Текст книги "В ритме сердца (СИ)"
Автор книги: Тори Майрон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)
Глава 12
Несколько дней спустя.
– Добро пожаловать домой, Адам! Рад вас наконец-то видеть, – на пороге меня приветствует с вежливой улыбкой вечный дворецкий особняка семьи Харт.
– Взаимно, Фред. – И между прочим, отвечаю максимально честно. Встреча с обычной прислугой куда приятней той, ради которой я сюда приехал.
– Мы ждали вас гораздо раньше, – сложив руки за спиной, сдержанно произносит Фредерик, подолгу вглядываясь в моё лицо.
Я прекрасно знаю, что он пытается в нём увидеть, но его ожидает горькое разочарование. Того буйного, непослушного и вечно напуганного отцовской строгостью мальчика, что Фредерик когда-то воспитывал, дополнительно исполняя ещё и роль няньки, давно уже нет. И я нисколько об этом не жалею.
Пусть жизнь в нём ни на секунду не переставала бурлить через край, а безграничному полёту фантазий мог позавидовать каждый писатель, тот мальчик был жалок, слаб и наивен. В какой-то мере я даже благодарен отцу, что он открыл мне глаза на жестокую реальность ещё в раннем возрасте, вмиг перестроив моё мышление, направление жизненных целей и моральные принципы.
– Знаю, для вас это будет маловажно, но не могу не сказать, что я постоянно следил за вашими успехами в новостях и прессе. Вы сотворили невероятный прорыв, возведя компанию на совершенно новый уровень. Но меньшего от вас ждать и не стоило, ведь вы всегда оправдывали все надежды мистера Роберта, – добродушно произносит старик, как всегда одетый в безукоризненно отглаженную униформу с начищенными до блеска ботинками.
Он прав: мне абсолютно безразличен его радушный взгляд, переполненный отцовской гордостью. Той самой, что я так никогда и не увидел в вечно холодных глазах Роберта Харта, даже несмотря на многократно превзойдённые планы отца на мой счёт. Для него все мои достижения всегда были не более чем добросовестное выполнение служебных обязанностей компетентного руководителя компании.
Но этот малоприятный факт, что когда-то вызывал во мне мальчишескую обиду и подпитывал стремление переплюнуть успех отца, лишь бы заслужить его благосклонность, сейчас является несущественной мелочью жизни, что не вызывает во мне ничего больше чем пренебрежительную усмешку, которой в данный момент я непроизвольно отвечаю на никому не нужные хвалебные слова Фреда.
Он мгновенно замолкает, возвращая себе сдержанный образ обслуживающего персонала, явно приняв моё надменное выражение лица как знак помнить своё место и держать язык за зубами до тех, пока его не спросят.
Но и до этого мне нет никакого дела. Пусть воспринимает как хочет. Он – никто. И потому его мнение меня совершенно не волнует. Хотя когда-то было иначе. В далёком детстве, когда Фредерик проводил со мной в разы больше времени, чем родной отец. Тогда он был для меня кем-то большим, чем просто дворецкий, даже невзирая на вечные напоминания Харта-старшего о том, что со служащим персоналом, будь это офисные работники или домашняя прислуга, категорически запрещается снисходить до равного общения.
– Всегда помни, кто ты, Адам. Даже на миг не позволяй дать им почувствовать себя на одном уровне с собой. Между вами пропасть. Ты – мой сын, будущий наследник всего моего состояния. Ты обязан соответствовать статусу нашей семьи и знать, как управлять всем, что видишь вокруг себя с самого рождения. Они – всего лишь рабочая сила, что обязана беспрекословно выполнять каждый твой приказ. Ты должен внушать страх и уважение своим подчинённым. Никогда не задумывайся об их чувствах и не бойся их задеть. Быть наёмными рабочими – это исключительно их выбор. Они за это получают деньги, так что всегда придерживайся правила: ты говоришь – они выполняют. То же самое касается и женщин. Ты ещё не в том возрасте, но запомни мои слова уже сейчас: никогда не подпускай женщин близко к себе, не позволяй затуманить свой рассудок и вертеть собой, как им заблагорассудится. Используй их так же, как и остальных, – исключительно для достижений своих целей или ради удовольствия.
– Почему ты так говоришь, папа? – озадаченно спросил я, держась перед ним как стойкий оловянный солдатик после того, как он застукал меня с Фредом за уборкой библиотеки. Он никогда не кричал на меня, но было в его низком голосе нечто устрашающее до мозга костей, что заставляло цепенеть, как при зимней стуже. – Разве ты не любил маму?
Отец еле слышно усмехнулся, посмотрев на меня с совершенно бесстрастным лицом.
– Твоя мать – самая коварная женщина из всех, кого мне приходилось встречать на своём пути, Адам. Никакой любви между нами никогда не было, жаль лишь, что я понял это далеко не сразу. Но не могу не признать: этой хищнице удалось меня поразить и даже напугать своим нестандартным способом получить желаемое.
– Напугать? Тебя? Я не понимаю. Что она сделала? – с неприкрытым любопытством поинтересовался я. Отец крайне редко рассказывал мне что-либо о ней, поэтому любая информация о маме была для меня на вес золота.
Затягиваясь сигарным дымом, он несколько долгих минут задумчиво смотрел на меня, восседая в громоздком кресле кабинета.
– Возможно, пришло время тебе наконец узнать всю историю твоей матери. Я расскажу, как Мирэле удалось обвести меня вокруг пальца, заставив поверить, что она в самом деле для меня что-то значит. Поведаю тебе о самой реальной и в то же время немыслимой иллюзии всей моей жизни, которая окончательно открыла мне глаза на то, что любовь – это самая сильная магия, которая превращает даже самых хитрых и умных людей в полных идиотов, совершающих крайне опрометчивые поступки. Твоя родная мать стала для меня главным подтверждением того, что я и так всегда знал: женщинам нельзя доверять, любить и посвящать им свои жизни. Их нужно только использовать в своих личных интересах.
Встав с кресла, он подошёл к большой настенной картине, за которой находился сейф, и достал из него папку.
– Что это? – спросил я предательски хриплым голосом, ощущая немую панику, зарождавшуюся в районе солнечного сплетения. Я будто заранее знал, что в этой папке окажется нечто сокрушительное, что сломает меня пополам.
Удерживая гнетущее молчание, отец подошёл ко мне ближе, грозно, но с весомой долей интереса осматривая меня с головы до ног. Под его испытывающим взором я почувствовал себя одним из его редких экспонатов и древних артефактов, что он любил собирать в свою коллекцию.
– Интересно, знала ли Мирэла, какой непоправимый след нанесёт своему ребёнку своими колдовскими действиями? – наконец проговорил он, вконец запутывая мои мысли.
– Колдовскими? – нахмурившись, я продолжал неподвижно стоять, выдерживая гнёт отцовского взгляда.
Мне было одиннадцать. Тогда я уже не верил в существование дедов морозов, зубных фей, супергероев, мифических существ и волшебства в целом, но также ещё не знал, какое неестественное влияние имею на женскую половину человечества.
– Прочитав всю информацию этой папки и услышав мой рассказ, ты наконец узнаешь не только о своей матери, но и о том, какой невероятной силой обладаешь. Возможно, ты ещё не понимаешь своей особенности, но я уже сейчас могу с уверенностью сказать, что не один десяток женских сердец будет тобой разбито, Адам. Ты, главное, к своему никого не подпускай. Поверь моему опыту – любовь переоценивают. Зачастую это всего лишь химия, окутанная флёром загадочности и романтики, которая в итоге оказывается пустым самообманом. Всё это только отвлекает, тратит наше время и сбивает с намеченного пути, а у меня на твоё будущее грандиозные планы, к которым тебе совсем скоро нужно будет начинать готовиться. Поэтому садись и слушай. Надеюсь, после этого ты поймёшь, о чём я говорю.
И я покорно сел и выслушал его. От начала до конца, боясь даже вздохнуть, чтобы не прерывать его рассказа. А затем всё прочитал. Каждую страницу. Каждую строчку, по несколько раз поглощая в себя все слова и факты, что были изложены на тех проклятых листах о Мирэле Кано. Читал и каждый раз не мог поверить, что всё это правда, а не глупый вымысел, бред полоумного или просто сказка из мистической книги.
Но это была правда. Истинная история моей врождённой необычной силы и омерзительной причины отсутствия матери в моей жизни.
Поступок женщины, что я никогда не видел, но всей душей любил с самого рождения, полностью объяснил и подтвердил категоричную позицию отца в отношении женщин. В тот вечер информация, хранившаяся в папке, разорвала того мальчика, которым я был, на сотни крошечных щепок.
Мне потребовалось немало времени, чтобы смириться, принять и начать склеивать себя по крупицам обратно, пряча в душе глубокие шрамы, что по сей день не позволяют мне забыть о том, какую низость совершила моя родная мать.
Но я себя не жалею. Не страдаю. И давно уже не злюсь. Мне – просто похер, а эти шрамы, что когда-то, собираясь удушливым комом в горле, колотили по нервам оглушающим эхом «ты просто вещь», сделали меня тем, кем я сейчас являюсь.
С каждым пройденным годом они не только придавали мне больше сил, упорства и стремлений добиться небывалых вершин, но и прогрессивно увеличивали скептическое отношение к женским желаниям, потребностям, страданиям и их разбитым сердцам.
– Вы голодны или желаете отдохнуть? Комната давно готова к вашему приезду.
Голос Фреда вытягивает меня из давних воспоминаний, которые мне, к сожалению, никогда не забыть.
– Нет, ничего не надо. Я не задержусь здесь надолго, – сухо отвечаю, минуя холл и оглядывая просторную гостиную отцовского дома, в которой время будто застыло на месте. – Я смотрю, здесь ничего не изменилось.
Комната в грузном викторианском стиле словно отправляет меня назад в давно забытое прошлое: объёмная, массивная мебель стоит на своих прежних местах, стены украшены средневековыми гравюрами и картинами в роскошных рамах, старинные вещи, золотые подсвечники, статуэтки и любимый отцовский антиквариат всё так же располагается на многих поверхностях столов, а каменный камин, возле которого тот беззаботный мальчик любил часами сидеть, наблюдая за танцующими языками пламени, является заключительной частью этой экстравагантной, но изысканной обстановки.
Всё как всегда: строго и богато.
Под стать Роберту Харту, чьё присутствие витает даже в воздухе в виде привычного терпкого запаха сигары с коньяком.
– Кое-какие изменения всё-таки произошли. Отец вас давно ждёт, – загадочно отвечает Фред, что заставляет меня к нему обернуться. – Мистер Харт находится в саду внутреннего двора.
– Где?
– Наслаждается свежим воздухом и позирует художнице в цветочном саду.
Всего на миг я застываю в недоумении, вопросительно уставившись на дворецкого: видимо, мне требуется время привыкнуть, что отец, внезапно оставивший все дела компании, теперь имеет в запасе уйму свободного времени, которое может тратить на что-то большее, кроме работы.
Я торопливо выхожу во двор, где моё внимание тут же привлекает девчачий хохот, доносящийся из ажурной беседки неподалёку от искусственно вырытого пруда.
– Прекрати издеваться и пошевелись. У меня уже все конечности затекли битый час сидеть в одной позе.
Узнаю властный баритон отца до того, как замечаю его неподвижно сидящим на мраморной скамье.
– Это ты прекрати бурчать, Робстер, – насмешливо отвечает по-детски звонкий голосок обладательницы, чьё лицо до сих пор скрыто от меня за мольбертом.
– Сколько раз я тебе говорил так меня не называть?!
– А сколько раз я тебе говорила не дёргаться и сидеть спокойно? Опять все волосы растрепал. Ты что, хочешь получить портрет с безобразным хаосом на башке?
Бесшумно приблизившись к беседке, мне удаётся наблюдать за поразительной картиной, как смуглая девочка, отложив кисть в сторону, вприпрыжку подбегает к Роберту и тщательно приглаживает ладонью его стоящие дыбом волосы.
Всё её лицо, шея и бесформенный комбинезон испачканы следами краски, а густые волосы связаны в небрежный пучок.
– Упс! – Она виновато поджимает губы, замечая, что своей рукой измазала несколько прядей отца краской, а затем, явно довольная своей оплошностью, вновь разражается раскатистым смехом.
– Что ты опять заливаешься как умалишённая? – продолжает негодовать Роберт, но я отчётливо вижу, что в выражении его лица нет и капли присущей ему суровости.
– Обещаю, теперь твой портрет однозначно получится идеальным. Это именно то, чего не хватало, – сгибаясь пополам от неудержимого гогота, девчонка еле выдавливает из себя слова.
– Что ты несёшь, Милла? – отец всё ещё пытается хмурить брови, но от её заразительного смеха его обычно бесстрастное лицо озаряется улыбкой.
– Добрый день, Роберт, я не помешаю? – наконец я нарушаю их беззаботную идиллию, неслабо изумлённый происходящим.
– Ой! – поперхнувшись смехом, озорная девочка застывает, меряя меня настороженным взглядом.
На вид ей не больше шестнадцати, но не могу не отметить, что её природной женственной красоте уже сейчас могут позавидовать многие девушки: в юной метиске с пухлыми губами, длинными ресницами и смуглой кожей без сомнения чувствуется примесь южной крови, а миндалевидные глаза цвета переспелой вишни невероятно выделяются на фоне её золотисто-карамельных волос.
– Адам, ты здесь! – Отец быстро возвращает голосу привычную строгость, величественно поднимаясь со скамейки, и лишь ярко-жёлтые пряди в слегка поседевших волосах подтверждают то, что увиденный весёлый эпизод между ними мне вовсе не приснился.
– Фред сообщил, что ты меня ждёшь, но вижу, он ввёл меня в заблуждение. – Прохожу мимо трясущейся девочки к мольберту, оценивая степень её художественного мастерства. – Неплохо. Очень даже неплохо, – честно говорю я, всматриваясь в поразительную схожесть внешности отца даже в незаконченной версии картины. – Меня тоже сможешь нарисовать?
– Нет! – твёрдо отвечает вместо девочки Роберт, лишь сильнее разжигая во мне желание узнать о талантливой художнице больше.
– Почему нет? Думаю, мне уже давно пора обзавестись собственным портретом. – Игнорируя весьма негативную реакцию отца, я приближаюсь к хорошенькой девчонке, от которой явственно исходит мой любимый запах страха.
– Ты меня не слышал, Адам? – Отец встревает между мной и фигуркой художницы точно её личный защитник и с непоколебимостью во взгляде смотрит на меня.
Так… Это становится уже очень интересно.
Я с тем же напором сверлю его непроницаемое лицо, что за последние годы видел лишь через монитор компьютера.
– Не представишь меня своей очаровательной гостье? – интересуюсь спокойным голосом, даже не думая отступать.
Даже не столько из-за того, что прелестная девчонка меня в самом деле заинтересовала, а ради личного наслаждения от созерцания столь явного негодования отца.
Всегда любил вызывать в нём хоть какой-то всплеск эмоций, помимо его вечной высокомерной сдержанности.
– Меня зовут Камилла, – несмотря на ощутимый страх, её голос звучит весьма уверенно.
Отец продолжает загораживать девочку своим телом, даже не думая освобождать мне путь, чтобы позволить с ней познакомиться.
– Всё нормально, Роб, не переживай. Я не буду сдирать с себя одежду и накидываться на него.
Она подходит к нам сбоку, крепко сжимает руку отца, всматриваясь в его лицо с непонятной мне теплотой во взгляде, от которого он мгновенно расслабляется, но в сторону так и не отходит.
– Так ты, значит, Адам. – Она с нескрываемым интересом оценивает меня так, словно я не человек, а инопланетное создание. – Боже! Какой уникальный свет от тебя исходит… Никогда не видела ничего подобного. Когда мне рассказывали о твоей особенности, я не верила, что такое возможно, но сейчас… – Прижимаясь вплотную к Роберту, девчонка аккуратно касается моей ладони, что молниеносно заставляет её учащённо задышать, а гладкую кожу покрыться мурашками. – Охренеть просто! Это невероятно! – восторженно добавляет она.
Мне казалось, в большем замешательстве, в какое ввела меня защита дикарки несколько дней назад, я уже быть не смогу, но я знатно ошибался.
Чем дольше я смотрю на парочку, крепко прижавшуюся друг к другу, и анализирую нетипичное поведение отца и его непринуждённые отношения с девчонкой, которая знает гораздо больше, чем следует знать какой-то посторонней художнице, тем сильнее поражаюсь выводу, что приходит мне на ум.
– Может, объяснишь? – единственное, что получается выдавить из себя.
Роберт, конечно, никогда не выделялся мягкостью характера, чистотой совести и добродетельностью, но, чтобы на старости лет связаться с несовершеннолетним ребёнком, нужно вконец лишиться всех остатков своих нравственных устоев.
– Адам, идём в кабинет! – Отец ловким движением отцепляет от меня руку Камиллы, глаза которой от вожделения уже потемнели на несколько тонов. – А ты, Милла, иди на кухню. Пусть Фред даст тебе выпить что-нибудь освежающее.
– Но я не…
– Я сказал: быстро на кухню! – своим фирменным повелительным тоном повторяет Роберт, от которого девочке мгновенно удаётся сбросить с себя чарующую пелену и поспешить скрыться с наших глаз, боясь вновь оказаться под моим прицелом.
Но я даже не оборачиваюсь, чтобы посмотреть ей вслед. Мне на неё глубоко параллельно. Сейчас всё моё внимание принадлежит Роберту, от которого я жду подробных объяснений: что за хрень здесь вообще происходит?
***
– Я тебя слушаю, – строго произношу я, когда отец закрывает за собой дверь кабинета.
– Присядь, – ровным голосом просит он, вытаскивая из кармана золотой портсигар.
Быстро закуривая сигарету, я продолжаю стоять на месте, терпеливо наблюдая, как он обрезает запечатанный кончик сигары, поджигает её и, наполняя рот дымом, не спеша смакует его вкус.
– Я ждал тебя ещё несколько недель назад, – наконец начинает он, оглядывая меня безразличным взглядом.
– Я был занят решением гораздо более важных дел, не терпящих отсрочки, – невозмутимо отвечаю, на сей раз желая начать наш разговор вовсе не с работы.
– Просто скажи, что не хотел меня видеть, – Роберт расслабленно откидывается на спинку кресла.
– Не стану скрывать – ярого желания не было, но думаю, обойдёмся в эту редкую встречу без обсуждений наших отношений, а сразу перейдём к делу. Что это за малолетняя художница, которой дозволено коверкать твоё имя, пачкать краской голову, а затем столь трепетно прижиматься к тебе?
Отец подносит руку к волосам, нащупывая пальцами засохший кусок краски, и задорно усмехается, что вновь заставляет меня знатно оторопеть.
Возможно, вам до конца не понятна моя реакция на столь обычное проявление человеческой эмоции, но за всю свою жизнь я могу на пальцах одной руки сосчитать моменты искренней улыбки отца, два из которых мне повезло наблюдать сегодня.
– Ты уверен, что именно ради этого дела явился сюда? – Игнорируя мой вопрос, он подходит к зеркалу, тщательно стирая произведение искусства со своих волос.
– Совсем нет, но ты меня заинтриговал. Я понимаю, всем нам хочется свежего мяса, но ты не мог хотя бы найти себе совершеннолетнюю охотницу за богатством?
Иронично поглядываю в отражение зеркала и замечаю, как его лицо теряет всю живость, превращаясь в подобие каменной маски. Лишь только чёрный взгляд, пронзающий меня насквозь, выдаёт его негодование.
Что-то в моих словах ему крайне не понравилось, но только что?
– Когда дело касается женщин, ты всегда думаешь не тем местом, Адам, – но его низкий голос не выдаёт и толики внутреннего гнева.
– Мне с женщинами вообще думать не приходится, но только при чём тут это? Лучше ответь, каким местом думаешь ты в данной ситуации?
– Неужели тебя ещё способно что-то смутить?
Его идиотская манера отвечать вопросом на вопрос заставляет меня глухо раздражаться.
Снимаю с себя пиджак и ослабляю галстук, наполняя бокал порцией шотландского виски. Не в моих правилах пить посредине дня, но последняя неделя была чересчур напряжённой. Как в делах в компании, так и в моём физическом, крайне неудовлетворённом состоянии.
Обжигая горло алкоголем, беру все эмоции под контроль, ведь как никто другой знаю, что, даже пребывая в пылу злости, перед ним не стоит устраивать возмутительных громких сцен. Вместо ответов этим от него добьёшься лишь ещё большей отчуждённости.
– Мне всё равно, кого ты трахаешь, Роберт, но журналисты немало смутятся твоим выбором малолетней пассии и непременно обрушат на тебя шквал осуждений и судебных исков. Не боишься, что тебя посадят за совращение несовершеннолетней?
– Не стоит переживать о том, что тебя не касается, Адам. – Отец неспешно проходит мимо меня.
– Это ещё как меня касается. Пусть ты оставил дела в компании, но подобный скандал с твоим именем может сказаться не лучшим образом на «Heart Corp», а этого я допустить не могу. У нас и так сейчас проблем хватает.
– Насколько всё серьёзно? – он вмиг сменяет тон на деловой, вглядываясь в окно с видом на сад, куда уже успела вернуться Камилла.
– Весьма. Во время пожара на фабрике сгорело всё оборудование и большая часть изобретений. Нам пришлось разорвать договора со многими заказчиками. Компания понесла немалые убытки, но радует хотя бы то, что никто из работников не погиб, а тем, кто получил серьёзные ранения, мы обеспечили должное лечение и выплатили компенсацию за ущерб.
– Причина пожара?
– В этом и есть главная проблема – это был предумышленный поджог.
– Кто? – спрашивает Роберт, не отрываясь от разглядывания своей юной художницы.
– Пока неизвестно, но определённо кто-то из своих. Посторонние на производство попасть никак не могли. По камерам, к сожалению, не видно точное место взрыва, а это лишь подтверждает, что виновник прекрасно знаком с внутренним видеонаблюдением. Полиция уже передала дело моим людям – они опрашивают каждого работника. Они мастера своего дела, так что скоро мы узнаем, кто из наших конкурентов решил таким образом нам навредить.
– Хорошо, – коротко отвечает крайне спокойным голосом.
– И это всё? – я неслабо удивляюсь его скудной реакции от услышанных новостей.
– Я узнал всё, что меня интересовало.
– И с каких пор ты так мало заинтересован в «Heart Corp»? – Подхожу к нему почти вплотную. – С тобой вообще всё нормально?
Я в самом деле порядком озадачен его откровенно скучающим выражением лица во время разговора о взрыве на предприятии, успех которого для него всегда стоял выше моральных ценностей и обычных человеческих отношений. Затем ещё странная загадочность в его поведении, неадекватный выбор молоденькой любовницы и этот странный блеск, что с каждой секундой я всё отчётливее замечаю в темноте его глаз. Именно он меня больше всего вводит в замешательство.
– И вновь, Адам, за кого тебе и стоит переживать, так только за себя. – Он детально сканирует меня, как под рентгеном. – Слава богу, на мужчин твоя энергия не действует, но даже я ощущаю, как от тебя сейчас искрит. С тобой-то всё в порядке? – спрашивает таким тоном, будто его в самом деле волнует моё самочувствие.
А оно, мать твою, хреновее некуда!
После того, как безумная дикарка умудрилась вырваться из моего плена, сколько бы я ни удовлетворял себя в компании рыжеволосой шлюхи «Атриума» в ту ночь, я так и не смог утолить голод, вызванный её отражающей защитой.
Мой неизвестно откуда появившийся хищный зверь остался крайне недоволен, когда его сначала здорово раздразнили, помотав перед носом сочным куском мяса, а затем подсунули соевый текстурат быстрого приготовления, который никак не мог принести ему чувство насыщения.
Пусть самый адский пик этой ломки мне и удалось унять, но ощущение полного удовлетворения так и не появилось. После встречи с ней постоянное возбуждение вынуждает меня быть крайне рассеянным, и это непривычное для меня состояние чертовски раздражает, всячески мешая полностью сосредоточиться на насущных проблемах в работе.
– Давай не будет тратить время и делать вид, что тебя в самом деле это беспокоит, – сквозь зубы цежу я, бросая беглый взгляд на часы. – Лучше ответь мне, какого хрена ты поставил на своё место конкретного идиота, который создал своими действиями немало дерьма?
– Да… Время – наше всё, – на сей раз полностью пропуская мой вопрос мимо ушей, задумчиво произносит Роберт, продолжая следить за своей любовницей-подростком как загипнотизированный.
Вконец обескураженный, я неспешно встаю за спиной отца, присоединяясь к его наблюдению за Камиллой, которая, сняв с себя испачканный комбинезон и усевшись на траву в купальнике, вслух читает книгу.
Вот же дьявол… а она в самом деле бесподобно красива. В какой-то степени даже понимаю безрассудное увлечение Роберта. Такая юная, свежая и уже невероятно аппетитная с лёгкостью покорит любого. Но почему-то она выбрала именно богатого мужика, что годится ей даже не в отцы, а в деды.
Камилла – лишь ещё один наглядный пример тому, что внешние невинные данные никак не отражают хищной расчётливости обыкновенной потаскухи, побуждающей столь милую на первый взгляд девочку раздвигать ноги ради собственной выгоды.
Да… Всё всегда вращается вокруг денег. Я это уяснил ещё с самого детства.
И запомните, что я вам скажу: любого человека можно купить, а женщины так вообще все поголовно продажные шлюхи. Вы можете согласиться с моим утверждением, либо оскорбительно возмутиться, но я делаю этот вывод с такой чрезмерной уверенностью, основываясь исключительно на своём многолетнем опыте контрактных отношений.
Купить можно каждую, а не только тех искательниц красивой, богатой жизни или вконец отчаявшихся особей с безмерно тяжёлой судьбой, у которых есть тысяча и одно веское оправдание, почему жизнь вынуждает их торговать своим телом.
Купить можно и тех, кто на протяжении всей своей жизни не перестают зарекаться, что никогда и ни за что не станут продавать себя за деньги. И самое смешное, что подобные моралистки сами искренне верят в свои твёрдые убеждения, которые я каждый раз с поразительной лёгкостью опровергаю, предлагая им ту сумму, что в мгновение ока рушит все их высоконравственные устои.
У всех есть своя цена. Просто у каждой она разительно отличается.
Некоторые женщины – дорогие, как гениальное произведение искусства или редкий драгоценный кристалл, что будет не только радовать глаз своей ювелирной огранкой и блеском, но и возводить на заоблачный пик наслаждения. Кто-то стоит дешевле, как простой, комфортный автомобиль, что не принесёт того всплеска эмоций, как первая группа, но тем не менее без проблем выполнит свою основную функцию – доведёт до оргазма, сняв тем самым физическое напряжение. Далее следуют представительницы из серии «цена – качество», к которой я отношу профессиональных проституток. С ними обычно проще и понятнее всего: платишь сугубо в соответствии с уровнем их рабочих навыков. И напоследок для меня существует группа, что я прозвал благотворительной акцией. С этой категорией женщин всё происходит совершенно бесплатно, и в моём случае – чрезвычайно редко. Настолько, что сейчас я даже не вспомню, когда в последний раз трахался с обычной случайной незнакомкой без контрактов и оплаты предоставленных услуг.
Тони был прав: бизнес у меня везде и повсюду, и я не собираюсь это менять. Мне лишь до жути интересно узнать, в какую из вышеупомянутых групп попадёт моя дикарка, или, как она не уставала мне повторять, «стриптизёрша, что не спит с клиентами».
Её слова позже подтвердили оба брата Мэрроу. Эти два идиота в ту ночь просто-напросто решили проверить – будет ли мне под силу раскусить крепкий орешек «Атриума», вытурив из её головы все моральные принципы. Но я-то знаю, что если это не удастся сделать моему «притяжению», то иная сумма денег быстро изменит её позицию.
– Так что насчёт Паркера? – напоминаю отцу свой вопрос о его никудышном заместителе, пока с трудом отрываю взгляд от стройных ножек Камиллы, ощущая, как к вечно возбуждённому члену ещё сильнее приливает кровь.
– Он был моей правой рукой на протяжении последних трёх лет, поэтому я полностью доверял ему. Твои люди уже успели побеседовать с ним?
– Успели, но пока безрезультатно: молчит как рыба.
– Значит, вероятнее всего, он причастен к случившемуся. Паркер всегда отличался излишней болтливостью, лишь в делах работы этот изъян неким образом превращался в способность дипломатично вести дела с клиентами.
– Ты хоть оцениваешь тот ущерб, что он нам нанёс, помимо произошедшего взрыва?
– Оцениваю, но для этого у меня и есть ты. Я уверен, что нет проблем, которые бы были тебе не под силу.
Я мог бы счесть это за комплимент, ни произнёс бы он всё столь бесцветным голосом.
Не дав мне ничего ответить, отец резко меняет тему:
– Я надеюсь увидеть тебя на моём приёме, Адам.
– О-о, так я всё-таки приглашён? – мой тон полон притворного восторга.
– Тебе не нужно приглашение. Приём будет проходить здесь, у нас дома. Я собирался сообщить тебе об этом сразу по твоему приезду, но ты сам решил повременить с нашей встречей.
– Почему ты мне не рассказал про планы об основании фонда? Что это за показной знак милосердия? – буравлю его взглядом, полным подозрений.
– С чего ты решил, что показной?
Его слова вызывают во мне ядовитую усмешку.
– Я тебя умоляю, Роберт, ты за всю жизнь и пальцем не пошевелил ради кого-то без личной на то выгоды. Поэтому колись, в чём дело?
– Ты можешь не верить, но на создание фонда меня побудили исключительно добрые намерения помочь детям, – сообщает он так, будто всегда только и делал, что всячески помогал окружающим.
Вновь подхожу к нему почти вплотную, внимательно всматриваясь в до боли знакомые резкие черты его лица, в который раз за сегодня отмечая, что некий блеск в его глазах неизбежно вводит меня в ступор.
– Эта девчонка как-то связана с твоей запоздалой сердечной добротой к сиротам? – выдаю резонное предположение, глядя, как он следит за каждым движением Камиллы. – Только не говори, что ты на старости лет влюбился в какую-то малолетку, что заставила открыть себя с более светлой стороны, – я больше не в состоянии удержать себя от ехидного смеха. – Уж прости, но я правда не поверю в подобный абсурд о твоём волшебном превращении в бескорыстного благодетеля.
В ответ он только блаженно улыбается.
Опять! В третий раз за сегодня!
Я застываю в изумлении, а мой смех всё больше становится нервным.
– Да я, должно быть, умер! Не могу поверить, что бессердечный Роберт Харт, который всю жизнь повторял мне, что женщины – лишь постельные игрушки, а любовь – это ядовитый сорняк, что необходимо выдирать с корнями уже в самом начале, пока он не успел разрастись, превратив нас в жалкие версии себя, сейчас пялится на смазливого подростка влюблённым взглядом. Это невозможно!
– Ты можешь думать всё, что хочешь, Адам, – чеканит отец, реагируя на мой внезапный приступ веселья свойственным ему хладнокровным выражением лица. – Я люблю Камиллу, как никогда в жизни не любил ни одну из женщин, и потому она будет жить со мной.
