Текст книги "Операция молот"

Автор книги: Уолтер Уэйджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)

– Третьего компонента нет, – твердо ответил бывший майор.

– Виноват, – ответил командир расчета в капсуле, – но я вынужден настаивать на третьем компоненте.

Теперь Делл усмехнулся.

– Уверяю вас, третьего компонента нет, – отчеканил он прямо в переговорник.

Наступила тишина.

– Все верно. Вы правы, – согласился человек, сидящий на глубине двадцати ярдов под землей. – Мы будем готовы разомкнуть цепь замка в восемь двадцать. О’кей, Кинкейд, добро пожаловать в преисподнюю!

5

– Мужик-кремень! – похвалил Фэлко, как только Делл вырубил переговорник.

– Красиво сработано, майор! – согласился чернокожий вьетнамский ветеран.

Его интонация была спокойнее – не такая восторженная, как у Фэлко, ибо он просто выражал свое мнение профессионала о другом профессионале. Виллибой Пауэлл так просто не раздавал комплименты, да и прочее тоже.

Встревоженные глазки Шонбахера бегали туда-сюда, выказывая затаенный страх, все еще сверкавший в его взгляде, точно дуга накаливания электрической лампочки. Совсем иные чувства выражали глаза Хокси: безмятежное просветление.

– Божья воля, – вздохнул он.

Делл кивнул.

– Не сомневаюсь, что так оно и есть, – ответил он, – но мне помог и этот календарь на стене.

– Так, значит, ты не в небо пальцем ткнул? – осторожно спросил Фэлко.

– Нет, как только я заметил календарь. Когда я взглянул на календарь и увидел, что сегодня начинается третья неделя месяца, я понял, что он у меня в кармане. В САК иногда пользуются паролями, состоящими из трех слов, но лишь в первую половину каждого месяца. Только не спрашивайте почему. Какой-то умник, изобретающий системы безопасности, придумал этот трюк несколько лет назад.

С этими словами он поднял руку вверх и растопырил четыре пальца.

– Четыре минуты! – провозгласил он доверительным настойчивым тоном футбольного тренера, который дает последние ЦУ своей команде, выигрывающей после первого тайма двадцать очков. – Четыре минуты, то есть двести сорок секунд, – и мы на месте. А как только мы окажемся внутри и я отключу сигнализацию, считайте – дело в шляпе!

Генералы – все эти обремененные властью хладнокровные, деловитые мужчины со звездами на погонах, которые со столь авторитетным видом выступают перед сенаторами и телекамерами, – ни за что бы ему не поверили. Конечно, можно случайно потерять водородную бомбу где-то в Испании, можно по ошибке отравить нервно-паралитическим газом 6000 овец в Юте, но никому никогда не удалось бы захватить подземную капсулу с ракетами «минитмен».

– Внутри мы будем в полной безопасности, – уверил сообщников Делл.

Все смотрели на него с надеждой и удивлением.

– А как там… внутри? – наконец осмелился спросить Шонбахер.

– Потрясающе! Ни загрязненности воздуха, ни снующих толп людей, ни повышенного шума, ни этих вечных коммивояжеров, ни рекламных листовок, ни демонстраций протеста, ни взломщиков и хулиганов. Там даже вредоносных бактерий нет. Царство закона и порядка, и кругом все чисто, как исподнее Дорис Дей, – словом, американская мечта, воплощенная в жизнь!

– Но и телок тоже нет! – сокрушенно заметил Фэлко.

– Когда про нас будут снимать кино, сценарист обязательно сунет пару телок – это уж точно! – мечтательно отозвался чернокожий громила.

Это была заманчивая перспектива.

– Я хочу, чтобы меня играл Дин Мартин, – требовательно произнес Фэлко.

– Считай, что контракт уже подписан! – заверил его Пауэлл.

– Взгляни на это дело вот с какой стороны, Жеребчик, – посоветовал бывший офицер САК. – Телок нет, но ведь нет и полиции, нет дорожных кордонов, нет вертолетов, которые охотятся за тобой, точно за диким зверем. Это же идеальное убежище, но даже если бы оно и не было таким идеальным, все равно в этих чертовых прериях нам больше некуда сунуться.

Пауэлл вздохнул.

– Там будет тихо и покойно, во всяком случае, и это хорошо, потому как я притомился – притомился от этих бегов.

– Даю тебе слово бывшего офицера и бывшего джентльмена, – поклялся Делл, – что, как только за нами закроется эта восьмитонная дверь, всем нашим бедам конец. Больше потеть не придется. Как только я отключу цепь блокировки и сделаю один звоночек по телефону, потеть и бегать будут они. Толстяки на самом верху, которые витают так высоко, что о нас они и слыхом не слыхивали, а если бы и слыхивали, то плевать на нас хотели.

В его словах слышалась та особая горечь человека, который упорно лез на самый верх, кто ощущал себя частью системы, но был предан-изгнан-вышвырнут ею. Хокси тоже что-то говорил, во всяком случае его тонкие губы шевелились, пока он произносил, вероятно, какую-то праведную молитву. Какая забавная нестыковка, подумал Делл, – этот псих почти что постоянно находился в контакте со своим Господом, в то время как психически здоровые люди – респектабельные, рассудительные присяжные, вынесшие ему смертный приговор, – довольствовались тем, что общались со своим божеством лишь раз в неделю. В воскресенье – ибо сегодня было воскресенье – они надевали чистые костюмы и молились за снижение налогов и за подавление студенческих беспорядков. «Невероятный» налет на Пёрл-Харбор, размышлял Делл, случился тоже в воскресенье.

Времени больше не было.

– Пошли! – приказал он.

Они последовали за ним мимо раскрытой двери в кладовку, где лежали связанные повара и молча наблюдали за происходящим. Проходя мимо пленников, Фэлко подмигнул им, а «Дьякон» Хокси неловко перекрестил их своим карабином. Пауэлл не сделал столь же колоритного жеста – он просто захлопнул на ходу дверь кладовки. Зеки пошли за Деллом в дверь, которая вела из дежурной части в коридор и, свернув за угол, увидели перед собой дверь-гармошку самого обычного грузового лифта. Лифт оказался куда меньше обычного, и пять налетчиков почувствовали себя крайне неуютно в тесной кабине, когда Делл закрыл металлическую дверь подъемника.

Вниз.

Медленно.

Как только лифт пополз вниз, бывший офицер разведки ВВС механически взглянул на часы – сверил время, как его учили. Этот компонент священного ритуала – как и прочие, очевидно, обладал некой особой магией и подобно сложной системе безопасности пусковых ракетных установок обеспечивал достижение совершенных результатов весьма несовершенными представителями рода человеческого.

Испорченными представителями – вроде тех, кто ехал в этом лифте, думал Делл.

Может быть, и не такими уж испорченными, но людьми, которые умели слушать и исполнять приказы, убивать и спасаться бегством, в зависимости от ситуации.

8.18.

Еще две минуты.

Когда лифт остановился на дне шахты, Делл вывел налетчиков в хорошо освещенное помещение, где вдоль одной стены выстроились зеленые металлические шкафы, в противоположной стене виднелась дверь, а на третьей стене висела пробковая доска для объявлений. Доска была испещрена ксерокопиями недавних приказов из штаба крыла. Был тут также и плакат САК, напоминавший личному составу о неотложной необходимости соблюдать строжайшие правила безопасности на ракетных базах, свято хранить секреты американского ракетно-ядерного оружия и объектов от… Там не говорилось, от кого именно, но на плакате это и не могло быть упомянуто, ибо враги нашего государства – любого государства – меняются год от года. Сейчас немцы и японцы были нашими друзьями, а русские и китайцы – врагами, а в книгах и кинофильмах апачи уже не изображались кровожадными дикарями, а молодые люди, выходцы из добропорядочных семей, осыпали полицейских нецензурной бранью, вместо того чтобы играть в теннис. Ни один из беглых зеков, конечно, ничего этого не произнес вслух, как, впрочем, ничего вообще не сказал. Они просто молча и с любопытством оглядывались, дожидаясь от Делла дальнейших указаний.

Он указал на серый телефон на стене, подошел к нему и поднял трубку.

– Кинкейд и Уиткин готовы войти в контрольно-пусковой центр, – сообщил он человеку, снявшему трубку в капсуле. – Еще сто две секунды? Вас понял. Стоим и ждем у двери.

Он повесил трубку, и зеки разом повернули головы к двери в дальнем углу помещения. Хотя она была похожа на корабельный люк, в действительности же эта прямоугольная металлическая плита представляла собой восьмитонную глыбу стали, не поддающейся никакому автогену. Она была сделана из того самого материала, который покрывает внешнюю поверхность стен банковских хранилищ, – выбор материала был продиктован тем соображением, что за этой дверью покоилось нечто более ценное, чем акции «Ксерокса», бабушкины брильянты или необлагаемые налогом муниципальные облигации. Внутри хранилось нечто столь драгоценное и всесильное, что было поистине бесценным, – десять маленьких красных кнопок и два уникальных ключика стоимостью, превышающей цену всего золота Форт-Нокса или авторских прав на телевизионный комедийный сериал. Они были бесценны, но тем не менее их не могли похитить или продать, ибо вне этого подземного редута они не представляли никакой ценности.

8.19.

Шестьдесят секунд…

– Итак, наш единственный шанс, – предупредил Делл. – Мы с Харви войдем первыми – в комбинезонах. Жеребчик, ты и Виллибой будете стоять за дверью, держа наготове гранаты со слезоточивым газом. Ты, Дьякон, прикрой дверь лифта и вознеси очередную молитву!

Они услышали лязг открывающихся тяжелых засовов, и большая металлическая дверь мягко отъехала на хорошо смазанных петлях. В дверном проеме показалась фигура старшего лейтенанта Филипа Канеллиса, худощавого двадцативосьмилетнего бостонца в стандартном белом комбинезоне со стандартным пистолетом 38-го калибра на правом бедре. Не предвидя никакой опасности, он оставил пистолет в кожаной кобуре, когда отпирал и открывал четырехфутовой толщины дверь. Он увидел «капитана» Харви Шонбахера и удивленно заморгал при виде незнакомого лица. Заметь он Делла, лицо его не показалось бы ему незнакомым и он не стал бы удивленно взирать на него. Не моргнув глазом, он схватил бы свой пистолет и заорал: «Краснокожий!»

Но Делла он не заметил.

Делл скрывался от него, встав слева от раскрывшейся двери.

Он таился и ждал, сжимая в правой руке украденный полицейский револьвер.

Как только Канеллис заморгал, Шонбахер, как они и уговаривались, подал условный сигнал, и Делл вышел из укрытия. Бывший майор поднял револьвер. Лейтенант тотчас же узнал его, потянулся к своей кобуре и уже раскрыл рот, чтобы крикнуть: «Краснокожий!» – в этот момент Лоуренс Делл ударил его. Сначала он нанес Канеллису удар рукояткой револьвера в губы, а спустя полторы секунды ребром ладони сокрушил ему горло, применив прием дзюдо. Нападение было неожиданным, жестоким, не спровоцированным и – успешным. Офицер боевого ракетного расчета упал на колени, а когда Делл еще два раза ударил его по затылку, он без сознания распростерся на полу ничком.

«Третья фаза» развивалась хорошо.

Ни выстрела, ни крика, и сигнал тревоги не подан.

А в тридцати футах дальше по туннелю, внутри самого контрольно-пускового центра, высокий капитан-блондин сидел на вращающемся кресле, устремив лицо к большой консоли, покрытой датчиками, рычажками и тумблерами. Была там также и красная кнопка тревоги, расположенная чуть поодаль от основных приборов, чтобы ее не нажали случайно. С такого расстояния Делл не мог видеть эту кнопку, но он точно знал ее местоположение, как и то, что произойдет в случае, если командир боевого расчета ее нажмет.

Тогда весь их План полетит к черту.

В «яме»-то они будут сидеть, да «птичек» им не видать, а без «птичек» «Гадюка-3» – ловушка, а не оружие. Самое главное здесь – «птички», десять межконтинентальных баллистических ракет.

Делл молча указал Фэлко на его автомат, и палач преступного мира без колебаний отдал ему оружие. Потом Делл повернулся к Шонбахеру и жестом приказал ему идти вперед по туннелю. Потнолицый сексуальный маньяк вздрогнул, переминаясь на ногах, и наконец нервно сглотнул слюну. Это все не имело бы значения, если бы он потопал, как было приказано, по туннелю, ибо Делл хотел, чтобы кто-то другой – чье лицо не заставит командира боевого расчета вскочить и нажать кнопку тревоги – пошел впереди. Но Шонбахер не двинулся с места. Сукин ты сын, подумал Делл свирепо. Этот сукин сын был в такой же мере трус, в какой он был сексуальным маньяком-убийцей.

Шонбахер должен пойти первым и немедленно.

Немедленно иначе капитан, сидящий перед пультом управления, забеспокоится.

Шонбахеру выпало пойти первым, потому что только он был одет в белый комбинезон ракетчика.

Деллу пришлось незамедлительно решать, что выбрать – кнут или пряник, ободряющие слова или тычок автоматом в брюхо толстяку. Он догадался, какого страха может нагнать на Шонбахера применение силы или только угроза ее применения, поэтому он доверительно улыбнулся и наклонился вперед.

– Дело почти в шляпе, Харв! – солгал бывший майор убедительным шепотом. – Давай пройди по коридору – это всего каких-то пятнадцать – двадцать шагов – и прикрой меня своим могучим телом, пока я не возьму на прицел капитана у приборной доски.

Шонбахер снова сглотнул слюну, глубоко вздохнул и медленно двинулся по туннелю. Делл последовал за ним, держа автомат за спиной Шонбахера, так, чтобы капитан в капсуле не смог его заметить. Автомат не был табельным оружием боевого ракетного расчета, а в предстоящие пятнадцать секунд все должно было выглядеть обычным и не вызывать подозрений. От успеха их отделяли только эти четверть минуты. Когда Шонбахер вошел в бункер, светловолосый капитан – капитан Сэнфорд Таун – улыбнулся и заговорил:

– Что-то вы, ребята, припозднились. Опять туман? – Он встал с вертящегося кресла.

Шонбахер не сразу нашелся, что ответить, но эта проблема тут же и разрешилась.

Делл отстранил его и вышел вперед.

– Не двигайся, Сэнди! – приказал он. – Один шаг – и ты труп.

Один шаг. Таун находился в шаге от приборной доски и от красной кнопки тревоги. Он взглянул на автомат, на человека, сжимающего автомат в руках, и смерил взглядом расстояние до красной кнопки. Один шаг.

– Тебе не удастся, приятель, – предупредил Делл, читая его мысли. – Ты не успеешь сделать и полшага, как превратишься в кровавую кучу мяса.

Таун вдохнул полные легкие воздуха, весь подобрался, точно намереваясь прыгнуть.

– И не пытайся, Сэнди! Эта игрушка делает шестьсот плевочков в минуту, и эти свинцовые плевочки летят быстрее, чем ты бегаешь. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как я проделаю в твоем брюхе десять дырок.

Командир расчета напряженно бросал взгляды в туннель.

– Нет, он не придет. Мы взяли его у двери, – разрушил Делл его невысказанную надежду.

Теперь в дверном проеме появились Пауэлл и Фэлко – последний был в тюремной робе, – оба вооруженные пистолетами. Оба целились в капитана Тауна. Делл их не видел, но выражение лица Сэнфорда Тауна подсказало ему, что они уже здесь.

– Вилли? Жеребчик? – проверил экс-майор.

– Мы туточки!

Шансы командира боевого расчета были безнадежны.

Таун вздохнул и нехотя поднял руки вверх, признавая свое поражение.

– Хорошо, очень хорошо. Очень мудро с твоей стороны, – похвалил его Делл. – Теперь сделай три шага в сторону от приборной доски – и смотри, Сэнди, шагай не торопясь, а не то тебе крышка.

– Ларри! – начал командир расчета.

– Нет, нет, помалкивай! Двигай.

Таун повиновался.

– Забери у него «пушку», Жеребчик.

Профессиональный убийца подошел к капитану, разоружил его и стал рассматривать пистолет. Он кивнул, точно вспомнив что-то, и резко ударил Тауна по затылку рукояткой пистолета. Командир ракетного расчета рухнул на серый линолеум.

– Иногда таким ребятам в голову приходят всякие дурацкие мысли, – спокойно объяснил свои действия Фэлко, – а у нас нет времени разбираться с героями…

Фэлко был прав. Таун мог предпринять вторую попытку. Ни Дин Мартин, ни Джон Уэйн не стали бы вот так расправляться с безоружным, но им ведь надо блюсти нравственную чистоту своего образа. Один из тех редких американцев, кто не заботился о своей популярности в массах, Фэлко всегда думал только о спасении своей шкуры. И он занимался этим с непревзойденным мастерством.

– Ладно, надень на него наручники и прицепи к чему-нибудь, – распорядился Делл, бросив взгляд на лежащего капитана. – Жеребчик, поможешь Харви?

– А то!

– Хорошо. Виллибой, пойдем со мной.

Пауэлл двинулся за ним по короткому туннелю к стальной двери и, остановившись, осмотрел молоденького лейтенанта, чьи разбитые губы до сих пор кровоточили.

– Он еще в отключке, – сообщил Пауэлл экс-майору.

Делл кивнул и пригласил Хокси войти в капсулу. Псих вошел внутрь и стал озираться в тускло освещенном туннеле, пока Делл и Пауэлл снимали с плеч автоматы. Он наблюдал, как бывший майор и бывший морской пехотинец медленно закрывают массивную дверь, которая с лязгом встала вровень с металлическим косяком. Затем суровый красавчик, бывший некогда зам. начальника разведки 168-го крыла, накрепко задвинул двухдюймовые стальные засовы и завернул колесо, которое изолировало весь внешний мир от пятерых налетчиков.

8.24.

«Третья фаза» завершилась.

Они добились невозможного.

Теперь от фантастической победы их отделяло лишь невероятное.

6

Хитрость – есть.

Насилие – есть.

С хитростью и насилием было покончено, но с технической точки зрения, самая сложная часть операции ожидала их впереди.

Прямо сейчас, чтобы быть до конца точным, а Делл понимал, что точность теперь необходима. Теперь это вопрос секунд и миллиметров, размышлял он, заметив, как Хокси мечтательно взирает на виднеющийся в конце туннеля ярко освещенный контрольно-пусковой центр. Этот арканзасец с резко очерченным лицом никогда в своей жизни не видел ничего подобного, разумеется, и он изучал открывшийся ему вид с любопытством злобного шалуна-подростка. Он был целиком поглощен этим зрелищем, начисто забыв об угрожающем дефиците времени.

– Эй, Дьякон, проснись! – приказал Делл с плохо скрываемым раздражением. – Дьякон, мы в цейтноте! В любой момент там наверху могут обнаружить настоящую смену боевого расчета, так что времени для осмотра достопримечательностей у нас нет. Еще много что надо сделать.

– Я могу помочь, Ларри? – смиренно вопросил безумец.

Делл кивнул.

– Помоги Вилли перенести этого парня по туннелю в капсулу – вон туда. Харви и Жеребчик его свяжут.

Когда Хокси и Пауэлл подняли бездыханною лейтенантика, Делл взглянул на часы. Числа. Теперь самое главное – числа, как оно и бывало в Военно-воздушных силах. В шахте «Гадюки-3» спрятались десять баллистических ракет «минитмен», но на четырех других пусковых установках – «Гадюках» в радиусе шестидесяти миль находятся рычаги управления – «отрицательного управления» – этими ракетами. Если хотя бы один из восьми офицеров ракетных расчетов в четырех других шахтах заметит мерцающую лампочку тревоги, указывающую, что ракеты «Гадюки-3» готовы к запуску, он нажмет на блокирующий тумблер – и тогда запуск будет невозможен. Все капсулы «Гадюк» были связаны сквозным кабелем с пультом управления здесь на «Тройке», и с помощью этого кабеля аварийной связи боевые расчеты САК, находящиеся в шестидесятимильном радиусе, могли обезвредить «Гадюку-3» как пусковую установку ядерного оружия. Деллу сейчас предстояло найти и отключить эти блокирующие приборы, умудрившись не задеть при этом высокочувствительные проводки хитроумной системы сигнализации и не напороться на мины-ловушки. Одни из них приводились в действие мембранами-взрывателями, иные – спусковыми крючками, другие – с помощью давления и электричества. Они были надежно спрятаны.

Деллу необходимо было отключить и нейтрализовать все до единой.

Потом он должен сделать один телефонный звонок – тот самый единственный, о котором он с горьким злорадством размышлял в течение долгих недель, проведенных в «доме смерти». Он отшлифовал каждое слово своей телефонограммы, ибо его ожидал чрезвычайно важный – может быть, исторический – разговор. Он точно знал, что скажет, и все теперь сводилось лишь к одному – помнит ли он до сих пор схему проводки системы сигнализации, которую он видел как-то в строго секретном «пособии по обслуживанию систем безопасности» почти год назад.

Он зашагал по туннелю за Пауэллом и Хокси и на полпути остановился, чтобы открыть серый металлический шкаф, стоящий у стены. Оттуда он выудил чемоданчик с инструментами, на котором маркером была сделана надпись: «АВАРИЙНОЕ ОБСЛУЖИВАНИЕ – ВВС США», – подхватил его под мышку и быстро пошел в капсулу. Фэлко, Хокси и Шонбахер заканчивали связывать двух офицеров САК, все еще не пришедших в сознание. Виллибой Пауэлл стоял поодаль, баюкая в руках свой автомат, и наблюдал.

– Поторапливайтесь, черт побери! – скомандовал Делл. – Вы что, еще не закончили?

Шонбахер обернулся и злобно запыхтел.

– Почти! – миролюбиво ответил фэлко. – Еще одно движение… Ну, вот и все!

Он отступил на шаг, осмотрел результаты своей работы, и одобрительно кивнул.

– Готово, Ларри!

– Бросьте их обоих на койки – вон туда – и проваливайте! Все в туннель! – резко приказал Делл. – Теперь мне предстоит чертовски тонкая работа, и я не хочу, чтобы вы мне дышали в шею.

Майор тоже нервничает, подумал Пауэлл.

Пленных перенесли на двухъярусную койку в смежное помещение, после чего четверо беглых узников удалились в туннель и стали оттуда наблюдать за Деллом. Пока осужденный за женоубийство майор отвинчивал панель слева под командирским пультом управления с красным телефоном, Пауэлл осторожно осматривал место, о котором он столько слышал. Мысленно используя единственную доступную ему аналогию, он предполагал, что эта капсула будет похожа на декорацию в дешевеньком научно-фантастическом кинобоевике или в японском триллере про летающие тарелки. И теперь, к своему разочарованию, он увидел, что подземная капсула оказалась просто-напросто тесной комнатушкой с двумя вертящимися креслами с высокой спинкой – кресла пилотов бомбардировщика на металлических рельсах, – установленными перед замысловатой приборной доской. На консоли было множество циферблатов, рычажков, кнопок – это было интересно, хотя все выглядело не так клёво, как он надеялся. Инженеры и дизайнеры ВВС – ребята практичные, не отличающиеся особым полетом фантазии, не жалующие разные там сценические эффекты – они, может быть, и годятся для работы в САК, но им нечего делать ни в кинокомпании «МГМ», ни на телевидении Би-би-си.

Делл рассказывал ему про эту комнату. Двадцать футов в длину, шестнадцать в ширину, девять в высоту. Это был нервный центр толстостенной капсулы, покоящейся на гидравлических противоударных амортизаторах, которые должны погасить ударную волну после вражеской ядерной бомбардировки. «Гадюка-3» могла бы уцелеть при незначительном недолете ядерной ракеты. Только прямое попадание крупной ракеты с изрядной боеголовкой могло бы вывести эту «яму» из глобальной безумной игры в термоядерные кошки-мышки, в которую сверхдержавы тихо играют 365 дней в году. Целью такого прямого удара должна стать вот эта самая комнатушка, вспомнил Пауэлл, и слова Делла всплыли в его памяти, точно магнитофонная запись. Сосредоточившись, Пауэлл мысленным взором читал беззвучные строчки текста, возникшего у него в мозгу:

«Внутри стены цельнометаллические и практически используется каждый квадратный дюйм площади стены. Пол покрыт линолеумом – он не скользкий и легко моется. Комната хорошо освещена флюоресцентными лампами, возможно, даже слишком хорошо освещена, ибо после нескольких часов боевого дежурства ракетный расчет чувствует себя не очень уютно от излишнего освещения. Может быть, это сделано специально, с определенной целью. Возможно, контрольно-пусковой центр и не должен располагать к уюту, потому что боевые расчеты могут расслабиться, а командование САК требует, чтобы офицеры ни на секунду не теряли бдительности. В этом зале нет затененных мест, здесь невозможно найти для себя укромный уголок, никто не предоставлен самому себе. Люди являются составной частью системы вооружения. Этот зал и эта система вооружения не предназначены для проживания, хотя в капсуле сохраняются оптимальные условия для жизнедеятельности двух человек при экстремальной ситуации в течение пятнадцати суток. Иными словами, здесь есть запасы воды, продовольствия, кислорода, а также санитарно-гигиенические и спальные принадлежности – минимальные средства для физического выживания…»

Пауэлл-то думал, что увиденное поразит его воображение, так оно и вышло, но ему не понравилось. Все это было очень неестественно: два мужика взаперти, с биологическим сортиром, с кнопками, нажав которые, можно убить миллионы невидимых человеческих существ за тысячи миль отсюда. Он глядел на кнопки – десять пусковых кнопок – и гадал, кого же и где именно. Женщины и дети или же фанатичные вражеские солдаты – он видел таких, обуглившихся, растерзанных и безжизненных, в джунглях и на рисовых плантациях. Он убивал людей, пытавшихся убить его, и других – тех, кто мог бы попытаться, – времени на выяснение их намерений у него не было, но такая невидимая война куда хуже. Во Вьетнаме он барахтался в грязи, потел и топал по вонючим болотам, все там было взаправду: настоящая жара, настоящий страх и настоящие люди, – а этот холодный научный способ убивать неизвестно кого, неизвестно где, сидя в «яме» с кондиционером посреди монтанских прерий, казался просто нереальным. Здесь было слишком прохладно и чисто. Слишком тихо.

Тут даже невозможно понять, с кем воюешь, – так говорил ему Делл, потому что ракетные расчеты никогда не ставили в известность относительно того, какие именно цели им вменяется поразить своими ракетами. Предусмотрительные генералы, озабоченные проблемами секретности, разумно рассудили, что парням у пусковых кнопок все это знать вовсе не обязательно, и САК функционировало на основе весьма разумного принципа «необходимого знания». Все это делало «яму» и ее роль в войне еще более нереальной, решил про себя бывший морской пехотинец, терявшийся в догадках, что же за люди могут преспокойно сидеть под землей в качестве компонента системы вооружения. Самые обычные люди, если верить его воспоминаниям о той жестокой войне в Юго-Восточной Азии, хотя и этот факт мало что объяснял.

Командир боевого расчета, которого оглушил Фэлко, застонал, и Виллибой Пауэлл повернул голову на стон. Он хоть и не мог рассмотреть связанного капитана в спальном отсеке, но не сомневался, что этот офицер был существом высшего уровня развития, по интеллекту, образованию, трезвомыслию и мужеству превосходившим нормального человека. Да, боевые расчеты, обслуживающие ракеты «минитмен», тщательно отбирались, тщательно обучались и были психически уравновешенными – едва ли не столь же совершенными, как и прочие компоненты этой системы вооружения. Но каким-то образом пятерым куда менее уравновешенным и куда менее совершенным зекам удалось захватить обоих суперменов… Им бы это никогда не удалось без Делла, размышлял бывший морской пехотинец, ибо Делл был не только так же умен и так же хорошо обучен и так же совершенен, как и двое пленных, – он еще был зол. В этом и состояло его превосходство, его преимущество перед психически уравновешенными субъектами, сконструировавшими и укомплектовавшими этот подземный редут. В таком открытии не было ничего удивительного: Пауэлл знал, что в жизни бывает немало ситуаций, когда лишь отчаянно отважные, безрассудные и безумные могут одержать победу и выжить. Он десятки раз видел подобное на кровавых полях сражений в демилитаризованной зоне на севере, в долине Асуа и в джунглях дельты Меконга – неистовых смельчаков, презревших опасность, которым удавалось уцелеть в море огня. Иногда, правда, они погибали, и их гордые безутешные, но крепко стиснувшие зубы родственники в Оклахоме и Южной Каролине, в городках со смешными названиями получали боевые медали на церемониях, о которых сообщалось только в местной прессе. Конечно, никакие медали – ни посмертные, ни прижизненные – не ожидали пятерых беглых зеков, захвативших «Гадюку-3», ибо они совершили неслыханное преступление. Они презрели не только вооруженные силы и правительство Соединенных Штатов, но также эффективность и чудодейственность американской технологии и индустрии. Если план Делла сорвется, то им нечего ждать снисхождения за такое святотатство.

Делл крякнул, и Пауэлл, устремив на него взгляд, увидел, как экс-майор положил снятую панель на пол. Через мгновение Делл достал из чемоданчика с инструментами кусачки, и Пауэлл возобновил осмотр контрольного центра, когда-то описанного ему Деллом:

«Рядом с помещением, где установлена приборная доска, находятся отсек с туалетом, спальный отсек с двухъярусной койкой и электроплита. Еще там имеется ледник с двухнедельным запасом замороженного продовольствия – это НЗ на тот случай, если капсула окажется запертой в случае начала военных действий. Капсула проветривается системой кондиционеров, поддерживающих внутри постоянную температуру 68° по Фаренгейту<sup>[32]32
  20°С.


[Закрыть]</sup>, и, если эта температура отклоняется от нормы, на приборной доске командира боевого расчета загорается сигнальная лампочка».

Пауэлл стал гадать, какая из лампочек на приборной доске загорится в этом случае, но догадаться было невозможно, потому что там виднелось несколько лампочек. Ему захотелось спросить об этом Делла, но он вовремя понял, что сейчас неуместно задавать «туристические» вопросы. Бывший майор САК был полностью поглощен поисками «блокираторов» и всматривался в обнажившийся лабиринт проводов с сосредоточенно-отрешенным видом хирурга, впервые заглянувшего в зияющую брюшную полость и обнаружившего там раковую опухоль. Делл поколебался мгновение, вздохнул и сунул в гущу проводков клещи. Виллибой Джастис Пауэлл – под этим именем он был крещен в Балтиморе почти три десятилетия тому назад – поспешно отвел взгляд и продолжал рассматривать капсулу.

Там – в конце того туннеля – находился один из «минитменов». Отсюда его не было видно, однако Делл предупредил, что к одной ракете имеется непосредственный доступ из контрольно-пускового центра, и что, если встать посреди помещения и если дверь в тот туннель раскрыта, можно увидеть сопло ракеты. Вот было бы интересно потрогать эту железяку, если бы Делл позволил. Здесь они ничего не могли делать без его разрешения, ибо он тут все знал, а они – нет. Прохладное и чистое помещение, а не задымленная и грязная земля, кругом металл и пластик, а не болотная трясина и джунгли – здесь таились свои опасности, не менее страшные и смертельные, чем смрадный, душный дождевой лес, из которого он выбрался девятнадцать месяцев назад.

Пауэлл взглянул на красные кнопки приборной доски и вспомнил…

«На приборной доске заместителя командира боевого расчета, расположенной в пяти ярдах справа от приборной доски командира, находятся десять кнопок – в правом верхнем углу. Каждая кнопка имеет предохранитель и не может быть нажата случайно или по ошибке. Эта предосторожность вполне объяснима, если вспомнить, что каждая из этих десяти кнопок замыкает электрическую цепь на боеголовку „минитмена“. По действующей инструкции, кнопки можно нажать лишь в том случае, если оба офицера боевого расчета одновременно услышали строго секретную кодовую команду пуска – особый сигнал, извещающий о начале третьей мировой войны, – которая была бы передана из штаба Стратегического авиационного командования и подтверждена штабом крыла».