355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тони Парсонс » One for My Baby, или За мою любимую » Текст книги (страница 21)
One for My Baby, или За мою любимую
  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 00:00

Текст книги "One for My Baby, или За мою любимую"


Автор книги: Тони Парсонс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Поэтому она решает никуда не выходить. Все больше и больше времени она проводит в кровати. Она уже не ходит по магазинам, не проводит время с подружками в кафетериях за чашечкой ароматного напитка.

Я сижу рядом с ней и думаю о том, что моя бабуля – единственный человек в мире, чья любовь ко мне всегда оставалась искренней и не знающей границ. К чувствам других людей примешивалось что-то еще. Они все чего-то хотели от меня, на что-то надеялись и рассчитывали, может, даже мечтали и строили планы, связанные со мной.

А моя бабуля просто любила меня.

Понимая, что теряю ее, я беру бабушку за руку, хрупкую, всю в рисунке старческих вен. Я внимательно и озабоченно гляжу на ее лицо, лицо человека, которого я любил всю свою жизнь. Бабуля подрисовала брови, но как-то неровно, и эта немного размазанная краска словно рвет мне сердце.

– С тобой все в порядке? – задаю я самый, наверное, глупый вопрос на свете, замирая в ожидании положительного ответа.

– Просто замечательно, – улыбается она. – И ты у меня такой замечательный!

Моя бабуля до сих пор уверена, что у нее замечательный внук. И тут я задумываюсь.

Она или знает меня лучше всех остальных, или не знает совсем.

32

Он похож на такого садовника, который как минимум ведет свое собственное телешоу. Никак не меньше.

Он загорелый, спортивного телосложения, может быть, чуть робкий. Его выгоревшие на солнце волосы стянуты на затылке желтой резинкой. Он одет в спортивную новозеландскую рубашку для игры в регби и в общем выглядит выносливым, сильным, закаленным тяжелым физическим трудом мужчиной.

Этот скромный садовник выглядит отлично. Интересно, сколько ему лет? Пятьдесят? Никак не меньше, даже несмотря на то, что он продолжает носить молодежные кроссовки и шорты в стиле милитари с внушительным количеством карманов. Просто он отлично сохранился, а своей откровенностью и простотой, свойственной всем австралийцам и жителям Новой Зеландии, сразу располагает к себе. В отличие от нас, замкнутых британцев с вечно кислыми минами, тех, о которых говорят: себе на уме.

Моя мама и Джойс внимательно наблюдают за тем, как ловко и профессионально он подстригает розовые кусты.

– Весна уже на носу, – заявляет садовник. – Пора избавляться от тех стеблей, которые уже не дадут бутонов, и дать свободу новым побегам. – Он поворачивается к женщинам и одаривает их ослепительной улыбкой, не уставая тихонько приговаривать, всякий раз отхватывая садовыми ножницами очередную веточку: – Чик… чик… чик…

Я в волнении ожидаю, что сейчас ему здорово влетит от них обеих за то, что он осмелился самовольно, без всякого на то разрешения, подстригать кусты роз, принадлежащих моей маме. Но похоже, обе женщины ничего не имеют против. Более того, мне кажется, они просто очарованы и красотой этого мужчины, и его профессионализмом.

– Сколько вам лет? – интересуется Джойс.

– Ха-ха! – лишь усмехается он. – Ха-ха-ха!

– Вы хорошо зарабатываете? – не отступает Джойс. – Вы женаты?

Он краснеет, и это заметно даже на его загорелом лице. Теперь мне кажется, что это довольно приличный человек, несмотря на то что он сейчас пытается заигрывать с мамой и Джойс. Наверное, такова его оборонительная реакция на вопросы любопытной китаянки. К тому же, как мне помнится, негодяи не способны краснеть. Вот, например, мой отец вообще никогда не краснел.

– Мне показалось, что сейчас вы отстригли веточку слишком близко от почки, – замечает мама, возвращаясь к делу.

– У этой молодой леди острый глаз, – констатирует садовник, и теперь наступает очередь моей мамы краснеть и смеяться. Садовник же, напротив, становится очень серьезным. – Миссис Бадд, все дело в том, что отстригать лишнюю ветку следует как раз вблизи почки. Таким образом можно будет поддержать нужную форму всего куста.

