Текст книги "Вопросы"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Все было тихо. Снег продолжал падать. Вечер затопил синевой побережье, сумерки стали впитываться в снежный покров, и Риге сделалось немного спокойнее. Ничего не происходило. Продолжалась обычная жизнь.

Он пошел к Тане, она выглядела лучше и улыбалась веселее.

– Макса видела? – спросил Рига.

– Да, заходил. В город поехал. Говорит, тихо у нас – здорово…

– Тихо…

Тихо? Кажется, тихо. Таня вгляделась в него, улыбка угасла, и снова он подумал, как она изменилась, каким неживым, серым и тусклым сделалось ее лицо за это время.

– Что с тобой? – спросила она Ригу. – О чем ты думаешь? Плохие новости?

– Нет-нет. Пока никаких новостей. Тихо.

А ночью это «тихо» разорвалось в клочья. От этого «тихо» не осталось и следа. Даже памяти не осталось. Позвонил Южин:

– Это твой парень здесь?

– Где?

– На трассе – с простреленной башкой валяется.

– Какой парень?

Но Рига уже понял, что война объявлена. Что столица уже под Смолом, и сам Смол уже не в столице, за которую спокоен, а в «Фортуне». И что Макс…

– Макс, кажется.

– Я приеду.

– Нет, Рига. Тебе сюда ехать не нужно. Да и опасно это теперь. Что там у вас снова?

– Снова, – согласился Рига. – Как в городе?

Рига имел в виду местную власть, Южин понял.

– Город за тебя. Но ты должен решить это быстро.

– Знаю. Но это сложно. Это наш человек. Наш, бывший…

– Кто?

– Смол.

Южин выругался. Догадался, чем это грозит.

– Я подключу всех.

– Я уже подключил всех. Но надо было – на полгода раньше.

А потом заметил в комнате Таню. Она слушала его разговор с Южиным, и лицо ее серело все больше.

– Таня.., – начал было Рига.

– Не беспокойся за меня! – оборвала она. – Я все выдержу! Я буду тебе помогать! Буду перевязывать раненых! Буду обслуживать твоих солдат! Это же война! Снова – война!

– Таня!

– Это ведь никогда не закончится! Будет новая война! И новая! И новая! Кто на этот раз тебя предал? Смол?

Лицо Риги тоже помрачнело.

– Да, это новая война! И у тебя нет выбора. И если будет нужно, ты будешь и перевязывать раненых, и обслуживать моих солдат, и зарывать трупы! Я не могу обещать, что тебя это не коснется. Но если бы ты любила меня – ты бы это выдержала!

– Я ненавижу тебя! Ненавижу! Никого в своей жизни я не ненавидела так, как тебя с твоей вечной войной! Ты – убийца, палач! Для тебя война никогда не закончится! Твой октябрь, твоя новая жизнь – это все обман. Ты никогда не сможешь победить войну в себе!

Рига взглянул тяжелым взглядом, повернулся и вышел. Таня поняла, что сдержался.

9. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ВЫДАЮТ ДРУЗЕЙ?

На следующее утро Рига собрал всех. Приказы были краткие и четкие: вооружаться, держать город крепко, стоять за «Фортуну» до последнего. Была заказана новая партия оружия, Руст перегруппировал отряды. Охрана взяла «Фортуну» в кольцо, к Тане был приставлен почти что конвой – стало совсем невесело. И все думали про себя об одном: чем это кончится и кто выживет. Думали, для кого будет хэппи-энд, а для кого – холодная могила. Никому не хотелось воевать снова… Заново… По новой… Бесконечно.

И каждый думал о том, что его жизнь непрочно устроена. Что сегодня он сыт и обеспечен, а завтра друзья будут заколачивать крышку его гроба. Что опять предстоит испытывать судьбу и рисковать своей шкурой.

И все смотрели на Ригу и не могли понять, где он берет силы для войны. Ему нет и тридцати, а его глаза – это воронки взрывов, его жесты – инерция ударов. Он тонок, как стрела, и напряжен, как тетива натянутого лука. Он – совершенное оружие, он сам – орудие убийства, он сам – посланец ада. Что их всех ожидает с ним в «Фортуне»? Легкая смерть? А без него? Нелегкая?

Руст, слушая приказы Риги, думал о Тане. О том, что ни одна женщина на земле не должна жить так, как она, жизнью воина, стычками и переделами. Что Таня, может, лучшая из женщин, а ей выпала именно такая участь. Русту вспоминалось ее лицо – исхудавшее, заострившееся, ее потускневшие волосы и широко раскрытые глаза, и он переводил взгляд на Ригу. Ей бы… жить спокойно, лечиться, а не переживать сейчас за него.

Когда все обсудили с ребятами, Риге и самому сделалось невесело. Пока он объяснял ситуацию и отдавал приказы, чувствовал, что действует, что прав и что люди пойдут за ним – хоть на край света. А когда отпустил всех, понял, что остался совершенно один. Что Таня не с ним. Что никогда по-настоящему с ним и не была. И что сейчас – после военного совещания – вернуться ему некуда.

Вдруг захотелось теплоты и нежности, а не вечного противостояния. Захотелось, чтобы женщина поняла его и пожалела, а не указывала на его вечную вину перед ней. И он, рискуя собственной жизнью, выехал за пределы «Фортуны» – в город.

         Илона открыла дверь и замерла.

– Что-то с Таней?

– С Таней? Нет. Просто к тебе приехал.

Вошел в дом и улыбнулся. Все было по-прежнему, как и при старике: круглые лабиринты коридоров, светильники и запах чего-то сладкого, похожего на кофе с карамелью. Только Илона изменилась – это уже не прежняя довольная и самоуверенная дама, а какая-то растерянная, сбившаяся с пути вдовушка, еще достаточно молодая, но уже отчаявшаяся выстроить свою жизнь заново.

– Дети твои где? – спросил Рига.

– В гимназии.

Глаза ее засияли нескрываемой радостью.

– Рига!

Она обняла его, обхватила руками, словно маленькая девочка – воздушный шарик, в страхе, что он вырвется и улетит от нее. И он, упиваясь своей ценностью для этой женщины, поднял ее лицо к своему и нежно поцеловал в губы.

– Ждала ты меня?

– Я всегда тебя ждала.

Рига просто задохнулся от благодарности – за ее, такую давнюю, бескорыстную, безответную, нетребовательную любовь. Целовал и пытался быть настолько нежным, чтобы она не была разочарована ни одним его прикосновением.

Впрочем, Илону трудно было разочаровать. Ее тело откликалось на каждое его движение. Рига и сам таял в ее нежности. Она ласкала его и продолжала шептать какой-то бред – о своей любви… о том, как увидела его впервые… еще что-то…

Шепот успокаивал Ригу, обволакивал, словно защищая от всего остального мира и заговаривая от беды. И непривычно было чувствовать себя снова с живой женщиной – сплошная пульсация наслаждения, до боли, до взрыва пульса.

Как же он соскучился по этим забытым женским реакциям, по этим судорогам, возвращающим его самого к жизни! Он заставлял ее стонать и просить продолжения, доказывая самому себе, что он мужчина, что он господин этой женщины, что он хозяин своей сети, что он воин!

И только потом, после выкуренной сигареты, когда Илона вернулась в спальню с двумя чашечками кофе, вспомнил о том, что привело его к ней.

– Мы снова будем воевать, Илона. У нас новый передел.

Кофе пролился на столик. Растекся и стал капать на пол.

– Что же будет? – спросила она, глядя на кофейную лужицу.

– Что-то будет, –  усмехнулся Рига. – Мы все переживем. Ребята стоят за меня – железно.

– Я очень люблю тебя, Рига, – сказала Илона.

Признания были излишни. Рига чувствовал, как ее любовь обдает его горячей волной и доходит до самого сердца. Он обнял ее и поцеловал снова. Но с языка вдруг сорвалось то, о чем он думал все это время:

– Не знаю, как Таня переживет эту войну…

Илона подскочила, как ужаленная, и стала швырять ему его одежду.

– Уходи! Убирайся к ней! Как она там без тебя, твоя королева?!

– Прекрати! – отмахнулся Рига.

Но она продолжала бросать в него что-то.

– Думаешь, очень ты ей нужен? Она рада, что ты не торчишь сейчас в «Фортуне». И еще больше обрадуется, если тебя вообще пристрелят! Очень она переживает, думаешь?!

Оплеуха остановила поток ее брани.

– Не смей так говорить о Тане! – Рига схватил ее за плечи и встряхнул в воздухе, вмиг позабыл о своей благодарности за ее любовь и нежность. – Таня – моя жена. Она верна мне. Я ее люблю. Мы все переживем, и этот передел тоже. Она не предаст меня!

Илона, держась за ударенную щеку, смотрела на него сумасшедшими глазами.

– Не предаст?

И вдруг расхохоталась. Теперь желание было только одно – унизить Ригу так же, как он унизил ее воспоминанием о Тане.

– Не предаст? Да она уже предала тебя! Уже!

– Когда?

– Когда аборт сделала!

– Что?!

Только в первую секунду Рига подумал, что Илона лжет. А потом… отшатнулся от нее… попятился. Стал молча одеваться.

– А ты и не знаешь ничего, – продолжала едко Илона. – Думаешь, твоя Таня рожать тебе детишек будет от горячей любви? Да она всех твоих детей убить готова! И тебя самого! Я уверена!

Он пошел к двери.

– Рига! – вскрикнула она, бросившись за ним. – Не уходи, Рига… Я же люблю тебя! Тебя никто, никто так любить не будет, как я… ты меня слышишь? Тане ты не нужен. Она… ей никто не нужен. Она не будет тебя любить…

Илона схватила его, пытаясь удержать, но он стряхнул с себя ее руки.

– Не бросай меня! – зарыдала она. – Я рожу тебе детей! Рига, не уходи, не бросай меня…

Он оттолкнул ее и открыл дверь.

– Рига, ну, прости меня! Я же не хотела говорить этого. Я тоже люблю Таню, она моя единственная подруга.

Рига смотрел на нее и не мог теперь понять, что могло толкнуть его на связь с этой пошлой, некрасивой женщиной, помешанной на своей безумной страсти к нему.

– Запомни, дрянь, что ты не стоишь и мизинца моей Тани!

Чтобы не наговорить ей гадостей и не ударить ее снова, он поспешил выйти. Сел в машину и понесся в «Фортуну».

Снег продолжал кружить в воздухе. Но вдруг небо стало светлеть, словно кто-то вверху приподнял крышку шкатулки и заглянул в игрушечный город. Вот мчится по трассе Рига – к своей смерти или прочь от нее, вот рыдает за дверью Илона, вот пьет в баре «Черниговское крепкое» Руст, а вот – сидит в кресле Таня, смотрит в раскрытую книгу и не видит ни одной буквы. Плачет…

10. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ПУТЕШЕСТВУЮТ ЭЛЕКТРИЧКАМИ?

         Рига ехал, несся, летел вместе со снегом и все думал о том, как он был слеп. Не видел не только того, что происходило за его спиной в столице, но и того, что происходило под его носом в «Фортуне». Вот, в чем причина ее вечного-бесконечного недомогания: она избавилась от его ребенка и не хочет новой близости с ним.

Но когда Рига вошел в комнату и увидел Таню, все, что он собирался сказать ей, вылетело из головы. Снова подумал, что вся его жизнь превратилась в сплошные перепады чувств. Хотелось упасть перед ней на колени и просить прощения – за войну, за передел, за Смола, за свою измену.

И Таня, взглянув на него, поняла, что он на пределе, что узнал что-то еще, и эта новость затуманила его глаза то ли грустью, то ли болью. Но что могло довести его до такого состояния, понять не могла. Привычно подумала о маятнике – неизвестно, в какую сторону качнется: к грусти или к боли,  упадел Рига на колени или ударит ее.

Он сел напротив и заговорил неожиданно спокойно, только глухой голос выдавал его волнение.

– Как ты себя чувствуешь, Таня?

– Неважно.

– То есть, тебе не становится лучше?

– Мне лучше. Но еще недостаточно хорошо.

– Недостаточно для чего?

Она снова взглянула пристально. Впервые сделалось страшно. Раньше, даже во время их ссор, она никогда не боялась Ригу – хамила ему от души, и, получая пощечины, продолжала хамить. Он не первый мужчина, который поднял на нее руку. Первым был Дави. А после Дави, уже потеряв цену даже в собственных глазах, Таня перестала считать оплеухи. Рига щедр на подобные вещи, именно потому, что любит ее с такой болью.

– Может, тебе стоит обратиться к врачу? – продолжил он деланно спокойно.

И вдруг Таня поняла, о чем он узнал. И от кого он это узнал. И при каких обстоятельствах. Только на миг перехватило дыхание, а потом она ответила таким же ледяным тоном:

– Врач мне уже не нужен, ты же знаешь. Я сама убила своего ребенка. И единственное, о чем жалею, это о том, что не умерла вместе с ним.

– Тебе было очень больно? – спросил зачем-то Рига.

– Да. Мне и сейчас очень больно. Но я не хочу рожать от тебя детей. Не хочу, чтобы мои дети были похожими на тебя, чтобы убивали и унижали других. Мужчина, поднявший руку на женщину, не должен быть отцом.

– Так ты считаешь? – холодно спросил Рига.

– Мужчина, ударивший женщину, не мужчина, – повторила Таня.

И сама подумала, что же за этим последует.

– То, что я для тебя не мужчина, я уже понял, – сказал Рига с кривой усмешкой. – Никогда им не был и никогда им не стану. Даже Дави повезло больше…

Про себя Таня кивнула: начинается. Рига, готовый защищать ее от нападок посторонних до последней капли крови, сам считал себя в праве унижать и оскорблять ее.

– Тебе тоже, по-моему, повезло с Илоной…

Рига понял, что Таня нисколько не ревнует его – это и вывело из равновесия, которое он с таким трудом удерживал. Ледяное спокойствие рассыпалось на осколки.

– Значит, моя девочка, тебя ничего не тревожит? Ты все решаешь сама, а потом обвиняешь меня во всех смертных грехах!

Он схватил ее в охапку и увлек к постели. Она уперлась в его грудь кулаками.

– Не надо, Рига! Мне больно!

– Не ври! Тебе не может быть больно так долго! Ты просто боишься снова забеременеть. Так я тебя успокою: ты все равно будешь моей, будешь жить здесь и будешь рожать. Я приставлю к тебе сто человек охраны, и они будут следить за тобой – везде, даже в туалете. Дурака из меня ты больше не сделаешь!

Рига срывал с нее одежду, а ее тело холодело от ужаса.

– Рига, я не могу!

– Я знаю, что ты ничего не можешь! Ты заторможенная, фригидная женщина! Я и не хочу от тебя ничего: для хорошего секса я всегда найду толковых девчонок. Но ты – моя жена. И останешься моей женой! И я никому тебя не отдам!

Она еще барахталась под ним, пытаясь освободиться. И вдруг, как в кошмарном сне, наплыла та история, которую он рассказывал о чеченской войне, о девчонке, изнасилованной им в лесополосе. Обожгла резкая, жаркая боль, стала поднимается толчками снизу и дошла до сердца, сжав его тисками. «И это тоже можно перенести», – успела подумать Таня и потеряла сознание.

Рига машинально хлопнул ее по щеке, пытаясь привести в чувство. Реакции не было. Вдруг он увидел себя со стороны – разъяренным, разгоряченным над ее безвольным, полумертвым телом. Она была в обмороке.

– Боже! – выдохнул Рига. – Таня!

Целовал ее холодные руки и ждал, пока она придет в себя. Наконец, Таня открыла глаза. Теперь Риге было душно и стыдно за свое безумство.

– Прости, любимая, – выдавил насилу.

Она села в постели, отвела волосы от лица, Рига искоса окинул взглядом ее полупрозрачное, худое тело.

– Ты хоть ела сегодня?

– Нет.

– А что ты делала?

– Плакала.

– Почему?

– Жаль тебя.

– Меня?

– И себя тоже жаль. Но тебя – больше. Ты мог бы быть… таким хорошим, если бы захотел.

Он покачал головой.

– Не думаю.

Оставил ее и ушел к ребятам. Таня оделась и подошла к окну. Синий-синий февраль взглянул на нее снаружи. Вдруг захотелось холода, льда, чтобы замело-занесло и больше ничего не осталось.

Она вышла из отеля. Потом пошла к воротам. И у ворот никого не было. Она покинула «Фортуну» и пошла пешком в сторону города. В тот момент Таня не думала, куда и зачем идет. Почему-то стало казаться, что ее боль не успевает за ней, а остается где-то позади, может, всего на шаг, но ее тело перестало ныть и содрогаться от внезапных приступов, словно онемело.

Дорога была занесена, Таня свернула на тротуар, на узенькую тропинку, протоптанную пешеходами. В городе было малолюдно, и только оказавшись в центре, она поняла, что дальше ей идти некуда. Путь только один – назад, в «Фортуну». Но, наверное, та часть ее, которая была еще жива, гнала ее в метель прочь от «Фортуны». Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Таня села в какой-то трамвай, поехала в сторону, противоположную отелю, и только на конечной остановке поняла, что оказалась на железнодорожном вокзале. Пошла следом за какими-то людьми к одному поезду, потом – к другому.

Она не могла уехать. Не было с собой документов, чтобы взять билет, и денег было совсем немного. Зато было – непонятно откуда взявшееся – желание ехать долго-долго, смотреть в окно на февраль и не думать ни о чем. Синяя даль манила глазами человека, который находился очень далеко от этой зимы.

Таня вошла следом за какой-то старушкой в пригородную электричку и села у окна. Поезд тронулся. За окнами скользнул вокзал и растаял. Бабушка, сидящая напротив, закуталась шарфом поверх шапки и уснула, а Таня стала смотреть в окно – на бегущие деревья в снежных шубах, и ей сделалось очень хорошо. Так хорошо, что она боялась поверить. Так хорошо, как никогда не бывает живому человеку, которого всегда терзают беспокойные мысли и сомнения. Таня ни о чем не думала и ни в чем не сомневалась. Она просто ехала.

11. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ГОВОРЯТ О СЕТИ?

Поиски Тани в «Фортуне» начались примерно с девяти вечера. Никто не сомневался в похищении, ситуация развивалась стандартно. Рига собрал ребят, держался спокойно, Руста отправил на поиски, а сам стал ждать условий Смола. Настроился ждать терпеливо. В это время другая бригада вычисляла местонахождение Смола, но результатов не было.

Руст обыскал город и вернулся. Рига взглянул невесело.

– Я знаю, что быстро мы не решим, Руст. Но и ты… должен знать: твоя задача – искать и найти ее. Я предупреждаю тебя честно: если ты ее не найдешь и не вернешь – жить не будешь. Ты же хотел служить ей – вот тебе и представилась такая возможность!

Руст опустил глаза в пол.

– Я понял.

– Не зацикливайся на городе. Ищи везде. Сеть большая, и человек в ней может раствориться, как песчинка. Но это наша сеть, и мы должны контролировать в ней каждое звено, каждую связь и каждого человека. Люди не могут пропадать бесследно там, где есть сеть.

Руст кивнул. Готов был слушаться Ригу во всем, внимать каждому его слову – только бы найти Таню. Только бы не началась паника, только бы решить все быстро.

В тот же день хоронили Макса. Пацаны косились на комья смерзшейся земли у вырытой могилы. Лечь в феврале – в мерзлую землю – ни за что – никому не хотелось. Поглядывали на Ригу: каково ему? Потерять жену и хоронить друга? Рига качался на ветру – бледный, с черными кругами под глазами, не мог выжать из себя ни слова. Родных у Макса не было, поэтому его тело не стали возвращать в столицу, а похоронили здесь – в общей, мерзлой, одной на всех земле.

Потом ситуация зависла. Шли поиски – всех и вся. Но Смола, по-видимому, в городе не было. С другой стороны, и в столице его не было. Зима покрывала все снегом, занося следы. Снег валил и валил…

И Рига думал, что Смол действует глупо, если начал передел по схеме Дави. На Смола это не очень похоже. Заговор, переманивание чиновников, перетягивание сделок – это больше по его части, а похищение… Может, и нет никакого похищения? Тогда где она?

Так появились первые сомнения, но на вопрос «где она?» – ответа не было. Рига нащелкал на мобильном длинный номер. Подумал, что поймет по голосу.

– Как ты?

– Да так, как обычно. Только что проснулся.

Рига вспомнил о разнице во времени и тут же забыл. Воспаленный мозг отказывался от математических упражнений.

– Чем занимаешься?

– По городу гуляю. В казино, считай, живу. И вид у меня – на Мост Принцессы.

– Недешевый вид…

Рига убедился, что Дим – не в курсе. Даже более того – Дим вообще не живет. Его самого словно нет ни в Австралии, ни вообще на земле. Он просто убивает дни, чтобы они все закончились. Другой жизни – после Тани, после «Фортуны», после сети – у него не будет, куда бы он ни уехал и где бы ни пытался спрятаться от своей памяти.

– А у вас как?

– Все путем, – сказал Рига. – Зима. Холодно.

– У вас зима до сих пор?

Мозг Риги сдался. Он отключил связь и снова стал думать. Уехать, улететь, убежать к Диму она не смогла бы – без документов и денег. Но где она в таком случае? Или все-таки было похищение?

Когда в огромной сети все меньше становится верных людей – это настораживает. Значит, не все в порядке не с сетью, а с ее хозяином. Риге нужно было вовремя приближать к себе способных ребят, а он так и оставался один. Один – с тех самых пор, как уехал из «Фортуны» в столицу после убийства Джина.

Как могла судьба сыграть с ним такую злую шутку – привязать его сердце насмерть к Диму и отдать его в руки Тане? Зачем же… с такой жестокостью? С таким отчаянным постоянством? И Дим, похоже, страдает той же болезнью. А Таня – уже давно не с ними, но только благодаря тому, что ее психика оказалась наиболее слабой и дала сбой, а после этого сбоя, после клиники, после отторжения ее организмом жизни, она так и не пришла в себя, словно зависла где-то среди холодных облаков, подхваченная порывом ветра, отнявшего ее у них обоих. Где бы она ни была теперь, Рига ее уже не достанет.

К обеду появились Юрик и Мизя – из бригады, которая разыскивала Смола. Ни того, ни другого Рига не знал близко. Знал, что это люди Руста, и что его самого они боятся как Большого Босса. Знал, что, действительно, землю роют.

– Ну? – покосился мрачно, не ожидая добрых вестей.

– Короче, Рига, пацаны пробили, кто Макса завалил. Южин вывел, короче. Заезжие – столичные. Мы их взяли.

– Взяли? – не поверил Рига. – Где? В городе?

– Нет, в столицу смотались. Нормально.

Мизя хотел сказать, что съездили не напрасно.

– Где они теперь?

– Один, короче, умер. Двое – еще ничего, держатся. Мы их с собой прихватили.

– Раненые?

– Нет, прибитые. Малехо, – добавил Юрик. – Это, правда, Смола люди. Слышно, что Смол осел под столицей, не здесь. Здесь тесно. И место прозрачное. Он про Дави помнит, как того загнали здесь в угол.

«По этим людям – выйти на Смола реально. А, может, и нереально. Смотря, что они знают. А Таня?» – лихорадочно думал Рига.

– Ты с ними говорил? – спросил Юрика.

– Нет, мы не стали. Еще напутаем чего. Ты сам их расспроси лучше.

Здоровенный Юрик уставился в пол невидящим взглядом. Что-то такое, может, слышали здесь о Риге, о его жестокости, о его напоре, что заставляло мощных амбалов опускать перед ним глаза.

– Вы что простой работы не сделаете?! – вдруг взорвался он. – Мне идти и руки об это дерьмо марать?!

– Зачем руки? Ботинки, – усмехнулся Мизя.

Рига сверкнул глазами. Подошел к Мизе вплотную и проговорил глухо:

– Ты понял, что сейчас сказал, Мизяев? Работая на меня и на сеть, ты не должен отделять себя от сети. Это не на заводе смену отстоять. Это не то, что пришел домой, руки вымыл и ящик смотришь!

– Да, такое не смоешь, – согласился Мизя мрачно.

Рига внезапно смазал ему по носу. Парень зажал лицо ладонями и согнулся, врезавшись спиной в стену.

– Здесь не обязательная призывная служба. Ты недоволен чем-то? Тебя кто-то затащил в сеть насильно? В твоем букваре не было написано, что наркотики – зло? Тебя кто-то обманул на счет сети? Нет! Вы все ищете легких денег, ищете сеть, а потом проклинаете ее. Это значит – плевать в тот же колодец, из которого пьешь. Ты не можешь принимать одно и отказываться от другого. Работая на сеть, ты не чище меня! Любой дилер на занюханной точке – не чище меня! Твои ботинки в той же крови, что и мои! Не надо здесь корчить ангелов! Хочешь быть ангелом – иди в сиротский приют подтирать задницы ублюдкам! Ты меня понял?

Парень насилу выпрямился. Из носа текла кровь.

– Мы же их нашли, Рига…

– Кого?

– Тех, кто завалил Макса…

– Спасибо. За это спасибо. Но вы не для меня их нашли, а для сети – значит, и для себя тоже. Это понятно?

Юрик за все это время так и не поднял глаз.

– Ну, прости, – наконец, усмехнулся Рига. – Прости, Мизя. Я погорячился. Такие блядские выпады меня бесят. Но я тебе верю.

Он обнял парня и поцеловал в щеку. Мизяев увидел совсем рядом с собой его изумрудно-зеленые глаза и отвернулся.

– Ну, что, пойдем поговорим с вашими ребятами?

– Что-то ты разговорчивый сегодня, – кивнул Юрик.

И Рига снова подумал, что единственным профи среди всего этого сброда был Смол. Смол, который и начал этот передел. Эх, Смол… Как не хватает сейчас твоего холодного ума и беспристрастности! Руст подобрал бригаду из «хороших парней» – под стать себе. Инфантильные, романтичные бандиты – нет ничего хуже. И с этими людьми Риге придется воевать дальше.

12. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ОТКАЗЫВАЮТСЯ ОТ СВОЕЙ ЖИЗНИ?

Таня села в поезд в восемь вечера, а в полночь он прибыл на какую-то большую станцию, находящуюся намного севернее «Фортуны». Старушка, спящая на скамейке напротив, проснулась, как по команде, собрала свои сумки и кивнула Тане.

– Идем. Здесь нужно пересаживаться. Ты же на базар едешь?

– Да, – сказала Таня.

Она вышла на перрон и пошла за старушкой к другой электричке. Она не волновалась ни о чем… но теперь уже – по другой причине: боль вернулась. На каком-то полустанке боль догнала ее и снова вошла в тело. Таня поняла, что куда бы ни ехала, путь один. И от этого стало еще лучше и еще спокойнее.

Она будет ехать дальше… Еще раз пересядет. Потом еще раз. Будет смотреть в окно на февраль, а февраль – через окно на нее. И потом все кончится…

         Она села у окна и улыбнулась. Ноги, успевшие замерзнуть на перроне, стали согреваться. Вокруг сидели люди с сумками и говорили о ценах на сало и подсолнечное масло, о том, где подешевле купить и подороже продать. Таня слушала и улыбалась. Так прошло часа два или три, за окнами было еще темно, все, кто сумел найти подходящее положение для сна, спали, только бабушка напротив Тани все ерзала и переставляла свой скудный багаж. И вдруг уставилась на нее немигающим, испуганным взглядом. Таня тоже смотрела на старушку, пытаясь понять, что же привлекло ее внимание.

– Девочка, – вдруг спросила та. – Куда ты едешь?

Таня улыбнулась. Бабушка продолжала пристально смотреть на нее, и ее взгляд наполнялся ужасом.

– Как ты себя чувствуешь, девочка?

– Хорошо, – кивнула Таня.

Та махнула рукой перед глазами, словно хотела отогнать наваждение.

– Показалось, значит. Недавно я сестру похоронила. Старше меня была, болела, долго мучилась. Дети к ней уже не ходили, одна я ухаживала до самого последнего дня. И когда она уже умирала, я тоже видела вот такое… вот это…

– Что? – спросила Таня.

Но та опять замотала головой, словно прогоняя призрак.

– Что вы видели? – спросила Таня снова.

В тот самый миг Таня почувствовала, что ее ноги снова леденеют, а руки не слушаются. Взглянула на свои ладони и заметила, что ногти стали голубого цвета. Боль, как зима, проникла в тело и уже подступила к самому сердцу.

– Вы видите смерть? – спросила Таня с улыбкой. – Не бойтесь, бабушка. Это моя смерть. Она идет за мной, едет за мной, и теперь уже меня не отпустит. Она нашла меня, наконец…

Таня взглянула за окно. И последнее, что увидела, была непроглядная тьма, нахлунывшая на нее снаружи.

Нельзя сказать, что боль была непереносимой. Скорее, это была невесомость. Неожиданная легкость и парение в темноте. Но сознание стало возвращаться.

Сначала Таня почувствовала, что с ее телом что-то происходит, что ее несут куда-то, опускают, поднимают и перекладывают. И снова наступила неподвижность.

Когда сознание вернулось во второй раз, она услышала чьи-то голоса. Женщина спросила:

– Так там что, снова снег?

– Опять повалил, – ответил в темноте мужской голос. – Без УЗИ не обойдемся.

– Обойдемся, тут все ясно, – сказала женщина. – До Масленицы не растает.

– В мае ваша Масленица! – буркнул мужчина.

– В мае уже Пасха.

Обыденный разговор о погоде и церковных праздниках успокоил Таню, и она снова провалилась в темноту и покой.

Потом очнулась оттого, что что-то постороннее стало скрести ее изнутри.

– Она под наркозом? – уточнил тот же женский голос.

– Да. Но она и была без сознания. Наверное, не ела ничего, – сказал голос помоложе.

– Документы нашли?

– Нет. Но одежда дорогая. Она в шубе была.

– Мобилка есть?

– Нет. Сперли, наверное, в поезде. Потом выясним, если придет в себя. Денег при ней немного.

– Да, лечить надо, – решила старшая женщина так, словно до этого еще сомневалась.

Молодая коллега ответила ей в тон:

– Придется…

На этом приключения ее тела не закончились. Она почувствовала, как ее снова перекладывают, и услышала чью-то брань:

– Какого черта у нее нет пульса?!

Жизнь все-таки ушла. Может, произошло это не из-за боли или болезни, и даже не из-за сомнительного лечения местных эскулапов, а по той простой причине, что впереди у Тани ничего не было.

Ее жизнь заканчивалась много раз, следуя рваным линиям на ее ладонях. Впервые это произошло в доме Дави, когда она поняла, что уже не будет прежней и не сможет любить Дима по-прежнему. Во второй раз пульс оборвался, когда она увидела Дима после своего освобождения.

Любовь оставила ее сердце и впустила в него холод. Любовь закончилась. Таня не знала, что такое сильное, такое горячее чувство имеет свой конец. Она была уверена, что – что бы ни случилось – она всегда будет любить Дима, что ее отношение к нему – это то настоящее, что держит ее на свете. Это был стержень.

Но стержень сломался. Оказалось, что любовь проходит, и на ее месте остается пустота. Сохранился антураж прошлой любви – «Фортуна», побережье, отель и чайки в небе, но самой любви не осталось, сердце стало полым и застучало совершенно иначе.

Эта перемена поразила ее. Если не любить Дима – как жить дальше? Зачем? Почему бы – в таком случае – не выйти замуж за Ригу? Не заниматься с ним сексом? Не уехать с ним в столицу и не вернуться обратно? Она потеряла свой путь. Без любви к Диму все утратило смысл.

В третий раз ее жизнь закончилась вместе с жизнью ее нерожденного ребенка. Таня уже смирилась с итогом.

Итог был равен нулю. Она не свила гнезда – ни с любимым человеком, ни с нелюбимым, не родила детей, не нашла даже безопасной крыши над головой. То, как она жила все это время, ее не устраивало. Ее судьба ей не подходила, и она не пожелала бы такой судьбы своим детям или близким.

С другой стороны, это был тот максимум, который ей удалось выхватить. Она стала королевой, женой короля и первой леди сети, ее многие знали и многие застывали перед ней в полупоклонах. А сама она чувствовала себя ничтожной, несчастной, грязной, измученной ласками Риги, униженной и растоптанной. Распоряжаясь тысячами безо всякого контроля, она чувствовала себя дешевкой. И кроме того – перестала чувствовать себя женщиной, не только женщиной, желающей или способной иметь детей, но даже женщиной, способной получать удовольствие от близости и дарить удовольствие в ответ. Она перестала чувствовать себя живой.

Тот, кто вскрикнул испуганно «Какого черта у нее нет пульса?!», не знал этой истории. Он видел только, что жизнь покинула тело молодой женщины, угрожая в него не вернуться. Применили все известные в провинции способы – от искусственного дыхания до дефибриллятора.

– На хрена это нужно?! – продолжал возмущаться доктор. – В пять утра? Неизвестная в шляпе?! Зачем мне это? Она не могла съездить умереть в какой-нибудь другой город?

– Она была без сознания, – мягко сказала девушка. –  Ее сняли с электрички.