Текст книги "Все драконы любят апельсины (СИ)"

Автор книги: Уна Лофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава 9. Обитель изгоев. Аккелон. Каринэль

Мирэйн с неприязнью разглядывал пустую комнату, в которой кроме кресла у камина, растрескавшегося комода из некогда благородной вишни, а также затерявшейся в пыльном и жутковатом углу кушетки неясной расцветки в блеклый цветочек, ничего не было.

Следопыт, наблюдая за реакцией Мирэйна, про себя усмехнулся, зачем ему дорогая мебель и вся эта мишура, если его вообще в Замке почти не бывает.

После того, как эльфы открыли подрагивающим голубым Обрыв, который оказался ничем иным, как точкой Сотворения Мира, Обитель сильно преобразилась.

Еще вчера или позавчера он был уверен в том, что он знает самый неприметный уголок, карты не надо, он с закрытыми глазами проведет небольшой отряд и через горный перевал на север, и густой лес к людскому порту.

А теперь каждый день появляются горы, пригорки, корявые сухие деревца, земляные валы, озера с темной, непрозрачной водой, руины совершенно невозможных строений, остовы древних кораблей, кости огромных чудовищ, мощеные не пойми кем и когда дороги с черным бугристым покрытием.

Иногда ему слышится шум океана, а иногда его манят дивные птицы своими нежными голосами. Это уже не тот мир, каким его узнал Каринэль. Узнал и… полюбил?

Карты переделывались сперва раз в месяц, теперь раз в неделю. Скоро понадобится целый штат картографов и географов. Люди в своем Сером Порту болтали, что видели целый материк. Но люди есть люди, что они могут видеть своим кротовьим зрением!

Каринэль предложил Мирэйну занять кресло у камина, а сам отошел к комоду, наклоном головы и едва заметным жестом руки уточняя, будет ли его собеседник что-нибудь.

– Давай ты мне скажешь, зачем ты меня позвал, а я решу, что пить? – прокаркал Мирэйн, он быстро освоился в личном пространстве следопыта, и даже кресло стало не таким жестким, как показалось ему сначала.

Вместо ответа, Каринэль вытащил из-за пазухи зеленоватого камзола небольшой продолговатый конверт серого цвета с темно-красной печатью посередине шва.

Мириниэль его понял без слов, теперь Каринэль вместо Рэма управляет делами общины и передает ее обитателям, вольным и невольным, вести с Большой Земли. Мирэйн нахмурился, вести были плохими. Это было видно по самому конверту, его наполнению, печати, всему. Он вздохнул.

– Есть у тебя гномий ртыз?

Вместо ответа Каринэль открыл тяжелые дверки комода, достал из дальнего угла пыльную бутыль из синего стекла и плеснул жидкости себе и Мирэйну; один стакан протянул ему, оставив тяжеленную бутыль на полу, с другим прошел в тот самый пыльный угол и, распугав пауков, сел на кушетку.

Молчать он умел также хорошо, как искать следы. И его чутье следопыта говорило, что Мирэйну нужны уши, а они у него есть. Мирэйн стал совсем старым, плохо скрывает эмоции, а досадой несет за милю…Но ему нельзя начинать разговор первым. Ни в коем случае.

– Конверт с печатью Верховного Совета, – прокомментировал Мирэйн очевидное, сделав затяжной глоток. – Плохо дело.

– Ты даже его не открыл…

– Не открыл, может, ты?

Каринэль принял послание не сразу:

– Уверен?

– Уверен, давай, не тяни.

– Сними печать.

Мирэйн сделал легкий, почти незаметный пасс рукой, красная печать осыпалась на пол черной крошкой, которая исчезла под порывом неведомо откуда взявшегося ветра.

Каринэль достал содержимое конверта и пробежал глазами:

– Прошение о Помиловании удовлетворено, ты можешь вернуться… домой.

– На кой оно мне? – ничуть не удивившись содержанию конверта, бросил Мирэйн, делая большой глоток голубоватой жидкости. – Сейчас, когда все стало так удачно для меня складываться, когда мы все готовимся к празднику, когда роунгарри просила описать свои мемуары, когда…

– Мемуары можно писать и на Большой Земле.

– Да, но здесь лучше.

– Вот как? Что же, я могу в своем ответе написать, что ты здесь нужен, не вдаваясь в детали причины. Допишешь, а там, после Дня Открытых Дверей – решишь сам.

– Ты можешь? – удивленно воззрился на него старый раайэнне.

– Мемуары нужны мастеру над монетой, – Каринэль намеренно не назвал Эррнгрид по имени, – значит, они нужны клану. – Пока Рамидар отсутствует, обязанности по управлению делами общины возложены на меня. Правила ты не хуже меня знаешь.

– Не будешь дожидаться Рэма?

– Почему же, подождем, но если его отсутствие будет затягиваться, придется ответить. А то получится невежливо. Как идет работа?

– Идет, вот закончу, дам почитать, – Мирэйн горделиво вскинул голову.

– Не уверен, что смогу оценить по достоинству, лучше кому-нибудь из нашей любознательной молодежи.

– Да что она понимает…

– Говорит, что много, – наверное, пошутил Каринэль.

– Нет, мне нужны опытные, заматеревшие… ценители…

– Там есть что… оценить?

– Есть, – многозначительно пообещал Мирэйн.

Каринэль кивнул и прикрыл глаза. Начало положено.

Глава 10. Обитель Изгоев. Драконья пещера. Эррнгрид

Как, в общем-то верно, подметил Рэм, Эррнгрид очень изменилась за те пару часов, а во времени Замка пару-тройку дней.

Тонкая кожа натянула скулы, загар почти исчез, сменившись привычным многим ледяным ящерам белым цветом, под глазами прочно обосновались фиолетовые круги.

«Моль в обмороке», – мысль скользнула тонкой серебряной нитью и исчезла.

Не сказать, что она любила физические нагрузки, но не могла отдать им должное: мысли пропадали и не возвращались, внутренние диалоги останавливались, концентрация на дыхании и простых движениях, контроль за опорой и страховкой занимали все внимание.

Поэтому неудивительно, что когда она втащила свою ледяную тушку наверх, в голове стояла звонкая пустота. Перепонки постепенно срастались, в ушах саднило и свербило, а еще раайэнне увидели ее кровь в момент частичной трансформации – черно-синяя. Что есть – то есть, черно-синяя или иссиня-черная.

Немного отдохнув в ожидании блуждающих огоньков, Эррнгрид пошла вперед в пещеру.

Пещера как пещера. Она видела сотни таких, когда была в гостях семьи будущего мужа на Южных островах, в качестве невесты, а потом и полноправной жены.

Сердце непроизвольно сжалось, внутри глухо заныло, загудело. Но она усилием, и это далось ей тяжелее, чем подъем, заставила себя перестать… гудеть и ныть. А то невольно начнет думать, чем он сейчас занят и вспоминает ли о ней. Хотя бы иногда. И в какие моменты, а в какие не вспоминает, и почему.

Она слышала, еще будучи в Герриндоре, что он собирается жениться во второй раз – в этот раз на южанке, огненной роунгарри, может, общность их народа, их духа сплотит их больше, нежели ее и…

Она резко выдохнула остатки воздуха и задержала дыхание. Благо то, что тут находилось воздухом, совсем не назовешь. Сильно воняет – это такой легчайший эвфемизм.

Вонь сопровождала все драконьи пещеры. Поэтому перед посещением оных, роунгарры смазывали ноздри сильной мазью с экстрактами эвкалипта и камфоры. Обратная сторона их богатства. Люди говорят, что деньги не пахнут. Очередная глупость – пахнут и еще как! Просто роунгарры привыкли к этому запаху, а у прочих созданий нет такого чуткого обоняния.

Сейчас они шли по длинному проходу, откуда дракон выползает наружу, расправляет огромные в полнеба перепончатые крылья, и, скользя по теплым потокам воздуха, парит. Иногда, когда лучи солнцев, лун и прочих небесных светил падают сквозь крылья – видны врата в иные миры, где нет места никому, кроме ящеров.

По одной из многочисленных легенд ее клана, в отражении перепончатых крыльев на воде или иной блестящей поверхности, можно открыть дверь в другой мир. Правда, как выйти из этого мира обратно в Ран-Тарр, легенды благоразумно молчали, скорее всего, так же, но вряд ли дракон будет парить над водой столько времени, ожидая твоего возвращения и держа дверь открытой. Хотя раньше ручные драконы так и делали.

В том, что тут жил давным-давно дракон, она не сомневалась, кое-где блестели обрывки драконьей кожи после линьки (при желании такие обрывки можно было натянуть в качестве парусов), лежали отдельные крупные и мелкие чешуйки. Одну она даже подняла – понюхала. Чешуйка была с очень крупную раковину, устрицы которых водились недалеко от разломов океанских тектонических плит. С неровными краями, на обратной стороне прилипли кусочки чего-то бурого – драконьего мяса.

Как лейден или любой эльф, все время живущий в лесах, определяет возраст дерева по одному ему понятным признакам – (годичным кольцам или кольцевым годам?! – звучит бредово, а выглядит в реальности еще бредовее), так и роунгарры умели отличать столетнего драконыша от заматерелого ящера, прожившего в пещерах несколько тысяч лет.

Чешуйка, которую Эррнгрид держала в руках, принадлежала черному дракону, одному из подвидов южных ящеров, самцу, в возрасте далеко за… перед глазами крутились такие маленькие вытянутые кружочки…и их количество все увеличивалось, а она не могла сосчитать.

«– Это нолики, дорогуша. И ты еще поговори мне о пользе физкультуры».

Короче, ящер был старым, древним, она назвала бы его хранителем времени, если бы времени требовались хранители.

Ящер многое видел, знал, помнил. Хорошо, что пещера пустует много веков, но ведь куда-то он делся. Внезапно вынырнувшая из темноты рука резко тронула за плечо, Эррнгрид вскрикнула и гневно посмотрела на… бледную руку. В полумраке, двух огоньков Рэма и еще пары Лирна не хватало, чтобы осветить все по-настоящему, выступило бледное лицо.

Прямо как тогда в Сером Порту. Только вот шрам стал намного меньше, даже не шрам, а просто неровный блик от затухающего звездного малыша.

– Мы сейчас на обрыве, дальше только вниз, – тонкие губы Рэма зашевелились. И правда, они стояли на краю огромного грота, ни потолков, ни стен не было видно – густая темнота, едва разряжаемого тоненькими всполохами звезды, была плотной и живой.

Вот, невезуха, снова вниз, что ли? Она едва ноги переставляет.

«– Не хочу, не пойду. Зачем?

– Самое время его задать, ведь такой хороший вопрос – зачем. Как жаль, что его так мало задают. Задавали бы чаще, может, делали бы меньше глупостей. Какое-то невнятное приключение, зачем-то полезли на гору, дырку в обшивке сделали, потом вон едва себя в пещерку втащили. А зачем?

– Не знаю, просто…

– Смелее, продолжай.

– Просто в драконьих пещерах всегда находишь что-нибудь интересное…

– Помимо дракона?

– Его… и я подумала, а вдруг повезет, и мы что-нибудь да найдем.

– Что же, если не найдете, то хотя бы разомнетесь».

Из темноты выступил Лирн, напряженный и молчаливый, они с Рэмом переглянулись.

«Общаются», – сообразила Эррнгрид.

Молодой раайэнне зажег еще одного звездного малыша, малыш, пузатый и круглощекий как все малыши, крутился в воздухе над гротом, освещая собой то, что могут осветить малыши. То есть, почти ничего. Но это ничуть его не расстраивало, он веселился и жил одним днем, как умеют только дети.

Всматриваясь в отражающий отблеск пещеры, эльфы поняли, что грот не такой и глубокий, дно вот тут, совсем рядом, можно, даже, спрыгнуть, но решили не шуметь, под ногами было столько хлама: кости… и животных тоже, остатки мебели, кухонной утвари, одежды, блестящих пуговиц, печной трубы, не считая кинжалов, ножей, мечей, доспехов. Здесь встречались обломки мачт, якоря, книги…

«– Да книги-то ему зачем?

– В целях повышения образованности…Она спрашивает, зачем сдались ему книги, а вот зачем ему гальюнные фигуры – нет».

Зверь тащил все, что не приколочено, а все, что было приколочено, естественно, отколачивал: валялись и огромные напольные часы с серебряным песком, вытекающим из трещины в розоватом стекле (каждая песчинка была частью магии времени: могла ускорить или замедлить его ход, перенести в прошлое или будущее, и именно поэтому струйку песка все обходили стороной); дырявые картины в сломанных и облезлых рамах, руки и ноги каких-то статуй, кресла с дырами вместо обшивки, стулья с высокими резными спинками, для гостей, не иначе – дракон оказался ценителем комфорта и искусства. И, собственно, гостей.

Впервые за много времени, на лицах раайэнне проступило некое подобие улыбки. Улыбка получилась вымученной, они незаметно поглядывали в сторону Эррнгрид, которая надулась и молчала.

Несмотря на то, что разговоры не велись, эльфы прекрасно друг друга понимали, обходясь без языка слов и жестов.

Телепатия. Одно из умений раайэнне, накрывая своим полем, они открывают друг другу крохотное пространство в своем разуме, совсем немного и неглубоко, так, чтобы можно было общаться на сторонние темы.

Ощущение такое, что стоишь в узкой прихожей или плохо освещенном коридоре с тысячью дверей, которые все время исчезают и появляются в новом месте – над головой, сбоку, снизу. Иногда двери хлопают…. дверьми, по-другому не скажешь, иногда, в дверях нет дверей. То есть, нет дверного полотна, но идти туда не хочется. За этой видимой пустотой царит… невидимая пустота, что ли…

«Надеюсь, тебе не придет в голову писать мемуары и это никто никогда не прочтет».

Общение с внутренним голосом происходило в голове у Эррнгрид, а вот кто предоставил свою голову для их общего разговора?

Так Эррнгрид еще не приходилось общаться. Она чувствовала себя не в своей тарелке, ей все время казалось, что ее со всех сторон смотрят, ощупывают, давят, жмут, теснят.

С братом они не разговаривали, а передавали друг другу цвета и картинки. Здесь же происходил разговор в обычном смысле слова, то есть мысли.

Спускаться решили все же по веревкам. Благополучно достигнув дна пещеры, ну или того дна, в которое обычно стучат снизу, Эррнгрид почувствовала еще один запах – тяжелый, маслянистый, с которым она познакомилась еще на Земле.

Эррнгрид осторожно обогнула дырявое днище лодки, идя на запах, и оторопело замерла. Запах издавал сваленный между останками парусных лодок непонятного вида прямоугольник, ну или не прямоугольник, такой прибор – волнистоугольник с трубками, колбочками, шестернями, поршнем, цилиндром:

«Ба-а, что это у нас, двигатель внутреннего сгорания? А вон там, в куче мраморных туловищ и голов должно быть притаилась третья ступень ракетоносителя, – внутренний голос разошелся не на шутку, продолжая сыпать терминами научно-технического прогресса. Прогресса, с точки зрения Земли, конечно.

Потому что смысла в таком прогрессе, который не оставил людям ни одной чистой речки или озера, свалил тысячи и тысячи тонн мусора в океан, заразил радиационными отходами беднейшие страны черного континента, Рэнни не видела.

Что делали ее спутники, Эррнгрид не заметила, занятая мыслями своей головы в своей головной прихожей.

Грот, что ни говори, был колоссальных размеров, открывая секрет за секретом, тайну за тайну, он, тем не менее, хитрил, притворяясь простачком. Не в этих занятных вещицах и диковинках, скрипевших под ногами или грозящих свалиться на голову, было дело.

Не-ет, пещера, такая открытая с виду, прятала нечто, Эррнгрид доверилась своей интуиции и пошла вперед. Ей казалось, что ей кричат, но она не слышала. Интуиция и черное с голубыми всполохами щупальце запаха несли ее к невзрачному платяному шкафу. Перед дверцами остановилась.

Внутри шкафа было… и она это поняла, не открывая дверей.

«– Не томи, – буркнуло в ответ.

– Давай-давай, напрягись, всезнайка, что лежит в платяном шкафу у дракона? – теперь настала очередь Эррнгрид веселиться.

– При всем своем желании, не смогу это вообразить,

– Так ты попробуй!

– Томограф?

– Балда, как же томограф поместится в шкафу?

– Хмм, во-первых, называть балдой свой внутренний голос, несущий свет и истину, может только настоящая балда, а во-вторых, это в твоем шкафу не поместится, от одежды и так стенки трещат, а вот дракон платьев не носит, и в его шкафу может уместиться многое…

– Все равно, все призы за лучший вопрос и правильный ответ забираю Я!»

В платяном шкафу дракона лежало…

Глава 11. Обитель Изгоев. Драконья пещера. Рэм

– Яйцо! – Лирн не смог сдержать ликование и удивление. Рэм лишь устало мотнул головой, не веря своим глазам. Прихожая головы Рэма ожила, раайэнне переговаривались, но Эррнгрид не спешила к ним присоединяться.

В платяном шкафу и правду стояло огромное черное яйцо, накрытое вышитым! платочком, цвет яйца мигом напомнил Рэму его монету, оно сочно тянуло любые крупицы света. Форма яйца была необычная – темная сфера, лишь слегка раздувшаяся по бокам.

– Давайте возьмем его, – холодный голос ворвался в крохотное пространство в разуме наместника, грозя его выстудить и заморозить.

Лирн доставал из заплечного мешка на кожаных лямках еще один – из серебряного льна, он был зачарован на перенесение тяжестей, уменьшая вес поклажи.

– Можно? – он вопросительно посмотрел на роунгарри, в глазах которой застыло странное выражение.

Она кивнула.

– Полагаю, это все, что мы забираем? – Рэму не нравилось, что Эррнгрид уходила от мысленных вопросов и оставалась закрытой.

– Думаю, можно взять все, что приглянется, на свое усмотрение.

Под последним Эррнгрид имела в виду на свой страх и риск, потому что она не знала предназначение и половины вещей, нагроможденных в гроте. Раайэнне должны чувствовать артефакты и всякие разные волшебные вещицы, по крайней мере, отличать полезные от бесполезных, или несущих вред не имеющим должной подготовки владельцам.

***

Быстро закатив яйцо в мешок, который заметно вытянулся книзу, Лирн с натугой взвалил его за спину и замер, не разгибаясь. Все звездные малыши гасли одни за одним. Вдруг стало так тоскливо и грустно, сердце сжалось под уже привычным грузом вины, стыда, страха, неуверенности. Давящие ощущения нарастали.

Из ниоткуда приближались голоса, шепчущие, плачущие, уговаривающие, злорадствующие.

«Ты не можешь, не сумеешь, тебя никто не любит, ты никому не нужен. Зачем ты здесь, все бесполезно, все напрасно, вы все умрете, что останется после тебя, так тебе и надо, не умеешь не берись – мысли закручивались и закручивались в водоворот, который как огромная пасть морского чудища тянул вниз на дно, в которое уже никто никогда не постучит.

Пока их никто не слышал, кроме Рэма, они далеко, но скоро будут здесь. Лирн тоже ощутил, что дело неладно, схватив мешок, бросился к спасительным веревкам. Обратно они бежали. И это была не легкая пробежка трусцой. Рэм схватил за руку недоумевающую Эррнгрид и тянул за собой. Свет из звездных склянок решили поберечь, и ориентировались исключительно по памяти. Память сопротивлялась, и они то и дело натыкались на разного рода груды сломанных вещей, не замеченный с первого раза.

Бежали к спасительным веревкам намного дольше, чем шли к шкафу. Эррнгрид давно раздумывала отдать свою руку Рэму, по примеру валявшихся на полу, (хотя бы стало ясно, почему здесь так много конечностей) слишком уж настойчиво он ее держал. Но это было не так просто. Двигались раайэнне бесшумно, зато Эррнгрид через полчаса интенсивного бега начала пыхтеть.

Они пробежали сломанные песочные часы, пересекли нить запаха тяжелого переработанного машинного масла, запнулись о кресла, вдруг затикали механические часы, загудел заводной медвежонок, и послышался детский плач. Пещера оживала, наполнялась скрежещущими звуками, приторными сладкими запахами ванили и гвоздики.

Теперь и Эррнгрид начало казаться, что за ними бегут, кто?

Рэм чувствовал, что Рэнни вот-вот выпустит руку, но лишь крепче ее сжимал, будто в самой руке была заложена основа их спасения.

Все-таки не зря пещеру вырезали, слишком часто в нее наведывались Отверженные.

***

Испокон веков, с самого основания своего клана, раайэнне пытались их классифицировать, этим же с переменным успехом занималось и Королевское Научное Общество каа-либу, но каждый раз их враги оказывались хитрее, не поддавались систематизации, обнаруживая совершенно разные черты то у всех сразу, то лишь у одного монстра, то ни у одного вообще.

Обитель и Отверженные оставались непознаваемыми для живых существ Ран-Тарра, как бы гносеология не доказывала обратное.

Единственный неутешительный вывод, к которым пришли все без исключения кланы: враги приходят на исходе осени и на протяжении зимы на всей территории Ран-Тарра, и они – разные.

Призраки и неупокоенные мертвецы, опасные в своей бесконечной ненависти к живым и имеющим плоть существам, а также вечно голодные зубатые твари, с большими изуродованными головами, вытянутыми конечностями, шипастыми хвостами и лапами.

Поначалу их пытались запоминать и описывать, но стоило их внести в каталог и зарисовать, указать слабые стороны и болевые точки, как каталогизированные существа переставали появляться, вместо них приходили новые, неизвестные, мутированные.

При этом самыми вредоносными и смертельными оказывались совсем не те, на которых бы раайэнне подумали в первую очередь. Хищные монстры с двумя, а то и тремя рядами зубов, с крепкой броней, удивительно живучие, на поверку бывали более безобидными, чем скукоженный червячок, который обладал токсичным действием и если не убивал сразу, то медленно сводил с ума носителя, иногда заражая весь организм ядом.

Крошечная пиявка через ссадину или порез мигом высасывала всю кровь из тела, а раздувшееся колыхающееся нечто могло поглотить две или три сотни эльфов. Да и много еще чего. Именно после встречи с такими малявками, его далекие предки стали вживлять кхаари сперва мужчинам, потом женщинам, потом и детям.

Если бы было найдено универсальное средство против врагов, вряд ли каа-либу прибегли бы к столь кардинальному решению, лишившему эльфов правителей и рассеявшему золотую магию эльфийских королей, – изгнании части мира в иное измерение.

***

Тишина нарушалась лишь шорохом шагов, а сзади нарастало улюлюканье, визг, шум, гам, как будто спустили целую обезьянью свору. Свора гналась за ними и не спешила догонять, своре хотелось повеселиться. К веселью надо подходить с толком и с расстановкой.

Лирн, разбежавшись, оттолкнулся от земли и в прыжке схватил веревку, мигом перекинул свое тело в проход, ведущий наружу. Эррнгрид пришлось поднажать, а то не ровен час, Рэм убежит с ее рукой. Внезапно навалившаяся усталость и пришедшие за ней мысли о суетности бытия парализовали ее. Ведь она на самом деле умирает.

– И что? – резкий голос, такой непривычный, ворвался в ее поток сознания. – Да, вы умираете, несомненно, но все же уже меньше, чем вчера.

– А завтра я, стало быть, буду умирать меньше, чем сегодня.

– Все верно, вы ухватили суть.

– Есть вероятность, что я буду умирать вечно? – разговор происходил уже словами через рот. Они стояли у подъема наверх, едва-едва светящиеся зачарованные веревки колыхались и во мраке грота казались живыми змеями, одна из них грозила наброситься коброй и ужалить… Если они не прекратят этот дурацкий разговор сию минуту и не полезут наверх.

– Обсудим за ужином? – Рэм слегка улыбнулся и подсадил Эррнгрид за круглое бедро. Ловко уцепившись за веревку одной рукой и выступ – другой, она подтянулась, дальше ее подхватил Лирн. Не прошло и секунды, показался Рэм.

Лирн, серьезный и собранный, едва заметно кивнул Рэму и чуть отстал.

– Он остается? – взволнованно спросила Эррнгрид.

– Да, чтобы дать нам время, – Рэм уже принял мешок с драконьим яйцом.

Вдалеке виднелся выход, вечер раздумывал наступить или уже не стоит, все еще было светло, но по неуловимым признакам эльфы ощущали приближение темноты.

Оглянувшись на Лирна, она увидела только голову, висящую в пустоте, тела уже не было, оно растворилось в серо-желтом тумане, туман плотной стеной стоял от пола и потолка, загораживая их от врагов, которых она не увидит.

– И это, поверьте, очень хорошо – Рэм на удивление стал многословен. Что-то негромко брякнуло, Рэм ловко поднял металлическую вещицу с пола, он спрятал ее так быстро, что Эррнгрид затруднилась бы назвать фигурку животного или птицы. Но это был кхаари Лирна.

Магия раайэнне. Ни один из эльфийских кланов не открывал другим свои секреты, наверное, потому, что другие их не поймут. Каждый клан, по замыслу Творца, был уникален и неповторим, и не был заменяем.

Серо-желтый туман, которым стал Лирн, пах прелой опадшей листвой, многократно вымоченной дождями поздней осени. Он поглощал звуки и голоса, и в голове прояснилось. Послышались торопливые шаги, им навстречу бежали. По движению горячего сухого воздуха Рэм догадался, кто.

Близнецы выскочили им навстречу и синхронно остановились. От них шел обжигающий жар, сосредоточенные и напряженные они оглядывали Эррнгрид и Рэма. Один из них, Ради, или, может быть, это был Широ, принял мешок.

– Яйцо? – спросил он у роунгарри.

– Да, – ответила та. Ни на кого не глядя, она побрела к выходу.

Спустя томительные минуты показался выход, снаружи темнело, воздух разом посвежел.

Всполохи лилового цвета прорезывали небо, последнее мелькало красноватыми тенями, отвечая. Облаков не было, и это было непривычно. В Ран-Тарре, солнца заходят за горизонт, оставляя яркие лучи угасать в разноцветной дали.

– Красиво, – неожиданно для себя произнесла роунгарри. За ней, ограждая ее от пещеры и всего того, с чем приходится иметь дело развоплощенному Лирну, стояли близнецы. Разгоряченные, они находились к ней очень близко, словно только лед северного роунгарра смог бы их остудить.

Сам Рэм инстинктивно отошел от них подальше, тут он впервые в жизни задумался о том, какие они на самом деле, эти южане. Стоять вблизи жерла вулкана было неприятно, но по рассказам своих товарищей, они были более чем комфортными в общении и походах. А тут, шедший от них сухой жар грозил спалить брови и лицо.

Да и в присутствии Эррнгрид он не мерз, ее руки обычно холодные, но пронизывающий холод и стужа только угадывались за движением бровей или плавной стати северянки, она никогда, по своей воле уж точно, не позволяла себе менять температуру.

Тугой комок мыслей, замерших в голове на время, распался на отдельные фрагменты. Выходят, они жёстко контролируют себя в присутствии других эльфов, не давая прорваться внутреннему пламени наружу. Интересно, каково это – все время сдерживаться?

Время любования закатными полосами прошло, пришел черед спускаться вниз. Туман с запахами поздней осени и увядающей природы тонкими живыми нитками тянулся из пещеры, нитки истончались и в какой-то миг исчезли вовсе.

Один из близнецов начал двигаться вниз, Рэм отметил, даже не пристегнувшись к страховке – так уверен в себе? Затем Эррнгрид, второй близнец кивнул ему:

– Раайэн Рамидар, теперь вы.

Рэм мотнул головой:

– Я задержусь, иди.

Роунгарр последовал за своими соплеменниками, а Рэм обернулся и смотрел, как в плоти серо-желтого тумана расцветают красные пионы, язвы постепенно сменились темным и синим. Скоро черный цвет будет преобладающим, а затем…

Им надо успеть зашить дыру до того, как малюсенький кусочек заразы проникнет в Аккелон.