Текст книги "Записные книжки"

Автор книги: Уильям Моэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

1896

Не думаю, что кто-нибудь на самом деле руководствуется в жизни своими философскими взглядами; в них лишь отражаются его желания, порывы и слабости. Как-то вечером я беседовал с Б., и он, разговорившись, описал мне те принципы, которые он для себя разработал, чтобы придать смысл своему существованию.

По его словам, высочайшее жизненное призвание заключается в самовыражении, а оно возможно, только если довериться собственным инстинктам, дать волю своей природе и смиренно принимать любые повороты судьбы. Проходя сквозь эти испытания, как сквозь пламя, душа очищается, готовясь к иной жизни. Переполняющая Б. сила любви убеждает его в существовании Бога и бессмертия. Он верит, что любовь, как чувственная, так и духовная, несет очищение. На этом свете счастья нет, бывают лишь мгновенья радости, не более того, а отсутствие счастья и острая потребность в нем тоже являются доказательством бессмертия. Б. отвергает необходимость самопожертвования, утверждая, что всякий человеческий поступок, от начала и до конца, есть попытка развить свою личность; впрочем, он готов допустить, что и самопожертвование может этому способствовать.

Я попросил его объяснить мне свою неразборчивость в любовных делах. Б. слегка рассердился, однако же ответил, что у него очень силен половой инстинкт, но истинную любовь он якобы питает лишь к идеальной возлюбленной. Обнаруживая достойные любви черты и свойства у самых разных женщин, он творит из них свой идеал – подобно скульптору, который, заимствуя то там, то сям прелестные формы, изящные линии, может в конце концов создать совершенное по красоте произведение.

Но ведь ясно, что, занимаясь саморазвитием и давая волю инстинктам, человек непременно вступает в отношения с другими людьми. А как бы отнесся Б. к человеку, от природы наделенному склонностью к грабежам и убийству, спросил я. Он ответил, что такая склонность считается общественно опасной и человека за нее наказывают.

– Как же тогда быть с человеком, который, не нарушая общественных законов, дает волю инстинктам во вред другим людям? – поинтересовался я. – К примеру, влюбившись в замужнюю женщину, он может убедить ее оставить дом, мужа, детей и уйти к нему; а потом, пресытившись ею или влюбившись в другую, может ее бросить.

Вот что он ответил:

– На это я скажу, что давать волю инстинктам можно ровно настолько, чтобы не причинять вреда другим.

Совершенно очевидно, что тогда вся теория рассыпается в прах. Таковы принципы несомненно слабого человека, который не в силах совладать со своими желаниями и легким перышком летит по воле любого ветерка. И в самом деле, у Б. нет ни воли, ни выдержки, ни мужества, чтобы справляться с превратностями судьбы. Если ему приходится воздерживаться от курения, он впадает в хандру; если еда или вино ему не по вкусу, он теряет душевное равновесие; в дождливый день он страдает от упадка сил. Если ему нездоровится, он замыкается в себе, погружаясь в уныние и тоску. Малейшая неприятность, даже расхождение с кем-нибудь во мнениях, злит и угнетает его. Это эгоист, равнодушный к чувствам окружающих; он соблюдает видимость приличий, только повинуясь общепринятым представлениям о том, как должен вести себя истый английский джентльмен. Он не перейдет на другую сторону улицы, чтобы помочь попавшему в беду другу, но непременно вскочит со стула, если в комнату войдет женщина.

* * *

Люди охотнее всего верят, когда рассказываешь им о собственных предосудительных поступках; но больше всего раздражает то, что потом окружающие ими же тебя и попрекают.

Вы издергали меня, как будто я пословица, а вы пытаетесь сотворить из нее остроумную сентенцию.

Говорить правду может всякий, но мало кто умеет создавать афоризм.

Впрочем, в девяностых годах все мы грешили такими потугами.

* * *

– Вы знаете французский?

– Как вам сказать… Могу прочесть французский романчик, если он неприличный.

* * *

Кокни разговаривают:

– Красивая ты бабенка.

– Еще бы, в таких-то туфлях.

– Ты это говорила до того.

– А теперь скажу после того.

– Красивый вьюнош: глаза, как у римской статуи, и нос задирает, куда там!

– Ну, и где же наши выходные сапоги?

– Ах ты, умница! И много было вас таких у твоей мамаши?

– А то! Да и у меня у самой детей пятнадцать штук, а наделала я их всего с двумя мужьями.

– Вот бы твоя семейка обрадовалась, если б Господь надумал прибрать тебя.

– Да я уже пару мужей пережила, глядишь, прежде чем помереть, еще одного заведу.

– Я тебя, ей-богу, люблю, Флорри.

– Бедняжечка, сколько, небось, настрадался-то!

* * *

Женщина может быть сколь угодно порочной, но пользы ей от этого будет мало, если она не хороша собой.

* * *

– Ах, до чего же не хочется стариться! Всем удовольствиям конец.

– Зато придут другие радости.

– Какие же?

– Ну, к примеру, наблюдения над молодежью. Будь я в твоем возрасте, я, скорее всего, сочла бы тебя весьма самоуверенным и развязным типом; а так ты мне представляешься милым забавным мальчиком.

Никак не могу вспомнить, кто мне это говорил. Вероятно, тетя Джулия. Во всяком случае, я рад, что в свое время счел нужным этот разговор записать.

Есть приятная ирония в том, что юноша из «золотой молодежи» всю ночь напивается до чертиков, а в восемь утра отправляется в церковь.

* * *

На званом обеде следует есть разумно, стараясь не переесть, и говорить умно, стараясь не перемудрить.

* * *

Ум – оружие столь гибкое и универсальное, что, наделив им человека, природа лишила его всякого иного; но против силы инстинкта ум не слишком надежная защита.

* * *

История человеческой морали во всей полноте проявляется в литературе: на какую бы тему ни писал автор, он демонстрирует нравственные принципы своего времени. В этом главный недостаток исторических романов; герои, совершая в них исторически достоверные поступки, ведут себя по нравственным законам той эпохи, в которую творит писатель. И это несоответствие всегда бросается в глаза.

* * *

Люди частенько подкармливают голодных, чтобы ничто не мешало им самим наслаждаться вкусной едой.

* * *

В минуты сильного возбуждения правила, принятые в цивилизованном обществе, теряют силу, и люди возвращаются к древнему закону «око за око».

* * *

Насквозь ложно представление, будто добродетель требует жертвовать своими желаниями и уже в одной этой жертве и состоит. Поступок не может стать добродетельным потому лишь, что совершать его неприятно.

* * *

У большинства людей вся жизнь сводится к добыванию пищи и созданию крова для своих отпрысков; а они, начав собственную жизнь, посвящают ее точно тем же занятиям, что и поколения их предков.

Чем человек умнее, тем сильнее он способен страдать.

* * *

Хотя женщины под воздействием боли проявляют меньше эмоций, это вовсе не доказывает, что они лучше ее переносят; скорее, они не так остро ее чувствуют.

* * *

Любовь– это прежде всего инстинкт продолжения рода; доказательство тому – та готовность, с какой едва ли не каждый мужчина влюбляется в первую попавшуюся женщину, а если ему не удается заполучить ту первую встречную, которую он возжелал, он вскоре утешается с другою.

Редкий мужчина способен полюбить на всю жизнь; возможно, у такого однолюба просто не очень силен половой инстинкт.

* * *

Стоит лишь удовлетворить инстинкт к продолжению рода, как безумие, ослеплявшее влюбленного, рассеивается, и он остается с женою, к которой совершенно равнодушен.

* * *

Не понимаю, что подразумевается под словами «отвлеченная красота». Прекрасно все, что возбуждает эстетическое чувство художника. То, что сегодня представляется прекрасным только ему, через десять лет покажется красивым всем и каждому. Не столь давно считалось, что нет ничего уродливее фабричных труб, изрыгающих черный дым; однако нашлись художники, которые, усмотрев в них известную живописность, принялись их изображать; сначала эти произведения вызывали смех, но постепенно люди увидели красоту на полотне, а затем заметили ее и в натуре, которую рисовали художники. И ныне не требуется особого эстетического чутья, чтобы получить от созерцания фабричных труб не меньшее удовольствие, чем от вида зеленой, усеянной цветами поляны.

* * *

Люди восхищаются романтичной жизнью поэтов и художников, хотя надо бы восхищаться их творческим даром. В жизни обыкновенного человека многое проходит незамеченным, но точно те же события, случаясь с одаренным писателем, вызывают острый интерес. Происшествия эти обретают особое значение благодаря личности, с которой они происходят.

* * *

Человек сильно заблуждается насчет своего места в природе; но заблуждение это неискоренимо.

* * *

О, если бы добродетельные были хоть чуточку менее самодовольными:

* * *

Философ напоминает альпиниста: с трудом вскарабкавшись на гору, чтобы увидеть восход солнца, он на вершине обнаруживает сплошной туман и спускается обратно вниз. Но только очень честный человек не скажет вам, что наверху ему открылось ошеломительное зрелище.

* * *

Едва ли сегодня нужно доказывать несостоятельность христианства; эта идея носится в воздухе, а поскольку религиозность есть не что иное, как чувство, то и совладать с нею можно тем же оружием – чувством. Один человек верует, а другой нет; в этом, пожалуй, вся суть; а доводами, которые приводит каждый из них, они лишь пытаются разумно объяснить свои чувства.

* * *

Тот, кто живет и работает ради общественного признания, только его, естественно, и жаждет. Если же человек живет для себя, он не только не ждет признания света – свет ему безразличен. Если ему нет дела до других людей, какая ему разница, что те о нем думают?

* * *

Великой радости соразмерна по силе переживаний великая печаль. Можно позавидовать тому, кто не способен к глубоким чувствам и потому не знает крайностей: ни блаженства, ни горя. А ведь даже полное счастье оставляет легкий привкус горечи; и только скорбь – чувство чистое, беспримесное.

* * *

В глубине души ни один мужчина не бывает столь же циничным, как хорошо воспитанная женщина.

Идеалом женщины для мужчины по-прежнему является сказочная принцесса, которая не может заснуть на семи матрацах, потому что под нижним лежит горошина. Мужчина всегда побаивается женщины с крепкой нервной системой.

Даже поверхностное знакомство с физиологией откроет вам в женском характере больше, чем вся философия и все мудрые мысли на свете.

* * *

Трудно приходится женщине, если она не умеет приспособиться к бытующему среди мужчин представлению о ней.

* * *

Ничто так не способствует перемене взглядов, как любовь. Ведь новые взгляды – это в большинстве своем новые чувства. И возникают они под действием не размышлений, а страсти.

* * *

Во всех тех трудностях и колебаниях, которые испытывает человек, наполовину повинно его стремление на любой вопрос отвечать либо «да», либо «нет». Но сплошь и рядом одно лишь «да» или «нет» не может быть ответом, поскольку в каждом «да» отчасти содержится и» нет».

* * *

Для меня нет большего счастья, чем когда мне в голову приходит свежая мысль, постепенно открывая передо мною новые горизонты. Когда меня так осеняет, я словно воспаряю над жизненной повседневностью в синеву духовных эмпиреев. Освободившись на миг от земных забот, я чувствую себя на седьмом небе.

* * *

Порою меня озадачивает противоречивость собственной натуры. Я вижу, что во мне одновременно сосуществуют несколько разных людей, и тот, кто берет верх в данную минуту, рано или поздно уступит свое место другому. Но кто из них истинный я? Все вместе или никто?

* * *

Жизнь для меня приобретает особую прелесть, когда я срываю с себя путы заблуждений и ложных представлений. Разрушать внушенные смолоду предрассудки – не только важное дело, но и приятное развлечение.

Я нередко задаюсь вопросом: когда же христианство настолько обветшает, что люди расстанутся наконец с представлением, будто удовольствие пагубно, а боль благотворна.

* * *

Люди постоянно портят себе жизнь, упорно делая то, против чего восстают все их чувства.

* * *

Мало кому приходит в голову мысль, что человек, сидящий под дождем из благородных побуждений, может подхватить ревматизм с не меньшей, а возможно, и с большей вероятностью, чем валяющийся под забором пьянчуга, не способный доползти до дому.

* * *

Если не отказывать себе в чем-то ради других, прослывешь отвратительным эгоистом; зато беды, которые, скорее всего, посыплются на нас, когда жертвуешь собой ради чужого блага, окружающие переносят с завидной стойкостью.

* * *

Среди свойств женской натуры наиболее заметны страсть к мелким подробностям и безупречная память. Женщины способны обстоятельно и точно воспроизвести пустячную дружескую беседу, состоявшуюся много лет тому назад; но главная беда в том, что они никогда не упускают такой возможности.

* * *

Боль вредна; представление, будто боль облагораживает душу, нелепо. Когда Ницше восславляет страдания, он напоминает лисицу из басни, потерявшую хвост. Его утверждение, что муки закаляют характер, сводится в сущности к жажде мести. Страдалец просто-напросто принимает за закаленный характер то удовольствие, с каким причиняет ближним мучения, через которые прошел сам.

* * *

В своем отношении к окружающим мы руководствуемся принципом самосохранения. Человек поступает с ближними определенным образом, либо чтобы добиться выгоды, которой иначе не получить, либо чтобы избежать тех бед, которых можно ждать от ближних. Никакого долга перед обществом у него нет; он действует лишь из собственной корысти, общество же принимает полезные его поступки и оплачивает их. За благие действия общество вознаграждает, а за дурные наказывает.

* * *

Всю ничтожность человека я ощущаю отнюдь не в соборе или перед иным величественным творением его рук; в этих случаях меня, скорее, поражает его могущество; уму его, кажется, подвластны любые свершения, и я забываю, что он – всего лишь ничтожная тварь, ползающая по комочку грязи – планете Земля, вращающейся вокруг небольшого солнца. Только природа и искусство убеждают, даже вопреки нашей воле, в величии человека; зато наука неопровержимо выявляет его полную ничтожность.

* * *

Наука способна утешить в несчастьях и залечить нанесенные ими раны, ведь она показывает, сколь ничтожно все вокруг и сколь малозначительна жизнь со всеми ее бедами.

* * *

Воздерживаться от удовольствий только потому, что они скоротечны и влекут за собой пресыщенность, так же глупо, как отказываться от еды только потому, что аппетит можно быстро утолить и тогда наступает сытость.

* * *

Следовать в поступках собственным жизненным правилам ничуть не менее трудно, чем подгонять жизненные правила под свои поступки. Люди большей частью проповедуют одно, а делают совершенно иное. Когда им на это указываешь, они объясняют все слабостью своей натуры – на самом деле они-де жаждут поступать в соответствии со своими принципами. Это притворство. Люди действуют сообразно своим наклонностям, принципы же перенимают у других; а поскольку эти принципы обычно не соответствуют поступкам, люди испытывают смущение и неуверенность в себе. Но стоит им принудить себя и, подавив естественные наклонности, начать действовать сообразно своим принципам – и для них нет спасения; разве что на небесах.

* * *

Щедрость почти всегда превозносится куда больше, чем справедливость; это значит, что качества эти оцениваются по той пользе, которую окружающие могут извлечь из них для себя. Человек справедливый, но дающий другим не более того, что им причитается, обыкновенно вызывает скорее неприязнь, чем восхищение.

* * *

На редкость нелепо утверждение, что, раз удовольствия невозможно выразить математически, они, следовательно, бесполезны.

* * *

Индивид строит свои отношения с обществом точно так же, как и с другим индивидом. Когда А. помогает Б. построить дом с уговором, что в случае необходимости Б. окажет такую же помощь А., Б. выполняет свою сторону соглашения в надежде со временем воспользоваться им к собственной выгоде.

* * *

Если человек прямо не указывает причину, побудившую его на какие-либо действия, это отнюдь не значит, что такой причины у него нет. Если даже сам он той причины не осознает, это отнюдь не значит, что ее нет вообще. И даже когда человек пытается объяснить свои поступки, он может ошибиться и указать ложную причину.

* * *

В своих отношениях с обществом современный человек в точности напоминает дикаря: от вредных для соплеменников поступков его удерживает лишь страх перед неизбежным возмездием.

* * *

Если нравственность развивалась по мере развития общества как средство его самосохранения, то она едва ли может иметь какое-либо отношение к отдельной личности.

* * *

Удивительно, как часто отдельный человек выносит суждения в полном соответствии с общественными постулатами.

* * *

Человек обязан использовать все данные ему природой возможности, не позволяя ни единой из них подавлять другие.

Но если каждый человек бесконечно отличается от любого другого, как вообще возможна единая нравственная система?

* * *

Самое трудное – найти общий знаменатель, определяющий людские поступки.

* * *

Большинство людей за каждый получаемый шиллинг выкладывает восемнадцать пенсов. [3]3
  1 шиллинг = 12 пенсов.


[Закрыть]Отказываясь от сиюминутной выгоды ради барышей в отдаленном будущем, человек должен быть уверен, что барыши со временем возрастут. Ведь само по себе отдаленное будущее не может быть залогом выгоды.