– Она уже не миссис Бадд, – поправляет его Джойс. – Она больше не замужняя женщина. У нее развод, и судебное решение будет вынесено очень скоро. Все закончено.

– Джойс!

– Она одинокая.

– Ну, зато настолько привлекательная, что долго одинокой оставаться никак не будет, – понимающе кивает садовник.

Мама закидывает голову назад и весело хохочет, наслаждаясь собой и своим хорошим настроением.

– Наверное, – отвечает она и тут же добавляет: – Но я при этом еще и достаточно умна, чтобы не стремиться повторно выйти замуж.

– Никогда не говорите «никогда», миссис Бадд.

– Зовите меня просто Сэнди.

– Сэнди, – послушно и задумчиво повторяет садовник, словно смакуя звучание этого имени. – Сэнди.

Все должно было быть иначе, чем получилось. Но дело в том, что моя мама сейчас смотрится так, словно ее выпустили из неволи, причем досрочно. А вот отец, который как раз и вырвался на свободу, выглядит забитым и замученным стариком.

Как это произошло? Почему?!

Пока моя мама худела, постоянно что-то делала со своими волосами и шаг за шагом снова собирала по кусочкам свою жизнь, она постепенно сдружилась с Джойс, начала заниматься садом и окрепла на свежем воздухе. Отец же, напротив, буквально на моих глазах начал разваливаться на части.

Мама с удовольствием занимается физическим трудом, приводя в порядок сад. Ей приятно это делать, она проводит время за любимым хобби. Отец же начал сильно выпивать, ест непонятно что и в основном бездельничает. Он растолстел и обрюзг, постоянно угрюм и вечно чем-то недоволен. И я стал замечать, что он выглядит старше своих лет.

Отец продолжает обитать в крошечной съемной квартирке, и мне кажется, что он словно потерялся между двумя жизнями: старой, где присутствует моя мама, а он является мужем, и новой, где существует Лена, а он выступает в роли любовника. Но теперь, когда обе женщины вычеркнуты из его жизни, он уже не является ни мужем, ни любовником. Отец пребывает в некой сумеречной зоне и перебивается пиццами и прочей сухомяткой, ютясь при этом в чужом доме. Он напоминает бедного студента, хотя на самом-то деле ему скоро стукнет шестьдесят.

Я встречаюсь с ним каждый день в квартире у бабушки, слышу, как он обсуждает с мамой, что нужно сделать. Похоже, ситуация меняется очень быстро. И те слова и фразы, которые раньше для нас ничего не значили – «лежачий больной» и «прикованный к постели», – теперь полны нового смысла, и мы осознаем весь их ужас.

Может ли бабушка оставаться жить в своей квартире? Или ее стоит перевезти отсюда в другое место? А что по этому поводу думает ее лечащий врач? И когда он собирается снова прийти к ней?

Мои родители остаются удивительно вежливыми друг с другом. Отец обращается с мамой с почти болезненной формальностью, как будто хорошо осознал, что его позорное бегство из семьи нанесло ее сердцу страшную рану и теперь потребуется очень много времени, может быть, даже долгие годы, чтобы залечить ее. Мать ведет себя куда более естественно, чем он. Она не стесняется выражать свои чувства и может сердиться и спорить с ним в тех случаях, когда они не могут прийти к единому решению той или иной проблемы. Особенно это касается вопроса, куда стоит отправить бабулю – то ли в хоспис, то ли в дом престарелых. Но и то и другое просто сводит маму с ума. И в конце подобных дискуссий она сдержанно, но решительно дает отцу понять, что в любом случае она будет ощущать вину за то, что отправит бабушку умирать в одно из государственных лечебных учреждений.

Отец более сдержан. Он позволяет себе раздражаться только тогда, когда остается наедине со мной.

Мама уходит, и я ставлю диск Синатры «Возврата нет». Я знаю, что бабушка любит засыпать под звуки хорошей музыки. Кстати, это один из недооцененных в свое время альбомов певца. Последний, записанный им для компании «Кэпитол» в сентябре 1961 года. Многие поклонники Синатры считают этот диск довольно слабым. Они говорят, что Фрэнк, записывая его, якобы лишь формально выполнял свои контрактные обязательства перед студией. Но тут есть несколько вещей, которые я бы смело назвал бессмертными. Это «Мы с тобой еще увидимся», «Пока время проходит» и, конечно, «Второй такой, как ты, не будет никогда».

Когда я слушаю эти песни, то уже не чувствую себя таким одиноким.

– Почему ты всегда заводишь только своего разлюбезного Синатру? – сердится отец. – Боже мой! Я восемнадцать лет слушал эту муру, пока рос.

– Но ей нравится такая музыка, – возражаю я.

– Я знаю, что ей нравится Синатра. Я просто предлагаю хоть ненадолго сменить пластинку и послушать что-нибудь другое. Например, мелодии в стиле соул или еще что-то.

– Но ей уже восемьдесят семь лет, – напоминаю я. Мне стыдно, что мы с ним лаемся из-за музыки, пока в соседней комнате мою бабушку (а его мать) заживо сжирает рак. – У нее нет записей «Би джиз» или чего-то такого. Ты уж прости.

– «Би джиз» никогда не относились к стилю соул, – информирует меня мой старик.

– А кто же они в таком случае?

– Шайка бездарных криворотых самозванцев.

– Ну, ты у нас писатель, значит, твои определения должны быть точными. Ты ведь умеешь обращаться со словом?

– Я сейчас не работаю.

– А ты никогда не работаешь.

Приезжает Изюмка, и отец подбрасывает меня до дома на своем модном автомобиле. Жаль, что я отношусь к нему с сочувствием и глубоким пониманием. Он этого не заслуживает. Он несчастлив, и я искренне считаю, что он достоин подобного наказания за то, что вот так запросто бросил мою мать. Но мне все равно его жалко. Может, его незавидное существование стало слишком дорогой расплатой за содеянное?

Все эти долгие ночи, которые он проводит один на съемной квартире, холодная пицца вместо домашнего обеда, стареющее, слабеющее тело, да еще и презрение собственного сына в придачу!

И все это за то, что он попытался использовать еще один шанс стать по-настоящему счастливым!

– Они были знакомы с Роуз? – интересуется Джеки, когда мы выходим из моей квартиры.

Я поворачиваюсь к ней. Сегодня Джеки оделась в какое-то умопомрачительное платье в китайских традициях, но выполненное, скорее всего, западным модельером. Темно-синяя ткань сочетается с ярко-красной отделкой. Оно плотно облегает ее фигуру, недлинная юбка имеет сбоку завлекательный разрез. Однако сегодня Джеки ничуть не напоминает проститутку. Напротив, она выглядит восхитительно.

– Кто должен быть знаком с Роуз?

– Твои друзья, ну, те, к кому мы идем в гости. Они были знакомы с твоей женой?

– Джош ее хорошо знал. Они вместе работали в Гонконге. Он тоже юрист. А больше ее никто не видел. А почему тебя это интересует?

– Мне нужно знать, будут ли они мысленно сравнивать меня с ней. Мне это важно. Станут ли они, глядя на меня, думать: «Нет, это вам не Роуз. Нет, она ничуть не похожа на нашу Роуз».

– Никто не собирается сравнивать тебя с Роуз, успокойся.

– Честно?

– Честно. Тем более что она никогда не была «их Роуз». Они с ней не знакомы. Только Джош. А он сам… Господи, Джеки, давай прекратим этот разговор и просто пойдем в гости. Хорошо?

– Как я выгляжу?

Она приглаживает платье, и этот жест, демонстрирующий ее волнение и неуверенность в собственной привлекательности, трогает меня до глубины души.

– Ты просто невероятная.

– В самом деле?

– Да. Именно невероятная. И никак иначе тебя не опишешь. Уж в словах-то я разбираюсь. Я ведь учитель английского языка. «Невероятная» – прилагательное, означающее «удивительная», такая, в которую даже трудно поверить. И это действительно так.

Джеки светится от удовольствия:

– Спасибо.

– Не за что.

– Я просто чувствую, что Роуз была настолько совершенной женщиной, что никто не может даже сравниться с ней, не говоря уже о том, чтобы ее превзойти.

– Джеки…

– Именно. Она была настолько совершенной, что ни разу не сказала и слова невпопад, всегда знала, как нужно правильно одеться, и всегда выглядела безупречно.

– Откуда ты знаешь, как она выглядела? И как ты можешь говорить, что она одевалась правильно?

– Я видела много ее фотографий. Внутри твоего храма… то есть, извини, дома.

– Послушай, тебе не нужно соревноваться с Роуз. И никто не собирается сравнивать тебя с ней.

– В самом деле?

– Конечно.

«Ну, если не считать меня», – размышляю я.

Но при этом вовсе не имею в виду ничего обидного для нее.

Я постоянно сравниваю женщин с Роуз. И так происходило всегда, после того как погибла моя жена.

Это происходит само собой, независимо от моей воли. Я смотрю на них – на Йуми, Хироко, Ванессу, Ольгу, Джеки, на умных, красивых и даже невероятных женщин – и всегда повторяю про себя одно и то же: «Нет, это не она».

33

Я нажимаю на кнопку домофона, и нас впускают в уже знакомый мне особняк в Ноттинг-Хилл. Мы поднимаемся на четвертый этаж. За дверью квартиры слышно, как полным ходом идет вечеринка. Гости смеются, звенят бокалы, и кажется, что все присутствующие стараются говорить одновременно. Я собираюсь постучаться, но в этот момент Джеки останавливает меня:

– Подожди, подожди.

– Что случилось?

– Сама не знаю. Правда, Элфи, не знаю. Ну что я-то здесь делаю? Зачем я сюда пришла? Какой смысл? Ну правда?

– Чтобы познакомиться с моими друзьями, – спокойно отвечаю я. – Чтобы повеселиться и хорошо провести вечер. Годится?

Она неуверенно кивает головой, и я стучусь в дверь. Никто не открывает. Я стучусь уже громко и продолжительно, и на этот раз дверь распахивается. На пороге стоит Тамсин, дружелюбная и симпатичная, светловолосая и босая. Она приветливо улыбается мне, словно это не я опозорился у нее в квартире. Как будто это не я вел себя по-хамски и испортил вечеринку, нажравшись «Цинтао» после шампанского. Она вся светится, будто я и есть ее лучший друг, которого она ждала. Это мне нравится. Благородство духа порой меня обезоруживает.

Мы целуем друг друга в щеку, обмениваемся дружеским рукопожатием, после чего она поворачивается к Джеки.

– Какое необычное платье! – восклицает Тамсин. – Прелесть. Где вы достали такое? Это что-то очень дорогое, я уже чувствую.

– Нет, – улыбается Джеки. – Я его купила у себя в местном магазинчике.

Наступает короткая пауза. Затем Тамсин откидывает голову назад и заливается веселым смехом. Она считает, что Джеки решила пошутить.

– Я даже могу дать вам его адрес, если хотите, – продолжает Джеки, неуверенно улыбаясь хозяйке дома. – Магазинчик называется «Сюзи Вонг». Говорят, туда иногда даже знаменитости заходят. Но я в это не верю.

– Ну, заходите и знакомьтесь с моими гостями, – предлагает Тамсин, уступая нам дорогу.

Квартира битком набита народом. Похоже, что здесь все хорошо знают друг друга. Нам тут же вручают по бокалу шампанского. Потом какая-то дама восторженно восклицает что-то насчет нового кольца Тамсин, подаренного ей Джошем по поводу помолвки. Все присутствующие тут же начинают по очереди рассматривать умопомрачительное кольцо и восхищаться чистотой и размером бриллианта. Есть что-то показное и неестественное в поведении этой странной компании. Нельзя не почувствовать натянутость в каждом их жесте, в каждом слове. Смена темы (а говорят они о ценах на недвижимость, частных школах и, разумеется, о работе) обязательно встречается ахами и охами, как будто здесь свершаются какие-то невероятные открытия.

Джош стоит в середине большого зала и разглагольствует о тайчи.

– Нас обучает этому искусству замечательный маленький китаец. Он знаток своего дела, буквально собаку на нем съел. Тайчи прекрасно помогает от стресса. И еще расширяет сознание. Вот что значит тайчи, если хотите.

Джош начинает для наглядности размахивать руками, демонстрируя какое-то упражнение, и при этом, разумеется, расплескивает шампанское на пол.

