Текст книги "Операция молот"

Автор книги: Уолтер Уэйджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

Уиллистон указал на кабинет Пикелиса, и когда Арболино двинулся в том направлении, профессор развернулся в сторону спальни рэкетира. Они знали, что в пентхаусе есть два телефонных аппарата, чьи номера не указаны ни в одном телефонном справочнике. В оба аппарата они и должны установить свои невидимые звукоулавливающие устройства. Бесшумно двигаясь в туфлях на резиновом ходу, профессор вошел в спальню и стал шарить вокруг «черным лучом», пока не наткнулся на телефон.

Он снял трубку, вывинтил крышку микрофона, вставил крошечную маковку под микрофон и завинтил крышку.

Вернувшись в гостиную, он увидел, как у противоположной стены Арболино торжествующе поднял вверх растопыренные два пальца и жестом указал на часы. Итак, оба «инфинити»-передатчика установлены, и теперь, судя по графику Гилмана, у обоих диверсантов оставалось в запасе чуть больше минуты для ухода.

Конечно, график операции не учитывал – да и не мог учесть – все случайности. График основывался на известных фактах, на логичных и предсказуемых событиях. В действительности же у обоих лазутчиков было всего тридцать четыре секунды на то, чтобы скрыться незамеченными. Несмотря на все попытки Карстерса оттянуть отъезд из «Фан парлор», Кэти Пикелис настойчиво тянула его прочь от игорных столов и нежно – с многообещающим взором – уговаривала проводить ее домой. И вот они появились из подкатившего к «Парадайз-хаусу» лимузина и пошли рука об руку к личному лифту Пикелиса в дальний конец вестибюля. Конечно же, ни Уиллистон, ни Арболино не могли об этом догадываться.

До тех пор, пока не услышали звук открывающейся двери лифта и смех Карстерса.

Громкий, заразительный, заливистый смех, служивший им предупреждением.

Они поняли.

Разведчики поспешили на террасу, осторожно закрыли за собой дверь и пулей помчались к нейлоновой лесенке. Времени у них было в обрез – считанные секунды. Им надо было поторапливаться, и теперь все зависело от Карстерса, он мог выиграть для них дополнительные мгновения. Как только входная дверь в пентхаус за ними закрылась, Карстерс положил ладони на голые плечи девушки. Она не сопротивлялась, а просто вопросительно смотрела на него.

– Вы очень привлекательный мужчина, Пи-Ти, – сказала она тихо, – но вы совсем не такой, как о вас пишут в прессе.

– Хуже? Вы разочарованы?

Она прижалась к нему: ее тело оказывало на него почти магнетическое действие.

– Не хуже. Лучше. Вы более…

Тем временем Арболино уцепился за нейлоновую лесенку и, оттолкнувшись, перемахнул через живую изгородь к вентиляционной трубе. Правой рукой он схватился за металлическую ступеньку, не выпуская нейлоновый шнурок из левой.

С трудом переведя дыхание, он размахнулся и перекинул конец лесенки назад – туда, где Уиллистон присел на корточках.

– Более что? – настаивал Карстерс, нежно проводя пальцами по ее шее.

– Более сложный человек и, боюсь, более опасный.

Он склонился к ней и поцеловал.

– Не играйте со мной, Пи-Ти, – предупредила она несколько секунд спустя. – Я уже большая девочка и очень не люблю быть игрушкой в чужих руках.

Он снова ее поцеловал, ощутил, как она подобралась в его объятиях и потом крепче прижалась к нему, по-женски откликаясь на его призыв.

– Я и не играю с вами, Кэти.

Она обвила его обеими руками и взглянула ему прямо в глаза – ее взгляд был едва ли не скорбным.

– Я же знаю, что вы любите играть, и играете, чтобы выигрывать, – строго сказала она. – Но я неподходящая девочка для подобных игр. Я не невинная девственница, но было бы большой ошибкой с вашей стороны попытаться играть в привычную для вас игру.

Теперь его руки скользнули чуть ниже вдоль ее позвоночника, и она содрогнулась от нахлынувшей волны желания.

– Вы же, кажется, у нас просто проездом, не правда ли? – прошептала она, начав тереться бедрами о его пах.

– Кажется.

Они поцеловались в третий раз, теперь с большей страстью и жадностью.

В восемнадцати ярдах от них профессор Эндрю Ф. Уиллистон отбежал к дальнему краю террасы и, оттолкнувшись, перелетел на нейлоновой лесенке к ожидающему его каскадеру. Они собрали свой инвентарь, отцепили лесенку, скатали и положили в один из чемоданчиков, после чего вернулись к грузовому лифту. Когда лифт дополз до второго этажа, Уиллистон взглянул на часы.

Пять минут и двадцать одна секунда.

Совсем неплохо.

Не совсем хорошо, но совсем неплохо после стольких-то лет.

– Мы бы управились за четыре минуты, если бы этот любитель коньяка нам не помешал, – стал оправдываться Уиллистон.

– Может быть.

Арболино внимательно смерил взглядом напарника и буквально нюхом почуял охватившее его ученого друга возбуждение.

– Я уверен, Тони. Четырех минут хватило бы за глаза!

– Расскажи это Гилману. На него это произведет впечатление. А я еще весь дрожу и в поту, и к тому же мы еще не вернулись с задания.

Лифт остановился на первом. Они вышли и быстро осмотрели коридор. Из дальнего конца к ним приближался бармен в белой куртке, неся под мышкой левой руки три бутылки виски «Хейг» и связку ключей в правой руке. Он явно собирался пополнить запасы спиртного в коктейль-баре.

– Что-то у меня сегодня все очень быстро убывает, – объявил он.

Уиллистон прикинул, что склад спиртного должен быть в том конце коридора.

– Не дашь продегустировать? – поинтересовался профессор.

– Извините, ребята, но гостиничная администрация с меня шкуру спустит, узнай они об этом.

Он заметил их комбинезоны и надпись на чемоданчиках.

– Лифт барахлит?

– Да нет, – простодушно ответил Арболино. – Распределительный щиток слегка перегревается. Там небольшой дефект, который любой школьник смог бы устранить перочинным ножом.

Не дожидаясь ответной реплики, он повел Уиллистона к выходу. Они вышли в переулок, к припаркованному в тени деревьев автофургону. Каскадер скользнул за руль и, проехав два квартала, остановился перед красным светом на углу Брэден-авеню. Мимо них проплыла полицейская машина, и оба сидящих в ней полицейских привычно скосили на них глаза. Светофор мигнул, и фургон рванул в западном направлении. В следующее мгновение Уиллистон заметил телефон-автомат у бензозаправки «Тексако», улыбнулся и подтолкнул товарища в бок.

Пора проверить аппаратуру в действии.

Арболино поставил грузовик позади телефонной будки и вытащил крошечный металлический цилиндр из кармана комбинезона. Это был свисточек, особый свисточек. Свисток, издававший тончайший звук, не воспринимаемый человеческим ухом, и именно этот неслышный звук должен был включить в пентхаусе Пикелиса невидимое «ухо».

– Ну давай, свисти, Тони, – предложил профессор.

– Нет, сам свисти. У меня нет слуха.

– Да это не важно, Тони. Все равно ведь никто не услышит.

И тогда Тони Арболино поднес свисток к губам и два раза в него дунул, а Эндрю Уиллистон зашел в телефонную будку и набрал не фигурирующий в справочниках номер телефона, установленный в спальне Пикелиса. В спальне никого не было, но дверь в соседнюю с ней комнату Кэти Пикелис была раскрыта. Там находились двое. Они занимались любовью. Ее стоны и вздохи очень отчетливо передавались сверхчувствительным подслушивающим устройством. Теперь участники операции «Молот» могли набрать любой из двух личных телефонов главаря гангстеров из телефона-автомата и слушать, что происходит в пентхаусе. Телефонный аппарат в пентхаусе не звонил, но начинал работать в режиме микрофона и передатчика, передавая по телефонным проводам любое сказанное там слово.

– Ах ты, кобель, смазливый кобель! – рычала девушка, пока П. Т. Карстерс проделывал одну из тех четырех или пяти вещей, которые он всегда проделывал с блеском.

Уиллистону не захотелось слушать дальше.

Он вернулся к автофургону, залез в кабину и захлопнул дверцу.

– Ну что там, Энди? – спросил его водитель.

Профессор психологии удовлетворенно кивнул.

– Все работает, Тони.

Арболино ухмыльнулся.

– Ну и замечательно. Просто замечательно, – радостно воскликнул он и нажал на газ.

Уиллистон, не зная, что сказать, еще раз молча кивнул.

А в пентхаусе одна очень честная девушка, блестяще говорившая по-французски и твердо знавшая, что П. Т. Карстерсу нельзя доверяться безоглядно, лежала в кровати голая, тяжело дышала и беспомощно изгибалась под тяжестью своего удивительного нового любовника.

18

Воскресенье – святой день отдыха в Парадайз-сити – городе, где никто никогда не осмеливался заявить, что «Бог умер», но где многие это подозревали и испытывали облегчение. Сей град не был ни Пейтон-плейс[18]18
  Ставшее нарицательным название города, гнезда греха и разврата, изображенного в одноименном романе Г. Металлиус.


[Закрыть], ни Содом на море, но значительная часть мужского населения обманывала своих жен, мухлевала с налогами за игорными столами, а многие иные привычно нарушали прочие из десяти заповедей с таким мастерством, которое могло появиться лишь в результате длительной практики. Тем не менее всяк надевал выходное платье в воскресный день Господен и отправлялся в Божий храм в надежде, что Всевышний смилостивится над ними, ибо их прегрешения были «всего лишь человеческими». У церковных дверей прогуливались полицейские – во всяком случае, в районах проживания белых граждан – и регулировали движение транспорта, так что можно было с уверенностью сказать: если вас минует карающий меч Господа в храме, то по выходе из храма вам удастся избежать и печальной гибели под колесами проезжающих мимо транспортных средств.

Некоторое число людей – иные из них уважаемые горожане, кого можно было бы назвать фигурами общественного значения, – не присутствовали на воскресных службах. Покойная Дороти Паркер – или так звали психоаналитика Че Гевары? – как-то сказала, что в Калифорнии любая девица, окончившая среднюю школу, становится «членом общества». Ну, почти все, кто манкировал церковными службами в Парадайз-сити в то утро, закончили среднюю школу, а многие из них вдобавок даже покончили с обильным завтраком. Миссис Бен Мартон и мэр Эшли не принадлежали к оной группе, ибо оба еще не проспались, но капитан Мартон уже успел набить брюхо и получить изрядное количество информации. Оба эти факта говорили сами за себя, когда он появился для доклада в пентхаусе мистера Пикелиса.

– «Мейс». Я полагаю, это был «мейс», – заявил начальник полиции.

Пикелис попивал утренний кофе. По недолгом размышлении он отверг это предположение.

– Похоже, ты сбрендил, Бен. Либо ты сбрендил, либо пытаешься крутить мне мозги этой небылицей, чтобы выйти сухим из воды. Не надо молоть мне эту чепуху про «мейс».

– Это был «мейс», Джон, – настаивал Мартон.

Рэкетир покачал помотал головой.

– «Мейс» использует полиция. Копы применяют слезоточивый газ при разгоне демонстраций, против черномазых.

Мистер Пикелис, который не собирался баллотироваться на выборную государственную должность или давать интервью телепрограмме вечерних новостей, мог позволить себе употреблять подобные старомодные выражения в любое время. Мэр Эшли в таких случаях говорил о наших «согражданах-неграх», а Мартон именовал их «цветными», но иногда им приходилось делиться своими рассуждениями с публикой, и посему они инстинктивно старались быть более тактичными в своем словоупотреблении. Но в подобных дипломатических уловках не нуждался властелин округа Джефферсон, который держал под своим контролем все местные средства массовой информации. Он никогда не делал публичных заявлений и не имел дела с корреспондентами.

– Ты прав, Джон. Конечно, ты прав: «мейс» действительно используется полицией, – согласился Мартон, – но кто-то мог обработать Лютера «мейсом».

– И где же они его достали?

– Не знаю. Эти баллончики можно достать где угодно.

– Но ведь их не продают в универмагах «Сирс» или «Джей Си Пенни»? – недовольно буркнул Пикелис.

– Не продают. Но где-то они это достали.

Пикелис на пятнадцать секунд погрузился в раздумья.

– А деньги? Что с деньгами?

– Не взяли ни доллара. Я этого не могу понять. Нет, сэр, я этого просто не понимаю.

Главарь гангстеров взглянул на часы. Дочь скоро должна встать с постели.

– Бен, – медленно произнес он. – Мне все это очень не нравится. Они знали точно, где и когда взять Лютера, и у них был «мейс», и они учинили эту комедию в витрине, и не взяли ни доллара. Кто же они?

– Понятия не имею, – признался Мартон.

– И почему они это сделали?

Свиноподобный полицейский пожал плечами.

– Джон, если бы мы знали кто они, мы бы, пожалуй, смогли установить, почему, – осторожно рассудил он.

Мартон не обладал исключительным воображением, но он более, чем кто бы то ни было в этом городе, был практичным и беспощадным. Соединение этих двух качеств души, которое, найди оно иное применение, позволило бы ему занять место вице-президента любой крупнейшей кинокомпании или вице-губернатора в любом не очень крупном штате страны, обеспечило ему возможность стать надежной «шестеркой» в организации Пикелиса. Но Мартон, полагал главный рэкетир, мечтает стать полноправным ее членом, что совершенно невозможно. Пикелис готов был платить ему больше, но он никогда бы не согласился разделить с ним свою власть. Власть и авторитет власти – вот что имело значение.

– А не думаешь ли ты, что это мог сделать какой-нибудь коп – может, один из твоих, – который и применил против Лютера «мейс»? – размышлял вслух Пикелис.

– Нет. Нет, это вряд ли был кто-то, связанный с полицией или правоохранительными органами. Это же нелогично.

Пикелис кивнул. Правильно. Это было бы нелогично.

– Может, банда гастролеров? Ты об этом не думал, Джон?

– Вряд ли. Это, конечно, возможно, но я не вижу и тут логики. Я отлично лажу с ребятами из синдиката, и это происшествие совсем не в духе мафии. Они бы прикончили Лютера – застрелили бы его на месте.

Пикелис заметил, что начальник полиции глазеет на стоящую на письменном столе сигарницу красного дерева, и жестом предложил взять одну сигару. Рэкетир с легким сердцем делился контрабандными кубинскими сигарами, ибо каждую неделю ему доставляли новую коробку «партагас», и его забавляло то, с каким удовольствием принимал Мартон в подарок это незаконно ввезенное в страну табачное изделие. Начальник полиции взял одну сигару, откусил кончик и со счастливым видом закурил.

– Джон… – начал он. – Да, спасибо за сигару, Джон. Я не хочу с тобой спорить, но не кажется ли тебе, что нам не повредило бы связаться с Нью-Йорком и Чикаго, просто чтобы удостовериться, что тут не замешана мафия?

– Не повредило бы. Между прочим, смотри, чтобы по городу не поползли сплетни, – приказал Пикелис. – Я уже позаботился, чтобы наша газета, радиостанция и ребята с телевидения держали язык за зубами. Официально ничего не произошло!

– Но ведь люди видели, Джон. Сплетни, разговоры обязательно поползут.

– О чем? О том, чего не было? Я же сказал: ничего не произошло. А людям подбрось другую тему для сплетен и для мыслей. Как насчет той черномазой девчонки, которую зарезали? Жестокое кровавое убийство вызовет всеобщий интерес.

Начальник полиции затянулся сигарой.

– Может быть. Мы поймали негодяя, который это сделал. Один из наших цветных умников. В свое время он гостеприимно приютил у себя агитаторов движения за гражданские права. Водитель автофургона по имени Сэм Клейтон. Изворотливый, сволочь, но он все-таки признался, гад, во всем.

Пикелис улыбнулся.

– Я правильно поступил, Бен, что целиком положился на тебя в этом деле, – иронически похвалил он капитана. – Твои люди быстро находят преступников и заставляют их раскалываться – это просто первоклассная следственная работа. Я полагаю, он ее также и изнасиловал?

Мартон вытаращил глаза, явно не понимая, о чем это говорит шеф.

– Я об этом ничего не знаю. Очень может быть, – предположил он.

– Ну конечно, он ее изнасиловал, Бен. Я не сомневаюсь, что наш блистательный коронер установит факт изнасилования. Да, чудненькое дело об изнасиловании с убийством, – громко заключил Пикелис. – Вот что нам сейчас нужно. Нечто ужасное, отвратительное, мерзкое, что может привлечь внимание общественности. Быстрый и сенсационный процесс – вот наш лозунг сегодня. Я надеюсь, никаких проблем тут не возникнет.

– Никаких. А между тем мои ребята будут раскручивать эту вчерашнюю идиотскую историю, – пообещал начальник полиции.

– Это не идиотская история, Бен, – поправил его шеф. – Это была тщательно спланированная и очень тщательно осуществленная акция. Осуществленная какими-то ловкачами, которые имели для этого свои не ясные нам пока причины. Ты имей это в виду и ни на секунду не забывай – если собираешься их остановить.

– Остановить их? Ты думаешь, они что-то еще замышляют?

Властелин округа Джефферсон кивнул.

– Я в этом уверен и готов поклясться на твоей бляхе, Бен, – сурово произнес он.

Мартону не понравилась эта угроза, но прежде чем он открыл рот для ответа, дверь распахнулась, и в комнату впорхнула улыбающаяся Кэти Пикелис. Элегантный халатик смотрелся на ней очень миленько, но та, чье тело он облегал, была еще милее. Ее сияющее лицо давало понять, что она либо только что видела чудесный сон, либо провела восхитительную ночь любви, или то и другое вместе. Поняв, что ни то ни другое его не касается, толстощекий начальник полиции задержался лишь на минутку для любезного приветствия, а затем удалился.

Джон Пикелис также верно оценил значение сияющего вида дочери и задумался.

– Неплохой вечер! – как ни в чем ни бывало заметил он, после обмена поцелуями.

– Мне так понравилось, папа! – ответила она ему тоном, который не сообщил ему ничего нового.

– У вас с Пи-Ти, похоже, все идет как по маслу.

Она взглянула на него задумчиво, обрадованная его замечанием, но не совсем уверенная в смысле этих слов.

– Да, Пит Карстерс необычайно привлекательный и интересный мужчина – настоящий мужчина и настоящий джентльмен, – ответила она, потянувшись к кофейнику на журнальном столике.

– Он чертовски силен в покере. Вот что я тебе скажу, милая.

Она налила себе чашечку кофе, положила сахар.

– Могу спорить, что он так же хорош и в других играх, – сказала она загадочно.

– Ты считаешь, что он шалопай, один из тех пустых прощелыг, который соврет не дорого возьмет? – с беспокойством спросил Пикелис.

– Он не шалопай. Он настоящий кавалер, папа. Без претензий, без напускного шарма – и настолько откровенен и честен, что меня это даже немножко пугает… Нет, тебе не о чем беспокоиться. Он истинный джентльмен. Истинный! – повторила она с плотоядной гримаской.

– Он тебе нравится? – отечески-заботливо вопросил Пикелис.

Она рассмеялась – это был смех взрослой опытной женщины.

– Я бы могла в него влюбиться, – заметила она, отпивая кофе, – мне было бы куда труднее, если бы он мне просто нравился.

– Да? А в чем проблема?

– Мне мог бы понравиться человек, которому я нужна, – объяснила она мягко, – а я не уверена, что такому человеку, как Пи-Ти – человеку, у которого есть все, – вообще кто-то нужен.

Она быстро сменила тему разговора и спросила, что доложил ему начальник полиции о том странном вчерашнем происшествии. Она слушала его ответ с куда меньшим интересом, чем профессор Эндрю Уиллистон, который в этот самый момент подслушивал их беседу с помощью микроскопического передатчика, вмонтированного в телефонный аппарат Пикелиса, и записывал ее на магнитофон. Эта пленка – как и прочие, которые за ней последуют, – будут переправлены в абонентский ящик в Майами, где их получит сотрудник Южной компании по изучению общественного мнения и положит на хранение в депозитный ящик, арендованный другой компанией. Уиллистон прослушивал телефон Пикелиса до полудня, а потом отправился на явку «Боб» для встречи с Гилманом и Арболино.

Там они обсудили план следующей акции.

Малыш Джонни Пикелис был абсолютно прав.

Они опять замышляли кое-что, что должно было произойти очень скоро.

Некий житель Парадайз-сити тоже пришел к такому же выводу. В то время как три десантника отшлифовывали план операции, этот некто опускал четвертаки в телефон-автомат, стоящий неподалеку от придорожного кафе в девяти милях от явки «Боб». По номеру, не фигурировавшему ни в одном телефонном справочнике, он звонил в Атланту человеку, у которого было немало вооруженных сообщников и который живо интересовался происходящими в Парадайз-сити событиями.

– Бад, это Фредди, – сказал человек, которого звали вовсе не Фредди, человеку в Атланте, которого в жизни никто не называл Бадом. – Тут кое-что происходит. Кое-что, о чем мы и предположить не могли… Нет, это не телефонный разговор. Я пошлю тебе открытку с видом… Я пока могу тебе сказать, что все это просто ужасно… Слушай, если бы я сам понимал, что происходит, неужели бы я тебе не сказал?.. Нет, я даже и не пытаюсь сделать вид, будто понимаю, в чьи ворота… Мне пока неясно, что это за игра и кто игроки, так как же я тебе скажу, в чьи ворота… Да, да… Похоже, тут скоро будет очень жарко, и охотничий сезон в этом году может начаться на тринадцать недель раньше обычного… Ты меня слышишь, Бадди-мальчик?.. Меня очень трогает твоя забота о моем здоровье и благополучии, очень трогает… Что тут происходит? Ну, вчера, например, «угнали» одного бывшего полицейского, раздели и выставили с голой задницей в витрине местного универмага. Ну если уж это не верный признак падения нравственности в современном обществе, Бадди-мальчик, то я и не знаю тогда, что это. Как что – это же нарушение общественного порядка!.. Нет… нет, но я себя здесь начинаю чувствовать немного одиноко и мечтаю поскорее устроить здесь наш традиционный семейный сбор… Я сообщу тебе, когда тут установится погода. Сейчас довольно тепло, и мне кажется, нам не стоит дожидаться наступления жары… Бадди, я точно знаю, что тут будет жарко и очень скоро… Люди будут изнывать от жары и на взводе, и я не удивлюсь, если в городе произойдет несколько серьезных происшествий, семейных ссор и шумных ночных скандалов. Ты передай это нашим… Прочитай мое письмо, которое я отправил дяде Джеду. Ты все поймешь. Он с такой теплотой относится к людям, в точности, как Вито когда-то… Ну, думаю, тебя это позабавит…

Он повесил трубку, вышел из душной будки и платком отер вспотевший лоб. Телефон-автомат затренькал, и он понял, что это звонит телефонистка попросить его опустить еще тридцать-сорок центов за лишние минуты разговора. Телефон тренькал и тренькал, а он слушал и улыбался. Это было нечестно и незаконно с его стороны проигнорировать требование о доплате – вот почему он улыбался. Ему всегда доставляло извращенное удовольствие думать о том, что он незаконно нагревает столь могущественную организацию на столь смехотворную сумму. Он уже начал уставать и от этой конспирации, и от этой могущественной организации, и от насилия.

Направляясь в своем желтом «мустанге» шестьдесят седьмого года выпуска к Парадайз-сити, он слушал по радио двухчасовые новости и не удивился, что ни слова не было сказано об удивительном похищении, случившемся вчера. Пикелис контролирует газету, радио и телевещание в городе, размышлял человек, звонивший в Атланту почти каждое воскресенье, но это не может остановить неизвестных, подстроивших ему такую подлянку. Они придумали и провернули это дело как боевую операцию, точно были группой отлично обученных коммандос. Но они это сделали не ради денег.

Ради слухов.

Они хотели, чтобы по городу поползли слухи. Только ради этого.

Они хотели, чтобы все горожане знали, что они здесь и не боятся организации Пикелиса.

Но не только.

Они выказали свое презрение, публично унизили известного прихвостня Пикелиса, бросив последнему открытый вызов.

– Господи, – пробормотал водитель «мустанга», когда до него дошел весь истинный смысл происшествии, – да это же объявление войны.

Людям в Атланте и людям, контролировавшим людей в Атланте, все это не могло понравиться. Их план не предусматривал никакой войны, и если происшествие прошлой ночью служило артподготовкой, то, значит, это и впрямь будет жестокая и страшная война. Неизвестные агрессоры могли делать теперь все что угодно, могли в любой момент нанести свой коварный удар из-за угла, применяя любую тактику и любое оружие. Причем нет пока никакой возможности предугадать, что они собираются сделать, или понять, зачем они сюда пришли. Однако если их непосредственной целью сейчас было просто заявить о себе и о своем неповиновении хозяину города, то их следующая атака произойдет очень скоро и будет неожиданной и очень впечатляющей.

– В среду вечером, – объявил Уиллистон. Они стояли в тени деревьев на явке «Боб» и изучали рисунки и фотографии. Деревья источали сильный аромат, но трое десантников были целиком поглощены мыслями о предстоящей операции.

– Мы выступаем в среду вечером, – объяснял профессор психологии, – потому что нам нельзя терять темпа атаки, нам надо внести в ряды их организации смятение и продемонстрировать им, что это была не просто хулиганская выходка и мы не намерены отсиживаться. Нам надо захватить инициативу в свои руки, и мы будем ее удерживать, уж раз мы надеемся создать здесь подпольное движение сопротивления.

– Если мы будем продолжать наносить им удары из засады, Энди, – предупредил Гилман, – все равно нам будет очень непросто сколотить здесь движение сопротивления. Это же сонный городишко. Никого не мутузят на Мейнстрит по вечерам. «Ридерс дайджест» исправно доставляется подписчикам каждый месяц. Так что я очень сомневаюсь, что местные жители станут рисковать своей шеей.

Уиллистон кивнул.

– Нам нужно найти стимул. Это ясно. Нам требуется найти такую политическую идею, ради которой люди захотят объединиться, – согласился он. – А пока что нам надо продолжать свои рейды и не оставлять в покое организацию Пикелиса, пока его люди вконец не будут сбиты с толку и не почувствуют себя, как на пороховой бочке, и пока весь город не поймет, что эти бандюги не так уж неуязвимы.

– Есть какие-нибудь мысли относительно возможной идеи? – спросил каскадер.

Профессор пожал плечами.

– Может, нас надоумит сам Джон Пикелис, – пошутил он с надеждой.

Уиллистон не мог знать, что эта в высшей степени невероятная возможность уже замаячила на горизонте и быстро превращалась в реальность.