Текст книги "Ледяной венец. Брак по принуждению (СИ)"

Автор книги: Ульяна Туманова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

– В форте Верховного, госпожа.

Мой запал испарился, стоило образу Теона появится перед глазами. Даже взгляд Томаса изменился, видимо, у меня на лице было все написано.

И я до того растерялась, что не знала, куда себя деть. Тоска по мотту, упрятанная глубоко, и охраняемая от стервятников, вдруг накрыла меня и не собиралась отпускать.

– Откуда вам это известно?! – возмущенно спросила я.

– Я имел честь с ним встретиться.

Сердце переместилось из груди прямо в горло, щеки загорелись, а прохлады тайной части замка не хватало даже для того, чтобы дышать.

Я сорвала с плеч накидку и подошла к стене с зашторенным окном. Нет, мне не хотелось открыть его для свежего воздуха – я пряталась от глаз Томаса. Не должен тот, кто служит Эру, видеть меня такой!

– Вы совсем не тот, за кого себя выдаете, – озвучила свою мысль я и повернулась обратно к нему, стоило чувствам остыть. – Либо обманщик, которого еще не видывал свет.

Если Черту, охраняемую джиннами, не мог пересечь даже мотт, то как это посильно не обладающему магическими силами, человеку?

– Я не обманываю.

– Тогда расскажите мне про вашу встречу с Теоном, и возможно, я изменю свое мнение о вас.

– Хорошо, – темные мужские брови сошлись на переносице. – В назначенное время мы встретились у неохраняемой части Черты, и я объяснил Верховному, что он должен отказаться от идеи вернуть вас.

Как же мне хотелось схватить его за грудки и наорать! Да кем он себя возомнил?

– И он согласился? – из всех сил скрывая бурлящую, словно кипящая лава, ярость, якобы между делом, поинтересовалась я.

– Нет, и пообещал убить меня.

– Узнаю мотта, – испытывая внутреннее ликование пробурчала себе под нос. – На какой стадии беседы он решил поделиться тем, что Искра у него?

– Когда я попросил передать кошку. Хотел доставить вам радость. Он отказался.

– Что еще? – нетерпеливо спросила я, едва Томас договорил.

– У нас было мало времени. Но я, кажется, сумел донести до него, что вы в безопасности.

Я усмехнулась, показывая, что думаю о той самой безопасности.

– Есть причина, по которой Верховный до сих пор не нашел способ с вами связаться, – вдруг задел меня за живое Томас, – думаю вы имеете право знать.

– Говорите же! – потребовала я.

– Верховный болен.

Я не моргая смотрела на Томаса, и старалась понять, в чем подвох. Ослабевшие от настигнувшей волны страха ноги задрожали, спину окатило холодным потом.

– Болен? Чем? Не молчите! – я заметалась по коридору, словно брошенный в клетку зверь.

– Такой ответ вас вряд ли устроит, но это… сложная и долгая история. К тому же древняя, и истоки ее лежат в далеком, очень далеком прошлом, – склонив голову, и почти извиняясь, загадочно ответил Томас.

– Меня не волнуют ни истоки, ни истории, – отрезала я. – Что с ним? Что с Верховным?

– Вы скоро узнаете, – туманно ответил мужчина и от чего-то решил, что тема закрыта.

Повернувшись ко мне спиной, он быстро зашагал вглубь заброшенного коридора. Совершенную тишину нарушал только металлический скрип тусклой лампы, что болталась в его руке. И стук моего сердца, что с каждым новым ударом обзаводилось самыми настоящими трещинами.

Скоро узнаю? Мотт, что, собирается появиться в Сорре? И откуда Томасу это известно?!

– Стойте! – бросилась я за ним. – Почему вы остановились на полуслове? – схватила его за руку, и как ни странно, мое прикосновение заставило его замедлить шаг. Мужчина остановился и посмотрел на мои, сомкнутые вокруг его запястья, побелевшие пальцы. – Я должна знать, что с ним, и почему вы говорите загадками.

– Вы его полюбили, – повременив, ответил Томас. И сказал он это так легко, будто озвучивал известный ему факт, а не задавался вслух вопросом.

– С чего вы это взяли? – отскочила от него я и сразу же напряглась, продумывая, как опровергнуть его довод. Сама виновата! Надо же было пристать к нему с вопросом про Теона. Но как я могла не интересоваться? Как могла молча слушать пространные объяснения? – Может все совсем наоборот, и я его ненавижу! – вскинула подбородок я и скрестила руки на груди.

Хоть бы прислушался к моим словам. Хоть бы поверил! Слова Эра о том, что Томас единственный, кто справится с Верховным, звенели в памяти, пугая. Благосклонность, которую он проявляет ко мне в данным момент, еще ничего не значит.

И да, защитник из пленницы еще тот. Но не могу же я приказать сердцу не беспокоится. Должна, я просто должна знать, что произошло!

– Госпожа, все, что мне известно я вам уже рассказал. Верховный болен, и недуг отнял у него много сил. Жив ли он? Да. Но вряд ли он остался тем, кого вы когда-то знали.

Слова Томаса прозвучали бессмыслицей.

– И что за название у болезни, что так меняет человека?..

В ту же секунду, как последнее слово сорвалось с губ, я вдруг все поняла! Осознание того, о какой болезни твердит Томас окатило ледяной волной и принесло меня прямо к подножью полуразрушенной башни.

К старой деревянной двери, черной гальке и мху у крышки колодца, таинственным знакам на влажных стенах. К воспоминаниям о самых высоких полетах и самых болезненных падениях.

Миррор – вот болезнь, которой страдает Теон Рейн. Проклятый колодец и его отравленные воды… А ведь он начал меняться еще когда я была в Авенте, с тех пор прошли месяцы.

Колодец, к сожалению, оказался ненасытной ловушкой. Капканом, что заманил сначала ребенка, а потом и двоих взрослых людей. Не покинь я Авенту, о чем жалею неописуемо, моим концом навряд ли бы стала болезнь. Уверена, миррор бы непременно исполнил задуманное и сделал меня утопленницей.

Но не той, что переоценила свое умение плавать, или оступившись упала со склона. А та, что на коленках ползла по берегу, собирая с лунных кристаллов осколки прошлого дорогих сердцу людей, и позже была загнана на самое дно Ледяного Моря. Чтобы там, среди осколков жизненных трагедий, умереть без возможности что-либо исправить.

Кто, Небеса, кто мог создать эту башню? Кому нужно столько боли? Через время, поколения, судьбы…

Я взглядом встретилась с Томасом, что внимательно на меня смотрел. Так, будто изо всех сил пытался догадаться, о чем я думаю.

– Мне неизвестно, что это за болезнь, госпожа, – ответил мужчина. – Я всего лишь посчитал свой задачей предупредить вас.

– Предупредить? – с послевкусием всей той боли, что причинил миррор, и в то же время жестко, произнесла я.

Только какой же в этом прок? Что мне от предупреждений? Будто у меня есть возможность выпорхнуть из Песчаного Замка, вернуться в прошлое и никогда не покидать форт…

Я должна была быть рядом с Теоном. Должна была догадаться, что просто так миррор его не отпустит. И что изменения во внешности – это только начало. Чернота в волосах и глазах – ничто, по сравнению с чернотой, что способна отравить душу.

Ту самую душу, мужскую и упрямую, по которой я невыносимо тоскую.

В кого превратился Верховный мотт Авенты? И кого он способен лишить жизни теперь, когда черные воды завладели им полностью? Его родители погибли, стоило мотту едва обрести Тьму. На что Теон способен сегодня, остается только догадываться…

– Именно так, предупредить, – вытянул меня из размышлений спокойный, рассудительный голос Томаса. – Или вы всерьез думаете, что он все оставит как есть? Позволит кому-то другому занять его место рядом с вами?

– Намекаете, что под его напором падут стены Песчаного Замка? – не к месту иронизировала я, ведь смысл слов начал доходить до меня моментом позже.

– Я не намекаю, госпожа, – с толикой строгости ответил мужчина. – Но, когда стены действительно начнут падать, Эр Лихх воспользуется единственным оружием против Верховного, которое у него есть. Вами.

– Мной? – неприятная догадка уколола изнутри. Есть только один способ, который заставит меня подчиниться воле узурпатора. Тот, что уже сработал на моей матери.

– Браслеты до сих пор не проявили своей силы только потому, что их хозяин молчит, – словно прочитал мои мысли Томас.

– Небеса, – от его слов меня едва не зашатало. – Вы знаете о браслетах… – не скрывая страха прошептала я. – И о том, как они работают…

– Не хочу, чтобы вы пострадали, – быстро и с напором произнес мужчина. – Поэтому, когда в Сорру вторгнется армия ищеек, а это случится скоро, вы должны показать Эру, что верны ему и только ему. Даже если это неправда.

– Стойте, но как же… – не в силах сформировать свои мысли, я сделала пару глубоких вдохов. А вновь обретя возможность мыслить логически, спросила: – Перейти Черту и напасть на Сорру вопреки запрету джиннов, мотту поможет… болезнь?

Или, если быть точнее миррор.

– Нет, ему помогу я. Но вот болезнь сделала его в разы сильнее.

Я очень хотела сказать стоящему напротив, серьезному и почитаемому в Сорре мужчине, что он сильно заблуждается. И когда говорит, что поможет мотту, и когда называет силу миррора недугом.

Да он не понимает, с чем имеет дело! Не догадывается и о десятой доли того, с чем ему придется столкнуться, если Теон пересечет Черту. Даже я, что уж таить, не знаю, чем это обернется.

Томас Клифф в очередной раз уставился на меня. Смотрел пристально, будто вел со мной слышный только ему диалог.

– Браслеты, – только и произнесла я, чтобы узнать о них больше, когда в окно бросили камень.

Достаточно большой, чтобы напугать звуком, но не разбить стекло. Подойти ближе, чтобы рассмотреть, кто это сделал – я не решалась. Вдруг меня заметят и лишат возможности сюда возвращаться.

– Идемте, – вдруг очнулся Томас, взял меня за руку и оттащил к двойным дверям.

Не зря я, заметив в его взгляде тревогу, подчинилась. Песчаная буря, как всегда внезапная и беспощадная, набросилась на Сорру – вот откуда взялся камень. Во все окна разом забился подхваченный ветром песок, и было его так много, что скоро с неба была стерта луна.

Единственным источником света была лампа в руках Томаса, который быстро завел меня за двери и пару раз дернул ручку. Даже здесь было слышно, как бьются о стены Песчаного Замка камни.

– Мы в галерее, – уточнил Томас и направился к плохо различимым в темноте портретам, что были укрыты достающими до пола кусочками потемневшей из-за времени ткани.

Мгновением позже я увидела, что он разжигает настенные светильники, расположенные между изображениями сенсарий. В какой-то мере мне даже повезло, что они скрыты от глаз. Хотелось собраться с духом, прежде чем посмотреть на тех, кто прожил жизнь без возможности выбора.

Галерея оказалась намного длиннее ожидаемого, и в какой-то момент мне пришлось проследовать за Томасом, который в очередной раз поднимал ручную лампу к настенной, чтобы поделится огнём. Удивительно, с каким нетерпением старые фитили перенимали частички пламени и вспыхивали, будто им натерпелось осветить спрятанные от людей изображения.

В конце нас ждал самый старый и изрядно потрёпанный портрет. Накинутая сверху ткань не скрывала распадающейся, но некогда изысканной, украшенной золотом, рамки.

– Потрет Мириам в другой стороне, – уточнил Томас, но я прекрасно знала, где именно находится ее запечатленный на холсте лик, потому что помнила его из видений.

Пыльная ткань неслышно легла к нашим ногам, являя древнейший из имеющихся портретов одной из Матерей.

– Искусство развивалось медленно, – прокомментировал он, объясняя почему изображение скорее походило на рисунок. К тому же плохо сохранившийся, потемневший.

Время не пощадило ни лица сенсарии, ни ее наряда. Остались только намеки на длинные белые волосы и зеленый сад на фоне. К удивлению, крылья за спиной выглядели отчетливо и прорисованы были детально. Я коснулась их кончиками пальцев, с опоздание осознавая, что делаю.

– Скучаете? – учтиво поинтересовался Томас.

– М? – разочарованно убрала руку от холста я. Жаль, что он так плохо сохранился. – По крыльям? Да, скучаю. Они давали мне… – я повременила, не зная, как точнее выразить мысль, – внутреннее спокойствие. И возможность перемещаться.

Ничего больше не сказав, он проследовал за мной к следующему портрету. На пол снова упала старая ткань, а на меня смотрел очередной почти не сохранившийся портрет.

– Как так? – я подошла к третьему изображению. – Они все в плохом состоянии. Никогда бы не подумала, что ликами Матерей будут пренебрегать.

– Портреты создаются для кандидатов, – бесцветно объяснил Томас. – И далеко не каждая сенсария принимала свою судьбу с легким сердцем. Насколько мне известно, многие из них намеренно забывали о своих изображениях, и никогда больше к ним не возвращались. А галерея, как место сакральное, охранялась куда лучше, чем за ней ухаживали.

– Догадываюсь, что и мой портрет не за горами, – я осторожно снимала полотна ткани с изображений, что к радости, выглядели все лучше и отчетливее. – Как и кандидаты, – медленно выдохнула я, вспоминая к чему меня принуждает Эр Лихх.

– Мне жаль, госпожа. Но прошу вас не думать об этом раньше времени, – с улыбкой с голосе, что была совершенно ни к месту, произнес Томас, – ситуация с кандидатами еще ни разу, насколько мне известно, не проходил гладко.

– Откуда вы столько знаете? Про сенсарий, про кандидатов? – требовательно посмотрела на мужчину я.

– Культура Сорры построена вокруг Матери, госпожа. Я знаю то, что передалось мне от родителей, а им от их родителей…

– Угу, – буркнула себе под нос я. – У вас на все есть удобный ответ. Так и хочется бросить вам вызов неудобным вопросом!

– Я согласен, – кивнул Томас. – Спрашивайте, госпожа.

– Браслеты, – я вытянула вперед запястья. – Как я могу их снять? И только не говорите мне, что способа нет. Раз Эр на меня их надел, то каким-то образом он снял их с нее…

– С кого? – вцепился в мои слова Томас.

– С Мириам, – гордо подняла голову я.

– Но откуда…

– Откуда я знаю, что их на нее надел Эр и это свело ее с ума? – я наконец увидела в глазах Томаса живое, человеческое непонимание, удивление. И это меня вдохновило продолжить. – Я не просто знаю об этом. Я видела, – собственный голос сел, стал неузнаваемым, – я всё видела! Эра на коленях перед ней, его подарок, – ядовито выделила я. – И то, как она, на полу это самой галереи отрезала себе волосы, вонзала ножницы в портреты…

– Госпожа! – взгляд Томаса просил меня остановиться. Он тянулся ко мне, будто хотел… обнять? А я все пятилась, извергая то, что накопилось.

– Можете бежать к своему хозяину, чтобы доложить!

Набирая скорость, я яростно неслась по галерее, срывая с портретов пыльные накинутые сверху ткани. Вот она, настоящая судьба каждой сенсарии! Забвение, накрытое куском тряпки. Забытие и прах!

– Стойте, – догонял Томас и пытался схватить меня за руки. – Вы должны рассказать мне о видениях. Как они к вам пришли?

– Еще чего! – обернулась я, и не глядя сорвала со стены очередную тряпку.

– Эру я не докладываю, – он наконец дотянулся до меня и положил ладонь на предплечье, – госпожа. – Я дернулась чтобы он убрал руку и проследила за тем, как его взгляд задержался на стене.

Сначала я подумала, что это она. Мириам. Моя мама.

И, что именно поэтому Томас смотрел на прекрасно сохранившийся портрет, не моргая. Юная и красивая, легкая словно и не человек вовсе, девушка смотрела на нас с улыбкой. Густые волосы были украшены драгоценными бутонами цветов, белое одеяние, вызывающе прозрачное, подчеркивало золотистый загар. В ней все было изящно: то, как лежали на подлокотниках тонкие руки, как ниспадали до пола шелковистые волосы, как изображенные вокруг растения тянулись к ней… И даже залатанные после лезвия ножниц дыры ничего не портили.

Я вдруг поняла, что вспомнила это изображение… Его изрезали во вторую очередь! И это не Мириам.

На стене справа оставался один единственный, все еще завешанный портрет. Тот самый, что принял на себя все отчаяние загнанной в угол, ни в чем неповинной девушки.

– Ваша прародительница… – заполнив тишину, произнес Томас, имея в виду портрет моей… бабушки. – Как и все они.

И ведь у каждой сенсарии был мужчина, кандидат, отец новой, будущей Матери. Все они когда-то были на моем месте… Мучала ли их такая участь? Радовала?

Может и я, случись мне вырасти в стенах этого замка, приняла бы такую миссию…

Осторожно сняла полотно с портрета и положила ткань на пол, оттягивая тот момент, когда наконец взгляну на нее.

А ведь Мириам точно не была той, кто смирился. Покорных женщин не принуждают! Не поступают с ними так, как Эр Лихх поступил с ней.

Портрет был сильно испорчен. Порезанный, но зашитый холст бугрился. Где-то поверх стежков была нанесена краска – видимо, чтобы сохранить целостность изображения.

Среди цветов преобладали темные оттенки. Никаких деревьев, растений, цветов, среди которых красовались другие сенсарии. И надето на ней было не белое – традиционное для таких, как она и я, платье, а одеяние цвета серебра. Ни о какой манящей позе речи тоже не шло.

Она сидела на троне ровно, с гордо выпрямленной спиной. Небеса, как я хотела увидеть ее взгляд и почувствовать силу, которую он источал. Но лица на портрете не было, потому что каждый его миллиметр был исполосован следами ножниц.

Я подняла с земли ткань, стряхнула с нее пыль и аккуратно вернула на место. Томас спохватился помогать, и я даже подумала, что он чувствует вину… Осторожно, и с читающимся в движениях почтением, он помог мне вернуть все на свои места.

– Теперь Томас, как и обещали, покажите мне, где она похоронена.

Моя просьба донеслась до мужчины, когда он неспеша притрушивал настенные лампы. Градоначальник посмотрел на меня, так ничего и не ответив, но об отступлении не могло быть и речи. Поэтому, стоило ему затушить последнюю лампу у самого дальнего портрета, я требовательно повторила свою просьбу.

– Не думаю, что это хорошая идея, госпожа, – бесцветно ответил Томас.

– Вы передумали? – разочарованно уставилась на него я. – В чем дело?

– Видения, – только и ответил он, снова возвращаясь к теме. – Вы понимаете, кто вам их послал?

– Это не важно! Главное, что я знаю правду.

– Юная госпожа, – громко выдохнул мужчина. – Их для вас оставила Мириам.

Мир вдруг замер, вместе с ним и время… Остались только я и Томас в галерее сенсарий.

– Повторите, – хрипло потребовала я.

– Воспоминания для вас оставила Мириам. По крайней мере, насколько мне известно, таково было ее намерение.

Как воспоминания моей матери могли оказаться на дне миррора? В черных водах? Откуда лунные кристаллы появились на Ледяном Утесе и под водой у берега?

– Не может быть! – как же я хотела уличить Томаса в обмане. – Камни показывали мне не только ее жизнь, но и другого человека. Вы не знаете, что говорите! Она никак не может быть связана с…

Миррором. Не может и точка!

– Лунные кристаллы? – не пропустил моей ошибки Томас, и, кажется был рад узнать откуда я получила чужие воспоминания. – Вы всё видели через них? Ведь так?

– Сказки о перворожденных не имеют в реальности никакого отношения! – блефовала я.

– Это не сказки, – надавил мужчина, выглядящий так, будто совершенно не собирался отступать. И так напомнил этим мотта. – Кристаллы Лунной горы, а их огромное множество, находятся во всех Трех Мирах, госпожа. И являют они себя только по желанию матери, по ее велению!

– Складно говорите, советник! – подошла вплотную к нему я. – Только вы, кажется, невнимательно слушали. В видениях было куда больше, чем просто отрывки из ее жизни. Так что ваша версия распадается на глазах.

– Теон Рейн?

– Что Теон Рейн? – от жуткого предчувствия сердце испуганно забилось прямо в горле.

– В кристаллах вы видели его прошлое, ведь так?

– Нет, не так, – одним Небесам известно, как мне удалось прозвучать настолько убедительно. – А для градоначальника, который когда-то был всего-то стражем сенсарии, у вас весьма богатые знания. Отведите меня к ней.

Томас пристально смотрел на меня глубоким, чуть блестящим в свете лампы взглядом, будто выжидал, что я по глупости снова о чем-нибудь проболтаюсь. А потом сдался и вывел меня из галереи обратно в коридор.

– Мы можем зайти в покои Мириам, – предложил он, и я на секунду остановилась.

– В другой раз, – ответила, поразмыслив. Хотя согласится хотелось неимоверно. – Дорога сюда мне теперь известна, ничто не мешает мне вернуться.

Томасу не понравился мой ответ, но вида он не подал. Снова надев капюшон, мужчина объяснил, что нам нужно вернуться в катакомбы. И уже под замком, следуя за ним, я ощущала, как тяжелеют собственные шаги. Дело было вовсе не в тропе, а в мыслях, что тяжелыми глыбами наваливались на меня. Я иду на могилу сенсарии, юной девушки, моей…

– Берегите голову, – голос Томаса раздался совсем близко.

Мы стояли у тупика, дошли до которого достаточно быстро. Ни поворотов, ни лестниц. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. Мой спутник вдруг присел и ладонью смахнул со стены слой песка, что скрывал от нас низкую дверь.

Вот почему мне было сказано беречь голову.

– Это выход за пределы замка? – предположила я.

Томас ловко пробрался через дверь и помог мне сделать то же самое.

– Где мы? – не унималась я, ожидая, что мы в очередных катакомбах.

И снова никакого ответа.

Темно было так, что лампа еле справлялась. Но скоро, словно звезды в ночном небе, вокруг замерцали точки. Я сначала подумала, что в катакомбах поселились светлячки, но чем больше глаза привыкали к темноте и чем дальше мы проходили, тем отчетливее я понимала, что насекомых здесь нет.

Это были природные кристаллы, растущие прямо на стенах огромной по своему размеру пещере. И от них исходило столько света, что казалось, будто сюда ворвалась полная луна. Чем дальше мы двигались, тем выше казались стены… Да сюда легко поместится весь Песчаный Дворец!

– Томас! – окликнула я шагающего впереди себя мужчину.

– Мы пришли, – глухо произнес он и отодвинулся в сторону, позволяя мне увидеть всё своими глазами.

Пришли? Уже? Почему ее похоронили в пещере?..

Я сделала всего несколько шагов вперед и остановилась как вкопанная. Горло сдавило спазмом, да такой силы, что я не могла вдохнуть.

– Куда… Томас, куда… – мне не хватало воздуха.

– Госпожа! – бросился он ко мне. – Вы бледны… Лея! – впервые вдруг позвал меня по имени он.

– Что это? – сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заорать, спросила я. – Куда вы меня привели?

– Это гробница Мириам.

«Гробница Матери», – слова джинна, когда-то не имеющие ни малейшего смысла, вдруг обрели его.

– Б-башня? – меня трясло от того, что я смотрела на точную копию башни Ледяного Утеса. Только была она здесь, в пещере, у меня перед глазами. – Как… почему?!

– Простите меня, – склонил голову Томас и взял меня за руки. – Я не должен был вас сюда приводить…