Текст книги "В ритме сердца (СИ)"
Автор книги: Тори Майрон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)
– Я – твой мир, дикарка, – беззвучно шепчу я, сгребая спящую ведьму в охапку, и повторяю тот же сценарий, что происходил у нас в зале: зарываюсь рукой в её шелковистые волосы, прижимаюсь губами к её лбу и, вбирая в себя глубоким вдохом тепло её кожи, изо всех сил пытаюсь игнорировать одно кричащее, недопустимое и раз за разом атакующее моё чёрствое нутро желание – положить весь этот мир к её ногам.
Глава 12
НиколинаМою кожу со всех сторон окутывает ласкающий шёлк, а ноздри щекочет лёгкий, едва уловимый аромат мускусного парфюма вместе со знакомым до всех полуоттенков мужским запахом, что за секунду пробивает меня от самой макушки до пят электрическим током.
Раскрываю глаза и первое, что вижу, – своё нечёткое отражение в глянцевой вставке потолка прямо над широченной кроватью, в которой я, совершенно не помню как, оказалась.
От внезапной тревоги из-за неизвестности произошедшего мой пульс взлетает до двухсот ударов, в мгновение ока отгоняя весь сон. Я резко вскакиваю, переходя в сидячее положение, бегло осматриваюсь по сторонам и лишь тогда с облегчением понимаю, что вроде бы не всё так плохо: в незнакомой полутёмной комнате я нахожусь одна, а моё тело по-прежнему облачено в вечернее платье.
Ничего ещё не произошло. Я ничего не пропустила. Паника отменяется, но небольшая растерянность всё ещё присутствует.
Мой слегка мутный после сна взгляд цепляется за планшет на прикроватной тумбочке. Потянувшись, беру в руки девайс и лёгким касанием пальца «оживляю» экран.
Полпервого ночи.
Значит, проспала я чуть больше часа. Надавив на переносицу, пытаюсь вспомнить, как я умудрилась отключиться в машине. Видимо пройденный день оказался настолько насыщенным, что мне удалось провалиться в сон, даже невзирая на звенящее напряжение, в котором я пребывала в ожидании Адама.
Только почему он меня не разбудил? Как я попала в эту спальню? Неужели Адам принёс меня сюда, а я даже не почувствовала этого? И где же он сам? Как сильно он злится? Что меня сегодня ожидает? А может, он уже тоже лёг спать? Тогда почему не со мной рядом?
Чёрт! Уж лучше бы не просыпалась: вопросы скачут в моей голове, точно каучуковые мячики, бьются о стенки сознания, раз за разом отскакивая, будто нарочно избегая попадания мне в руки, чтобы позволить мне хоть на один из них ответить.
Ладно. Неважно. Мне уже не привыкать к вечной викторине у себя в голове, у которой нет ни конца, ни края.
Сладко потянувшись до хруста костей, я вытягиваюсь во всю длину и просто лежу ещё какое-то время, медленно скользя руками по шёлковому пастельному белью, насквозь пропитанному запахом Адама. Вдыхаю его до тихого головокружения и понимаю, что могла бы вечно вот так, уткнувшись носом в подушку и завернувшись в кокон одеяла, плескаться в неге его спящего царства, но всё же какие-то высшие силы заставляют меня встать с кровати и, утонув ступнями в шерстяном ковре, по ощущениям напоминающим травяную лужайку, более тщательно оценить просторную спальню, выполненную в том же сдержанном современном стиле, что и все другие комнаты пентхауса.
Строгий интерьер помещения в тёмно-серых тонах не кажется скучным из-за присутствия в некоторых местах стальных, серебряных красок, двухуровневого потолка со «вдавленными» в него техно-лампами и необычности контуров базовой спальной мебели: низкая кровать королевских размеров, комод, письменный стол, оригинальное кресло в форме куба со спинкой и подлокотниками и встроенный в стену шкаф с отделанными алюминиевыми дверцами.
Интересный футуризм, но какой-то неодушевлённый. Будто бы ещё не обжитый. Помимо металлических и стеклянных элементов декора на стенах и горизонтальных поверхностях я не замечаю ни одной фотографии или же личной вещи Адама, которая свидетельствовала бы о том, что это именно его спальня. Лишь витающий в воздухе особенный аромат его кожи с примесью терпкого одеколона склоняет меня к выводу, что я нахожусь именно в обители хозяина дома.
Неспешно пройдя по периметру комнаты, я упираюсь в очередное сверхуниверсальное стекло, что на сей раз выполняет свою главную опцию – окно, открывающее моему взору ночную панораму Рокфорда.
И в который раз я зависаю от восторга. Никогда ещё не видела наш вечно тусклый город с высоты полёта во время мерцания множества огней и красочных баннеров на зданиях. Сейчас он, должно быть, ничуть не уступает в яркости крупным мегаполисам, хотя… это я могу лишь предполагать, потому как кроме Рокфорда я нигде в своей жизни не бывала.
Я стою в тишине и восторженно любуюсь сверкающей ночью Даунтауна, когда звук открывающейся двери и ударная волна жара мне в спину заставляет меня от испуга настолько резко обернуться, что я умудрилась смести рукой рядом стоящий напольный светильник, который во время падения попутно задевает ещё и горшок с искусственным цветком и какую-то стеклянную вещицу высотой приблизительно с мой рост.
Я хватаюсь за голову, прикрывая ладонями уши, и с ощущением тотального идиотизма смотрю, как всё декоративное комбо с громким треском падает на пол, разбиваясь на несколько кусков. Даже светильник, чтоб его… даже его форма в виде сферы, держащаяся на никелевой подставке, раскалывается пополам.
Похоже, мне пора вводить в свой ежедневный рацион успокоительное, потому как моя реакция на любые внешние раздражители стала уже донельзя дёрганой, бурной и разрушительной для всего окружающего мира.
– Боже… – хриплый, полный вины и сожаления стон вырывается из горла. Другие же слова оправдания моей хронической неуклюжести застревают ещё на полпути к гортани. Мне потребовалась всего лишь секунда, чтобы расквасить в хлам вещи, которые однозначно стоят дороже, чем несколько моих месячных зарплат. В желании хоть как-то попытаться исправить содеянное, я порываюсь опуститься вниз, но твёрдый, рассекающий пространство голос Адама меня останавливает:
– Не трогай.
Я перевожу свой виновато-испуганный взгляд на мужчину, мгновенно ощущая, как моё бешено колотящееся сердце разгоняет кровь до таких скоростей, что она прожигает собой мне все вены.
Адам грозно, но совсем неспешно надвигается на меня с влажными растрёпанными волосами, хаотично спадающими на лоб, в одном лишь повязанном вокруг бёдер полотенце, что заставляет меня напрочь забыть о том, что за разгром я только что учудила, и начать жадно сканировать его поджарое, мускулистое, идеально сложенное в форме перевёрнутого треугольника тело.
Ну, конечно!.. Как же у этого сексуального мучителя не могло быть широких плеч, развитых мышц на руках, прокаченных «крыльев», визуально увеличивающих спину, рельефной груди, которая постепенно сужается, демонстрируя чётко проработанные кубики пресса и едва заметную на смуглой коже «дьявольскую» дорожку тёмных волос, будто указывающую путь к тому заветному месту, что я так долго желаю увидеть, испробовать, изучить все его гладкости и шероховатости, и в конце концов ощутить в себе… всеми известными моему воображению способами.
Наверное, мои желания вам покажутся слишком смелыми для девушки, которая никогда не занималась сексом, но, поверьте, я такой грязи насмотрелась в «Атриуме», что мои эротические фантазии, зародившиеся во мне уже очень давно и год за годом лишь набирающие свою силу и изощрённость, кажутся мне всего лишь невинными, девственными забавами.
– Тебе мало того, что ты сегодня устроила? Теперь ещё и дом решила разрушить? – ирония нисколько не притупляет суровость в резковатом тоне Адама, когда он останавливается в полуметре от меня.
А я не сразу нахожусь, что ответить, продолжая молча вылизывать голодным взглядом его впечатляющую фигуру, что, вдобавок ко всем её достоинствам, ещё и покрыта стекающими каплями воды и внушительными синяками на животе и рёбрах, что нисколько его не портят. Правду говорят: подлецу всё к лицу – даже покраснение с небольшой припухлостью на скуле и рассечённая до крови бровь.
– Я… Я не хотела… Просто… Так получилось… Нечаянно… Извини… Руки у меня… не из того места… Испугалась просто… И вот… – я не говорю, а будто блею подобно безмозглой овечке, отчего чувство досадной неловкости во мне возрастает в несколько раз, заставляя обхватить саму себя за плечи и потупить взгляд в пол, ещё раз осматривая устроенный хаос.
– И чего же ты так испугалась? – он скрещивает руки на груди, склоняя голову на бок.
– Эм… Не знаю… Тебя, наверное.
– Меня? – удивлённо усмехается. – Я думал, это уже пройденный этап, который ты сама же завершила на приёме. Там ты, как мне кажется, вообще забыла, что такое страх. Устроила мне и шоу, и истерику, и подразнить вдруг решила у всех на виду. Я уже молчу про то, что ты, как всегда, пошла наперекор моему приказу.
– Я всё могу объяснить…
– Ты ничего не будешь мне объяснять, Николина, – отрезает Адам пониженным, вибрирующим тоном. – Все разговоры подождут до завтра, сегодня же… – он делает недолгую паузу, покалывая мои губы своим чернильным взглядом. – Я хочу, чтобы ты открывала рот для чего угодно, кроме разговоров, – многозначительно добавляет он с притворным спокойствием, но я уже научилась распознавать в его мистических флюидах не только животную похоть, но и безмерную злость. И сейчас эти две ошпаривающие мою кожу эмоции я ощущаю в нём в равных пропорциях.
Не желая распалять его ещё сильнее, я молча стою перед ним, как напакостничавший ребёнок, и, не находя в себе смелости поднять на него взгляд, просто жду его дальнейших действий. Почему стоит он, точно горная скала, и чего-то выжидает – не имею и малейшего понятия, но долго это тягостное молчание я выдерживать не могу и потому решаюсь выдать первое, что приходит в голову:
– Мне тоже нужно принять душ.
– Не нужно, – тут же быстро отвечает Адам, помимо страха начиная пробуждать во мне желание протестовать.
– Нужно, Адам. Посмотри на меня, – я выставляю вперёд свои кроваво-чёрные руки и тут же жалею об этом, замечая, как желваки под его застывшими скулами едва заметно приходят в движение, а в плутоватых глазах вспыхивает новый блик первородного гнева.
Я не успеваю и глазом моргнуть, как он обхватывает мои запястья стальным обручем пальцев и приподнимает ладошки ближе к своему лицу. И вновь замолкает. Не двигается. Мне кажется, даже не дышит. Только смотрит на них таким нездоровым взглядом, будто обдумывает, как лучше поступить: сломать ли только пальцы или же рубануть сразу всю кисть?
– Я не хочу тебя испачкать, – неуверенным полушёпотом говорю я через несколько секунд его безмолвных раздумий. Страх парализует, заполняет собой каждую пору на коже и перекрывает кислород, но то, что Адам делает дальше, заставляет весь этот боязливый комок, собравшийся в районе диафрагмы, вырваться наружу вместе с судорожным вздохом.
– А я хочу, чтобы ты меня испачкала, – его низкий голос внезапно сглаживается мягкостью, что никак не вяжется с его хищным прицелом, из-под которого он ни на секунду меня не отпускает, пока притягивает мою руку к своим губам и начинает поочерёдно покрывать подушечки пальцев короткими, нежными поцелуями, в миг заставляя моё сердце беззащитно трепетать.
Что за чёрт?
Почему он так делает? Почему каждый раз, когда мне кажется, что Адам вот-вот сожрёт меня заживо или свернёт в порыве злости шею, он поражает меня, «убивая» столь неожиданным порывом нежности?
– И я хочу ощущать только твой запах… без всего лишнего, – высказывает он какое-то странное пожелание, одаривая мой мизинчик невесомым прикосновением губ. Смещается к запястью, легонько прикусывают тонкую кожу, ластиться к ней носом и с шумом вдыхает, издавая гортанное рычание дикого зверя, которому пришла по вкусу его добыча.
А я смотрю и задыхаюсь от его близости, чувственных слов, сказанных с мучительным хрипом, и нежно-животных прикосновений, порабощающих моё тело и проникающих ментально до самого нутра.
Но надолго Адама на эту размеренную ласку не хватает. Не нахожу причины, но что-то снова неимоверно злит его. Он слегка встряхивает головой, будто сбрасывая с себя минутное наваждение, и, резко погружая руку в мои волосы, притягивает меня вплотную к своему влажному, непередаваемо вкусно пахнущему и раскалённому до критической точки телу.
– У тебя не получится… – рычит он в паре сантиметрах от моих губ. По-звериному, утробно, яростно, превращая все мои кости и мышцы в растекающееся в его руках лужицу.
– Что не получится? – выдыхаю я и в попытке хоть немного отстраниться, чтобы столь быстро не подвергнуться «очарованию», впечатываю ладони в его твёрдую грудь, ощущая под пальцами весь объём его неукротимой энергии, что ещё совсем немного и будто вырвется из жерла вулкана наружу.
– Не получится… – едва слышно повторяет он, словно обращаясь к самому себе, одновременно перекрывая мне всякую возможность освободиться из его плена: до сладкой боли сжимает талию и одним лёгким толчком прислоняет к окну, загораживая весь взор своим обнажённым телом. От контраста температур между его горячей кожей и прохладной поверхности стекла за спиной я мгновенно покрываюсь густым роем мурашек, издавая тихий стон.
– Интересно, как долго ты будешь это делать со мной? – возвышаясь надо мной, точно неприступная, устрашающая крепость, он задаёт ещё один непонятный мне вопрос и накрывает моё горло своей крупной ладонью. Не сдавливает. Не душит. Просто держит в напряжённом неведении своих дальнейших поступков, глядя мне прямо в глаза.
– Да что я делаю?! Я не понимаю, почему ты опять так злишься, Адам. Ты сам сказал, что объясниться мне не позволишь, поэтому поумерь, пожалуйста, свой разгорячённый пыл. Если ты так из-за вещей, то прости: я не хотела тебя злить ещё больше, не хотела ничего разбивать, – торопливо бормочу извинения, что тут же перебиваются его злостным рычанием.
– Да какие нахрен вещи?! Забудь ты о них! Они не имеют никакого значения!
– Тогда в чём дело?! – отчаянно бросаю я, кладя пальцы на его ладонь, которой он всё ещё держит моё горло. Другой рукой дотягиваюсь до его жёсткого лица, провожу по плотно сомкнутым губам, заставляя их приоткрыться, по густой, ухоженной щетине на щеках и, описывав дугу вокруг свежей ранки, пытаюсь разгладить глубокую складку между его бровями. – Скажи мне, что я опять сделала, о чём даже сама не знаю? – спрашиваю мягким голосом, в самом деле не находя разумного объяснения его эмоциональным качелям. У него раздвоение личности, что ли? С каким монстром он постоянно пытается сдружиться в своей голове? И почему он так сильно не хочет показывать мне свои истинные чувства? Я же и так всё вижу по глазам, но что его сдерживает проявить их в полной мере?
– Ничего, дикарка… Ничего… Сегодня просто был слишком длинный день, – тяжело выдыхает он, убирая мою руку со своего лица, в котором он, как всегда, старается не отразить ни одной эмоции. Но я-то вижу, что он опять мне чего-то недоговаривает. Нечто очень важное, что тревожит его, съедает, мучает изнутри, и что раз за разом ускользает от моего понимания. – Я просто так сильно тебя хочу, что сдохну, если не трахну… поэтому и злюсь… замучила ты меня сегодня до безумия. И физически, и морально, – объясняет он прерывистым голосом с той самой невероятной теплотой во взгляде, которая без всякий сомнений даёт понять, что ему нужно далеко не только «трахнуть». Не только! Я же это вижу. Точно-точно. Я же не могу настолько обманываться сейчас и выдумывать того, чего на самом деле нет?
Чёрт! Николь, хватит так много думать, иначе голова вскипит! Ты ему веришь! Ты его хочешь! Ты его… в общем, тех чувств, что ты к нему испытываешь, сполна хватает, чтобы не сомневаться.
– Прости… Я в самом деле не хотела всего этого, – виновато бормочу я, опуская ресницы, получая в ответ едва слышную усмешку.
– Одного «прости» тут будет мало, Лина… Ты хоть понимаешь, что ты – единственная, кому хоть когда-нибудь удавалось довести меня до такого края, что я не смог сдержаться и накинулся на человека с кулаками? – его дыхание опаляет мои губы, касается кончика языка, оставляя за собой сладкое послевкусие.
– Ты накинулся не просто на человека, а на своего брата, – тихим шёпотом подправляю я и, не сдерживаясь, задаю ещё один из множество интересующих меня вопросов: – Почему ты соврал мне?
– Я не врал, – твёрдо отвечает Адам и освобождает мне шею, начиная легонько притрагиваться к драгоценным камням на ожерелье.
– Ты сказал, что у тебя нет братьев, а он – есть. Разве это не ложь?
– Общий отец – ещё не значит, что мы братья.
– Понятно, – коротко отвечаю я, замечая новый наплыв негодования в его зрачках. С моей стороны было бы разумно свернуть этот разговор прямо сейчас, но благоразумие и я – определённо вещи не совместимые. – Вы с ним так сильно похожи, что с трудом верится, что у вас разные мамы, – констатирую я, почему-то отчаянно желая узнать больше информации об Адаме, но весь его сочившийся неукротимым желанием вид говорит мне, что сейчас он вряд захочет о многом рассказывать.
– Просто у Роберта сильные гены. Мы оба почти полностью переняли его внешность, унаследовав от матерей лишь самую малость. Вот и всё, – и его скудный ответ лишь подтверждает мои предположения, но я всё равно не теряю надежды выудить ещё хоть что-то.
– Малость? Я бы так не сказала. Твой отец и брат явно не владеют твоей мистической особенностью, поэтому могу предположить, что ты такой благодаря маме… – не успеваю я толком договорить, как тут же приглушённо всхлипываю, когда Адам направляет свои руки, запускающие острое желание под кожу, к моей талии и ниже.
– Хватит! Я же сказал, что сегодня никаких разговоров. Так что заткнись! Или же мне помочь тебе это сделать? – уже в следующие секунды я понимаю, что это был чисто риторический вопрос, потому что способность и дальше выстраивать адекватный диалог быстро утрачивается – он припадает губами к шее, прокладывая линию из поцелуев от сонной артерии за ушко, а руками забирается под платье, накрывает ягодицы своими широкими ладонями, сминает их, поглаживает, раздвигает половинки, преодолевает смехотворную преграду из трусиков и вдруг ошарашивает меня, начиная вводить палец в анальное отверстие, вынуждая меня вскрикнуть и в стремлении остановить эти прикосновения ухватиться за его предплечья.
– Адам! Куда ты лезешь?! – громко и горячо возмущаюсь я, хотя до конца не понимаю, от чего именно. От неожиданности или от боли, смешанной со странноватым, но довольно приятным ощущением?
– Как всегда – куда хочу, туда и лезу, – на полном серьёзе произносит он и, напрочь игнорируя все мои брыкания, продолжает проделывать свои бесцеремонные манипуляции с моим задом. – Тебя что-то опять пугает, дикарка? Или ты собралась вновь вернуться к своей роли невинной недотроги? Вот давай только без этого сейчас… Передо мной не нужно ничего играть. Я прекрасно знаю, что ты хочешь этого ничуть не меньше, чем я.
– Пожалуйста… Не надо! Я ничего не играю, а ты прекращай постоянно лезть мне в голову и считывать мои фантазии. Так нечестно, – мой по-детски прозвучавший скулёж заставляет его хрипло засмеяться. И этот его невероятный смех – моя ахиллесова пята. Он, как всегда, отдаётся огненными фейерверками поочерёдно в каждой клеточке тела, ещё сильнее усугубляя моё неумолимо тающее от его близости состояние.
– Смешная ты, дикарка… О какой честности ты вдруг заговорила? Разве у нас тобой были установлены какие-то правила? Не знаю, как у тебя, но лично у меня их нет и никогда не было, именно поэтому я всегда и выигрываю, – вслед за его глухим вздохом с моих губ слетает ещё один вскрик, на сей раз определённо точно вызванный именно болезненным ощущением усиленного давления его пальца на моё интимное колечко.
– Адам! Стоп! – его уверенность в своей победе и самовольные проникновения помогают мне вспыхнуть, как факел, приступив отбиваться упорней. – Раз правил нет, значит, я хочу внести первое: не смей без разрешения лезть своими наглыми пальцами не в свою территорию! – воинственно шиплю я и для полной убедительности своих слов сильно вонзаюсь ногтями в кожу его ладоней. Этот оборонительный жест, слава богу, спасает мой зад от его пыток, но ягодицы по-прежнему остаются во власти сильных рук.
Я, конечно, жажду прочувствовать его везде и по-всякому, но всё-таки предпочитаю погружаться во все сексуальные утехи постепенно. По порядку. Начиная со стандартных методов проникновения. Хотя уже совсем не уверена, что мне это удастся – одержимый, горящий похотью взгляд Адама выглядит в корне несогласным с моими неторопливыми планами.
– Не в мою территорию? – разбавленные лёгкой весёлостью черты его лица вмиг заостряются, вновь становясь ожесточёнными. – Ты что, так ничего и не поняла, Лина? Ты вся – моя территория, – он внезапно отодвигается, но лишь для того, чтобы круто развернуть меня к себе задом, с силой надавить на лопатки, вынуждая меня наклониться вперёд.
Я мощно прислоняюсь щекой и ладонями к стеклу, чтобы не свалиться на пол от резковатых действий Адама и ощущения его серьёзной выпуклости под полотенцем, упирающийся в мою промежность.
– Адам! Полег… А-а-ай! – мой сдавленный, млеющий лепет сменяет испуганный всхлип, когда за спиной раздаётся душераздирающий треск материи моего элегантного, пережившего сегодня все круги ада платья, а вслед за ним – короткий звук рвущихся трусов.
– О да-а… Ты даже не представляешь, как я весь вечер мечтал это сделать! – рычит он с надрывом, грубо наматывая мои волосы на свой кулак, пока я ошеломлённо оглядываю разбросанные вокруг моих стоп лоскутки небесной ткани, понимая, что меня, по всей видимости, ожидает та же участь. – И уясни на будущее: я всегда буду делать с тобой всё, что захочу, дикарка! И ты никак меня не остановишь! – заявляет он строго с долей надменности, вновь без спроса и предупреждения толкаясь большим пальцем в пока ещё запретную для него территорию.
– Нет! Прекрати! – пытаюсь выпрямиться из не совсем удобной позы, чтобы прервать его наглые и крайне решительные действия, но вместо спасения добиваюсь лишь увеличения наклона своего корпуса до полностью горизонтального положения и усиленного трения его бугра о мою попку. – Какого хрена ты делаешь? Я же не просила об этом! – мне хотелось выкрикнуть напоминание о главном и, между прочем, выдуманном исключительно им правиле с уверенностью и злостью, но получилось только жалобно проскулить, потому что, несмотря на мою моральную неготовность так быстро познавать этот вид проникновения, болезненное удовольствие между бёдер с каждой секундой пульсирует всё ритмичней.
– Так ты попроси, и мы приступим. Ты же сама до безумия этого хочешь, – в его же хрипловатой интонации уверенности хоть отбавляй. – И я что-то не понимаю: почему ты опять тормозишь со своими желаниями? Куда же делась вся твоя смелость, которая побудила тебя на приёме «дать себе волю»? – недобро усмехнувшись, Адам передразнивает мои слова. – Да и чего это ты вообще так напряглась, Лина? Неужели думаешь, что я тебе насиловать буду? – мрачный вопрос звучит скорее как обещание, но почему-то не вызывает во мне ужаса. Лишь чистейший, равномерно распространяющийся по жилам кайф, вызванный яркими, развратными, полными грубостей кадров этого жестокого акта.
Чёрт возьми, со мной вообще всё в порядке? Что за дикость меня возбуждает?
– Под словами «Ты никак меня не остановишь» я имел в виду вовсе не твою неспособность противостоять мне в физическом плане в случае, если я буду делать что-то против твоей воли. Никак нет! Этого никогда не будет. Брать силой – это не про меня. Ты не остановишь меня, потому что сама этого не захочешь… и скажу даже больше: ты будешь просить повторить ещё и ещё, – его угрожающий баритон резко сменяется вкрадчивым шёпотом, что опадает электрическим покалыванием мне на позвоночник вместе с внезапными, как снег на голову среди знойного дня, массирующими движениями его пальцев.
– А-а-ах! – блаженно выдыхаю я, чувствуя, как все страхи и сомнения, что ещё секунду назад терзали моё сознание, неумолимо исчезают, словно утренний туман, уступая месту только наслаждению. Тёплому, сладкому, тягучему, как патока, что ежесекундно всё сильнее разбавляет собой кровь.
– Я считал все твои желания от начала до конца, Лина, поэтому мне доподлинно известно, как именно доставить тебе такое мощное удовольствие, которого ты ещё никогда не испытывала, а «очарование» лишь в разы усилит твою чувствительность к каждому моему прикосновению, – он ведёт пальцами дорожку сверху вниз. Аккуратно. Мучительно медленно. Приятно до онемения в кончиках пальцев. Не обделяя вниманием ни один позвонок. Начиная с самого затылка, по шее, между лопаток, усиливая нажим на поясницу, заставляя меня прогнуться сильнее и отставить ягодицы назад, словно требующая траха кошка.
– И должен признать, что, покопавшись в твоих фантазиях, я сделал для себя одно крайне приятное открытие, – он прикладывает ладонь к моему бедру и не сжимает крепко по своему обычаю, а приступает легко и мягко поглаживать, что тут же заставляет меня жалостливо застонать.
– Какое… открытие? – едва выдавливаю из себя писк, мелко содрогаясь от желания ощутить гораздо больше, сильнее, жёстче. Но мой мучитель не отвечает и вновь назло мне продолжает чересчур бережено ласкать мою попку. Моего терпения хватает на полминуты, не больше, а затем я сама начинаю извиваться, призывно потираясь бёдрами о его налившийся похотью пах.
– С-с-сука… – хищно шипит он в ответ на мои требующие движения, сильнее сжимая пальцы у корней моих волос. – Вот об этом открытии я и говорю, дикарка. Не зря я тебя так называю, ведь нежность – это далеко не главное, что жаждет ощутить твоё женское начало. И мне придётся изрядно пошевелить мозгами, чтобы суметь придумать тебе достойное наказание за твоё сегодняшнее поведение, потому что это ты однозначно как наказание не воспримешь, – последнюю фразу он произносит настолько глухо и сдавленно, будто отдавая на это последние силы, что мне едва удаётся его расслышать. Зато почувствовать получается отменно: он сменяет мучительное поглаживание на мощный, хлёсткий шлепок по ягодицам, от которого у меня аж искры из глаз начинают лететь. А затем следует ещё один, ещё и ещё… И так до тех пор, пока от его одновременно живительных и смертельных для сознания, и болезненных и сладких для тела ударов, весь мой низ живота опоясывается невыносимым, прожигающим до костей, жаром, что выбивает из меня череду жалобных криков, вздохов, стонов и трёхэтажного мата, которым я пытаюсь заменить прорывающиеся наружу мольбы о том, чтобы он остановился или же, наоборот, взял меня прямо возле панорамного окна.
– Адам!.. Боже! Я не могу… Адам! – прерывисто кричу я, осознавая, что ноги больше не выдерживают вес моего тела. Ещё один шлепок по нещадно саднящим ягодицам – и я уже готовлюсь к падению прямо в кучу разбитых мной вещей, как вдруг ощущаю резкий, удерживающий меня перехват рук под своей грудью.
– Обожаю… – одним рывком он прибивает меня спиной к своему влажному торсу. – Обожаю, как ты кричишь моё имя, – жаркий шёпот плавит мне кожу возле виска. – Твой звонкий голосок и стоны, – царапнув мочку уха языком, он не целует, а прямо-таки кусает мои шею, скулы, подбородок. – Твою охрененную фигурку, – его пальцы очерчивают изгиб от бедра, по талии к рёбрам, перебираются к животу и, достигая пупка, неторопливо вырисовывают вокруг него знак бесконечности. – А как я обожаю твои сиськи… Ммм…
– А-а-х… – протяжный стон вибрирует в горле, когда Адам накрывает мою грудь своими уверенными ладонями, сжимает, обводит ареолы по контуру, мучит между большим и указательным пальцами соски, мгновенно превращая их в маленькие камушки.
Никогда не считала себя королевой красоты, но неоднократно благодарила природу за свою полную, стоячую грудь, что в его руках выглядит ещё более соблазнительной, она словно нашла идеально подходящие для себя ладони. И судя по хищному, восхищённому взгляду, которым Адам поедает наше полупрозрачное отражение в окне, он думает точно так же.
– Ты идеальна, Лина, – искренне, с придыханием произносит он, прижимаясь носом мне в щёку. – И волосы твои, и запах, и губы… всё в тебе идеально, ведьма, – освобождая одно истерзанное полушарие, он вновь ныряет рукой в мои волосы и, повернув голову к себе, со сдавленным рыком налетает на губы, начиная напористо царствовать внутри своим языком, параллельно ведя пальцами от груди вниз туда, где всё давно истекает влагой, пульсирует, требует, ноет от необходимости принять в себя его твёрдость.
Сходя с ума окончательно, я поднимаю руки вверх, цепляюсь пальцами за его шею, зарываюсь в мокрые волосы и ещё сильнее толкаюсь податливым телом навстречу его бёдрам, заставляя нас обоих синхронно застонать.
– Бля*ь! Хочу тебя… Я хочу тебя до невозможности, дикарка, – сладко целуя и покусывая мне губы, шепчет он невнятно, словно в беспамятстве, и застывает на несколько долгих секунд, глядя на меня голодным, пылающим взглядом, что горит ярче, чем ночные огни города за стеклом. А затем… вновь что-то резко меняется в его лице, он будто возвращает своим глазам какую-то осмысленность и с хрипотцой добавляет: – Но ещё больше я хочу наконец услышать от тебя честный ответ на вопрос, на который ты так долго врала нам обоим.
Дыхание учащается до предела, вся кожа вспыхивает огнём, когда я чувствую на лобке его пальцы, целенаправленно подбирающиеся к изнывающей от нетерпения наполниться им плоти. Но сознание… душа… и всё моё естество в целом негодует, расстраивается, полыхает совсем не сексуальным желанием, а горьким разочарованием потому, что я прекрасно знаю, о чём Адам намеревается спросить меня.
– Оставь за спиной все запреты, предрассудки и рамки, которые по той или иной причине сама выстроила в своей голове, и произнеси правду вслух: чего ты на самом деле хочешь, Лина? – он повторяет тот самый вопрос, что задал мне ещё в нашу первую ночь в «Атриуме», и в ожидании услышать это идиотское признание смотрит мне не просто в глаза, а глубоко-глубоко, в самое сердце, в котором непременно и так видит все ответы, всю правду, все желания.
Но почему тогда он такой самовлюблённый придурок и не понимает, что я хочу получить его просто так – ничего не говоря, не прося, не умоляя?
Если он так сильно хочет, если я такая идеальная в его глазах, почему он всё ещё ждёт каких-то глупых слов и признаний вместо того, чтобы просто взять меня и получить желаемое?
Разве так сложно переступить через свою уязвлённую гордость и забыть о том, что он всеми желанный любовник, которому я, бедная пацанка, посмела отказать?
Неужели той мощи, что я чувствую в нём и вижу в его бездонных омутах, недостаточно для того, чтобы прекратить издеваться надо мной, уступить и показать мне всю правду, что он несомненно скрывает за своим напускным хладнокровием?
