Текст книги "9. Волчата"

Автор книги: В. Бирюк

– Глава 186

Ропак проспал Изю. Поскольку был занят с молодой женой. Ибо случился тут великий грех и большое несчастие: «тайный брак по любви» – называется.

Городец-Остерский стоит на впадении Остра в Десну. Не заметить на речном льду широкой здесь Десны Черниговского князя со всей дружиной… Ну, если только подушкой накрыться. Или тебя – накрыли.

Врать не буду – свечку не держал, но… Учитывая таланты нашего, знаете ли, «восьми-коленного рюриковича» Изи Давайдовича, можно предположить, что подушкой – специально накрывали. По вежливой просьбе популярного «благотворителя», «освободителя» и «из поганской неволи выкупателя».

Надо сказать, что помимо княжеского корзна, у Ропака было немало и личных достоинств. По здешним меркам он – красивый мужчина. Высок, силён. Хорошо владеет греческим, много читает. Известен своей личной смелостью и отвагой: в одном из проигранных сражений на Черниговщине, когда под его отцом пал конь, отдал своего. И сумел отбиться от погони и пешим. Со своими, с теми, кто ему не перечит – добр и заботлив.

Совершенно романтическая история: заболев в этом Городце, князь был вынужден остановиться в небольшой боярской усадьбе, где за ним с истовой молитвой и искренней любовью ухаживала юная дочь местного владетеля.

«Повесть от житиа святых новых чюдотворець муромских, благовернаго и преподобнаго и достохвалнаго князя Петра, нареченнаго в иноческом чину Давида, и супруги его благоверныя и преподобныя и достохвалныя княгини Февронии, нареченныя в иноческом чину Е?фросинии» – знаете? Ну вот где-то так. Только без огненного змея и вызванной им проказы.

Ропак, по своим матримониальным, глубоко увлекательным в таком возрасте, занятиям – Изю не заметил. Тот вскочил в Киев, короновался, принял присягу киевлян.

Тут пришёл этот противный Свояк. Со своими северцами. Которые ещё с Подола начали дружно скандировать:

– Изя! Изя! Гоу хоум!

А следом уже подходили суздальцы Долгорукого. С аналогичными транспарантами типа: «Их Бин Нах Чернигов!». Впрочем, предлагались и другие варианты этого «наха».

Изя – милейший, благовоспитаннейший человек! – немедленно извинился:

– Тут, вот, в граде Владимировом… краны текут, вентиля, знаете ли, проржавели совсем. Слесаря вызывали? Нет? Ну тогда я пойду.

И быстренько убрался.

Ростик сыну прокол его – не пропустил. Высказался по-отечески. Сын отговорился болезнью. Объявлять в этот момент о своей молодой жене… Не, батя не убьёт. Но так накидает…

Все сидели тихо-мирно. А чего дёргаться? Взрослые мужи, у каждого своих дел выше крыши. Старшинство установлено, законность восторжествовала, на «Святой Руси» – мир и благорастворение.

Но недолго – через год Гошу траванули. Насмерть.

– А кто у нас следующий ВК? Не в смысле «Выдержанный Коньяк», а в смысле – Великий Князь?

– Так известно кто: пионер Изя. У него же по жизни главный принцип: «всегда».

Надо отметить, что в 12 веке, как и 21, большинство великих князей отрабатывают на столе по два срока. Вот Изю Давайдовича и поставили. На второй срок. Но через полтора года стало ясно – надо делать ему импичмент. Такой… кавалерийский. А то ещё хуже будет.

Сделали. И тогда уже Ростику пришлось в Киев идти и всю эту кровавую кашу расхлёбывать.

Ропак во всех отцовских делах играет соответствующую скрипку. И мучается. Поскольку – женат. Но – тайно и стыдно.

В это время на Руси брак с боярской дочерью для рюриковича – позор. «Неравный брак» одинаково неприязненно воспринимается и обществом, и церковью. Упомянутым выше князю Петру с Февронией и в куда более поздние времена пришлось бежать из Мурома после ультиматума тамошнего высшего общества.

У Ропака ситуация ещё хуже: отцовского благословения он бы точно не получил. А жениться помимо воли отца… Да ещё такого как Ростислав Мстиславович… Милосерднее сразу отрубить себе голову и отнести папашке в руках…

Ропак помалкивает, подкидывает тестю – деньжат, а жёнушке – подарков, собирается с духом. А пока, как вышеупомянутый Анатоль, слывёт холостым человеком и завидным женихом. Тайная княгиня в положенное время родила сыночка, и её супруг уже совсем собрался познакомить своего сына с его дедушкой…

Но тут киевляне Гошу угробили.

Вроде бы – нам-то что? Но следом новгородцы немедленно вышибли из города своего князя – одного сыновей Гоши. Вот только что – Великого Князя, но сегодня уже, увы, покойного. И попросили у Ростика кого-нибудь из его сыновей.

Со времён первых русских князей Святослава-Барса и Владимира Крестителя есть на Руси традиция: старший сын Киевского Князя садится Князем Новгородским. Новгородцам это очень нравится, это одна из основ их процветания.

Во-первых, прямой ход к первому лицу в государстве. Через второе лицо. Во-вторых, старший сын – не наследник, но очень хочет. Вече ему пообещает на будущее: «ежели что, не дай бог, то мы за тебя, княже, все как один, живота не жалея… Как за святого нашего Владимира». И под это дело получают кое-какие преференции, льготы и послабления. Такой… торг: верность за вольность. Но вольности – сейчас, а верность – … как-нибудь потом.

Мономах это дело поломал – его наследник, Мстислав Великий, был в конце жизни отца переведён под Киев в Белгород-Днепровский. Мономах, вдоволь навоевавшись с половцами, долгие годы сидевший князем в Переяславле, хорошо понимал, что мощь южнорусских дружин уже превосходит мощь новгородского ополчения. Поскольку сам же эти дружины набирал и формировал. И князем быть в Киеве тому, кто, как и он сам, сидит в южных городках.

Но статус новгородского княжения оставался высоким. Да просто – третий на Руси город!

Ростик очень аккуратно строил свои отношения с Новгородом. Авторитет его там был огромен. Когда новгородских купцов в Смоленске посадили в тюрьму за долги – Ростик из своей казны выплатил спорную сумму и новгородцев отпустили. Когда киевляне явились просить Ростика стать Великим Князем, он отнюдь не побежал туда сам на радостях, но послал на переговоры добрых мужей: Ивана Ручечника от смоленских людей и Якуна от новгородцев.

Да не бывает так! Получив приглашение на княжение, князь либо сам туда бежит, либо, по крайности, гонит кого-то из своих, «княжих», ближних слуг. А тут послы из «земства». Да не только своего – «примученного», «построенного», а из другой земли, из-под другого князя. И эти люди будут торговаться с киевлянами об условиях проживания и границах власти его, рюриковича?!

Понятно, что решение принимать ему, но включить в процесс представителей сразу двух земств, дать им ощущение сопричастности, важности их мнения, выказать столь глубокое уважение, обеспечить, таким образом, полную прозрачность, открытость процедуры установления власти нового главы государства…

Причём «торг за власть» был скандальный. Киевляне хотели вольностей. Чуть ли не по типу Новгорода с вечевым приглашением (и изгнанием!) князей.

Изю из Киева выбивали волынские и галицкие дружины. Но не смоленские! Волынскому князю, племяннику Ростика, мерещился повтор комбинации его отца с «декорацией на престоле», как сделал Изя Блескучий со своим дядей, с Вячко. А Ростик поломал планы и тех, и других. Просто упёршись в законность.

– Будет – по правде. Или – играйтесь без меня.

Дословно: «Если зовете меня вправду с любовию, то я пойду в Киев на свою волю, чтоб вы имели меня отцом себе вправду и в моем послушаньи ходили».

И добавляет: «и Клима не хочу».

Все шесть южных и западных епархий, ушедших 12 лет назад в раскол, для которых Климент Смолятич – легальный митрополит и источник «благодати божьей», начинают подпрыгивать как на горяченьком. Потому что, если Клим – незаконный, то и их должности, суды, решения, обряды… за 12 лет!

Ростик и Клим – давно знакомы, дружны. Ростик и вытаскивал Клима из кельи монашеской на голгофу Киевской метрополии.

Но Ростик понимает необходимость завершения раскола. И, как в скором будущем государь всей Руси, сразу расчищает пространство для будущих переговоров с Патриархатом. Только он, Великий Князь, будет решать и дела светские, и дела церковные. Потому что он не – «на стол лезет», а – «крест принимает».

А иначе – «идите вы все на…!».

На «Святой Руси» полно «добрых молодцев», которые хотели бы на киевском столе посидеть. В самом Киеве – толпы «мужей добрых», которые про себя думают, что они «мать городов русских» и уверены, что смогут продаться подороже. И тут – облом. Тут вдруг выясняется, что кроме Ростика – некому. А он согласен – только на его условиях.

Тридцать лет спокойного, нудного княжения в Смоленске, участие, на вторых ролях, в русских замятнях, создали, как оказалось, непрошибаемый авторитет.

«Велика Россия, а выбирать не из кого». Хочется… но – не из кого! И развернуть его – невозможно. Упёртый он, «дятел».

До последнего это дошло до волынского князя. Именно он, племянник Ростика, привёл волынские полки, выбил Изю, освободил Киев… Это же его победа! Он же был самый главный!

Племянничек, после личной беседы с упёртым дядюшкой при закрытых дверях, выскочил из Киева галопом. Как уточняет летописец: «говоря многие громкие слова».

Ростик получил всю полноту реальной власти. Потому что для смоленцев и новгородцев – самовластие, реальное влияние Ростика на дела Киевские – необходимость, надежда на функционирование пути «Из Варяг в Греки». Явное их участие в переговорах в Киеве показало: Русь – за Ростика. Показало всем: и киевлянам, и волынцам, и суздальцам.

Ход удался: народная любовь смоленцев и новгородцев остаются с Ростиком до конца его жизни. Когда после 8 лет княжения в Киеве Ростик снова проезжал через Смоленск, то «едва смоляне узнали, что к ним едет любимый князь их, мало не весь город выехал к нему навстречу за 300 вёрст».

Сам Ростик сел на юге, в Киев, в Смоленске оставил старшего сына – Романа. А следующего, Святослава-Ропака – послал в Новгород.

– Ты ж у нас Ропак? Льдина вмёрзшая? Вот и давай на север.

Ростик своими сыновьями решил главную проблему – обеспечил прочность «станового хребта» «Святой Руси», целостность оси Киев-Смоленск-Новгород.

А молодая мамашка с сыночком так и остались в тайне жить-поживать в лесах Черниговских.

 
«Понемногу годы пролетели
У девчонки мальчик подрастал
Щуря свои хитрые глазёнки
Конюха он „папой“ называл».
 

После той, первой и единственной их встречи прошло шесть лет.

Жизнь идёт, Ропак сидит князем в Новгороде. Второй сын Великого Князя, не урод, не дурак. Завидный жених. Ропака пытались оженить, но он упорно отказывался.

Даже усилия его отца, «главноуговаривающего князя на Руси» пропадали втуне. Неженатый князь – это плохо. Это куча всяких сумасбродов, которые собираются к княжьему двору. Это всякие непотребства, которые там творятся, и на которые епископ Новогородский не замедлит указать в своей проповеди. Это быт – более походный, чем семейный, что серьёзным мужам-вечевикам весьма не по нутру. Это потеря каналов сбора и распространения информации – в женских компаниях иногда такое можно узнать… Это ощущение временности, ненадёжности данного князя.

Отец – настаивал, сын – отмалчивался. Изображал из себя глыбу ледяную. По прозвищу своему. Доизображался. Вышибли.

В Новгороде на вече – сотня человек. То, что в кино показывают – это не вече. Это общенародное гуляние. В форме митинга. Либо – «одобрямс», либо – мордобой.

А реальное новгородское вече – небольшое. По типу сенатов или советов итальянских или германских городов. Представители 30–40 боярских родов. Выборные лица, которые опять же из этих бояр, главы гильдий, которые опять же они. Игумены и настоятели из самых уважаемых. Из тех же родов.

Особенность новгородской демократии в том и состоит, что её не было. «Социальные лифты» в Новгородской республике блокировались намертво. Ни храбрость в бою, ни богатство или брачные узы не вводили человека в круг власть предержащих.

И поэтому им самим приходилось прислушиваться к народным чаяниям.

Среди новгородских «вятших» всегда было несколько группировок. Одних более всего волновала погода в Финском заливе, других – уровень Каспийского моря, третьих – разбойники на днепровских порогах. Но была вещь, которая мало волновала «вятших», и очень волновала остальных, «чёрных», людей. Этим-то было плевать на дела в устьях Невы, Днепра или Волги. А вот цена на хлеб…

«Новгород висит на привозном хлебе». Неважно где он выращен – в Суздальском Ополье или над Рязанской Окой – хлеб идёт через Верхнюю Волгу. До максимума эта система будет развита уже в имперские времена. Когда Астраханская пшеница будет торговаться на рынках Санкт-Петербурга. Будут установлены традиционные «плечи»-перегоны для найма бурлаков, отработаны особые типы судов для разных участков реки, сформируется целое профессиональное сообщество – «бурлаки». Средневековое сообщество, отчасти схожее с упоминаемыми мною двумя другими: казаки и чумаки.

Есть знаменитая картина «Бурлаки на Волге», есть прекрасное стихотворение «На Волге» Некрасова:

 
«Почти пригнувшись головой
К ногам, обвитым бечевой,
Обутым в лапти, вдоль реки
Ползли гурьбою бурлаки,
И был невыносимо дик
И страшно ясен в тишине
Их мерный похоронный крик —
И сердце дрогнуло во мне».
 

Это – транспортная система глазами чистого, романтического дворянского мальчика. В реале столетиями бурлаки – одна из наиболее высокооплачиваемых и почётных специальностей.

 
«Так заметается песком
Твой след на этих берегах,
Где ты шагаешь под ярмом,
Не краше узника в цепях,
Твердя постылые слова,
От века те же: „раз да два!“
С болезненным припевом „ой“!
И в такт мотая головой…».
 

Понятно, что ни о каком «ярме» речи быть не может – в бурлаках только добровольцы. Причём, конкурс довольно высок: когда Рахметов из «Что делать?» пытается наняться в бурлацкую артель – ему приходиться доказывать, что он может «перетащить» двух-трёх мужиков.

И то, что эти «постылые слова», подобно армейским командам, задают синхронность движения, без которой труд этот был бы ещё более тяжёл, невозможен – очевидно.

Не менее очевидно, что Северо-Запад Руси-России без этого труда существовать не может. Разного рода картинки по теме – «Заморские гости» – ситуацию не иллюстрируют. Таскать товарные объёмы зерна вёслами против течения… Можно. Если за зерно платят серебром по весу. Или это – политическая благотворительность.

Во всех остальных случаях хлеб идёт «ножками по бережку».

Когда князья Северо-Восточной Руси, как бы их не называли: Ростовский, Суздальский, Владимирский, Московский – останавливают эти плоскодонные хлебовозки – на своей земле, на своих берегах – в Новгороде начинается свара. А уж кто из «вятших» её возглавит, сколько при этом будет разбито дворов и носов, порвано рубах и хрипов – чисто вопрос техники.

Едва до Андрея Боголюбского, старшего из выживших к этому времени сыновей Юрия Долгорукого дошла весть о смерти отца, как он, вместо того, чтобы кинуться отомстить киевлянам, вместо попытки сеть на отцовский трон в Киеве, начал «закручивать гайки» у себя в Залесье.

А чего ему в Киев идти? Сын отцу не наследник. И мстить никому не надо – киевляне сами перережутся. А вот разогнать по глухим вотчинам отцовских сподвижников да советников, собутыльников да сотрапезников – самое срочное дело. За три года Андрей управился со своими Ростовскими да Суздальскими, и стал «крутить гайки» соседям.

Новгородцы попались первыми. Когда осенью стало ясно, что Андрей не только суздальский хлеб, но и рязанские караваны не пропустит – в Новгороде началась смута. Всё в лучшем исконно-посконном демократическом стиле: собираются два веча – на Софийской и на Торговой стороне, долго орут. Затем, разогревшись от собственного крика, идут к мосту через Волхов. Где и молотят друг друга. «Сволочи» – кого с моста сволокли – сидят на бережках и выкручивают мокрую одежду. Торжество демократии в чистом виде. В «чистом» – включая и гигиенический аспект.

Наконец, «кушать хочется» оказалось сильнее, и Ропаку «указали порог». А вскоре уже один из младших братьев Боголюбского приносил присягу на верность и сохранность новгородских вольностей.

Ропак, естественно, вернулся под «родительский кров» в Смоленск. И, пребывая «временно на скамейке запасных князей», озаботился судьбой своей тайной жёнушки. Тем более – «мальчик подрастал».

Может, «дедушка» и того… смилостивиться? Власть Ростика по-упрочилась, церковь наша святая по-укрепилася, и законы наши земные по-исполнились. «Жить стало лучше, жить стало веселее».

Может – и «да», а может – и «нет». Поэтому велено эту полу-княгиню с полу-княжичем из родительского дома изъять и в Смоленск препроводить. Тайно. Ибо чего «дедушка» из Киева скажет – не известно. Надо его к этому радостному крику – «сюрпрайз!» – подготовить. А ещё надо стибрить приходского попа и его приходскую книгу. ЗАГСов здесь нет, так что все «акты состояния» – как клад у Тома Сойера – под крестом.

Нормальная задачка: не то – освобождение заложников, не то – похищение невесты. Хотя она уже жена и с дитём. Поскольку у самого Ропака людей для такой операции нет, он нынче не на своём дворе сидит, а на братовом корме, то привлекли «работников из оперативного резерва». Поскольку всё это – ну очень большой секрет, то своих надёжных не хватило и взяли сторонних. «Деревенщина-посельщина» в нашем лице – не болтанёт, ибо не сообразит. А и болтанёт – никто не поверит. «Умный – не скажет, дурак – не поймёт» – русская народная мудрость.

Ну вот. Как-то прояснело. Теперь стала понятна раскладка по персонажам.

Меня постоянно приводило в недоумение присутствие в нашей спец. команде совершенно не-бойца Гостимила. И – не-бойца Поздняка. Причём, если Гостимил ещё годится на роль мелкого приказчика, что хоть как-то работает на легенду, то Поздняк… Что он строевой – за версту видно. Как и то, что он к строю в нынешнем состоянии здоровья – непригоден. И вне строя – погрузка-разгрузка, мастерство какое… не его.

Но Гостимил знает места возле этого Городца Остерского. Он там с товаром когда-то хаживал. А Поздняк, как выясняется, знает в лицо полу-княгиню и тестя: денежки от зятя возил. Борзята обеспечивает общее руководство, а мы – грубую физическую силу.

– Коли к Чернигову из-за поганых не подойти, то вёрст за сорок свернём с Десны к югу. Выскочим на Остёр чуть выше Уненежа и пойдём по Остёру до Городца. А там Гостимил с Поздняком укажут, где та усадьба боярская, в которой княжич растёт.

– А далеко ли с Десны до этого… Уненежа?

– Вёрст 15 будет. По лесам, конечно, тяжко. Но там же тоже люди живут. Тропками, тропочками… и выскочим.

Уненеж, как я понимаю, это Нежин. Помню – огурчики классные там росли. Так и назывались – «не женские». Потому что – закусь хорошая. И это всё хорошее, что я вижу в этой ситуации.

Факеншит уелбантуреный! Как я не люблю неопределённостей! Пока сидел в своих Больших Пердунах всё было понятно, предсказуемо и планируемо. Ну, заболел один работник – другого поставил. По оттепели брёвна вытаскивать неудобно – подождём три дня, пока дорога снова станет, а пока другое поделаем. А тут…

Поиграем в стратегию. Собственной головой.

В голове автоматом возникли всякие язвительные подколки в адрес попаданцев и авантюрников со стратегическим уклоном. Таких… как бомбардировщики Б-52.

«Перенацеливая основной удар группы приданных фронтов, левым флангом взломав глубоко эшелонированную оборону противника, а правым совершая ещё более глубокий охват его подвижных соединений, что позволило овладеть стратегически важным рубежом с последующим захватом плацдармов и развёртыванием на них ударных частей и подразделений…».

Не смешно. За рутинными подколками и вымученным зубоскальством – мой собственный страх. Ещё не страх боли или смерти – страх непонятного и опасного. Пока даже не страх – неуверенность, неудобство, дискомфорт, противность….

Нет данных, нет картинки, нет хендлов, нет предвидения и планирования. Стратегия – как у… ну, скажем мягко, у щепки в проруби. Поиграй в эти шахматы. Но помни: в здешних пешках – собственная голова. Единственная.

В двух сотнях вёрст впереди – поганые. Для конного войска о трёх конях по льду реки… – день марша. Монголы постоянно так ходили. Половцы… не знаю, но коней у них много. Местная система наблюдения и оповещения… Что-то я не уверен. Как она работает – не знаю. Типа:

– Дымы на полнеба видишь? Это сёла по реке горят – пора сматываться.

Туземцы тут спокойные как… как евреи. Звонишь в Израиль:

– Как там у вас? Телек показывает – бои идут, ракеты летают.

– У нас? Всё нормально. А бои – не у нас, за сорок километров. Там армия, специалисты, система обороны и перехвата. К нам и не долетает.

Что-то я в глубоком сомнении. Что здесь – тоже система. Через которую ничего и не долетит, и не доскачет.

Непонятно, неприятно, предположения, предчувствия… Ожидание неприятностей и таких же неожиданностей…

«Лезть как кот в сапог», «покупать кота в мешке», «искать чёрную кошку в тёмной комнате»… почему предчувствуемые, но – неопределённые, гадости ассоциируются у людей с кошками?

Как я завидую большинству моих коллег по славному цеху попадизма и авантюризма! Они как подкинутая монетка – в любой ситуации сразу падают однозначно: или орлом, или решкой. Некоторые могут разок на ребре подскочить, выбирая – на какую сторону упасть. А я вот… зависаю и никак не могу решиться.

Инстинкт, «правильность» однозначно говорят голосом Озерова: «Такой хоккей нам не нужен!». Поворачиваем и сваливаем. Рисковать головой в какой-то хрен знает какой средневековой замятне… Из-за какой-то залетевшей дуры… Мне, хорошо образованному и неплохо воспитанному, продвинутому и обеспеченному, «эксперту по сложным системам», «носителю опыта всего прогрессивного человечества»… Да местные – на меня молиться должны и пылинки сдувать! Да тут на весь мир – другой такой головы нет! А вдруг её сабелькой бац – напополам… Единственные на весь мир мозги – бледной слизью по сугробам…

А назад… «Ванька-не-удатный». Неудачник. Взялся, а дела не сделал. И плевать какие там были условия и обстоятельства. «Прости народ русский, что поднял, да не осилил».

Без боярства – вотчину не поднять. И тогда на кой чёрт все эти мои хитрые знания и умные мысли? Без людей их не сделать, а несделанное – просто слова, мусор.

 
«Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унес его вдаль».
 

Туда же, в это слово от Гейне, можно слить тезаурусы и компендиумы, суммы технологий и системы ценностей, граничные условия и основные последовательности…

Сливаешь и бросаешь. Слово на ветер. Как же точен русский язык! Сначала – «бросить слово на ветер», потом – долго «искать ветра в поле».

Масса моих коллег-попаданцев придумывают разные вудервафли. Тратя на это кучу времени и сил, проявляя недюжинную изобретательность, образованность, остроумие… Эффектно перекраивая историю человечества – вообще, и научно-технического прогресса – в частности.

Одна мелочь мелкая – кто это делать будет? Туземцы? Для этого нужно, чтобы они в тебя поверили. Не в твою энциклопедичность и технологичность, даже не в силу или доброту – в успешность, надёжность, эффективность. В твою удачу. Без этой веры – людей можно только заставлять, принуждать… И будет саботаж и нож в спину.

Неудачнику – никто не поверит. За ним не пойдут. Его даже резать не будут – просто разбегутся. Как от прокажённого. Ну и сиди себе в лесу, прогрессируй с медведями.

Тут язычество с христианством сходятся. Для язычников удача – дар богов, для христиан – милость божья. Если этого нет – идти за тобой – значит идти против высших сил. Таких дураков здесь… «Штурмовать небо» как парижские коммунары… зайдите через семьсот лет.

 
«Вельможа в случае, тем паче,
Не как другой – и пил, и ел иначе».
 

Да будь ты просто «вибратором самоходным» для чего-нибудь высокопоставленного! Это – «случай», удача. За тобой пойдут. Тебе самому, твоим людям станет разрешённым, допустимым быть «не как все», делать что-то новое, «пить и есть иначе».

Нельзя быть неудачником. Надо сделать дело. «За базар – отвечаю».

У меня, при всём моём желании, нет достаточных причин послать Борзяту и всю эту романтическую миссию. Борзята – врёт. Или – привирает? Или – недоговаривает? По датам не сходится: Акиму предложили участие в этой миссии в июле. Операция планировалась, вероятно, на месяц раньше. Ещё до осады Вщижа и тотального разорения окрестностей Чернигова. Поэтому и легенда у нас такая… идиотская.

Но в первой половине лета Ропак нормально сидел князем в Новгороде, а не «на скамейке запасных князей» в Смоленске. Однако, это ничего не доказывает. И – не опровергает.

Факеншит! Я не знаю – как они думают! Как русские князья проводят тайные операции по подготовке к представлению родственникам своих тайных жён и детей? А кто знает? В летописях такое не описано. Какие ресурсы используются, какие технологии применяются, какие имеются наработки у национальной элиты по данной теме… Туман.

А без неубиенных аргументов… Аким, мать его, слово дал. Год налоговой отсрочки… факнуть бы их всех. Боярство это… японское…

Хватит ныть, Ванька. Над предчувствиями можно переживать бесконечно. Ищем позитив. Ищем… ищем… И находим! В нашем фольке! Была у нас на Руси аналогичная история:

 
«Во деревне то было в Ольховке,
Во деревне то было в Ольховке.
Там жил-был паренёк Андрияшка,
Там жил-был паренёк Андрияшка
 
 
А в деревне жила и Парашка
А в деревне жила и Парашка
Полюбил Андрияшка Парашку
Полюбил Андрияшка Парашку
 
 
Не велел ему тятька жениться
Не велел ему тятька жениться
Как заплакал тут наш Андрияшка
Как заплакал тут наш Андрияшка
 
 
А за ним заревела Парашка
А за ним заревела Парашка
Эх, лапти, да лапти, да лапти мои!
Эх, лапти, да лапти, да лапти вы мои».
 

Какая романтическая история! И мотивчик… заунывный такой. Вполне по сюжету. Вот исполним мы эту секретную миссию, будем ходить и выпевать:

– Где лапти, где лапти, где лапти мои?

Если будет – куда лапти надевать и чем песни издавать.

Я выскочил из тепла и духоты избы, где мои люди укладывались спать, сдёрнул шапку и свою бандану, подставил разгорячённый лоб холодному ночному воздуху. Надо успокоиться, выбросить своё раздражение и на спокойную голову принять решение.

«Примем по стакану и поговорим на трезвую голову» – русская уголовная мудрость. Стакана – нет. И разговоры разговаривать – без толку.

Собственно говоря, решение уже принято, деваться мне некуда. «Возлюби то, от чего не можешь отвертеться». «Расслабься и попытайся получить удовольствие».

Я смотрел в звёздное небо, постепенно остывая и успокаиваясь. Зрелище огромного ковша Большой Медведицы на полнеба над головой действовал… стабилизирующе. На смену вопросу: «Как же я вляпался в эту мерзость?» приходил более конструктивный: «Ну и как мы эту мерзопакость исполним?».

Конец тридцать четвёртой части