Текст книги "Русская идея: иное видение человека"
Автор книги: Томас Шпидлик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
Понятие «сердце», встречающееся в Библии и в писаниях Отцов, было известно русским духовным мыслителям[1391]1391
A. LEFEVRE, Cor et cordis affectus. Usage biblique//DS 2, 2 (1953). Col. 2278–2281.
[Закрыть]. Оно очень хорошо вписывалось в их национальное религиозное сознание, что подтверждается многочисленными народными выражениями и оборотами речи. Иностранцы отмечают, что русские люди не делают ничего, что им не по сердцу[1392]1392
J. LEGRAS, L’ame russe. Paris, 1934. P. 248.
[Закрыть]. Говоря о подвижниках, Николай Бердяев разъясняет: «Когда русский человек уходил из мира, шел путем подвижничества и достигал святости, он не мог уже писать, не мог творить произведений, объективирующих его духовный опыт. Он сам становился совершенным произведением, продуктом Божьего творчества»[1393]1393
H. БЕРДЯЕВ, Русская религиозная идея//Проблемы русского религиозного сознания. Берлин, 1924. С. 67.
[Закрыть]. Духовная жизнь сосредоточивается в сокровенной глубине, в сердце.
Но особое значение понятие сердца приобретает в эпоху Петра Великого, когда начинается противодействие рационализму. В это время, когда в стране возникают первые попытки секуляризации, следующей по стопам эпохи Просвещения, преп. Паисий Величковский основывает в Молдавии новое большое монашеское движение неоисихастов, последователей Добротолюбия. Основное внимание в нем сосредоточивается на очищении сердца и «сердечной молитве»[1394]1394
Ср.: Philocalie grecque. Vol. V. Athenes, 1963. P. 233–235 (Index: kar–dia).
[Закрыть]. Но рационалистическая тенденция эпохи Просвещения встречает оппозицию не только в религиозных кругах. Достаточно вспомнить, что после победы над Наполеоном царь Александр I поддерживал все формы мистицизма[1395]1395
T. SPIDLfK, Russie. La periode synodale//DS 13 (1988). Col. 1176 ff.
[Закрыть]. А обер–прокурор Святейшего Синода кн. А. Н. Голицын утверждал, что истинная религия – это «религия, которая затрагивает сердце». И тот же самый язык использует «библейская школа Филарета Московского»[1396]1396
Ibid. Col. 1178.
[Закрыть]. Можно процитировать одного из учеников Филарета, К. Богословского–Платонова, для которого «отличительной особенностью евангельского учения является умягчение сердец». А для А. Бухарева только мистика сердца может быть истинно христианской[1397]1397
Ibid.
[Закрыть]. Подобные утверждения принимались почти без сопротивления даже в догматических и апологетических учебниках в течение всего XIX века. И потому мы можем прочесть, что «вера рождается в сфере чувств» и что она есть «дело сердца»[1398]1398
Ю. НИКОЛИН, Вера. Сергиев Посад, 1903. С. 13.
[Закрыть], то, что Б. Вышеславцев стремится доказать, обращаясь к историческому и экуменическому контексту[1399]1399
Сердце в христианской и индийской мистике. Париж, 1929.
[Закрыть], а В. Зеньковский развивает тему сердца на основе антропологического анализа[1400]1400
Об иерархическом строе души//Научные Труды Русского Народного Университета в Праге. Вып. II. 1929.
[Закрыть].
Мнение славянофилов в связи с этим было ясным: народ действует «по сердцу»[1401]1401
А. ХОМЯКОВ, Полное собрание сочинений. Москва, 1910. Т. VIII. Письма. С. 276 и сл.
[Закрыть], которое не противостоит уму, если он здрав. Эта позиция выражена в одном письме И. Киреевского, где автор критикует лекцию Шлейермахера о Воскресении Христа, потому что «сердечные убеждения образовались в нем [Шлейермахере] отдельно от умственных»[1402]1402
«Его система похожа на языческий храм, обращенный в христианскую церковь, где все внешнее, каждый камень, каждое украшение напоминает об идолопоклонстве, между тем как внутри раздаются песни Иисусу и Богородице» (цит. по книге: Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 32). Ср.: A. KOYRE, Etudes sur I’histoire de la pensee philosophique en Russie. Paris, 1960. P. 11 ff.
[Закрыть]. Это замечание имеет большое значение. Именно потому, что русские не видели существенного различия между умом и сердцем, интерес к сердцу становится одной из характерных черт философии, как это можно заметить, читая, например, Историю украинской философии Д. Чижевского'.
С другой стороны, поскольку знание сердца «превосходит» логику ума и «доступно до конца только самому Богу»[1403]1403
Б. ВЫШЕСЛАВЦЕВ, Сердце в христианской и индийской мистике. С. 12.
[Закрыть], всегда нелегко излагать эти темы в форме точных понятий[1404]1404
ОН ЖЕ, Вечное в русской философии. С. 274.
[Закрыть]. Однако христианская духовная традиция после известных колебаний сумела достичь определенного равновесия.
Понятие сердца, этого телесного органа, во всех языках обладает еще и богатым метафорическим значением. Кроме того, оно является ключевым понятием словаря Библии[1405]1405
A. LEFEVRE, Loc. cit.
[Закрыть]. Однако слово это с трудом вписывается в круг понятий, разработанных традиционной психологией[1406]1406
La spiritualite. P. 106; La priere. P. 263 ff.
[Закрыть], что приводит к затруднениям в истолковании библейских текстов. Верные умозрительному духу своей культуры, греческие Отцы, конечно, неслучайно заменили библейское слово lev, levav, словом nous, mens. Dianoetikon, ум, – это, согласно св. Григорию Богослову, ««сердце чисто» из Псалма 50, 12»[1407]1407
Or. 40,39//PG 36,416 ab; La priere. P. 263.
[Закрыть]. Сюда восходит и классическое определение молитвы как «восхождения ума [nous] к Богу»[1408]1408
Творения аввы Евагрия//Аскетические и богословские трактаты. Слово о молитве, 36. Москва, 1994. С. 81; La priere. P. 46 ff.; La spiritualite. P. 294 ff.
[Закрыть]. Даже в эпоху Средневековья можно найти много латинских текстов, в которых сердце отождествляется с умом[1409]1409
J. CHATILLON, Cordis affectus au moyen age//DS 2,2 (1953). Col. 2288–2300; La priere. P. 264.
[Закрыть]. И Б. Вышеславцев отмечает, что «по–латыни cordatus homo означает не «сердечного человека», а «разумного человека»»[1410]1410
Вечное в русской философии. С. 271.
[Закрыть].
XII век во многих отношениях рассматривается как век чувств (affectus), пытавшийся описать отношения между душой и Богом на языке любви. И потому для Фомы Аквинского заповедь «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим» при противопоставлении чувств сердца (cordis affectus) разуму (intellectus) является не чем иным, как actus voluntatis quae hie significaturpercor[1411]1411
(Волевой акт, выражающий себя через сердце. – Прим. Пер.). См.: Summa theol. 2–II, 44, 5; La priere. P. 264.
[Закрыть]. Эта формула более соответствует тому направлению первых веков, которое можно определить как «духовное делание»[1412]1412
La spiritualite. P. 22.
[Закрыть]. Вскоре, однако, неизбежно возникло, особенно в народном благочестии, противодействие «волюнтаризму» в защиту «чувств». И sursum corda (горе имеем сердца) — это «возношение чувств к Богу».
Этот вид духовности хорошо известен на Востоке[1413]1413
Ibid. Р. 24.
[Закрыть], хотя и принимается он с некоторыми оговорками. Можно ли сводить, духовную жизнь только к какому–то одному виду человеческой деятельности, идет ли речь о разуме или о воле? Трудно разделять такое убеждение, поскольку в Библии сердце заключает в себе полноту жизни, охватывающую всего человека, со всеми ввдами его деятельности, со всеми его отношениями. Но с другой стороны, верно, что человек придает какой–то одной своей способности большее значение, чем другой, в зависимости от его склонностей. Несомненно, что человек, взращенный европейской культурой, на первый план выдвигает разум. В свою очередь, аскеты совершенно убеждены в том, что необходимо умерщвлять чувства с помощью свободной воли. Тогда возникает вопрос: если рассматривать сердце как главное начало в человеке, то не будет ли это нарушением порядка иерархической структуры души?
Когда А. А. Лебедев пишет, что «православным началом в человеке» должен быть ум (nous), а не сердце[1414]1414
О латинском культе сердца Иисусова. Разности церквей Восточной и Западной (в способе воззрения и учении о любви). 2–е изд. С. – Петербург, 1903.
[Закрыть], он дает втянуть себя в полемику против католического почитания Святого Сердца. Напротив, Т. Спачил, собрав наиболее характерные высказывания русских апологетов конца XIX века о религии как «сердечном чувстве», полагает, что вера полностью противоположна рациональному познанию, что впоследствии приводит его русских последователей к иррационализму и заблуждениям модернизма[1415]1415
Th. SPAClL, Doctrina theol. Orientis separati de revelatione, fide, dogmate. Roma, 1935. P. 106 ff.
[Закрыть].
Узел противоречий завязывается из обычно принимаемого разделения психологической деятельности души на три части: сознание, воля и чувства. Оно составляет основу синтеза и для святителя Феофана Затворника, классического автора в том, что касается православного русского учения о сердце[1416]1416
Т. SPIDLIK, La doctrine spirituelle de Theophane le Reclus. La Cceur et Г Esprit//ОСА, 172. Roma, 1965.
[Закрыть]. Однако для избежания серьезных недоразумений необходимо поставить вопрос о важности этого разделения. Традиционная психология, часто несколько поверхностно, прилагает эти три психологические функции к трем началам (уму, воле, сердцу), четко различающимся между собой. Но именно это и отказывается признавать Феофан Затворник. Чувства для него неотделимы от других «начал» или «органов» или, если прибегнуть к его же языку, неотделимы от других «частей души». Б. Вышеславцев подтверждает это: «Как будто бы сердце есть сознание вообще, все то, что изучается психологией», и более того, даже и состояния тела; а значит, все, что затрагивает сердце, затрагивает саму жизнь[1417]1417
Б. ВЫШЕСЛАВЦЕВ, Вечное в русской философии. С. 271.
[Закрыть].
Итак, «чувство» – это психологический феномен в общем виде. И хотя Феофан Затворник отделяет его и от рационального познания, и от свободной воли, с другой стороны, он настаивает на том, что все начала человека своим естественным вместилищем должны иметь сердце. «В сердце отражаются своей деятельностью все силы существа человеческого на всех их ступенях. Следовательно, в нем должны быть чувства духовные, душевные и животно–чувственные, которые, впрочем, и по образу своего происхождения, и по своим свойствам, так разнятся, что и самую способность чувствовать надобно полагать в трех видах: 1) сердце как приятелище и вместилище духовных чувств; 2) сердце как вместилище душевных чувств; 3) сердце как вместилище низших, чувственно–животных чувств»[1418]1418
Начертание христианского нравоучения. Москва, 1895. С. 313,316,322.
[Закрыть].
Отсюда возникает нравственный вопрос: какую духовную ценность должны придавать мы различным чувствам и как развивать их? Ведь уже не будет больше делаться различий между сознанием, волей и чувствами, но только между чувствами низшими и высшими, среди которых чувства «духовные» займут наиболее важное место.
Духовные чувстваО пребывании Духа в нашем сердце можно узнать посредством «духовных чувств». Они свидетельствуют о том, что в божественном мире мы находимся «как в своей стихии»[1419]1419
Там же. С. 307.
[Закрыть], что существует сродство между Богом и человеком[1420]1420
Там же. С. 309.
[Закрыть], естественное «сочувствие с миром Божественным»[1421]1421
Там же. С. 307.
[Закрыть].
Для грешников же, напротив, «Божественное есть земля неведомая, и при вопросах они не могут сказать, хорошо ли там или худо»[1422]1422
Там же.
[Закрыть]. В этом описании мы легко узнаем то, что Отцы передавали понятием anais–thesia (бесчувственность, нечувствие) – ожесточение сердца[1423]1423
Ср.: Jean CLIMAQUE, Echelle 18//PG 88, 932.
[Закрыть]. Исцеление от этого можно обрести лишь в противоположном – в apatheia (бесстрастии)[1424]1424
La spiritualite. P. 261 ff.
[Закрыть]. Но бесстрастие вовсе не является синонимом каменного сердца, как полагали стоики. Напротив, бесстрастное для всего «плотского» (в нравственном смысле слова), сердце становится чрезвычайно чутким и чувствительным к проявлениям Духа и Его наставлениям. Феофан Затворник четко выделяет радикальное противопоставление, существующее между бесстрастием и бесчувственностью, нечувстви–ем. Бесстрастие, как говорит преп. Иоанн Лествичник, – это «небо на земле»[1425]1425
Echelle 29/ /PG 88, 1148.
[Закрыть], а нечувствие – это ослепление греха[1426]1426
ФЕОФАН ЗАТВОРНИК, Начертание христианского нравоучения. С. 309.
[Закрыть].
Обычно христианин, стремящийся к совершенству, находится перед лицом этих двух крайностей. Те, кто борются со своими страстями, могут испытать Божественную сладость[1427]1427
ОН ЖЕ, Письма к разным лицам… Москва, 1892. С. 108 и сл.; La spiritualite. P. 77.
[Закрыть], достичь состояния «духовного здравия», однако Господь дает эту благодать «сколько хочет и когда хочет»[1428]1428
, Письма к разным лицам…. С. 110.
[Закрыть]. С другой стороны, «нельзя сказать, что у грешника не было никаких религиозных чувств; но в этих чувствах преобладает беспокойство, угнетающий страх, чувство некоторым образом болезненное, беспокойное, вследствие коего не хотят или даже боятся вознести мысленные свои очи на небо к Богу»[1429]1429
Начертание христианского нравоучения. С. 315.
[Закрыть]. И потому Божественная педагогика христианской жизни состоит в очищении духовных чувств, чтобы они могли охватить собой всего человека.
Цель христианской жизни есть постепенное «одухотворение». «Существо жизни о Христе Иисусе, жизни духовной, – пишет Феофан Затворник, – состоит в преложении душевно–телесности в духовность; или в одухотворении души и тела»[1430]1430
Письма о духовной жизни. Москва, 1903. С. 247; Theophane. Р. 196 ff.; La spiritualite. P. 34.
[Закрыть]. Но поскольку душа и тело имеют свои собственные чувствования, цель аскетических усилий должна состоять во все большем и большем их одухотворении. А чувства душевные Феофан Затворник разделяет на три категории: теоретические, практические и эстетические[1431]1431
Начертание христианского нравоучения. С. 316; Theophane. Р. 51 ff.
[Закрыть].
Чувства теоретические – это интуиция истинного и ложного. С одной стороны, мы наделены способностью к разумению, которое формулирует понятия и судит об их верности, руководствуясь правилами логики. Но, помимо этой способности, человеку присуща еще и «любознательность» и желание обладать истиной, и он испытывает удовольствие, когда может сохранить ее как сокровище[1432]1432
Начертание… С. 316.
[Закрыть]. Посредством благодати происходит одухотворение этих чувств, и тогда возникает «ощущение божественной истины».
«Чувства практические суть те движения сердца, кои состоят в существенной связи с деятельностью воли»[1433]1433
Там же. С. 318.
[Закрыть]. Они являют себя в любви ко всему доброму. Когда они одухотворяются, то становятся влечением к добру, потребностью в добре, желаемом Богом.
И, наконец, «эстетические чувства суть те движения сердца, кои происходят в нем от действия на него особенного рода предметов, называемых изящными, или прекрасными»[1434]1434
Там же. С. 320.
[Закрыть]. Они «суть следствия вращения сердца в себе самом, или в своей благодати»[1435]1435
Там же. С. 316.
[Закрыть]. Не анализируя текстов Феофана Затворника, напомним только, что, в сущности, он согласен с тем, что мы говорили выше о красоте[1436]1436
См. с. 98 наст, издания.
[Закрыть], воспринимаемой как всеохватывающее постижение реальности. И органом такого постижения может стать только сердце, центр целостного человека. Очевидно, что эстетические чувства особенно нуждаются в одухотворении для того, чтобы они были в состоянии охватить всю божественно–человеческую премудрость. Такое чувство прекрасного, говорит Феофан Затворник, «есть или воспоминание о потерянном рае, или предощущение будущего Небесного Царствия»[1437]1437
Начертание… С. 320.
[Закрыть].
Телесные же чувства суть те, которые мы ощущаем как низшие и грубые, подобные чувствам животных[1438]1438
Там же. С. 322.
[Закрыть]. Их яростный характер расщепляет единство человека и является следствием греха. Под воздействием Духа они могут смягчаться и становиться полезными духовному человеку[1439]1439
Там же. С. 326.
[Закрыть]. Таким образом, совершенные достигают такого состояния, когда они начинают «чувствовать Бога» в собственных телах[1440]1440
Theophane. Р. 55 ff.
[Закрыть].
Это будет результатом их одухотворения. В жизни мы часто замечаем, что наше сердце может быть взволновано самыми противоположными чувствами. Аскеза требует от нас определенного насилия над собой. И потому нужно «держать сердце в руках и подвергать чувства, вкусы и влечения его строгой критике». Но это только на время. «Когда очистится кто от страстей, пусть дает волю сердцу»[1441]1441
Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться? Москва, 1914. С. 29; Theophane. Р. 230.
[Закрыть]. Тогда все чувства сольются воедино, и это будет рай на земле.
И потому Феофан Затворник не любит безусловных суждений об экстатических состояниях. Совершенство, утверждает он, состоит в гармоническом взаимодействии всех начал, составляющих человека, всех истинно человеческих чувств. Но он считает, что сильное сосредоточение на какой–то одной форме деятельности иной раз может привести к «приостановлению» движений других способностей души[1442]1442
Письма о духовной жизни. Москва, 1903. С. 154.
[Закрыть]; о них забывают, они становятся неосознаваемыми, их больше не «ощущают».
Как же судить о таких состояниях? Было бы противоестественно, если бы низшая часть, например, тело, господствовала бы до такой степени, что заглушала бы высшие. Обратное же похвально, и происходит при восхищениях духа, во время экстазов: «в это время останавливаются обычные душевные движения, но не действия духовные»[1443]1443
Письма о духовной жизни. С. 251; Theophane. Р. 253.
[Закрыть]. Итак, в экстатическом состоянии над человеком властвует только «чувство Духа». Но здесь, как отмечает автор, речь вдет лишь об особых, исключительных состояниях, ограниченных определенным временем. По этим же причинам и русские старцы в принципе были против чрезмерной аскезы, которая может до такой степени противопоставить друг другу различные чувства, что потом будет очень трудно их гармонизировать[1444]1444
Theophane. Р. 252 ff.
[Закрыть].
После того как мы описали универсальный характер понятия «чувство», нам будет легче перейти к объяснению того, что следует вкладывать в понятие «сердце». Поскольку все чувства исходят из него, то оно должно быть объединяющим центром человеческой личности. Именно его мы назвали «субъективным всеединством»[1445]1445
См. выше с. 98 наст, издания.
[Закрыть], ибо именно сердце поддерживает энергию всех сил души, сил чувственно–животных и телесных[1446]1446
Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться? С. 26 и сл.
[Закрыть].
И если для аналитической мысли греческой и западной традиции трудно принять такое явное смешение различных функций души и соотнести, как это и сделано в Библии, мысли, волевые решения, чувства, память, целостное отношение только с одним органом, то такой подход вполне соответствует русскому сознанию. Даже с точки зрения материалистической, пишет о. Павел Флоренский[1447]1447
Столп и утверждение истины. X, письмо 9–е. С. 263 и сл.
[Закрыть], сердце является естественным центром человека; слово сердце является уменьшительной формой от слова сре–до, «выражающего идею нахождения или действования «внутри», «между»». Сердце обеспечивает определенное единосущие (komoousia) всех членов, само его положение в теле уже указывает на это и легко заметить симметрию верхней и нижней части тела. «Уже поверхностный взгляд указывает естественное расчленение человеческого тела на голову, грудь и живот»[1448]1448
Там же. С. 266.
[Закрыть]. «Вот почему благодатная мистика сердца – явление здоровья и уравновешенности организма, тогда как ложная мистика головы или чрева всегда имеет либо своим корнем, либо своим плодом болезнь и души, и тела»[1449]1449
Там же. С. 733, прим. 479.
[Закрыть]. Несомненно, следует признать, что сердце в метафорическом, психологическом и духовном смыслах сохраняет одну и ту же функцию, являясь корнем всех других начал в человеке. «Сокровенный сердца человек» (/ Петр. 3, 4), о котором говорит апостол Петр, был для Феофана Затворника не чем иным, как сердцем, «истинным и подлинным «Я»»[1450]1450
Theophane. Р. 42 ff.
[Закрыть]. Сердце «и есть истинный человек, – говорил уже Г. Сковорода, – вся внешняя наружность в человеке есть не что иное, как маска»[1451]1451
В. ЗЕНЬКОВСКИЙ, История русской философии. Т. 1.4. 1. С. 72.
[Закрыть].
Очевидно, что такой подход создавал определенные трудности для тех, кто хотел бы рассматривать «сердце» лишь как одно из ряда других начал в человеке. В действительности это понятие должно обозначать их единство: любить Бога «всем сердцем твоим» означает искать Его «всею душою твоею и всем разумением твоим» (Мф. 22, 37) и «всею крепостию твоею» (Мк. 12,30). И тогда возникает вопрос: как же достичь этого единства, этой человеческой целостности? Здесь сокрыто две принципиальных концепции. Первую мы назовем «статической», а вторую – «динамической».
Статическая целостность и динамическое единствоТермином «статический» мы хотим обозначить гармонизующий аспект слияния всех начал человека в настоящем времени, в момент, в который мы действуем. Для иллюстрации этого утверждения Феофан Затворник использует аналогию с театром. Когда актер играет свою роль не на сцене, его игра многое утрачивает. То же самое происходит и с деятельностью одного, изолированного начала в человеке: оно становится искусственным и его эффективность уменьшается[1452]1452
Начертание христианского нравоучения. С. 306.
[Закрыть]. Именно так и случается, когда человек силой своей свободной воли воздействует на непокорные чувства. Такое «насилие» требуется для аскезы, однако при этом сердце мучается и разрывается. Если такое состояние длится долгое время, оно становится опасным и может нарушить духовное равновесие личности. Необходимо терпеливо «изменять сердце», чтобы достичь гармонии в человеке не только в момент совершения им действия, но и на протяжении всей его жизни. Ибо человек есть то, что он делал вчера, что он делает сегодня и то, что он будет делать завтра. Живой организм пребывает в «историческом» развитии, что может привести к неустойчивости, опасности падения, но и к опыту обращения. «Как это получается, – часто вздыхают святые, – что мы ведем такую опасную жизнь!»[1453]1453
Therese D’AVILA, Obras completas. Madrid, 1951. Vol. I. Libro de la vida. Ch. 6. P. 624.
[Закрыть] Мы не способны совершить никакого действия, которое длилось бы вечно. Бос–сюэ видел в этом ошибочное желание достичь совершенства в этой жизни посредством деяния, сообразного лишь с жизнью будущего века[1454]1454
BOSSUET, Instructions surles etats d’oraison. Livre 1,20. Paris, 1697. P. 26; La spiritualite. P. 108.
[Закрыть].
Однако идеалом христианского Востока всегда было «состояние молитвы», katastasis, то есть привычное расположение души, каким–то образом заслуживающее именоваться молитвой само по себе, вне зависимости от действий, которые оно более или менее часто порождает[1455]1455
F. JETTE, Etat//DS 4, 2 (1961). Col. 1372–1388.
[Закрыть]. Это состояние молитвы является в то же время и состоянием всей духовной жизни, устойчивым расположением сердца[1456]1456
La spiritualite. P. 108.
[Закрыть].
Всегда в движении – таково состояние и барометра во время бури, сердце же несет в себе исток определенной устойчивости. Оно несомненным образом направляет нашу жизнь и формирует в человеке весьма определенную внутреннюю структуру. Пусть укореняются в нем добрые намерения, тогда в этой жизни сердце будет единственным поручителем нашего будущего спасения и сокровищем добрых дел в прошлом, памятью о них[1457]1457
Theophane. P. 297.
[Закрыть]. Если в этом описании обнаруживаются противоречивые аспекты, это не должно нас удивлять, ибо речь идет о жизни, которая «имеет свои доводы, которые не ведомы разуму», как говорил Паскаль.
Можно понять трудность, с которой сталкивается человек технической цивилизации, желающий соединить истинное познание с «чувствами». Ему легче допустить, что помимо концептуального познания существует и другая его форма – «интуитивная». Именно она обозначается как «сердечные чувства», если прибегнуть к языку русской духовности. Такая интуиция может быть только личностной.
Рационалистическая культура Запада, утверждает Киреевский, сосредоточилась на абстрактных, безликих понятиях, тогда как восточная культура обращена прежде всего к расположению духа тех, кто мыслит, тех, кто говорит[1458]1458
См. выше с. 72 наст, издания.
[Закрыть]. Подход к действительности через сердце – это подход «эмоциональный». Но именно таким, по утверждению Бердяева[1459]1459
Опыт эсхатологической метафизики. Париж, 1946. С. 23 (по–франц.).
[Закрыть], он и должен быть.
Будучи личностным и неотделимым от жизни, сердечное познание тесно связано с нравственными качествами того, кто мыслит, и в особенности с любовью, которой он живет[1460]1460
Theophane. Р. 124 ff.
[Закрыть]. Любовь – объединяющая сила личности. Сердечное чувство открывает и созидает «единосущие» всего того, что существует, что, согласно Флоренскому, является идеалом познания.
