355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уильям Моэм » Записные книжки » Текст книги (страница 21)
Записные книжки
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:08

Текст книги "Записные книжки"


Автор книги: Уильям Моэм


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

1939

Ланс. Обед в пансионе.За длинным столом сидит много еще нестарых мужчин, одетых в добротные темные костюмы, при этом ощущение такое, что им не мешало бы принять ванну. Школьные учителя, страховые агенты, приказчики – кого только нет. Чуть не все за обедом читают вечернюю газету. Едят жадно, с большим количеством хлеба, пьют столовое вино. Друг с другом почти не разговаривают. Но тут в столовую влетает еще один жилец. «Вот и Жюль» – кричат сотрапезники, словно пробудившись от спячки. Жюль всех расшевелил. Худой, лет тридцати, с остренькой, кирпичного цвета забавной мордочкой; его легко представить клоуном в цирке. Он веселит общество, бросая хлебные шарики во всех без исключения; тот, в кого он попадает, выкрикивает: «А вот и снаряд с неба». Все запанибрата с официантом – к нему обращаются на «ты», он отвечает им тем же. Девушка, дочь хозяина, примостившись на скамеечке, вяжет шарф, они довольно благодушно подтрунивают над ней; складывается впечатление, что они ждут не дождутся, когда она войдет в возраст и к ней можно будет приставать.

* * *

Шахтерский поселок.Ряды двухэтажных кирпичных домишек с красными черепичными крышами и большими окнами. За домами крошечные садики, шахтеры выращивают в них овощи и фрукты. В каждом доме четыре комнаты; гостиная по фасаду, окна в ней затянуты плотными кружевными занавесками с цветочным узором, гостиной практически не пользуются; за гостиной кухня, на втором этаже две спальни. В гостиной – неизменный круглый стол, накрытый скатертью, три-четыре кресла с прямыми спинками, на стенах увеличенные фотографии членов семьи. Жизнь семьи проходит в кухне. Здесь на стене висит ружье и фотографии любимых киноактеров. Плита, радиоприемник, стол, накрытый клеенкой, на полу линолеум. Через кухню протянута веревка для сушки белья. Пахнет стряпней. Радио не выключают с утра до позднего вечера. Тито Рос-си, «Ламбет-уок», танцевальные мелодии. В дни стирки на плиту ставится огромный бак.

Гостей угощают ромом.Разговор ведется о деньгах, о ценах на то-се, о том, кто на ком женился, кто чем занимается.

Поутру шахтер спускается в кухню, пьет кофе с ромом – это его завтрак. Идет к раковине, моет лицо и руки. Он уже полностью одет, за исключением сапог и куртки – их ему подает жена.

Сестра Л. Высокая, худощавая брюнетка, с красивыми чертами лица и красивыми глазами. У нее недостает двух-трех зубов. Ей тридцать два, но на вид можно дать все пятьдесят; изможденная, с загрубевшей, изрезанной морщинами кожей. Ходит в черной юбке с блузкой и синем переднике. Четверо ребятишек – замурзанные, одетые в убогое тряпье, переделанное матерью из старья. У одной девчушки болит ухо, голова у нее замотана шарфом. Зять Л. Ему тридцать пять, но он выглядит гораздо старше. Лицо почти квадратное, с неправильными чертами, обветренное; он производит впечатление человека добродушного, дружелюбного и при том упрямого. Говорит мало, с расстановкой, голос у него приятный. На местном наречии изъясняется лучше, чем по-французски. У него большие, черные от угольной пыли руки; судя по всему, очень силен. Кроткое, чуть не жалостное выражение серых глаз усугубляет осевшая на ресницах несмываемая угольная пыль.

* * *

Штейгер. Весельчак с трубным голосом, компанейский, что типично для фламандских толстяков. Ценит жизненные блага – кофе, ром, стаканчик вина. Жена крупная, грузная, с растрепанными седыми волосами, с багровым, неизменно жизнерадостным лицом. Любит поесть, и на Рождество они погуляли на славу. Она сообщает нам, сколько стоил цыпленок, и со смаком перечисляет одно блюдо за другим. Не ложились до четырех утра – болтали, слушали радио, пели.

У них двое сыновей. Они не хотели, чтобы старший был шахтером, выучили его на плотника, – в первую же неделю ему отрезало руку циркулярной пилой, и теперь ему (он очкарик) дали какое-то место в шахте. Младший сын без долгих разговоров стал шахтером.

* * *

Прежде мальчишки шли работать в двенадцать лет, теперь не раньше четырнадцати, но работают они по восемь часов в день в три смены – отсортировывают пустую породу от угля. Уголь движется мимо них по лотковому конвейеру, группа мальчишек стоит плечом к плечу и, пока лоток проплывает мимо, спешит вынуть обломки породы. Выглядят они диковато: низко надвинутые шапки, синие комбинезоны, лица черные, в цвет одежде, лишь белки глаз сверкают.

* * *

Шахтер набирает опыт только к тридцати, к сорока пяти силы у него уже не те, и его переводят на работу полегче, за которую платят меньше. В пятьдесят пять он получает пенсию – три тысячи франков на себя и столько же на жену, но пожить в свое удовольствие долго ему, как правило, не удается – год-два, не больше. О том, что ему скорее всего суждено умереть от пятидесяти пяти до шестидесяти пяти, шахтер говорит спокойно, так, словно это в порядке вещей.

Ему предоставляют дом за символическую плату (восемь – десять франков в месяц) и четыреста килограммов угля. Он работает пять дней в неделю за шестьдесят франков в день плюс прибавка в двадцать пять процентов, но если его попросят поработать сверхурочно, а он откажется, прибавку не выплачивают.

Медицинское обслуживание бесплатное, но шахтеры жалуются, что врачи невнимательны: если у них много пациентов, они приходят лишь на следующий день после того, как их вызвали, лекарств не хватает.

* * *

Шахтеры – народ приветливый, доброжелательный, отзывчивый. Они понимают, что в своей работе зависят от других и, естественно, относятся друг к другу по-товарищески. Некоторые из них живут в часе, а то и больше ходьбы от шахты и приезжают на работу на велосипедах. Они любят свой уродливый поселок, и даже если могут переехать поближе к шахте, не хотят расставаться с ним.

* * *

Кроме квалифицированных шахтеров, которые добывают уголь, продвигают забой, проходят штольни, есть и чернорабочие – они чинят электропроводку, водят вагонетки, которые свозят уголь к подъемникам, втаскивают груженые вагонетки в подъемник. Вагонетку надо отцепить, вручную довезти по извилистым рельсам до подъемника и втолкнуть в него. За смену шахтер подвозит тысячу двести вагонеток. Работа эта очень тяжелая, он получает за нее двадцать франков в день. До последней забастовки платили всего четырнадцать.

Подъемник тряский. Движется вверх-вниз очень быстро, с чудовищным лязгом. Когда подъемник опускается в шахту, рабочие вытаскивают из него порожние вагонетки.

«У Анжелики». Небольшая квадратная комнатка, в глубине бар, на полках множество бутылок. Три-четыре квадратных столика, посетители сидят на скамейках, расставленных вдоль стен, и на стульях, посреди комнаты круглый стол. За ним несколько шахтеров, здоровенный солдат в форме, он в увольнении. Один из них показывает фокус с мотком шерсти, нехитрый фокус, но они в полном восторге, и в честь этого угощают друг друга. Атмосфера дружелюбия и сердечности. За другим столом мужчины играют в карты. Говорят мало, в основном о работе и ценах на то-се.

Семья хозяина живет в комнате за баром. Больной поляк не встает с постели, около него толчется человек шесть. Воздух спертый.

* * *

Поляков сразу отличишь от французов. Они коренастые, с квадратной формы головами, даже несмотря на угольную пыль, видно, какая у них белая кожа. С французами они ладят, но держатся особняком. Едят мало, еще меньше, чем французы, откладывают деньги и отсылают их домой, чтобы купить усадьбу. Пьют в основном по праздникам и на свадьбах, тогда собираются большими компаниями и просаживают все деньги. Затем долгие месяцы снова во всем себе отказывают, чтобы восполнить растраченное. По-французски говорят, подбирая слова, с сильным акцентом.

* * *

Мытье здесь – сложная процедура. В медном баке для стирки белья нагревают воду, в нем шахтер и моется. Молодые шахтеры гордятся тем, что работают в шахте, и вообще практически не умываются. Холостые шахтеры снимают комнату или койку у вдовы или у многодетной семьи. В Ланс ездят, чтобы сходить в тамошний бордель, автобусом или на велосипеде.

* * *

Штольни чуть выше среднего человеческого роста. Очень длинные, освещены холодным светом голых лампочек, по ним гуляют пронизывающие сквозняки. Штольни извиваются, петляют, сообщаются между собой, диву даешься, как тут не заблудиться; но Штейгер сказал, что найдет выход и с завязанными глазами.

* * *

Когда внезапно натыкаешься на группу работающих шахтеров, ощущение такое, словно при тебе совершается какое-то таинство. Пролезаешь через отверстие в стене штольни, протискиваешься или проползаешь по узкому штреку, порой и на четвереньках, пока перед тобой не возникнут шахтеры, продвигающие забой или рубящие уголь. Отбойный молоток такой тяжелый, что одному человеку поднять его не под силу, от него адский грохот.

В тусклом свете шахтеры, голые до пояса, в касках, чтобы защитить голову, и на людей-то непохожи. В середине смены у них получасовой перерыв. Они садятся на кучу угольной пыли и подкрепляются принесенным из дому в жестяной коробке здоровенным ломтем хлеба с маслом или с куском колбасы и жидким кофе из фляги.

* * *

Еда, как правило, такая, Поутру черный кофе, хлеб с маслом. В полдень, если шахтер дома, суп, кусок говядины или телятины с овощами из супа и картошкой. Пиво, часто домашней варки и практически безалкогольное, с необычным вкусом, к нему требуется привычка. На ужин снова кофе, хлеб с маслом, ну а если уж очень захочется побаловать себя – ломтик ветчины. Ни в одном из домов нет и намека на уют, и не заметно никакого стремления к уюту. Шахтеры довольны своими заработками и хотят лишь одного: чтобы все осталось, как есть. Работа, еда, сон, радио; таков уклад их жизни.

* * *

Управляющий предупредил меня, что работа эта не такая тяжелая, какой представляется постороннему глазу. Привычка, если и не облегчает ее, то по крайней мере помогает с ней примириться. Низенький, бритый, франтоватый управляющий еще молод; у него довольно миловидная длинноносая жена в красном платье и двое детей. Увлечен делом, производит впечатление человека умного, приятного и начитанного. У них гостит его тесть, генеральный прокурор Амьена, щуплый старичок с седой окладистой бородой. Он словоохотлив и с большой убежденностью излагает то, что уже лет сто стало общим местом, так, словно это выношенные суждения, к которым он пришел в итоге напряженных раздумий. Донельзя порядочный, достойный, ограниченный и нудный человек.

* * *

Убийство на Ривьере.Джек лежал с пневмонией, когда пришла телеграмма с сообщением, что его мать – она в это время жила в Сан-Рафаэле – убита. Ему не разрешили встать, и в Сан-Рафаэль вылетела его жена. Она, естественно, была потрясена, но, несмотря на это, испытывала блаженное чувство облегчения. Свекровь всячески отравляла ей жизнь. Бранила Мэри за то, что та любит ходить в гости и на балы, за то, что переводит деньги на тряпки, порицала за то, как она ведет дом и воспитывает детей. В довершение всего Джек восхищался матерью и боготворил ее. Мэри не вынесла бы такой жизни, если бы миссис Альберт не имела обыкновения проводить зиму в Сан-Рафаэле.

Мэри прилетела в Канны, где ее встретил английский консул – Джек дал ему телеграмму. По дороге в Сан-Рафаэль консул изложил, при каких обстоятельствах произошло убийство.

– Раньше или позже вы и так все узнаете. Местные газеты только и пишут, что об этом убийстве.

Миссис Альберт нашли мертвой в постели – ее задушили, а деньги и жемчуга похитили. Она была совершенно голая.

Миссис Альберт в Сан-Рафаэле хорошо знали. Она была постоянной посетительницей баров и кафе, где танцевали, и якшалась там с последним отребьем. Старуха не скупилась, охотно всех поила, над ней посмеивались, но относились к ней с симпатией. Два-три раза в неделю она уводила какого-нибудь головореза в свою гостиницу и утром неизменно вручала ему тысячу франков. Ее убил кто-то из любовников.

Мэри выслушала рассказ консула с ужасом, но и не без злорадства. Наконец-то ей представился случай рассчитаться с женщиной, долгие годы изводившей ее. Какая великолепная месть – рассказать Джеку, что его мать, которую он ставил ей в пример, этот образец добродетели, просто-напросто старая блудница.

– Известно, кто ее убил? – спросила Мэри.

– На подозрении по меньшей мере человек десять. Она была не слишком разборчива.

– Какой удар для моего мужа!

– А зачем ему это знать? Здешние власти будут рады замять скандал, выдать все за ограбление с убийством. Для зимнего курорта типа Сан-Рафаэля такой постыдный скандал крайне нежелателен.

– Почему вы считаете, что эту историю следует замять?

– Ради вас и вашей свекрови. Надо полагать, в Англии она жила очень скучно. Надеюсь, вы не очень строго ее осуждаете за то, что она решила чуточку порезвиться перед смертью?

Мэри долго молчала. А когда наконец прервала молчание, неожиданно для себя ответила:

– Я ненавидела старую мерзавку. Готова была задушить ее своими руками, и порой сама не понимаю, почему не сделала этого. Но теперь, когда я знаю все, впервые с тех пор, как я вышла замуж, во мне пробудилось что-то вроде симпатии к ней.

* * *

Паскье умирает.Он владелец небольшого кафе в одном из проулков Ниццы; позади кафе – тесная, затхлая комнатушка, там посетители танцуют. Паскье то ли владеет этажом дома над кафе, то ли снимает его; на верхний этаж ведет отдельный вход с торца. Паскье живет там, но еще сдает комнаты на час или на ночь мужчинам, подцепившим женщин в его кафе. Теперь Паскье так расхворался, что в кафе хозяйничает его сын Эдмон с женой. Эдмон женился на одной из постоянных посетительниц кафе, и Паскье, разгневавшись на сына за такой мезальянс, выгнал его с женой из дому, но будучи не из тех, для кого честь всего превыше, вернул Эдмона, потому что этого требовали интересы дела. В тот вечер, когда я зашел в кафе, там было полно народу. Моряки гуляли, и деньги текли рекой. Я справился у Эдмона о здоровье отца, и он сказал, что врачи потеряли надежду – отцу осталось жить от силы день-два, – и попросил меня навестить его. Я обогнул дом, Жанна, женщина, которая распределяла клиентов по комнатам, отвела меня к Паскье. Он лежал в широченной кровати со стойками и пологом – ссохшийся старичок в ночной рубашке, с землистым опухшим лицом, с отечными руками.

– Мне каюк, – сказал он.

– Глупости, – возразил я с напускной бодростью, с какой обычно разговаривают с больными. – Вы поправитесь.

– Да я не боюсь. Как дела там, внизу? Много народу?

– Битком набито. Паскье взбодрился.

– Будь у меня вдвое больше комнат, сегодня ни одна не пустовала бы. – Он тряхнул колокольчик. – А я должен лежать и не могу за всем присмотреть сам, вот беда. – Вошла горничная. – Постучите во все двери, – распорядился он, – и велите им поторапливаться. Люди ждут, Господи, ведь для того, за чем они сюда пришли, много времени не требуется. – А когда дверь за служанкой закрылась, добавил: – Думая о моей бедной жене, я радуюсь, что ее нет в живых: женитьба Эдмона на шлюхе ее бы убила. И это при том, что он получил хорошее воспитание. Знаете, что они сделают, когда я умру? Женщин вышвырнут, а комнаты будут сдавать помесячно чиновникам и приказчикам. Они, видите ли, не желают зарабатывать деньги таким путем. Ну что бы ему жениться на дочери почтенных торговцев, она бы понимала, что дело есть дело. До чего же тяжко лежать и сознавать, что не успеют меня похоронить, как они развалят дело, которое я создал своими руками. – Две тяжелые слезы скатились по его щекам. – А чего ради? – Он зашмыгал носом. – Ради того, чтобы эта сучонка стала почтенной дамой. Можно подумать, люди раскошелятся из уважения к вам. Чтоб ее!..

Он умер два-три дня спустя. Катафалк утопал в цветах, на похороны пришли чуть не все постоянные посетительницы кафе.

– Сразу видно, они добрые девушки, – сказала мне после похорон жена Эдмона.

* * *

История любви. Герцог Йоркский, брат Георга III, приплыл в Монако на яхте и тут тяжело заболел. Он попросил тогдашнего князя Монако оказать ему гостеприимство. Герцога князь пригласил, однако любовницу герцога, приехавшую с ним на яхте, принять отказался. Она сняла дом в Рокбрюне и каждый день ходила на мыс – смотреть, реет ли флаг над дворцом. Однажды увидев, что флаг приспущен, она поняла, что ее возлюбленный умер. И бросилась в море.

* * *

На днях, после обеда на Гроувенор-сквер, я слушал, как один уже немолодой писатель сетовал, что в Англии литераторы нынче не пользуются особым уважением. Он доказывал, что их сегодняшнее положение невыгодно отличается от положения литераторов в восемнадцатом веке – тогда они были законодателями вкусов в кофейнях, а щедрость покровителей избавляла их от необходимости продавать свой талант за презренный металл. Я удивился, как ему не пришло в голову, что в восемнадцатом веке, если б нас вообще пустили в этот дом, нам пришлось бы войти в него с черного хода, а если бы нас решили покормить, нам пришлось бы довольствоваться кружкой пива и куском холодного мяса в комнате экономки.

Поль. Он убил свою жену. Его судили, приговорили к смерти. Приговор он перенес очень тяжело. Потерял себя. Перестал спать. Жалко трусил. Алана попросили навестить Поля – попытаться немного успокоить его и, если не утешить, то хотя бы примирить со своей участью. Алан навещал Поля каждый день. Однажды он сказал мне, что Поль хочет прочитать книгу, которой нет в тюремной библиотеке, и спросил, не могу ли я купить ее. Я, естественно, охотно согласился и спросил, о какой книге идет речь. Его ответ меня ошарашил. Я не мог взять в толк, почему вдруг смертник перед тем, как его повесят, загорелся желанием прочесть именно эту книгу. Поль попросил «Сентиментальное путешествие» Стерна.

* * *

Гостиничные номера.В одном остановился человек, в представлении которого гостиница символизирует свободу. Он вспоминает, какие истории приключались с ним в таких номерах, каким приятным раздумьям он предавался, и на него нисходит такое блаженное умиротворение, что его пронзает мысль: более счастливого мига в его жизни не будет, и он принимает смертельную дозу снотворного. В другом номере живет женщина, которая долгие годы кочует из гостиницы в гостиницу. Она воспринимает это как несчастье. У нее нет своего дома. Выбираться из гостиницы ей удается, лишь если друзья под большим нажимом пригласят ее на недельку-другую. Ее зовут погостить из жалости, расстаются с ней с облегчением. Она чувствует, что влачить такую жалкую жизнь у нее нет сил, и в свою очередь принимает смертельную дозу снотворного. Для гостиничной прислуги и газетчиков эти две смерти представляются неразрешимой загадкой. Они подозревают, что у этих двух был роман. Ищут, что их связывало, но ничего не находят.

* * *

Процветающий адвокат– ни семья, ни друзья не могли поверить, что он наложил на себя руки. Бодрый, деятельный, полный сил, вот уж про кого никогда не подумаешь, что он может покончить с собой. Любил жизнь со всеми ее радостями. Выходец из низов, он за военные заслуги получил титул баронета. Обожал своего единственного сына, который должен был унаследовать его титул, его дело и баллотироваться в парламент. Все ломали голову, что побудило его покончить с собой. Он принял меры для того, чтобы его самоубийство приняли за несчастный случай, и если бы не незначительный промах, никто ничего не заподозрил бы. Правда, жена давала ему поводы для беспокойства. У нее был климакс, рассудок ее помутился – она не настолько тронулась умом, чтобы поместить ее в сумасшедший дом, но и вполне нормальной считаться не могла. Страдала сильнейшей меланхолией. От нее скрыли, что муж покончил с собой – сказали, что он погиб в дорожной аварии. Она перенесла это лучше, чем можно было ожидать. Сообщить ей это известие поручили врачу. «Слава Богу, я успела открыться мужу, – сказала она. – Иначе я не знала бы ни минуты покоя». Доктор полюбопытствовал, о чем идет речь. Она, хоть и не сразу, но сказала: «она призналась мужу, что сын, которого он боготворит, на которого возлагает все надежды, не от него».

* * *

Бермондзи. Чета отошедших от дел торговцев зовет водопроводчика что-то починить. У них полдома в Кеннингтоне. Водопроводчик – видный малый, их дочь в него влюбляется. По вечерам они встречаются. Но водопроводчика не покидает чувство, что она считает его себе неровней, и ему мнится, что она обходится с ним, как со слугой. Он решает сквитаться с ней. Делает ей ребенка. Родители выгоняют ее из дому. Водопроводчик отказывается жениться на ней, но она поселяется у него, а после рождения поступает работать на кондитерскую фабрику. Ребенка отдают на воспитание. Один из фабричных рабочих влюбляется в нее и предлагает выйти за него замуж. Она знает, что водопроводчик ее не любит, и уходит от него; водопроводчик приходит в бешенство; когда же ему сообщают, что она собирается выйти замуж за другого, то идет к ее жениху и рассказывает, что у них есть ребенок. Жених от нее отказывается.

* * *

Бермондзи.Человек, отравленный газами на войне, живет на пенсию, ютится с женой в двух комнатенках в полуподвальном этаже четырехэтажного дома. Оба они члены похоронного клуба. Он долго хворает и в конце концов осознает, что скоро конец, жить ему осталось всего несколько дней. Ему удается уговорить жену на те деньги, которые она получит на его похороны, устроить напоследок кутеж. Они приглашают всех друзей, угощают их роскошным ужином с шампанским. Он умирает на следующую ночь. Деньги, полученные от похоронного клуба, потрачены, но друзья хотят устроить ему пышные похороны в складчину; вдова и слышать об этом не хочет, и друзья в полном составе провожают его до нищенской могилы. Позже в тот же день один из друзей навещает вдову и предлагает ей выйти за него замуж. Оправившись от удивления, она, после не слишком долгих раздумий, дает согласие; однако считая, что выйти замуж раньше, чем через год после смерти мужа, неприлично, предлагает ему тем временем переехать к ней и снимать у нее комнату.

* * *

Бермондзи.Бывший солдат и девушка, фабричная работница, безумно влюбляются друг в друга. Он несчастлив в браке, у него сварливая, ревнивая жена. Парочка убегает вместе, снимает жилье в Степни. Из газет девушка с ужасом узнает, что ее возлюбленный убил свою жену. Ему не миновать ареста, но пока его не нашли, они предаются страсти. Она не сразу осознает, что он, лишь бы не сесть в тюрьму, намерен убить не только себя, но и ее. Она напугана, хочет бежать от него, но так любит его, что не в состоянии расстаться с ним. Откладывает это до последней минуты. За ним приходит полиция, и он стреляет сначала в нее, потом в себя.

* * *

Бермондзи.Дэн несколько месяцев сидит без работы. Он подавлен, унижен, и его брат Берт – а у него есть работа – над ним издевается. Попрекает Дэна тем, что тот живет на его деньги. Вымещает на нем злобу, гоняет его по разным поручениям. Дэн до того угнетен, что готов покончить с собой, и мать с огромным трудом убеждает его подождать с этим: вдруг что-нибудь да и подвернется. Мать, миссис Бейли, уборщица в каком-то правительственном учреждении Уайтхолла. Она ежедневно уходит из дому в шесть утра, а приходит лишь в шесть вечера. Однажды Берт, возвратившись домой, набрасывается на Дэна с руганью – тот не забрал его рубашку из прачечной, и ему не в чем идти на свидание. Завязывается драка, Берт задает Дэну трепку – тот и более щуплый, и более слабый, и недокормленный. Приход миссис Бейли прекращает потасовку. Она резко отчитывает Берта. Берт говорит, что ему все опостылело, он сыт по горло и вскоре женится. Они в ужасе – без тех денег, которые Берт еженедельно дает на хозяйство, при том, что Дэн ничего не зарабатывает, миссис Бейли не прокормить себя, Дэна и двух младшеньких. Им грозит голод. Они внушают Берту, что он не имеет права жениться, во всяком случае до тех пор, пока Дэн не подыщет работу. Берт говорит, что у него нет другого выхода – его девушка беременна. Он убегает из дому. Все плачут. Миссис Бейли падает на колени и велит Дэну и двум младшеньким тоже встать на колени и молить Господа смилостивиться и помочь им. Они все еще молятся, когда Берт возвращается из прачечной – он сам сходил за рубашкой. Берт злобно зыркает на них. «Будет вам, будет, – кричит он. – Я дам ей десять шиллингов, пусть избавится от ублюдка».

* * *

Миссис Бейли.Довольно высокая, с рыжеватыми, вечно растрепанными, жидкими волосами, когда открывает рот, видно, что у нее нет двух передних зубов. Одно ухо надорвано – это муж постарался, на лбу шрам – как-то раз он выкинул ее из окна. Муж, крупный, здоровенный грубиян, на войне был тяжело ранен, и миссис Бейли прощает ему буйные выходки, потому что его нередко жестоко мучают раны. У них четверо детей, все они смертельно боятся отца. Тем не менее миссис Бейли не теряет чувства юмора, удивительно характерного юмора кокни, и когда не опасается за свою жизнь, очень забавная. Ее хлебом не корми, дай только посмеяться. Наконец Бейли умер. Я навестил ее после его смерти, и вот что она мне рассказала: «На самом деле он не такой уж и плохой. Знаете, что он сказал? Это были, почитай что, его последние слова. „Ты ведь от меня здорово натерпелась? Будешь рада от меня избавиться“. – „Да что ты, Нед, – говорю я ему, – ты знаешь, я всегда любила тебя“. Он на меня так чудно посмотрел, и знаете, что сказал: „Ты, старая калоша“, – говорит. Значит, он и впрямь меня любил – иначе разве б он назвал меня старой калошей?»

Эти записи я сделал, когда собирался писать роман о жителях Бермондзи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю