Текст книги "В ритме сердца (СИ)"
Автор книги: Тори Майрон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)
– Отвечай. – Безапелляционный приказ. – Если не он, то должен быть кто-то ещё.
Я физически ощущаю его прикосновения на коже, пока он упорно всматривается в моё лицо.
– Да нет никого, Адам! Тебе так сложно поверить, что ты можешь мне просто не нравиться?
– Не нравиться? Я? – он сканирует меня откровенно ироничным взглядом, но на лице не отражается и тени улыбки.
– Да! Ты! Просто твоё непомерное самолюбие даже на секунду не позволяет тебе рассмотреть подобный вариант, – твёрдо заявляю прямо ему в лицо, чувствуя, как напряжённый воздух между нами начинает с треском искриться.
– Значит, я тебе просто не нравлюсь? – ещё раз переспрашивает он, словно пробуя незнакомые слова на вкус, и, судя по жутковатому блеску, вспыхнувшему в его вновь почернелых зрачках, становится ясно, что они пришлись ему не по нраву.
– Что тебе не понятно, Адам? Да, твоё притяжение действует на меня, как и на всех – адски возбуждающе, но мне удалось научиться сбрасывать его до адекватного уровня, во время которого организм не превращается в похотливую амёбу, и потому теперь я определённо точно уверена, что я тебя не хочу просто потому, что ты мне не нравишься! – последние слова проговариваю почти что по слогам и не знаю, что именно из всего ядерного коктейля эмоций придаёт мне смелости, но я злостно скидываю его ладонь со своей ноги и порываюсь отодвинуться от него подальше, однако, к своему ужасу, добиваюсь в точности противоположного – Адам одним стремительным рывком притягивает меня за талию и прижимает намертво к себе.
– Как же ты меня достала своей ложью, – он отпускает злобный шёпот в мои приоткрытые губы, загоняя в ловушку своих глаз, в которых я не могу точно определить, что преобладает больше – звериная ярость или нездоровый азарт?
Я вмиг цепенею и инстинктивно сжимаю голову в плечи, осознавая, что заряд Адама быть сдержанным и вести успокоительные беседы только что иссяк.
– Я… не… не… – от взлетевшего эмоционального градуса между нами я начинаю заикаться, но уже в следующий миг он полностью похищает у меня способность говорить, впиваясь в мои губы страстным, жадным поцелуем, отнимая все слова, силы и даже дыхание.
Мои чувства и мысли вконец запутываются в тугой клубок, и я перестаю понимать хоть что-то, когда он буквально поглощает меня, опьяняя своей решительностью и властью.
У меня нет ни единой возможности начать отбиваться или вести борьбу не только потому, что я всецело заперта в капкане его сильных рук и не могу ни вздохнуть, ни подвигаться, но и потому, что только конец света смог бы сейчас оторвать меня от его губ, вкусом которых я хочу пропитать каждый участок своей кожи.
Адам вторгается горячим языком в мой рот нагло, требовательно, сладко, проникает всё глубже и глубже, выжигает своё имя на подкорке сознания, заставляя подчиниться, покориться себе.
Его напор и сила лишает меня всех путей к спасению, и с каждым грубым соединением наших губ, языков, дыханий, что больше похоже на схватку, я неумолимо уступаю, расслабляясь в его плотных объятиях.
– Всё ещё не нравлюсь? – спрашивает он с хрипловатым рыком и, зарываясь рукой в мои волосы, удерживает за затылок.
– Не-е-ет… – сквозь сдавленный стон выпускаю слова, которые он в ту же секунду вбирает в себя, сминая мои губы своими.
Зачем я продолжаю свою жалкую игру упрямой недотроги – сама объяснить не могу, но по низкому вибрирующему смеху Адама, больше похожему на рычание, понимаю, что я его этим лишь сильнее распаляю.
– И сейчас тоже? – шепчет он и спускает свои поцелуи к моей шее, где обхватывает кожу зубами, заставляя меня запрокинуть голову назад и прикрыть веки, предательски подрагивающие от блаженства.
– Ни капельки… – всхлипываю, чувствуя, как его руки выпускают моё тело из железных оков и теперь скользят по спине, талии, добираются до бёдер, сжимают ягодицы и вновь возвращаются наверх, накрывая ноющую грудь ладонями.
Он будто… хотя нет, почему будто? Он в прямом смысле читает мои мысли о том, что я мечтаю ощутить его бесстыдные ласки везде и сразу, и безупречно выполняет их, нарочно обделяя вниманием требующее разрядки место, тем самым не нарушая границы, что я возвела словами «не попрошу».
Но, чёрт бы его побрал, Адаму даже не нужно переходить эту черту, чтобы уже доводить меня до исступления.
Низ живота тяжелеет и скручивается тугим узлом не только от каждого его прикосновения, что кружит мне голову и захватывает в райский плен душу, но и потому, что он наполняет меня своей сокрушительной силой, посылающей мощные импульсы прямиком в центр сердца, откуда с каждым ритмичным биением разливает по венам чистый огонь.
– И ты меня совсем не хочешь? – Адам продолжает издеваться, лаская шёпотом мне шею. Покрывает тонкую кожу поцелуями, прихватывает зубами нежную мочку уха, утыкаясь носом в мои волосы.
– Совсем… не хочу… – вслед за моим судорожным вздохом он резко возвращается обратно к губам, проводя языком по нижней, и вновь проникает внутрь, словно желает заткнуть мой лживый рот.
Не в силах больше сдерживать себя, крепче прижимаюсь к нему дрожащим телом, ощущая, как ткань платья начинает плотно обтягивать грудь, доставляя неудобства соскам, ставшим до предела чувствительными.
Но и эту проблему Адам также «слышит» и мигом решает: порывистым движением срывает лиф до талии и сжимает налитую плоть, терзая двумя пальцами заострившиеся вершинки.
– Боже… Да… – из горла вырывается очередной блаженный стон, и мой разум постепенно гаснет, уступая место животным инстинктам и ответному желанию познать, увидеть, испробовать его тело.
Руки сами ныряют под его пиджак, где тщательно исследуют всю поверхность торса, плавно спускаясь по каменному прессу к брюкам, мечтая лишь о том, чтобы эта чёртова ткань, отделяющая меня от его кожи, внезапно исчезла.
– Так сладко не стонут от прикосновений того, кто не нравится.
Он ласкает мою порозовевшую от возбуждения грудь, обводит ареолы, неторопливо сокращая диаметр кругов, в конце поглаживая соски большими пальцами, и плавно двигается по изгибам тела вниз, до сладостной боли впиваясь в мои ягодицы.
– И не целуют с таким жаром и страстью, как делаешь это ты.
Адам попеременно сменяет поцелуи на дразнящие покусывания, своим вкусом и запахом наполняя мою кровь взрывчатым сплавом, что напрочь выключает весь свет в голове.
Я сама не замечаю, как тянусь раскрытой ладонью к выпуклости на его брюках до тех пор, пока Адам в последний момент не перехватывает моё запястье.
– И уж точно не трогают так того, кого не хотят, – лукаво улыбаясь, Адам резко раздвигает мои ноги шире, отбрасывает шлейф платья на одну сторону и начинает чертить пальцем хаотичные линии всего в паре сантиметров от изнывающего от желания лона.
– А-а-а! – срываюсь на хриплый крик, одной рукой впиваясь в кожаную обивку сидения, второй – за Адама, не контролируя силы. – Что ты… делаешь? – рычу я, глядя на него затуманенным взором, без единого шанса свести колени обратно.
– Показываю, какая ты лживая похотливая сучка, – он произносит гадости, которые должны были меня разозлить и вернуть силы остановить происходящее, но его чувственный, густой баритон лишь подсыпает специй к остроте запредельных ощущений, что сжигают весь низ живота, норовя вот-вот выбраться наружу.
– Адам… Нет… – скулю я и вздрагиваю, прогибаясь в пояснице, непроизвольно подаваясь навстречу его пальцам, что словно вскользь задевают клитор через намокшую ткань трусов. Медленно, чувственно и, мать его, так невыносимо приятно, что терпеть больше не остаётся сил.
– Для меня не существует этого слова, дикарка, так что сделай это… я же чувствую… ты на грани… – с надрывом рычит Адам, и я не успеваю ни понять, ни подумать о том, как вообще всё дошло до это самой «грани», когда неожиданно резко и громко из глубины души вырывается вскрик от накрывающей меня гигантской лавины чего-то необъяснимого, незнакомого, наполняющего моё тело первородной живительной силой, что останавливает время и стирает весь мир.
Я словно вылетаю из собственного тела на неизвестное количество секунд, отправляясь куда-то далеко-далеко, высоко, за границу этой вселенной. Туда, откуда совсем не хочу возвращаться.
Адам что-то говорит, но я не слышу. Не вижу. Возможно, даже не дышу.
Полное отключение сознания.
Сброс всех данных.
Перезагрузка.
Я легка, почти что невесома и состою исключительно из горячей истомы, разливающейся по телу пульсирующими потоками энергии, пробивающей меня от корней волос до кончиков пальцев.
Я всё ещё наслаждаюсь сладкими сокращениями между бёдер, когда начинаю ощущать свой вкус у себя на языке – я настолько растворилась в ярчайшем в моей жизни оргазме, что даже не заметила, как приняла в рот пальцы Адама, испачканные моей влагой.
– Если бы ты только сейчас себя видела, – его хриплый, срывающийся голос возвращает меня с того света обратно в автомобильный салон.
Я неохотно открываю глаза и невольно содрогаюсь от увиденной картины: мои ноги широко расставлены, а спущенный лиф платья оголяет покрытую испариной и румянцем грудь, высоко поднимающуюся от частого, глубокого дыхания. И я с лёгкостью могу представить, как развратно выглядит моё покрасневшее, влажное лицо с приоткрытыми губами, что недвусмысленно обсасывают мужские пальцы.
Чёрт! И как я вообще допустила всё это? Как позволила себя отыметь на заднем сидении машины в паре метров от водителя, который, вероятнее всего, даже через перегородку слышал мои протяжные крики.
Хотя… Какая разница?
Ведь не знаю почему, но сейчас я не испытываю ни стыда, ни злости, ни капли сожаления о том, что нахожусь в столь вызывающей позе перед этим наглецом, который только что поставил меня на место, уткнув носом в мою и так очевидную ложь.
– Ты меня просто убиваешь, дикарка…
Как сквозь толщу воды слышу хрипловатый голос, чувствуя, как Адам освобождает мой рот и возвращает свою сильную ладонь на поверхность моих дрожащих бёдер.
– Ты так горячо кончала, что… это было… просто… невероятно… чуть до инфаркта меня не довела… ведьма… – неразборчивый, прерывистый шёпот опаляет мне шею, поднимаясь к лицу извилистой дорожкой из коротких поцелуев. – Я не хочу… больше слышать… твой лживый лепет о том… что ты ничего не испытываешь ко мне. Ты можешь… обманывать кого угодно, но только не меня. Я чувствую… все твои фантазии… и каждая из них – моя…
Всего на миг он властно врывается в мой податливый рот языком и так же резко отстраняется, вытягивая из меня жалостливый полухрип, полустон.
Приложив усилия, я фокусирую зрение на Адаме, готовясь увидеть торжествующее выражение его лица и обычную нахальную улыбку, вызванную удовлетворительным и столь быстро достигнутым результатом своей «поучительной» сессии, но, разглядев его покрытое крохотными бусинками пота лицо и глаза, охваченные пожаром, я вижу что-то совсем противоположное: дикое, первобытное, звериное.
Он вторит моему тяжёлому дыханию и так смотрит на меня, будто хочет наброситься, разорвать, уничтожить. И в то же время как на единственное, в чём видит всякий смысл и отчаянно желает обладать.
И если бы мой вернувшийся умиротворённый и чистый, как белый лист, разум мог испытывать страх, то я сию же секунду выпрыгнула из машины на полном ходу и в случае благоприятного исхода понеслась со всех ног обратно в город.
Но страха нет.
А состояние всепоглощающей эйфории с каждым пройденным мгновением, с каждым бойким ударом моего сердца всё сильнее разбавляется щемящим всё нутро сочувствием.
– Адам… – мой озадаченный, едва слышный шёпот заполняет пространство между нами. Вновь забывая обо всём на свете, я прикасаюсь к его напряжённой щеке, желая понять, что с ним происходит, но услышать ответ на этот вздымающий дыбом все волоски на теле вопрос мне не позволяет монотонный голос Томаса, доносящийся из динамиков салона:
– Мы подъезжаем, мистер Харт, – водитель коротко напоминает нам обоим о реальности, которую никто не отменял.
Я тут же бросаю взгляд в окно, замечая, как мы минуем двухстворчатые ворота и оказываемся на подъездной дороге, ведущей к особняку, поражающему своими монументальными размерами и яркими огнями, освещающими его со всех сторон.
– Боже… – выдыхаю я, чувствуя, как во мне пробуждается проблеск благоразумия, но по-прежнему нет и грамма прежней тревоги.
Я лишь мгновенно столбенею, а язык прилипает к нёбу, когда Адам в очередной раз повергает меня в шок своей невероятной способностью в считаные секунды возвращать себе обычную невозмутимость.
Я безмолвно и совершенно неподвижно наблюдаю за его поразительной метаморфозой: он набирает полную грудь воздуха и шумно выдыхает, заковывая лицо в привычную бесстрастную маску, а затем аккуратно возвращает мой ажурный лиф на положенное место, расправляет струящуюся ткань задранного платья и приглаживает мои волосы ладонями.
– Сейчас ты выглядишь ещё прекраснее… – он проводит пальцем по моим губам, спускаясь к изгибу шеи. – Такая красивая, чувственная и… удовлетворённая, – слабо усмехаясь, произносит Адам с такой безмятежностью, словно не он только что просверливал меня насквозь каким-то мучительно-одержимым взглядом, а вся эта бесконечная дорога из Рокфорда сюда не была сродни катанию на крутых американских горках или полёту в космос (для меня так точно).
Мысленно задаваясь вопросом «что это сейчас только что было?», наконец выдавливаю из себя слегка осипшим от криков голосом:
– Доказал мне всё, что хотел? Теперь ты доволен?
Адам обхватывает меня за подбородок, вынуждая посмотреть прямо в его штормовые глаза.
– Нет, доволен я буду лишь тогда, когда ты прекратишь упрямиться и произнесёшь вслух свои желания. А это… – он напрягает веки в задумчивом прищуре. – Считай, таким образом я просто решил успокоить тебя. Это было необходимо. И, нужно отметить, мне стоило ещё в самом начале пути заставить тебя кончить, а не вести все эти бессмысленные разговоры. В следующий раз я это учту.
– В следующий раз? С чего ты решил, что он будет?
– Хватит, Николина! – сталь в его голосе ясно даёт мне понять, что внешнее спокойствие Адама – всего лишь напускное притворство. – Давай уже перестанем вести себя как маленькие дети и не будем и дальше прикидываться, что не знаем, чем именно закончится сегодняшний вечер. Не знаю, что за преграда тебе мешает отпустить себя, но лично я не привык себя так мучать. Я хочу тебя… Слышишь? Я хочу тебя с самой первой секунды, как увидел, и с того момента у меня от тебя крышу рвёт так, как никогда и ни от кого прежде. А когда я чего-то очень сильно хочу, ничто не способно меня остановить, пока я не получу желаемое, – он почти касается кончиком носа моей щеки и, на миг прикрывая глаза, словно вдыхает столь драгоценный для себя воздух.
– Так кто тебя останавливает? – тихо-тихо одними губами спрашиваю я, в самом деле желая послать к чёрту весь торжественный приём и до самого утра отдаваться ему прямо на кожаном сидении машины.
Но мой вопрос вызывает на его лице снисходительную улыбку, что похлеще пощёчины отрезвляет моё опутанное его чарами сознание.
– Меня останавливаешь ты со своим показным упрямством. Мы же оба знаем, что ты тоже хочешь гораздо большего, чем то, что ощутила сейчас. Мечтаешь познать и воплотить в реальность каждую свою фантазию, которую ты так рьяно скрываешь. Хочешь выпустить на волю всё до конца, что переполняет твоё соблазнительное тело и забрать взамен нечто новое, обескураживающее, отчасти даже агонизирующее, о чём даже не могла представить в своих мыслях… и для того чтобы получить это, дикарка, тебе нужно всего лишь попросить… только тогда я сделаю всё, что ты пожелаешь… – проникновенным тоном искусителя напоминает он правила нашей непровозглашённой игры, точно меткой стрелой вонзаясь в мой разум долгожданным озарением, что вмиг добавляет недостающий пазл и складывает всю картину воедино.
Так вот оно в чём дело… Вот зачем он устроил весь этот спектакль.
Адаму вовсе не нужно моё чистосердечное признание в том, что я его хочу… в том, что он мне нравится… в том, что так быстро проник глубоко под кожу, в самую душу, добрался до чего-то крайне важного во мне, беззащитного, одинокого, нуждающегося в любви и страстной ласке.
Он и так это знает, видит, чувствует.
Но ему этого мало. Он хочет другого.
Он жаждет, чтобы я умоляла его дать то, что мне жизненно необходимо. Ему крайне важно потешить своё раздутое эго всеми обожаемого любовника и показать мне, что ни одна женщина не вправе ему отказывать, после не пожалев об этом.
И, видя меня поверженной по всем фронтам его «очарованием», Адам уже сейчас предвкушает свою триумфальную победу, даже ни на секунду не задумываясь о том, что я стану продолжать сопротивление.
Да только он не принял во внимание всего одного существенного нюанса.
Вся моя жизнь – это сплошная борьба.
Мне, как никому другому, известно, что значит сражаться из последних сил, даже когда кажется, что нет никакой надежды.
Да, теперь мне ясно, как белый день, что нет смысла и дальше оттягивать неизбежное. Такие мужчины, как он, не знают отказов. Адам не отстанет, пока не получит меня, и, чёрт побери, я сама до умопомрачения хочу того же, но это не значит, что я намерена так просто и быстро сдаваться.
Адам не дождётся от меня желанных слов. Просить и умолять я не буду. Никогда и ни за что. Ни его, ни кого-либо другого.
Только ему об это пока совсем не стоит знать.
– Хорошо, Адам, ты прав – больше никакого притворства, – дотрагиваюсь ладонью до его скулы, опускаясь ниже, ласкаю напряжённую шею и забираюсь за ворот рубашки, слегка царапая кожу ноготками. – Значит, мне нужно всего лишь попросить, и ты сделаешь всё, что я пожелаю? – уточняю я, плавно порхнув языком по его нижней губе от одного уголка до другого.
– Всё именно так, дикарка, – тяжело выдыхает он, ощутимо напрягаясь и морщась, будто даже столь невинные прикосновения усложняют ему задачу удерживать вернувшийся самоконтроль. – Хотя… учитывая то, как ты меня замучила своей дерзостью и продолжительной несговорчивостью, теперь тебе нужно будет просить меня как следует… с особым усердием. – Адам многозначительно смотрит на мой приоткрытый рот, предельно чётко намекая мне, каким образом он желает, чтобы я приступила сегодня к своим «просьбам».
«С особым усердием, значит?» – думаю я, пока моё лицо вспыхивает огнём.
Но на сей раз не от смущения – его из меня также начисто стёр отправляющей в иной мир дух оргазм. Я неудержимо разгораюсь от нетерпения перед моментом, когда смогу созерцать, как с породистой физиономии Адама слетит победоносная ухмылка.
Что ж, похоже, пришло время воспользоваться обретёнными в «Атриуме» умениями и подразнить его в ответ. В эту игру мы можем поиграть с ним вместе, и, если он хочет меня так сильно, как говорит, тогда пусть докажет, переступив через свою высокомерную гордыню, и возьмёт меня без всяких слов.
Иначе я ему не дамся.
Я готова проиграть, только если этот самовлюблённый кретин проиграет тоже!
– Я обязательно учту это в следующий раз, Адам… – обещаю я и, одаривая его самым пленительным из моего «рабочего» арсенала взглядом, запечатываю его губы своими, сквозь поцелуй ощущая, как секунда за секундой он всё сильнее расплывается в довольной улыбке.
Улыбайтесь, мистер Харт, но мы ещё посмотрим, кто из нас в итоге будет ярче улыбаться победе.
Глава 5
Когда Адам сказал, что торжественный вечер пройдёт в особняке, я даже подумать не могла, что под этим он имеет в виду величественное своими масштабами строение, необычностью архитектурных элементов и роскошью напоминающее королевский дворец.
Восторг охватил меня, стоило лишь выйти из машины и увидеть неисчисляемое количество люксовых автомобилей, заполняющих обширный двор, огромные сводчатые окна, ухоженную территорию с аккуратно выстриженными деревьями и цветочными кустарниками, скульптурные журчащие фонтаны с прозрачной водой и главный вход с настежь открытой массивной дверью, что находится в самом центре величественного фасада между двумя античными колоннами, разместившимися на устойчивых пьедесталах, по обе стороны окольцованных кишащей сворой журналистов.
– У тебя что, какой-то особенный пропуск? – недоумеваю я, когда Адам уверенно ведёт меня мимо пестрящей очереди из наряженных в бесподобные вечерние платья женщин и элегантно одетых в классические смокинги мужчин.
– Можно и так сказать, – короткий ответ, после которого следует неистовый гам голосов настырных репортёров.
– Мистер Харт, можете ли вы дать новые комментарии по поводу взрыва на фабрике «Heart Corp»?
– …поступили данные, что в произошедшем виноват кто-то из работников…
– Многие ваши конкуренты уверены, что «Heart Corp» не удастся вернуть прежние позиции на рынке. Что вы можете сказать по этому поводу?..
– Мистер Харт, принимали ли вы участие в создании благотворительного фонда вместе с отцом?..
– …каким детским домам в первую очередь вы окажете финансовую поддержку?..
– Адам, кто ваша спутница на сегодняшний вечер?..
И это лишь самая малость того, что мне удалось расслышать среди непрекращающегося потока вопросов, летящих на нас из-за живого ограждения в виде патрулирующей охраны, состоящей из крупных, внушающих страх амбалов.
Я слегка теряюсь от подобного напора, а глаза ослепляют ежесекундные вспышки фотокамер, но Адам тут же придерживает меня за талию и, полностью игнорируя крики всех журналистов, продолжает следовать по парадной лестнице вверх в особняк.
– Добрый вечер, Адам, – вежливо произносит мужчина-хостес, отвлекаясь от кропотливого осмотра очередного приглашения парочки гостей, и переводит свой цепкий взгляд на меня. – Мисс Джеймс, добро пожаловать в особняк семьи Харт, и приятного вам вечера, – он учтиво кивает в знак приветствия, пока я, оторопев, пытаюсь осмыслить услышанное.
– Где именно всё проходит? – без особого энтузиазма интересуется Адам.
– В кварцевом зале, – уточняет хостес, и мы сразу же направляемся вглубь холла, по обе стороны которого величественно поднимаются на второй этаж изогнутые полукругом лестницы с золотыми периллами.
– Так это твой дом? – безмерно удивляюсь я.
– Нет. Моего отца, – не поведя бровью, отвечает Адам.
– Отца?! Он что, здесь тоже будет?
– Логично. Это он устроил благотворительный приём.
– И почему ты сразу мне об этом не сказал?
– А должен был?
– Эм… нет… просто… – неловко мнусь с ответом, пытаясь не выдавать прорывающееся сквозь моё безмятежное состояние волнение перед высокой вероятностью того, что сегодня могу встретить его родителей. – А мама? Она тоже будет?
– Нет. Её не будет.
– А где она?
– Мертва, – бесцветный ответ, заставляющий меня в очередной раз пожалеть, что я никогда не могу вовремя прикусить свой несдержанный орган.
Николина, вот на кой чёрт ты всё это спрашиваешь? Тебе не нужно ничего о нём знать. Всё это не важно! Ты сейчас находишься не на романтическом свидании с мужчиной, которой переворачивает внутри тебя всё вверх дном, а просто выполняешь работу, для которой он тебя «нанял».
Хотя теперь, точно зная, что ждёт меня после приёма, ни о каких деньгах речи идти не может. Понимаю, в моём плачевном финансовом положении нужно больше думать головой, а не другим местом, но с Адамом моё благоразумие отключается полностью, тем более выбора он мне всё равно никакого не оставляет.
– Прости… Я не хотела… – виновато мямлю я, когда мы останавливаемся в нескольких метрах от входа в зал, откуда уже доносятся звуки музыки, негромкие, размеренные голоса и звон бокалов.
– Есть ещё какие-то вопросы? Или ты уже наконец дашь своему языку немного отдыха? – по тому, как уголки губ Адама слегка приподнимаются в улыбке, я понимаю, что его нисколько не задела моя любознательность.
– Вообще-то есть, – пропуская мимо ушей очередной намёк о его грандиозных планах на мой рот, я подхожу к нему вплотную. Даже на высоких каблуках я дышу ему в грудь, поэтому мне приходится сильно задрать голову вверх, чтобы оказаться максимально близко к его лицу. – Как мне быть, если кто-то спросит, кто я и чем занимаюсь? – шепчу я, нарочно задевая губами мочку уха.
Слышу, как хорошо сдерживаемое желание свистит в его глухом выдохе, покрывающем моё тело целой стаей мурашек.
– Всё до безумия просто, Николина, в этот раз ты должна делать именно то, что любишь больше всего на свете, – с волнующей хрипотцой в голосе произносит он, проводя подушечками пальцев невидимую линию огня от моей шеи к плечу, по руке вплоть до ладони.
– И что же я люблю больше всего? – изо всех сил стараясь игнорировать прошивающее раскалёнными иглами желания тело, не совсем понимаю, что он имеет в виду.
– Врать, моя прекрасная дикарка, ты любишь врать, и сейчас я предоставляю тебе уникальную возможность делать это сколько твоей душе угодно, – хитро улыбается он, галантно подставляя мне согнутый локоть.
А я беру его под руку и в ответ впервые озаряюсь искренней улыбкой, раз за разом не прекращая себе мысленно напоминать:
Это всё игра, Николина, просто игра, которую тебе сегодня нужно со стойкостью выиграть. А пока расслабляйся, получай удовольствие от новых впечатлений, что принесёт тебе этот вечер, и храни драгоценную моральную энергию для того, что ждёт тебя после.
***
На протяжении первого часа на приёме что-либо врать или придумывать о себе не появляется никакой необходимости, просто потому что все гости, с которыми Адам завязывает беседы, являются исключительно его партнёрами по работе, существующими или потенциальными клиентами и бизнесменами, желающими вступить в будущее сотрудничество с его компанией.
В общем, до моей биографии им нет никакого дела, поэтому я лишь вежливо здороваюсь с каждым из респектабельных собеседников Адама, а затем вместо того, чтобы вслушиваться в совершенно непонятные для меня темы разговоров, украдкой оглядываю изысканную, помпезную атмосферу помещения, от которой у меня ни на секунду не перестаёт перехватывать дух: высоченные лепные потолки со свисающими хрустальными люстрами, должно быть, собранными из нескольких сотен кристаллов; богато выложенный мрамором пол; пышные букеты из белых и кремовых роз; грациозные ледяные скульптуры; фуршетные столы, изобилующие множеством самых разнообразных напитков и закусок, расставленные по периметру просторного зала, в центре которого шумит искусственный водопад, падающий откуда-то сверху и таинственным образом исчезающий в полу.
И всю эту красоту дополняет живая музыка, исходящая от лир и арф множества музыкантов, что восседают на специально возведённой сцене возле панорамного окна с видом на внутренний двор, горящий десятками огней ночных фонарей.
Отец Адама определённо занимает высокое место в обществе и знаком как минимум с половиной Рокфорда. Причём, нужно отметить, с влиятельной и знаменитой его половиной, потому что прибывших в особняк политиков, предпринимателей, шоуменов и популярных телеведущих, инстаграмных блогеров-«многомиллиоников», светских львиц и востребованных моделей, лица которых постоянно мелькают на обложках журналах и рекламных билбордах, не сосчитать.
Людей – тьма, и как Адам и обещал, этот факт в самом деле волшебным образом снижает его «притяжение» практически до нуля, впоследствии акцентируя внимание лишь на том, что без своей мистической силы он по-прежнему остаётся чёртовым ходячим сексом, которого то и дело окидывают выразительными взглядами поголовно все рядом находящиеся женщины.
Но Адам и тут нарочно покоряет меня, не только игнорируя каждый откровенно призывный знак внимания противоположного пола, но и тем, что он всем своим видом даёт понять, что для него сегодня существую только я одна: он не выпускает мою руку ни на секунду, почти неощутимо, но так трепетно поглаживая запястье; прикасается к волосам, вдыхая их запах; незаметно от других одаривает нежным поцелуем в висок, щеку или шею, а стоит кому-нибудь из мужчин помимо комплимента ещё и задержать на мне заинтересованный взор, он вмиг усиливает свою хватку на мне и прижимает к себе ближе.
Всё это, конечно, было бы мило и безумно романтично, если бы я не знала, что этой нежностью Адам ещё сильнее привязывает меня к себе, готовит к вечеру, исключает всякую вероятность моего сопротивления, не даёт возможности расслабиться и сойти с его «иглы», на которую, он уверен, подсадил меня в машине.
И пусть только в такой мотив его чутких действий я ежеминутно заставляю себя верить, должна вам признаться, что его план, чёрт побери, неплохо работает – я млею, как кошка, что блаженно урчит, одобряя каждое действие хозяина.
Но сейчас я этому даже не противлюсь и нисколечко не пытаюсь скрыть. Пусть до самого конца думает, что всецелая победа уже в его кармане, пока я с каждой его мимолётной лаской лишь сильнее предвкушаю, как мучительно-приятна будет наша с ним борьба.
Это просто игра, просто игра! Ничего больше!
– Неужели мы сумели тебя найти среди всей этой толпы? – за моей спиной раздаётся бодрый голос, от которого у меня уже не раз чуть было не лопались барабанные перепонки.
– Тони! И ты здесь! – увидев друга, Адам заметно приободряется после продолжительных рабочих обсуждений с очередным бизнесменом.
Я оборачиваюсь и вижу, как к нам скользящей походной приближаются братья Мэрроу, также одетые в безукоризненные классические костюмы, явно сшитые на заказ.
– Конечно, здесь, как мы могли пропустить самое знаменательное событие этого сезона? – радостно протягивает Тони, приветственно сжимая руку Адама. – Твой отец, оказывается, тот ещё мастер наводить шорох среди элиты города. Давно я не видел такого сосредоточения влиятельных людей в одном месте, да и организация вечера на высшем уровне – мне даже не к чему придраться.
– Роберт – перфекционист похлеще тебя, Тони, так что тут нечему удивляться, – на фоне восторженного Мэрроу безразличное отношение Адама к данному мероприятию кажется мне ещё более заметным, и я никак не могу понять на то причины.
Так же как и почему отца, которого, к слову, мы до сих пор так и не встретили, он всегда называет по имени и говорит о нём как о простом знакомом, а не родном человеке?
– А это кто у нас тут? – мужской голос того же тембра, что у Тони, только более монотонный, отрывает меня от невысказанного вопроса. – Неужели это Аннабель? Ничего себе! Да моя новая фаворитка сегодня ничем не отличается от остальных пришедших благородных леди. Думаю, ни один наш клиент тебя сегодня даже не узнает.
В ответ я лишь натянуто улыбаюсь, но в уме подтверждаю, что все замеченные мной здесь посетители «Атриума» либо в самом деле не распознали во мне стриптизёршу, либо просто сделали вид.
– Да уж. Выглядишь отпадано! – поддакивает Тони. – Ты и в клубе очень эффектна – этакий непорочный, но невероятно сексуальный ангел с дьявольской начинкой, которую никому не дано вкусить, а сегодняшний образ пусть и в той же манере, но в разы… – он поджимает губы, словно пытается подобрать нужное слово.
