Текст книги "Все драконы любят апельсины (СИ)"

Автор книги: Уна Лофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Он не ошибся. Роунгарр не просто так здесь плавал, именно в этом месте в это время.

– У меня к вам деловое предложение, – начал он, не теряя ни минуты. – Я располагаю сведениями относительно местонахождения вашей жены. И я вам их передам, за небольшую услугу.

***

Все эти события прошедших лет и переживаний стрелой пронеслись в мозгу Рэма, когда Эррнгрид в первый вечер по возвращению из пещеры, совпавшему с кануном Дня Открытых Дверей, спросила:

– Зачем вы это сделали? Зачем продали свои векселя моему брату?

Ох, хвала небесам, неужели догадалась? Наконец-то можно показать свое истинное лицо, не скрываясь, не прячась. Рэм, стоявший в пол-оборота у окна своего кабинет, посмотрел на нее в упор, неспешно приблизился к ней вплотную, стоящей у пылающего жаром камина, и едва заметно растянул губы в улыбке. Вышла жуткая гримаса, голубые глаза потемнели, а воздух сгустился так – хоть режь. Перед Эррнгрид стояла сама… Смерть.

Глава 14. Обитель Изгоев. Накануне Дня Открытых Дверей, последние дни Уходящего Белого солнца. Эррнгрид

– Догадалась? – прищурившись, ответила Эррнгрид, не отводя взгляда от незнакомого существа, бывшего еще минуту назад наместником. – Всегда знала. «Где-то в глубине, где-то очень глубоко». – Не хватало то одной детали, то другой, теперь все части мозаики на своих местах.

– Теперь? – отчего-то развеселился Рэм. Но Эррнгрид не разделяла его веселья:

«– Хорошо веселится тот, кто веселится последним… А это точно не тот, кто веселится вместе со Смертью.

– Заткнись».

– Теперь, когда Джуно нашел малыша Рилинна, и теперь, когда стало ясно, что он искал тут, у вас.

– И что же?

– Свой кхаари. Напоследок перед своей…, – тут Эррнгрид замялась, она не знала, каким термином раайэнне обозначают самую конечную точку своей жизни…. – кончиной его дядя успел мне сказать, что его родовой кхаари забрали вы.

– Успел-таки, не ожидал от старика. Он оказался покрепче, чем я думал. Ну да ладно, дээйлир с ним, – радостному настроению Рэма не было конца и края. Только от него тянуло могильным холодом, при котором даже вэйраш поежился, а сама Эррнгрид начала…замерзать?

Обычно весьма терпеливая к самой разной температуре, она не отказалась бы от меховой шубки. Двух.

– Ну, а почему я так поступил, не успел? Вот это вполне ожидаемо… Раз не успел, значит, не нужно вам этого знать. А то вдруг вместо того, чтобы обвинять меня, вы начнете меня жалеть. Уж увольте.

Эррнгрид продолжала замерзать, но не по своей воле, и вэйраш был в этот раз не причем.

– Вам холодно? – участливо поинтересовался наместник. – Боюсь, будет еще холоднее.

И точно, черные волоски ее боа, небрежно наброшенного на тонкие плечи, покрылись тонким налетом инея, кончики пальцев, сдавленных узенькими туфельками стало покалывать, а ледяные дорожки потянулись верх, сковывая ноги, бедра, спину, живот, грудь. Она перестала дышать. Но в этот раз он не укрыл ее пледом, не подбросил поленьев в камин, не предложил горячего супа.

Он кивнул самому себе, прислушиваясь к своим движущим мотивам. Движущие мотивы вновь его перенесли в Серый Порт.

– Тогда в Сером Порту, вы спросили, как мы убиваем. Помните? – Рэм взял из ее рук статуэтки, которые она, как и в прошлый раз, намеревалась рассмотреть поближе, они тянули магнитом, и поставил обратно на камин.

Эррнгрид не поняла, моргнула она или нет, способна ли она была хоть на какое-то движение. Но ему ответ не нужен.

– Извольте. Мы убиваем самыми разнообразными способами. Но чаще всего, мы пользуемся тем же оружием, которым владеет наш… ммм… противник, если мы познакомились с ним достаточно близко и хорошо изучили его силу.

Перед нашим отъездом к гарнизону, в часы утренних снов меня навестил ваш вэйраш. Кажется, так вы его назвали в прошлый раз? Так вот, он не пожадничал, и поделился со мной ею сполна.

Теперь Эррнгрид чувствовала то же, что и окружающее ее пространство, когда вэйраш пробуждался и позволял себе лишнее.

***

Уставшие и изможденные путешественники вернулись только к самому празднику, потому что в сломанном пространстве, куда угодил грот, время тоже было сломанным. Оно не поддавалось никаким прогнозам и подсчетам. В реальности Замка прошло больше двух недель, в реальности путешественников – один полный день.

Конечно, этого никто не ожидал, ни те, кто остался в Замке, ни те, кто полез в пещеру, и даже вредный внутренний голос, любящий поговорку: «Так я же говорил», ошарашенно молчал. Хотя в этот раз Эррнгрид совсем не возражала против его общества.

Но, вероятно, им всем потребуется какое-то время, чтобы прийти в себя, сейчас Рэнни еще более осторожно относилась к его течению, чем раньше.

Их встретили немым напряжением. Некоторые со слезами на глазах. Группа потеряла двоих: Лирна, который остался желтым туманом, прикрывая отход из грота, и Эдо. Каа-либу, истратившему всю свою магию на то, чтобы удержать сходившееся пространство в ожидании остальных, борясь с магией своих же предков, пришлось с помощью Мэдо зашить себя золотыми нитями в дыру. Он навсегда остался в виде вспыхивающей желтыми огоньками заплаты в прорехе меж миров.

Рэма, Эррнгрид, двух близнецов, Пирса и Мэдо встречали не только члены общины, но и сам глава клана раайэнне, который взял на себя руководство и подготовку к широко освещенному в прессе мероприятию после известия о том, что ушедшие эльфы не вернулись ни через три дня, ни через неделю.

Рэм, по традиции своего народа, передал кхаари Лирна Наимилу. Тот, ничего не говоря, принял его, погладил бабочку по мохнатому бочку. Бабочка ожила, задвигав крылышками, подергала усиками, и исчезла в руке раайэнне. Только раайэнне поняли значение случившегося, и даже внимательный глаз не заметил, как переглянулись Рэм и Наимил.

Близнецы с молчаливого согласия Эррнгрид развязали холщовый мешок и вытащили черную сферу. Яйцо было красивым и холодным, на гладкой черной поверхности прокатывались световые блики, но не света факелов Аккелона и звездных склянок. Какого-то другого света, которое видело и запомнило яйцо.

Все ахнули, драконьего яйца никто не видел. Живых драконов-то не все видели, обычно они прячутся в горах, сливаясь на местности, и их можно увидеть, если вам повезет, (хотя вам повезет, если вы никогда не встретите), только с моря и только в штормовые месяцы, когда никто из капитанов не рискнет выйти в море.

– Что будем с ним делать? – деловито спросила Доралисс, никто из мужчин не стал задавать очевидный вопрос, оставляя это более эмоциональным и нетерпеливым женщинам.

Вопрос, кто будет с ним что бы то ни было делать, отпал сам собой, за ним ходили в основном раайэнне, а Эррнгрид, как ракейнэйру, лишенная силы и связей своего клана, могла выбрать себе клановую принадлежность. И она выбрала, то есть выбрали за нее, но сути это не меняло. Близнецы на яйцо не претендовали, а Мэдо, переживая случившееся с Эдо, лишь неопределенно пожал плечами.

– Яйцо обменяем у роунгарров на кожу старых и молодых драконов, – устало вымолвила Эррнгрид, кажется, серость этого места дотянулась и до нее. Жаль только, что она не раайэнне, использовать серость для молодости и красоты не сможет.

«Серость – это не скальпель Джейка, от нее ты не помолодеешь».

– Одного яйца хватит, чтобы у всех, остающихся на Зимние Жатвы, было как минимум по два комплекта штанов и курток из кожи драконов разного возраста и вида. У каждого эльфа свой температурный режим, – шумно выдохнув раздражение, продолжила она, – поэтому… надо подойти к выбору очень индивидуально.

Она вопросительно посмотрела на близнецов. Те, понимая, о чем идет речь, кивнули.

– Мы поможем с выбором.

Глаза присутствующих эльфов загорелись драконьим пламенем. Мирэйн проворчал под нос, что только ради такого подарка, здесь соберется толпа болванов и кретинов, ничего не умеющих и не знающих о Зиме.

Наимил, поправил завязанный сложным тугим узлом ярко-желтый платок с вышитой красной птицей, несущей в клюве цветок хризантемы, веско добавил:

– Сперва обеспечим костюмами всех, кто планировал оставаться на Зимние Жатвы. Потом всех остальных. Предлагаю обсудить ваше счастливое возвращение, – обратился он к членам отряда, – после проведения праздника. – Завтра и в последующие дни, – бросив мимолетный взгляд на роунгарри, – продолжил он, – у нас будет много работы. А пока, отдыхайте.

Даже несмотря на усталость, Эррнгрид не могла не заметить, как преобразился Аккелон к празднику. Замок, уловив намерение своих обитателей, старался помочь, как только мог. Каждая башня Замка светилась цветами того эльфийского клана, которому была отведена под гостевые.

Яблоневый сад цвел и плодоносил одновременно, зеленые лабиринты внутренних двориков были усеяны маленькими голубенькими и розовыми цветочками. Нежный голубой и розовый свет заливал и окрестности, выводя изгибы главной дороги, по которой проедут гости.

Большую часть строительных лесов разобрали, но те, которые были не разобраны, были накрыты огромными полотнищами с вышитым серебряными нитями белым светилом в середине.

Помимо этого в саду, на крепостной стене и вокруг замка были разбросаны изящные палатки и пагоды с товарами, оружием, непортящимися закусками. Запахи сбивали с ног, кружа вокруг Рэнни веселым хороводом. Невозможно было не поддаться очарованию места и предвкушению празднества. В толпе она искала и не находила Джуно.

Остановившись перед входом внутрь, она еще раз оглядела эльфов. Нет, его не было.

– Он у меня, с Рилинном. – Оказывается, Дора шла за ней все это время и наблюдала.

Рэнни молча на нее уставилась. Ее подруга похорошела. Глаза блестят, толстая коса оплетает голову, едва заметный румянец окрашивает скулы.

– С Рилинном?

– С тем пятилетним карапузом, которого сперва ты подобрала в шойкуне, потом Джуно.

Обе замолчали.

– С возвращением, – Доралисс порывисто ее обняла. Эррнгрид, не привыкшей к эмоциональным реакциям, ни своим, ни чужим, сделала попытку отстраниться, но Дора держала ее крепко.

– Ну, все, я этого не люблю.

– Слушай, может, тебя твои ледяные драконы не учили, но если тебя обнимают, надо обнимать в ответ.

– Серьезно? Ни разу о таком не слышала.

Обе рассмеялись, отпуская напряжение прошедших дней или прошедшего дня.

– Вы славно потрудились.

– Славно?! Это все, что ты можешь сказать?! – разгорячилась Дора. – В Аккелоне древних владык можно принимать.

– Да, это все, что могу. Пока. Свою оценку дам по вырученным денежным средствам.

– Почему нельзя продать яйцо? Мы бы с лихвой покрыли эту сумму.

Эррнгрид напряглась, не могла она это объяснять то, что лишь чувствовала.

– Золото драконов приносит удачу и процветание только драконам, если не оговорены особые условия. Если скажем, так случилось бы, хотя мне трудно вообразить обстоятельства, при котором это стало бы возможным, что у роунгарров возник огромный долг, то мы бы не колебались ни минуты и продали яйцо, чтобы из вырученных денег покрыть долг.

Но для раайэнне и других эльфийских кланов такая операция невозможна и губительна. Это не только не закроет долг, но ускорит банкротство клана.

Доралисс слушала, выпучив глаза, остренькие кончики ушей ощутимо подрагивали.

– Но почему?

Эррнгрид пожала плечами. Об этом никто никогда не кому не говорил, она могла лишь догадываться.

– Думаю, это связано с созданием Ран-Тарра Безначальными, если верить легендам и слухам. Они заложили определенные правила для каждого клана и каждой сферы жизнедеятельности. Финансовая сфера целиком принадлежит роунгаррам, в ней царят такие порядки.

Нарушая их, ты вступаешь на путь краха и нищеты, до физической смерти это обычно не доводит, это не наша зона ответственности, но ведь и в разорении нет ничего хорошего. Можно ли назвать такую жизнь жизнью?

– Это поэтому не стоит у драконов ничего брать даром?

– В том числе.

Дора тяжко вздохнула.

– Вот уж…

– И не говори.

Дора проводила Эррнгрид до комнаты и рассказала о том, как Джуно обнаружил мальца.

– Еще немного и он загулит.

– Почему никто не может ему помочь? Ведь он – один из вас.

– Потому. – Дора внезапно замкнулась в себе. Не хотелось признаваться в том, что никто добровольно не отдаст свой кхаари, который был закален в Зимних жатвах, с которым прошли огонь и воду, то есть, лед и стужу. – Потому что кхаари индивидуален, он может причинить вред, – уклончиво ответила она. У них тоже существуют свои принципы. Пожертвовать рекан – это можно, отдать кхаари – никогда. Кхаари становится неотъемлемой частью тебя. Это все равно, что отдать руку или ногу.

Тем временем, Эррнгрид, закатав рукава, рассматривала кхаари. Горячая вода журчала в ванной, набираясь. По просьбе Эррнгрид, Дора бросила туда листьев мяты. Перебросившись еще парой фраз, заспешила назад, к себе. Там ее ждали Рилинн и Джуно.

Роунгарри бы отдала свой, не раздумывая, если бы такое было можно. Кхаари все еще отливал чернотой, хотя вроде стал меньше. Или у нее от усталости глаза перестали видеть.

Глаза, может, и перестали, но обоняние по-прежнему сильно. Кхаари источает запах, такой сладковатый запах тропических цветов и теплой летней ночи, когда нагретая за день земля щедро делится полученным с окружающим пространством. Знакомый такой запах. Так пах один раайэнне. Выключив воду, она переоделась в вечернее платье, которое уже один раз надевала.

«– Боа, помада, капелька духов?

– Обойдемся без духов. Я не могу ошибиться, а духи делают запахи размытыми и нечеткими. Возрастает вероятность ошибки».

Проходя длинными коридорами, она думала над тем, что скажет или спросит. Хотя, что тут скажешь?

«– Глупая затея, все эти разговоры со Смертью». Эррнгрид намеревалась было постучать, но дверь широко распахнулась.

– Добрый вечер. Я вас ждал.

«– Сказал паук мухе».

Глава 15. Обитель Изгоев. Дни Открытых Дверей

Последние дни уходящего Белого солнца знаменуют собой наступление зимы. Светило неторопливо покидает Ран-Тарр, лениво провожая снисходительным взглядом древний мир, не делая попыток изменить естественный ход вещей.

Если по его возвращению весной Зимние Жатвы, где бы они ни проводились, будут проиграны, и мир поглотит тьма, что же – пусть так: белый лик звезды не изменится, и ничто в космосе не дрогнет. Одним миром больше, другим меньше.

Наимил думал о том, что роунгарри, как нельзя точнее передала философию их клана. Весна и лето – время жизни, осень и зима – время смерти, которое в свою очередь, во всеобщем круговороте, является временем жизни плотоядной нечисти и раайэнне, когда отверженные и возлюбленные Бесцветной Девы обретают небывалую силу.

Оглядывая с крепостной стены Аккелона безымянный мир, ставший по воле каа-либу Обителью для тварей и для охотников на тварей, он улавливал малейшие признаки смены сезонов.

Рассветные всполохи не такие яркие, закаты не такие долгие, световые дни короткие. В последние две недели, что он пробыл в Обители, замещая Рамидара и контролируя подготовку к празднику, Аккелон стал все раньше и раньше зажигать настенные факелы, дозорные все чаще и чаще подливали звездный свет в склянки из специального стекла, которое выдували гномы Герриндора на своих стеклодувных машинах. Воздух холодел с каждым часом, ночами приходили заморозки, иногда задерживаясь на пару-тройку дней.

Зима совсем скоро.

Это ощущалось и в том, что следопыты перестали улыбаться и все больше хмурились; бесцветные братья и сестры переливали оставшийся с прошлых Зимних Жатв звездный свет, экономя каждую каплю – пополнения больше не будет; гномьи мастеровые суетились вокруг своих паровых машин, измеряя давление и расход воды; плотники и каменотесы из людских гильдий проверяли, плотно ли прилегают рамы к оконным проемам, где надо заменяли прохудившиеся дерево на новое.

Лишь жизнерадостный Карт все также неизменно высаживал цветы, подкапывал кустарники, перевязывал плодовые деревья, собирал в большие плетеные корзины спелые яблоки с прозрачной корочкой, которые эльфы расставляли по периметру Замка, наполняя его уютом и ароматом сладких фруктов. В сборе урожая старому лейдену помогали все – от мала до велика, самая приятная работа в Замке.

Ядовитый плющ назло погоде цвел ядовитым цветом и оплетал темно-зелеными побегами дюйм за дюймом тропинки, стены, скамейки.

Все правильно, чем больше зелени и цветов – тем дальше зима. В этом сила и магия лесовиков, вечнозеленые растения и деревья – залог счастливого лета и мягкой зимы. Молодец Карт!

Феллин и Рилайн снова спорят. Один яростно доказывает, другой снисходительно наблюдает, потом они меняются местами, как жизнь и смерть.

Он прожил столько веков, и не перестал удивляться тому, как все в мире взаимосвязано. Но философствованию рано или поздно приходит конец, а жаль, это, пожалуй, единственное, что не успело ему надоесть.

– Ты слишком эмоционален, Фэлл, в твоем-то возрасте нельзя так волноваться, – пренебрежительно фыркнул Рилайн. Лишь неторопливое постукивание трости по ворсистому ковру выдавало его напряжение.

– О, дорогой Рин, – отвечал ему в том же тоне Феллин, – ты не понимаешь преимущества возраста. В моем возрасте можно все, в том числе волноваться и не скрывать этого. Тем более все равно плохо выходит, как у тебя, например.

Наимил отщипнул от светло-желтой грозди, лежащей среди прочих на блюде, виноградинку, покатал подушечками пальцев, ощущая прохладцу и сочность ее мякоти, положил в рот, посасывая, позволяя сладкой жидкости растечься по языку. Вкусно, очень вкусно. Стоило присмотреться к Карту раньше, ой непростой он лейден.

Наблюдая за ним через большие окна гостевых комнат, расположенных в центральной, Серой, башне Аккелона, он краем уха прислушивался… ко всему. На что – что, а на слух, он никогда не жаловался.

– Рамидар останется до конца мероприятия. После праздника мы заберем его с собой в Алакантэ, ему есть что рассказать. А нам есть что добавить.

За главой клана всегда оставалось последнее слово. Феллин и Рилайн тяжело выдохнули. Один как всегда стоял у камина, подбрасывая дрова, ворочая кочергой угли, второй, не меняя позы, сидел в кресле спиной к окну.

– Мы с вами прекрасно понимаем, что сумма его векселей смехотворна. Да, он стоял в начале целой цепи событий, осознанно или нет, но не он один. Сейчас, когда наступают Зимние Жатвы, у нас каждый на счету, и Рамидар – хороший боец, и, – тут Наимил обвел руками помещение, – наместник.

Что касается Эррнгрид, – тут он поколебался, – дадим ей самой выбирать. По крайней мере, еще ни одно из ее решений не оказалось провальным.

Ее дед Шэйтардт мертв, но ведь для нас это никогда не было проблемой. – Глаза раайэнне странно блеснули, а по лицу пробежала серая тень, на мгновение все звуки стихли, словно кто-то совсем – совсем недобрый заглянул в окно. – А вот с Кассиддином я бы пообщался лично. – Он многозначительно взглянул на мастера над вестями. Тот его понял.

***

Гости съезжались в Замок. Порядка ради два первых дня решили отвести под эльфийские делегации. Первый день – дань королевской крови, второй – драконьей.

Все оставшиеся дни – людям, сколько дней в этом году Белое солнце запланировало уходить, не берется предсказывать никто, поэтому рисковать своими жизнями эльфы благоразумно отказались.

Гномы, живя столько лет по соседству с раайэнне в Герриндоре, приезжать в Обитель не захотели, вот еще, такое разорение. Зима – сложный период, к зиме надо готовиться дома.

***

Несмотря на то, что каа-либу утратили своих владык много веков назад, спеси и надменности они не растеряли.

Наимил, Феллин и Рамидар по традиции встречали оставшихся в Ран-Тарре потомков властителей у Черных Врат – единственного разрешенного портала, находящегося на Звездном материке. Раз там никто не жил, то в случае прорыва никто и не пострадает.

Имя умника, назвавшего порталом черным, кануло в бездну. Черным он никогда не был.

Портал представлял собой ослепительный свет самого яркого созвездия на Южном полушарии Ран-Тарра – Красного Стрелка, стянутого и уплотненного волшбой, свет был осязаемым, был теплым и пах молоком с медом. Смотреть на него было невозможно, поэтому его окружили высокими стенами и потолком, которые как раз на контрасте с белым виделись темными.

Феллин не одобрил решение Наимила оставить Рамидара до конца мероприятия, ожидая поддержки со стороны Рилайна, но тот воздержался от однозначного ответа. Тогда, по-хорошему, и Эррнгрид надо бы отправить в Алакантэ под стражей, как сестру организатора финансовой схемы…

– В общем, здесь так все запутано, давай подождем, Фэлл, – просительно произнес Рилайн. Сейчас им нужно показать сплоченность и единство. И много чего еще.

Итак, первые каа-либу прибыли. Из всех эльфов они одни могли смотреть на свет несколько мгновений, не зажмуриваясь и не вытирая слезы.

У каа-либу была сложная иерархия, они выбирали правящую семью внутри своего клана по силе магии и золотому оттенку радужки. Правящая семья устанавливала законы на территории Герриндора, вершила правосудие, занималась благотворительностью, передавая бразды правления следующей семье.

Участвовать в выборе правящей семьи могли и лейдены, поскольку обладали схожими магическими способностями.

У роунгарров и раайэнне, получивших независимость после гибели последнего короля, были свои властные структуры, законы каа-либу они принимали с поправками и оговорками. В случае роунгарров поправки и оговорки занимали целые тома.

Правящая семья приехать не смогла, но зато прислала своего официального представителя.

Молодой каа-либу был хорош собой, златоглаз, златоволос, в золотой одежде и с золотой тростью с набалдашником в виде орла.

Легкой походкой, почти не заметив тяжелого перехода и возникшего приступа тошноты и головокружения от переизбытка магии, он подошел к раайэнне, в небольшом, но учтивом поклоне, склонил голову и улыбнулся:

– Аариэн Диштейн, потомок наследного принца Аариэниэля Дитангола, безмерно рад почтить своим вниманием круглую, хоть и весьма небольшую дату основания вашего клана. Тысячелетие – это, несомненно, стоит того, чтобы отпраздновать.

– Несомненно, – лояльно ответил Наимил юноше, он не стал напоминать, что тысячелетие они празднуют для людей. Для эльфов его клан существует с самого основания универсума. – Прошу, указывая на пегую лошадку в яблоках.

Наимил поехал с Аариэном, остальные каа-либу и раайэнне перемешались между собой.

В последующие дни приезжих было так много, что верхушка клана не успевала возвращаться из Аккелона к приезду следующей делегации, поэтому встречать гостей поручили и Эррнгрид, и Каринэлю, досталось и Доре с Мирэйном, близнецам и много еще кому.