Текст книги "Русская идея: иное видение человека"
Автор книги: Томас Шпидлик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
Согласно св. Василию Великому, все нравственные принципы можно свести к заповедям. В России же некоторые учителя нравственности превращали заповеди в советы: чтобы донести искупление до людей, Христос учредил Свою Церковь, в которой нет места для приказаний, но лишь для увещеваний[1192]1192
Митр. ПЛАТОН (ЛЕВШИН), ср.: TYSZKIEWICZ, Moralistes. P. 69.
[Закрыть]. В своем Пространном христианском катехизисе Филарет Московский утверждает, что Иисус Христос предложил Свое учение, не навязывая его, но провозглашая блаженными тех, кто примет его и будет исполнять[1193]1193
Пространный христианский катехизис Православно–Кафолической Восточной Церкви. Москва, 1914; TYSZKIEWICZ, Moralistes. P. 83.
[Закрыть].
В своей книге Этика преображенного эроса[1194]1194
Этика преображенного эроса. Париж, 1931; ср.: Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 491.
[Закрыть] Б. Вышеславцев на основании многочисленных цитат из Писания утверждает, что христианство заменило рабство закона свободой милосердия и законническую мораль – восхождением к преображенному эросу. Даже те, кто ни в коей мере не хотели преуменьшать значение божественных заповедей, призывают не забывать, что они лишь имеют воспитательную ценность, и, следовательно, относительны. Так, Вл. Соловьев представлял читателям свою книгу о нравственной философии «как систематический указатель правого пути жизненных странствий для людей и народов»[1195]1195
Оправдание добра. Предисловие.ко 2–му изд.//Собр. соч. Т. VII. С. 1.
[Закрыть]. Это странствие должно закончиться встречей со Христом[1196]1196
Ср.: Три разговора//Собр. соч. Т. VIII. С. 464–582.
[Закрыть]. Отделенные от личности Христа, заповеди теряют свой смысл. Евангелие, взятое само по себе и рассматриваемое лишь как книга нравственных норм, превращается в утопию. И не с целью ли противостояния морализаторским установкам Льва Толстого написан Идиот[1197]1197
Идиот//Собр. соч. Т. 8.
[Закрыть] Достоевского? И тогда «евангельский христианин» князь Мышкин предстает как обманчивый образ Спасителя, как «неудачник».
Вовсе не русские открыли дискуссию о важности заповедей в духовной жизни, и они никогда не пытались предлагать альтернативных решений. Их своеобразие или, скорее, национальный характер, окрасивший эту проблему, проявился в постановке следующего вопроса: что такое божественный закон? Несомненно, что источник божественного закона – это нравственное учение Писания и христианской традиции. Постепенно он стремился сформулировать нравственные обязанности, опираясь на универсально значимые принципы. «Закон по существу своему, – пишет Вл. Соловьев, – есть общепризнанное и безличное (то есть, не зависящее от личных мнений и желаний) определение права, или понятие о должном (в данных условиях и в данном отношении) равновесии между частною свободою и благом целого – определение или общее понятие, осуществляемое чрез особые суждения в единичных случаях или делах»[1198]1198
Оправдание добра. Ч. III, гл. 17, X//Собр. соч. Т. VII. С. 393.
[Закрыть].
Сомнения русских мыслителей можно выразить, прибегнув к следующему возражению: принцип выражает потребность «природы», однако именно «личность» ответственна за добро и зло. И потому личность нуждается в «персональном» путеводителе на пути спасения. Из этого следует необходимость духовного руководства, доверенного тем, кто является не простым «истолкователем закона», но истинным «духовным отцом».
«Этика закона, – утверждает Бердяев, – это этика социальной обыденности». Свое философское выражение она обрела в кантианстве, а свой религиозный образ – в фарисействе. Такая этика «организует жизнь среднего человека, человеческих масс»[1199]1199
Н. БЕРДЯЕВ, О назначении человека. Париж, 1931. С. 99. Бердяев, который борется против «объективации» в гносеологии, является гораздо большим врагом абстрактной нравственности, которую он разоблачает в толстовстве; ср.: О достоинстве христианства и недостоинстве христиан. С. 30.
[Закрыть]. Флоренский замечает, что библейская традиция уподобляет заповеди пути. Есть «два пути», мудрости и безумия, добродетели и порочности. Путь предполагает знание цели и разнообразие призваний каждого[1200]1200
Столп и утверждение истины.УШ, письмо 7–е. С. 166 и сл.
[Закрыть]. Следует ли из этого заключить, что нравственные законы относительны? Нужно не забывать о противоречии, существующем между потребностью в законе и необходимостью его преодолевать[1201]1201
Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 308.
[Закрыть]. Разрешение этого противоречия может быть достигнуто не с помощью простого компромисса, но в «супраморализме»[1202]1202
Н. ФЕДОРОВ, Философия общего дела. Т. 2. С. 236, 264; Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 409.
[Закрыть].
Гессен в своей интерпретации романа Братья Карамазовы Достоевского видит в трех братьях – Дмитрии, Иване и Алеше – воплощение трех степеней блага и соответствующих им трех искушений зла. Дмитрий символизирует естественную основу нравственности, выраженную полуинстинктивными чувствами доброты, жалости и благоговения; Иван символизирует благо, ставшее объектом размышления, он ищет рациональный смысл жизни. Это кантианская автономная добродетель, состоящая в свободном исполнении долга без любви. Высшая степень блага воплощена в Алеше, который любит каждое живое существо «ни за что», в его индивидуальной целостности, и который в любой данный момент принимает творческое участие в жизни других людей. Фигуру старца Зосимы в этом романе Гессен рассматривает как выразителя сверхнрав–ственной святости. Он истолковывает идею старца о том, что «всякий пред всеми за всех и за все виноват», как указание на то, что Царство Божие и принцип, на котором оно зиждется, выходит за пределы противопоставления между добром и злом. С точки зрения Гессена, старец Зосима стоит выше сферы морали, тогда как Федор Павлович Карамазов – даже не достигает ее[1203]1203
С. ГЕССЕН, Философия наказания/ /Логос. 1912–1913; Философия добра в «Братьях Карамазовых»//Современные Записки, 1928; ср.: Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 409.
[Закрыть].
Несомненно одно: старцы вовсе не «освобождали» от необходимости следовать божественному Закону и не «переделывали», его. Скорее, они стремились осмыслить этот Закон в свете Духа. Нравственность «мета–номична», но не «а–номична». Грех, согласно ап. Иоанну, есть беззаконие (аномия) (1 Ин. 3, 4). Быть вне Закона, объясняет Флоренский, то же самое, что быть вне бытия[1204]1204
Столп и утверждение истины. VIII, письмо 7–е. С. 170.
[Закрыть].
Русские мыслители полагают, что достоинство человека основано на том, что он является личностью. Зло, разрушающее бытие, прежде всего враждебно человеческой личности. В этом контексте становится понятным утверждение Вл. Лосского о том, что грех есть падение личности до уровня природы или «смешение личности и природы»[1205]1205
Очерк мистического богословия Восточной Церкви. С. 174.
[Закрыть]. Личность созидается отношениями любви; грешник же, напротив, «утверждает себя как индивид, как собственник собственной своей природы, которую он противополагает природам других как свое «я»»[1206]1206
Там же.
[Закрыть].
Нужно ли рассматривать грех как «падение»? Эта концепция хорошо разработана Отцами, которые видели в Адаме венец совершенства. Русские мыслители вообще рассматривали творение динамическим образом, в постепенном становлении, и потому грех они считали оборотной стороной этого динамизма. По терминологии С. Булгакова, грех внесофиен или антисофиен[1207]1207
Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 272; С. Н. БУЛГАКОВ, Свет невечерний. Москва, 1917. С. 263.
[Закрыть]. Согласно Л. Карсавину, грешник довольствуется'полубы–тием или полунебытием[1208]1208
Л. П. КАРСАВИН, О личности. Каунас, 1929; О началах. Берлин, 1925. С. 59; Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 387.
[Закрыть]. И потому, по его убеждению, говорить о борьбе со злом – значит использовать отходы дуалистической терминологии.
Правильнее было бы говорить о возрастании несовершенного существа до совершенства, то есть до личности. О переходе от эгоизма через любовь к вечной жизни[1209]1209
L. KARSAVIN, Der Geist des russischen Christentums, §6//BUBNOFFII. S. 335; ср.: H. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 387 и сл.
[Закрыть]. Грех переворачивает жизненный процесс, он ведет от жизни к смерти, поскольку приводит к самоубийству[1210]1210
В своих снах Раскольников снова и снова ударяет старуху по голове, но каждый раз после этого она начинает заливаться жутким смехом. Он никак не может до конца убить ее. Кара ясна: «Не старушонку я убил, а себя самого», – думает Раскольников (Преступление и наказание. Ч. III, VI//Собр. соч. Т. 6. Ленинград, 1973. С. 211 и сл.).
[Закрыть]. Евгений Трубецкой объясняет это так: «Если Бог есть жизнь, то что такое грех, как не отпадение от жизни? Такое понимание греха представляется единственно религиозным; если мы продумаем его до конца, то внутренняя, существенная связь между грехом и смертью становится очевидною; потому всякие сомнения в соразмерности наказания с виною отпадают сами собою: смерть не есть внешнее наказание за грех, которое может быть заменено каким–либо другим наказанием, более мягким, или вовсе отменено, ибо смерть лежит в самой природе греха»[1211]1211
Смысл жизни. Берлин, 1922. С. 407–408.
[Закрыть].
Личность по природе своей агапична, а грех – это эгоизм. Учение Отцов о противопоставлении philautia (себялюбия) любви[1212]1212
I. HAUSHERR, Philautie. De la tendresse pour soi–тёте a la charite selon Maxime le Confesseur//OCA 137. Rome, 1952; см. т^кже: Столп и утверждение истины. XII, письмо 11–е.
[Закрыть] было настолько усвоено русской традицией, что один протестантский путешественник приводит такое смелое, слышанное им утверждение: «Грех, совершаемый из любви к Богу, уже не является грехом»[1213]1213
Е. BENZ, Die Ostkirche im Lichte der protestantischen Geschichtsschrei–bung. Miinchen, 1952. S. 43.
[Закрыть]. А Б. Вышеславцев подытоживает общеизвестное учение: эгоизм неизбежно приводит к обеднению бытия как для самого эгоиста, так и д ля прочих субъектов психо–материальной сферы. Таким образом, эгоизм—это главное зло, порождающее все остальные, производные от него типы зла, неизбежно связанные с относительной изоляцией всех действующих индивидов, источником разрушения и распада космоса[1214]1214
Вечное в русской философии. С. 256–271; см. также: J. RUPP, Message ecclesial de Solowiev… Paris, 1975. P. 359; А. ПОКРОВСКИЙ, Православнохристианское нравственное богословие. Саратов, 1909. 6–е изд. С. 58.
[Закрыть]. П. Евдокимов видит этот символический аспект воплощенным в фамилии главного героя Преступления и наказания: Раскольников происходит от раскола, схизмы, отделения, изоляции. Преступление изолирует, отделяет от мира. «Оставьте. Оставьте меня все… Прочь от меня! Я один хочу быть, один, один, один!»[1215]1215
Преступление и наказание. Ч. И, V//Собр. соч. Т. 6. С. 119; P. EVDOKIMOV, Gogol… P. 236.
[Закрыть]
Еще раз отметим основное исходное различие между традиционными авторами, писавшими на духовные темы, и мыслителями XX века. Первые рассматривают реальность любви как первичную, как естественное состояние человека, чтобы затем представить уловки эгоизма как падение. Вл. Соловьев[1216]1216
Ср.: J. RUPP, Loc. cit.
[Закрыть], как и Л. Карсавин[1217]1217
H. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 386.
[Закрыть], основываясь на эволюционистской перспективе, исходят от материи, которая непроницаема и, следовательно, «эгоистична» и является первопричиной смерти. И значит жизнь есть процесс, ведущий от эгоизма ко всеобщей любви, от греха – к жизни.
Принижение личности означает потерю свободы, порабощение «вещественным началам мира» (Гал. 4, 3). Мир обретает магические очертания, моралистическая религия имеет в качестве первопричины страх. Именно такими Гоголь представляет людей, пребывающих в состоянии греха[1218]1218
М. SEMON, Le conflit de I’art et de la religion chez Gogol et Tolstoi/ / Mille ans. P. 238 ff.
[Закрыть]. Таково и истолкование грехопадения В. И. Несмеловым, который усматривает его сущность в суеверном отношении к материальным вещам как источнику силы и знания. «Люди захотели, чтобы их жизнь и судьба определялись не ими самими, а внешними материальными причинами». Несмелов все время борется против языческих, идолопоклоннических, магических элементов в христианстве»[1219]1219
H. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 191.
[Закрыть].
Греческие Отцы связывали грех с незнанием: оно представало для них скорее следствием, чем причиной греха[1220]1220
La spiritualite. P. 183.
[Закрыть]. Всякое зло, пишет Л. Карсавин, есть неполнота теофании[1221]1221
BUBNOFF П. P. 335; R ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 387–388.
[Закрыть]. Отсутствие любви, берущее начало от греха, приводит к затемнению истины[1222]1222
Очень яркий рассказ об опыте такого рода мы находим у о. Павла Флоренского, цитируемого Н. Лосским в его Истории русской философии. С. 240.
[Закрыть]. Вл. Соловьев приводит теоретическое обоснование этой реальности: критерий истины есть всеединство, и потому грешник в той степени, в какой он замыкается в себе самом, живет во лжи[1223]1223
Оправдание добра. Заключение//Собр. соч. Т. VII. С. 483–484.
[Закрыть]. Рационалисты живут в иллюзорном мире, вне всякой духовной перспективы. И Соловьев сравнивает их с загипнотизированным петухом, который не может переступить проведенную мелом перед его глазами черту, принимая ее «за какую–то роковую преграду»[1224]1224
Оправдание добра. Ч. III, гл. 10,1//Собр. соч. Т. VII. С. 212.
[Закрыть].
Личность «духовна». Отцы говорят о «плотскости» грешника. Ориген подчеркивает, что слово плоть не означает тела как такового, но состояние, вызванное искривлением души[1225]1225
Н. CROUZEL, Origene. Paris, 1984. P. 126 ff.
[Закрыть]. Чтобы выразить то же самое, русские мыслители используют выражение «темная духовность»[1226]1226
J. de GRAAF, Russische denkers overde mens. Assen, 1949. S. 75; В. В. ЗЕНЬКОВСКИЙ/ /ALEXEEV, Kirche, Staat und Mensch. Geneve, 1937. S. 112.
[Закрыть]. А. Бургов, правда, слишком упрощая, говорит, что такое понимание греха типично для православия. «Православное учение отличается от римско–католического в том, что оно не рассматривает вожделение как естественную вину, но как нечто новое, появившееся в природе, но противопри–родное, как позитивное начало зла, которое находится не на периферии человеческого естества, т. е. в теле, но в душе или в духовной сфере человеческой природы, особенно в сфере воли […]. Православное учение отличается от протестантского тем, что имеет более умеренное суждение о власти наследственного вожделения»[1227]1227
А. БУРГОВ, Православное–догматическое учение о первородном грехе. Киев, 1904. С. 223–224; цит. по книге: J. de GRAAF, Op. cit. S. 75, где упоминается также статья: A. BUKOVSKI, Die russische orthodoxe Lehre von der Erbsiinde/ / Zeitschrift fur Katholische Theologie 40 (1916). S. 67–102, 258–295,405–440.
[Закрыть]. И действительно, вожделение затрагивает не только тело, но и сердце становится мятущимся.
Опыт мятущегося сердца наиболее близок к опыту греха и тех последствий, которые он оказывает на психику человека[1228]1228
T. SPIDLIK, Theophane. P. 147.
[Закрыть]. Авторы Добро–толюбия объясняют подобное состояние с помощью древней терминологии, тогда как современная психология использует для этого свои собственные категории[1229]1229
Московский психиатр Николай Осипов не раз указывал в своих лекциях на попытки психологов свести психические болезни к нравственным порокам пациента; см.: Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 241.
[Закрыть]. Слишком большое сосредоточение личности на себе самой приводит ее к определенным невротическим состояниям, к ощущению тьмы, к изоляции, к отделению от реальности. «Разрушение личности на этом не останавливается и может привести не только к некоторым психозам, но и к той точке, которую в мистической литературе называют второй смертью. Если первая смерть состоит в отделении души от тела, то смерть вторая, согласно Флоренскому, – в отделении души от духа, в отделении самости, которая становится окончательно сатанинской»[1230]1230
Там же.
[Закрыть].
В повести Двойник Достоевский показывает, как эгоцентризм греха, психологическое нечувствие другого приводит к болезненной патологии раздвоения личности[1231]1231
P. EVDOKIMOV, Gogol… P. 193.
[Закрыть]. А Флоренский находит очень яркий и наглядный пример в живописи, в «Джоконде» Леонардо да Винчи. Эта картина есть выражение хаотического вихря состояний, в котором мечется сердце. «Недаром загадочная и соблазнительная улыбка всех лиц Леонардо да Винчи, выражающая скептицизм, отпадение от Бога и самоупор человеческого «знаю» есть на деле улыбка растерянности и потерянности: сами себя потеряли, и это особенно наглядно у «Джоконды». В сущности, это – улыбка греха, соблазна и прелести, – улыбка блудная и растленная, ничего положительного не выражающая (в том–то и загадочность ее!), кроме какого–то внутреннего смущения, какой–то внутренней смуты духа, но – и нераскаянности»[1232]1232
Свящ. Павел ФЛОРЕНСКИЙ, Столп и утверждение истины. VIII, письмо 7–е. С. 174.
[Закрыть].
В заключение можно сказать, что если сердце отождествляется с личностью, то разделившееся сердце разделяет и человека как такового, и этот раскол перерастает психологический уровень и захватывает уровень онтологический. «Грех – момент разлада, распада и развала духовной жизни. Душа теряет свое субстанциональное единство, теряет сознание своей творческой природы, теряется в хаотическом вихре своих же состояний, переставая быть субстанцией их. «Я» захлебывается в «потопе мысленном» страстей»[1233]1233
Столп и утверждение истины. VIII, письмо 7–е. С. 174.
[Закрыть].
Личность по природе своей существо общественное. И разделение, которое провоцирует в ней грех, имеет и социальные последствия. С одной стороны, зло отделяет человека от общества других, с другой – само общество бывает обеспокоено греховными деяниями индивида. И, в конце концов, это общество тоже становится греховным, творя неправедный суд над своими членами. Дня славянофилов христианское совершенство достигается в соборности, в богочеловеческой полноте (pleroma). А грешник отделяется от нее и вдет в ад совершенно один[1234]1234
A. GRATIEUX, A. S. Khomiakov et le mouvement sl&vophile. Т. II/ / Unam Sanctam, 6. P. 112; А. ХОМЯКОВ, Сочинения. II. С. 21.
[Закрыть]. Самарин пытался найти, правда, довольно безуспешно, подтверждение этой эккле–зиологической установке в учении Гегеля, который настаивал на том, что индивид подчиняется всеобщему[1235]1235
В. ЗЕНЬКОВСКИЙ, История русской философии. Т. I. Ч. 2. С. 28.
[Закрыть]. По Соловьеву, человек как единичное лицо не может рассматриваться как существо нравственное, поскольку «действительное личное достоинство каждого несомненно выражается и воплощается в его отношениях к тому, что его окружает»[1236]1236
Оправдание добра. Ч. III, гл. 10, IV//Собр. соч. С. 217.
[Закрыть]. И значит, с одной стороны, грех отделяет человека от общества, а с другой – это отделение лишает его человеческого достоинства.
Виновность человека по отношению к другим усиленно подчеркивается верующими, тогда как социальные реформаторы свидетельствуют скорее о противоположном аспекте: виновности развращенного общества или о зле, направленном на индивида. Обвинения Льва Толстого, разоблачавшего несправедливость и ложь истории, цивилизации, самих основ государства и общества, по–прежнему актуальны. Он обвинял историческое христианство, институциональную Церковь в том, что они приспособили заповеди Христовы к законам мира сего, что они превратили Царство Божие в царство кесаря и предали Божьи законы. «У Толстого было потрясающее чувство вины, вины не только личной, но и того класса, к которому он принадлежал»[1237]1237
Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 123.
[Закрыть]. Такую же критику можно найти и в произведениях Н. Федорова, который обвинял общество своего времени в том, что оно основано на жизни без чувства братства, в том, что оно призывает людей к войне вместо того, чтобы помогать им любить друг друга[1238]1238
Н. ФЕДОРОВ, Философия общего дела. Т. И. С. 314–315.
[Закрыть]. Марксисты же представят свое объяснение греха: социальный и экономический грех – это неравенство между богатыми и бедными.
Говорить о космическом грехе – это значит распространять на весь мир влияние последствий человеческой злонамеренности[1239]1239
La spiritualite. P. 187.
[Закрыть]. Вл. Соловьев развивает это утверждение в Чтениях о Богочеловечестве. «Коренное зло нашей природы свойственно всему живущему […]. Следовательно, зло есть общее свойство всей природы: вся природа, будучи, с одной стороны, именно в своем идеальном содержании или объективных формах и законах, только отражением всеединой идеи, является, с другой стороны, именно в своем реальном, обособленном и разрозненном существовании, как нечто чуждое и враждебное этой идее, как нечто недолжное и дурное […]. Это–то ненормальное отношение ко всему… это противопоставление себя всем другим и практическое отрицание этих других – и является коренным злом нашей природы»[1240]1240
Чтения о Богочеловечестве. Чтение девятое//Собр. соч. Т. III. С. 121.
[Закрыть].
Е. Трубецкой пишет в связи с этим: «В учении апостола Павла грех изображается как космическая катастрофа, изменившая весь строй вселенной, как начало всеобщего распада и разлада»[1241]1241
Смысл жизни. С. 407.
[Закрыть]. «Злая воля есть именно восстание против всеединства, а грех—его нарушение»[1242]1242
Там же. С. 329.
[Закрыть]. Грешник как бы стремится подтвердить, что всеединства не существует, а значит – он отрицает существование Бога. Покаяние же, напротив, основывается на признании своего греховного состояния. А обычай исповедовать свои грехи матерй–земле показывает, насколько глубоко сознание верующего народа пронизано этим чувством[1243]1243
И. КОЛОГРИВОВ, Очерки по истории русской святости. С. 149.
[Закрыть].
Богословие о. П. Флоренского сосредоточено на «личности». Все его элементы, которые мы излагали, развиты в Столпе и утверждении истины, особенно в седьмом Письме. Прежде всего, автор указывает на источник греха. «Грех – в нежелании выйти из состояния само–тождества, из тождества «Я–Я» или, точнее, «Я!» […] Иными словами, грех есть та сила охранения себя, как себя, которая делает личность «само–истука–ном» […]. Стремясь к самобожеству, личность даже самой себе не остается подобной и рассыпается и разлагается и дробится во внутренней борьбе. Зло по самому существу своему – «царство, разделившееся на Я»»[1244]1244
«Утверждение себя, как себя, без своего отношения к другому, – то есть к Богу и ко всей твари, – само–упор вне выхождения из себя и есть коренной грех, или корень всех грехов. Все частные грехи – лишь видоизменения, лишь проявления само–упорства самости… Желая только себя, в своем «здесь» и «теперь», злое само–утверждение негостеприимно запирается ото всего, что не есть оно» (Свящ. Павел ФЛОРЕНСКИЙ, Столп и утверждение истины. VIII, письмо 7–е. С. 177–178, 171).
[Закрыть]. Флоренский рассматривает личность в свете догмата о единосущии[1245]1245
Ср. также; А. ЕЛЬЧАНИНОВ, Записки. 3–е изд., Париж, 1980. С. 103; D. STANILOAE, Theology of the Church. Crestwood (N. Y.), 1980. P. 84 ff.
[Закрыть], отрицанием которого является грех; а следствием – разрушение общества. «Эгоистическое погружение в свою собственную самость приводит личность не к большей ее ценности, а наоборот, к ее разрушению. «Без любви, – а для любви нужна прежде всего любовь Божия, – без любви, – говорит Флоренский, – личность рассыпается в дробность психологических элементов и моментов»»[1246]1246
H. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 240–241.
[Закрыть].
Личность несет в себе глубоко творческое начало; а грех – это бесплодие. «Бесплодие, бессилие, неспособность рождать жизнь – вот естественный плод греха. Грех неспособен творить, но—только разрушать. Грех неспособен рождать, ибо всякое чадородие—не иначе, как от Сущего Отца, но – только умерщвлять […]. Даже на «черной мессе», в самом гнезде диаволыцины, диавол со всеми своими поклонниками не могли придумать ничего иного, как кощунственно пародировать тайнодействия литургии, делая все наоборот. Какая пустота! Какое нищенство! Какие плоские «глубины»!»[1247]1247
Столп и утверждение истины. VIII, письмо 7–е. С. 168.
[Закрыть]
Сознание—это связь с другими, и оно развивается в соборности. «В погоне за греховным рационализмом сознание лишается присущей всему бытию рациональности. Из–за умствования оно перестает созерцать умно. Сам грех – нечто вполне рассудочное, вполне по мере рассудка, рассудок в рассудке, диаволывдна, ибо Диавол–Мефистофель – голая рассудочность»[1248]1248
Там же. С. 179.
[Закрыть].
Отметим другие различия, помогающие понять грех: истина – это «вечная память», памятование, тогда как грех есть забвение, отделение от прошлого[1249]1249
Там же. С. 195.
[Закрыть]. Истина – это всеединство, красота, тогда как грех – это уродство. Грех «все располагает в одной плоскости, все делает плоским и пошлым. Ведь что иное пошлость, как не наклонность отрывать все, что незримо, от корней его и рассматривать как самодовлеющее и, следовательно, неразумное, то есть – глупое»[1250]1250
Там же. С. 179.
[Закрыть].
Будучи нарушением космического порядка, грех есть беззаконие (he anomia) (1 Ин. 3, 4)[1251]1251
«Не hamartia estin he anomia. В этом определении обращает на себя внимание член, поставленный как при подлежащем, hamartia, так и при сказуемом, anomia. Член при существительном обычно является индивидуа–лизатором, выделяющим объект из ряда ему подобных, тогда как без члена объект имеет смысл одного из многих, или же слово употреблено в отвлеченном значении, как абстракт. Следовательно, he hamartia означает, что тут берется не одно из многих прегрешений, но именно грех, как таковой, как совокупность всего греха, сущего в мире, грех в его метафизическом корне, как Грех» (Столп и утверждение истины. VIII, письмо 7–е. С. 168– 169).
[Закрыть], «извращение Закона… то есть того внутреннего Строя всего творения, которым живо оно, того Устроения недр твари, которое даровано ей Богом, той Премудрости, в которой – смысл мира. Вне Закона, грех – ничто, имеет лишь мнимое существование, ибо, – позволяю себе применить слова Апостола, хотя, быть может, в несколько свободном толковании, – «законом познается грех»»[1252]1252
Автор (Столп… С. 170) хочет показать, что в этом тексте (Рим. 3,20), как и в послании Иоанна, понятие закона онтологическое, а не юридическое, как и смысл русского слова закон.
[Закрыть].
«Грех в своем беспримесном, предельном развитии – это геена». Если красота и реальность – это свет, то «геена – это тьма, беспросветность, мрак, skotos». «Ведь свет есть являемость реальности; тьма же, наоборот, – отъединенность, разрозненность реальности, – невозможность явления друг другу, невидимость друг для друга»[1253]1253
Столп… С. 178.
[Закрыть].
Основу русского вероучения о грехе составляют писания Отцов. И, следовательно, там отсутствуют более поздние латинские определения или же они изменяются при переходе от одного писателя к другому в зависимости от того, вдет ли речь о книгах католических или протестантских. В этом причина определенных колебаний: например, как отличать грехи «простительные» от грехов «смертных». Так, для М. Олесниикого различие между грехами простительными и смертными, изобретенное католиками, недопустимо; исповедовать следует любые грехи, будь они смертные или нет. Проведение различий между ними является юридическим, механическим, ложным[1254]1254
М. ОЛЕСНИЦКИЙ, Из системы христианского вероучения. Киев, 1896. С. 67; TYSZMEWICZ, Moralistes. Р. 143.
[Закрыть].
М. Менстров[1255]1255
М. И. МЕНСТРОВ, Уроки по христианскому православному нравоучению. С–Петербург, 1912. С. 54.
[Закрыть] допускает, что грехи можно разграничивать, но только в целях внесения ясности, для того чтобы видеть, как именно нарушается Божия воля и какая роль в этом принадлежит собственной воле человека. Но таково, впрочем, и учение св. Василия Великого[1256]1256
Т. SPIDLIK, La sophiologie de S. Basile//ОСА 162. Roma, 1961. P. 64.
[Закрыть]. Известно, что большинство русских представителей нравственного богословия называли «смертными грехами» восемь основных пороков[1257]1257
La spiritualite. P. 231.
[Закрыть], грехи против Святого Духа и грехи, которые вопиют к Небу о возмездии[1258]1258
TYSZKIEWICZ, Moralistes. P. 103.
[Закрыть].
В заключение отметим еще одно любопытное народное мнение. В Стихах духовных многочисленные грехи людей делятся на четыре группы: грехи теллурические, грехи против ритуальных законов, грехи против закона любви и грехи против предписаний аскетического характера[1259]1259
Г. ФЕДОТОВ, Стихи духовные. С. 90–91.
[Закрыть]. В первой группе выделяются грехи против матери–земли, против семьи, против всего, что является естественной средой для русского крестьянина. Ко второй группе относятся нарушения ритуальных обычаев Церкви: несоблюдение праздников, постов, молитвы. В третью группу входят грехи против ближнего, особенно отсутствие милосердия. И в конце идут грехи слабостей страстного человека – распущенности, азартных игр и т. п.
