Текст книги "В ритме сердца (СИ)"

Автор книги: Тори Майрон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

– Ты ещё не знаешь, что такое издевательства, Лина, – глубоко втянув ноздрями воздух, Адам наконец подходит ко мне ближе. Опускает голову к моему плечу, проделывает губами трепетную линию по изгибу шеи к раковине уха, будоража мой слух своим напряжённым шептанием. – А точнее не знаешь, как нещадно ты издеваешься надо мной.

– Я?! – а вот теперь неслабо удивляюсь я. – Ты ничего не попутал? Я ещё даже ничего не начинала делать.

– А тебе и не нужно ничего делать. Ты уже до невыносимости измучила меня своей строптивостью и импульсивными поступками, поэтому, если ты не хочешь, чтобы я забыл обо всём и трахнул тебя прямо возле этой колонны, придержи своё желание подразнить меня до момента, когда мы вернёмся домой, где ты сможешь ни в чём себе не отказывать. – Он плавно обводит пальцем контур моих губ, жадно сглатывает, прищуриваясь, словно от боли, отчего я преисполняюсь каким-то злорадным млением, подстёгивающим меня продолжать.

– А с чего ты решил, что я не хочу, чтобы ты меня трахнул… прямо… возле… этой… колонны? – каждое слово я чередую с мягким поглощением его пальца в свой рот, не разрывая связи между своим лукавым взором с его похотливым.

– Мать твою, прекрати это! Ты какого чёрта вдруг так осмелела?! – он с глухим рыком заключает моё лицо в свою ладонь и смотрит так, будто хочет меня слопать. И я сейчас серьёзно про слопать говорю. У него такой взгляд, от которого в фильмах ужасах люди с криками уносятся прочь от хищного зверя. Я же наоборот – даже не планирую двигаться с места, точно умалишённая жертва, добровольно желающая оказаться в его безжалостных лапищах. Прям очень желающая. Сильно, глубоко и долго желающая… Но только без всяких просьб.

– Я осмелела, потому что знаю, что ты ничего не сделаешь, – игнорируя его суровый тон, невинно хлопаю ресницами и прикусываю губу, ловя себя на мысли, что выводить его из равновесия определённо станет моим новым любимым занятием.

– И позволь поинтересоваться: откуда в тебе такая уверенность, дикарка? Я думал, ты уже успела уяснить, что, если я захочу, меня ничто и никто не остановит. – Уже приступив поедать меня одержимым взглядом, он спускает руки к моим налитым полушариям, сминая их сквозь лиф в своих ладонях, вытягивая из меня невольные стоны.

– О-о-о, это я уже давно уяснила… Но… В этот раз кое-что тебя всё-таки удержит от своих желаний… – нарочно томлю с продолжением, вновь обхватывая его руками. Но теперь чуть ниже. Врезаюсь пальцами в его ягодицы, прибивая к себе его могучее, крепкое, выкованное из налитых силой мышц тело, что от нашей близости вмиг превращается в сталь.

– Ммм… – следует его болезненный стон, издающийся не из горла, а будто из самой груди, а вслед за ним новая порция отборного мата, от которого я завожусь ещё сильнее, непроизвольно начиная тереться об него как изголодавшаяся кошка. – Я не знаю, что на тебя нашло, но ты ведьма, Лина! Долбаная ведьма! Которая даже не знает, что сейчас творит.

– А что я такого творю? Разве не этого ты хотел? Чтобы я дала себе волю. – Точно дикое животное, скольжу языком по его подбородку к губам, схватывая нежную кожу зубами. – И вообще… Не знаю, почему ты постоянно называешь меня ведьмой, но должна признаться, что дикарка мне определённо нравится больше, – мурлычу я и вновь плавно направляю руку к центру управления над каждым мужчиной, но в этот раз мой порыв своевременно пресекается.

– Я сказал – хватит! – Одним быстрым движением он прерывает мои извивания, прибивая меня к колонне так, что я едва могу набрать воздуха в лёгкие. – Я больше повторять не буду! Если ты сейчас же не придёшь в себя и не опомнишься, где мы находимся, клянусь, я не сдержусь! Оттрахаю тебя. Не церемонясь. Прямо. Здесь. И похрен мне будет, если нас кто-то увидит, а затем жёстко накажу тебя дома за такое поведение, что, несомненно, подорвёт мою репутацию! И уверяю тебя, тогда тебе нужно будет умолять меня втройне упорней, чтобы наказание моё тебе понравилось! – угрожающее рычание смешивается с его рваным дыханием, пока он продолжает намертво сдавливать меня между собой и колонной.

Опять.

Он опять это делает.

Делает то, что, по всей видимости, любит больше всего на свете: прижимает, придавливает своей аурой, обездвиживает телом, лишает возможности руководить процессом и наглядно показывает, что только он может что-то решать и требовать. И он не шутит. Я физически ощущаю всю серьёзность его слов. Он правда думает, что трахнет меня. Как сейчас, так и потом. Правда считает, что я буду его о чём-то умолять. Об удовольствии, о наказании, о чём ещё?

Ох, как же вы знатно обломаетесь, мистер Харт.

– Не трахнешь, Адам! – резко сменив свой игривый тон на суровый, я мощно упираюсь руками в его грудь. – А не трахнешь, потому что сам сказал, что ничего не сделаешь, пока я не попрошу! А я не попрошу! Сейчас не попрошу и продолжу издеваться, ведя себя как вульгарная девка, и клянусь, Харт, что и ночью ни о чём тебя просить как следует не буду, если ты наконец не ответишь – согласен ли ты с моим условием или нет? – выдаю я, вкладывая в свои слова всю имеющуюся во мне непоколебимость.

Продолжая тяжело дышать, Адам безмолвно прожигает меня изумлённо-гневно-убивающим взглядом, заставляя мой вопрос повиснуть в молчании, разбавляющемся звуками музыкального выступления наперебой с грохотом моего неистово колотящегося сердца.

То, что помимо неописуемой ярости так ярко отражается в его горящих глазах, для меня бесценно. Ново. Неизведанно. Но если уж я планирую рискнуть, отдав ему не только своё тело, но и душу, одновременно сражаясь с его скверным характером, то я должна знать, что мне не придётся делиться им с оравой других женщин.

К такому я не готова. Абсолютно. И не только потому, что я жуткая собственница, но и потому, что мне будет жалко ни в чём не повинных девиц. Я же их всех поубиваю. И я не утрирую. В самом деле поубиваю. Причём мучительно для них же. Сегодняшней длинноногой жертве посчастливилось избежать неминуемой смерти лишь благодаря перегородившему мне путь ведущему, что вытащил меня на танцпол. Следующей же красотке, осмелившейся прикоснуться своими граблями к Адаму, может уже так не повезти. И это поистине пугает меня гораздо больше всех других моих безумных чувств, что зарождает притяжение Адама.

– Если бы ты только знала, как ты мне осточертела, Николина Джеймс, – раздражённо цедит он вибрирующим в каждой клеточке моего тела голосом и неожиданно делает полушаг назад, освобождая меня из своего телесного плена. – Ты меня бесишь так неимоверно, что сил моих терпеть тебя больше нет.

Сердце вмиг сдавливает ледяными тисками, а от назревающего в голове вопроса душевная горечь стремительными потоками сгущается в эпицентре груди.

– Так, значит… Ты меня отпускаешь? – вполголоса спрашиваю я, отдавая все свои силы на то, чтобы не проявить перед ним сотрясающей все внутренности тревоги.

– Отпускаю? – криво усмехается он и, поднося свою руку к моему лицу, начинает бережно ласкать мою щёку тыльной стороной ладони.

Мужчина с дикой, звериной яростью в глазах прикасается ко мне с такой нежностью и трепетом, словно я единственное, чем он дорожит в своей жизни.

И вот скажите, как тут не тронуться умом?

– Нет, моя прекрасная дикарка, об этом можешь даже не мечтать! Я же сказал, что никуда тебя не отпущу, а своих решений я никогда не меняю.

– Но ты сказал, что…

– Сказал, что бесишь, – уверенно перебивает он моё растерянное блеянье. – Да, всё верно, бесишь так, что руки чешутся придушить тебя, но тем не менее я согласен с твоим условием, – он делает насмешливый акцент на последнем слове, а я перестаю дышать, до конца не веря, что он сказал мне то, что я так ждала от него услышать. – Но согласен вовсе не потому, что ты какого-то лешего решила, что можешь выставлять мне свои требования, а потому что мне плевать хотелось на других женщин. Ни одна с тобой не сравнится. Такой, как ты, я никогда ещё не встречал… Ты уникальная, Лина, а почему – я и сам понять не могу. И потому-то ты меня и бесишь, ведьма чёртова, что с момента нашей встречи никто другой мне не нужен. Просто не хочу! Совершенно. И ничего не могу с этим поделать. Только ты мне, мать твою, нужна! Только ты, дикарка! И никто больше! – твёрдо заявляет он, придавливая меня своим космическим взглядом, в котором я чётко, без всяких лишних слов и пояснений читаю лишь одно – он не врёт.

Он в самом деле не врёт. Я ясно вижу это по глазам. Его чернильный мрак – единственное, что всегда отражает всю правду, которую Адам постоянно так рьяно ото всех скрывает.

– Довольна, Лина? Эти слова тебе были нужны, чтобы угомониться и прекратить выводить меня из себя? – устало произносит он, продолжая поглощать меня своей тьмой, в ожидании услышать ответ.

А что мне ответить?

Довольна ли я?

Хм… Нет. Довольна – это слишком жалкое определение, чтобы описать всё то, что я сейчас испытываю.

С его губ слетело самое заветное для любой девушки обещание. Любой. Но Адам дал его именно мне, зарождая сильнейшее желание расплакаться от долгожданного счастья, которое, мне казалось, я никогда не смогу ощутить. Я не могу издать ни единого звука, сказать ни одного слова, так же как и заплакать тоже не могу. Ведь слёз, как всегда, нет.

И потому я просто обнимаю. Не для того, чтобы подразнить его или возбудить ещё сильнее. А так цепко, будто весь мир хочу обнять. Крепко-крепко. От всей души. До боли в мышцах. До нехватки кислорода. Прижимаю голову к его груди, как маленький ребёнок, мечтая сохранить в памяти каждую малейшую деталь этого мгновения, в котором кто-то наконец-то выбрал именно меня среди всей огромной кучи неотразимых леди.

Что-то в моём порывистом жесте явно смутило Адама, потому что лишь спустя несколько секунд он наконец выходит из оцепенения и обвивает меня в ответ своими крепкими объятиями, прижимается губами к моей макушке и начинает легонько поглаживать рукой по волосам, затаскивая мою истерзанную одиночеством душу в пучину нежности, любви и самозабвенной ласки.

Да уж… Как однако всё странно происходит в жизни.

Сколько лет я жаждала этого? Сколько лет желала, чтобы Остин выбрал меня? Заметил. Увидел. Ответил взаимностью. Но он этого так и не сделал даже спустя долгие годы нашей с ним прочной дружбы, в то время как Адаму потребовалась всего пара встреч, чтобы найти во мне нечто необычное, особенное, уникальное.

Возможно, он всё-таки и есть то самое чудо, под машину которого мне было суждено свалиться, чтобы наконец получить кусочек своего личного женского счастья?

Конечно, я не загадывала властного, бескомпромиссного, самовлюблённого и лишающего здравого смысла чуда, которое привыкло получать от каждой женщины слепого преклонения перед ним, но сейчас это неважно. С этим я как-нибудь разберусь позже, а пока…

Я слышу бойкий стук его сердца под своей щекой, тону с головой в тепле его прикосновений, вдыхаю до невозможности приятный запах кожи, спрятанный под терпким ароматом мужского одеколона, и осознаю, что впервые в жизни ощущаю полное умиротворение. Душевную безмятежность. Всецелое счастье, что снизошло на меня настолько неожиданно и случайно, что поверить в его реальность мне до сих пор не хватает сил.

Но ты поверь, Николь! Поверь всем сердцем, что тоже заслуживаешь любви, внимания, заботы. И позволь себе, наконец, насладиться всем этим. Поверь Адаму, его магическим, не лгущим глазам и сказанным словам о том, что сегодня – это только ваше начало, а не твой очередной яркий сон, что как обычно бесследно исчезнет с новым восходом солнца.

Глава 9

Выбраться из уединённого местечка нам с Адамом помогла ещё одна минующая нас пара гостей, попутно наградившая меня щедрым комплиментом об эффектном выступлении с Брауном. И должна отметить, я была приятно удивлена не расслышать в их учтивых голосах и капли ехидства или порицания, что успокоило меня в том, что наш горячий танец с Риком всё-таки сумел вписаться в допустимые нормы поведения данного мероприятия.

Лишь когда лестные комментарии в мой адрес начали сыпаться практически от каждого вставшего у нас на пути гостя, моё кратковременное умиротворение и немалая доля гордости за себя сменились прежней тревогой, вызванной одним немаловажным моментом, что способен сообщить Остину о моём сегодняшнем времяпровождении гораздо быстрее, чем болтливый язык Эндрюза.

– Адам… – крепче сжимаю пальцы на его предплечье, поднимая на него вопрошающий взгляд.

– Ну что ещё? – шумно выдыхает он, словно от безысходности запрокидывая голову назад.

– Ну… просто… я хотела… – торможу, пытаясь найти правильные слова, чтобы не нарушить только что установившуюся между нами идиллию.

– Лина, говори всё сейчас, потому что дома я тебе этого делать больше не позволю, – многозначительно заявляет он и всматривается в моё лицо так, будто одним лишь только взглядом желает вытянуть из меня всю суть проблемы.

– Хорошо, – прикусываю губу от волнения и начинаю: – Я помню, ты сказал, что можешь разобраться с чем угодно, что я сотворю.

– Ты сделала ещё что-то, чего я не знаю? – тут же озадачено бросает он.

– Нет, нет! Ничего того, что ты уже не видел. Как, впрочем, и все остальные присутствующие здесь люди. И потому… я просто… эм… хотела узнать… ну… – мямлю как двоечница у доски.

– Очень содержательно, мисс Джеймс, продолжайте, – издевается Адам, неторопливо отпивая виски из широкого стакана.

Чёрт, да что такое?! Вот почему во время вранья или неудержимого потока опрометчивых высказываний мой язык выполняет свою функцию добросовестно, а как дело доходит до просьбы о помощи, он вечно превращается в вялую, немощную мышцу?

– Блин! В общем, мог бы ты сделать так, чтобы ни одного видео с моим выступлением и снимка, где мы замечены с тобой вдвоём, не опубликовалось в интернете? – спешно проговариваю я и с досадой наблюдаю, как ожидаемо мрачнеет выражение его лица.

– Ты хочешь, чтобы я стёр все доказательства твоего присутствия на этом вечере?

– Если это возможно, – неуверенно бормочу.

– И сделать я это должен, потому что всё ещё наивно верю, что ты желаешь скрыть свой маленький секрет от брата?

– По этому поводу ты можешь мне верить, Адам. Он мой брат, – приглушённым, но твёрдым голосом заверяю я. – Если ты по-прежнему сомневаешься в моих словах, можешь хоть всех соседей в моём доме опросить. Каждый скажет, что мы с ним с раннего детства дружим и ничего большего между нами никогда не было и не будет.

– Насчёт этого не волнуйся, Лина, я непременно прикажу это сделать, – сухо отвечает он, меряя меня испытывающим взором. – Но даже если мы допустим, что я поверил тебе уже сейчас, веской причины, почему тебе необходимо от него что-то скрывать или отчитываться, я всё равно не улавливаю.

– У тебя есть братья или сёстры?

– Нет. При чём тут это?

– А при том, что поэтому ты и не улавливаешь, Адам. Он – моя семья. Ты же ни черта обо мне не знаешь, кроме того, что написано в нарытых на меня бумажках. Он единственный, кого волнует моя жизнь, а отчитываться перед ним я должна по одной простой причине – если бы не мой брат, я сейчас не стояла бы перед тобой, а давно уже была бы мертва, понимаешь? Мы с ним очень близки, и я уверена, что он только порадуется за меня, когда я сообщу ему всё про нас. Но я хочу это сделать лично. Для меня это важно. Очень. Я не могу допустить, чтобы он прочитал что-то в новостях или же выслушал бред от Марка, и поэтому мне также нужно…

– Нет! Об этом можешь сразу же забыть, – властно прерывает он.

– Но я должна с ним поговорить.

– Нет!

– Адам!

– Нет!

– Он всё расскажет моему брату, – мой голос начинает походить на щенячий скулеж, но даже это никоим образом не влияет на непреклонный отказ Адама.

– Нет! Если я сказал, что Эндрюз к тебе больше не подойдёт, значит, так и будет! – твёрдо отрезает он, раздражая мой бунтарный нрав до скрежета зубов, что истошно призывает меня выкрикнуть ему в ответ: «Не он ко мне подойдёт, я сама это сделаю! И ты никак не сможешь этому помешать!», но рациональная часть меня, к счастью, вовремя меня останавливает.

– Хорошо, – смиренно произношу я.

– Хорошо? – Адам откровенно недоумевает, явно уже приготовившись к очередному продолжительному батлу.

– Хорошо.

– Вот так просто?

– Вот так просто.

– Где подвох? – чёрные глаза жгут меня своим подозрением.

– Да нет никакого подвоха. Ты мне всё равно не позволишь его найти, поэтому к чему вести споры? К тому же… – прислоняюсь к нему ближе и провожу ладонями по лацканам пиджака, разглаживая несуществующие складки. – Ты ещё не знаком с моей более сговорчивой стороной, которая при желании может быть очень даже покладистой и удерживать себя от никому не нужных пререканий.

– Да что ты говоришь? Любопытно, – усмехается он, опуская руку на мою поясницу, посылая мельчайшие разряды тока по коже. – И когда же твоя сговорчивая сторона добровольно этого хочет?

– Как когда? – наигранно изумляюсь. – Тогда же, когда она получает то, что очень-очень сильно просит. – Впиваюсь в него умоляющим взглядом, представляя себя котом в сапогах из мультика «Шрек».

– Умильно хлопать своими красивыми глазками ты называешь «очень-очень сильно просит»? – нахально ухмыляется он. – Я надеюсь, ночью ты выберешь более изощрённые методы для достижения своих целей.

– Адам! – слегка толкаю его в грудь. – Ты хоть немного можешь подумать о чём-то другом?

– Честно? Рядом с тобой думать о чём-то другом для меня невозможно.

– Ну хоть попытайся, что ли. Я же с тобой сейчас серьёзно говорю.

– Мне кажется, мы только и делаем, что весь вечер серьёзно разговариваем, – тяжко вздыхает Адам.

– Но раз у нас сейчас всё равно нет возможности заняться чем-то более изощрённым, может, ты мне ответишь – поможешь ли ты мне или нет? – возвращаюсь к важной для меня теме, нервно теребя пуговичку на его рубашке.

– Нет, – быстро и коротко бросает он.

– Нет?

– Нет.

– Не поможешь? – как дура переспрашиваю я, хотя вроде и так всё понятно.

– Не помогу, – и спокойный ответ лишь это подтверждает.

– Не поможешь, потому что не можешь или потому что не хочешь?

– Ни то, ни другое.

– Тогда что?

– Потому что уже давно всё сделано, – выдаёт Адам будничным тоном.

– Что? Уже?! Но… – немного теряюсь от изумления, вмиг разглаживая нахмуренный лоб.

– Я приказал всё уладить сразу же, как закончился твой показательный танец. Все выставленные в сеть публикации давно стёрты, и то же самое произойдёт с каждой следующей. Мне совершенно не нужно, чтобы ты привлекала к себе ещё больше внимания, чем делаешь это сейчас. Достаточно уже того, что тебе удалось ярко отличиться на этом вечере и поразить не только меня, но и всех остальных мужчин в зале, – похолодевшим на несколько градусов голосом произносит Адам, в очередной раз проявляя своё недовольство моей выходкой.

Но меня это больше не волнует. Точнее, нет, не так. Я это обожаю. Пусть негодует сколько угодно. Готова слушать вечно. А ещё смотреть на него, трогать, обнимать и целовать до одурения.

Чёрт, да за то, что он сделал, мне прямо сейчас хочется целиком и полностью усыпать его поцелуями.

– Это было бы в разы лучше любого «спасибо», – томно шепчет он, и по внезапно появившейся на его лице довольной улыбке в тандеме с жадным взглядом, обращённым к моим губам, я вдруг осознаю, что последнее своё желание нечаянно произнесла вслух.

– Не сомневаюсь, но так как я пообещала до конца вечера вести себя прилично, я всё-таки просто скажу тебе спасибо. И не только за удаление видео и фото.

– А за что ещё?

– За всё это, Адам, – робко отвечаю я, размашистым жестом руки указывая на красоту, царящую вокруг нас. – Спасибо за весь этот вечер. И мне давно нужно было тебе это сказать, вместо того чтобы большую часть времени вести себя как злобная стерва, которая только дерзит да огрызается. Но ты должен знать, что на самом деле я не такая. Ну… точнее, злюсь я, конечно, много и часто, но я не неблагодарная и могу признать, когда бываю в чём-то неправа. А сегодня я была неправа, когда постоянно ругалась с тобой. И за это тоже хочу извиниться. Я никогда ещё не восторгалась и не радовалась всему, что вижу, как сегодня. И я больше чем уверена, что ты даже не осознаёшь, какие изумительные эмоции и впечатления позволил мне испытать, ведь всё это и есть твоя обычная жизнь. Для тебя это норма. Для меня же это нечто нереальное, чего я даже во снах не мечтала увидеть, понимаешь? Поэтому и говорю тебе спасибо за то, что ты устроил день отдыха у себя дома и заставил меня сюда приехать, даже наперекор моим отказам и спорам. Я неимоверно благодарна тебе и уж точно никогда не смогу забыть этот вечер, – с придыханием заканчиваю свою воодушевлённую речь и от накатившего смущения потупляю взгляд в пол, пытаясь притормозить разогнавшееся от передоза чувств сердце, что взлетает точно птица в небеса, когда Адам лёгким касанием пальцев вновь приподнимает моё лицо за подбородок.

– Да, Лина, ты точно не сможешь забыть этот вечер, – гипнотизируя меня своей чарующей улыбкой, он медленно проводит пальцами по моей щеке, отчего я в наслаждении прикрываю глаза и, в очередной раз наплевав на то, что на нас сейчас, возможно, кто-то может смотреть, склоняю голову навстречу его руке.

Да хрен с ними всеми! Пусть смотрят! Я никого здесь не знаю и вижу этих людей в первый и последний раз, так что ни один из снобов не помешает мне насладиться моментом всепоглощающего счастья.

– Да, не забуду, – лепечу я, с каждой пройденной секундой нашей близости ощущая, как Адам с корнями прорастает в моём сознании, душе, сердце… везде, одновременно, бесповоротно, и мне никак больше не остановить этот процесс.

– А не забудешь, потому что с этого дня всё, что ты видишь вокруг себя, станет и твоей жизнью тоже, – на одном выдохе заявляет Адам.

Я распахиваю веки, мгновенно оказываясь схвачена в плен его чернильных глаз, что окончательно закрепляют свою власть надо мной: пробираются под кожу, разбавляют своей тьмой всю кровь в теле и достигают самого центра естества, что смертельно измучено многолетними надеждами и ожиданиями материнской любви, нескончаемыми сражениями с Филиппом, однообразными развратными ночами в компании пьяных мужчин и отчаянными попытками справиться с семейными долгами, чтобы не оказаться выброшенной на улицу одного из самых небезопасных районов в городе.

И теперь всего этого не будет? Всё это в прошлом? Серьёзно? Это правда? Он не шутит?

А все ответы снова кроются в его мистических зрачках.

Я смотрю в них и безоговорочно верю. Верю, что Адам именно тот, кто наконец изменит мою жизнь в лучшую сторону. Он избавит меня от всего дерьма, что окружает меня ежедневно, и, возможно, со своей необычной силой, у него получится убедить мою маму согласиться на лечение. Он ведь в самом деле сможет это сделать, если я попрошу. Ведь так? Большего мне не нужно. Только это. Только бы он смог помочь маме, и тогда я в полной мере буду его боготворить. Не из-за «очарования», а исключительно по собственному желанию. Искренне, страстно и навсегда.

– Лина… ты… – он хочет что-то мне сказать, но как будто не может подобрать нужных слов. Глупый. В словах нет никакой необходимости. Его сдавленный шёпот и проникновенный взгляд говорят мне о гораздо большем – о том, что он чувствует то же, что и я. Это не может быть ошибкой. Не может. Я нужна ему так же, как и он мне. Я в это верю.

Верю!

– Если бы вы только видели себя моими глазами! – от пристального разглядывания друг друга нас отвлекает восхищённый девичий голос.

– Ох, Милла, это ты! – охаю я, будто выходя из состояния транса.

– Да, это я. Уж простите, что я так пялюсь на вас, но ничего не могу с собой поделать. Это невероятно красиво! Не зря говорят, что можно бесконечно смотреть, как горит огонь.

– Какой ещё огонь? – непонимающе хмурится Адам, но девчонка, продолжая заворожённо любоваться его сиянием, молча подходит к нам сбоку и с некой опаской притрагивается к его рукаву, вынуждая меня оцепенеть и крепко стиснуть зубы, чтобы в порыве неревности случайно не отшвырнуть девчонку на несколько метров.

Спокойно, Николь, спокойно!

Это всего лишь подросток. Красивый, невероятно сексуальный и не по годам женственный, но всё-таки подросток, который просто любопытствует.

– Обалдеть! Я всё поражаюсь, как твой «щит» умудряется выдерживать его силу, Ники! – восторгается Камилла, даже не замечая, каких трудов мне стоит удерживать себя от нападения. – Всего пара секунд прошло, а вся моя «радуга» уже приобрела огненный оттенок! А тебе хоть бы хны!

– Что ещё за щит и радуга? – вконец недоумевает Адам, озадаченно поглядывая на Миллу. – Ты, что ли, на пару с Робертом рассудка лишилась? О чём ты вообще говоришь? И прекрати меня трогать, как экспонат в музее, – строго требует он, аккуратно отцепляя от себя девичьи пальцы.

– Прости, не удержалась, – радостно блеет она и обращается ко мне: – Ты что, ему ещё ничего не рассказала?

– Нет. И если честно, даже не собиралась это делать. Это же твой секрет, как я могу кому-то говорить об этом?

– Говорить о чём? – встревает Адам.

– Секрет секретом, но ему-то можно было сказать. Как-никак он сам необычный, да и к тому же, ему определённо будет интересно послушать то, что я вижу в вас обоих, – Камилла сканирует нас хитрым прищуром.

– Может, вы наконец-то просветите меня, о чём вообще идёт речь? – в его сдержанном вопросе пробивается оттенок раздражения.

– О-о-о, сейчас я тебе всё расс… – вечно восторженная девчонка приободряется ещё больше, намереваясь повторить Адаму рассказ о своей особенности, но её останавливает низкий мужской голос, доносящийся из всех колонок зала.

Наше внимание мигом переходит на сцену, где стоит величественная фигура мистера Харта.

– Похоже, тебе нужно будет потерпеть до окончания речи, – тихо произношу на ухо Камилле, на что девчонка одобрительно кивает и с широчайшей улыбкой на лице устремляет взгляд к Роберту.

– Добрый вечер, дамы и господа, надеюсь, вы приятно проводите сегодняшний вечер, – официальным тоном начинает хозяин дома, в ответ получая одобрительные возгласы публики. – Прекрасно, прекрасно. Что ж… Тогда попрошу минуточку вашего внимания. Со многими из вас я уже успел пообщаться лично, но для тех, с кем этого сделать не удалось, хочу сказать, что я безумно рад, что вы почтили своим присутствием этот торжественный вечер, организованный в честь открытия моего именного благотворительного фонда. Отдельная благодарность всем выступающим сегодня артистам, перенаправившим свои заработанные гонорары на нужды детям, и также спасибо каждому из вас, кто уже внёс щедрые пожертвования в работу фонда, главной задачей которого является оказание помощи детям, попавшим в трудную жизненную ситуацию, через вовлечение граждан, бизнеса и некоммерческих организаций в благотворительную деятельность. План начальных действий работы уже составлен на год вперёд, но если кто-то ещё желает посодействовать функционированию фонда и семейному устройству детей-сирот, то я в любой момент жду каждого из вас здесь, в моём доме, где непосредственно я и буду вести все дела. На этом о рабочей стороне организации я больше говорить не стану, а перейду к той, что всех интересует сильнее всего – что же сподвигло чёрствого старика с репутацией хладнокровного бизнесмена на этот несвойственный для него добродушный жест? Те, кто знаком со мной лично, далеко не сразу поверили в искренность моих благих намерений, многие даже начали искать подводные камни в этой деятельности, чему я нисколько не удивляюсь и ни в коем случае не призываю останавливать свои расследования. Скрывать мне нечего, а даже если бы и было, вы всё равно ничего не нашли бы, – иронично добавляет Харт, вызывая на лицах зрителей усмешки. – Всю свою жизнь я был отъявленным эгоистом, живущим исключительно ради удовлетворения своих потребностей и желаний. Мной всегда двигали тщеславные стремления возвести компанию на вершину успеха, добиться высокого уровня жизни, благосостояния, власти, уважения и даже людского страха. И нельзя не признать – мне это удалось. Спустя десятки лет упорной работы я добился всего, к чему так долго стремился, и до недавних пор меня всё устраивало, даже несмотря на то, что на пути к своей цели далеко не все мои решения и поступки можно было назвать человечными. Конечно, о многом мне бы просто хотелось забыть, а ещё лучше вернуться в прошлое и попытаться всё исправить, но машину времени, к сожалению, «Heart Corp» пока ещё не спроектировала. Хотя я уверен, что под руководством моего сына и это открытие не за горами. В целеустремлённости и трудолюбии Адам перепрыгнул меня в несколько раз. Его отменное профессиональное чутье и незаурядная способность мыслить превратила и так преуспевающую компанию в целую корпорацию, что ежедневно лишь сильнее расширяет свои территориальные границы, штаб работников и количество инновационных технологий. Именно поэтому, официально покидая руководящую должность в одном из штабов «Heart Corp», я нисколько не переживал и не сомневался в дальнейшем процветании своего дела, что основал более тридцати пяти лет назад. Мой сын уже добился того, чего не ожидал от него даже я сам, и знаю точно, что он непременно справится со всеми сложившимися на данный момент неприятностями в компании и после никогда не остановится на достигнутом. – Мистер Харт стреляет пронзительным взглядом чуть правее от меня, туда, где стоит мой спутник. – Адам, о таком наследнике, как ты, может мечтать каждый отец. Жаль, что о себе я сказать того же не могу, ведь родитель из меня получился никудышный. Но в любом случае, как говорят, лучше поздно, чем никогда, поэтому сейчас я хочу сказать тебе то, что должен был говорить постоянно: я несказанно горжусь тобой. Ты с лихвой оправдал все возложенные на тебя надежды, и очень надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь меня простить за то, что я всю жизнь не оправдывал твои. За тебя, Адам! – Он торжественно приподнимает бокал в своей руке, и зал взрывается овациями.

Я присоединяюсь к всеобщим аплодисментам и на миг отвлекаюсь от сцены, бросая взгляд на Адама, с лица которого будто вся кровь исчезла. По нему теперь вообще ни черта невозможно считать. Он радуется? Польщён? Удивлён? Растерян? Озадачен? Ни-че-го! Полный ноль! Что за реакция такая?

– Но вернусь от небольшого отступления обратно к теме, – дождавшись, когда все шумы в помещении стихнут, продолжает Харт. – Я понял, что раз в прошлое мне вернуться не дано и многих своих действий не исправить, мне остаётся лишь смириться с ними и попытаться исправить то, что ещё подлежит исправлению, а точнее, помочь тем, кому необходима помощь. Именно так и родилась мысль об основании фонда. Но не думайте, я не сам к этому пришёл. Безусловно, я бы и продолжал жить своей излюбленной эгоистичной жизнью, совершенно не видя в этом никакой проблемы, если бы в мою повседневность не ворвался человек, который не побоялся ткнуть меня носом в мои же пороки. Человек, который заставил меня задуматься и захотеть изменить что-то в себе. Представляете? Заставил захотеть измениться меня – мужчину, что все шестьдесят лет считал себя идеальным, – усмехается он, получая в ответ бурную волну смешков, проносящуюся по залу. – Но ей как-то удалось… – Он делает недолгую паузу для того, чтобы найти Камиллу взглядом. – Она открыла мне глаза на многие вещи, которые я раньше не воспринимал всерьёз, считал нелепыми и бессмысленными. Своей неутомимой жизнерадостностью, ядерной энергией и непомерной болтливостью она, конечно, знатно подействовала мне на нервы, но незаметно для меня самого смогла изменить моё мировоззрение и жизненные ценности. И я хочу сказать тебе огромное спасибо за это, Камилла. Ты – мой сумасшедший и вечно реактивный свет, которого так не хватало моему мраку. Но своими назойливыми попытками придать красок моей жизни ты не только заставила меня захотеть сделать нечто хорошее для других, впервые в жизни поставить чужие нужды превыше своих, но и научила меня любить. Да так сильно, как никогда в своей жизни не любил ни одну из женщин, а всё потому, что моя любовь к тебе безусловна. Такая, какую может испытывать лишь отец к своему ребёнку. – Голос мистера Харта начинает вибрировать от волнения так же, как и тело Миллы, что мелко дрожит от вырывающегося из неё потока слёз. – Да, Камилла, за столь короткий промежуток времени я полюбил тебя как свою родную дочь, которой у меня никогда не было и, если честно, которую я никогда не хотел. Но ты появилась. Внезапно. Без спросу. Словно ураган, что навёл в моей жизни свои порядки и дал понять, что теперь я не хочу видеть ни одного своего дня без тебя. Поднимись на сцену, девочка моя, у меня для тебя кое-что есть, – слегка улыбнувшись, просит мистер Харт, пока я придерживаю ошарашенную девочку под руку.