Текст книги "Операция молот"

Автор книги: Уолтер Уэйджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)

22

– Я узнал номер телефона, о котором вы просили, – сообщил главкомстратав.

Он разговаривал с президентом и поглядывал в зал из отсека боевого штаба на верхнем ярусе. Внизу все казалось обычным и будничным, как всегда, но Маккензи знал, что им там все уже известно. Мужчины и женщины, несущие вахту на КП, все знали и не показывали виду. Они знали, что происходит нечто необычное, и хотя они, возможно, не догадывались, в чем же дело, среди них, несомненно, было немало тех, кто понимал: дело серьезное. Главкомстратав все воскресенье провел в бункере с мрачным лицом, постоянно звонит «горячий» телефон, в отсеке боевого штаба суетятся высшие офицеры – все это не осталось незамеченным.

– Код зоны в Хелене 406, номер телефона 111 2012, – сообщил Маккензи президенту. – Это квартира в доме на две семьи на Джейн-стрит. Дом номер 317 по Джейн-стрит. Как сообщил мне генерал Стоунсайфер, миссис Пауэлл сейчас дома.

– Хорошо.

– Мистер президент, я вот подумал… может быть, предварительно связаться с ней и подготовить к вашему звонку? А иначе есть вероятность, что она не узнает ваш голос или просто не поверит, что ей действительно звонит сам президент…

– Идея хорошая. Как же вы это осуществите?

– Полковник Клэнтар, это начальник разведки в 168-м крыле, в настоящее время ведет наружное наблюдение за ее домом из машины. Мы можем связаться с ним по рации, и минут через десять вы ей позвоните. Он покажет ей свое удостоверение и переговорит с ней.

Дэвид Стивенс согласился и вернулся к тревожной дискуссии о Лоуренсе Делле. Он задавал вопросы, а два специалиста ЦРУ объясняли ему, каким образом пришли к заключению, что, судя по «психологическому портрету» Делла, он едва ли мог убить свою жену. Он был не тот человек, который легко выходил из себя или терял самоконтроль в стрессовой ситуации или в минуту гнева и ярости. Он всегда действовал в таких ситуациях рационально и эффективно, что странно. Верно, что Дайана Делл много пила и, вероятно, изменяла мужу, было столь же верно и то, что такой человек не стал бы, можно даже сказать, просто не мог подвергать риску свою карьеру подобным срывом.

– Я не хочу сказать, что майор Делл не способен к насилию, – особо подчеркнул уроженец Джорджии, – но подобный поступок – насилие по личным мотивам в отношении гражданского лица – просто не в его духе. Не в его кайфе, как сказал бы наш сынишка.

– Этот майор вполне способен уничтожить военно-воздушную базу или столицу вражеского государства, – объяснила доктор Осгуд, – и выбор военной карьеры подтверждает его склонность к массовому неиндивидуализированному насилию, то есть к насилию против большой и удаленной группы или территории.

– Однажды кто-то процитировал покойного Багси Зигеля: американцам, говорил он, нечего бояться организованной преступности, потому что гангстеры, как правило, убивают только друг друга! – вспомнил Стивенс. – Хотите ли вы сказать, что Делл может убить только иностранцев – безликих иностранцев, находящихся далеко?

– Примерно так, мистер президент, – согласилась она, – во всяком случае, именно об этом говорит нам его поведенческая схема.

– Значит, если дело обстоит так, доктор, – рассудил глава исполнительной власти страны, – то, следовательно, маловероятно, что он убил собственную жену, но зато вполне вероятно, что он способен запустить межконтинентальные баллистические ракеты.

– Совершенно верно. И учтите, мы же не утверждаем с полной уверенностью, что он был несправедливо осужден за преступление, которого он не совершал, – но такая вероятность определенно есть!

– Ну, и что же мы будем делать с этими чертовыми вероятностями? – взорвался Бономи.

Доктор Пинни озадаченно взглянул на него.

Доктор Осгуд была несколько разочарована.

– Ну, вы учтете их при принятии решения, генерал, – заявила она тоном, каким учитель обращается к тупому четырнадцатилетнему ученику.

– Вам придется принять во внимание все факторы, прежде чем вы примете разумное и логичное решение, – согласился ее муж.

– Какое решение?

– Ну, это уж вам решать и президенту, конечно, – ответил Пинни. – Наша задача собрать, просеять и интерпретировать сведения, чтобы люди, облеченные властью принимать решения и действовать, оказались во всеоружии для своих решений и действий. В случае же с этими пятью людьми у нас нет всей полноты данных. Мы даже не располагаем результатами теста Роршаха, мы опирались только на суждения о них, сделанные врачами, о которых мы никогда и не слышали. Мы же не волшебники, понимаете?

– Эдвард! – укоризненно воскликнула доктор Осгуд.

– Ну, конечно, нет! – повторил он несколько извиняющимся тоном. – Мы получили хорошее образование, имеем большой опыт, мы серьезные специалисты, которые уже продемонстрировали свои способности в сложной области создания «психологических портретов», но мы же не компьютеры. Мы не можем дать вам набор абсолютных и безошибочных ответов и простых формул. Мы же не те лосьоны против угрей, которые гарантируют девочкам-подросткам приобретение за девять дней ангельской кожи или возврат денег.

Президент послушно кивнул.

– Я понимаю, конечно, но ни у кого нет шансов получить свои деньги назад, если мы допустим здесь ошибку, доктор, – сказал он. – Ну что ж, мне остается только вас обоих поблагодарить, что я и делаю. Теперь мне надо сделать несколько звонков и принять решение.

Он снова поблагодарил их на прощанье и вернулся к своему вертящемуся креслу за историческим письменным столом.

– Они правы по крайней мере в одном, Винс, – задумчиво произнес он. – Делл из них самый интересный тип, самый умный и самый интересный.

– Возможно, и так, но, по-моему, у нас сейчас времени нет для подобных философствований. Мистер президент, приберегите это для своих мемуаров, если вы, конечно, доживете до того момента, как вам придется за них сесть.

Бономи был честный парень, преданный и работящий, но ему недоставало философской жилки. И это было его слабое место, хотя его обязанности и не требовали особо философского склада ума. У него были свои принципы и упрямство, но философии – никакой.

– И как же далеко может зайти Делл в своем страхе и гневе? – продолжал Стивенс. – Миллионы людей могут укрывать свои доходы от налоговой инспекции или изменять женам, но многие ли из них способны на убийство? Многие ли из них могут убить тысячи, миллионы, десятки миллионов?

– Эта проблема их не заботит, Дейв. Они эту проблему оставили профессионалам – мне, тебе и другим, чтобы они ее решали, а сами предпочитают элегантно зубоскалить насчет того, какие же они жестокие гады. Им легче легкого глядеть свысока на наемных помощников, но ведь не мы создали эти рабочие места и не занимаемся наймом на службу…

После долгих лет государственной службы, понял Стивенс, у Винса Бономи стали появляться и открыто проявляться сомнения. Он не отказывался от сделанного когда-то выбора профессии но, отдавая себе в этом отчет или нет, он начал задумываться. Да, все-таки и он предается философским раздумьям, возможно, это пришло к нему с возрастом.

А может быть, все дело в угрозе, исходящей от «Гадюки-3».

– Но ты же сам добровольно избрал себе путь в жизни, Винс, как и этот Делл. Если бы тебя после многолетней безупречной службы вышибли из ВВС, если бы тебя приговорили к смертной казни за один-единственный проступок, которого ты, может быть, даже и не совершал, ты бы смог запустить эти ракеты?

– Я же не он, – отпарировал Бономи.

– Нет, но ты профессионал, и у тебя за плечами такая же жизнь и такой же опыт. Ты бы смог?

Генерал затянулся сигарой и погрузился в раздумья.

– Чтобы сквитаться с обидчиками или спасти свою жизнь, хотя бы на короткий срок, ты бы смог запустить эти ракеты, Винс?

Бономи раздраженно затушил в пепельнице «корону».

– Нет, я же не идиот. Он куда башковитее меня и куда больший мерзавец! И куда больше затрахан жизнью. Может, я такой же, как и он, жестокий гад, но я бы не смог. Мы не похожи, хотя и носим одинаковую синюю форму. У меня четверо сыновей, а у него ни одного. Черт, да между нами огромная разница.

– Не сомневаюсь.

– Почему ты не звонишь, черт побери?

Президент снял трубку.

– Может, я бы и запустил, – пробурчал бывший ведомый. – Может, и запустил, окажись я на его месте.

– Нет, ты бы не смог. Возможно, есть еще девятнадцать генералов по обе стороны железного занавеса, кто смог бы запустить эти ракеты, но ты, Винс, не смог бы.

Прежде чем Бономи ответил, Стивенс продиктовал своей секретарше номер в Хелене и уже через полминуты разговаривал с женой Виллибоя Джастиса Пауэлла. Он вежливо говорил с женщиной, излагал ей суть проблемы, особо при этом отметив, что она могла бы помочь спасти жизнь ее мужа и многих, многих людей. Он говорил проникновенно и уважительно, не желая ни угрожать, ни шантажировать, ни приказывать и более всего стараясь не напугать ее. В ходе разговора он поймал себя на том, что невольно стал гадать, какая у нее внешность, и пришел к выводу, что она высокая, привлекательная и с чувством собственного достоинства. Белая она или черная, а может быть, индианка? По голосу трудно было решить.

– Если он… если они выйдут оттуда прямо сейчас, смертный приговор будет отменен, и ему придется отсидеть в тюрьме всего лишь несколько лет, я правильно вас поняла, мистер президент? – переспросила она степенно.

– Именно это я и сказал. И я даю вам слово…

Она поразмышляла несколько секунд.

– Но вы не сказали, что будет, если он не выйдет, если они все откажутся сдаться, – заметила она.

Теперь президент погрузился в размышления.

– Мне бы не хотелось об этом говорить, миссис Пауэлл, – наконец ответил он. – Это будет куда как менее приятно – для нас всех.

– Вы убьете их, не так ли?

– Миссис Пауэлл! – начал он.

– Неважно! Я знаю: вы убьете их. Я могу это предположить, встав на вашу точку зрения. Вам просто придется так поступить…

– Я этого не говорил, миссис Пауэлл!

– Нет, и это с вашей стороны очень благородно. Но вы их убьете. Я не имею в виду вас лично, но кто-нибудь в правительстве сделает это за вас, и я останусь вдовой с ребенком-безотцовщиной. Возможно, я даже не смогу получать за него государственную пенсию, да?

– Я позвонил вам не для того, чтобы угрожать, – откровенно признался президент. – Я просто пытаюсь спасти человеческие жизни – жизнь вашего мужа и жизнь миллионов других людей. Я понимаю, что ваш муж достоин спасения, что он не преступник по призванию.

– Вы же ровным счетом ничего не знаете о моем муже, – резко возразила она. – Да и незачем вам знать… Это ведь неважно. Я бы позвонила ему, если полковник Клэнтар сумеет это устроить. Боюсь, я не знаю, по какому номеру…

– Уверен, что он все устроит. Спасибо вам, миссис Пауэлл. Я надеюсь, он вас послушается.

Она мягко, печально усмехнулась.

– Это и доказывает, что вы совсем не знаете моего мужа, мистер президент, – сказала она на прощанье.

– Поразительная женщина! – воскликнул Бономи, когда Стивен повернулся к нему.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Она права, вот и все, что я хочу сказать. Даже если они сбегут оттуда, не притронувшись к стартовым кнопкам, с мешками денег, им не суждено насладиться этим богатством. Ваше правительство – любое правительство – не потерпит подобного унижения. Куда бы они ни направились, если только они не решат скрыться в коммунистическом Китае, люди Майклсона настигнут их. Рано или поздно, через пять месяцев или пять лет, его люди, ребята, которых ты называешь «моей родней», прикончат их. Ты об этом даже и не узнаешь.

– Ты с ума сошел, Винс!

Генерал покачал головой.

– Вовсе нет, Дейв! Они их сцапают рано или поздно.

– Нет, если я им прикажу оставить их в покое.

Бономи вздохнул.

– Но ты этого не сделаешь. Они убедят тебя, Дейв, а если даже не убедят, то просто ничего тебе не скажут и будут делать свое дело. Ты хоть имеешь какое-нибудь представление о том, сколько людей наши разведслужбы убили, вынужденно или по прямому приказу, за последний год? Я не знаю и не спрашиваю. А ты спрашивал хоть раз?

– Нет, я об этом как-то не думал.

– А тебе не следует об этом думать, мистер президент. Тебе не следует задавать вопросов и тебе не следует этого знать. Это не твое дело. Большие проблемы – бюджет, новое законодательство по гражданским правам, назначение федеральных судей и послов, переговоры по сокращению вооружений – это твое дело. Между прочим, если это может тебя утешить, русские и китайцы, возможно, убили за этот же период в девять раз больше людей – возможно, в шестнадцать раз больше!

– Это не Бог весть какое утешение, сукин ты сын! Не понимаю, зачем ты завел этот разговор…

– Прошу прощения, мистер президент, но вы всегда говорили, что вам нравится, когда я вызываю вас на откровенный разговор…

В дверь кабинета дважды постучали.

Вошел младший адъютант и доложил, что полковник Клэнтар собирается связаться с «Гадюкой-3» через коммутатор Мальмстрома, и генерал Стоунсайфер предлагает президенту послушать беседу Пауэлла с женой.

– Мы готовы подключить аппарат конференц-связи, – объявил капитан.

– Замечательно, – похвалил Стивенс.

Не прошло и минуты, как из небольшого переговорника на письменном столе президента зазвучали голоса.

Разговор был кратким и одновременно формальным и нежным, точно собеседники знали, что их подслушивают.

Миссис Пауэлл сообщила мужу, что она и сын в порядке, и потом передала на минутку трубку сыну. Пауэлл заверил обоих, что и он «в полном порядке» и добавил, что им не стоит беспокоиться о нем, потому что «все скоро утрясется». Она упрямо повторила, что все равно волнуется, и тут наконец бывший морской пехотинец понял, что военные взяли ее то ли под наблюдение, то ли в заложницы. На его прямой вопрос она ответила, что рядом с ней находятся офицеры ВВС, но ни ей, ни ребенку ничто не угрожает.

– Президент особо это подчеркнул, – сказала она.

– Президент??

– Да, он звонил мне несколько минут назад и попросил поговорить с тобой, милый, – сказала миссис Пауэлл, – и он дал мне слово, что вам, ребята, изменят приговор на несколько лет в тюрьме, если вы сейчас же выйдете.

Пауэлл поделился с женой своими соображениями относительно «слова президента», и она попросила его подумать о ней и о ребенке и всех прочих детях.

– Пусть о них подумает наш президент, он же получает двести тысяч в год за свои думы, – укоризненно ответил Виллибой Пауэлл. – Да он же только пытается нас испугать, детка. Он блефует. И мы знаем, что он блефует, а он знает, что ему придется платить! Менее чем через двадцать четыре часа мы покинем эту чертову страну, и вы оба присоединитесь к нам. Так что ты лучше пакуй вещички!

Раздался странный звук, возможно, женщина подавила рыдание.

– Мне кажется, они там просто хотят вас всех погубить, – прошептала она.

– Я точно знаю, что хотят, но у них ничего не выйдет!

– Вилли?

– А?

– Прошу тебя, Вилли!

– Увидимся завтра вечером, – твердо ответил он.

На этом беседа закончилась.

– Ну что ж, она пыталась, – заметил Стивенс извиняющимся тоном.

– Да ей не удалось даже внушить ему сомнение, Дейв! Она-то пыталась, но ей ничего не удалось сделать. Разумеется, я и не надеялся, что ей удастся.

Президент со вздохом прикрыл глаза.

– Сказать по правде, Винс, я тоже не надеялся. Да с чего ему кому-то верить? Я, конечно, лелеял надежду, что слово президента для него еще может что-то значить, но, похоже, и это для него пустой звук.

– Что ж, Дейв, об этом хорошо позаботились твои предшественники, которые фантастически лгали с трибуны ООН по телевидению. Естественно, в наше время уже никто не верит ни британскому премьер-министру, ни русскому генеральному секретарю, ни президенту Гарвардского университета. Я и не говорю… что ж, это в духе времени.

– С каждой минутой ты все больше ударяешься в философию, генерал!

– Ужас способствует моему взрослению, – заметил Бономи, и посмотрел на часы. – Через полторы минуты тебе должен звонить Маккензи или Стю Вудсайд.

– Почему, Винс?

– Мистер президент, я, возможно, в ужасе, но не в истерике. Я все еще отдаю себе отчет в происходящем. Маккензи будет испрашивать вашего разрешения на штурм, а Вудсайд будет просить перевести глобальную обороноготовность войск на четвертый уровень. Он же председатель комитета начальников штабов, и он просто обязан так поступить после того, как миссис Пауэлл не смогла уговорить своего мужа, а вам придется дать свое согласие на штурм «Гадюки-3»… Да не смотри ты такими невинными глазами, Дейв! Боже, ты же понимаешь, что они оба слушали ее разговор с мужем! К линии подключились двадцать генералов – здесь, в Вашингтоне, генералы Стратегического авиационного командования в Оффатте и Мальмстроме, и, возможно, подчиненные К. О. Уорсоу в штабе сил быстрого развертывания.

– Оборонительная ситуация четвертого уровня? – задумчиво произнес президент.

– Если бы я был председателем комитета начальников штабов, я бы просил у президента третьего уровня. Дейв, какие бы тут ни были затронуты вопросы морального или гуманитарного свойства, вся эта ситуация с точки зрения военных ядерный кризис!

– Именно! И только так они это все и воспринимают, и я не могу их за это осуждать.

– Эти сволочи просто выполняют свою работу, – подтвердил Бономи.

– Так на чьей же ты стороне, Винс, на их или на моей?

– Я и не знал, что тут две стороны в этом кризисе.

Тут позвонил главкомстратав, и после короткой дискуссии Стивенс нехотя дал свое согласие на штурм. Менее чем через две минуты генерал Стюарт С. Вудсайд перезвонил с просьбой дать согласие ввести четвертую степень обороноспособности. Будучи весьма искушенным мастером торга, каким и полагалось быть председателю комитета начальников штабов, он сначала просил третий уровень и в итоге «согласился» на четвертый.

В 22.49 (по вашингтонскому времени) вооруженные силы США в разных частях земного шара получили зашифрованный радиосигнал, предписывающий повысить обороноготовность до четвертого уровня.

Это сообщение было, разумеется, перехвачено и записано первоклассным оборудованием пунктов радиоперехвата советских и китайских разведывательных учреждений. Семь различных подразделений «электронного прослушивания» в Европе и Азии плюс два русских траулера, курсирующих вдоль берегов Новой Англии и Аляски, ощетинив свои многочисленные антенны, запеленговали и передали это сообщение в свои штабы. Через несколько часов опытнейшие шифровальщики в Москве и Пекине засели за головоломную работу, мобилизовав свои мозги и машины для расшифровки тайного смысла этого послания.

23

– Поехали! – сказал генерал Стоунсайфер пышущему здоровьем майору, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу в ожидании, которое длилось, похоже, куда больше двух часов. – Нам сказали: «поехали»!

Майор Дж. С. Лебо, у которого были отменные рефлексы вдобавок к знакам отличия воздушно-десантных войск и еще живые воспоминания о ландшафте близ восточной границы Камбоджи, «поехал». Сначала он отдал честь, а затем покинул кабинет Стоунсайфера и направился к джипу, который повез его на вертолетную площадку, расположенную в трех четвертях мили от здания штаба.

– Пора поднимать задницу, Норм! – гаркнул он колоритным новоорлеанским говорком.

Капитан Норман Типпетт, бывший всего лишь несколькими годами моложе и имевший еще более колоритный южный акцент, радостно просиял. Его лицо продолжало сиять, когда он отдал приказ сержанту: «Поднимай этих м…в!» Солдаты воздушно-десантного взвода, высыпавшие из ближайшего «караульного домика», рысцой устремились к двум ожидающим вертолетам и загрузились внутрь со своими автоматами, канатами и прочими штурмовыми приспособлениями.

– До встречи на крыше, Норм! – крикнул Лебо. Типпетт наблюдал, как последний солдат из его отделения залез в вертолет. – Погоди-ка, вот и наши спецстрелки – точно по расписанию!

Шестеро солдат выскочили из фургона – трое несли по пулемету, двое тащили металлические контейнеры, перехваченные ремнями. Шестой держал в руке планшетку и всем своим видом излучал деловитое трезвомыслие. Увидев эту картину, Лебо сделал вывод, что троим автоматчикам вменяется прикрывать двоих носильщиков ядерных зарядов, а тот, что с планшеткой, – командир. Прослужил несколько лет в сухопутных войсках.

У этого майора напрочь отсутствовало чувство истории. Ему впервые предстояло использовать «Тип 133А» в бою и впервые использовать ядерное оружие в западном полушарии. В такой исторический момент выражаться столь вульгарно… мда, все это было весьма печально.

– Один ящик твой, Норм, – заявил Лебо, – и смотри, обращайся с ним понежнее, я за него только что расписался. Ты меня понял: понежнее с этой штукой!

– Есть, сэр! Это ведь «Тип 133А»?

– Разорви мои кишки – точно «Тип 133А»!

Весьма печально…

– Нам выделили две штуки на тот случай, если одна из «стрекозок» выпадет в осадок, Норм, – объяснял Лебо. – Так что если моей «стрекозке» не повезет, бери свой ящик и неси его прямиком к той сраной стальной дверце в «яме», усек?

– Поставить таймер на десять минут и сваливать, так?

Лебо похлопал его по плечу.

– Хороший мальчик! Я же вам говорил, полковник, он знает, что делать. Итак, полковник, вы получили свою квитанцию, все путем и комар носу не подточит, а я получил ваши расчудесные ящички. Буду вам очень обязан, сэр, если вы сделаете пару шажочков назад, потому как через две минутки мы взлетим, а эти чертовы стрекозки подымают тучу пыли и ветра.

Полковник вдруг подумал, не пожелать ли им удачи.

В подобные исторические моменты всегда надо сказать что-нибудь подходящее, и уж коли такая мысль не пришла в голову этому невеже-десантнику, то инициативу следовало взять представителю 26-й роты специального вооружения.

– Майор Лебо! – начал полковник.

– До встречи! – заорал здоровяк-майор, и тут же рев двигателей заглушил все прочие звуки.

Печальный человек с планшеткой отошел ярдов на тридцать, и проводил взглядом вертолеты, взмывшие в воздух и растворившиеся во мраке ночи. Луна не появлялась, так как рваные клочья туч заволокли все небо, для атаки это было очень хорошо.

Вертолеты взбирались все выше и выше, их сигнальные огни мерцали во тьме точно крохотные рукотворные звезды. Полковник подразделения специальных вооружений смотрел ввысь, пока красные мерцающие точки не растаяли во тьме, и только потом он взглянул на часы.

Было 23.50 по местному времени, а через десять минут в «военный кабинет» Комитета начальников штабов в Пентагоне поступило сообщение, что все наземные телефонные линии, соединяющие Западный Берлин с внешним миром, вырубились.