Текст книги "9. Волчата"

Автор книги: В. Бирюк

В. Бирюк
Волчата
(Зверь лютый – 9)

Часть 33. «Друг милый, предадимся…»
Глава 177

Хорошо сани бегут. Чуть поскрипывают, чуть шуршат по снегу. Кони фыркает. Всё такое… размеренное, спокойное. Воротник тулупа закрывает лицо, под тулупом тепло и уютно.

 
«Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит».
 

Красота! С детства радует. Обстановочка такая… на русскую классику похожая. Речка у меня тут есть, называется – Десна. Лес, который «один чернеет», имеется – Брянский. Пушкина сюда не заносило, но он же гений! Он и не глядя так припечатает… точно – один в один. Одно слово: «Зимнее утро».

 
«Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня».
 

Ну, положим, кони у нас – терпеливые. Других в оглобли в дальней дороге не ставят. И не один, а девять. Во всех трёх упряжках – идём в три тройки. Хорошо идём – резво. Под полтораста вёрст в день. Это тебе не обычный обоз, где возчики рядом с санями шагом плетутся. Поторапливаемся мы – последний день января, потом метели пойдут, потом – оттепели, дороги рухнут… А нам надо назад успеть обернуться. С этого… «берега, милого для меня».

Берег у нас у всех один – берег Десны. А вот «милые» места на нём – разные. Мне «милее» всего то, где я в болоте клад закопал. «Золото княжны персиянской».

Такая куча золотишка, а лежит чёрте где. Без присмотра, без охраны… Не хорошо это, волнуюсь я. И вообще – активы надо консолидировать. Не в смысле – «все яйца в одну корзину», а в смысле – «в зоне оперативной досягаемости». С учётом здешних транспортных возможностей и путей сообщения, «зона досягаемости капиталовложений» – не больше сорока вёрст: «день – туда, день – обратно, день – там». Опять же: появилось куда это всё «консолидировать» – дело у нас с Акимом идёт к нормальной вотчинке и, тьфу-тьфу чтоб не сглазить, к боярству. «Боярский сын Иван Рябина»… звучит.

Вот из-за золота закопанного – я в этот поход и вляпался. «Жаба давит». Или можно сказать по-комсомольски:

 
«Волнуется сердце, сердце волнуется
Секретный валяется груз
Там адрес – не дом и не улица
Там адрес – Священная Русь».
 

Ну и ещё пара причин есть. Терпеть всю эту красоту вокруг.

Новый елнинский посадник, пришедший на место убитого при моём непосредственно-косвенном участии «росомаха», втянул своего старого знакомого – моего отчима Акима Яновича Рябину в какую-то «тайную миссию». Пообещав под «это секретное дело» отсрочку по налогам для построения вотчины. Ну и замял кое-какие неприятные для меня вопросы. Аким с радостью согласился. По сути – «в тёмную». Во время нашего пребывания в Елно он пытался мне это рассказать, но я тогда о другом думал, вот конкретно в момент рассказа у нас на дворе конёк с привязи сорвался – вожжа гнилая оказалась. А потом я закрутился, Аким обиделся….

Узнал я об этой договорённости только на Рождество. Аким Янович расчувствовался и тайком, «под рукой», этой радостью поделился. Пока весь народ на льду реки у костров хороводы водил. Вручил, так сказать, именной рождественский подарок. Тайно – такое же на ёлку не повесишь. Да и вообще – ни в… куда.

Аким, явно, ожидал от меня восхищения его прозорливостью, высокими связями и дипломатическими успехами. Что я старательно и выражал весь вечер. Аким радостно и хитро улыбался, собирался в новый поход, вспоминал свои былые дела. «Старый боевой конь бьёт копытом».

Но когда дело дошло до дела, обнаружилось, что сожжённые «в поисках правды» в посадниковом суде руки у Акима ещё не выздоровели. И вообще – бойцом ему уже не быть. Никогда. «Копыта» – скопытились. Так что, исполнение давно обещанного и взаимно согласованного выкатывается… на кого бы вы подумали? Правильно – аз грешен есмь.

 
«Вставайте, граф, уже друзья с мультуками
Коней седлают около крыльца.
Уж горожане радостными звуками,
Готовы в вас приветствовать отца.
Не хмурьте лоб, коль было согрешенье,
То будет время обо всем забыть,
Вставайте, мир ждёт вашего решения:
Быть иль не быть, любить иль не любить».
 

Я – не Визбор, я – Ванька. У меня всё однозначно: быть, любить, налить, повторить… Но смысл тот же: накуролесил? – Подымай свою задницу. Сокращённо – ПСЖ. Естественно, интересуюсь подробностями. Всё-таки – СЖ.

Аким сам толком ничего не знает:

– Старый боевой товарищ. Да мы с ним такие дела делали… да он мне жизнью обязан… да мы с ним с одного котелка… под одним кафтаном… не может он какого злоумышления противу меня… да что, ты сопля, в жизни и в службе понимаешь… что надо – на месте скажут… начальство, оно ж такое… прозорливое…

«Ля-ля, три рубля». Но – он обещал. Вопрос чести. Он – пообещал, а бежать – мне. Это как? Это, Ванюша, по жизни – нормально. А по службе – и вовсе всегда. Главнокомандующий не подумавши главно скомандовал, а у солдатиков уже – от пота в попе кисло.

Хуже всего – нет подробной информации, детали не уточнены, не проработаны. Такое, извините за выражение, «рамочное соглашение». Которому подходящее место одно – на стене в рамке висеть. Третьим слоем.

– Нужно 5–7 здоровых мужиков. Годных к бою, но не гридней и не городовых стражников. Изображать купеческий караван. Но без товаров – только образцы.

Что – не болтливых, не трусливых, здоровых, умелых… не обсуждается, это – «само собой».

Официальная легенда такая: в Елно сменился посадник, следом в городок подвалили из стольного града Смоленска его знакомцы из купцов. Типа: «новых рынков посмотреть». «Друган во власти – торгуй без напасти» – товарно-административная мудрость и в Демократической России, и в Святой Руси. Вот предполагаемые инвесторы и послали приказчиков разведать – как там, на Десне, торг идёт.

«Воз пощупать не вредно» – древняя русская торговая мудрость.

– Сбегай, милок, пощупай возок.

А по высокой воде пойдёт уже и лодейный караван. Как бы, типа…

Это – что врать наружу. А вот для своих – туман. Добавлено было только, что припасы «брать как до Чернигова и идти резвыми тройками».

Никогда не любил гос. тайну. Или там – сов. секретно. Если там что-то приличное, то зачем секретить? А если дерьмо… то мне, что, своего мало? А уж самому быть носителем какого-то «for US eyes only» или там, «перед прочтением – съесть»… Как воздушный шарик – постоянно надут, внутри – пустота, за верёвочку – дёргают, и всё время жди остренького в бок.

Не люблю, не хочу… но – надо.

Во-первых, Аким обещал. Во-вторых, нам эти «шаги навстречу» от местных властей – ну край нужны. В-третьих, золотишко всё равно забирать. В-четвёртых, с рынками в Деснянских городках надо разбираться. Так ли, этак ли, а торговать чем-то придётся. Глупо сидеть на волоке, облизываться на проходящие караваны и слушать их сказки, не зная «что-почём». Не оптимально это. Исправляем.

Начал собирать команду – куча дел. Ну, товары, ну, лошади, ну, сани… Кто пойдёт? Очень не хотел брать Ивашку – его там могут узнать. Он чуть не на коленях стоял, сам добровольно наголо обрился.

– Боярич! Да меня ж в таком виде и мать родная не узнала бы! А я по тем местам ходил, пути-дороги знаю…

Другая забота – Чарджи. Точнее – кому возчиками быть.

Не понимаю попаданцев. «Я вскочила на передок и ожгла лошадей кнутом. Тройка понесла, и разбойники гроздьями спелых слив посыпались с экипажа…». А поводья мадам соизволила подобрать? А присесть? Править упряжкой стоя, по-тавричански – это половина из редкого умения «стрельбы по-македонски». Вторая половина меньше – просто в цель попадать. Кстати, передок бывает у орудийной запряжки – «снять с передков» и у дам – «слаба на передок», а место для кучера называется – «облучок».

В 17–18 веке во Франции знатные люди большие деньги платили, чтобы им позволили управлять шестёркой лошадей. Специально готовились, учителей нанимали. Когда шестёрка идёт без форейтора, кучер должен правильно доставать кнутом до всех лошадей. Вовремя и с нужной силой. Просто удержать полную запряжку – на полном ходу, по прямой, с одной скоростью – уже тяжко. А уж править по настоящему… как оркестром дирижировать.

Можно сколько угодно гнуть пальцы по теме: «шесть лошадиных сил? Ха-ха! Да у меня под капотом…». Это не под капотом – это в руках. Это живое. Такое же, как ты сам. Дышит, чувствует, слышит… И ведёт себя.

Кто не знает о квадригах? Самый богатый спортсмен в истории человечества – Гай Аппулей Диокл – был возничим и заработал 35 863 120 систерциев в первой половине 2 века нашей эры, что соответствует 15 миллиардам долларов США начала третьего тысячелетия. Погиб в завале колесниц при развороте на ипподроме.

Парные дышловые колесницы персов насквозь пробивали строй любой армии. Пучком торчащих из торца дышла кинжалов и венчиками заточенных кос, закреплённых между спицами колёс. При Гавгамелах они прошли сквозь македонскую фалангу как горячий нож сквозь масло – даже не замедлив ход. Потому что фаланга оказалась достаточно обученной, чтобы расступиться, а не разбежаться. А рассредоточенные в тылу строя (в тылу – не перед фронтом!) критские лучники перебили возничих.

Русская тройка – не шестерик, не квадрига, не боевая колесница – вроде бы, значительно проще. Но это единственная в мире разно-аллюрная упряжка. Коренник идёт рысью, а пристяжные – галопом. Выглядит так, будто пристяжные тянут коренника. Но это неправильно – рыси коренника должно хватать, чтобы поспевать за галопом пристяжных.

При спускании саней с горы вся тяжесть лежит на одном коренном. Именно он идёт в оглоблях, которыми и сдерживает разгон саней. Вот почему в русских упряжках – оглобли! У нас – тормозов нет. В санях – точно. В головах… Ну, как думаем, так и ездим. Я уже говорил – человек един во всех своих проявлениях. Собачьи упряжки у чукчей или эскимосов – с тормозом. Конные английские, французские – аналогично. Наши что – не додумались? Или просто – «душа не принимает»?

«Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить…». Зря вы так, Николай Васильевич. Это у нас-то, да не любят пошутить?! Да я сам трамвайные рельсы солидолом смазывал! Старые русские города стоят на кручах над реками. Если с горы вниз есть трамвайные пути – очень весело смазать такой спуск маслицем. Трамвай летит, звенит, дребезжит, вагоновожатый – визжит… Как тройка, которую бестолковый кучер сдержать не сумел. А мы – веселимся…

«Кто смолоду не перебесится – к старости с ума сойдёт» – русская народная мудрость. Мне повезло: успел на трамваях поразвлечься. И вот – в нормального человека вырос. Обычный российский обыватель. Только изредка, в короткие мгновения между сном и бодрствованием, в секунды просыпания вдруг появляются ощущение, будто руки снова сами, автоматически вставляют магазин и передёргивают затвор.

Что радует: третью команду – «снять с предохранителя» – уже во сне не вижу. Успеваю затормозить и проснуться.

Интересно, а если я тут, в 12 веке, тормоз изобрету – чего будет? Оглобли можно убрать, чисто постромочная запряжка получится. Повозка будет на пуд-два легче. Соответственно, товара взять можно больше. Соответственно, транспортные расходы снижаются. Для Руси, с нашими дорогами и расстояниями – весьма существенно. Такой… шажок в деле оптимизации всякого чего нашего русского.

А сама концепция тормоза? Внедрённая в сознание народа в эту эпоху, она, к третьему тысячелетию, прорастёт в национальном менталитете?

И не надо будет Николаю Васильевичу спрашивать:

«Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

Когда «мимо все, что ни есть на земли»… Скучновато как-то становиться: на земле-то много чего интересного есть. Да проще – там же, на земле, и хлеб растёт, и дома стоят! Как-то голодновато и неприютно получается… И когда все «постораниваются и дают дорогу» у меня сразу возникает тревожный вопрос:

– Это дорога ведёт к коммунизму? Или – на минное поле?

Точно: вернусь в вотчину – сразу тормоз спрогрессирую. Совершенно революционная фундаментальная бифуркация в отечественной истории и массовом сознании. Поскольку у нас основная движущая сила исторического процесса – психи и воры. Люди без тормозов. «Страшно далеки они от народа». А будут – «ещё страшнее».

А пока мы едем, и я присматриваюсь к работе возниц.

От кучера в русской тройке постоянно требуется особая внимательность – иначе нельзя достигнуть равномерности работы всех трёх лошадей, надо зорко следить, чтобы пристяжные не только скакали, но и везли, а для этого необходимо тщательное согласование качеств лошадей данной тройки.

Во время движения коренник управляется как одиночка, а обе пристяжные имеют по одной вожже. Удержать правильно, не перепутывая, с нужным и разным натяжением четыре ремня в левой руке, а в правой кнут… Ага, ещё одна иллюзия. Кучер правит упряжкой в рукавицах. Четыре вожжи в одной рукавице… ну, понятно. Поэтому вожжи – в обоих руках. А кнут – заткнут. За облучок, за пояс, в сапог – кто к чему привык. Управление лошадьми – взмахом и натягиванием вожжей и голосом.

При трогании с места необходимо наблюдать, чтобы обе пристяжные принимали в этом участие. При остановке тройки необходимо одновременно и постепенно сдерживать всех трёх лошадей, иначе пристяжные будут мешать кореннику… Постоянное стремление к равновесию, к оптимуму, к балансу. Непрерывный поиск гармонии с вожжами в руках.

Иногда видно, что одна из пристяжных ленится, что не тянет, а просто бежит – нужно подогнать её. Но – как «увидеть»? Лошади ж они такие… хитрые. У неё же цифровая индикация типа: «лень: 10 %» – не загорается.

А повернуть тройку на полном скаку, да так чтобы седоков не вывалить? Отдельная тема: распрячь – запрячь. Элементарно: с кого начинать? С коренника или с пристяжных? С какой – с левой или с правой?

Самый умный по коням у нас – торк Чарджи. Так что я сразу решил его одним из возниц поставить.

Мда… Пришлось перерешивать. Как он на моё предложение обиделся!

– Я – инал! Потомок великого ябгу! Мои предки – повелители мира! А ты смеешь требовать, чтобы я кибиткой правил!

Я даже растерялся. У древних греков и римлян были даже цари, которые выигрывали гонки на колесницах сами, а не только их рабы. Император Нерон – и выигрывал такие гонки и основал систему четырёх «цветных» конных клубов, которая продержалась до захвата Константинополя крестоносцами. Бронзовых коней с византийского ипподрома, сделанных в честь побед одного из этих клубов, уже в 21 веке я видел в Венеции, в соборе Святого Марка.

А в Степи не так. Быть возницей для степного аристократа – позор, оскорбление.

– Чарджи, ну ты же верхом ездишь, своим конём правишь. Какая тебе разница? Что в запряжке их три?

– Ты, мшеди деди…! Ты простейшего не понимаешь! Воин едет на коне, смотрит вперёд, на друзей, на врагов, на высокое синее небо. А смотреть кобылам в задницу – дело рабов. Слуг, нищих, стариков. Никогда ни один благородный хан не будет управлять повозкой!

Ну и откуда такую заморочку можно узнать нормальному попаданцу? Хотя, если подумать… В Степи любая семья кочует на телегах. Мужчины идут верхами, гонят скот, делают главное дело. Повозки – дело второстепенное. Отсюда и статус этого времяпрепровождения.

Так кому быть кучером? Вопрос-то серьёзный, русская тройка – не трио, а квартет: три лошади и возница. Каждая такая команда должна быть «скатана», «слётана». Кони должны чувствовать и друг друга, и возницу.

Николай у нас – купец. По легенде – главный. Ему кучером – «невместно». Иначе достоверность прикрытия теряется. Мне… только как развлечение. На Руси та же степная система: конём правит вятший, благородный. Конями – слуга, раб. Я – боярич, и мне перед людьми моими – должно быть «стыдно». Мне-то лично – ну совсем не стыдно! Мне наоборот – интересно. Но им на меня смотреть… Три «К», сплошной «ку-клукс-клан» – коcятся, кривятся и краснеют. Сколько я им не объяснял, что хочется научиться, в ответ одно:

– Ты… эта… ежели для баловства… то мы конечно… но… поигрался и хватит.

От Сухана моего – лошади шарахаются. Я запаха не чувствую, а мои спорят:

– Это от него медведем несёт, или скотина мертвеца чует?

Я надеялся – пройдёт со временем. Но в какое селище не придём – скотина рваться начинает, а собаки с ума сходят.

Шестым я Чимахая взял. Заскучал мужик – надо «железного дровосека» в «свет выводить». Но Чимахая кучером не посадишь – он с конями работать забыл. Пока в лесу жили, под «божественной цаплей» – коней у них не было. Детские-то навыки бесследно не проходят, но его сперва надо подучить, обкатать.

Вот и получается, что кроме Ноготка и Ивашки на облучок и посадить некого. Ну и ладно – так тому и быть. Собрались, замаскировались, помолились, перекрестились. Покатились.

«Друг милый, предадимся бегу…». Предаёмся.

По реке санями идти хорошо. Метелей давно не было, снег плотный, слежавшийся, кони добрые, не заморённые. Тройки… аж летят. «Низэнько» так. Очень даже хорошо. Снег поскрипывает, морозец пощипывает, солнышко блестит. Дальше, как известно от Алексея Плещеева:

 
«Ласточка с весною
В сени к нам летит».
 

А вот этого нам не надо. Вот только ласточек мне сейчас… Надо успеть вернуться. Быстренько сбегали, чего надо – спроворили, быстренько вернулись. А то у меня в вотчине водополье пойдёт, купцы по реке двинуться, потом посевная…. Надо присмотреть, надо кучу дел доделать, новых начать… Поторапливаемся. Вся Десна длинной в 1100 вёрст. Но мы выскакиваем на неё сильно ниже Елно. И пойдём, вроде бы, не до самого устья. Если так гнать будем – неделю туда, неделю обратно, там – по-быстрому… Вполне успеваем.

Мы лихо проскочили Угру до самого верховья, укатанным зимником по замёрзшим, снегом заметённым, логам перевалили в Соложу, и без проблем выкатились к её устью, в точку рандеву. Селище там с характерным названием – Словени. Старое, видать, место. Тех ещё времён, когда все вокруг – славянами не были. Ну, «братья-словене» – встречайте!

Первым же встреченным нами «братом» оказался Гостимил. Вот уж точно – факеншит! Тесен мир, тесен. Никак не ждал встретить «двойного предателя», «отставного агента» из Елно в этих краях. И в попутчиках своих.

Мда… Маленький «бздынь» получился.

Собираясь «на дело» я озаботился кое-какой маскировкой. Прежде всего – по официальной легенде. Коль мы – «купецкие люди», то и выглядеть должны соответственно.

Одежонку – попроще, всяких цацек-побрякушек – долой, доспехами не светить, оружие дорогое замотать. Сани простые, без наворотов. Кони у нас – хоть и добрые, но не рысаки боярские. Вроде, из образа не выпадаем.

Одним из элементов этого «соответствия образу» была моя собственная роль. Понятно, что мальчишка-отрок быть старшим в купеческом караване не может. Так что я играю бедного родственника, дальнего племянника господина главного нашего стало быть приказчика Николая-свет как его там по батюшке.

Кроме такой вот «игры на публику», предполагал я поиграть «ваньку» и будущим «боевым сотоварищам по секретности».

Ситуация-то тёмненькая. Куда точно идём – неизвестно, зачем – не сказано. Чего на месте ждать – непонятно. Одно дело – «подай-принеси», другое – если резать кого… Почему служилые штатских в спецоперацию втягивают? Там всё так просто, что никакой подготовки не требуется? А начальство, того, не ошиблось ненароком?

Я понимаю – конспирация, секретность, «чего не знаешь – про то не проболтаешься»… Но… Мне ж людей вести! Да и самому интересно. Вот прикинусь «пеньком на посылках» – мне не жмёт, а, может, и разузнаю чего.

Но Гостимил всю эту игру сразу поломал. Он-то меня знает. Указал нам двор, где встать и сразу же в избу. Откуда немедленно явились ещё два наших попутчика.

Один – довольно молодой крупный парень с несколько глуповатым круглым лицом, лет двадцати пяти. Звать – Поздняк. Судя по имени – поздний ребёнок. Ещё говорят – «поскрёбыш». Судя по ухваткам и возрасту – княжий гридень из младшей дружины. Невысокого полёта птица. Да ещё и хромой. Правое колено не гнётся.

Ноги у кавалериста – самое беззащитное место. Если пехота обезноживает от маршей, от худой обувки да от сырости, то конные воины – от падения с лошади и ранений в ноги. Именно по ногам конников чаще всего и бьют. Позже из разговора выяснили – точно, попал коленом под удар палицы. Раздробленное колено срослось, но не гнётся. Соответственно, комиссован по ранению.

Второй – существенно старше, лет под сорок. Чуть пониже и сильно ширее. Назвался Борзятой. Как-то такое имя да с такими габаритами… смешно. Потом присмотрелся: а он и вправду двигается легко и быстро, «борзо». Видать, смолоду и вовсе шустёр был. Да и нынче – не соня. Есть типаж такой – «весельчак злобный». Всё бы шутки шутить да веселиться. Только шутки как-то злые получаются. И – болезненные для окружающих.

Мы и вылезти-то из саней едва успели. Подходят они:

– О, гости долгожданные доплелися! Где ж вы себе таких кляч-то набрали? Они ж не для езды, а токмо для еды. А и сами-то, глянь-ка, в вожжах путаются, в постромках заплетаются. Вот же послал господь неуков да бестолочей. Это у тебя что?

Борзята тычет пальчиком Николаю в грудь. Николай, естественно:

– Где?

И опускает глаза. А Борзята хватает его двумя пальцами за нос и, крепко сдавив, начинает выкручивать. Шутка старая, может быть и смешной. Весь вопрос в мышечном усилии и продолжении. А продолжение идёт такое: выкручивает и тянет, сбивает на колени, бьёт по уху и, хохоча и вытирая обсопливленные пальцы об Николаево плечо, поучает:

– Ты, баран земский, шапку снимай, когда перед княжьими стоишь. А то и без шапки, и без головы останешься. У-ё!

Последнее – уже от меня. «Смеяться над людьми, которые не понимают шуток – садизм» – международная мудрость. Добавлю: «…а глупых шуток – садизм в особо извращённой форме». Ну и «на» тебе больно.

Они во двор выскочили налегке, в одних кафтанах. Я от него с правой руки оказался. Пока он её об Николашку вытирает – бок у него не закрыт. А посошок у меня в левой – ему и не видно. Я и воткнул. В его печень. От всей души и с доворотом на месте. Пробить всерьёз такую тушу дрючком из такой позиции… Реакция у него хорошая: Борзята ручкой махнул – я в сугроб улетел. Пока выбрался да личико своё белое утёр… Слышу Гостимил раскудахтался как наседка над яйцом:

– Постойте! Люди добрые! Братцы! Православные!

Гостимил лепечет, Николай на четвереньки вставать собирается. Над ним этот… Борзята стоит, в правой руке – нож засапожный, а в левой, опущенной – кистень на ремешке болтается. Очень даже близко от Николаевой головы. На полдороге к крыльцу – Поздняк завис. Он-то и сам хромой – ходит медленно. И доходит до него… с опозданием – только начал ножик доставать. Вокруг – мои. Уже оружие у всех наголо, и Чимахай начинает потихоньку топорами мельницу свою раскручивать.

Постояли, посмотрели друг на друга… А оно мне надо? – Оно мне не надо.

– Слышь, дядя, ты свою ляпушку-то с руки-то скинь. Не люблю я, когда железом по голове ляпают.

– А ты кто такой, чтобы мне об твоей любови печалиться?

Тут от сарая Гостимил руками машет:

– Борзята, да я ж тебе сказывал! И про Марану, и про «росомаха», и про кузнеца. Это ж он и есть – пасынок Рябиновский! По прозванию «Зверь Лютый».

– Вона чего… А Рябина где?

– Рябина во садочке растёт. А Аким Яновичу нездоровится. По делам мелким, простым да неважным он меня посылает. Меня Ванькой звать. С Пердуновки я. Деревенька такая есть – Большие Пердуны. Не слыхал? Кистень-то сбрось. Или как? Бить тебя?

Потихоньку продвигавшийся с поднятой вертикально и оттого выглядевшей совершенно не опасно, рогатиной в руке, Сухан развернулся в стойку за левым плечом Борзяты. Опустил наконечник и взял «на руку». Тот скосил глаза, оценил диспозицию и выпустил из руки ремень, на котором болтался кистень. Железяка ляпнулась в снег.

Почти сразу же лицо его приняло обычный ухмыляющийся вид, злой цепкий взгляд заменился игриво-весёлым. Сменился и темп речи, и интонация. Он начал балагурить:

– Ой, а мы уж ждали-ждали, очей не смыкали, всё думали-гадали, на дорогу выбегали… Что ж это наши друзья-сотоварищи, спутники-попутчики не идут, не бредут, не едут. Иль беда кака приключилося, или девка красная повстречалася…

– Пойдём-ка лучше в дом, поговорим по делу.

Разговора не получилось – мужик битый и сторожкий. На все мои вопросы:

– Что, где, когда, чего и сколько?

Нагло улыбается и отвечает с чувством глубокой загадочности и бесконечного превосходства:

– Придёт время, узнаете.

Ну я и на все его вопросы – аналогично:

– А оно тебе надо? Перетопчешься.

Сплошная конспирация с непрерывной проверкой на прогиб.

Естественно, стандартный наезд по теме безбородости. Наезд, с подачи Борзяты, попытался реализовать глуповатый Поздняк.

Шутки шутить хорошо гуртом. Вот старшой – подручного и подтолкнул. Только шутёж этот сходу перешёл во встречный, публично заданный, вопрос затронутого не по делу Ноготка. Вопрос мне:

– Господин, а ты не знаешь какой-нибудь новой пытки для сломанного колена?

– Нет, Ноготок. Насчёт колена не знаю. Но можно и ступню поломать. Штука такая есть – «испанский сапог» называется.

И начинаю громко, внятно объяснять своему личному палачу – что помню по теме. Ноготок, естественно, задаёт уточняющие профессиональные вопросы, я тычу лёгонько дрючком в обсуждаемую лодыжку. Стремлюсь, понимаете ли, к наглядности и доходчивости… Как в детском садике.

«– Мальчик, ты школьник?

– Не, тётя, я – садист.

– В смысле?!

– В садик ещё хожу».

Поздняк открыл рот, побледнел и больше в эти игры не играл.

Гостимил замолк с самого начала… Так-то он шестерит перед Борзятой, но моих подкалывать… смущается. Про клизму, что ли, вспомнил?

Сам Борзята вздумал подразнить Ивашку. Так это, по-детски. Углядел завёрнутую в тряпки саблю, ухватил её и начал дразниться:

– У-тю-тю! На что вознице метёлка в ножнах? Дорогу перед конями подметать?

И давай убегать. «Не догонишь, не поймаешь…». Ну, чисто детишки расшалились. Точно – в молодости резов был. Но когда он клинок из ножен вытянул да увидел… Пока он понятие – «гурда» с понятием – «кучером» пытался в сознании совместить – «кучер» его догнал. И по уху приложил. «Не трогай чужие игрушки без спроса».

Ну и я, между делом, дядю уел:

– То нам говорили: приказчики купеческие идут Деснянские торги по-высматривать да товары по-показывать, а то дурень борзый кричит: «Мы – княжьи! Мы – княжьи!». Главного приказчика по уху бьёт, шапку снять велит, на колени ставит. Слышь, Борзята, может у тебя и княжьи хоругви припасены? Так ты дай. Поднимем над тройками, как в крестный ход, да пойдём весело. Чтоб народ знал. От какого князя мы посланы.

Дядя морду покривил, будто кислого наелся, но – крыть нечем – заткнулся. Тоже мне – конспиратор.

По утру, ещё до света, выкатились на Десну и в три тройки резво побежали вниз. Едем.

 
«Мы едем, едем, едем
В далёкие края.
Хорошие соседи,
Счастливые друзья».
 

Ну-ну… Насчёт «хороших» и «счастливых» я бы так уверенно говорить не стал. Посмотрим – как-то оно будет… Что-то мне на душе тревожно.