* * *

Альтруизм, не вознаграждаемый удовольствием ни немедленно, ни в дальнейшем, просто нелеп. Если ждешь от человека бескорыстия, но обманываешься в ожиданиях, остается только пожать плечами и идти дальше своей дорогой. Гневаться тут, конечно же, не приходится.

* * *

Что, если человеку нет дела до того, будет существовать его род или нет? Что, если он не готов идти на жертвы, которых требует воспроизводство вида?

* * *

У неэгоистичных родителей вырастают эгоистичные дети. И это не вина детей. Ведь они воспринимают приносимые им родителями жертвы как нечто положенное им от рождения; да и откуда им знать, что в этом мире ничего не получаешь, если сам ничего не даешь?

* * *

С точки зрения здравого смысла утверждение о том, что следует жертвовать своим счастьем ради счастья других, не имеет под собой оснований.

* * *

Даже те, кто утверждает, что чистое, без задней мысли, бескорыстие доставляет наибольшую радость и является высшей наградой, именно радостью и наградой обосновывают это самое бескорыстие.

В мире едва ли нашлось бы место альтруизму, не будь он источником удовольствия. За свое бескорыстие каждый из нас в какой-то мере ожидает того же от окружающих. Абсолютного же бескорыстия не существует. Весь смысл социального альтруизма в том, что человеку нередко выгодно пожертвовать собою ради других людей. Единственный изначально присущий человеку вид самопожертвования связан с производством и взращиванием потомства. Но здесь в игру вступает сильнейший животный инстинкт, и любые помехи его проявлению могут вызвать тяжелое расстройство и даже непритворные страдания. Со стороны родителей глупо обвинять детей в неблагодарности; не следует забывать: все, что они делали для детей, приносило удовольствие им самим.

* * *

В жертве как таковой ничего похвального нет, а потому, прежде чем решиться на самопожертвование, человек имеет все основания спросить себя, стоит ли «овчинка выделки»; но уже то, что люди с готовностью жертвуют собой ради самых низменных целей, показывает, какое острое удовольствие заложено в самопожертвовании.

* * *

Осыпать кого-нибудь своими милостями чрезвычайно приятно; от расточаемых светом похвал удовольствие только растет; причем благодетеля ничуть не заботит, радуют ли другого его милости. Но ему мало полученного наслаждения: подавай ему еще и благодарность.

* * *

Удовольствия в сущности – это вопрос вкуса. Они изменчивы, как женская мода; модное удовольствие становится желанным вдвойне. Поступки сами по себе малоприятные могут под воздействием моды стать источником острого наслаждения.

* * *

Всем другим удовольствиям люди сегодня предпочитают роскошь жалости и доброты. На мой взгляд, женщин, отправлявшихся во время войны с бурами на мыс Доброй Надежды, несправедливо обвиняли в том, что они ищут новых впечатлений и случая пококетничать с солдатиками; на самом деле их влекли более конкретные и одновременно менее банальные удовольствия.

* * *

Нет для мальчика большего несчастья, чреватого для него самыми пагубными последствиями, чем нежная, любящая мать.

* * *

Отношения между человеком и обществом напоминают рулетку. Общество – банкомет. Игроки то выигрывают, то проигрывают; но банкомет в выигрыше всегда.

* * *

Говорят, что длительное сопереживание чужой боли оборачивается черствостью; но разве сопереживание чужому удовольствию оборачивается не тем же самым?

* * *

Идеальное, то есть воображаемое, удовольствие не бывает столь же ярким, как удовольствие, испытанное на самом деле.

* * *

Самая безобидная вещь, если она запрещена законом, воспринимается большинством как нечто дурное.

* * *

Мы часто слышим об облагораживающем воздействии труда; однако в работе как таковой ничего благородного нет. Если взглянуть на историю развития человеческого общества, можно заметить, что, когда бушевали войны, труд презирался, а военная служба почиталась за доблесть. Суть в том, что люди, мнящие себя венцом творения, в каждый исторический период считают свои занятия благороднейшим предназначением человека.

Труд восхваляется, потому что он отвлекает человека от самого себя. Глупцы скучают, когда им нечем заняться. Для большинства работа – единственное спасение от тоски; но просто смешно лишь по этой причине называть труд облагораживающим. Праздность требует немалого таланта и усилий – или же особого склада ума.

* * *

Давно известно, что даже крайне безнравственный, на взгляд рядового человека, образ действий утрачивает ореол аморальности, если следовать ему неукоснительно.

* * *

Если людям постоянно твердить, что они должны совершить определенный поступок, они его в конце концов совершат, даже не спросив, почему это им вменялось в обязанность.

А если постоянно твердить, что некое понятие правильно, они в конце концов в это поверят; причем, если не услышат никаких разумных тому объяснений, поверят, пожалуй, с тем большей готовностью.

* * *

Я не стану осуждать кровопролитные войны, которые цивилизованные народы ведут с нецивилизованными; хотелось бы только заметить, что обоснование у этих войн одно: кто силен, тот и прав. Это схватка не на равных, это лишенное благородства и рыцарства состязание хорошего оружия с плохим. Утверждать, будто теперь, когда культура победителей навязывается побежденным, покоренные варвары наконец обретут счастье, – чистое лицемерие. Разве есть основания полагать, что они менее счастливы в своем примитивном сообществе, чем когда, подчиняясь чужим законам, они вынуждены принимать чуждую культуру и ненужные им реформы?

* * *

Согласившись сначала с тем, что некоторые вещи правильны и воплощают в себе закон и порядок, люди в конце концов приходят к убеждению, что некоторые их собратья правы только потому, что воплощают в себе закон и порядок.

* * *

После первых поражений в Бурской войне англичане непрестанно ликовали по поводу своего численного превосходства. Поскольку цель любой войны – победа, значение численного превосходства совершенно очевидно; однако победа таким способом не радует ни благородством, ни героизмом, ни добрыми чувствами. Поразительно, что люди, высоко ставившие эти добродетели, мгновенно их позабыли, как только дела пошли плохо. Отсюда мораль: пока ваша берет верх, можете блистать благородством, сколько душе угодно; в противном случае – что ж, постарайтесь добиться победы любой ценой, а про благородство можно и позабыть.

* * *

Моя цель – определить линию поведения рядового человека в обычных обстоятельствах нашего времени.

* * *

Возможно ли вообще человеку полностью приспособиться к обществу? Не исключено, что с борьбой за существование будет покончено, но приведет ли это к желанной цели? Все равно одни по-прежнему будут слабыми, а другие – сильными.

Физические потребности одного человека отличаются от потребностей другого. Всегда кто-то будет красивее прочих. Более одаренные будут получать большее вознаграждение. Неудачники, как и прежде, будут завидовать удачливым. Людям никогда не удастся избежать старости; не ощущая собственного возраста, старцы будут упорно цепляться за права и блага молодости, покуда у них силой не вырвут эти привилегии. Даже если почти не останется причин для разлада, отношения между полами по-прежнему будут источником конфликтов. Ни один мужчина не уступит любимую женщину просто потому, что ее хочет другой мужчина. Всюду, где есть любовь, неизбежно возникают ненависть, злоба, ревность, гнев. И хотя ради общего блага люди охотно готовы пожертвовать собственными удовольствиями, трудно предположить, что они столь же легко пожертвуют удовольствиями детей. Люди ведь не меняются: страсти норовят вспыхнуть в любую минуту, и человек оказывается во власти животных инстинктов дикаря.

* * *

Люди редко осознают, что для молодости и зрелости должны существовать свои, отдельные законы. Законы же обычно устанавливаются людьми пожившими или стариками, пытающимися, без всяких на то оснований, обуздать буйную молодость. Но ведь юность имеет право на разгул. Старики могут до посинения твердить о духовной радости, которую приносят искусство и литература, но если вы молоды, то с куда большим удовольствием проведете время с девушкой, чем внимая звукам сонаты.

* * *

Мирная жизнь таит в себе свои беды – в этом убеждает внимательное изучение истории народов, которые по стечению обстоятельств не участвовали в войнах. Так, эскимосы или обитавшие в лесах веды равно не знали войн, однако эта привилегия, судя по всему, не позволила им достигнуть высокой степени культуры.

* * *

Альтруистические поступки совершаются по эгоистическим мотивам. Никто не станет выступать против злоупотреблений, покуда не испытает их вред на собственной шкуре. Однако чтобы ваш голос был услышан, необходимо быть человеком влиятельным; беднякам же приходится сносить все безропотно.

* * *

Нравственные понятия нашего времени укоренились столь глубоко, что философ чувствует уверенность в себе лишь тогда, когда его выводы совпадают с общим мнением. Будь общее мнение иным, философа принудили бы принять его, причем доводами самыми вескими, доказательствами самыми неоспоримыми.

* * *

За целый век мало наберется людей, которых любая новая идея не приводила бы в ужас. К счастью для всех нас, новые идеи возникают очень редко.

* * *

Если вдруг какое-либо занятие начинает почитаться благороднее прочих, это происходит либо потому, что в данное время оно важнее всего – так часто случалось, например, с военным делом; либо же потому, что люди, предающиеся этому занятию – к примеру, люди искусства, – из тщеславия неустанно его прославляют. Человеческая доверчивость особенно ярко проявляется в том, что мы с готовностью усваиваем высокое мнение художников о себе самих. Любого писателя наверняка удивляло, с каким почтением его взгляды воспринимаются людьми, не менее сведущими в своей области, чем он в своей.

* * *

Если бы поступки и мысли людей имели хоть какой-то вес, роду человеческому не было бы прощения. Ведь с колыбели до могилы люди погрязают в низости, мелочности, тупости, подлости и бесстыдстве; в своем невежестве они становятся рабами то одного предрассудка, то другого; они нетерпимы, эгоистичны и жестоки.

Терпимость – то же равнодушие, только под другим именем.

* * *

Почти два года я целиком посвятил поискам некой закономерности, поискам смысла, назначения и цели жизни, и лишь теперь мне слегка приоткрывается то, что я готов принять за истину. Мало-помалу на все эти вопросы у меня начинают складываться ответы, пока, правда, очень неотчетливые. Я накопил массу фактов, идей, впечатлений, но еще не могу выстроить их в определенном порядке.

* * *

Представления о том, что правильно, а что неправильно, порождаются жизненными потребностями.

* * *

Те идеалы, которые с детства внушаются молодому человеку, те сказки и мечты, которые питают его ум, делают его непригодным для взрослой жизни; в итоге он отчаянно несчастлив, пока его иллюзии не рассыплются в прах. А вина за все эти бессмысленные страдания лежит на полуобразованных близких – на матери, няньке, учителях, – окружавших его любовью и заботой.

* * *

Отношения между полами зависят от внешних обстоятельств. Война, несущая массовую гибель мужчин, порождает многоженство; на бесплодных землях возникает многомужество. Теперь, когда население земли так сильно выросло, а зарабатывать на жизнь и растить детей стало гораздо труднее, чем раньше, проституция, естественно, расцветет пышным цветом. Для молодого человека женитьба – слишком большая роскошь, а сексуальное удовлетворение необходимо. Что же произойдет с женщинами?

Проституцию неизбежно придется узаконить и негласно признать. Целомудрие женщины до брака уже не будет считаться столь уж важным.

Относительно проституции я ошибся, но относительно целомудрия оказался прав.

Отчего же не следует развивать свои ощущения? Ведь удовольствие получают через эти ощущения, пусть и не всегда к ним осознанно стремясь. Необходимо лишь учитывать возможные последствия. И если Спенсер утверждает, что потакать своей жажде ощущений грешно, то в этом сказывается его воспитание уэслианскими методистами, под влиянием которого он находился всю жизнь. Впрочем, Спенсер открыто одобряет стремление к эстетическим наслаждениям, получаемым, к примеру, в путешествиях.

* * *

Людьми можно управлять только с помощью безапелляционных утверждений. Вот почему вождями становятся не философы, а люди с неколебимыми взглядами, предрассудками и пристрастиями. Философы же утешаются мыслью, что у них нет ни малейшего желания вести за собой подлую чернь.

* * *

Только слабовольные с готовностью усваивают общие нравственные нормы; люди волевые вырабатывают свои собственные принципы.

* * *

Капри.Брожу в одиночестве, без конца задаваясь все теми же вопросами: в чем смысл жизни? Есть ли у нее назначение и цель? Существует ли на самом деле нравственность? Как следует вести себя в жизни? Чем руководствоваться? Есть ли преимущества у одного пути перед другим? И еще сотней подобных вопросов. Однажды я карабкался по скалам и валунам к вершине горы позади виллы. Надо мною синело небо, вокруг простиралось море. Вдали, подернутый дымкой, темнел Везувий. Отчетливо помню бурую землю, растрепанные оливы, там и сям возвышавшиеся сосны. И вдруг я в смятении остановился, голова шла кругом от переполнявших ее мыслей. Но я не мог в них разобраться: мысли путались, сплетаясь в тугой узел. В отчаянии я воскликнул: «Ничего не понимаю! Ничего! Ничего!»