– А я знакома с системой тайчи, – подключается к разговору женщина, которая кажется мне смутно знакомой. Ах, ну конечно, это же Индия. – У меня даже есть магнитная запись лекций на эту тему. Их читает какой-то чернокожий.

– Это называется тэ-бо, – поправляет ее кто-то, и все общество умиляется такой обворожительной ошибочке гостьи.

– Тайчи, тэ-бо, да хоть «фиг-знает-что» – мне какая разница! – хохочет Индия, и ее маленькое личико морщится в гримаске.

– Какие они все тут самоуверенные, – шепчет мне Джеки. – Даже когда говорят откровенные глупости, вид у них – дай бог каждому!

Среди гостей я узнаю Дэна, мужа Индии. Тут же присутствует и Джейн, миловидная толстушка с прошлой вечеринки. Правда, сейчас ей удалось немного скинуть вес и завести дружка. Она кивает мне, но на ее лице я замечаю некоторую прохладу. Но я не виню ее за это. Дэн смотрит как будто сквозь меня. Однако это не враждебность. Скорее, его способность запоминать лица не превышает ту, которой обладает средняя курица.

– Итак, старина Джош наконец-то женится! – провозглашает Дэн. – А кто из вас знает, как определяет женщина, что ее муж умер?

– В сексе никаких перемен не происходит, только приходится учиться пользоваться пультом дистанционного управления, – отвечает Джеки.

– Какая разница между подружкой и женой? – На этот раз вопрос предлагает сам Джош.

– Примерно сорок пять фунтов, – отчеканивает Джеки.

– А какая разница между бойфрендом и мужем? – не отступает Джош.

– Сорок пять минут, – безупречно отвечает моя спутница.

– Черт возьми, это уже забавно, – бормочет сраженный Дэн.

Мы с Джеки осваиваемся, и нам тут нравится. Мы пьем шампанское бокал за бокалом и стараемся держаться вместе. Вечеринка идет полным ходом. Есть что-то в англичанах, представителях среднего класса, что делает их схожими с кантонцами. Они как-то небрежно равнодушны ко всему тому, что их окружает. Это не показуха и, разумеется, не враждебность. Им действительно глубоко начихать на всех. И если вас это тоже не слишком трогает, вы можете составить чудесную компанию и общаться с ними в свое удовольствие сколько угодно.

Затем кто-то из присутствующих задает Джеки простенький вопрос, один из тех, которые принято задавать в большом городе при первом знакомстве. И с той минуты все идет кувырком.

– А чем вы занимаетесь?

Это Джейн. Та самая толстушка, у которой стали понемногу налаживаться дела. Сейчас она смотрится замечательно. Еще самоуверенней ее делает новый ухажер-скромняга в очках, за которого она постоянно хватается, словно тот может куда-то улизнуть. И хотя я прекрасно понимаю, что это самый безобидный вопрос, который задают каждому новому гостю на подобных встречах, все же мне известно, как болезненно относится Джеки к своей профессии. Мне почему-то кажется, что Джейн вознамерилась отомстить мне за то, что в прошлый раз я не клюнул на ее пышные формы, сидя за праздничным столом с экзотическими салатами!

– Чем я занимаюсь? – переспрашивает Джеки, и у меня сердце уходит в пятки.

Ну все. Вечеру конец. А мне так нравилось слушать, как она обменивается глупыми шуточками с Джошем и Дэном, как тихонько комментирует поведение гостей и дает им забавные характеристики. Одним словом, Джеки наслаждалась вечеринкой, и вот теперь все испорчено! И все из-за этой Джейн. А ведь я считал ее довольно привлекательной!

– Да. Чем вы занимаетесь? Простите, я забыла, как вас зовут.

– Джеки.

– Джеки, – повторяет Джейн таким тоном, словно впервые услышала столь непривычное, экзотическое имя. Впрочем, может, так оно и есть.

– У меня своя собственная компания.

Окружающие замирают. Ответ Джеки производит на них должное впечатление. Все они мечтают доказать, что являются достойными представителями капиталистической системы. Теперь они смотрят на Джеки по-новому. Какие же мысли сейчас проносятся в головах присутствующих? Чем владеет эта молоденькая женщина? Что это – начинающая маленькая фирмочка, умещающаяся в крохотном офисе, или очередное агентство по продаже и покупке недвижимости, каких уже полным-полно в Сохо? А может быть, эта дамочка занимается модой? Слишком уж у нее восхитительное и необычное платье!

– «Счастливая уборщица», – продолжает Джеки. – Так называется моя компания.

– «Счастливая уборщица», – эхом повторяет Джейн, силясь найти в нехитрых словах некий тайный смысл. – В какой же вы области процветаете? – И она замолкает, с уважением разглядывая Джеки.

– Все очень просто, – поясняет та. – Мы занимаемся уборкой офисных помещений.

Меня так и подмывает остановить ее, прежде чем она зайдет слишком далеко. Так и хочется сказать что-то вроде: «Мадам, обналичьте ваши выигрышные фишки и ступайте-ка из-за стола!»

Однако шампанское и раскрасневшиеся раскормленные лица гостей не позволяют ей замолчать на полуслове. И она с удовольствием продолжает.

– Мы занимаемся уборкой офисов в лондонском Уэст-Энде. У нас даже есть свой слоган: «Уборка и чистка старомодными способами. Делаем все своими руками».

– Что ж, денежное предприятие, – понимающе кивает Джош. – Можно неплохо заработать, могу поспорить. Тем более что «старомодными» способами. Это привлекает и звучит как-то ностальгически. Сейчас это модно. Пожалуй, лучше-то ничего так вот сразу и не придумаешь! Неплохо.

– Фантастика! – восхищенно покачивает головой Индия, как будто в мире еще никто не додумался заниматься уборкой офисных помещений.

Джеки одаряет гостей своей ослепительной улыбкой, и мне уже начинает казаться, что острый угол обойден. Но не тут-то было!

Джейн по-прежнему внимательно смотрит на нее.

– Значит, в вашем подчинении находится целая армия этих… ну, как их лучше назвать… мисс Половая Тряпка? И эти работницы скребут, чистят и моют офисы по всему Лондону?

Я грустно думаю про себя: «Как же хорошо, что я в прошлый раз проигнорировал тебя полностью, сучка ты бессердечная! Да и никакая ты не миловидная, если присмотреться хорошенько, а толстая и одинокая злючка».

– Нет, – наивно объясняет Джеки. – Я на своей фирме практически одна. Ну, иногда мне помогает подруга, когда много заказов и я не успеваю. Но, как правило, я справляюсь сама.

– Понятно! – кивает Джейн. – Значит, мисс Половая Тряпка – это вы сами и есть!

Раздается взрыв хохота. Они смеются над Джеки, а она не может присоединиться к ним. Она не может посмеяться над собой и вообще превратить разговор в шутку. Поступить так же, как они, наплевать на них на всех и позабыть об этом неприятном инциденте. Слишком тяжелая у Джеки жизнь, чтобы она могла вот так просто говорить и смеяться, когда дело доходит до ее работы. Поэтому она молча стоит посреди хохочущей толпы, раскрасневшаяся и обиженная, а они все ржут и никак не могут остановиться. Джейн и Индия, Джош и Дэн и даже очкастый безымянный поклонник толстухи.

Но проходит время, и смех смолкает. Я-то понимаю, что, в принципе, все эти люди безобидны по своей натуре. Ну, может быть, кроме Джейн. Они вовсе не хотят обидеть Джеки, и теперь их разговор переходит на тяготы ведения домашнего хозяйства. Они говорят о политике и поденной работе, а также о том, как феминизм привел к проблеме: женщины отказываются чистить туалеты. Обо всем этом они сами слышали только краем уха или успели прочитать в воскресных газетах, во время утреннего похмелья. Далее беседа плавно перетекает в другое русло. И вот они уже обсуждают смежную проблему. Как трудно, или даже практически невозможно, подыскать человека, которому можно было бы полностью доверить уборку своего собственного жилища. Джеки тихонько тянет меня за рукав. Она никак не может успокоиться.

– Я хочу уйти отсюда.

– Нельзя.

– Почему?

– Потому что в этом случае они победят.

– Они победят в любом случае. Так происходит всегда.

И мы остаемся. Но ни мне, ни Джеки уже не интересно и не радостно находиться здесь. Она отвечает только тогда, когда кто-нибудь обращается непосредственно к ней, сама никаких разговоров не заводит и не поддерживает. Я отвожу свою спутницу в сторонку, где мы обсуждаем висящие на стенах гравюры, кольцо Тамсин и прочую ерунду, которая только приходит мне в голову. Наконец мы собираемся уходить. Джеки напоследок отправляется в туалет, чтобы привести себя в порядок.

В этот момент ко мне подходит Джош.

– Мне она нравится, – сообщает он. – Милая девушка.

– Мне она тоже нравится, – признаюсь я.

– Но, дорогой мой старина Элфи, когда же ты найдешь для себя подходящую женщину?

– Что значит «подходящую»? – не понимаю я.

– Дело в том, что у тебя постоянно появляются… неподходящие для тебя подружки, что ли. Взять, к примеру, твой маленький гарем иностранок. Они все, конечно, симпатичные и так далее. Наверное, ты испытывал разные ощущения каждый раз, так сказать, для экзотики и колорита. Я не влезаю в чужие дела, приятель. В свое время я на чужбине тоже позабавился на славу, и тебе это хорошо известно. Но ты не можешь принимать их серьезно, чудак. Ты же не считаешь, я надеюсь, что эта острота ощущений будет оставаться у тебя в течение всей жизни? Все эти женщины тебе не подходят. Ну а теперь еще вдобавок и мисс Половая Тряпка.

– Не называй ее так.

– Прости. И все же, Элфи, когда ты опустишься на землю? Она ведь не Роуз, правда?

– Мне кажется, она понравилась бы Роуз. Наверное, Роуз посчитала бы ее забавной и совсем не глупой.

– Немножко грубовата, но это и понятно. Зато язык у нее без костей, да и палец в рот не клади.

– Наверное.

– Но что такого замечательного в том, что она моет полы и таким образом зарабатывает себе на жизнь? То, что она бедна, еще не означает, что она хрустальной чистоты человек.

– Она одна воспитывает ребенка. У нее девочка двенадцати лет. Мне кажется, что того, кому это удается, можно назвать смелым человеком.

– У нее есть ребенок? Тогда смелым скорее можно назвать тебя, Элфи. Я бы не стал связываться с женщиной, у которой под боком будет присутствовать вечное напоминание о моем предшественнике. Извини, конечно, за прямоту… – Он насмешливо поднимает свой бокал с шампанским, словно хочет произнести тост. – Ты, оказывается, куда лучше меня.

– А я никогда в этом и не сомневался, Джош.

Мы оба смеемся, но как-то невесело. И теперь я задумываюсь над тем, что я сам, собственно говоря, делаю здесь, в компании совершенно чужих мне людей? Неужели я пришел сюда только потому, что больше мне и идти, в общем-то, некуда? Или, может быть, подсознательно мне все-таки хочется находиться рядом с этой толпой, чтобы вот так же беззаботно пить и веселиться, позабыв обо всем, что творится на свете? Ну и что с того, что мне вовсе не наплевать на окружающих? Или же моя проблема заключается в том, что чужие трудности мне совсем не безразличны?..

– Как вы назовете состояние женщины, у которой парализована нижняя часть туловища? – выкрикивает тем временем Дэн.

– Замужество, – отзывается Джош, и под всеобщий хохот мы с Джеки покидаем этот дом.

Мы берем такси до вокзала. Джеки молчит, удобно устроившись на заднем сиденье большого черного автомобиля.

– Мне кажется, ты была там самая красивая, – замечаю я. – И самая умная.

– Я тоже так считаю. Тогда почему мне сейчас как-то не по себе?

На этот вопрос я не нахожу ответа.

Я наблюдаю, как Джеки идет по платформе, заходит в поезд, чтобы отправиться к себе в Эссекс. Она не оборачивается. Но когда я собираюсь уходить, Джеки вдруг высовывается из окошка, машет мне рукой и улыбается. Она словно хочет сказать: «Не волнуйся, они не смогут обидеть меня на долгое время. В конце концов все будет хорошо».

Она храбрая. Очень. Вот она какая. Джеки – храбрая женщина.

«Да, – думаю я про себя. – Это могла бы быть она».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю