесполезно.

Но чувствуя, как им опять хреново

Под этой тварью, над этой бездной,

Мне, не смотря ни на что снова

Хочется, хочется, хочется быть

Добрым бульдозером…»

Почему на Боголюбского глядючи, я песни Ефимыча вспоминаю? Из-за «доброго бульдозера»? Так это – мои ассоциации. Вам, к примеру, может похоронный марш навеять. Или – «Танец с саблями».

* * *

И ещё я понял: злоба его на меня – не от меня. И даже не от доноса этого глупого с Костромы. Что-то сильно тревожит его. Как-то… панически.

«От паранойи не умирают. Умирают от её отсутствия». Или от язвы желудка. Вызванного её присутствием.

– Так, брат. Давай не будем время на мелочевку переводить. У тебя, как я вижу – тревога великая. Чем я помочь могу? Расскажи. Может, подскажу чего.

– Ага. Расскажи. А ты мне потом… нож в спину.

Точно. Паранойя.

– Мне, брат, нож ворогу в спину сунуть – не забота. Аж два за плечами таскаю. Денно и нощно. Одна закавыка – ты мне враг? Скажи – «да» и жди. Ножика. Врагов своих я люблю видеть под холмиками могильными. Скажи. Не мне – себе. Я тут так… к сказке – присловье. К твоей сказке. Скажи.

Сидит. Смотрит. Посох свой жмакает.

Пол-потолка вывалено, если снова ударит – пойдёт точно в голову, не зацепится.

Бли-и-ин! А если и вправду скажет «да»?! Мама моя родненькая! Что я с таким словом делать буду?! Он просто пошутил… типа – посмотреть как я дёргаюсь… а мне чего?… Убивать его? Понарошку?!

– Дятел с насесту полетел.

Чего?! Это он чего такое сказал? Бред? Родильная горячка? А, факеншит, это ж князь! Тогда… менингит?!

Вроде – нет, температура, вроде… жаром от него не несёт. Но я уже опять вспотел.

– Андрейша… ты бы как-нибудь… попроще. А то я, малость… не все слова твои…

– Гркхр… кутак баш, эн бэтэген нахуй белэт!

Чего он такое… выразил? Прежде я хоть слова понимал… а тут… местами – знакомое… но я как-то… это какой же язык? – Не греческий. Трифа никогда таких слов не говорила.

– Ты уж прости, братец. Непонятливость мою. Но можно… по-русски?

– Тьфу! Бестолочь! Сопля лысая! То – Иван-богатырь, то «Ванька – не ходи без няньки»! Великий князь Киевский Ростислав Мстиславович, со боярами, со дружиною, со пресвитерами и игуменами, со множеством людей вятших и лутших пошёл с Киева. К сыновьям своим, Роману Ростиславовичу, что в Смоленске князем сидит, да к Святославу Ростиславовичу, что в Новагородских князьях обретается.

Как его корёжит от этого официоза! Кривит губы, слова – будто выплёвывает.

Попытаемся понять… смысл сказанного.

«Дятел» – понятно. Андрей так часто зовёт Ростислава. В узком кругу, конечно. За занудство его, за способность длинными уговорами, повторами, «долбёжкой», добиваться желаемого.

Так, по-семейному, самого Андрея зовут «Китаем» и «Бешеным», а Ростислава – Ростиком. За младшесть, за не-яркость подле его, покойного ныне, старшего брата Изяслава, Изи Блескучего.

Коли – «дятел», то Киев – «насест». Логично. Хотя, конечно, дятлы на насестах не сиживают.

Итить-ять! Чтобы просто понимать слова – нужно в этом княжеском кубле родиться-вариться! А уж оттенки-подробности…!

– Ну и? Вылетел дятел и чего? Птица – оседлая. Полетает, да в дупло своё и ныркнет. Или ты чего-то знаешь? Доносы какие-то есть?

Андрей продолжал рассматривать меня… четырёхствольно. Но как-то внутренне успокоился. Ещё не принял решение, но уже выбрал дорогу к нему.

– Есть и доносы. А есть – нет доносов.

– Не понял.

– Дело княжеское такое… Сидеть – высоко, глядеть – далеко.

«Высоко сижу, далеко гляжу». Девочка Маша. В корзне княжеском, с мечом полуторным. С ярко выраженными кавалерийскими навыками. В лубяном коробе на медвежьем загривке катается. Хотя, конечно, если считать «Святую Русь» тем медведем, то и Боголюбский за девочку с пирожками сойдёт.

Андрей помолчал. Кажется решая – что мне можно говорить, что – нет.

– Есть у меня в краях дальних слуги верные. Доброхоты. Присматривают. Прислушивают. Мне отписывают. А тут – раз… Замолчали. Вдруг. А кто не замолк… веры нет.

* * *

Увлечённо отдыхая над шпионскими детективами, мы восхищаемся смелыми разведчиками и хитроумными контрразведчиками. Но не задумываемся о том, как воспринимается одномоментное разрушение шпионской сети на стороне получателя информации.

Как? – Как превентивное мероприятие. Перед нанесением удара.

Подковать лошадей, промерять броды, повесить осведомителей… – регламентный набор подготовительных мер.

Именно так воспринимает Андрей массовое умолкание своих «доброхотов».

Паранойя? – Ага. «Бережёного бог бережёт». А над «не-бережёным» – Богородица слёзы проливает.

Тут включаюсь я.

Я! Попандопуло! Гость из будущего! Все ваши тревоги-опасения…! В один миг! Я тут всё знаю! Я в книжке читал! Что у вас, диких, тупых туземцев будет. Слушайте сюда! И уста мои глаголят истину!

И – фиг. Потому что я тут уже… наворотил всякого. И, возможно, изменил ход истории. Не вообще, не глобально – Русская равнина с её географией и климатом – никуда не делась. Производительные силы и такие же, но – отношения… – так, чуток по краям. Но этого достаточно. Чтобы в вот этом, конкретном, только начавшемся, 1167 году от РХ… «глаголить истину» – не получилось.

Я говорил Боголюбскому, что мечтаю стать «ложным пророком». Может – оно уже? Я уже – «ложный пророк»?

Состояние – дрянь. Прежняя информация становится недостоверной. Причём – неизвестно в какой мере и в какой части.

Не-не-не! У ацтеков – всё по-прежнему! Папуасы в Новой Гвинее – папуасничают как обычно. Но вот здесь… Местной информации по теме – с гулькин… ну, положим, нос. Да ещё и форма её выражения – не контачит с формой моего восприятия. «Дятел вылетел с насеста»… мда… только после разжевывания.

Остаются здравый смысл. Мой. Который здесь… весьма не очень. И в святорусском средневековье вообще. И в спец. службах – в частности. Но у меня есть Точильщик. Который ни хрена не знает! Но – задаёт вопросы. Пока на них ответы внятные придумаешь, пока мозгами поднапрягёшься… Иной раз и интересное чего получается.

Предшествующая война Изи Блескучего и Юрия Долгорукого наглядно и неоднократно показала важность дальней агентурной разведки. Долгорукий традиционно проигрывал в этой «схватке спец. служб». Андрею, как «главному кавалеристу княжества», приходилось такие огрехи расхлёбывать. Подставляя собственную голову под мечи вражеские на поле боя. Уверен, что он, как бы ему не мило саблей ворогов крошить, став князем, озаботился этой темой.

Только силёнок у него маловато. Да и не строятся такие сети по щелчку. А он… сперва отцовых своевольников гонял, мачеху с сыновьями вышибал. Из недавнего – епископ Ростовский Феодор. Всё, что с помощью епископа, его людей в этой части создавалось – рухнуло. Или – утратило доверие.

У меня во Всеволжске Андреевых «информаторов» аж троих выявили. Понятно, что тащить их публично на гильотину по основанию – «соглядатый князя Суждальского»… Сдурели?!