Текст книги "Вопросы"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Ну, что, когда вы женитесь? – допытывался Глеб.

– Не знаю.

– Сколько можно держаться за руки?! – удивлялся тот. – Пора идти вперед. Или ты уже этого не хочешь?

– Чего именно?

– Быть с ней.

– Хочу.

– Ну, вот, – обрадовался Глеб. – Значит, должен сказать ей об этом прямо. Она же, наверное, сама извелась уже – за руки держаться. Это никого не может удовлетворять.

– Глеб, мне по делам надо...

– По каким? Мешки с цементом таскать? Шпалы укладывать?

– Я, правда, спешу, Глеб...

Дим отшвырнул мобильник, но казалось, что из него по-прежнему доносится голос Глеба. Снова взял и отключил аккуратно, но что-то продолжало зудеть, разрывая перепонки.

Потом Дим едва не въехал в столб на дороге, и это окончательно вывело его из себя, он пихнул машину ногой, ударил носок и поплелся к «Фортуне».

Не только лето, но и вся жизнь вдруг пошла к закату. Она не имела права называть его сволочью. Может, и он не имел права предлагать ей деньги. Может, и был какой-то другой выход. А может, и не было его. Но эти «может» накрыли с головой.

Вечером Дим курил в номере анашу, и, как всегда,  не брало, и сожаления не отступали. Вспоминались ее маленькие ступни, которые он обнимал, и он снова чувствовал их в своих ладонях.

Позвонил в ресторан Юльке. Оказалось – не ее смена. А снимать штатных проституток – себя не уважать. Да и невесело с ними. Смотрят нахально в глаза и ждут денег. Пусть Джин с ними и развлекается, раз приехал оттянуться.

И Рига выглядит вполне счастливым. Видно, уладил все со своей невестой. Ну и Бог с ними... Все равно она уже не та, что раньше. И волосы короче, и взгляд еще затравленнее, и голос глуше. И огрызается, как волчонок. Не очень-то Рига оживил ее, не очень-то утешил.

Вдруг стали колотить в дверь. Ввалился Джин.

– Я думал, ты у девок, – бросил Дим, едва сдерживая раздражение.

– Не до девок, братуха, – сказал Джин серьезно.

Сел в кресло и взял себе пиво. Подержал холодную банку в руках.

– С чего тебя плющит? – хмыкнул Дим.

– А ты спишь спокойно? – изумился тот.

– Вполне, – ответил Дим.

Джин глотнул пива.

– Может, и я спал бы спокойно. Или пошел бы по девкам, если бы только что не разыскал меня твой мальчик.

– Какай мальчик?

– Твой ангел-хранитель Рига....

– Рига? И что? – Дим сел напротив.

– Не суетись, Дим. Главное – не пыли! Я предупреждаю тебя сразу: мне не нужен передел. Сеть должна действовать четко. Рига предложил мне интересный расклад. Объединение сетей. И это сыграет при одном условии – без тебя.

Дим сидел молча.

– Мальчик настроен серьезно. Я не сентиментален, ты знаешь. Твоей шкуры мне не жаль. Но передел не пойдет нам на пользу. Мы потеряем. Поэтому я и пришел к тебе.

Дим снова не ответил.

– Я не знаю его мотивов. У него там что-то свое. Из-за какой-то девки, как я понял. Не знаю уж, что ты у него отнял, но что-то очень серьезное. Он настроен вполне решительно и моя поддержка ему для этого не нужна.

– Что я у него отнял? – переспросил Дим.

Джин дернул плечами.

– Чье-то сердце, скорее всего. Твой мальчик – или романтик, или патологоанатом. Ты украл у него чье-то сердце, и он не намерен этого ни забывать, ни прощать. Врубил, в чем фишка?

– Он так сказал? – не поверил Дим.

Джин немного растерялся. Разговор пошел не в то русло, куда он его направлял.

– Он сказал, что без тебя будет легче.

– Ей?

– И ей, и ему самому.

Дим вдруг заулыбался. Джин нервно допил пиво, едва не поперхнувшись.  И только теперь уловил полувыветрившийся запах в номере. Наконец, объяснил себе странную реакцию Дима.

– Эй, тебя ж не брало...

Дим продолжал улыбаться.

– Ну, ясно. Когда проветришься, я тебе повторю, что Рига тебя решил вычеркнуть.

– Я понял, – кивнул Дим. – Я сейчас к нему поеду...

– Поедешь? Какого черта?

– Он же хотел меня видеть...

Джин попятился к двери. Впервые подумал, что старался напрасно. Что исход, в принципе, нельзя предугадать. Вышел из номера и звякнул Риге на мобильный.

– Мальчик, ты поспешил со своим отказом. Твой хозяин немножко не в себе, обкурился дури и уже ищет виноватых. Пожалуй, я поеду домой, пока меня не позвали на твои похороны.

Джин отключил телефон и взглянул в черное небо. На юге небо темнее и звезд на нем словно больше. А в столице вместо звезд – рекламные вывески. Джин подошел к морю, оглянулся  на свои следы на мокром песке. От воды шла прохлада.

За спиной заурчала машина. Он увидел, как авто Дима срывается в ночь, словно оторвавшийся от берега плот, и исчезает в волнах темноты.  Ночь поглотила его благодарно, как соляная кислота.

Джин посмотрел еще раз на черную воду. Хорошо было бы присвоить себе этот кусок моря, а лучше – целое. Рано было строить планы, но ночь располагала к этому. И Джин решил подстраховать свои размышления. Вызвонил ребят, расслабляющихся в баре.

– Эй, Крот, Ригу вычислишь за три минуты?

– За две.

– И через эти две – поедем его проведать. Заберешь меня на берегу.

– А что ты там делаешь, на берегу? – удивился Крот.

– Дрочу на луну.

Крот и Мелкий засигналили через пару минут. Джин сел сзади.

– Какого мы туда премся? – оглянулся Мелкий. – Отдыхать же приехали.

– Поможем ребятам, – кивнул Джин.

– А нас не мало, Джин? – покосился Крот.

– Мы просто поможем. А они, может, и без нас решат.

– А кому помогать будем, Джин? Риге или хозяину?

– Обоим, козлы. А хозяин у вас один – я.

32. ЗАЧЕМ ЛЮДИ СТРЕЛЯЮТ ИЗ ПИСТОЛЕТОВ?

         Было около трех  ночи, когда Дим позвонил в дверь Риги. Тишина за дверью словно раздумывала. И Дим почувствовал, что Ригу не остановят ни ночь, ни многоэтажка, ни соседи за стеной, если только он решился...

Наконец, дверь плавно открылась. Рига пропустил его внутрь.

– Если хочешь поговорить, то – тише. Таня спит.

– Да, я хочу поговорить.

Дим прошел на кухню. Рига окинул взглядом его фигуру и не заметил выступающих контуров оружия. Дим точно так же беспокойно оглянулся на Ригу.

– Будем говорить о твоем дружке Джине? – спросил Рига.

– Ни о твоем дружке Джине, ни о моем дружке Джине говорить я не хочу. Будем говорить о Тане.

– О Тане? – Рига напрягся и почувствовал, как рука сама тянется к оружию.

– Я подумал, что жизнь очень недолгая. Вот явится какой-нибудь Джин из столичной дешевой бутылки с надбитым горлышком, начнет нас здесь сталкивать лбами, ты и хлопнешь меня – за здорово живешь, ради каких-то его интересов. И выйдет, что прожил я свою жизнь... без нее. Не могу так больше.

Рига выхватил ствол и указал ему на дверь.

– Уходи, Дим! Уходи. Пока она спит. Пока соседи спят.

– Я без нее не уйду, – Дим сел на табурет и сцепил руки. – Я никуда без нее не пойду. Я ее люблю.

Ригу останавливало только то, что Дим был безоружен. Его пистолет словно отказывался пролаять  в ночь. И в то же время, Рига вдруг понял, что убьет его. Что другого выхода нет. А иначе – следовало бы бросить оружие ему под ноги и сказать: «Я тряпка. Я не мужчина. Уводи мою женщину из моего дома...» Не было цивилизованного решения.

Рига повторил глухо:

– Уходи... И мы уедем. Не встретимся с тобой больше. Видно, и не нужно было нам встречаться.

Дим спокойно покачал головой.

– Я не уйду. Пусть она скажет, что не хочет быть со мной. А ты знаешь, что она этого не скажет.

В воображении Рига уже нажал спуск, но на самом деле – не успел. Между ним и Димом внезапно метнулась тень и заслонила одного от другого.

