Текст книги "Вопросы"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Тот пожал плечами, мол, не очень-то и познакомились. Но выпил. И Дим посмотрел обеспокоенно: стакан водки, с утра, залпом. Не такой уж он и мальчишка. Допил скорее, чтобы не отстать.

Снова разлил. Молча. Угрюмо. Рига выпил еще стакан  и усмехнулся.

– По ходу ее здесь чем-то разбавляют.

Перед глазами у Дима уже плыло. Резкий был старт. Он съел порезанный дольками лимон и поморщился. Нет, не заладилась жизнь в этом городе.

Бледное лицо Риги слегка порозовело – и только. Зеленые глаза даже не затуманились. Дим пытался изо всех сил сосредоточиться, допивая третий стакан.

– Какого черта мы это делаем? – сдался и отпихнул тарелки.

– Тебе же так проще, – Рига дернул плечами. – Иначе ты не можешь говорить о деле.

– Это паленая водка, – понял Дим. – Так, к черту, и отравиться недолго...

– Здесь и котлеты паленые…

Рига поднялся. Дим, едва держась на ногах, вышел за ним из кафе и сел на скамейку. Рига взглянул на него и объяснил спокойно:

– Весь город паленый. Курорт – и грязное небо. Море – и нет пассажирского порта, только торговый. Это тупик. Зачем ты сюда приехал?

– Влюбился. Я никогда в жизни не влюблялся, – сказал Дим. – А то перемкнуло. Показалось, что она чистая, светлая, необычная...

– И что?

– Я приехал к ней сюда. А она оказалась обычная... обычная проститутка. Как все.

Рига отвернулся. Посмотрел вдаль.

– А я здесь учился на классического филолога. Так занесло. Вот и выучился.

– Я хотел жить новой жизнью...

Рига кивнул.

– Везде одно и то же.

И вдруг протянул руку.

– Ну, не рыдай. Устроится.

Дим хотел протестовать и спорить, но язык не слушался. Рига довел его до гостиницы и кивнул молчаливому администратору.

– Мой друг выпил много кофе и должен отлежаться.

Похоже, жизнь гостиницы с приездом Дима стала намного живее и разнообразнее. Рига открыл номер и подтолкнул Дима к кровати, тот упал лицом на подушку. А Рига порылся в тумбочке, полистал его документы, сунул все на место и достал мобильник. Отошел к окну и нащелкал номер.

– Все чисто. Он лох. Валяется пьяный. Давай вечером притащу его. Сидеть с ним? Ладно. Буду телик смотреть. Да он и так не сорвется. Ладно, включу мультики. Давай...

Сел в кресло и нашел на пульте дистанционного управления детский канал.

17. ЗАЧЕМ ЛЮДИ СМОТРЯТ МУЛЬТИКИ?

Дим проснулся от выкриков.

– Маугли! Это наш малыш Маугли! – неслось откуда-то.

Рига обернулся от включенного телевизора.

– Привет, Маугли! Наш малыш...

– Ты что тут делаешь? – Дим сел на постели.

– Развекаюсь, – благодушно улыбнулся Рига и выключил ящик. – Ну? Как твоя голова?

И как только Рига спросил, голова заболела.

– Ты там аспиринчику глотни, потому что вечером поговорить надо будет серьезно, – предупредил Рига.

– С кем?

– Я не сам в городе, как ты понял. Но сети нет.

– Как нет сети? – удивился Дим.

– В обычном понимании, сети нет. Мы все работаем разрозненно. От клубов и от рынков. Я работаю на Флипера. Знаешь, игра такая с шариком? Вот, он и есть эта игра. Я играю с ним.

– Так не должно быть. Покрытие должно быть единым, а иначе прибыль будет уходить сквозь пальцы, – сказал Дим.

– Это тебе не мобильная сеть с единым покрытием. Город невелик.

– И столица невелика, но сеть одна, – парировал Дим.

– Оки. Это Флиперу объяснишь, – Рига отмахнулся.

– А вас под ним сколько?

– Шестеро.

– И только?

– Послушай... Маугли, наш малыш. Я же тебе объяснил, что здесь некому покупать.

– А туристы? А весь курортный бизнес? А моряки торговых судов?

– А пионерские лагеря? – помог Рига и замотал головой: – Нет, все намного уже.

– А знаешь, насколько можно это расширить?

– Девке своей скажи! – бросил Рига.

Дим сел и обхватил голову руками. Боль не уходила.

– У тебя ничего нет? – обернулся к Риге.

– Экстази, – улыбнулся тот.

– А в какую цену, если не секрет?

Рига назвал цену, намного ниже, чем в столице. И оказалось, что закупка здесь дороже. То есть брали через третьи, четвертые руки. Реализация едва покрывала убытки.

Рига тем временем позвонил в аптеку:

– Аспирин, девушка. «Спартак», номер триста два, – и подмигнул Диму. – Сейчас будет тебе лекарство. И новая девушка.

– Мне не нужна новая девушка.

Вскоре постучалась скромная аптекарша и, не взглянув на Ригу, подала Диму таблетки. Дим расплатился, и она посмотрела вопросительно.

– Не хочу, – сказал Дим.

Рига ухмыльнулся.

– С тобой всегда так? – спросил, провожая ее взглядом.

– Всегда. Только эта вот... она... одна.

– Я сначала думал, у тебя линзы сине-фиолетовые. Нет – глаза. Ну, умора! – перебил Рига.

Дим тем временем выпил аспирин и сел в кресло, глядя на Ригу. Расстояние между ними исчезло, никакого непонимания больше не было, но что-то недоговоренное осталось и электризовало пространство гостиничного номера.

– А ты как вошел в этот бизнес? – спросил Дим.

– Да, так. Само собой как-то. Искал работу, да и нашел. Флипер тогда клуб держал на Кольце. Ну, я там тусовался.

– Ты же не наркоман...

– Нет. Но я рисковый парень. Я все попробовал. Наверное, у  кого башка есть на плечах, того не накроет. Да у того и времени нет долбаться.

– А с клубом что стало? – спросил Дим.

– Клуб? Просрали. За долги.

– Да, ребята. Неприбыльный ваш бизнес, – сделал вывод Дим.

– Да, ребята. Неприбыльный ваш бизнес, – повторил он Флиперу.

Флипер – парень лет тридцати пяти, светловолосый и полноватый. Встретились в баре «Норд-Ост», о котором Дим вообще не слышал. Сели втроем за столик. Дим отвернулся от водки.

С Флипером никакого непонимания не возникло. Наоборот, пошло, как по маслу. Он кивал и поддакивал, поглядывая на Ригу.

– Я был курьером пять лет, ребята. Я знаю, как идет товар и знаю цены. На покупке вы теряете больше трети...

– Ты в Европу ездил? – спросил Флипер.

– Нет, по Азиатской ветке – в Туркистан. Я знаю, с кем связаться, чтобы обеспечить приток в город. Вторая проблема – сбыт. То, что существует здесь, – это не сеть. Один человек на рынке и в клубе – это не сеть. Товара не бывает много. Он всегда расходится весь, нужно только найти точки, которые будут пульсировать. Нужно взять на контроль все клубы, все бары, особенно портовые и прибрежные. Летом – здесь будет спрос больше, чем в столице. Легко просчитать всю смету. Это дело не на один миллион. Берег со временем можно скупить полностью и выстроить империю развлечений, можно привлечь тысячи туристов со всей страны. Им ехать-то некуда.

– Здесь грязно, – сказал Флипер.

– Везде грязно. И в Болгарии грязно, еще и визовый контроль. В Азии вообще – ни пройти, ни проехать. Турцию только местами вымыли. Нужно просто угодить нашим людям. Мы же их знаем. Знаем, на чем скинуть, а на чем накрутить.

Флипер опять кивнул.

– Это звучит хорошо.

– Это и работает хорошо. Начнем – с опорного клуба. Наберем людей в бригаду. Договоримся с ментами – и все покатит по нарастающей. Здесь перспектив – море.

– Да, здесь море, – опять согласился Флипер.

И стало тихо. Пожалуй, Флипер подумал о своей роли в этом спектакле, а Рига – о своей.

– Наш малыш Маугли... знает дело, – заметил Рига.

– Какой там Маугли?! Это целый Шерхан, – Флипер поскреб затылок. – Ладно, ребята, давайте завтра соберемся, все еще раз прокрутим...

– Чего тянуть? – не понял Дим.

Но Флипер поднялся и ушел. Рига помолчал, а потом спросил:

– Эй, Дим... это, может, некстати... но моральный аспект тебя не волнует?

– Какой? – не понял Дим.

– Ну, расширение наркооборота. Я много думал об этом, когда входил...

– Это в тебе твое высшее образование думало, – отрезал Дим. – Я тебе так скажу: зло – не наркотики. Зло – те причины, которые к ним приводят. Зло – наша жизнь.

Рига отвернулся. Дим почувствовал, что, наконец, выиграл – после всех своих провалов. Впервые в этом городе. И от этого стало беспокойно на сердце.

– Как решится? – спросил Ригу. – Без меня ваш Флипер не выйдет на поставщиков. Он это понял?

– Я сейчас пойду к нему. И как-то решится. Предложение заманчивое. И еще... ты меня прости за челюсть, и за «Маугли». Оказалось, ты не лох, а просто глаза у тебя дурные...

На этот раз Рига не протянул руки, а кивнул самому себе.

– Я прокололся. Прости, брат. Пожалуй, ты не зря приехал в этот город.

– Да, ладно, – отмахнулся польщенный Дим.

– Это я не тебе, это я себе говорю, – усмехнулся Рига и поднялся. – Давай, завтра увидимся.

Когда Дим добрался из этого «Норд-Оста» до отеля, пришел к выводу, что город не так уж и мал.

18. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ВОЮЮТ?

Ночью в гостинице тихо. Тихо-тихо. Да и вообще жильцов здесь мало. Даже следить не за кем. Администратору тут скучно.

И вдруг стук в дверь. В два часа ночи. Дим сквозь сон пытался сообразить, что к чему, и не мог.

– Открой!

Дим толкнул дверь, и вошел Рига.

– Давай, собирай свои вещи, живенько!

– Что?

– Собирай, Дим, собирай. Ты выселяешься...

Кое-как похватали шмотки. Рига потащил его вниз.

– Не вздумай только сообщить своему приятелю, что твой друг кого-то замочил, и вы вместе пускаетесь в бега! – предупредил Рига.

Внизу ждала машина. У Риги был затертый «ситроен». Дим сел рядом и закурил спросонок.

– Ты кого-то замочил?

– Решилось, короче. Флипер заупрямился, мол: «Он чужой». Поставил меня перед выбором – или я с тобой, или с ним. Ну, я и выбрал. Немножко пошифруемся, пока рассосется. А там – и новая жизнь. Рукой подать.

Так спокойно объяснил все Рига, отводя длинные волосы от лица.

Дим смотрел ошеломленно. Маньяк, не иначе.

– Разве нельзя было его просто обойти? – спросил почти беззвучно.

– Он же этого не хотел... чтобы мы его обошли. А я не люблю, когда меня ставят... перед выбором. Я этого не люблю.

– И куда теперь?

– Ну, нехорошо будет, если нас с этим свяжут. Особенно – тебя. А я, если что, с ментами перетру. Флипера есть, на кого списать. Пока – поживем вместе за городом, в санатории. Там давно одни кошки воют.

– Кошки?

– Ну, весна. Что ж ты хочешь?

– Я ничего не хочу.

– Здесь двух решений не было, – сказал веско Рига. – Или ты, или он. Я же сказал, что тебя поддержу. И бригаду толковую наберем. Я сам за это возьмусь.

– Эй, Рига, а ты, правда, на филолога учился?

– На классического, заметь, – кивнул Рига. – Латынь и древнегреческий.  Очень в жизни пригодилось.

Дим еще раз взглянул на его четкий профиль.

– Честно сказать, боюсь я тебя, Рига...

– И я тебя боюсь. Я еще тогда, на рынке, очень испугался. Еще до того, как ты подошел, когда только из-за календарей меня разглядывал. Я подумал, ну вот, дождался. Судьба, наверное. Может, из какого-то сна. Я сразу понял, что все перевернулось. Потом, правда, засомневался, вдруг осечка? А, нет. Завертелось. И вот – боимся мы друг друга, хотя будто бы и не психи, и не уроды, – подытожил Рига.

– Я не уверен, что ты не псих, – заметил ему Дим.

– Ну, заключение медкомиссии я тебе не покажу, тут ты прав.

Санаторий был заперт, но без охраны. Рига пошел к черному ходу, открыл дверь и провел Дима внутрь.

– Никто его не приватизировал в свое время, вот и зависло здание. А место удачное. Вроде и за городом, а вроде и рядом.

Они вошли в одну из комнат, и Рига включил свет.

– Я иногда тут бываю. Обжился...

– Может, приватизируем его? – предложил Дим.

– А деньги?

– Ну, немного денег у меня есть. Но действовать нужно быстро, чтобы к лету открыть здесь пансионат для приезжих.

Дим оглядел высокие сухие потолки. Не такое уж и убитое здание. Старой, но прочной постройки. Хотя, затрат, конечно, потребует.

Рига принес из машины бутылку коньяка. Разлил в пластиковые стаканчики и подтолкнул один Диму.

– Давай, за то, чтобы мы друг друга не боялись...

Дим выпил и снова взглянул на Ригу. Высокий, тонкий, совсем хрупкий без своей дутой куртки. Издали – вообще как девчонка с длинными волосами. Но кулаки у него крепкие, и рука не дрогнет, если придется спустить курок. И лицо у него странное... очень изящное, тонкое. Зеленые глаза под черными длинными бровями, прямой ровный нос, твердый подбородок. Нет в чертах мужской грубости, и овал лица удлиненный, выточенный. Что-то кельское в нем, скандинавское, вот только не хватает массы. Вместо этого его тело излучает что-то другое – холодную, сдержанную энергию толчка, удара, выстрела. И это пугает.

Рига присел на диван, провалившийся до пружин, и снова глотнул коньяку.

– Всегда с собой коньяк беру… и пиццу.

– Послушай, Рига. По твоим рассказам выходит, что ты мирно и счастливо жил раньше. А где ты драться научился? Водку пить? Дурью торговать? В университете своем?

– Нет, не в университете. Университет я экстерном за три года закончил. А потом решил воевать. А до этого даже в армии не служил. Но у меня в роду – все военные. Это, может, в крови было. И отец служил, и дед, и прадед какой-то – за царя. Они – за родину, а я – за деньги. Поехал в эту гребаную Чечню...

– В Чечню?

– Думаешь, Чечня далеко? Вот – Ростов, а там и Чечня, – Рига налил себе снова. – Я там «ваших-наших» не разбирал. Да и большинство не разбирало. Вообще те, кто там воюет – им дела до «ваших-наших» нет.

– Значит, за горцев? – понял Дим.

– За горцев. Мы им оружие возили. Один рейс – и тысяча баксов в кармане. Но выдержать это, знаешь... Самое тяжелое – ни хрена непонятно. Все черные, ночью машину тормозят – кто они такие, на чьей стороне, о чем говорят – догадывайся, как можешь. Ну, я потом стал догадываться. Дольше всех продержался. Правда, и пострелять пришлось. Думал, что все равно на войне человеком останусь. И остался бы, если бы выбираться оттуда не пришлось. Тогда уже все равно было, кем я останусь, только бы живым...

Рига помолчал и долил в стакан.

– А вернулся – туда-сюда, машина, девки, клубы, хату купил, диван там, такое. Вот, у Флипера потусовался – и деньги закончились. Ну, Флипер говорит – давай, подсоби мне. А мне дико было стоять на месте с дурью в карманах. Хотел в охрану пойти – тоже самое, только без дури и без денег. Ну, и согласился.

– Значит, из-за денег все-таки?

– Так сейчас даже сортиров бесплатных нет, – отрезал Рига.

– А мог бы детишек латыни учить. Со всей твоей интеллигентной утонченностью...

Рига усмехнулся.

– Думаешь, я интеллигент? Я убийца. А латынь – она уже мертвая, не хочу к ней прикасаться... Люблю все живое.

Дим не знал, засмеяться или заплакать. Так жутко вдруг сделалось от его рассказов и от коньяка, что показалось, рассвет вообще никогда не наступит.

Но постепенно небо сделалось серовато-розовым, а потом стало бледнеть. Над водой поднялось солнце, прочертив на сероватой глади алую дорожку. Изумительно красиво стало вокруг.

– Забыл тебе сказать, – Рига оглянулся на Дима. – Это уникальное место. Коса. Солнце будет подниматься из моря и садиться в море, как на острове.

Дим вышел на берег и осмотрелся. Вдали, у торгового порта в сгустившемся утреннем тумане таяли силуэты кораблей. Впервые море было так близко, что Дим смог потрогать его рукой. Вода была ледяной.

– Летом здесь будут туристы, – сказал уверенно.

Рига сунул руки в карманы брюк и пожал плечами.

– Как скажешь. Лишь бы не всплыл никто.

19. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ПОКУПАЮТ ВЕЧЕРНИЕ ПЛАТЬЯ?

         Больше всего Таню удивляло то, что Илона все-таки любила детей. Презирая Выготцева, она не переносила ни капли своей ненависти к нему на Марину и Кольку. А Таня часто ловила себя на том, что его дети ей противны. Может, действительно, Илона находила в них и свои черты, а Таня не находила ничего.

         Поэтому, когда Илона в конце мая собралась на Канары, решила взять с собой и малышей.

– Пусть дети хоть на чистую воду посмотрят...

– Да, ладно, – отмахнулся Выготцев, – ничем у нас не хуже. Вон на берегу какой комплекс отгрохали. И еще не все – бары туда лепят и казино.

– Очень надо детям казино! – фыркнула Илона.

Таня тоже не заинтересовалась. Но Выготцев продолжал радоваться:

– Вот, и мы станем курортным центром. Дискотеки, клубы, аквапарк. Правда, детишек там не будет. Там все по-взрослому. На широкую ногу. Меня пригласили на торжественное открытие. На банкет полстолицы приедет. Вся столичная тусовка…

Теперь Илона хмыкнула:

– И кто, интересно, это все строит?

– Нашелся какой-то. Дмитрий Стрельцов. Никто его не знает.

– И откуда деньги? Скопил три пенсии? – поддела Илона.

Выготцев пожал широкими плечами.

– Ему едва тридцать. Известно, откуда деньги в таком возрасте. Криминал.

Илона невесело улыбнулась.

– Завидую ему. Молодой, богатый. Полберега скупил. А некоторые в тридцать лет партвзносы платили и пукнуть боялись. Сходила бы с тобой на открытие, да лучше поеду. На островах воздух чище, а то ты на старости лет весь город загазовал...

Таня хихикнула.

С Илоной они уже давно стали подругами, и теперь оставаться одной с Выготцевым  Тане не хотелось. Илона поняла ее.

– Ну, взяла бы и тебя, Танюха, но кто-то должен моего благоверного спать укладывать. Он же сам и носки не стащит. Или в ванне утонет, чего доброго. Ты тут... следи.

Таня пообещала. Май выдался сухой и горячий. Город заполнили туристы-дикари, которые вели себя соответсвенно: хамили, мусорили и плевали на раскаленные тротуары.

Таня затеняла окна и включала кондиционеры. Охранники то и дело таскали газировку из холодильника, и она уже не чувствовала себя хозяйкой даже в отсутствие Выготцева.

Выготцев был преисполнен оптимизма. Ненавидя виагру за одно ее разрекламированное название, прочно ассоциирующееся в сознании обывателя с импотенцией, он выпросил у своего врача какие-то новые китайские пилюли, обеспечившие в свое время Китаю демографический взрыв, и теперь испытывал их действие на свое сердце и на Таню. По всем фронтам было тихо. И Выготцев, который панически боялся инфаркта, уже был наполовину доволен: сердце не колотилось быстрее, а желание возросло. Возможностей для его осуществления, правда, не прибавилось, но это уже был вопрос второстепенный.

Чувствуя себя помолодевшим и бодрым, Выготцев ждал лета, надеясь, как и все прочие, на отпуск, и приставал к Тане с разговорами.

– Этот комплекс на глазах вырос, в рекордные сроки. «Фортуна» называется. А я этот санаторий еще с советских времен помню. Теперь – куда там! Такая роскошь! Просто жемчужина у моря. Правда, привлекают в него все больше залетных, новых. Зато они и не экономят. Им лишь бы оттянуться. Пойдешь со мной на открытие, моя маленькая? Будем там новыми...

Таня отмахнулась:

– Не пойду. Не хочется.

– А я тебе уже и платье купил, – стал уговаривать Выготцев. – Пойдем, моя девочка. Без тебя мне там скучно будет.

Ну, понятно. Выготцев боялся, что выпьет лишнего и некому будет удержать его за руку от буйного помешательства, которое временами находило на него по пьяни. Таня не стала спорить. Что спорить? Слово цену себе набивает. А цена им и без того уже уплачена – за вечернее платье.

Таня примерила перед зеркалом длинное темно-серое платье с перчатками до локтей. Для южной ночи под открытым небом – вполне подходящий наряд. Сняла его и увидела в зеркале за спиной Выготцева.

– Понравилось? – спросил он.

– Понравилось, спасибо.

– Ну, иди, поблагодари меня, – попросил он, садясь в кресло.

И Таня поняла, что ею цена платья еще не уплачена. Выготцев развязал пояс своего халата. У нее пронеслась только одна мысль, что он никогда не умрет. Даже спросить захотелось: «А когда вы умрете?» Но она не спросила, присела на пол у его ног и стала целовать то, что уже не могли вернуть к жизни никакие поцелуи и никакие китайские пилюли, и искренне желая, чтобы от этих поцелуев умер или он, или она сама.

Но никто не умер. Выготцев уложил ее в постель рядом с собой, потом на себя, пока, наконец, не уснул – вовсе не покойницким, а вполне здоровым сном пожилого человека.

Таня поднялась и, борясь с тошнотой, пошла на кухню. В холле спал охранник, и она нечаянно разбудила его, наливая в стакан холодной воды.

– Можно и мне? – он вошел за ней и остановился в дверях.

Таня налила и ему.

– Душно здесь, хоть и кондиционеры, – сказал парень.

Таня кивнула. Сделала глоток и отставила стакан.

– Спокойной ночи...

Но парень вдруг преградил ей дорогу, заслонив собой дверной проем.

– Ну, посиди со мной. Куда ты? Спит твой дед.

Она отшатнулась.

– Пусти меня!

– А кто тебя держит?

Он схватил Таню в охапку, шаря рукой по ее телу и пытаясь найти мокрыми губами ее губы. Ужас парализовал ее ноги.

– Ну, Танюша, ну! – уговаривал охранник. – Или одному только деду можно?

Таня закричала изо всех сил. С перепугу вышло не громко, а хрипло-сдавленно. Парень отскочил от нее.

– Чего орешь, блядь? Думаешь, я не видел, как ты деда вылизывала? Подстилка хозяйская!

Она бросилась от него в спальню. Выготцев спокойно спал, лежа на спине и похрапывая. Таня юркнула под одеяло, прижалась к нему и обхватила руками. Он, не просыпаясь, тоже обнял ее и погладил по голове.

– Девочка моя маленькая, Илоночка... Спи моя радость...

И вдруг Таня засмеялась. Подумала, что хорошо, что у нее нет отца и матери. Что она сама, втайне, наедине с собой, переживет цену каждого вечернего платья, а мама вряд ли смирилась бы с таким унижением. И, пожалуй, будь мама жива, не было бы у нее ни одного вечернего платья ценою в пять тысяч унижений. Может, было бы что-то другое – бедность, может, семья, голодные дети, грязные пеленки.

Таня хохотала. Выготцев проснулся и сел в постели.

– Таня, девочка моя... Что тебе приснилось?

– Пеленки. Детские пеленки. Не памперсы, а пеленки...

– Это говорят, для ребенка лучше. Особенно для мальчика, не вредит его половой системе, – сказал о своем Выготцев.

Таня чувствовала, что от смеха по щекам текут слезы.

20. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ХОДЯТ НА БАНКЕТЫ?

За это время Дим и Рига не только перестали бояться друг друга, а сделались неразлучны и уже не представляли своей жизни один без другого. С той ночи в заброшенном санатории все переменилось. На берегу вырос развлекательный комплекс «Фортуна». Строительство шло днем и ночью, бригады едва успевали сменяться, но до открытия курортного сезона – уложились.

Ни Дим, ни Рига не торчали теперь на точках. Для этого возникла тонкая, но прочная паутинка сети, которая опутала город. И потекли прибыли, которые с лихвой покрыли строительство.

Рига возглавил службу безопасности, а попросту бригаду «Фортуны». Для этого он состриг волосы до волнистого каре по плечи, оделся в дорогую кожу и вооружился до зубов, чем еще больше стал напоминать Диму средневекового кельтского воина.

Дим же не изменил образу фотографа – джинсы, рубаха, кепка, поверх кепки – черные очки. Сам носился за товаром, не перепоручая никому сделки, и наладил прочные связи с «оптовиками». То есть – брал без переплат и из первых рук.

Рига уладил дела с милицией, с налогой инспекцией, с мэрией, с комитетом по разгосударствлению – и все пошло гладко. Словно само по себе.

Дим поселился в «Фортуне», а Рига иногда наведывался в свою городскую квартиру, но чаще ночевал тоже где-то в пансионате. Иногда звонил Глеб-Фуджи, и Дим улыбался в трубку. Не мог признаться, что не работает в порту грузчиком, потому что не мог произнести вслух, что его мечта о новой жизни была самой настоящей глупостью.

Открытие наметили на первое июня. Легальную сторону «Фортуны» хотели высветить, поэтому и придумали эту пафосную церемонию.

Из столицы приехал Джин. Обнялись, как старые друзья.

– Ну, первый парень на деревне! – хлопнул Дима по плечу. – А я думаю, куда дешевое зелье уплывает? Наша школа.

– А ты – первый парень в городе! – кивнул Дим. – Я слышал. Поздравляю.

– Нам вместе работать, – Джин уже прикинул перспективы «Фортуны». – Буду тебя советовать нашим туристам.

Было похоже на договор. Дим довольно кивнул: теперь они были на равных паях.

Официоз начался в десять вечера. Выступил слегка пьяный мэр и сказал о возрождении курортных традиций города, о привлечении отдыхающих и о наполняемости городского бюджета. Потом выступил городской прокурор и сказал о стабилизации криминогенной ситуации в городе. Подтекст был таков: бригада Риги оказалась самой сильной криминальной структурой в городе и прижала хвосты прочим группировкам, а когда в город нагрянули залетные черные гастролеры и решили прижать «Фортуну» – Рига бросил оружие на землю, вышел вперед и объяснил им на их родном чеченском языке, что шансов у них здесь нет. Парни закивали дружно и пообещали ему всяческую поддержку. Тогда Рига обернулся к своим ошалевшим пацанам и сказал наставительно:

– Вот что значит учить в университете латынь.

И пацаны тоже дружно закивали. Именно эту стабилизацию имел в виду прокурор в своей спонтанной речи.

Потом городские мужи вместе с Димом резали тремя ножницами красную ленточку перед «Фортуной», и все остались с кусками ленты в руках. На этом официальная часть церемонии окончилась, и начался банкет.

На нескольких площадках танцевали и пели. Гости сидели за столиками на бесконечных террасах и выбирали точку приложения внимания на свое усмотрение. Впрочем, часто этой точкой оказывалась собственная тарелка с едой.

Около двенадцати среди гостей мелькнула высокая, несколько громоздкая фигура Выготцева.

– Вот человек, с которым тебе придется делить воду и воздух, – шепнул Диму пьяный мэр и поднялся: – Николай Петрович, наше вы солнце!

Дим увидел Выготцева впервые и старался оценить его без предубеждения. Если мэра, ментов, сотрудников прокуратуры, городских депутатов и бизнесменов влек к Диму чисто финансовый интерес, то Выготцева – простое любопытство, написанное на его широком, смуглом и морщинистом лице.

Дим поднялся и пожал ему руку.

– Рад видеть вас сегодня. И приглашаю бывать почаще...

– А рулетка тут есть? – спросил Выготцев.

Дим бросил взгляд на блюда.

– Здесь нет, но в казино найдется. Составьте пока нам компанию.

Выготцев сел рядом с Димом и Ригой и вдруг подскочил.

– Я ж девушку потерял! Пошла песни слушать моя маленькая...

Рига хмыкнул. Выготцев продолжал оглядываться. Вскоре его окликнул слабый голосок:

– Николай Петрович, где вы?

И столько было в этом «Где вы?» отчаяния, что Рига вскочил вслед за Выготцевым. Дим узнал ее голос, а потом увидел и саму Таню, которая приближалась к столику, ориентируясь на седую голову Выготцева, как на маяк.

– А, девочка моя, потерялась...

Выготцев при всех прижал ее к себе и подтолкнул к столику.

– Знакомься, крошка. Это наш хозяин Дима Стрельцов. А это... Рига. Наш оруженосец. А это наша маленькая девочка Таня...

Она взглянула затравленно, как волчонок. Выготцев усадил ее рядом с собой. Она, совершенно бледная, узнавшая Дима, стала стаскивать с рук перчатки, и никак не могла совладать с дрожью худеньких пальцев.

– Ну, маленькая...

Выготцев взял ее руку в свою и потянул перчатку зубами. Потом другую. Дим сидел неподвижно. Не дыша. Казалось, что подсмотрел что-то ужасно пошлое, от чего сносит крышу, отчего гадко и больно дышать. Рига вдруг усмехнулся.

– Вы перчатку прокусили, Николай Петрович. А это даже не первое блюдо.

Таня вдруг, собравшись с духом, посмотрела на одного Дима, и спросила, едва шевеля губами:

– Зачем же ты не уехал?

Выготцев глядел по сторонам, Дим – в тарелку, не поднимая глаз, а Рига – на полумертвую Таню. Никто не отвечал.

– Да, здорово у вас, ребятки. Только я есть не хочу, – сказал вдруг Выготцев. – А вот пойду с Павлом Ивановичем в казино. А ты, Танюша, покушай...

И пошел за мэром в сторону сияющих огней. Теперь тишина была полной, несмотря на грохот музыки, выстрелы шампанского и вскрики женщин. Это была особая тишина сердца, которая обрушилась на них и сковала движения.

– Рига, иди, – наконец, выдохнул Дим.

Рига еще раз взглянул на полумертвую Таню и спустился с террасы.

– Ну, «маленькая»... о чем еще ты хотела спросить? – бросил Дим. – Откуда у меня деньги? Почему я остался здесь? Потому что я наркоторговец. И всегда им был. И памятник был моей точкой. И ты была точкой... болевой точкой. Но уже не болит, прошло. Я – бандит, ты – проститутка. Чему тут болеть? Это не больно. Вон у Риги спроси – это в девятнадцатом веке болело, а теперь – норма. Теперь все так живут. Просто я этого не знал, когда тебя увидел. Ну, и ты, может, ничего обо мне не знала...

Она молчала. Смотрела на него широко раскрытыми глазами и не говорила ни слова. Ему сделалось дурно от этого молчания.

Дим встал, опрокинув стул, пошел прочь от террасы. Везде суетились и шумели гости. Везде пили и танцевали. А у него на сердце было тихо-тихо, сыро и холодно.

Он вернулся в свой люкс в «Фортуне» и упал на постель, не слыша ни фейерверка, ни хохота, ни взрывов шампанского.

21. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ГОВОРЯТ О СЕКСЕ?

Через час стали колотить в дверь. Сначала – недоуменно, потом – зло и требовательно. Дим поплелся к двери.

– Какого черта ты закрылся? – взорвался Рига. – Я что ли должен твоих гостей провожать?

– Пусть валят.

Дим лег и закурил, глядя в потолок.

– Ну? – спросил Рига. – Что? Это она?

– Она...

– Ну, симпатичная.

– Заткнись!

Рига дернул плечами.

– Не понимаю, в чем проблема. Бери ее себе.

– Из-под него? Я проституток ни из под кого еще не вытаскивал.

Рига поморщился и молча сел на подоконник.

– С чего ты взял, что она проститутка? – спросил после паузы. – Она смотрит так, словно мужчин в жизни не видела. Глаза перепуганные...

– Она мне не нужна, – отрезал Дим.

– Поэтому потолок коптишь? А она сорвалась, как чокнутая, – и в казино. Деда своего искать. И перчатки забыла. Она тебя боится просто. Она всех боится. Боится, что ее обидят – как-то по-новому, не так, как он. Она загнанная, измученая и несчастная. Она с ума сойдет, если он завтра не сдохнет. А он завтра не сдохнет. Он еще меня и тебя переживет.

– Было бы ей плохо, она бы его бросила...

– А кто ей помог его бросить? Ты?

– Еще чего! Я еще чужие проблемы не расхлебывал! – фыркнул Дим. – Шмотки ей нужны были, деньги, как всем. Теперь видит – и у меня есть. Прогадала, выходит.

Рига спрыгнул с подоконника и пошел к двери.

– Ты дурак. Не во всем, конечно. Но в некоторых вопросах – ты дурак. Девчонка попала в мышеловку, а ты смотришь, и о себе вздыхаешь.

– Пусть сыр доедает, раз полезла, – процедил Дим.

Рига хлопнул дверью. Где-то еще сыпал искрами фейерверк. Дим встал, чтобы закрыть дверь, но на пороге стояла Юля. Юля теперь работала в ресторане при «Фортуне», и благодарила за это Дима при каждом удобном случае.

– Что ты киснешь? Устал?

– Устал...

Она вошла и села на постель, одернув короткую юбку не вниз, а вверх.

– Не твоя смена? – поинтересовался Дим.

– Моя – с утра. А до утра я твоя.

Он толкнул ее на постель и упал рядом. Интересно, что требует от нее Выготцев? Каких ласк? Каких поцелуев? Что он чувствует при этом? И что чувствует она?

– Юль, а ты могла бы со стариком?

– Сколько... лет?

– Ну, лет шестьдесят...

– Фу! Низачто! – она скорчила гримаску отвращения.

– А если бы он заплатил?

– Сколько? – снова спросила Юлька.

Дим вспомнил ее серое платье, ее прокушенные перчатки и затравленные глаза.