Текст книги "Операция молот"

Автор книги: Уолтер Уэйджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

– Никаких «однако», никаких угроз, никакого торга! – оборвал его Делл грубо. – Заплатите требуемую цену полностью, а не то мы осуществим запуск ракет!

– Мне трудно поверить, что вы бы смогли повторить эти слова, если бы знали, на какие объекты нацелены эти ракеты, – возразил Стивенс.

– А мне и нет нужды знать. Вы это знаете. Вы это знаете и вы перепуганы до потери пульса! Мне известно, что эти цели не Диснейленд и не Лондонский зоопарк. Они расположены где-то в России и в Китае – а может, и там, и там. Но мне на это наплевать и моим друзьям тоже! Нас интересуют только наши деньги и наша жизнь, а также наша безопасность и будущее вне Соединенных Штатов. Мы не хотим больше жить в этой стране. Здесь слишком опасно со всей этой загрязненностью атмосферы, уличной преступностью, расовыми волнениями, наркоманами, не говоря уж о зверствах полицейских и об устрашающем падении сексуальной морали. А уж если сюда прибавить резко ухудшающееся качество телевизионных программ, то логичность нашего решения будет понятна всем и каждому. Вы не согласны, мистер президент?

Генерал Крейн озадаченно нахмурился.

Какое отношение, черт возьми, имеет ухудшение качества телепрограмм к захвату «Гадюки-3»?

– Майор, я не могу понять, как наше с вами состязание в остроумии может помочь нам прийти к взаимоприемлемому соглашению? – настаивал Дэвид Т. Стивенс. – Как вы сами только что сказали, мы все хотим одного и того же, – чтобы вы покинули «Гадюку-3». Памятуя об этой нашей общей цели, мы сможем вести продуктивный разговор о возможных реалистичных способах достижения этой цели. Мы можем обсудить несколько вариантов. К примеру, я могу поговорить с губернатором Монтаны.

– О чем? «Гадюка-3» в наших руках, а не в его!

– Так, майор, я мог бы поговорить с ним насчет возможности смягчения вам вынесенных приговоров за убийство. Поскольку вами двигал человеческий инстинкт самосохранения, под воздействием которого вы пустились на крайние меры, я мог бы убедить губернатора Уилкокса отменить вынесенные вам смертные приговоры – заменить их на тюремный срок от пяти до десяти лет.

Вот это уже творческий подход к проблеме, подумал генеральный прокурор. Причем если только Делл полный идиот – слишком смелый. Уилкокс принадлежал к оппозиционной партии, и даже если он согласится с просьбой Стивенса, то наверняка выболтает все своему закадычному другу Колдуэллу через полторы минуты после того, как преступники покинут «яму» в Монтане. Это, возможно, спасет «Гадюку-3», но погубит предвыборную кампанию.

– Не пойдет! – заявил Делл. – Мы не собираемся возвращаться в тюрягу! Не только на пять лет, но и на пять минут! Да и ваш Уилкокс та еще сволочь – сволочь и брехун. Только круглый дурак мог бы довериться ему.

– Я прошу вас довериться президенту Соединенных Штатов!

Так, сейчас он насвистит мелодию «Звездно-полосатого знамени», подумал бывший офицер САК.

– Не выйдет. Мы больше никому не доверяем, мистер президент. Мы не верим ни Санта-Клаусу, ни Организации Объединенных Наций, ни Джону Уэйну. Деньги на бочку, а не то мы нажмем на красные кнопки.

– Да что вы такое болтаете! – раздраженно воскликнул Стивенс. – Да кто вы такой, чтобы мне угрожать? Вы же не с нефтяным магнатом ведете разговор о выкупе за его похищенную девятилетнюю дочурку, понятно? Вы же играете жизнями миллионов, десятков миллионов людей. И это не неудачный налет на инкассаторскую машину и не ограбление банка. Это же пахнет третьей мировой войной, гибелью всей цивилизации!

– Какой цивилизации?

– А теперь слушайте! Вы затеяли очень опасную игру – это ядерный шантаж! Вот что это такое, Делл – ядерный шантаж!

– Именно – и вам об этом следует знать, мистер президент! – ответил беглый убийца с лицом кинозвезды. – Ведь именно вы с русскими занимались этим на протяжении последних двадцати лет. Так что мы просто следуем вашему доброму примеру. Но только мы внесли в игру новый элемент – финансовый. Мы мелкие бизнесмены и посему желаем получить небольшой навар. Считайте, что мы продаем вам эту базу и эти ракеты за толику их стоимости – скажем, за двадцать процентов цены. Считайте, что это последняя сезонная распродажа, и вы окажетесь дураками, если упустите такой шанс, потому что такого больше не повторится.

– Майор Делл, как кадровый офицер ВВС и специалист по ракетной технике вы должны иметь очень четкое представление о том, что такое ядерная война.

Человек в капсуле «Гадюки-3» проигнорировал этот вызов.

– У вас остается тридцать шесть часов, – предупредил он. – Вы просто ослы, если не хотите сделать такую выгодную покупку. К тому же мы готовы набросить вам двух не первой свежести офицеров стратегической авиации в качестве премии – бесплатно. Купите базу и получите боевой расчет в придачу, не заплатив при этом ни цента. Всякий здравомыслящий бизнесмен не глядя совершил бы такую сделку, и, всякий конгрессмен, радеющий за снижение расходной части бюджета, настоятельно рекомендовал бы вам принять во внимание колоссальную экономию средств, уже и так донельзя обремененных налогами граждан.

– Майор, сделайте милость, избавьте меня от вашей социальной сатиры, – ответил Стивенс. – Мне кажется, у вас лучше получаются ваши выходы с угрозами – хотя и нереалистичными. Даже если вы взглянете на ситуацию с точки зрения собственных интересов, вы же должны понимать, что третья мировая война отнюдь не окажет благотворного воздействия на ваше здоровье. Вы и ваши друзья сгорите заживо вместе с миллионами женщин и детей на этой планете.

– Фигня это, мистер президент. Мы засели глубоко под землей в непроницаемой для радиации «яме», и мы можем находиться здесь в течение двух недель после начала войны. К тому времени огненные ураганы потухнут, уровень радиации понизится втрое, а всеобщее разрушение и паника помогут пятерым здоровым, бесстрашным и хорошо вооруженным мужчинам сбежать. Так что если какая-то женщина или ребенок, или спонсор президентской компании сгорит заживо, в том будет только ваша вина. Вы же можете избежать этого кошмара, заплатив жалкие крохи – куда меньше, чем тратит американская нация на дезодоранты и зубную пасту в день. Не скупитесь! Это разрушает ваш имидж выдающегося политического деятеля!

Стивенс бросил взгляд на Бономи и пожал плечами.

– Майор Делл, – медленно произнес он. – Я надеюсь, мы можем это обсудить спокойно и разумно. Один из моих помощников заметил, что вы по сути дела пытаетесь совершить хулиганское нападение на Соединенные Штаты. Правительство не может этого допустить и не допустит.

Если мы не сумеем предотвратить это хулиганство путем переговоров, тогда нам придется рассмотреть возможность применения нашей несокрушимой военной мощи с использованием всех имеющихся в нашем распоряжении ресурсов. Что бы там ни тявкал сенатор Колдуэлл во время своей предвыборной кампании, мы все еще величайшая в мире держава.

– Ну, так кто кому угрожает?

– Это не просто угроза, майор. Как верховный главнокомандующий страны, я сделаю то, что диктует мне мой долг.

– Ваш долг диктует вам дать нам денег и самолет к восьми часам вечера завтра.

Нет, это пустая трата времени.

Дэвид Стивенс давно уяснил, что когда дискуссия с председателем ли сенатского комитета, с главой ли иностранного государства или с собственной женой оборачивается пустой тратой времени, самое мудрое – это прекратить препирательства, пока ситуация еще не обострилась, – просто встать и уйти, чтобы обе стороны могли бы поразмыслить и, возможно, прийти к какому-то компромиссу в одиночестве.

– Я думаю над вашими словами, – объявил он. – И свяжусь с вами позже. Я верю, что вы, как благоразумный человек самым серьезным образом отнесетесь и к моим словам, майор.

Делл расхохотался.

– Я далеко не благоразумный человек, мистер президент. Я уволенный офицер ВВС, обесчещенный экс-джентльмен, осужденный женоубийца и беглый заключенный в розыске. Никакие правила – ваши правила, старые правила – больше ко мне неприменимы. Меня больше ничего не связывает с вашей системой – системой, которая намеревается меня убить. Неужели вы и впрямь полагаете, будто мы говорим на одном и том же языке?

Так, теперь разговор медленно и неотвратимо съезжал на грубость, и президент понял, что ему необходимо немедленно остановить это опасное скольжение по наклонной плоскости.

– Обсудите это со своими друзьями, – посоветовал он, – и мы вернемся к нашему разговору позже.

Он положил трубку и повернулся к членам кабинета.

– Пользы мало! – вынес он оценку состоявшемуся разговору.

– Да этот парень просто псих! – заявил свирепо Гросвинор.

– А вы думаете, он – псих, Билл?

Генеральный прокурор покачал головой.

– Не сказал бы. У нас в стране есть по меньше мере семь штатов, в которых этого майора с его красноречием и философией избрали бы вице-губернатором, – рассудил Уильям Фрост.

Майклсон, попыхивая трубкой, смотрел на министра обороны.

– С какой стороны на это ни посмотреть, Делл явно не в своем уме, – заявил шеф ЦРУ немного помпезным тоном. – Психотестирование, проведенное надлежащим образом, давным-давно выявило бы его психическую неуравновешенность. Уж наших психологов он бы не провел, доложу я вам!

Дарби проигнорировал сие провокационное заявление.

– Нам надо выковырять их оттуда! – сказал он, обращаясь к Крейну. – Используем батальоны быстрого развертывания, танки, ракеты тактического радиуса действия, боевые вертолеты.

– Возможно, стоит подключить и тактические бомбардировщики, – подумал вслух начальник штаба ВВС.

Рассуждать о вооружениях оказалось куда менее болезненным занятием, чем признать тот факт, что настоящий кризис произошел в работе того или иного ведомства.

– Не расстраивайтесь. Попытка удалась, – утешил президента бригадный генерал Бономи. – Знаете, мне показалось, что вы его проняли этим задушевным мужским разговором насчет страха и инстинкта самосохранения. На какое-то мгновение он даже заинтересовался.

– Он очень неглуп, этот парень, – заметил Стивенс. – Он, конечно, не слишком большая умница, каким сам себе кажется, но он неглуп. И он мерзавец, чудовищный мерзавец. Нет, мне кажется, я его совсем не пронял.

– И все же попытка удалась.

– Попытка удалась, но улова нет, Винс! – ответило высшее должностное лицо Соединенных Штатов.

Его бывший ведомый сочувственно пожал плечами.

– Возможно, сейчас самое время выдвинуть пехотные части и поднять в воздух эскадрильи просто в качестве превентивной меры, – заявил президент.

– Разумно! – согласился министр обороны с заблестевшими глазами и быстро заговорил. В его голосе не было ни тени сомнения и страха, когда он живо излагал, какие части выдвинуть, какие вооружения использовать и как провести всю операцию. Это была блестящая речь.

Пока он говорил, синий санитарный фургон, эскортируемый джипом и двумя крытыми грузовиками с полицейскими ВВС, подкатил к служебному входу госпиталя военно-воздушной базы в Мальмстроме. Минутой позже два санитара осторожно вынесли носилки.

– Смотрите, не уроните его! – приказал капитан Дрю. – Мы и так с трудом нашли его в таком тумане, так что теперь не хватало его уронить…

Офицер разведки ВВС был раздражен и потен – результат двухчасовых поисков по обеим сторонам шоссе, – и обильное потоотделение не мог унять носовой платок, которым он промокал влажное лицо.

– Несите его, несите, черт побери! – прикрикнул Дрю.

Лицо лежащего на носилках человека было опухшим, в синяках и запекшихся кляксах крови. Санитары понесли носилки в здание госпиталя и последовали за Дрю на третий этаж, в отделение на третьем этаже, на двери которого висела табличка «Изолятор». У двери стояли вооруженные часовые, но санитары ни словом ни прокомментировали столь необычные меры предосторожности. Ясно, что ситуация не располагала к непринужденной беседе: всем своим видом и манерами Дрю очень ясно дал им это понять, когда поисковая группа покинула базу в Мальмстроме примерно 155 минут назад.

– Посторонним вход в эту зону воспрещен, сэр! – предупредил один из часовых.

– Да знаю, знаю! Это приказ генерала Стоунсайфера, – грозно ответил Дрю. – Генерал приказал поместить сюда этого человека, – добавил он, кивнув на носилки.

Полицейский распахнул дверь, позволив санитарам внести раненого в изолятор.

– Кто это? – поинтересовался доктор Стэнли Бигельман.

Доктор Бигельман, пухленький молодой капитан, прибывший на базу Мальмстром месяц назад, еще не прослужил в ВВС достаточно длительный срок, чтобы понимать, что ему не следует задавать вопросы офицерам разведки.

– Уиткин – лейтенант Гарри О. Уиткин, – нараспев ответил Дрю. – Сейчас санитары принесут другого – сержанта Риенци.

– А что случилось с этим… Уиткином?

– Мне кажется, он забеременел, – рявкнул Дрю. – Слушайте, Бога ради, не можете ли вы сами определить, что с ним?!

– Не могу. Я же врач, а не фокусник. У него такое лицо, точно он выстоял четыре раунда против Мухаммеда Али.

– Остальные части тела имеют вид похуже, – ответил Дрю. – Лейтенант Уиткин был зверски, подло, преступно избит. Ему необходим тщательный медицинский уход. Как и Риенци. Вот и все, что я могу вам сказать.

Доктор Бигельман кивнул.

– Это имеет какое-то отношение к тому другому, которого вы доставили сюда ранее? – спросил он, склонившись над Уиткином, чтобы получше рассмотреть его обезображенное лицо.

– Это вас не касается. Занимайтесь лечением пострадавших и не задавайте лишних вопросов. Я уже сказал вам, что не могу обсуждать этот случай.

– Ишь ты какой важный! – Подумал доктор Бигельман. – Тайна какая!

Обычная для ВВС чепуха. Да это просто смешно! Никто никому ничего не говорит. И никто никого не слушает. Стэнли Дж. Бигельман, доктор медицины, понял это очень хорошо, когда на собеседовании он заявил, что его интересует акушерская практика и что он хотел бы получить назначение поближе к Майами, где его брат Гарольд имеет адвокатскую практику. Так вместо того эти шельмы послали его в заснеженные пустыни Монтаны. Так и легендарная деловитость военных летчиков. Так и хорошенькое начало карьеры для отличника-выпускника медицинского факультета Кориелльского университета!

Бигельман стянул с раненого одеяло и, сложив губы трубочкой, присвистнул.

– Да его состояние хуже, чем у первого! – заключил он.

– Так подремонтируйте его! Все, что ему нужно, доктор, это нежный, заботливый уход, – посоветовал Дрю на прощание.

Офицер разведки вышел из палаты, когда ввезли Риенци, и доктор Бигельман попросил санитаров отнести вновь прибывшего в смотровой кабинет по соседству. Бигельман начал было хлопотать над Уиткиным, как вдруг заметил, что в дверях стоит гражданский обитатель изолятора, врач из городской больницы Грейт-Фоллз, и смотрит на его манипуляции.

– Полагаю, этот парень из той же команды, что и тот, который поступил сюда вместе с вами, – заметил доктор Бигельман. – Это лейтенант Уиткин.

– А тот капитан Кинкейд, – ответил Лангер.

Бигельман на несколько минут погрузился в молчание, колдуя над пациентом.

– Вы не в курсе, что это все значит, док? – спросил он наконец.

– Да нет. Только самую малость. Мне приказано не обсуждать это ни с кем – вопрос национальной безопасности!

Доктор Стэнли Дж. Бигельман хмыкнул.

– В Стратегическом авиационном командовании так говорят об всем! – пожаловался он. – Если у полковника геморрой, то эта информация подлежит засекречиванию.

– Это не геморрой! – объявила медсестра-блондинка, появившаяся рядом с Лангером в дверном проеме.

– И это не Мухаммед Али так его отделал! – добавил Лангер.

Военврач оторвал взгляд от пациента и, оценив по достоинству роскошную фигуру мисс Келлеран и ее соломенные волосы, подумал, «принадлежит» ли она врачу-практиканту из муниципальной больницы Грейт-Фоллз. Но сейчас не время об этом думать, мрачно укорил себя капитан и вернулся к Уиткину.

– Представляете, док, это просто сумасшедший дом! – стал он провоцировать Лангера. – Из этого отделения никого не выпускают, по телефону выйти с базы нельзя: линия закрыта. Вам не кажется, что это просто сумасшедший дом?

Лангер кивнул и украдкой – когда Бигельман опустил взгляд – ободряюще и с собственнической нежностью похлопал медсестру-блондинку. Он похлопал ее именно по тому месту, по которому джентльмен с развитым эстетическим вкусом и тактом обыкновенно и похлопывал бы привлекательных молодых особ – ободряюще и с собственнической нежностью, и сим глубокомысленным жестом Энн Келлеран и впрямь была весьма ободрена.

– Да, – ответил Лангер. – Я-то вижу, что тут происходит какая-то чертовщина, но подозреваю, что генерал Стоунсайфер – единственный, кто действительно понимает суть происходящего.

– Это как-то связано с индейцами, с краснокожими! – заметила медсестра, несколько раздраженная невниманием к своей персоне. Эти мужики обращались с ней точно с человеком второго сорта.

Ее слова, похоже, привлекли внимание капитана Бигельмана.

В САК он служил всего-то несколько месяцев, но фразу эту сразу узнал.

– Краснокожий и гадюка! – торжественно произнесла мисс Келлеран.

Тут доктор Бигельман обратился в слух.

– Она хоть понимает., о чем говорит? – спросил врач ВВС.

– В общем, да! – рассудил Лангер. – Но в данном случае она – да и я тоже – едва ли понимает смысл этих слов, но мы слышали, как Кинкейд повторял их, а он, как нам сказали, из боевого ракетного расчета. А что, этот краснокожий и эта гадюка и впрямь что-то ужасное?

Стэнли Бигельман замялся и в очередной раз задал себе вопрос: почему он не пошел служить во флот?

– Ужасное? Так я вам скажу, насколько это ужасно, – отвечал он угрюмо. – Это так ужасно, что я и передать вам не могу, как это ужасно! Я даже не осмеливаюсь вам сказать, как это ужасно!

– Настолько ужасно? – изумилась блондинка, которая вдруг занервничала и пожалела, что вообще произнесла эти слова.

– Еще ужаснее! – ответил Бигельман и снова взялся за ватный тампон, смоченный в антисептике.

Во Флориде в это время года стоит чудесная, солнечная погода, размышлял он, а девочки в бикини на пляже – закачаешься! Они бы заинтересовались молодым врачом, прилично играющим в бридж, выпускником-отличником, имеющим неплохие виды на будущую карьеру. Стэнли Дж. Бигельман нахмурился при мысли о значении сказанных медсестрой слов, о нервном капитане Дрю, об охране этого изолятора и вообще об изоляции всей базы от внешнего мира. Не надо было быть семи пядей во лбу, не надо было быть выпускником-отличником, чтобы понять смысл происходящего.

Все это могло погубить его карьеру…

18

Есть некоторые вещи, которые некоторые люди с успехом делают.

Английские журналисты непревзойденные мастера высмеивать все стороны американского образа жизни – навык, бесперебойно передаваемый из поколения в поколение благодаря никудышной стоматологии, традиционному воспитанию и острой зависти по поводу размеров оплаты труда американских журналистов.

Датские девушки обладают необычайным даром симулировать половой акт – талант, на коем процветает вся весьма плодовитая национальная киноиндустрия этой страны.

Китай регулярно поставляет феноменальных чемпионов по настольному теннису и математиков, французы непобедимы по части всяких соусов, вин и малоизвестных романистов – как и по части модельеров. Германия превосходит все прочие страны числом дирижеров симфонических оркестров, пивоваров, стюардесс и людей, которые ни в жисть не были членами нацистской партии, а у Индии есть неоспоримая склонность занимать деньги у всего мира и приращивать население в геометрической прогрессии. Возможно, некие особенные ферменты в почве позволяют Испании первенствовать по количеству матадоров, Кубе дают преимущество в мастерах кручения сигар, а Египту обеспечивают превосходство в сочинителях военных пресс-релизов. Россия давно уже имеет славу родины балетных танцоров, виолончелистов и невозвращенцев. Имеется также несколько азиатских государств, являющихся традиционными законодателями моды на политические инвективы и невольное дипломатическое хамство, но они несколько сдали позиции с тех пор, как американские студенты в недавние годы добились впечатляющих успехов на этой ниве.

Соединенные Штаты Америки также значительно преуспели в ином виде современного спорта – в улаживании кризисов. Будь то кризисы, возникшие по вине иностранцев либо американских граждан – не важно, – США приобрели уникальную сноровку, создали мощные организационные структуры, накопили ресурсы и прониклись оптимизмом, необходимым как для поставки тысяч тонн продовольствия и медикаментов голодающим мексиканским крестьянам, так и для высадки дивизии морской пехоты в Ливане.

В американских вооруженных силах есть даже особый контингент, созданный специально для чрезвычайных ситуаций, требующих быстрого реагирования – эвфемизм, обозначающий улаживание кризисов, которые не обходятся без быстрого военного вмешательства. Ну, или, скажем, военной помощи. Эта межведомственная американская организация, зорко стоящая на страже порядка и созданная для международной помощи – путем переброски по воздуху десантных батальонов и специальных групп транспортных самолетов и истребителей-бомбардировщиков, – всем хорошо известна под названием командования СТРАЙК. Если же вам это название ничего не говорит, то оно, безусловно, знакомо жителям Тампы, штат Флорида, поскольку глобальный штаб командования СТРАЙК находится неподалеку – на военно-воздушной базе Макдилл. На самом деле СТРАЙК – это аббревиатура вроде ЦРУ или НБА, и офицер по связям с общественностью базы Макдилл с удовольствием объяснит вам, что такое название для этого контингента было выбрано именно потому, что контингент предназначен для быстрого тактического реагирования в любом известном регионе. Вообще-то тут вдохновением не пахнет, конечно, но ведь ВВС США не может гарантировать своим писателям жалованья, получаемого рекламными агентами с Мэдисон-авеню – вот и приходится мириться с этим неуклюжим неологизмом.

Командование СТРАЙК имеет на вооружении массу удивительной радиоаппаратуры, несколько хитроумных планов и обладает полномочиями вызвать любое американское соединение на суше, в воздухе и на море, находящееся в состоянии боевой готовности. В штабе СТРАЙК служат выдающиеся быстро соображающие, решительные и дальновидные офицеры, включая трехзвездного генерала авиации Кермита О. Уорсоу, который из штабистов самый быстро соображающий, самый решительный и самый дальновидный. За более чем тринадцать месяцев – то есть с тех самых пор, как он стал командующим силами быстрого реагирования – генерал-лейтенант К. О. Уорсоу без устали разрабатывал, планировал и проводил тактические учения, но, увы, за все это время не случилось ни одного международного кризиса, который позволил бы комсилбысреагу позвонить по «горячей» линии и вызвать войска СТРАЙК или отдать приказ о сгруппировании транспортных самолетов С-130 и истребителей Ф-105 в ОВВУС – объединенные военно-воздушные ударные силы.

И вот теперь – в замечательный воскресный день – это свершилось.

Дело оказалось не настолько серьезным, каким бы ему хотелось, но, вне всякого сомнения, происшествие было чрезвычайное, и Комитет начальников штабов пришел к выводу, что только комсилбысреаг сумеет справиться с чрезвычайной ситуацией. Председатель комитета начальников штабов лично телефонировал Уорсоу из «боевого кабинета», погребенного глубоко в подземелье Пентагона, и с тревогой сообщил ему, что по непонятной причине в Монтане на базе САК «сорвало Закрылки».

– Через пять минут, К. О.,твой телетайп отстучит тебе полный рапорт, – предупредил председатель комитет начштабов, – но я просто хочу тебя заранее поставить в известность. Телега придет прямо из Белого дома, под грифом «совсек», так что только ты и твой зам. по боевым операциям должны быть введены в курс дела. Я тебе советую немедленно поднять свою пожарную команду – батальон быстрого развертывания в Форт-Льюисе и танковую роту в Худе. Если Ракер сможет одолжить тебе пару бомбардировщиков, отправь их на север.

– Это, надеюсь, не учения?

– Черт, нет, конечно! Все взаправду! Возможно, нам понадобится эскадрилья тактических истребителей для нанесения ракетного удара – ты им тоже скажи, что это не маневры. Пусть заряжают боевые! Никаких холостых! И червонным золотом!

«Червонное золото» было кодовым наименованием ядерных боеголовок.

Только президент Соединенных Штатов мог отдать распоряжение использовать «червонное золото».

– А что, он сам…

– Да! – подтвердил комитета начальников штабов. – Я получил от него письменный приказ. Ты получишь подтверждение по телетайпу – все официально. Давай, К. О., оторви задницу от стула.

– Мальмстром? – спросил Уорсоу.

– Мальмстром. Еще вот что. Скорее всего в ближайшие два часа мы повысим глобальный уровень обороноготовности. Я рекомендовал им перейти на «четверку» – просто на всякий случай, но министр тянет резину, он боится, что, узнав о глобальном изменении нашей боеготовности, многие начнут разнюхивать…

– Я бы уж точно начал! – согласился генерал во Флориде.

– Ты давай не разнюхивай, а выполняй приказ!

Генерал-лейтенант Кермит О. Уорсоу собрал на совещание своих командиров, и через семь минут, когда прямой телетайп из Пентагона отстучал секретный приказ, все они сидели на своих местах в штабе. Когда переданное сообщение было расшифровано, командование СТРАЙК начало рассылать свои собственные приказы по линиям прямой связи с командованием тактической авиации и командованием сухопутных войск континентальной части. Воздушнодесантный батальон специального назначения в Форт-Льюисе, штат Вашингтон (не путать с Вашингтоном – столицей страны!), начал загружать свое смертоносное оборудование в кузова грузовиков, а бригады наземного обслуживания на близлежащем аэродроме заполнили топливом баки огромных транспортных самолетов. В это же время в Техасе совсем уж исполинские воздушные транспорты раззявили погрузочные люки в подбрюшье фюзеляжей и стали заглатывать средние танки, а под окнами штаба эскадрильи бомбардировщиков на военно-воздушной базе в Неваде разрывались от воя сирены.

Поток зашифрованных инструкций нескончаемо лился из Макдилла по великолепным линиям связи, проложенным специально для этой цели, а люди и техника начали свое движение по направлению к базе ВВС США вблизи Грейт-Фоллз, штаг Монтана. Люди не имели ни малейшего понятия, зачем их послали в Мальмстром, и офицеры, которых они расспрашивали, тоже не знали ответа. Кое-кто из капитанов и майоров решились навести справки у своих полковников и генералов, но, задав осторожный вопрос старшим по званию, они обнаруживали, что и те не могут или не хотят ничего объяснять. Всем было известно лишь то, что приказ исходит от командования сил быстрого реагирования и что это не маневры и не учения по быстрому развертыванию.

– Все узнаете, когда прибудем в Мальмстром! – К этому сводились все получаемые ими разъяснения.

И пока могучая военная держава собралась поднять свой могучий кулак, пятеро наглых преступников, засевших в «яме», сосредоточились на маленьком красном ящике. Они уже закончили обсуждать только что состоявшийся разговор Делла с президентом и проблему добывания стартовых ключей от ракетных установок, для чего им надо было как-то вскрыть сейф на стене. Точнее говоря, этим занимались только Фэлко, Пауэлл и бывший майор, а потный Харви Шонбахер все еще сердито бурчал себе что-то под нос, обижаясь на отданный ему приказ убрать блевотину с пола, в то время как «Дьякон» Хокси пребывал где-то в ином, куда более благостном мире, изобилующем чистотой и христианским благочестием, купающемся в благодатном океане неизбывного чувства вины и лишенном всех этих ужасных кошмаров, населенном бесчисленными голубоокими девами, никогда не выставлявшими напоказ голых ляжек, но лишь певшими дивные псалмы проникновенными ангельскими голосами, исполненными богатой гармонии…

Марвин Хокси искренне алкал лучшего мира – того, что был, несомненно, куда лучше, чем та юдоль печали, в которой он пребывал с самого рождения. Он явился на свет плодом любви фермера-алкоголика из Арканзаса и несколько поврежденной рассудком дочери сельского бакалейщика, доброй женщины, которая обратилась к Богу на ранней стадии своей замужней жизни, отмеченной полунищенским существованием, мигренями и мужниными побоями три раз в неделю. Старшую сестру Хокси, Линду-Ду, вряд ли можно было счесть доброй женщиной, исходя из христианских представлений о доброте, и, судя по последним известиям о ней, она работала десятидолларовой проституткой на улицах Хот-Спрингс – или Форт-Смита? Она была живым голубоглазым символом ужасного греха, терзавшего душу ее брата-крепыша столь безжалостно, что он метался от одной религиозной секты к другой в страстном духовном поиске, в конце концов убедившем его, что все священнослужители просто богомерзкие лживые лицемеры, «податливые ко злу» и не желающие наказывать грешников, предавая их проклятью и геенне огненной, которую те заслуживали. Потому Хокси обратился в собственную яростную веру: он занялся распространением Писания и временами поджигал церкви, действуя по наущению Господа. В отличие от многих прочих людей Марвин «Дьякон» Хокси желал своим ближним только блага. И, как и большинство многих прочих, он причинил им массу бед и несчастий, но не хотел в этом признаться.

Харви Шонбахер, разумеется, тоже отказывался признать – даже самому себе, – что он причинил окружающим массу несчастий. Даже на суде он благочинно отметил тот факт, что он является дипломированным фармацевтом с лицензией, выпускником колледжа и уроженцем Хелены – а такие достойные мужи просто не способны насиловать да пырять ножом кого ни попадя. Что ж, Харви Шонбахер был уважаемым налогоплательщиком сорока двух лет, который всегда участвовал в парадах, на 4 июля вывешивал перед своим домом государственный флаг, каждый день надевал свежую рубашку и щедро вносил взносы как в Красный Крест, так и фонд местной общины. И он никогда не выставлял на продажу в своей аптеке эти поганые книжонки с мерзкими девками на обложке. Впрочем, аптека не принадлежала ему – он служил управляющим у своего дяди, но этот факт не имел особого значения. Значение имело то, что окружающие вечно завидовали его успехам в жизни, его уму и деловой жилке, а некоторые из этих завистников даже подсмеивались над его избыточным весом и распространяли лживые измышления относительно его частной жизни. В иных обстоятельствах такой столп общества, как Харви Шонбахер, мог бы нанять приличного адвоката, который сумел бы добиться для него «от шести до десяти лет» за неумышленное убийство. Но дядя, перепроверив бухгалтерские книги и обнаружив недостачу в 2880 долларов, наотрез отказался дать племяннику хоть цент на покрытие судебных издержек, так что Харви Шонбахера защищал весьма неопытный стряпчий, и подсудимый заработал «вышку» за убийство первой степени. Верно, он всегда был неумехой и неудачником в амурных делах, но он упрямо отрицал свою вину и отказывался от предъявленных ему жутких обвинений – три изнасилования и одно убийство – даже после того, как его поместили в «дом смерти» в Хелене.