355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тони Парсонс » One for My Baby, или За мою любимую » Текст книги (страница 9)
One for My Baby, или За мою любимую
  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 00:00

Текст книги "One for My Baby, или За мою любимую"


Автор книги: Тони Парсонс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

10

Я видел их каждый день, этих пожилых китайцев, производящих таинственные неторопливые движения в утренней дымке парка. Но тогда я фактически не замечал их. Я не мог разглядеть ни красоты, ни великого смысла в их неспешном танце. Они были уже слишком стары, а я молод и наивно полагал, что они вряд ли смогли бы меня чему-нибудь научить.

Я видел, как пожилые китайцы медленно выполняют стоя мудреные упражнения, имел возможность наблюдать за ними почти каждое утро в течение двух лет, но для меня они представляли собой только нечто вроде местного колорита, не более того. Занятия тайчи, которые я имел удовольствие созерцать, пока жил в Гонконге, я ставил на тот же невысокий уровень, что и ряды дешевых лавок, где продавались всевозможные травы, а также благовония, тлеющие в храмовых каменных сосудах на Голливуд-роуд. В этот же ряд можно было бы поместить и линию горизонта, составленную многочисленными высоченными растениями в горшках, выставленных на балконах квартир верхних этажей небоскребов. Еще вспоминаются рассуждения о правилах и законах фэн-шуй между кантонцами, работавшими в школе иностранных языков «Двойной успех», и, разумеется, фальшивые деньги, которые жгут на улицах в августе во время фестиваля Голодных привидений.

Да, я видел все это собственными глазами, но для меня подобные явления не имели большого значения. Они только лишний раз напоминали, что я нахожусь до невозможного далеко от родины. Все эти образы являлись для меня чем-то вроде почтовых открыток с изображением местных достопримечательностей, на которых с обратной стороны ничего не написано.

Но вот теперь, пока я, пыхтя, как паровоз, бегаю по парку, чтобы научиться дружить со своим телом, я вновь замечаю, как Джордж Чан занимается тайчи. На этот раз его древний танец начинает приобретать в моем мозгу некий смысл.

Иногда он приходит сюда не один. Зачастую вместе с ним в парке появляются двое его учеников. Если, конечно, можно назвать учениками этих длинногривых хиппарей или тех, кто бреется наголо, но (слава богу!) при этом ничуть не агрессивен и в придачу носит очки а-ля Джон Леннон. Вот оно – притяжение двух крайностей. Все в жизни этих людей протекает плавно и органично. Правда, надолго со стариком они не остаются, и меня это по-своему радует. Потому что больше всего мне нравится наблюдать за ним, когда он один.

Джордж всегда приходит в парк очень рано, когда весь город еще спит. Те, кто ведет ночной образ жизни, – пьянчужки, богема и тому подобные слои населения – уже разошлись по домам и улеглись спать. Те же, кто соблюдает правильный распорядок дня, в частности бегающие трусцой и занимающиеся своим здоровьем преуспевающие дельцы, которые зарабатывают в год шестизначные суммы, еще не поднялись. Единственным звуком, доносящимся до ушей в такие минуты, остается дальний гул грузовиков на Холлоуэй-роуд.

Это временное затишье длится недолго. Но Джордж Чан производит ежедневный ритуал неспешно, словно впереди у него целая вечность. Он движется как-то по-особенному, отчего создается впечатление, что этот человек твердо стоит на земле и в то же время является невесомым, словно парит в воздухе. Его руки обладают изумительной гибкостью, они плавно вздымаются и опускаются, напоминая крылья птицы. Вес старика перемещается с одной ноги на другую, но спина при этом остается на удивление прямой.

Есть в его движениях какое-то особенное очарование, я не могу выразить его словами. Поначалу мне кажется, что это некая умиротворенность, безмятежность. Но нет, тут таится что-то гораздо большее. Это состояние, в котором сочетаются и сила, и покой.

Лицо Джорджа невозмутимо и сосредоточенно. Верхняя половина туловища расслаблена до невозможности и остается в таком состоянии все время. Может, столь замечательный факт и привлекает мое внимание? Я никогда еще не видел человека, настолько владеющего своим телом.

Но вот упражнения заканчиваются, и я подхожу к старику.

– Спасибо за недавнюю помощь, – начинаю я.

Он молча смотрит на меня пару секунд, вспоминая, где и при каких обстоятельствах мы виделись.

– Что с носом у вашего приятеля?

– Сейчас он весь в бинтах. Но вы оказались совершенно правы, когда велели ему вернуть нос на прежнее место. Врачам практически и делать-то ничего не пришлось.

– Понятно. Что ж, хорошо.

– По-моему, я вам еще не рассказывал о том, что жил в Гонконге. Меня не было в Лондоне очень долго.

Джордж молча смотрит на меня, и я понимаю, что он ждет чего-то еще.

– Два года, – добавляю я. – Работал там учителем в школе иностранных языков. Я и женился там.

Он кивает, как мне кажется, с некоторым одобрением и спрашивает:

– На китаянке?

– На англичанке.

Больше я ему ничего не рассказываю о Роуз. Не люблю постоянно говорить о ней. И просто не хочу. Исторически сложилось так, что британцы считаются слишком скромными, чтобы распространяться на подобные темы. Они не делятся с незнакомцами своими сокровенными чувствами. Но сейчас я понимаю, что в стране изменилось и еще кое-что, пока я отсутствовал. И именно это «кое-что» заставило отца совершить поступок, достойный Рода Стюарта. Сегодня британцы, начав говорить о своих чувствах, уже не могут остановиться.

Может быть, на нас подействовала принцесса Диана. Возможно, именно она убедила нас поменять стоическую, чуть вздернутую верхнюю губу на эмоционально подрагивающую нижнюю. Не исключено, что озоновые дыры оказывают свое влияние не только на погоду, делая ее схожей с континентальной, но и на наш британский темперамент. Так или иначе, но в целом национальный характер англичанина, несомненно, изменился.

Проблема в наши дни уже не состоит в том, как принудить британца поговорить о своих чувствах. Теперь задача другая – как заставить его заткнуться, к чертовой матери!

– В Гонконге я часто видел, как люди занимаются тайчи. В парках.

– В Гонконге тайчи очень популярно, – кивает старик. – Особенно по сравнению с Великобританией.

– Это верно, – улыбаюсь я. – Но я так и не смог понять, какую пользу от тайчи извлекает человек… То есть внешне, конечно, эти упражнения выглядят довольно внушительно, – тут же добавляю я. – Особенно когда занимаетесь вы. Но я все равно ничего не понимаю.

– Тайчи служит многим целям: приносит пользу здоровью, избавляет от стресса, способствует безопасности вашего тела.

– То есть его можно использовать в качестве самообороны?

– Да, причем самой разнообразной. Понятно? Самой разнообразной. На ваше тело могут напасть извне и изнутри. Помните того наглеца, который сломал нос вашему приятелю?

– Так оно действует и против наглецов тоже?

– Вот именно. Кроме того, существуют разные болезни, бороться с которыми также помогает тайчи. Оно оберегает внутренние органы. Вам известно, что по-китайски означает слово «чи»?

– Ну… По-моему, оно означает что-то вроде внутренней энергии. Жизненную силу, если не ошибаюсь.

– Да.

– Но у меня ее, кажется, нет вообще. По крайней мере, я ее никогда не чувствовал.

– А кровь у вас по жилам течет?

– Что?

– Кровь у вас по жилам течет?

– Конечно.

– А вы это чувствуете? – Старик с удовлетворением кивает, заметив мое недоумение. – Разумеется, нет. То же самое можно сказать и про «чи». Оно существует. И не важно, знаете вы это или нет. «Чи» означает воздух. И еще энергию. Дух управляет разумом. Разум управляет «чи», а «чи» в свою очередь кровообращением. Тайчи учит вас управлять своим «чи» для того, чтобы ваша жизнь стала лучше. Мы говорим, что любое путешествие в тысячу миль начинается с одного шага. Так вот, первый шаг и есть тайчи.

Я киваю в ответ, давая понять, что до меня дошел смысл его слов, но тут меня подводит собственная жизненная сила, а конкретно – желудок. Он начинает так громко и настойчиво урчать, что я машинально вынимаю из кармана своего спортивного костюма батончик «Сникерса». Джордж Чан прищуривается.

– Хотите половинку?

– О’кей.

Я разворачиваю батончик, ломаю его и протягиваю старику половинку. Несколько секунд мы молча и сосредоточенно жуем.

– Предпочитаю «Марс», – сообщает он, поглощая смесь шоколада, арахиса и приторно-сладкой нуги. Он оценивает «Сникерс» так, как эксперт по винам может дать заключение о букете какого-нибудь редчайшего бургундского. Затем закрывает глаза, силясь что-то припомнить.

– «Батончик “Марса” каждый день – играть и работать уже не лень!»

– Что это? – интересуюсь я. – Старинное китайское изречение?

Джордж Чан одаривает меня лучезарной улыбкой.

В течение целой недели корень женьшеня обитает у нас на кухне, словно некая авангардистская скульптура. Мы с мамой подолгу изучаем его, напоминая сраженных наповал ценителей искусства, которые никак не могут постичь очередной шедевр своего кумира.

Женьшень похож на какой-то диковинный овощ с другой планеты. Он имеет бледно-желтый, почти белесый оттенок и жуткую форму. При этом с его боков во все стороны тянутся уродливые отростки, напоминающие щупальца, что придает корню определенное сходство со спрутом.

– А мне всегда казалось, что женьшень покупают в аптеке, – комментирую я. – Причем в виде капсул, которые удобно глотать.

– Наверное, его надо сварить, – задумчиво произносит мать. – Ну, ты же понимаешь… как морковку.

– Как морковку. Точно. Звучит правдоподобно.

– Или порубить на мелкие кусочки и поджарить. Ну, так же, как репчатый лук при пассеровке.

– Как репчатый лук. Значит, его можно съесть даже сырым.

Мы снова начинаем изучать корень женьшеня. Это единственное растение, которое своим внешним видом напоминает мне Человека-слона.

– Знаешь, дорогой, наши фантазии мне почему-то не очень нравятся, – признается мама.

– И мне тоже. Послушай, а что, если нам просто спросить у Джойс?

– Прямо сейчас?

– А почему бы и нет? Сейчас всего шесть часов. Ресторан еще не открыт. Тебе ведь хочется попробовать его?

– Конечно, милый, – кивает мама. – Ведь он помогает бороться со стрессом.

Из недр ресторана «Шанхайский дракон» раздается громкий недовольный женский голос. Некоторое время мы с мамой колеблемся: стоит ли заходить?..

В ресторане темно и прохладно. Мы ожидаем увидеть семью Чан в полном сборе, сидящую за обеденным столом и с удовольствием поглощающую суп или лапшу. Но сегодня здесь присутствуют лишь Джойс и ее маленький внук. Она, похоже, недовольна им и сердито ворчит на мальчика на смеси английского языка и кантонского диалекта.

– Ты что же, возомнил себя англичанином? – интересуется Джойс, после чего следует россыпь кантонских слов. И снова английский: – Ты только посмотри на себя в зеркало! – Снова кантонский, затем: – Вглядись повнимательней в свое лицо! Ты не англичанин!

Хотя мальчику на вид не больше пяти лет, он склонился над домашним заданием, которое, очевидно, уже долго и старательно выполняет под присмотром бабушки. Он пишет что-то в тоненькой тетрадке, а его красивое и круглое, как луна, лицо мокро от слез.

– Ты китаец! У тебя лицо китайца! И оно всегда будет таким! – Далее следует очередь кантонских слов. – Ты должен быть умней англичан!

В этот момент Джойс замечает у дверей нас с мамой. Но в ее глазах нет ни капли смущения. Я начинаю понимать, что Джойс вообще вряд ли когда-нибудь испытывает подобное чувство.

– Здравствуйте! – почти кричит она. Пожилая женщина все еще никак не может успокоиться. – Я вас не разглядела. У меня же нет глаз на затылке.

– Может, мы не вовремя? – осторожно интересуюсь я.

– Что? Не вовремя? Да нет, я просто поучаю своего дерзкого внука. Я внушаю ему, что он должен быть усердным и трудолюбивым.

– Но мне кажется, он еще слишком маленький, чтобы выполнять домашнее задание, – произносит моя мама.

– Домашнюю работу ему задает отец, а не школа. В школе сейчас разрешают детям делать все, что угодно. Полностью расслабляться. Без конца смотреть телевизор. Играть в видеоигры. Просто бездельничать. Как какие-нибудь миллионеры! Как самые настоящие плейбои. Как будто весь мир им чем-то обязан.

– Да-да, я понимаю, о чем вы говорите, – вздыхает мама и сочувственно смотрит на мальчика. – Как тебя зовут, милый?

Малыш молчит.

– Ответь тете! – рычит Джойс голосом недовольного сержанта, распекающего сонного и нерасторопного рядового.

– Уильям, – едва сдерживая слезы, мямлит внучок.

– Так же, как зовут принца Уильяма, – поясняет Джойс. Она ерошит его густую блестящую черную шевелюру и нежно щиплет малыша за щеку. – А его сестру зовут Диана. Так же, как принцессу Диану.

– Какие милые имена! – восклицает моя мама.

– Нам стало интересно узнать, как же правильно приготовить корень женьшеня, – приступаю я к делу. Мне хочется поскорее выбраться отсюда. – И как потом его нужно принимать.

– Принимать? Ну, способов много. Его можно пить как чай. Прямо из чайной чашки. Можно класть в суп. Так поступают корейцы. Можно еще проще. Сначала мелко нарежьте корень, высыпьте в кастрюлю с водой. Вскипятите. Поварите минут десять на медленном огне, потом процедите. Пропорция такая: на унцию корня наливайте одну пинту воды.

– Похоже, это совсем просто, – говорит мама и улыбается Уильяму.

Он тоже смотрит на нее своими большими влажными глазищами.

– Вы еще не попробовали корень? – интересуется Джойс.

– Пока нет. Как раз поэтому мы…

– Вам он будет очень кстати. – Джойс так и сверкает глазами, глядя на мать. – Женщинам он исключительно полезен, особенно пожилым. Но и не только женщинам. – Она переводит взгляд на меня. – Он помогает, если вы плохо спите или чувствуете усталость. Если вы – как это говорится? – совершенно промотаны.

– Измотаны.

– Да, измотаны. – Она подходит ко мне. – А вы кажетесь весьма измотанным, мистер.

– Это как раз то, что мне нужно! – восторженно восклицает мама, от радости хлопая в ладоши.

Джойс предлагает нам выпить чая. «Английского чая», как говорит она. Но мы ссылаемся на какие-то неотложные дела, извиняемся и уходим. Правда, не успеваем дойти до двери, как до нас снова доносится злой голос пожилой женщины. Она снова распекает мальчика, напоминая ему о том, что у него китайское лицо.

Пожалуй, впервые в жизни я начинаю понимать, как тяжело быть интернационалистом.

– Я не буду долго засиживаться, – предупреждает Джош, когда мы приходим пообедать в один из пабов в Сити, где уже собралось полно народу. Кстати, я тут единственный мужчина, одетый не в строгий деловой костюм.

– Неужели тебе нужно дозвониться до кого-то в Гонконге, перед тем как все уйдут из офиса?

Дело в том, что компания, где работает Джош, все еще имеет множество контактов с Гонконгом, и мне приятно об этом слышать. Создается впечатление, что я тоже каким-то образом связан с этими местами.

– Нет. У меня назначена встреча с клиентом. С женщиной. Ты бы ее видел, Элфи! Высший класс! Внешне похожа на Клаудию Шифер, но разговаривает как леди Хелен Виндзор или кто-то в этом же роде. Просто идеал английской речи. Правда, сиськи и попка не очень. Они, так сказать, берут не количеством, а качеством. Мне кажется, у меня появился реальный шанс. Нет-нет, Элфи, не улыбайся, это действительно так.

– Роскошная женщина из высшего общества? Как раз для тебя, Джош. Она поможет тебе избавиться от грубости в поведении и выражениях. И кстати, научит правильно пользоваться вилкой. И ты наконец-то прекратишь вытирать нос рукавом. Ну и все такое прочее.

Джош краснеет. Ему не нравится напоминание о том, что он никакой не герцог Вестминстерский. Джошу, в принципе, можно говорить все, что угодно. Он достаточно толстокожий. Но только не смейте даже сомневаться в его аристократическом происхождении!

– Она придет ко мне в офис ровно в два, – продолжает он, поглядывая на часы. – Поэтому долго я здесь торчать не могу.

Меня подобное заявление ничуть не обижает. Наши встречи очень часто начинаются с того, что Джош предупреждает, что скоро ему нужно будет оказаться в совершенно другом месте. Я уже привык к этому.

Мы заказываем мясо с карри у стойки бара, и тут я обращаю внимание на то, что следы повреждений на его лице постепенно исчезают. Бинты давно сняты, и, глядя на его нос, уже нельзя сказать, что он когда-то был серьезно сломан. Правда, под глазами еще остаются заметные синяки, но это можно отнести насчет бессонной ночи, нежели предположить, что они – следствие жестокого удара пьяного скинхеда-переростка. Мы забираем заказанные блюда и находим свободный столик.

– Ты иногда вспоминаешь тот вечер? – интересуюсь я.

– Какой еще вечер?

– Сам знаешь какой. Ну, когда мы ходили в «Шанхайский дракон». Тебе еще тогда нос сломали, а мне пересчитали ребра.

– Стараюсь забыть как можно скорее.

– А я вот думаю о нем постоянно. И никак не могу сообразить, что же произошло.

– Внезапная атака. Он застал меня врасплох. Истории известны подобные случаи. Возьми, к примеру, Пирл-Харбор… Жирный такой, кабан! Нужно было сразу полицию вызывать.

– Нет, я говорю не про то, что случилось с нами. Я имел в виду старика. С ним-то что происходило?

– Да ничего особенного. Когда он оказался рядом с нами, все уже было закончено.

Но я отрицательно мотаю головой:

– Речь не об этом. Тот парень, ну, толстенный скинхед, он ведь был готов сразиться с кем угодно. А потом появился старик. И скинхед отступил. Я ничего не понимаю.

– Ну, тут никакой тайны нет, – говорит Джош с набитым ртом. – Наверняка скинхед посчитал, будто у китайца за спиной имеется с полсотни родственников, вооруженных мачете. А ты давай торопись. У меня мало времени. Ешь свою порцию, пока она не остыла.

– Нет, ты не прав. По крайней мере, меня такая версия не устраивает. Дело в том, что старик был какой-то полностью расслабленный. Это было сразу заметно. Он не боялся. Он не испугался зрелого огромного мужчину, готового на все. Он его просто не испугался. И скинхед это сразу же почувствовал. В душе старика не было ни капли страха.

Джош неопределенно фыркает:

– А ты, наверное, почувствовал незримые толчки Великой Силы? Некую осмысленность присутствия в ресторане старого повара? Ты, конечно же, в очередной раз стал свидетелем проявления воздействия на человека одной из величайших тайных сил Востока?

– Я просто говорю, что он ничуть не испугался противника. Вот и все. А должен был бы.

Но Джош меня не слушает. Он быстро расправляется со своим блюдом, одновременно мечтая о шикарной блондинистой клиентке из высшего общества, которая должна заявиться к нему в офис ровно в два часа. Он мысленно оценивает свои шансы и составляет план действий. Но мне все равно хочется объяснить ему кое-что еще.

– Я подумал о том, как это, наверное, здорово – идти по жизни, не испытывая страха ни перед чем. Только представь, какой раскрепощенной чувствует себя такая личность, Джош. Вообрази, сколько свободы предоставляет подобное состояние. Ведь если ты ничего не боишься, значит, тебе никто не в состоянии причинить боль и страдания.

– Ну, если только при помощи бейсбольной биты, – ворчит Джош. – Кстати, как поживает твой старик? Все еще трахает мисс Швецию?

– Мисс Чехию. Он съехал от нас, но чувствует себя неплохо.

Джош понимающе кивает:

– Ты должен снять перед ним шляпу. Представляешь, в его-то возрасте иметь такую силу! Его нельзя осуждать.

– Но я не хочу, чтобы мой отец был таким жизнелюбом. Да и никому бы не захотелось. Да, конечно, его поступок в каком-то смысле вызывает восхищение в отношении его здоровья. Но с другой стороны, вряд ли кто-нибудь желал, чтобы подобное произошло с его родным отцом.

– Согласен. Примером для подражания его не назовешь. Да и что тут особенного? Подумаешь, хозяин трахается с прислугой!

– Ему и не нужно являться примером для подражания. Но мне хочется какой-то стабильности в жизни. Немножко тишины и покоя. По-моему, именно этого все дети и хотят от своих родителей. Разве нет? Пожалуй, это самое лучшее, что они могут тебе предложить, – чуть меньше забот и проблем. И мне очень неприятно сознавать, что мой отец гоняется где-то за молодыми чешскими девчонками, а также изо дня в день накачивает бицепсы и другие части своего тела. Я хочу, чтобы он серьезно задумался о более важных вещах. У него имелось для этого предостаточно времени. И он должен все понять. У отца была своя молодость, и он ее прожил. Но ведь теперь никто не желает стареть.

– Ну, если у кого-то действительно получается не стареть, то почему бы и нет?

– И никто не желает сдаваться и уступать дорогу следующему поколению. Все стремятся получить и использовать еще один шанс.

– Так что же в этом предосудительного?

– Все это – какая-то насмешка над прошлым. Каждый раз, когда начинаешь все заново, значение твоей предыдущей жизни уменьшается. Неужели это не понятно? Жизнь как бы становится изрубленной на крохотные кусочки. Если ты проделал бесконечное число попыток начать все сначала, то у тебя, скорее всего, ничего никогда не выйдет. Ведь чем больше стараешься, тем более жалкими выглядят твои потуги. Это что-то вроде одноразовой любви. Попользовался, выкинул и пошел за следующей порцией. А это уже не любовь, а какие-то отбросы.

– Неужели ты сам не хотел бы получить от судьбы еще один шанс, Элфи? – спрашивает Джош.

– Он у меня был. И я им уже воспользовался.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю