355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уильям Айриш » Вальс в темноту » Текст книги (страница 15)
Вальс в темноту
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 18:21

Текст книги "Вальс в темноту"


Автор книги: Уильям Айриш


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Он опустил глаза, чтобы не смотреть в лицо Даунзу. Опустил глаза на свой собственный палец, обхвативший спусковой крючок. Он созерцал его с отстраненным любопытством, словно палец принадлежал не ему. Словно ему было интересно узнать, что же он совершит.

– Бонни, – надрывно всхлипнул он, словно умоляя ее отпустить его.

Звук выстрела на мгновение оглушил его, а облачко дыма создало между ними кратковременную завесу. Но оно слишком быстро рассеялось, не скрыв от него нежелательного зрелища.

Он поднял глаза и увидел лицо, которое ему ни в коем случае не хотелось видеть.

Даунз, как ни странно, стоял на ногах.

Его глаза глядели с таким невысказанным, мучительным упреком, что, доведись Дюрану еще раз в жизни увидеть такое, он, наверное, лишился бы рассудка.

Вновь возникшую в комнате тишину нарушило похожее на вздох сожаления приглушенное слово.

– Брат, – прошептал кто-то из них, и позже у Дюрана было странное ощущение, что это сделал он.

Ноги Даунза медленно подкосились, и он с шумом рухнул на пол. Из-за этой задержки падение показалось более стремительным, чем если бы оно произошло сразу. Он лежал мертвый – ошибиться тут было невозможно – с открытыми, чуть подернутыми поволокой глазами, с приоткрытым покрасневшим ртом.

То, что он, Дюран, проделал потом, ему помнилось смутно, словно это он, а не Даунз канул в безвременье, и, даже действуя и видя, что делает, он не вполне это осознавал. Как будто действовали его руки и тело, а не его мозг.

Он помнил, что долго сидел на стуле, на самом краешке стула, где ему было очень неудобно, но подняться он никак не мог. Он понял, что сидел на стуле, только после того, как в конце концов встал на ноги. Все это время он продолжал держать в руке пистолет, похлопывая стволом по колену.

Он подошел к секретеру и положил пистолет на место. Тут он заметил, что на откинутой крышке все еще стоит шкатулка с деньгами, а вокруг валяются не поместившиеся в нее банкноты. Он положил их на место, запер шкатулку на ключ и тоже убрал. После этого запер ящик и положил ключ в карман.

Да, пришла ему в голову смутная мысль, все можно исправить, кроме одного. Теперь уже нельзя вернуться к тому, что было раньше. Эта мысль, словно порыв холодного ураганного ветра, чуть не сбила его с ног, заставив пошатнуться и, дрожа всем телом, опереться о край секретера.

Время исчезло, как будто ему навсегда предстояло остаться здесь наедине с этим мертвецом. С мертвецом, который раньше был человеком, одетым как человек, но теперь уже превратившимся в предмет. Он не чувствовал побуждения немедленно выскочить вон из комнаты; инстинкт подсказывал ему, что здесь, под защитой этих стен, оставаться безопаснее, чем где бы то ни было. Но взгляд его ежеминутно обращался на то, что лежало перед ним на полу, на то, что, помимо воли, приковывало его внимание.

Даунз лежал наискосок на уголке прямоугольного ковра, так что одна сторона высовывалась у него из-за плеча, а ноги, наоборот, не помещались. И всякий раз, когда взгляд Дюрана падал на возвышавшийся на полу горельеф, это грубое нарушение симметрии тоже действовало ему на нервы.

Он, наконец, подошел к трупу и, присев на корточки, прикрыл мертвое лицо краешком ковра, словно толстой шерстяной простыней. Но, не почувствовав, облегчения, переместился – не вставая, на корточках – к ногам трупа и накрыл противоположным углом ковра его ступни и голени. Неприкрытым теперь оставался только торс.

Вдруг, осененный внезапной мыслью, он перевернул тело, а вместе с ним и ковер. А потом еще раз. Теперь оно полностью исчезло, спрятанное в грубом шерстяном коконе. Но все-таки он еще раз скрутил ковер, так что тот превратился в длинный цилиндр. Всего лишь скатанный ковер, ничего поразительного, осуждающего или обвиняющего.

Но он валялся на дороге. Он загораживал проход к двери.

Дюран опустился на четвереньки и покатил сверток через всю комнату к противоположной стене. Он катился неуклюжими, неравномерными рывками, скорее под воздействием своего собственного веса, а не его манипуляций. Ему пришлось остановиться и выпрямиться, чтобы отодвинуть стоявшее на пути кресло.

Затем, вернувшись к свертку, он уже не стал больше касаться его руками. Стоя, он потихоньку принялся подталкивать его ногой в том же направлении, пока, коснувшись плинтуса, не примостился незаметно у стенки.

По дороге из коврика выпала перламутровая пуговичка от воротника и осталась лежать на полу позади него. Он поднял ее и забросил внутрь через одно из отверстий; правда, он уже не знал наверняка, что находилось с той стороны – голова или ноги.

Изнеможенный, он неровными шагами побрел через комнату и, выбрав стену подальше от трупа, поближе к двери, устало опустился рядом с ней на пол, опершись спиной и плечами, и застыл неподвижно в таком положении.

Так она и застала его, когда вернулась.

У него уже не было сил реагировать на ее приход. Он не придал ему никакого значения. Услышав, как хлопнула входная дверь, он повернул ничего не выражавшее лицо в сторону прихожей, которая была ему не видна. Через минуту она заглянула в комнату и, остановившись на пороге, принялась сосредоточенно стягивать перчатки.

Он ощутил слабый аромат фиалковых духов, но, возможно, это так сработало при виде ее его воображение, вызвавшее в памяти воспоминания прошлого.

Повернув голову, она увидела его прямую спину, прислоненную к стене и неуклюже вывернутые наружу ладони.

С ее надутых губок сорвался смешок.

– Лу! Что ты там делаешь? Зачем ты забрался…

Он не ответил.

Она окинула взглядом комнату в поисках ответа.

Он увидел, что она опустила глаза на прямоугольный след от ковра посредине комнаты.

– Что с ковром случилось?

– Я в него кое-кого завернул. Человеческое тело. – Произнося эти слова, он сам удивился, как странно они звучат. «Кое-кого завернул». Как будто кто-то устроил там себе жилище. А что еще он мог сказать?

Он мотнул головой в сторону противоположной стены. Она проследила взглядом за этим его движением. Лежавший у противоположной стены неприметной тенью сверток, скрытый ножками стульев, не сразу бросался в глаза.

– Не ходи туда… – начал он.

Но она уже сорвалась с места. Он не закончил фразы, но скорее из-за нехватки сил, а не потому, что она его не послушалась.

Он увидел, как она, шурша юбками, присела на корточки рядом с круглым, как у дымохода, отверстием. Наклонив голову, заглянула внутрь. Потом просунула туда руку, чтобы на ощупь выяснить, действительно ли там что-то есть. Следующим движением она схватилась за края, желая раскрутить коврик или хотя бы расширить отверстие.

– Не надо, – сдавленно простонал он. – Не открывай.

Она выпрямилась и вернулась к нему. В ее лице была какая-то настороженность, что-то вроде резкой, обостренной проницательности, но не более; ни ужаса, ни боязни, ни бледности от потрясения. Она, казалось, даже несколько оживилась, словно восприняла это не как моральный крах, а как испытание, вдохнувшее в нее новые силы.

– Кто это сделал? Ты? – требовательно прошептала она.

– Это Даунз, – ответил он.

Ее глаза горели недвусмысленной настойчивостью; она напряженно, почти с жадностью ожидала ответа, непременно желала знать. Безо всяких эмоций, из чисто практического интереса.

– Он явился сюда за тобой.

Он бы не стал продолжать. Его голова опустилась, как будто он поставил точку. Но она потребовала дальнейших объяснений, взяв его за подбородок и снова приподняв его голову.

– Он обнаружил, что ты здесь.

Теперь она отрывисто кивнула. Что означало: она довольна объяснением, она принимает его, она поняла. Вытекающие отсюда последствия, действия были совершенно естественными. Ничего другого нельзя было и ожидать. Ничего другого нельзя было и желать. Она сообщила ему об этом наклоном головы.

Она крепко сжала его плечо, он и не знал, что ее пальцы обладают такой обжигающей силой. Странно, у него создалось впечатление, что так она выражала свою похвалу.

В ее следующем вопросе послышались такие интимные нотки, такое понимание, каким не были окрашены даже минуты их наибольшей близости.

– Как ты это сделал? Чем?

– Пистолет, – сказал он. – В секретере.

Она, повернувшись, посмотрела на коврик. И, стоя в таком положении, она наградила его легким ударом тыльной стороны ладони по груди. В этом жесте он прочел лишь веселое озорство, говорившее о связавшем их захватывающем заговоре.

Она снова обернулась к нему и поглядела ему в лицо долгим, внимательным взглядом. С ленивой полуулыбкой, словно впервые обнаружив в знакомых чертах какие-то новые качества, достойные одобрения и восхищения.

– Тебе нужно выпить, – решительно произнесла она. – Да и мне тоже. Подожди минутку, я что-нибудь принесу.

Он следил взглядом за тем, как она дважды наполнила стаканы из графина и снова закрыла его стеклянной крышкой, слегка повернув ее, словно дверную ручку.

Он почувствовал, словно вступает в некий странный новый мир. Который уже давным-давно существует по своим законам, но в который его только сейчас допустили. Значит, после того, как лишишь кого-то жизни, нужно выпить. Если бы не она, он бы об этом не догадался, ему бы и в голову не пришло. Он чувствовал себя новичком, направляемым опытной рукой.

Она вложила стакан ему в руку и, не разжимая обхвативших его запястье пальцев, словно в знак горячей привязанности, сумасшедшим движением вскинула другую руку вертикально в воздух.

– Теперь ты завоевал мое сердце, – провозгласила она с лихорадочным блеском в глазах. – Теперь ты меня достоин. Теперь ты мой мужчина, мой герой.

Она сдвинула их стаканы и, обхватив его руку своей, влила жидкость сквозь побледневшие губы, которые, казалось, не в состоянии были разомкнуться сами.

– За нас, – объявила она. – За тебя. За меня. За нас двоих. Допивай, любовь моя. Жизнь коротка и так увлекательна.

Осушив стакан, она швырнула его о стену, и он разбился на мелкие кусочки.

Немного помедлив, он поспешил догнать ее, чтобы не остаться в одиночестве, последовал ее примеру.

Глава 46

Тот, кто увидел бы их полчаса спустя, ошибочно решил бы, что наблюдает мирную домашнюю сцену; обсуждение текущих хозяйственных расходов или, возможно, предстоящей меблировки комнаты.

Теперь он сидел в кресле, вытянув вперед ноги и откинув голову, а она примостилась рядышком, на одном из подлокотников, и, пока шло обсуждение, время от времени рассеянно трепала его рукой по волосам.

В руке он держал очередной стакан, который она наконец отняла у него и поставила на стол.

– Все, хватит, – решительно запретила она, погладив его по голове. – Ты должен быть в здравом уме.

– Безнадежно, Бонни, – проговорил он упавшим голосом.

– Ничего подобного. – Она снова погладила его по голове. – Мне и раньше…

Она не закончила, но он и так догадался, что она собиралась сказать. Мне и раньше приходилось бывать в подобных ситуациях. Интересно где, интересно когда. Интересно, с кем она тогда была.

– Бежать отсюда очертя голову, – заключила она, словно возобновляя на время прерванный разговор, – для людей в нашем положении было бы непростительной глупостью. – Ее слова доносились до него как будто с большого расстояния и поразили его той четкостью и безапелляционностью, с которыми она их произносила; подобно хорошенькой юной школьной учительнице, наставляющей не слишком сообразительного ученика. Ей не хватало только какого-нибудь рукоделия на коленях, чтобы, опустив на него глаза, производить движения в одном ритме со своими речами.

– Но оставаться здесь мы не можем, – возразил он. – Что мы будем делать? Как нам быть? – Он на секунду прикрыл глаза рукой. – Уже час прошел.

– А сколько времени прошло до того, как я вернулась? – спросила она с научно-отстраненным интересом.

– Не знаю. Кажется, много. – Он начал протестующе подниматься с кресла. – Мы уже могли бы быть далеко отсюда. Нам давно пора было уехать.

Она нежным, но твердым движением вернула его на место.

– Здесь мы не останемся, – успокоила она его. – Но и бежать со всех ног как угорелые тоже не будем. Знаешь, что тогда произойдет? Самое большее, через несколько часов все обнаружится и за нами будет погоня.

– Она и так будет.

– Нет. Не будет, если мы поведем верную игру. Мы уедем отсюда, когда придет время. Но оно придет в самую последнюю очередь, когда мы все хорошенько подготовим. Сперва нужно… – она пренебрежительно указала на противоположную стену отогнутым большим пальцем, – убрать отсюда вот это.

– Вынести из дома? – нерешительно предложил он.

Она задумчиво поджала губы.

– Подожди, давай подумаем. – Наконец она покачала головой и медленно проговорила: – Нет, выносить не стоит… Нас увидят. Почти наверняка.

– Тогда?..

– Оставим в доме, – сказала она и слегка передернула плечами, подразумевая, что это и так должно быть понятно.

Эта мысль его ужаснула.

– Прямо здесь?..

– Разумеется. Это гораздо безопаснее. Собственно, нам ничего другого и не остается. Мы здесь одни, слуг нет. В нашем распоряжении столько времени, сколько понадобится…

– Ага, – пробормотал он.

Она снова задумалась, теребя губы; казалось, на переживания у нее не было времени. Она внушала ему не меньший страх, чем то, что они пытались скрыть.

– В одном из каминов? – запинаясь, проговорил он. – На этом этаже их два…

Она покачала головой:

– Его найдут через несколько дней.

– В шкафу.

– Еще хуже. – Вытянув ногу, она несколько раз постучала пяткой по полу. Потом кивнула, приближаясь, видимо, к принятию верного решения. – Спрячем в перекрытие.

– Оно деревянное. Это любому сразу бросится в глаза.

– Тогда в подвал. Из чего там сделан пол?

Он не мог припомнить, он никогда там раньше не бывал.

Она резким движением встала с кресла. Закончился период созревания, настало время действовать.

– Подожди минутку. Я спущусь вниз, погляжу. – Задержавшись в дверях, она, не поворачивая головы, предупредила: – Больше не пей без меня.

Вбежав в комнату, она, хитро прищурившись, сообщила:

– Пол земляной. То, что нам нужно.

Ей приходилось думать за двоих. Она потянула его за плечо.

– Давай, надо отнести его вниз. Пускай он лучше там лежит, пока мы все не подготовим. А то мало ли кто войдет.

Он подошел к свертку и остановился, пытаясь подавить подступившую к горлу тошноту.

Ей все пришлось взять на себя.

– Не лучше ли тебе снять пиджак? Он тебе будет мешать.

Она помогла ему его снять и аккуратно, чтобы не помять, перекинула через спинку стула. И даже легонько отряхнула рукав.

Он сам удивился, что такое обыденное, повседневное действие – помочь ему снять пиджак – вызвало пробравший его до мозга костей трепетный страх.

Он взял скрученный ковер за середину и засунул под мышку, поддерживая другой рукой. Один конец, где, вероятно, находились ноги, под влиянием своей собственной тяжести перевесился и потащился по полу. Другой конец, тот, где была голова, он держал отверстием кверху.

Он сделал несколько шагов вперед. Вдруг тяжесть ослабла, и нижний конец перестал тащиться по полу, замедляя его движения. Он обернулся и увидел, что она пришла ему на помощь.

– Нет, Бога ради, нет! – воскликнул он. – Только не ты…

– Ах, Луи, не говори глупостей, – нетерпеливо перебила она. – Так ведь гораздо быстрее будет! – И, немного смягчившись, добавила: – Для меня это просто ковер. Я ничего не вижу.

Они вынесли его из комнаты и проследовали по ведущему в подвал коридору. Там им пришлось остановиться и положить сверток на пол, чтобы открыть дверь. Спустившись вниз по ступенькам, они снова опустили его на пол, уже окончательно.

Он, шумно дыша, провел рукой по лбу.

– Тяжелый, – согласилась она и с легкой улыбкой перевела дыхание.

Все эти мелочи в ее поведении приводили его в ужас. Просто кровь стыла в жилах.

Они выбрали для своей ноши место у стены. Прежде чем на нем остановиться, она кое-где потыкала землю острым носком туфли.

– По-моему, здесь будет лучше всего. Земля здесь немного помягче.

Он подобрал, валявшийся рядом кусок гниющей балки и, чтобы заострить, сломал о колено.

– Ты что, этим, что ли, собираешься копать? Да ты так всю оставшуюся жизнь провозишься! – В ее голосе послышалась непостижимая для него насмешка.

В подтверждение ее слов деревянный обломок, воткнутый в плотно примятую землю, снова сломался.

– Нужна лопата, – заключила она. – Иначе никак.

– Здесь лопат нет.

– И во всем доме тоже. Придется ее где-нибудь раздобыть. – Она направилась вверх по лестнице. Он остался внизу. Остановившись у входа, она обернулась и кивнула ему. – Пойду за лопатой, – сказала она. – Ты, я вижу, еще не совсем оправился. Не оставайся здесь, а то тебе еще хуже будет. Поднимись наверх и подожди меня там.

Он последовал за ней и закрыл за собой дверь в подвал.

Она надела остроконечную шляпку и закуталась в шаль, словно отправлялась по самому обыденному домашнему поручению.

– Не опасно ли? – спросил он.

– Люди, знаешь ли, иногда покупают лопаты, такое бывает. Ничего дурного в этом нет. Весь вопрос в том, как это проделать.

Она направилась к входной двери, а он – за ней следом.

На пороге она обернулась к нему:

– Не падай духом, дорогой. – Приподняв его подбородок, она поцеловала его в губы.

Он никогда раньше и не подумал бы, что поцелуй может быть столь отвратительным.

– Оставайся в гостиной, подальше от него, – посоветовала она. – И не пей больше. – Она напоминала заботливую мать, дающую перед уходом последние напутствия своему сынишке, чтобы тот не проказничал в ее отсутствие.

Дверь закрылась, и он какое-то время следил за ней сквозь стекло. Она прошла по дорожке, ведущей к улице, обыкновенная маленькая домохозяйка, направляющаяся по домашним хлопотам. Аккуратно натянув на ходу перчатки, она скрылась из виду.

Его оставили наедине с мертвецом.

Он вошел в ближайшую комнату, не в гостиную, где это произошло, забрался в кресло, замер в неподвижности, прижавшись лицом к спинке, и стал ждать ее возвращения.

Ему показалось, что ждал он целую вечность, хотя прошло всего полчаса.

Она принесла лопату. Несла по улице, ни от кого не скрываясь, а как еще можно было нести лопату? Лезвие было обернуто коричневой бумагой и перетянуто бечевкой. Рукоятка торчала наружу.

– Меня долго не было?

– Сто лет, – простонал он.

– Я нарочно отошла подальше, – объяснила она. – Я не хотела ее покупать слишком близко от дома, ведь нас все знают в лицо.

– Ты не думаешь, что покупать ее вообще было ошибкой?

Она самодовольно усмехнулась:

– Так, как я это сделала, – нет. Я вообще не просила продать мне лопату. Это он мне посоветовал ее купить. Я только спросила, какой инструмент нужен, чтобы обработать садик за домом, – заступ или грабли. Насчет лопаты я сомневалась, ему долго пришлось меня убеждать. – Она самоуверенно вскинула голову.

И она могла стоять у прилавка и торговаться, недоверчиво подумал он.

Он взял у нее из рук лопату.

– Мы спустимся вместе? – спросила она, аккуратно сняв шляпку и вынув из нее булавки и осторожно положив ее, чтобы не нарушить форму.

– Нет, – ответил он сдавленным голосом. Если она в довершение всего будет еще при этом на него смотреть, то он не выдержит. – Когда… я закончу, я тебе сообщу.

Она дала ему последние напутствия:

– Сначала сделай разметку. Чтобы знать, какая длина и ширина тебе нужна. Черенком лопаты. Тогда тебе не придется делать ненужной работы.

Ответом на это был новый приступ тошноты.

Закрыв за собой дверь, он опустился вниз.

Лампа горела на том же месте, где они ее оставили.

Он подвернул фитиль. Тогда она вспыхнула слишком ярко и слишком многое открылось его глазам. Он поспешно убавил свет.

Ему никогда раньше не доводилось рыть могилу.

Сначала он разметил ее, как она ему велела. Затем воткнул лопату в отмеченное пространство и оставил ее стоять вертикально, а сам закатал рукава рубашки.

Затем взялся за лопату и приступил к работе.

Копать было еще не самым худшим. Во время этого занятия оно лежало позади, не попадаясь ему на глаза. Ужас хоть и не исчез, но был сведен к минимуму. Можно было представлять себе, что роешь яму или канаву.

Но когда он закончил…

Ему потребовалось несколько минут собираться с силами, чтобы достичь необходимой степени решимости. Затем он повернулся к нему лицом и быстрыми шагами пересек подвал.

Он подтащил сверток к краю зияющей в ожидании ямы. Затем, придерживая за отвернутый кусок, оттолкнул от себя скатанную рулоном часть ковра. Ее содержимое с мокрым шлепком вывалилось внутрь. Тогда он подтянул ковер к себе. Опустошенный, он подался без малейшего усилия. На мгновение вскинутая кверху рука тут же упала обратно.

Он старался не глядеть туда. Обойдя яму, он встал рядом с холмиком извлеченной из нее земли и, отвернув лицо в сторону, начал спихивать его лопатой обратно.

Когда ему наконец все-таки пришлось посмотреть, насколько он продвинулся, худшее было позади. На него уже не глядело мертвое лицо. Лишь кое-где сквозь земляную пленку проглядывали фрагменты корпуса.

Вскоре исчезли и они.

«Вот и все, во что обратилось Божье творение», – пронеслось у него в мозгу.

В заключение нужно было умять и утоптать землю, чтобы выровнять ее. В этой работе тоже ничего хорошего не было.

Он занимался ею гораздо дольше, чем требовалось. Словно для того, чтобы мертвец никогда больше не вышел из могилы. Его движения напоминали безумный танец, который он не в силах был остановить по своему желанию.

Вдруг он поднял голову.

Она наблюдала за ним, стоя на верху лестницы.

– Как ты узнала, что я закончил? – вымолвил он, задыхаясь.

– Я уже два раза сюда заглядывала, но не стала тебя беспокоить. Я решила, что тебе лучше побыть одному. – Она наградила его загадочным взглядом. – Я думала, у тебя не получится самому дойти до конца. Но ты смог это сделать, верно? – Он не понял, расценивать ли это как похвалу.

Он откинул лопату в сторону и поплелся по лестнице ей навстречу.

Не дойдя до нее, он упал. Или, вернее, у него просто подкосились ноги. Он распростерся на ступеньке, уткнувшись лицом в согнутую руку и немного всхлипывая.

Она склонилась над ним. Ее рука утешительно опустилась на его плечо.

– Ну, успокойся. Все кончено. Все прошло. Больше беспокоиться не о чем.

– Я убил человека, – выдавил он. – Я убил человека. Я нарушил библейскую заповедь.

Она фыркнула отрывистым смешком:

– Солдаты на войне убивают людей десятками и ни на минуту об этом не задумываются. Им даже медали за это дают. – Поддерживая его за локоть, она помогла ему подняться. – Давай, пошли отсюда.

Она на секунду спустилась вниз, чтобы поднять забытую им лампу, принесла ее наверх и загасила. Затем закрыла за ними дверь. Тщательно отряхнула кончики пальцев один о другой; несомненно, после того, как они касались лампы. Или, возможно…

Снова оказавшись рядом с ним, она нежно обняла его за талию.

– Пойдем, ляжешь в постель. Ты совсем измучился. Знаешь, ведь уже почти десять. Ты там целых четыре часа провозился.

– Ты хочешь сказать… – Он решил, что ослышался. – Спать сегодня в этом доме?

Она вскинула руку, словно отмахиваясь от такой чепухи.

– Уже поздно. Поезда сегодня больше не ходят. А даже если бы и ходили, ну разве можно так вдруг срываться с места посреди ночи? Это наверняка наведет на…

– Но ведь мы же знаем, Бонни. И я, и ты, мы же все время будем знать, что лежит…

– Не будь ребенком. Выброси его из головы, вот и все. Он там, внизу, в подвале. А мы идем наверх, в спальню.

– Она потащила его за собой. – Ты как маленький мальчик, который боится темноты, – усмехнулась она.

Он больше ничего не сказал.

В освещенной спальне, замедленными, механическими движениями стягивая с себя одежду, он исподтишка наблюдал за ней. Обычная возня перед отходом ко сну, ничем не отличавшаяся от любого другого вечера. Как всегда, взметнулась над ее головой волна нижнего белья. Как всегда, падали на пол юбки, и она перешагивала через них, через одну за другой. Как всегда, ее распущенные волосы сначала попали под высокий воротник фланелевой ночной рубашки, а затем, слегка тряхнув головой, она высвободила их наружу. Все ее движения были свободны и естественны.

Она даже присела у зеркала и расчесала волосы.

Он лег на спину и, подавляя тошнотворное ощущение, закрыл глаза.

Они не пожелали друг другу спокойной ночи. Возможно, она решила, что он уже спит, или ее немного задел его моралистический эксцесс. В любом случае он был этому рад. Рад был, что она не попыталась его поцеловать. На мгновение ему показалось, что, случись такое, он бы невольно отпрянул, кинулся бы к окну и выбросился из него наружу.

Она погасила лампу у кровати, и комната погрузилась в синеватую темноту.

Он лежал такой же застывший и неподвижный, как то, что он недавно опустил в вырытую в подвале могилу.

Он не только не мог спать, он боялся заснуть. Если бы и мог, ни за что не дал бы себе этого сделать. Он боялся, что, если погрузится в сон, то встретится с убиенным.

Она, однако, тоже не могла заснуть, несмотря на всю свою безмятежность. Он слышал, как она ворочается с боку на бок. Вскоре она нетерпеливо вздохнула. Потом он услышал, как скрипнули кроватные пружины оттого, что Бонни приподнялась на локте.

В следующую секунду он каким-то образом догадался, что она склонилась над ним. Возможно, по направлению ее дыхания.

До него донесся ее шелковистый шепот:

– Ты спишь, Лу?

Он не открыл глаз.

Он услышал, как она поднялась и что-то накинула на себя. Услышал, как она взяла лампу и, не зажигая ее, осторожно вышла из комнаты. Потом за приоткрытой дверью замерцал зажженный свет. И постепенно померк, когда она снесла лампу вниз.

Его сердце забилось чаще. Неужели она бросает его? Неужели она готова предательски покинуть его под покровом ночи? Он в испуге стряхнул с себя охватившее его оцепенение, поднялся с кровати, что-то надел на себя и вышел за дверь.

Он увидел, как снизу проглядывает неяркий свет. Время от времени до него доносились слабые звуки от ее осторожных перемещений.

Он, прерывисто дыша, шаг за шагом спустился по лестнице и подкрался к тому месту, откуда виднелся свет. Затем, появившись в дверях, предстал перед ней.

Она сидела за столом и при свете лампы деловито грызла куриную ногу.

– Я проголодалась Лу, – смущенно объяснила она. – Я же сегодня не ужинала. – И, взявшись рукой за спинку стоявшего рядом стула, развернула его, приглашая его присесть. – Садись, поешь со мной.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю