Текст книги "Все драконы любят апельсины (СИ)"

Автор книги: Уна Лофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 12. Без указания, места, времени и героя

(Заметки сделаны на полях дневника Рилинна невидимыми чернилами другим почерком с устаревшими нижними и верхними диакритическими знаками).

По всей видимости, дописывать его историю придется мне, обезьяне с косичками. Когда Рилинн подрастет… подрастет заново, и сумеет это прочесть, то я узнаю о себе много нового. (Рисунок грустного смайлика).

Мы с Колди нашли Рилинна в зарослях пожухлой травы и ядовитого плюща, проевшего брешь в кирпичной кладке стены заброшенного дома. На вид мальчику было не более пяти лет, и он не сразу меня признал.

Его сознание, несмотря на то, что отчаянно сопротивляется, не может противостоять физической оболочке, которая без защиты его клана слабеет, а шойкуне только усугубляет положение. Его винить не за что. Согласен с земными философами – физическое бытие определяет все: сознание, в первую очередь.

По-моему, он не мог вспомнить, как он сюда попал. Колди так вообще оторопел и долгое время думал, что это морок.

Я знаю, что мальчишка всегда нелестно обо мне отзывался, обезьяна с косичками – это еще даже не самое обидное прозвище, которое он мне дал, но мне всегда почему-то было жаль его. Потерять отца и мать, а затем утрачивать разум, превращаясь обратно в несмышленыша – такому не позавидуешь.

Либо леди Ри упустила этот момент, что маловероятно, либо просто не сочла это важным для себя, но парень явно что-то искал в шойкуне, я был прав, о чем выяснил много позднее.

Все по порядку.

Впервые в жизни мне доводится вести дневник, чужой тем более, и теперь, сидя в своем коттедже у леди Ри, глядя на косые плети дождя поздней осени, слушая потрескивание сырых поленьев и отпивая грог с южными пряностями, пахнущими теплом и солнцами, а их на Южной части Ран-Тарра целых три, я не знаю, с чего начать. И надо ли начинать вообще.

Должен ли я пересказать только факты или все-таки, получив в жизни такую возможность, высказаться открыто, зная, что это никто никогда не прочтет?

Вести ли линию Рилинна или свою – огненного элементаля по имени Джуно?

***

Я отчаянно и безнадежно влюблен, и это ясно всем, кроме нее. У ее окружения хватает ума и такта об этом не говорить, а то бы это осложнило и без того сложные отношения. Если бы можно было изменить условия сделки, но нет, между такими сущностями, как я, и живыми существами Ран-Тарра, сделки нерушимы. За ними наблюдают совсем-совсем другие… в общем, не здесь и не сейчас.

Вернемся к ее поручению – покопаться в ледяных останках зверя. Леди Ри права в своих сомнениях, это не возмущение среды, вызванное убийцами. Зверю приглянулась кровь дракона и теперь он почувствует неутолимую жажду к тягучей и большую часть времени красной жидкости.

Коэльдан, сын этого напыщенного наместника, который за все время нашего пребывания в Аккелоне обратил на меня внимания не больше, чем на соринку в углу, не сводя своих масляных глаз с роунгарри, оказался на редкость неплохим пареньком. По крайней мере, старательно делал вид.

Молчать с эльфами мне всегда нравилось, хорошо, уютно. Не то, что с людьми. Люди в моем молчаливом присутствии нервничают и напрягаются, начиная нести всякую чушь, лишь бы заполнить словами пространство между нами.

Им кажется, что обрушивая на меня сокровенное, они проявляют ко мне уважение и доверие. Но на самом деле, о чем бы они ни говорили, они говорят о себе, своих проблемах, знакомых, снова себе и своих проблемах.

Затем, умолкая на три минуты, переводят дух, многозначительно на тебя поглядывая, мол, твоя очередь заполнить вакуум.

– Моя так моя. Делюсь. (Наверное, представилась бы мне такая возможность – поделиться своими проблемами, начал бы со скитания в пустоте и одиночестве).

Никто из смертных не знает, каково это, жить лишь одним бесплотным духом, скитаясь в пустоте миров, ища себе временное пристанище, – начал бы я, а горько вздохнув, продолжил:

– Наш мир мы уничтожили сами, пробуя его на прочность, доводя себя и его – до цепочки термоядерных реакций – высшее экстатическое переживание любого огненного элементаля.

А потом, исчерпав запасы водорода звезды, мир превратился в белого карлика, если верить земным астрономам, я бы, конечно, с ними поспорил, но леди Ри запретила: «Каждый имеет право на свои собственные заблуждения, Джуно». (В этом месте сделан неплохой набросок портрета роунгарри со вздернутой, четко выведенной левой бровью).

Он сколлапсировал, и мы разлетелись вместе с ним ядерными зарядами. Вернуться обратно мы не смогли. Да мы и не рвались, летать огненным роем по вселенным, взрывая звезды, было куда как интереснее.

Эйфория, как это обычно бывает, длилась долго, но закончилась быстро. Уж не знаю, кому пришла в голову мысль, показавшаяся нам всем гениальной – столкнуть две звезды. И мы столкнули. К сожалению, мы не сразу поняли, что массы одной из звезды недостаточно, чтобы взорваться наружу, и они сжались в себя, вовнутрь.

Образовавшееся Черное Око затянуло в себя почти всех моих собратьев, а оставшиеся элементали не смогли преодолеть гравитационное поле Ока, как бы ни старались. В другие миры путь был заказан.

Мне еще повезло, я оказался довольно далеко от места образования Черного Ока, поэтому смог наблюдать за тщетными попытками моих соплеменников уйти из-под его власти. В момент термодинамической реакции часть нашего духа может переселиться в иной мир, если в этом же мире идет точно такая же реакция. Эти реакции создают сквозной проход, делая перемещение нашего духа моментальным.

По всей видимости, в одном из миров шла ядерная цепочка, и меня, промыслом Творца, занесло в незнакомую мне Вселенную.

Думаю, еще нескольким удалось спастись, но за время своих скитаний не встретил ни одного.

В этом месте представляю выражение лица человека – такое туповато-хитроватое, с надеждой ожидающего какого-то знака, чтобы идиотски заржать.

– Даже не знаю, что тебе посоветовать.

– Но это еще не самая большая моя проблема, – важно кивнул бы я своему собеседнику.

– Правда? – встрепенется тот, не зная, как отделаться от сумасшедшего.

– Правда, – отвечу я, не замечая намеков, притворных вздохов и поглядываний в сторону. – Самой большой проблемой оказалось то, что мой дух, без постоянной подпитки в виде ядерной энергии, на производство которой я один не способен – здесь нужны несколько сильных огненных элементалей, стал остывать. В самом что ни на есть прямом смысле. Остывать физически, превращая меня в тлеющий уголек. И вот тут мне пришлось стать тем, кого мы, высшие духи, всегда презирали.

– Кого? – спросит мой нечаянный слушатель, неожиданно для себя проникнувшись историей.

– Падальщиком. Мне пришлось занять умершее тело, чтобы окончательно не исчезнуть во мраке.

Существует множество способов это сделать, можно выбрать понравившийся. Самые сильные падальщики, которых их исконные враги называют кхааграш, занимают еще живого эльфа, обгрызая его разум и дух по кусочку, смакуя и наслаждаясь, как процессом, так и результатом. Это самый ненадежный и рискованный способ. Паразита, внедрившегося в тело хозяина, быстро обнаруживают, и тут возможны варианты, но для кхааграш они плохо заканчиваются.

Для меня он отпал сразу. Ну, выгонят меня из эльфа, предварительно траванув ядом, как гонят крыс и тараканов, я начну остывать в разы быстрее, тем более что приличную часть энергии я уже потратил на размещение и обживание «нового дома».

Тут мой слушатель закивает головой, якобы понимая, о чем речь. Вот с людьми всегда так. Сперва они строят из себя дураков, для которых сложным является даже собственное имя (иначе чего ради они себе клички придумывают), а проходит пара часов, и перед тобой профессор, разбирающийся во всех тонкостях процесса. Ну-ну.

– Мне нужен был более верный путь. С долгосрочной, желательно, пожизненной, перспективой.

Тело добровольца. В смысле добровольно отдавшего тебе свою плоть человека, или еще лучше эльфа. Тогда может получиться интересная заварушка.

Парень, что отдал мне свое тело, умирал от радиации, обкурившись хташем, строго говоря, конечно, это была не совсем добровольная сделка, но кое-что я для него сделал. О чем поведать не могу, ибо секретность условий сделки обязательна на всех уровнях.

– Ты еще легко отделался, – обдумав услышанное, заявит со знанием дела человек, и, широко улыбнувшись, хлопнет по плечу. – Промочим горло? Что любят огненные духи? Я угощаю, за такую историю не жаль самого выдержанного гномьего ртыза.

– Лучше арх-ртыза.

– Губа не дура. Пусть будет арх-ртыз, не знаю, вызовет он твою ядровую реакцию (и тут я даже не стану его поправлять), но ты точно перестанешь остывать, может, и согреешься.

Так, наверное, могла бы закончиться эта история с нежданным слушателем, если бы на месте Колди был человек. Или Колди был человеком.

Но в этот раз все вышло по-другому, поэтому мы молча отдались азарту скачки. Когда леди Ри отправилась на Западную часть стены, собираясь перебрать драконьи сокровища, мы с Коэльданом уже седлали коней и стремительно выезжали через боковые ворота знакомым маршрутом.

Не разделяет моя белая госпожа моего увлечения к лошадям, да и с чего бы ей разделять чьи бы то ни было увлечения? Птица… Дракон высокого полета.

Ехали мы быстро, и уже через пару часов показались развалины гарнизона, внутрь я заезжать не стал, направив коня прямо к ледяному обрыву. Коэльдан ехал за мной. Спешившись, я начал изучать возможный маршрут спуска.

Здесь стало еще холоднее, и, несмотря на то, что я почти никогда не мерзну, не отказался бы от шерстяного свитера. Который с удовольствием напялил на себя Колди.

– Подождать тебя наверху? – вежливо поинтересовался Колди. – Сварю чаю в котелке.

– Идет, – быстро согласился я.

Обмотавшись, как и в прошлый раз петлями, через грудь и бедро, я стал спускаться. Достигнув выступа, на котором валялись замороженные куски зверя, отвязал веревку. В своей доледяной жизни зверь был большим. Не огромным, а просто большим – два человеческих роста и действительно напомнил разозленного гризли из северо-западных лесов США.

Туша, превращенная вэйрашем в лед, при падении раскололась на две части, от которых отлетели части поменьше, массивное бедро, лапа. Еще одна упала почти на самое дно ущелья, еще две находились чуть ниже пары ярдов, пятая нашлась за ближайшим камнем, тоже частично покрытым свежей коркой льда.

Сколько же лап у этого чудища? Обойдя дважды по периметру, и даже спрыгнув вниз к ручью, благо он был тут, совсем рядом, я насчитал восемь лап, как у членистоногого. Лапы были разного размера и вида, одни были похожи на медвежьи, а две другие, находящиеся сразу под мордой напоминали скрюченных эмбрионов. Присмотревшись к ним повнимательнее, я увидел по два выпуклых нароста.

Лед мешал мне разглядеть их лучше, но, проведя лезвием охотничьего ножа по наростам, соскабливая с них хрусталики льда, я смог убедиться в своей первоначальной догадке. Это глаза. Глаза на лапах или, точнее, лапках. Поковыряв глаза уже себе, я долго стоял рядом, ни на что не решаясь.

Ледяная шерсть топорщилась острыми иглами, не придумав ничего лучше, я снял с руки перчатку из тонкой кожи и потрогал кончик иглы. Холодный и острый.

Зачем же леди Ри меня сюда отправила? За пулей. Ворочая глыбы льда в поисках продолговатого кусочка металла, я чуток разогрелся. Не настолько, чтобы тело начало гореть, но уже ощутимо, чтобы снять с себя одежду. Интересно, смогу ли я, расплавить лед вэйраша? Но экспериментировать не стал. Мало ли, а вдруг расплавить смогу, но и я расплавлюсь сам?

Осторожно осматривая полукруглые части и переворачивая их с одного бок на другой, я наткнулся на замороженный ручеек бурой жидкости, вытекавший за правым ухом. Таких ручейков больше нигде не было.

Сняв с пояса скальный ледоруб, я размахнулся и силой воткнул его в то место, куда предположительно вошла пуля. Лед треснул, но позиции не сдал. Через полчаса усиленных маханий ледорубом я наконец-то добрался до заветного места – пуля засела глубоко в мозгу зверя, но неудобств, судя по тому, сколько он еще прожил, не причинила.

Пуля была выпущена из пистолета серии "Colt 1911", стоявший на вооружении армии и полиции США.

Неужели шериф попал? Леди Ри уж точно не обрадуется известию о том, кто был ее спасителем. Недолюбливала она местную полицию. С другой стороны, она никого недолюбливала. Если бы меня спросили, кого она долюбливала, я бы затруднился ответить.

Достав вожделенную пулю, я бережно спрятал ее в кусочек ткани и убрал подальше во внутренний карман.

Одевая обратно куртку из кожи черного дракона, я еще раз смог убедиться в остаточной магии звероящеров. Куртка быстро нагрелась, а отдавала тепло довольно долго, удобная вещь. По большому счету, мне тепло было не нужно, но это сейчас, что будет через сто-двести лет, никто не знает, поэтому я старался рачительно подходить к запасам своей энергии.

И в виду этих соображений, не мешкая, двинулся обратно. То есть подтянулся, зацепился руками за выступ и полез наверх. Ползти вверх было несоизмеримо тяжелее, чем спускаться. Я быстро устал и вымотался, человеческое тело просило отдыха, но отдыхать на промороженном насквозь камне было глупо, и я потащился дальше, грея руки за воротом куртки.

Услышал я детский плач, находясь ровно посередине ледника, плач был громкий, надрывный. Так плакал ребенок, отчаянно и безнадежно, усиливая своим маленьким горлышком и связками звуки. Плач не только не затихал, но усиливался, и мне пришлось поторопиться. Всегда считал себя спортивным, но когда-нибудь всегда наступает он – этот момент, в который ты думаешь о возрасте. А еще о том, чтобы найти этого сопливого засранца и надрать ему зад.

Последний отрезок пути под рев ребенка показался очень сложным, голова плохо соображала, а руки не слушались, пару раз я поскользнулся, поставив кончик сапога на шатающийся уступ, и треснулся щекой о камень, еще пару раз ударился носом, в ушах звенело, пальцы свело судорогой.

Я полз и думал, почему ребенку не надоест кричать, кричит и кричит, и будет кричать, пока кто-нибудь не подойдет, не приласкает.

Хвала небесам, Колди был неподалеку и помог мне залезть. Переглянувшись, мы, не сговариваясь, бросились на крик. Колди лихо вскочил в седло, а я тоже хотел, но с дрожащими от натуги ногами, получилось только на третий раз. Спасибо и на этом.

Промчавшись за эльфом знакомой дорогой, я успел отметить, как изменилась природа в ожидании наступления зимы. Ей точно было неуютно, наверное, если бы было можно, она бы покинула эти места, оставляя за собой лишь пустоту, хотя пустоте тоже вряд ли бы здесь понравилось, уж слишком гиблыми и мрачными выглядели кустарники, пожухлая трава, облетевшие листья вперемешку с еще зелеными побегами и невзрачными поздними цветочками.

Последние дни уходящего белого солнца – самого далекого к нам светила совсем скоро, их нельзя точно спрогнозировать, можно лишь определить по косвенным признакам. Совсем как возраст.

В Ран-Тарре становится темнее, дни короче, в Южном полушарии холодает, не сильно, но местные всегда долго и нудно ноют на промозглые вечера и короткий световой день.

В этом мире тоже не жаловали зиму, только на Земле я сумел убедиться в том, что и ей можно найти применение и даже удовольствие.

Отмахивая ярд за ярдом, я все думал смог ли я бы так долго орать, и пришел к выводу, что нет, не смог. Мимо тенью проскользнули развалины старого гарнизона, бывшего в Ран-Тарре вполне себе жилым домом, до изгнания Обители.

Там жила семья, родился ребенок, но в какой-то момент что-то пошло не так и дом вырезали вместе с раной и гноем, погиб ли ребенок – не знаю. А вот его мать погибла сразу. О ней напоминали только обои в розовый цветочек и грустная песня ветра, завывающего в щелях печных труб.

В Ран-Тарре остались воспоминания о доме, о тех, кто там жил, такие тонкие мысли-паутинки, опутывающие это место незримым коконом, и если потянуть за паутинку, то можно, минуя Черные Врата – основной портал, находящийся на Звездном материке, попасть прямиком в Обитель, к месту, куда мы сейчас несемся сломя голову. Лошадиную, разумеется.

Лошади сами скакали на крик, им тоже не терпелось увидеть нарушителя тишины. И мы его увидели.

Рилинн. Мальчишка проник в Обитель сам, выудив из моей головы воспоминания об этом месте. По тайной тропе в шойкуне, ведущей по обрывкам памяти, пришел сюда к гарнизону, а придя сюда и затратив часть энергии, снова помолодел, если можно так выразиться и забыл о цели своего прихода. Дядя его погиб, в смысле погиб окончательно еще в наш первый с леди Ри день.

Хотя раайэнне не даром являются служителями Бесцветной Девы: могут умирать по нескольку раз.

Парень орал что надо, окосев от крика, мы с Колди медленно подошли к нему. Я опустился перед ним на корточки и взял на руки, что-то нашептывая, прижал к груди. Рилинн, хоть меня и не узнал, возражать не стал, потому что довольно быстро заткнулся. От куртки шло тепло, и эльфенок не стал возражать.

Колди все время недоверчиво косился на малыша, боясь, что он вот-вот проявит свою двойную сущность, то есть отрастит когти, зубы, глаза сменят серо-зеленый цвет на черный, и он вопьется мне в горло, туда, где вовсю пробивается жесткая синева щетины и бьется едва заметная голубая жилка.

Обратно я шел, неся маленькое тельце карапуза, а Колди вел конец под уздцы. Хотелось попить чаю из котелка, и подумать, что теперь делать дальше.

– Его нельзя здесь оставить, он без кхаари, на исходе осени, – негромко сказал Колди, услышав историю Рилинна. Видно было, что судьба мальца ему не безразлична. – Но и отправить восвояси не получится, надо посоветоваться с отцом.

***

Посоветоваться не получилось ни в этот день, ни на следующий. Драконьи скалолазы вернулись только через две недели, прямо к празднику, но без Лирна и Эдо. И наместника, ждал еще один, помимо Рилинна, неприятный, но ожидаемый им сюрприз.

Глава 13. Рамидар и Илэнин. (тридцать пять лет назад)

Он точно не помнил, как это все началось. Единственное, мог с уверенностью сказать, что мелочи отметили появление перемен. Его Илэнин, после последнего посещения Обители, где она, будучи одной из Бесцветных сестер, ухаживала за больными и провела несколько зим подряд, сильно изменилась.

Он приехал за ней в Серый Порт, куда приезжают парусники каа-либу и забирают всех эльфов, возвращающихся домой и прошедших Черные Врата, и не узнал.

Она и не она. Высокая и худая раайэнни, с загадочным блеском черных глаз и темными прямыми волосами, убранными по традиции его клана в косы, была лишь бледной отражением той Илэнин, которую он когда-то встретил и полюбил, той Илэнин, которая подарила ему троих детей, той, которой он поклялся в любви до смерти.

Нет, серой тени, которая покровом витала над умирающими, над ней не было. Но что-то было не так. Он отмахнул от себя дурные предчувствия, слушая заходящееся от радости и полета сердце. Она здесь, с ним – его жизнь и его смерть.

Она, плавно поднявшись на древний каменный пирс, видевший все зари Ран-Тарра, остановилась. Не двигаясь, не делая шага навстречу, просто стояла, ждала и смотрела на приближающегося мужа. Он подошел к ней вплотную, взял из рук тяжелый саквояж, поцеловал, она не ответила на поцелуй, лишь сдержанно улыбнулась.

Крик чаек показался ему тоскливым и отчаянным, они все кого-то звали и звали, а этот кто-то совсем не спешил откликаться. Чайки не унимались, а сильные порывы ветра старательно вытягивали тепло. Стоять на пирсе становилось неуютно.

Обычно перед возвращением домой, на теплые берега Лимирии, к нежному песку пляжей и тропическим фруктам, они останавливались на несколько дней в маленькой гостинице в Сером Порту, наблюдая с террасы за тем, как опытные мореходы лавируют среди опасных зубцов скал и подводных течений, выводя свои судна за горизонт и направляя их в Герриндор, Эйаггер-Фьордур, к Южным Драконьим островам.

Холодные муссоны не добавляли привлекательности этому городишке. Но тут супруги Бриэльд были счастливы: много спали, много ели, много смеялись.

В этот раз все было не так.

Спешно покидая Серый Порт на трехмачтовом паруснике золотоглазого капитана Треймара Дисмара «Месть короля Арендиля», Рамидар и Илэнин будто чужие стояли на корме, вглядываясь в горизонт и слушая пронзительные голоса предвестников бури.

Выйдя из бухты и взяв курс на Лимирию, корабль уверенно рассекал тяжелым носом зеленые волны южных морей, лишь изредка колеблясь и задерживаясь на черных отметинах – шойкуне, шедших по морскому дну.

Наблюдая за Илэнин, Рамидар с тревогой отмечал произошедшие с ней перемены, упущенные на радостях долгожданной встречи. Серый цвет лица, беспокойные руки, терзающие краешек накидки, костлявое тело, плотно сжатые искусанные губы, лихорадочный блеск в глазах – все говорило о том, что это не Илэнин, но Рамидар не переставал искать близкие и знакомые черты в незнакомой теперь и, в тот момент он себе в этом не признался, навсегда эльфийке.

Вот они уже совсем-совсем скоро сойдут на берег в порту неподалеку от Лимирии, и она будет дома. Там ее вылечат, выходят, откормят, дадут травяных настоев, отваров, свежевыжатых соков теперь уже редких длирмов. Никогда еще плавание не казалось ему бесконечным, и никогда еще он не хотел возвращения домой, как в те минуты.

«Месть короля Арендиля» был живым кораблем, построенным из древесины живых деревьев, а значит, мог чувствовать настроение, мог радоваться и мог огорчаться. Рамидар знал, что корабль все понимает, и что он делает все возможное, чтобы скорее высадить чету раайэнне, но противный ветер и непредсказуемая погода мешали продвижению вперед.

Когда спустя считанные дни плаваний, показались белые песчаные пляжи и каменные домики с высокими красными крышами, утопающими в зелени и цветах, корабль довольно загудел, и Рамидар его похлопал по гладкому отполированному поручню. Корабль откликнулся на ласку: по нему пробежала дрожь.

Усадив жену в спущенную на воду шлюпку, Рамидар тихонько провел пальцем по темному борту корабля, отмечая, что ни водоросли, ни ракушки, ни океанская соль, ни морские чудища ни на дюйм не повредили его бока и днище.

Знай он, что больше не увидит живое чудо магии каа-либу и лейденского дерева, задержался бы подольше. Но тогда Рамидар торопился домой, надеясь, что еще не слишком поздно помочь Илэнин, зараженной пока неизвестным им видом кхааграш.

***

Дети встретили ее настороженно, почуяв настрой матери. Но она их обняла так крепко, как смогла.

Старшие Коэльдан и Алана, уже отделившиеся от Илэнин и более в ней не нуждающиеся, отнеслись к ее новому облику равнодушно, и даже холодно. У них были свои заботы, свои планы, свое будущее. И это сильно задело Рамидара. Младший Ирилин привыкал дольше всего, но со временем и он принял случившееся как факт.

Жизнь с ее возвращением должна была войти в привычное русло, но не вошла, и дело было не только в Илэнин.

Всех раайэнне коснулись перемены. Верховный Совет клана Возлюбленных Бесцветной Девы уже много лет ждал возвращения своих эльфов домой, в Герриндор, на свои исконные земли, и только старейшины Фриарина сопротивлялись до последнего, находя то одни причины, то другие. Никому не хотелось бросать обжитые места и благоустроенные дома, менять теплый климат на мрачный туман Алакантэ.

Поэтому тревожно было не только у Рамидара. Веселый и радостный брат-близнец столичной Омаа-йи, главного эльфийского города Герриндора и вотчины всех эльфийских королей, скуксился и затих.

Никогда не знавший печали и забот, Фриарин (в переводе с общеэльфийского «Теплый Бриз»), неожиданно предстал перед Рамидаром и Илэнин суровым и жестким, готовый к вызову времени. Рэм поймал себя на мысли, что они покинули Серый Порт несколько дней назад, и вот они здесь снова в Сером Порту.

Неймарс Тон Гольд, уже немолодой и седовласый раайэнне с едва-едва наметившимся брюшком, принял Рамидара в своей Белой резиденции почти сразу по его возвращении, молча выслушал и безоговорочно отправил супругов Бриэльд в Алакантэ, написав сопроводительное письмо.

Ему не надо было ничего объяснять, до него доходили слухи из квартала, в котором жили представители их клана.

Некогда приветливая и дружелюбная Илэнин вдруг стала всех раздражать. В ее присутствии начинались мелкие споры, кисло молоко, портились овощи, ломалась мебель, бились стекла, гибла скотина, жалобно выли собаки.

Поначалу никто не связал бытовые неурядицы и мелкие вспышки ссор с вернувшейся из Обители Бесцветной сестрой, но раайэнне были наблюдательны и проницательны. Догадались, кто нарушает течение жизни.

Нет, Илэнин не умирает, и ее родовой кхаари за время суровых Зимних жатв не поврежден, но ей нужна помощь Верховного Совета клана, возможно, понадобится рекан кого-то из самых старых раайэнне, если такой существует, Рамидар использовал свой давным-давно, а подходящего именно Илэнин у молодых членов общины рекан не было.

Все верно, не каждый раайэнне мог использовать свой рекан, чтобы спасти или исцелить умирающего. Раайэнне долгие годы взращивали свой дар тяжелым трудом, чаще всего в Обители, где их способности и знания оттачивались в вечной войне добра и зла. Чем старее и выдержаннее рекан, тем более сильного раайэнне он мог исцелить и вернуть к жизни.

Незрелый дар мог помочь лишь в самых легких случаях. Какой случай у его Илэнин?

***

– Дай ей время, – тихо проговорил Наимил, можно сказать, прошептал, но Рэм его услышал. Они стояли на Площади туманов в Алакантэ и всматривались в плотную завесу серого цвета, один – напряженно, другой – спокойно и равнодушно. – Илэнин выдержала Зимние Жатвы, она выйдет, но не сейчас, и не завтра.

Рэм теребил ее кхаари в виде змейки, свернувшись клубочком, она мирно посапывала на его запястье в ожидании хозяйки. Ничего не ответив главе клана, Рэм тяжело вздохнул и нехотя побрел в дом дальней родственницы Аррейн Ван Дорс.

Прошло уже более трех лет с тех пор, как Илэнин, оставив кхаари мужу, вошла в туман на площади. И больше не объявлялась.

Рамидар за это время перевез детей к тетке в Алакантэ, отремонтировал ее дом, находящийся в третьем южном луче, восстановил небольшой садик с поросшим ряской прудиком, запустил туда золотых карпов, и даже стал часто наведываться на Восточное побережье в Новый Роунгаррион, наблюдая за ходом строительства и отделочных работ.

Денег ледяные драконы на свои дома и дороги не жалели. Поговаривали, что на строительстве не заработал только ленивый. На голом участке вдоль океана вырастал город, поражающий своей северной красотой и замораживающим великолепием.

Он поднимался медленно, царственно разворачивая драконье тело на неудобных ни для кого, кроме звероящера, острой гряде камней и твердых скальных пород.

Морда города-дракона смотрела на север, встречая гостей города раскрытой пастью, одно крыло утыкалось в океан, другое зажимало западные леса, хвост, причудливо свернутый кольцами, огибал побережье.

Даже летом там было прохладно, вдоль океанского крыла высились серо-голубые виллы и особняки богатеев, за ними прямыми линиями стояли дома попроще, хотя их простота была относительной и завуалированной. Стоимость такого жилища была немногим меньше дворца.

Он вдруг стал замечать, что старается найти малейший повод, чтобы вновь попасть в Новый Роунгаррион. Даже кратковременное пребывание в городе приносило облегчение, магия и сила присутствующих здесь роунгарров замораживали его чувства, даря маленькие передышки.

За своими тяготами и бесконечным ожиданием Илэнин он утратил чувство реальности, разбираться в большой политике ему не хотелось, он стал подумывать о покупке своего дома, но выяснилось, что для раайэнне места там нет.

Теперь, чтобы поселиться за пределами Алакантэ, каждому раайэнне требовалось личное приглашение, заверенное подписями и печатями главы поселения или общины. Надо ли говорить, что приглашать раайэнне никто не стал. Им пришлось тесниться в своем синяке.

***

Судьбоносная встреча произошла весной, когда все цвело и пахло, пахло и цвело. Небо, трава, деревья, и даже нагретые солнцем скалы благоухали.

Весне радовалась каждая песчинка на дороге. Она тоже готовилась цвести и пахнуть, пылинку не смущало, что ее суть на это неспособна. Это же весна, весной творятся чудеса!

Он обратил на него внимание, потому что невозможно было не обратить. Предпочитая верховую езду передвижению в экипаже, Рамидар всегда останавливался на крошечной полоске песчаного пляжа, сбоку ее поджимали утесы и скалы, здесь скоро проложат дорогу вглубь Герриндора, заморозив песок, землю и поля, часть вырубленного леса, но пока строители до нее доберутся, у него еще есть время насладиться первозданной природой и северным океаном.

Он по-своему был прекрасен, его родное, теплое и ласковое море, омывающее все острова Лимирии, всегда манило и приглашало освежиться. Северные океаны радушием не отличались, впрочем, кажется, тот, кто сейчас купался, на это и не рассчитывал.

Спрыгнув с коня, недовольно всхрапнувшего, почуяв дракона, Рамидар восхищенно смотрел за тем, как молодой светловолосый роунгарр выходит из воды, ловко перебираясь через большие волны.

Завидев незнакомого эльфа, роунгарр широко улыбнулся, кивнул, и не спеша скрылся за песчаной дюной. Его морозостойкость объяснялось просто – наличием костюма из кожи белого дракона, сидящим так плотно, что Рамидар невольно вздрогнул и поморщился: змеевидное тело смотрелось завораживающе и отвратительно одновременно. Каждая ледяная чешуйка переливалась на солнце таким спектром цветов, что смотреть долго не получалось, яркие краски слепили глаза.

Драконья слепота. Белые драконы ослепляли своих жертв перед нападением, а затем, выпуская струю ледяного пламени, замораживали добычу, откусывая потом ее по кусочкам и припрятывая остальное на черные дни.

Впрочем, нападать и морозить молодой роунгарр не собирался, выйдя из-за дюны, протянул руку Рамидару, здороваясь:

– Кассиддин.

Рамидар был… удивлен и польщен. За руку с раайэнне здоровались только раайэнне, все остальные эльфы предпочитали иные способы приветствия, держась от раайэнне на расстоянии.

Потому что, возлюбленные Бесцветной Девы убивали, в том числе и прикосновением. О чем, молодой роунгарр, хотя возраст его скрадывался за счет светлых волос и кожи, прекрасно знал.

В его поведении не было страха, который испытывают живые существа, инстинктивно чувствуя опасность, не было заискивания или лести. Это было приветствие, которым мог наградить равный равного. Да, они были из разных кланов, но что с того? Поздороваться, что ли, теперь нельзя?

Рамидар ответил. Рука роунгарра была теплой, рукопожатие крепким. Глаза смеялись, на лице играла белозубая улыбка, и, тем не менее, Рамидар готов был поклясться, что за всем этим дружелюбием стоит холодная змеиная расчетливость.