Текст книги "Операция молот"

Автор книги: Уолтер Уэйджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

23

– Только не кричи! – произнес голос, и когда она открыла глаза, кто-то нежно, но твердо зажал ей рот рукой.

– Не кричи, это я, Уиллистон.

В комнате было темно: безлунная ночь, без десяти три. Обычно в это время Джуди Эллис допевала последнюю песню в «Фан парлор», но казино было закрыто на ремонт и должно было вновь открыться только в субботу вечером. Обнаженная блондинка испуганно натянула на голое тело тонкую простыню.

– Я включу на секунду лампу, чтобы ты сама увидела, что это я, – прошептал непрошеный гость.

Свет вспыхнул и погас, и она узнала лицо, которое до этого видела только на фотографиях. Рука отпустила ее рот, и она с облегчением вздохнула.

– Ты очень привлекательная, – мягко сказал он. – И я не знал, что у Талейрана такая симпатичная сестренка. Конечно, тогда ты была еще совсем крохой.

– Теперь я уже большая, – ответила она и села, обнажив великолепные плечи и краешек груди.

– Достаточно большая, чтобы отправлять по почте газетные вырезки, – предположил он.

– Да, и достаточно большая, чтобы суметь уберечь вас от пули. Пожалуйста, включите на минутку свет… Я хочу на вас посмотреть.

Он повиновался, и она глубоко вздохнула.

– Брат говорил, что отважнее вас нет на всем белом свете, что вы настоящий герой. Я просто хотела посмотреть, как же выглядят герои.

В темноте раздался приглушенный смешок.

– Это ваш брат был героем, Джуди. Он всем нам спас жизнь, но полагаю, вам это и так известно, вот почему вы и решили послать нам те вырезки, – чтобы вызвать нас сюда.

– Ну, в общем, да. Я надеялась, что так оно и произойдет. Он говорил, что вы приедете, даже если другие не смогут. Он говорил, что вы ничего не боитесь.

Снова раздался иронический смешок:

– Ничего? Да я боялся всего! Просто я оказался самый отчаянный сорвиголова из всех боевиков, заброшенных во Францию, сестричка. Животный страх! Меня постоянно снедал животный страх, который я с трудом подавлял. Да я до сих пор всего боюсь – грозы, безработных фанатов Джуди Гарланд, автомобильных выхлопов. Я, пожалуй, был – да все мы, пожалуй, были – чокнутыми. Может, мы до сих пор такими и остались – коли ринулись в это пекло. Сестричка, просто ты разбудила в наших душах давно уснувших чертиков – и страсти, которые мне казались давно умершими.

– Хватит называть меня «сестричкой», черт побери!

– Прости.

– И хватит кормить меня этими психологическими байками и жаловаться на якобы свербящие душевные раны. Вы пришли просто потому, что захотели, точно так же, как стали «Джедбургами» просто потому, что вам так нравилось, – напомнила она ему. – Да, вы в то время были дьяволами во плоти, и судя по тому, что я вчера наблюдала собственными глазами, вы мало изменились с тех пор. Вчера вечером вы провернули блестящую операцию, просто блестящую. Даже Мария Антуанетта должен это признать.

К несчастью, это так.

К несчастью и к счастью.

– Как вы меня нашли? – спросила она, помолчав.

– Я в конце концов узнал твой голос… Тони позвонил в АГЭИ в Нью-Йорк и выяснил, что Джуди Эллис – сценический псевдоним. И, как всегда безупречная, справочная служба Американской гильдии эстрадных исполнителей назвала ему твое настоящее имя – так мы и узнали, что Джуди Эллис – это Джуди Барринджер… А потом я просто стал обзванивать все отели и меблирашки, пока не наткнулся на этот отельчик… Я приехал, поднялся по служебной лестнице – аж на шестой этаж пришлось карабкаться – и тихонько отпер замок.

Теперь рассмеялась она.

– О Боже, немолодой профессор университета тоже, оказывается, взломщик.

– Да, и к тому же я имею дополнительный навар, лазая по карманам гостей на свадьбах и поминках. Это уж точно, нас обучили многим проделкам – например, как отсечь голову мотоциклисту-фельдъегерю с помощью протянутой над шоссе проволоки. Я как-нибудь покажу тебе, как это делается, если ты раздобудешь мне мотоциклиста.

Она потянулась за сигаретой и зажигалкой на тумбочке – ее тело чуть больше обнажилось. В сумерках он не мог разглядеть ее отчетливо, но мысленно отметил, что она и впрямь уже давно перестала быть «сестренкой». Это стало особенно очевидным, когда вспыхнуло пламя зажигалки. Танцующий огонек на мгновение осветил ее всю – она вне всякого сомнения была взрослой, совсем взрослой – женщиной. Уиллистон вдруг почувствовал, что его собственное тело это тоже почуяло, и решил, что реакция оказалась преждевременной. Он быстро подошел к окну и стал смотреть на улицу.

– Что с вами? – спросила она.

– Да просто смотрю… Думаю, как мне отсюда выбираться. Сегодня в городе удвоили количество полицейских патрулей – судя по числу радиофицированных машин на улицах. Похоже, Мартон начинает нервничать.

– Можете остаться здесь, Энди. Можно я буду называть вас Энди?

Он улыбнулся.

– Только в Америке, как сказал бы Гарри Голден. Только в Америке девушка может предложить мужчине провести с ней ночь – и лишь потом спросить разрешения называть его по имени… Да, конечно, ты можешь называть меня Энди, но не на людях. В этом городе я Артур Уоррен. Это мой сценический псевдоним.

Лазутчик сел в большое кресло у окна и стал наблюдать за красным огоньком на кончике ее сигареты.

– Я бы хотел поговорить с тобой о брате, – сказал он. – Тебе не известно, кто его убил и почему?

– Я почти уверена, что Хайетт – обезьяна, которую вы выставили в витрине универмага. Кажется, он имеет некоторый опыт обращения с бомбами.

– Он что тут, вроде почетного убийцы города?

– Похоже на то, Энди.

Оба поняли вдруг, что она как-то по-особенному произнесла его имя, но оба промолчали.

– Наше счастье, что мы этого не знали в тот момент, когда сцапали его, – задумчиво произнес профессор.

– Вы бы его убили?

– Да, могло возникнуть поползновение сделать подобную глупость. Во всяком случае, крови прольется здесь немало, пока все не закончится, – предсказал он. – Более чем достаточно, чтобы дать пищу городским сплетням – и еще останется, чтобы послужить темой для передач теленовостей на ближайшие два года. Ты не знаешь, зачем Пикелису понадобилось убивать твоего брата?

Она ответила не сразу.

– Нет… Наверное, он решил, что Эдди собирал на него какой-то компромат, но это только мое предположение.

Она лгала или по крайней мере чего-то не договаривала. Он почувствовал это, услышав ее ответ.

Не стоит сейчас на нее давить – с женщинами этот номер не проходит. У них врожденный инстинкт самообороны, и они сдаются только, когда сами того хотят. Как же мало в женских особях рода человеческого особенностей, о которых можно судить обобщенно, подумал он, но вот этот инстинкт – одна из них. Это у них атавизм, наследство животной стадии развития.

– У Эдди здесь были еще враги?

– Никогда не слышала… Вряд Ли он крутил тут с чьей-то женой, если вы это имеете в виду.

Она, похоже, разозлилась.

– Да нет, я просто просчитываю вероятности, Джуди. Я рискую жизнью четверых людей – включая и меня самого, – так что мне надо точно планировать все свои действия. Ну, а ты что делаешь в Парадайз-сити? Ты же тут оказалась не случайно.

Дым от ее сигареты рисовал в воздухе причудливо-эротический узор.

– Он попросил меня приехать и помочь ему. Он собирался разоблачить организацию, – заявила она, – и я должна была внедриться к ним… в «Фан парлор». Вот почему я уговорила нашего импресарио – импресарио нашего ансамбля – подписать контракт с администрацией казино.

– Тебе удалось что-нибудь выведать?

– Ничего серьезного, из-за чего кого-то можно было бы отправить за решетку… Слушайте, не хотите чего-нибудь выпить или поесть? У меня есть полбутылки шотландского, а в ванной можно набрать холодной воды. Бутылка вон там – на комоде, видите?

Его глаза уже привыкли к темноте, и он без труда разглядел знакомые очертания подставки для стаканов. Он взял стаканы, бутылку, нашел ванную и зажег свет над раковиной.

– Я тоже буду, – заявила она.

Он разлил немного виски «Джон Бегг» в два стакана, добавил холодной воды из-под крана и вернулся.

– Оставьте там свет, Энди!

Он вернулся в спальню, подал ей стакан и отправился к своему креслу у окна. Они пили и болтали об обстановке в Парадайз-сити и об опасности, грозившей ей и Гилману теперь, когда Пикелис понял, что враг находится среди служащих казино. Поговорили они и о Клейтоне и Дэвидсоне. Потом Уиллистон, по просьбе Джуди, налил по второй – а она рассказывала ему обо всем, что узнала о местных нравах за пять месяцев жизни в округе Джефферсон. В три тридцать пять он выглянул на улицу и увидел, что полицейский патруль остановил «форд» с откидным верхом и допрашивает водителя. Да, в такое время они будут проверять каждую машину.

– Может, мне и впрямь лучше остаться, – устало сказал он. – Я посплю здесь в кресле, если не возражаешь.

– Но там вам будет неудобно.

– Все нормально, – ответил он, снял галстук и бросил его на уже висящий на спинке пиджак. – Спи, Джуди. Обо мне не беспокойся.

Он закрыл глаза, откинулся, погрузился в мягкую спинку и постарался ни о чем не думать. Он постарался не думать ни об Эдди Барринджере, ни об операции «Молот», ни о Джоне Пикелисе, ни о тех людях, которые давно умерли, ни о желанной женщине, лежащей в нескольких шагах от него в постели. Это было непросто, и прошло немало времени, пока ему удалось все-таки уйти от этих тревожных мыслей в сон. Но и во сне ему не было покоя, ибо страшные картины – засада на колонну броневиков, нападение на курьера с денежным довольствием для вермахтовских военнослужащих, сцена смерти Гиндлера – то и дело всплывали из глубин его утомленного мозга. Эти неприятные воспоминания сегодня оказались даже более отчетливыми и яркими, чем всегда.

– Проснись, Энди, проснись! – шептала она.

Он открыл глаза и увидел ее подле себя – белую, похожую на привидение.

– У вас был ночной кошмар, Энди. Это только сон, успокойтесь.

Он кивнул.

– Нет, это просто воспоминания нахлынули. Это не сон. Все так и было в реальности.

Она дотронулась до его лица, взяла за подбородок.

– Лучше вам перебраться в постель, Энди, – настаивала она. – Вы спокойно уснете.

Она была голая, близкая, милая и очень привлекательная.

Более чем просто привлекательная – желанная!

– Нет, – сказал он тихо.

Его остановило проявленное к нему чувство сострадания.

Она пожалела его – почти по-матерински, – а он не мог этого принять.

Даже если она тоже хотела его, то на самом деле она тянулась не к нему – профессору сорока с лишним лет. Она хотела оказаться в одной постели с героем, с юным бесстрашным воином, которого давно уже не существовало. А профессора Эндрю Ф. Уиллистона она недостаточно хорошо знала для этого, и ему не хотелось позволить ей отдаться легенде, романтическим воспоминаниям, позолоченному призраку. Плохо, что ему никак не удается уйти от своего прошлого в мыслях и снах, но уж это было бы слишком!

Господи, какая же она красивая!

«А сам я или полный дурак, или слишком самонадеян, или чересчур идеалистичен – или просто остро нуждаюсь в курсе психотерапии», – печально подумал профессор психологии. Она ласковая, нежная, замечательная – она все, что ему нужно в жизни, – но это окажется очередной фантазией, а он и так уже слишком глубоко потонул в фантазиях в этом Парадайз-сити.

Если бы они лучше знали друг друга, все это могло бы стать реальностью, и очень приятной. Стало бы или могло бы стать – сейчас трудно сказать. Он ведь тоже ее совсем не знает, но тем не менее хотел бы узнать. Надо бы ей об этом сказать, подумал он.

Все эти мысли пронеслись сквозь его сознание в течение каких-то считанных секунд.

– Нет, у меня очень беспокойный сон, я не дам тебе заснуть, – уклончиво сказал он.

Он с трудом сдерживал себя, чтобы не протянуть руку и не дотронуться до ее тела.

– Может, хотите поболтать, – предложила она нежно.

– Завтра.

Джуди вернулась в кровать, не став возражать, но и не обрадовавшись. Несколько минут она лежала молча, размышляя об этом мужчине, таком близком и таком далеком. Она вслушивалась в ровное дыхание, которое должно было служить знаком того, что он опять уснул, хотя она знала, что это не так.

– Джуди! – сказал он неожиданно.

– Да?

– Джуди, я так рад, что мы встретились.

– Почему?

Он помолчал.

– Мне кажется, мы могли бы… да, мы могли бы поладить – вместе. Ты такая милая, добрая, может быть, даже умная.

– Нет, я не умная. У вас достаточно ума на нас обоих, может быть, даже слишком.

Потом она тихо рассмеялась.

– Я тоже рада, что мы встретились – наверное, – произнесла она в темноте. – Вы же серьезный мужчина, а мне нужен серьезный мужчина, Энди. Слушайте, сделайте милость, будьте со мной рядом, останьтесь живым.

Он усмехнулся.

– Выживание – это наука, которую я изучил лучше прочих, – но вот просьба быть рядом звучит очень сладко для моего слуха. Впрочем, мне не нужна заботливая матушка, потому что у меня нет к тебе сыновних чувств.

– Да я тоже не испытываю к вам материнских чувств, Энди. Я просто хочу помочь – но не как мать, или сестра, или сиделка. Я же как-никак перед вами в долгу. Не забывайте, что ведь именно я втянула вас в эту передрягу.

Она услышала его глубокий вздох.

– Ты, должно быть, такая же чокнутая, как и мы, – заметил он.

– Но ведь я же отправила вам вырезки, – упрямо сказала она.

– Верно – и мы тебе за это зададим хорошую трепку, если другие не зададут, то я уж точно задам.

Он дразнил ее, но в его интонации сквозила затаенная нежность.

– Я могу на это рассчитывать? – спросила она с вызовом.

– Конечно! А теперь, живо спать, женщина!

В том, как он сказал ей это «женщина», было что-то ужасно милое, и она успокоилась и начала погружаться в сон.

В кемпинге за городом Арболино не спал – он проснулся уже в третий раз за эту ночь. Он опять думал о своей жене и дочках и гадал – в третий раз за эту ночь, – какого черта он бросил их, пустившись в эту рискованную авантюру. Необходимо было воздать долг достойному человеку, но разве месть может оправдать все это? Сейчас же совсем не так, как было на войне, что бы там ни говорили Карстерс и Уиллистон. Сейчас все иначе. Вещи, которые казались справедливыми и правильными тогда, на войне, теперь уже вовсе такими не кажутся. «Я постарел, – думал Арболино, – может, поэтому все и кажется таким чересчур сложным». Конечно, этот город оказался в лапах фашистской организации, Уиллистон это правильно говорит, и кому-то надо что-то с этим делать, но неужели всю эту кашу должны расхлебывать четверо немолодых добропорядочных граждан, проживающих далеко от этого Парадайз-сити? Что это там цитировал Энди из Джефферсона – или из «Декларации независимости»? – о праве народа на свержение тиранического правительства. Каскадер попытался припомнить эту утешительную гордую формулировку, но так и не сумел. «Когда в течение человеческой истории…»

Нет, не то.

Ну, теперь-то это уж не имеет значения.

Они уже ввязались в эту заваруху и отступать нельзя.

Утром ему надо проехать семнадцать миль до Трэси и отправить оттуда письмишко. Может, его дожидается письмо из дома, посланное до востребования на центральный городской почтамт. «Это меня немножко поддержит, – подумал он засыпая, – ведь теперь надо использовать в качестве поддержки любую малость». Тони Арболино все еще старался припомнить цитату из Джефферсона, когда им окончательно овладел сон.

24

Пятница 25 июля была – в зависимости от того, как посмотреть – отменным деньком или сплошным кошмаром. Это был отменный денек для двух выдумщиков, которые выдавали себя за Джуди Эллис и Артура Уоррена: большую часть дня они провели в уютной прохладе дешевого гостиничного номера, отдавшись нехитрому процессу более близкого знакомства друг с другом. Она заказала еду в номер, а он обнаружил, что ему нравятся пластинки, которые она слушала на своем проигрывателе. Во многом их вкусы оказались похожими. Например, обоим нравился Джордж Ширинг, но ни он, ни она не думали, что из Энди Уорхола или жены Мао Цзэдуна получится хороший президент. Соединенных Штатов Америки, разумеется. А как насчет Диззи Гиллеспи? Ну, у него, конечно, огромный талант, так что его просто со счетов не сбросишь. Да, из Диззи мог бы получиться ненароком очень даже «крутой» президент. У него был свой стиль и немалый опыт, и к тому же он получил проверку на благонадежность и в государственном департаменте, и в ФБР на предмет правительственного финансирования его зарубежных гастролей. Он безусловно играл на трубе куда лучше, чем Спиро Агню, мэр Чикаго или Джон Уэйн.

Для Бена Мартона этот день обернулся сплошным кошмаром. Во-первых, целая свора пришлых репортеров нагрянула к нему в город – взять интервью у этого краснобая Дэвидсона; во-вторых, расследование в «Фан парлор» не выявило сколько-нибудь важных результатов, и его полицейским так и не удалось обнаружить группу чужаков, которые совершили налет на казино. Да тут еще и Пикелис пребывал в мрачном расположении духа из-за того, что слежка за недавно взятыми на службу сотрудниками «Фан парлор» не принесла никаких плодов. Не считая факта кражи уборщицей по имени Инес нескольких полотенец из туалета, в рапортах не о чем было вообще упоминать. В тот же вечер Мартон отправил своих самых надежных людей побеседовать с неграми, которые, как уверял поначалу Клейтон, смогли бы подтвердить факт его присутствия в церкви на танцах во время совершения убийства. Цель этой миссии заключалась в том, чтобы очень твердо и решительно объяснить этим добрым цветным гражданам, что в случае если кто-то из них вздумает прийти в суд и дать показания, это будет пустой тратой времени и только причинит всем массу хлопот, потому что в городе уже давно смастерили отличную железную клетку, чтобы усадить в нее во всем сознавшегося преступника. Подобные увещевания в округе Джефферсон раньше никогда не требовались, но начальник полиции счел, что не будет большой беды, если он проявит исключительную предосторожность в свете недавних событий. В одиннадцатом часу вечера явился последний из его посланцев с докладом. Из семи черных, к которым они отправились на беседу, трое покинули город – почему-то не сообщив, куда направляются. Среди этих трех исчезнувших была рослая девица, которую Клейтон называл своей невестой и с которой, по его утверждениям, он провел всю тогдашнюю ночь. Ширлироуз Вудс до сих пор никогда не отлучалась за пределы округа Джефферсона. Ее брат сообщил, что она вроде то ли устроилась, то ли собиралась устроиться в одном из отельчиков Майами-Бич или еще что-то в этом роде.

– Мне кажется, эти трое, что смылись, просто перетрусили, шеф, – доложил сержант Уоллес. – Просто перетрусили оставаться в городе, не говоря уж о том, чтобы показать свои рожи в суде.

Может, и так. А может, и нет. Очень вероятно, но разве можно сегодня быть в чем-то уверенным на сто процентов?

Мартон, поразмыслив, решил не упоминать об этих своих сомнениях в разговоре с Пикелисом, который и так уже рвал и метал. От Эшли, ударившегося в беспробудное пьянство, помощи ждать не приходится, а Рис Эверетт исходил слюной и вообще смахивал на истеричную школьницу, перепугавшуюся, как бы мамочка не прознала, чем это она занималась после уроков с преподавателем плавания. Вдобавок ко всем этим неприятностям, мисс Мартон опять пристрастилась к «Сазерн камфорт» – а тут уж от нее всего можно ожидать. Когда же ни дополнительные патрули, ни тайные осведомители, ни держатели местных борделей не дали никакой информации о грабителях в масках, Мартон передернул плечами, точно его это ни чуточки не расстроило, и приказал продолжить поиски. Весь его опыт подсказывал ему, что расстраиваться просто нет смысла, ибо враг непременно совершит ошибку, малюсенький промах, который и выдаст чужаков – и тогда он сметет их с лица земли, как уже поступал не раз в прошлом с другими незваными гостями города. Но все же он был расстроен, ибо сноровка, отвага и изобретательность этой банды не шла ни в какое сравнение с прошлыми.

Тут было явно что-то совсем другое.

Эти люди даже не убивали: они наносили хирургически точные и тонкие удары – словно действовали скальпелем.

И не было никакой возможности предсказать, где и как они сделают очередной взрез. Так что коррумпированному капитану оставалось просто сидеть и ждать. Суббота – без происшествий.

Воскресенье – без происшествий.

Не произошло во всяком случае ничего, что могло бы попасть в ежедневный рапорт. Эндрю Уиллистон тайком, но весьма галантно, встретил Джуди Барринджер и повез ее на уединенный пляж. Там они устроили пикник с холодным цыпленком и бутылкой белого «нирштайнера».

Понедельник – без происшествий. Во всяком случае, не произошло ничего такого, что было бы замечено кем-либо из организации Пикелиса. Ничего не случилось такого, что могло бы привлечь их внимание к коротенькому сообщению в утренней газете о том, что продается голубой велосипед по цене пятьдесят пять долларов, – сообщение было помещено во второй колонке раздела частных объявлений, поэтому им и не пришло в голову начать прослушивать телефон преподобного Эзры Снелла или установить за ним слежку, которая могла бы привести шпиков на место его тайной встречи с Уиллистоном, где они обсудили все детали операции по сбору информации в городе. И ничто не говорило о том, что неизвестные агрессоры теперь получили подкрепление в виде пары сотен глаз и ушей и что вся полученная с их помощью информации переправлялась через настоятеля Первой баптистской церкви профессору психологии, вооруженному автоматом «М-3» с глушителем. Чернокожие носильщики, официанты, посыльные, горничные, сапожники, таксисты и бармены – все с примелькавшимися лицами и практически безликие, ибо никто даже не замечал их, снующих по городским улицам, – тоже вступили в тайную войну.

Теперь участниками операции «Молот» была уже не четверка белых мужчин, а целая армия.

Они были везде, оставаясь вместе с тем незримыми – почти как южновьетнамские партизаны. В соответствии с инструкциями Уиллистона, преподобный Снелл набирал добровольцев придирчиво и осторожно – останавливая свой выбор на самых сообразительных и наиболее надежных своих прихожанах. Никто не знал других членов тайной организации: агентурная сеть была организована в лучших традициях и по всем правилам безопасности, принятым в свое время в У СО при разработке агентурных сетей в оккупированной Франции. К четвергу полезная информация начала поступать нарастающим потоком.

Ее использовали самым эффективным образом. Когда первого августа огромный трейлер доставил в город восемнадцать новых игральных автоматов, экс-командос УСО точно знал, куда и когда прибудет груз, и Арболино сумел заснять выгрузку скрытой камерой с крыши дома напротив склада компании «Геймз инкорпорейтед», что на углу Принс-стрит. И название компании, и вывеску с названием улицы можно было прочитать без труда с этого расстояния, кроме того лица людей и номер тягача были также очень отчетливы на тех снимках, которые двумя днями позже были получены в нью-йоркских штаб-квартирах корпораций «Эй-би-си», «Си-би-эс» и «Эн-би-си», а также в Вашингтонской штаб-квартире ФБР и в канцелярии генерального прокурора штата. На тот случай, если бы фотографии оказались недостаточно красноречивыми сами по себе, анонимные письма, приложенные к снимкам, уточняли некоторые детали.

Перевозка через границы штатов игорного оборудования вызвала ряд вопросов у федеральных властей, и тогда факт нарушения закона штата о запрещении игральных автоматов на его территории стал уже вполне определенным. ФБР по своему обыкновению немедленно возбудило тихое расследование, а генеральный прокурор штата посоветовался с губернатором относительно своих дальнейших шагов. Один из помощников генпрокурора точно знал, какими должны быть дальнейшие шаги: он попросил сенатора от округа Джефферсон предупредить Пикелиса. Это сообщение главарь гангстеров получил в шесть вечера 4 августа, в тот самый вечер, когда на всю страну показали снятый Арболино фильм сразу по двум национальным телесетям – в программе Уолтера Кронкайта по каналу «Си-би-эс» и в передаче Хантли-Бринкли по каналу «Эн-би-си».

Подавляющее большинство взрослого населения округа Джефферсон увидели его в программе Уолтера Кронкайта, которую местное телевидение регулярно показывало гражданам округа, а десятки законодателей штата видели эту же передачу в столице штата. После показа фильма в приемной губернатора и генерального прокурора раздалось множество телефонных звонков, так что оба по прошествии каких-то восьмидесяти минут сразу же отрешились от всех сомнений относительно своих дальнейших шагов в этой ситуации, ибо осознали, чем все это грозит их политической карьере, если они не выкажут своего праведного гнева и рвения в стремлении покарать преступников. Воля народа, – конечно, это святое, но «Си-би-эс», оказывается, еще святее.

– Бедняга Джон, – сочувственно пробормотал генеральный прокурор, снимая трубку, чтобы позвонить начальнику управления полиции штата.

Дюжина людей – в том числе пятеро полицейских и сержант – уже потели в складе, спешно загружая игральные автоматы в два крытых грузовика. Ни Уиллистон, ни Арболино не потели, спокойно лежа на крышах прилегающих домов: профессор со своим автоматом прикрывал каскадера, который фотографировал во тьме. Инфракрасный излучатель позволял ему обойтись без предательской фотовспышки. Все незаконно доставленные в город автоматы были вывезены со склада задолго до того, как в девять двадцать туда прикатила полиция штата, но на следующий день, в полдень, снимки, сделанные в инфракрасных лучах, были доставлены курьером телеграфной компании «Вестерн юнион» в корпункты всех агентств новостей, расквартированных в Майами, и в редакции центральных ежедневных газет Атланты и Нового Орлеана. К каждому снимку был приколот листок с подробным указанием того, кто, где, чем и почему занимается.

В тот же вечер Дэвид Бринкли позволил себе сделать несколько ужасно остроумных – если не сказать ехидных – замечаний относительно деятельности правоохранительных органов в округе Джефферсон, а корреспондент телекомпании «Си-би-эс» по имени Эванс прибыл в Парадайз-сити тем же авиарейсом, на котором приехала команда корреспондентов журнала «Лайф» и корреспондент агентства «Ассошиэйтед пресс». Несколько наиболее прагматичных политиков в столице штата и в Вашингтоне поспешили сделать публичные заявления – для печати, радио и телевидения – о необходимости принятия срочных мер по взятию под контроль этой нетерпимой ситуации. В воскресенье пятьдесят один священник и четырнадцать раввинов в различных уголках страны отложили свои заранее заготовленные заявления о вьетнамской войне и конфликте поколений и прочитали впечатляющие проповеди об упадке морали в стране, иллюстрацией чего может служить скандал в Парадайз-сити.

В воскресенье владелец желтого «мустанга» по своему обыкновению позвонил в Атланту и стал объяснять, что он так и не выяснил, кто же стоит за всеми этими безобразиями и что может произойти дальше. Никто, кроме ближайших соратников Пикелиса не знал, куда же спрятали игральные автоматы, и мэр Эшли ограничился в своих публичных комментариях благочестивыми заверениями, что «все события проходят тщательную проверку нашей доблестной полицией». Запись этого бреда произвела эффект разорвавшейся бомбы, когда попала в редакцию «Си-би-эс ньюз» на Пятьдесят седьмой улице в Нью-Йорке, но, поскольку этот материал показался совершенно бесполезным – «картинки-то нет, черт побери!» – один из высокопоставленных чиновников телекомпании стал подумывать, не отозвать ли команду «Си-би-эс» из Парадайз-сити, чтобы они лучше отправились освещать забастовку в Бирмингеме, которая обещала богатый материал с телегеничными уличными беспорядками. Но в пять утра в понедельник чернокожий лифтер, связанный с агентурной сетью преподобного Снелла, подсунул под дверь гостиничного номера, снятого корреспондентом «Си-би-эс», записку, постучал два раза и скрылся.

Через пятьдесят три минуты вся команда телекомпании – глаза горят, хвост трубой – в предвкушении перспективы сделать «забойный» материал подкатила к дому № 1818 по Гардениа-драйв. Как и было обещано, перед роскошным особняком стоял очень красивый грузовик с крытым кузовом, и когда они, следуя содержащимся в анонимной записке инструкциям, открыли дверцу кузова, их взору предстали игральные автоматы. Они, конечно, не могли знать, что армия «Молот» выкрала игорное оборудование, совершив в три утра налет на эллинг Пикелиса, но они были безмерно рады тому, что узнали.

Первое: получится потрясающий телерепортаж, в Нью-Йорке все уписаются.

Второе: хозяином роскошного особняка по адресу Гардениа-драйв, 1818, был мэр Роджер Стюарт Эшли. Оператор с особой тщательностью навел киноаппарат на табличку с его именем – металлическую пластинку посреди подстриженной лужайки – и пленки не пожалел.

Пусть теперь ребята из «Эн-би-си» вкупе с великолепным Бринкли пережевывают все это! Чистосердечные правдоискатели возликовали, обмозговав все преимущества и поразмыслив о наградах и льготах, которые могут воспоследовать. И чтобы не сглазить возможность потока сиих наград и льгот, благочестивый и богобоязненный корреспондент «Си-би-эс» взял на себя труд – как и должно было поступить ответственному гражданину – позвонить в управление полиции штата. Часы показывали семь десять, было ясное и жаркое августовское утро, в небе ни облачка – отличный день для натурных съемок шестнадцатимиллиметровой камерой «Аурисон» с встроенным микрофоном. Кто сказал, что Бог умер? Около восьми утра два грузовика с вооруженными сотрудниками спецподразделения полиции штата подкатили к дому на Гардениа-драйв и лихо затормозили по обе стороны от грузовика с крытым кузовом, припаркованного у дома № 1818. Заметив группу телевидения, офицеры произвели совершенно бесподобный обыск кузова, в ходе которого были обнаружены и официально конфискованы игральные автоматы. Обыск производился настолько виртуозно и настолько гласно, что дверь дома № 1818 по Гардениа-драйв открылась как раз в тот момент, когда лейтенант Стэнли Грегори давал интервью, и телеоператору «Си-би-эс» удалось сделать потрясающий кадр общим планом, а потом и крупным – мэра.

Эшли в банном халате со следами тяжкого похмелья на лице.

На следующий день в город нагрянули ребята из «Юнайтед пресс» и журнала «Ньюсуик», и в тот же день во время пресс-конференции кто-то задал президенту Соединенных Штатов Америки вопрос о Парадайз-сити. Будучи республиканцем, он без колебаний осудил безобразную ситуацию, сложившуюся в округе Джефферсон – в котором он получил лишь 19 % голосов на выборах 1968 года. «Мы внимательно изучаем ситуацию в округе, заверил он американский народ, и в настоящее время серьезно прорабатывается вопрос о посылке туда федеральных подразделений по борьбе с рэкетом». Это заявление не произвело особого впечатления на главу министерства юстиции Соединенных Штатов, но «Вашингтон пост», «Чикаго трибюн» и «Нью-Йорк таймс» отреагировали на него такими благожелательными редакционными статьями, что генеральный прокурор попросил своего заместителя дать делу ход. А в Майами у Ирвинга внезапно случились кишечные колики и задергался левый глаз, что побудило дядю Майера предложить ему немедленно недельки на три отправиться подлечиться на Арубе[23]23
  Остров в Карибском море.


[Закрыть], где его бывший компаньон занимался игорным бизнесом.