Перед дулом пистолета Риги стояла Таня в черной ночной рубашке. И глаза, устремленные на Ригу, выдавали ее далеко не здравое состояние. Она упала на колени и заговорила, обращаясь к одному Риге:

– Пожалуйста... не убивай его. Не убивай его, Рига. Ради меня, пожалуйста... Не убивай его...

Мужчины смотрели растерянно. Рига видел ее перепуганные полубезумные глаза, и мороз шел по коже.

– Не убивай его, Рига... Ради меня, – умоляла его Таня.

– Перестань... Я никого не убиваю. Я только хотел, чтобы он ушел, – оправдался Рига, как школьник, и спрятал оружие. – Поднимись с колен... Перестань...

– Или убей меня тоже... с ним вместе. Потому что я люблю его...

Дим подошел и взял ее за руку.

– Идем, Тань.

Она ухватилась за руку и спряталась за его спину. Рига отступил в сторону. В этот момент входная дверь открылась настежь, и вошел Джин с ребятами.

– Братва! Мы вас не разбудили? – хохотнул Мелкий.

Дим попятился к окну, закрывая собой Таню.

– Убирайся, Джин, к черту! – бросил Рига.

Но говорить было уже бесполезно. Их не только не могло остановить присутствие Тани или соседей за стеной, но и внезапное землетрясение не выбило бы почвы у них из-под ног. Парни уверенно потянулись за оружием.

 Просчитать ситуацию не было времени. Рига только успел взглянуть на Дима, пытаясь угадать, вооружен ли тот. Дим едва заметно кивнул и в тот же миг оттолкнул Таню на пол и рванул на себя стол. Рига выстрелил первым.

Ни ошибки, ни осечки... За первым выстрелом грянули ответные. Но Рига не промахнулся. Джин упал на пол, словно с разбегу, задев табурет. Дим, укрывшись за перевернутым столом, выстрелил в Мелкого. Того отбросило к стене, на обои брызнуло все содержимое его черепной коробки и потекло вниз.

Похоже, гости вовсе не ожидали такого решительного отпора. Крот отшвырнул оружие и вскинул вверх руки.

– Я за тебя, Рига. Я за тебя!

Понял, кто самый меткий. На полу расползались лужи крови. Рига с пистолетом в руке обернулся к Диму.

– Проваливайте отсюда! Я здесь убирать буду. Стены, блядь, скоблить!

– Крот, помоги ему. И живо! – скомандовал Дим.

И потащил Таню к выходу, переступая через тела убитых. Она зажмурилась.

– Давай, давай, золотко. Рига здесь убираться будет. Не нужно ему мешать.

Усадив ее рядом с собой в машину, набрал Ригу по мобильному.

– Эй, Рига, тут их тачка, внизу. Загрузите – и с обрыва.

– Пошел на хер! – поблагодарил за совет Рига.

Таня молчала. И Дим заговорил глухо:

– Ну, Таня. Так вот. Это наша жизнь. Может, не упади ты перед Ригой на колени, не было бы сейчас этой жизни. А так – она есть. Будет Рига всю ночь сдирать со стен обои. А я, знаешь, у себя в «Фортуне» твою фотографию на стену повесил, как плакат. И кажется мне, что ты – лучше всех, кого я встречал. А, может, это и не важно – лучше или хуже, а важно, что я одну тебя люблю. И все, что я тебе говорил до этого, – бред собачий. Видишь, как приходится. Трудно сказать по-другому. Ничего нет в этой жизни хорошего, кроме тебя. Так что – прости... Знаю, что несладко тебе пришлось со стариком, да и с Ригой... И со мной, может, нехорошо будет. Тут гарантии нет никакой. Только я люблю тебя. А если и обижал, то потому, что мне больно за тебя было...

– А мне – за тебя, – кивнула она, глядя на дорогу.

– Ну, значит, друг друга стоим. Ты в голову не бери. У нас не каждый день мочилово. И порошок я школьникам не продаю. А наоборот – спортзалы открываю и фитнесс-клубы.

Она пожала плечами.

– Ничего не ответишь? – спросил Дим.

– А что ответить? У меня за всю мою жизнь был только один светлый день, когда я тебя в столице на площади увидела. Все остальное – сплошная тошнота. Даже от мозгов сейчас так не тошнит, как от моей жизни.

Дим остановился у «Фортуны». Она оглядела свою ночную рубашку и вышла за ним из машины.

– Только трахаться я с тобой не буду, – предупредила, войдя в номер.

– Не нужно. Будем ужинать и ждать, пока Рига отзвонится. Есть ты сможешь?

Она вспомнила красные лужи на полу, комки на стенах, запах быстро мертвеющей крови и покачала головой. Села на кровать и закуталась в белую простыню, как в саван, пытаясь совладать с дрожью.

Дим опустился в кресло и стал смотреть на нее. Видел, как вздрагивают ее плечи от напряжения и пережитого страха.

Рига так и не позвонил.

33. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ПРОЩАЮТСЯ?

Таня уснула под утро. Все сидела, вцепившись в край простыни, а потом упала на постель, совершенно без сил. А Дим подошел к окну и присел на подоконник. Над морем стало вскарабкиваться солнце.

Кажется, что все рассветы одинаковы, но на самом деле это не так. Каждый рассвет над морем рисуется в разных красках. В одних рассветах больше багряных тонов, в других – серых. А этот был по-осеннему золотистый, и море заметно волновалось под солнечными лучами.

Она проснулась, так и не отойдя от беспамятства. Дим сел рядом, заглянул  ей в лицо.

– Все дурной сон, Таня. Все забудется.

– Много дурных снов было. Не хочу... ничего забывать, – ответила она.

И Таня, наконец, поняла, где она и с кем. Опять ничего не осталось от прошлого, только пеньюар и больная память.

– У тебя ничего нет из одежды? – спросила она.

– Есть вещи одной шлюхи, но лучше я в магазин позвоню.

– Ты всегда такой резкий?

– Резкий? Я резкий, потому что мир резкий, Таня. И чтобы не порезаться об его углы, надо самому быть резким.

– Я не такая, – она покачала головой.

– Я знаю.

Дим заказал одежду из магазина, повторяя за Таней абстрактные цифры размеров.

– Потом ты и меня назовешь шлюхой, как эту девушку? – спросила вдруг она.

– Нет, – ответил он серьезно. – Никакого «потом» не будет. Это навсегда.

– Это дно пропасти. Дальше падать некуда.

– В нашем перевернутом мире дно пропасти – вершина счастья. Ты никому не будешь принадлежать, кроме меня.

– Даже если не буду принадлежать тебе?

– Все равно. Я никому не дам к тебе прикоснуться!

Она, как птица, метнулась к окну и застыла, глядя вдаль на море. Дим подошел сзади и обнял ее, чувствуя, как ее сердце постепенно успокаивается и начинает биться ровнее.

В полдень пришел Рига. Дим и Таня по-прежнему были в номере, боясь впустить в свой мир посторонних. Рига вошел молча и молча опустился в кресло. И Рига показался им почему-то чужим, малознакомым человеком, холодный взгляд которого не располагал даже к простой беседе.

– Я вечером с Кротом уеду, – сказал Рига. – Все уладил. Чисто. И с ментами – чисто будет.

– Куда?

– Туда, – Рига махнул рукой в сторону, противоположную морю. – Крот сказал, там воздух чище, и ветер тише.

– Рига, не ищи войны...

– Я не ищу войны. Если бы я искал войны, я нашел бы ее здесь и не ехал бы для этого в столицу.

Дим кивнул.

– Я дам тебе один адрес. Это мастерская «Фуджи». Глеб – мой хороший друг и знает там... все зацепки. Знает нужных людей. Он поможет.

– Один твой друг мне уже помог, – криво усмехнулся Рига. – Все было – и растаяло. И сам растаял.

Рига поднялся, пошел к двери.

– Рига, зря ты! – Дим вскочил. – Зря, Рига! Я одному тебе доверяю на всем белом свете. Ты – друг, Рига. А друзей... вот так терять – сволочно...

Таня смотрела молча. Рига оглянулся и вглянул на нее.

– Вы оставайтесь... Бог даст, через триста лет свидимся.

Дверь за ним закрылась. Но Таня бросилась за ним, догнала на лестнице и заговорила, обращаясь к его спине:

– Прости меня, Рига... я тебя предала, я знаю. Но я так испугалась, что ты его убьешь... так испугалась, что ни о чем больше не могла думать...

Рига, наконец, обернулся.

– Ну, ясно. Не плачь. Я уеду. У меня будет свой октябрь. А у вас – свой...

– Спасибо, что оставил его в живых. Ты и мне... жизнь спас. Это должно закрыть старый счет.

Рига невесело усмехнулся.

– Я уже открыл новый.

Когда Таня вернулась в номер, Дим говорил по мобильному телефону, отвернувшись к окну.

– Нет, Глеб, ты ни от чего меня не оторвал. Мы все еще держимся за руки. И это... самое чудесное, что со мной было. А к тебе у меня просьба. Я дал твои координаты одному парню. Его зовут Рига. Да, Рига. Он едет в столицу с Кротом на место Джина. А Джин... Джин ушел в свою бутылку – на триста лет. Да, это Рига его туда вогнал, и было, за что. Так вот, ты помоги Риге. Он воин. Сколоти ему приличный отряд – пока он докажет городу, что имеет право занять место Джина. А он докажет, я не сомневаюсь. Ну, все. Я? Ничего, работаю. Да, кирпичи кладу... И Лиле привет. Давай!

Дим обернулся к Тане.

– Это Глеб-Фуджи, передает тебе привет.

– Разве он меня знает? – удивилась она.

– Он знает, как я тебя люблю.

– Действительно, любишь?

Дим берет ее за руку. Сколько пролито между ними слез, боли и крови. Целое море. Но это море – маленькое, потому что и земля невелика. Это море, у которого есть правый и левый берег. Это море, по которому не ходят пассажирские суда. Это море, в котором не водится большая рыба.

Ее глаза – глубже этого моря. Взгляд становится спокойнее, а пальцы перестают дрожать в его руке. Она смотрит прямо ему в лицо.

– Пообещай, что никому меня не отдашь...

Дим клянется, что никому ее не отдаст, потому что она для него дороже его жизни, дороже этого города, этого моря и этого солнца. Она дороже всего на свете. Только благодаря ей он понимает реальную цену этого мира.

А через месяц звонит Лиля-Фуджи и смеется в трубку.

– Дим? Как ты? Держитесь за руки?

– Держимся.

И он целует Танину ладошку.

– А этот Рига твой... он клевый. Пацаны на него молятся. Он в Джиновом клубе обосновался. Про Джина уже никто и не помнит. Ну, постреляли немного. И, знаешь, – она понижает голос до шепота, – я даже думаю, что, может быть, мы будем спать втроем... в одной постели...

– Кто «вы»?

– Мы, – говорит она еще тише.

– А где Глеб?

– Да вышел на кухню. Ну, спасибо тебе за Ригу, – торопливо заканчивает она и бросает трубку.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ПЫТАЮТСЯ ЗАБЫТЬ ПРОШЛОЕ?

Обычно, когда люди хотят поставить точку, перевернуть страницу и забыть часть своей жизни, результат бывает прямо противоположным. Они оказываются еще прочнее впутаны в паутину прошлого. Дим, однажды уже пытавшийся разорвать все нити, теперь оказался связан ими же по рукам и ногам.

         Сеть действовала слаженно и четко, как проверенный годами часовой механизм. И совершенно изолированно, отдельно, подчеркнуто независимо,  действовала cтоличная cеть Риги. На этом, кажется, точка все-таки была поставлена, сферы влияния разделили раз и навсегда. С тех пор информация о Риге доходила самая общая, словно из радиоприемника, улавливающего только один-единственный – первый национальный – канал. Дим, впрочем, избегал не только прямых контактов со cтоличной cетью, но и любых упоминаний о Риге.

Как жил Рига в столице и чем был наполнен каждый его день, Дима не интересовало. Глебу-Фуджи, звонившему очень часто, Дим запретил произносить его имя:

– Не говори мне ничего о Риге!

– Не говорить о Риге, значит, не говорить о столице!

– Можно подумать, ты из Латвии звонишь!

Солнце не стало более тусклым после его отъезда. За лето «Фортуна» окупилась полностью, а затянувшийся бархатный сезон удвоил прибыль, закрепив успех курорта среди определенного круга туристов.

Прошлое постепенно начало отдаляться и таять за горизонтом, словно тонуло в тихом, мелком и грязном море. Стала забываться смерть Джина. Стал выветриваться из памяти образ воина с волнистыми волосами, увезшего с собой свои обиды.

По сути, Дим впервые остался в этом городе один. Не так, как до знакомства с Ригой, когда ощущал себя приезжим и чужим городу, а так, словно он оказался один на один с городом, который его уже хорошо знал, знал все его уязвимые места и слабые точки.

Некоторые ребята из охраны подались вслед за командиром в столицу. А на место Риги в отряд пришел Давид. Давид...

Тогда Дим долго думал, кому доверить безопасность «Фортуны» и свою собственную. Даже советовался с ребятами. И кто-то сказал: «Давид».

– Давид?

– Он сейчас вольный…

– Он чемпион по боксу...

– Он быстро соображает...

А кто-то сказал:

– Не ставь чурку нерусского над нашими пацанами…

Потом Дим сам встретился с Давидом. Это оказался довольно молодой парень, лет двадцати семи-двадцати восьми, мощный, рослый, на голову выше Дима, наголо стриженый, темный, с черными глазами. Обсудили условия.

И уже то, что пришлось обсуждать такие вещи, о которых у них с Ригой был негласный, безмолвный договор, как-то напрягало.

– Ты армянин что ли, Дави?

– Нет. Из Краснодара приехал.

Из Краснодара? Ну, может...

Дави теперь все время рядом. Ребята его уважают. Но ни тени, ни намека на дружбу между ним и Димом не возникло. Дим для Дави слишком «Босс», хоть и на «ты», и по-простому. Зато Дави открыл в «Фортуне» новый тренажерный зал – со всеми железными наворотами. Дим тоже зашел, полежал под каким-то станком или прессом, почувствовал себя слабаком перед Дави и поспешил убраться, пока железки ничего не отдавили.

– Мне тебя не хватает жутко! – признался как-то Глебу-Фуджи по телефону.

– И мне тебя, – не по-мужски откликнулся Глеб. – Но влезать обратно... не стану.

– Понимаю... Просто я совсем один в городе.

– Я тоже совсем один в нашем салоне.

– А Лилек?

– Она ушла к... Уехала то есть... в другую страну. А Таня?

– Таня есть.

Таня есть. И значит, есть он сам. А без нее – и его нет. И только она – смысл его мира. Но она «есть» как-то странно.

Дим часто думает, может ли существование человека быть настолько странным? Может ли жизнь Тани до такой степени отличаться от жизни других людей? Она сказала, что любит его. Он видит эту любовь в каждом ее взгляде, обращенном в его сторону. Но при этом она не становится ему ближе... Дело даже не в сексе. Секс, кажется, удовлетворяет обоих. Но во всем остальном сквозит то самое напряжение, которое не дает Диму появляться в толпе на городской плошади, напряжение, которое может вызывать только опасная неопределенность, зыбкость и непрозрачность каждого дня.

Словно кто-то отбирает у них их «сегодня». Она отказалась выйти за него замуж. Широко раскрыла глаза, а потом покачала головой.

– Не сейчас.

– Тебя что-то не устраивает в «сейчас»? – спросил он прямо.

– Да.

– Что?

– Сейчас жарко.

– Жарко?

– Вокруг очень жарко… Плавится все. Ты не чувствуешь?

Он отвернулся.

– Так и будет.

– И зимой?

– Да.

– И в следующем году?

– Да. Мы живем в сети.

– Но это страшно… когда от всего исходит этот жар…

Дим обнял ее, взял за руку.

– Дорогая моя, моя любимая девочка…

– Я понимаю, не объясняй ничего. Я знаю.

И дальше – без вопросов. Словно крикнул в колодец и услышал эхо собственного голоса. О чем спрашивать?

А вот Юлька устроила скандал.

– Жених хренов! Ненавижу тебя! Притащил непонятно кого. Сонную какую-то!

– Ты уволена, бестолочь!

И она – в ноги, как барину.

– Димочка, любимый мой! Не прогоняй меня! Я же всегда… все для тебя… и теперь – что хочешь, Дима. Золотой мой, ненаглядный…

Дим только поежился.

– Пошла отсюда!

Она встала и пошла, одной рукой отряхивая колени, а другой – вытирая лицо от слез. И тогда Дим подумал, что у него не жестокое сердце, а просто маленькое – всего для одной женщины и для одного чувства.

– Чего ты так? – Дави встретил его у авто.

– О чем ты?

– Юлька-официантка.

– Жалко? Себе забери. Или ребятам.

Дави – шаг назад.

– Куда едешь?

– В город хочу.

И задумался, оглянулся на Дави.

– Сядь за руль.

Город – тот же, что и был при Риге. А словно не хватает чего-то, словно больше стало опасности и меньше уюта и покоя. Словно все углы заострились, улицы сузились и городской тяжелый воздух стал царапать машину.

– В Краснодаре хорошо, Дави?

– Плохо.

– А где хорошо?

– Не знаю. В раю, может.

– Там нам точно не бывать.

Дави усмехается. Он не действует на нервы – это самая лучшая черта в его характере. Широкоплечий, мускулистый Дави умеет быть незаметным. Дим косится на пыльные улицы города и поднимает стекло автомобиля.

– Куда теперь, Босс?

– В «Фортуну».

– Соскучился уже?

И Дим тоже усмехается.

– Так выходит.

2. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ПЬЮТ ВМЕСТЕ ЧАЙ?

         Таня, в отличие от Дима, уже не бежит от прошлого. Поняла, что многие вещи, которые вошли в ее жизнь с болью, и будут уходить с болью – долго и мучительно, а вырывать их с корнем – самой себе дороже.

         Она часто приходит в особняк Выготцева и пьет с Илоной чай. Когда-то хотела забыть не только Выготцева, но и Илону, и ее детей, и ее дом. А сейчас Илона – ее самая близкая подруга, а ее дети – и Танины тоже. Тень Выготцева уже не заслоняет ей окна. Илона тоже изменилась, стала серьезнее. Почувствовала свою ответственность за детей, за наследство мужа и за свою собственную жизнь. Или просто грустнее стала.

– Я часто его вспоминаю… часто. С ним – как за каменной стеной я была. Несмотря на всю мою ненависть к нему…

Таня кивает. Действительно, была в Выготцеве та прочность, которая распространялась и на окружающих, оберегая их от малейшего дуновения ветра. Поэтому и душно было Тане в его особняке.

– А ты… как теперь?

– Хорошо, – кивает Таня. – Очень хорошо. Я Дима очень люблю, какой он ни есть. И всегда его любила, а когда не любила, чувствовала, что встречу его и буду любить.

Илона пожимает плечами. Смотрит в чашку, потом – за окно, на заснеженный, по-вечернему синеющий город.

– Это вот, как ты – Виталика, – добавляет Таня.

– Какого Виталика?

– Ну, в деревне который. Где ты родилась…

– А-а, Виталика… Так это же детская любовь была, несознательная. А ты разве знала Дима в детстве?

Илона хмурится, словно для себя лично не находит никаких оснований любви Тани к Диму.

– Не знала, но мне кажется, что я знала его всегда. Я могу точно сказать, как он отреагирует на любой пустяк, могу предвидеть каждое его слово, каждый жест.

– Это скучно. Он предсказуем.

– Нет, это не скучно. Я знаю, что он не предаст меня, не бросит. Его предсказуемость – мое спасение.

– Почему тогда не женитесь? Почему не родишь ему ребенка? – продолжает недоумевать Илона.

Таня оставляет чашку, уходит к окну и словно натыкается на морозную синеву. Замирает и какое-то время молча смотрит на город.

– Потому что это сложно, – отвечает нехотя. – Понимаешь, я словно спала, видела страшные сны, кошмары, а проснулась – чудом – рядом с любимым человеком. Но у нас нет настоящей жизни – наяву.

– Это как?

– Мы живем не как все. У нас очень много денег, а мы ютимся на постоялом дворе – в «Фортуне», вместе с гостями, словно приехали на несколько дней, а потом – никого из нас здесь уже не будет... Или не будет вообще.

– Но вы же можете жить в городе?

– В городе – опаснее. Но дело даже не в этом. Мы можем жить в городе, я могу родить Диму ребенка, но это ничего не изменит. Его жизнь подчинена сети. Его жизнь – это сеть. Его знают не только в городе, и даже – не только в стране. Я не хочу, чтобы мои дети в школе на вопрос о родителях отвечали: папа – наркоторговец, мама – домохозяйка.

– По крайней мере, это обеспечит им хорошие оценки, – хихикает Илона. – Ты, Танюха, не бери в голову. Это же не навсегда.

– Не знаю. Знаю только, что очень сложно так жить – на постоялом дворе. У Дима много денег – и нет ничего личного, ничего своего. И деньгами он не пользуется, вот, шубы мне только покупает, безделушки всякие. А куда мне в них ходить – в наш театр?

Илона подходит и обнимает ее за плечи.

– Ну, брось. Да, театр у нас паршивый. Но можно пойти в ночной клуб…

– Они все принадлежат Диму…

И вдруг глаза Илоны по-кошачьи вспыхивают.

– А о Риге не думаешь?

– Не было ни одного дня со времени его отъезда, чтобы я не думала о нем, – признается Таня. – Боюсь за него. В чем-то он совсем наивный ребенок, хоть и воин.

– Не пророчь! Рига держит в кулаке всю столицу.

– А столица держит его.

Некоторое время они молчат и не смотрят друг на друга, только – на синий вечер за окнами особняка. А потом Илона говорит с улыбкой:

– Ну, вокруг тебя хоть мужиков полно, надо будет почаще заглядывать в «Фортуну» в гости. Вот этот смуглый парень – ничего так.

– Дави? Сначала он мне не понравился – жутко, – Таня поеживается. – Напомнил сразу всех охранников Николая Петровича. А потом, оказалось, он скромный парень, нормальный. Молчаливый. Просто здоровый такой, что страшно.

– Что он – чурка?

– Нет, просто смуглый такой. А акцента у него нет никакого.

Но о Давиде не получается – весело. Иногда Таня думает, что раньше, несмотря на все неприятности, ее жизнь была веселее, а теперь все затопила спокойная, ровная грусть.

– А что зимой Дим делает? – спросила Илона.

– То же, что и летом: терки, стрелки, кенты, братва, комерсы, мусора, депутаты, налоговая. Скоро –  новый сезон…

– Могли бы поехать куда-то отдохнуть…

– Отдохнуть от моря и солнца? – усмехается Таня. – На север к пингвинам?

– А море замерзло, кстати?

– Нет. Но льдины в нем плавают… кусками.

– Знаешь, что я думаю, Танюха, – Илона закуривает, и дым прибавляет значительности ее словам. – Сейчас у вас все хорошо, спокойно. И не надо тебе ничего бояться. Если «Фортуна» и постоялый двор, то это же твой постоялый двор. Ты – хозяйка. Ты вольна принимать и гнать гостей. Я бы справилась с такой ролью.

– Ты бы справилась…

Разговоры с Илоной всегда успокаивают. Таня возвращается в «Фортуну» почти счастливой. Целует Дима в губы и прячется в его объятиях. А ночью – все страхи отступают совершенно. С Димом ей хорошо. Не сразу, не с первой ночи она привыкла к его телу, но в таких вещах у нее очень медленные реакции. Он был с ней ровным, он не требовал от нее, как Рига, сиюминутного максимума эмоций, просто не давал ей выскользнуть из его тепла. И Таня перестала бояться и думать о том, правильно или неправильно ведет себя с Димом. Об этом не было нужды думать, потому что чувства решали за них, и не нужно было мучительно анализировать каждое движение. И, может, потому что Дим не требовал мгновенного отклика, ее тело откликнулось, и она едва не захлебнулась в волнах абсолютно незнакомого ей ощущения. Все, что она знала о сексе до этого, весь ее опыт сразу показался ей ничтожным и жалким. Остался только один вопрос: почему же она ничего не испытывала с Ригой и не могла никак ответить на его страсть, если Рига был, несомненно, искуснее Дима в постели и относился к ней с не меньшим чувством?

Потом еще с неделю она бродила по побережью, очарованная своим собственным открытием, переполненная радостью от того, что она настоящая женщина, уверенная в себе, молодая, красивая и страстная. Дим догонял ее на берегу, они целовались, падали в воду, и вода тогда не казалась им грязной и тухлой.

Это были дни полного и безоговорочного счастья, ради которых стоило перенести все, что ей выпало. Потом чувство удовлетворения схлынуло, осень усыпала все желтыми листьями и охладила немного ее разгоряченное сердце. Пришли другие мысли – о полноценной семье, о настоящем доме – и об их ненастоящей и неполноценной жизни.

– Одна не выезжай в город, – попросил Дим, не глядя в глаза.

– Это опасно?

– Тебе… не нужно бояться. За тебя буду бояться я.

Она не боялась за свою жизнь – нисколько. Но от страха за Дима иногда готова была сойти с ума. Он уезжал куда-то «на денек», а этот «денек» растягивается в три, а то и в четыре.

– Будем играть в шашки? – спрашивал Игорь, видя что она не находит себе места.

– Нет, ты… позвони ему, Игорь.

– Ему сейчас лучше не звонить.

– Да, я знаю. Я тоже не звоню.

Парень возвращался к двери, а она – в свою комнату. И казалось,  еще не все, что припасла для нее судьба, пережито.

3. ЗАЧЕМ ЛЮДИ НАЗНАЧАЮТ НОЧНЫЕ СВИДАНИЯ?

– Эй, Босс, есть одна тема…