Текст книги "Мнимая смерть"

Автор книги: Томас Энгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Глава 67

Когда час спустя Хеннинг заходит в редакцию, он сразу замечает, что атмосфера изменилась. Да, сегодня пятница, а пятницам присуще особое настроение, но сейчас здесь и кофе, и коньяк, и крем-брюле. Он видит это по улыбкам, слышит в искреннем смехе, отмечает по расслабленной походке женщины, поднимающейся по лестнице.

Хеннинг выходит из узкого коридора и поворачивает в кухню, где стоит кофеварка, что интересно – в полном одиночестве. Времени – чуть больше трех. В офисе все еще полно народу. Коре Йельтланд, как обычно, висит на одном из журналистов.

– Хеннинг! – кричит он, когда их глаза встречаются. Затем Коре что-то говорит дежурному редактору и бежит в кухню. Хеннинг делает шаг назад, чтобы не оказаться в раковине. За спиной Коре проходит Хейди. Она смотрит на них, но не подходит.

– Ты читал материал Ивера? – рычит Коре.

– Э-э-э… нет.

– Он совершил прорыв в деле Хагерюп! Избиение камнями и так далее! В палатке на Экебергшлетте недавно было целое шоу! Черт! Количество просмотров просто зашкаливает!Черт, черт!

Коре громко ржет и сильно хлопает Хеннинга по плечу.

– Пойдешь потом с нами пропустить по стаканчику? Это надо отметить!

Хеннинг медлит с ответом.

– Сегодня же пятница, е-мое!

– А Ивер тоже пойдет?

Не то чтобы ответ на этот вопрос имел для него решающее значение, но он хочет знать.

– Нет. Он сегодня в 17:30 должен выступать в новостях на радиостанции П4. Так что ему надо быть трезвым. А потом там будет ток-шоу, не помню какое, ха-ха.

В этот миг из туалета выходит Гундерсен. Он вытирает мокрые руки о потертые грязные джинсы, но застывает на месте, когда видит Хеннинга. Они стоят и смотрят друг на друга. Коре что-то рычит, но Хеннинг не слышит его. Он смотрит на Гундерсена, который вскоре едва заметно кивает ему. Хеннинг видит благодарность в его глазах вместе со странной смесью уважения и удивления.

– Давай в следующий раз, – говорит Хеннинг Коре. – У меня еще встреча.

– Ах вот как! – орет Коре. – Жаль!

Гундерсен двигается в их сторону, но проходит мимо, не сказав ни слова. Глаза его блуждают, в то время как он почесывает щетину на подбородке. Хеннинг улыбается про себя.

– Мне пора, – говорит он и смотрит на Коре.

– Ладно! Увидимся в понедельник!

Хеннинг выходит на улицу, стало еще холоднее, совсем неуютно. Он идет в сторону черных ворот, пытаясь вспомнить, где находится ближайший винный магазин, как вдруг слышит позади себя окрик.

– Юль!

Он поворачивается. Голос принадлежит мужчине, которого он раньше где-то видел. Его солнцезащитные очки отбрасывают блики. Столкнувшись лицом к лицу с типом в очках «Рэй Бан», Хеннинг видит того, кого в дверной глазок наблюдал Гуннар Гума. Волосы кажутся нарисованными на черепе. Прическа напоминает узоры, которые пришельцы оставляют на зерновых полях. На шее болтается толстая блестящая цепь. На парне черная кожаная куртка, а на спине, наверное, изображены языки пламени.

– Видишь вон ту машину? – спрашивает мужчина, указывая на черный автомобиль, стоящий за воротами. – Подойди к ней. Если заорешь или выкинешь какую-нибудь глупость, прикончим твою мамашу.

За этим следует резкий толчок в грудь. Хеннинг поворачивается и идет, оглядываясь по сторонам в поисках знакомого лица, но он не видит никого, кому мог бы подмигнуть или подать тайный знак. В горле бьется пульс. Ноги шаркают по земле, но он этого не чувствует.

Ну и что мне, черт возьми, теперь делать, думает он.

Человек, сидящий на переднем сиденье автомобиля, внимательно смотрит на приближающегося Хеннинга. Левая рука водителя свисает из окна. На пальце повязка. У Гуннара Гумы хорошее зрение, думает Хеннинг, хотя не замечает у этих мужчин никаких признаков гомосексуальности.

– Поехали, – командует мужчина, усевшийся рядом с Хеннингом на заднее сидение. Машина набирает скорость. Хеннинга вдавливает в сиденье. Автомобиль двигается с тихим гудением, но Хеннингу не удается сосредоточиться ни на машинах, ни на людях, ни на окрестностях, которые они проезжают. Ему надо было бы попытаться подать сигнал, снова думает он, что его похитили, но что тогда будет с мамой? И что будет с ним?

– Мы едем.

Водитель говорит в маленький микрофон. В ухе у него наушник.

Что делает человек, когда будущее его представляется совершенно пустым? Хеннинг много раз задавал себе этот вопрос на протяжении последних месяцев, когда он стоял в тени и всем своим существом чувствовал, что эта тень вот-вот его полностью поглотит. Больше не существует слов ободрения, как в детстве, когда одного дыхания мамы или папы было достаточно, чтобы понять, что все будет хорошо, это мелочи, не надо беспокоиться, все пройдет. Страх, который он испытывает сейчас, похож на парализующий холод. Ни все океаны этого мира, ни пенящиеся гребни волн не помогут тебе, Хеннинг. Единственный, кто может тебе сейчас помочь, – это ты сам.

Но как? Что тебе делать? Что говорить?

Они ехали не очень долго, но, прежде чем Хеннинг успевает посмотреть, что происходит и где они находятся, автомобиль заезжает в помещение автомойки. Вокруг сразу становится темнее. Машина останавливается, но никто из сидящих в ней не двигается. Дверь позади них медленно опускается.

И вот в бок Хеннингу тыкается пистолет. Он слышит собственный судорожный вздох.

– Выходи.

Он пялится на оружие, прижатое к его ребру.

– Выходи, я сказал.

Голос низкий. Хеннинг открывает дверь и ставит ноги на мокрый бетон. Запах здесь такой, как обычно бывает в автомойках: смесь влаги и неизвестного моющего средства. Но здесь нет других автомобилей. Нет и автоматической мойки, в которую можно заехать и подождать, пока она сделает свое дело.

С грохотом закрываются двери. Почему я ничего не рассказал об этом Бьярне, удивляется Хеннинг, почему я не поведал, что у меня не закончились дела с Пылающими Парнями, что они были у меня дома и украли компьютер, что следили за мной? Брогеланд знает о них. О том, что это крутые ребята. Блин, Нора ведь тоже говорила об этом.

Нора, думает он. Неужели я уже повидал тебя в последний раз?

В дверь кто-то заходит. Хеннинг поворачивается к стеклянной будке. Из нее появляется улыбающийся мужчина.

– Хеннинг! – восклицает он, словно они знакомы целую вечность. Хеннинг не отвечает, продолжая рассматривать улыбающегося мужчину.

– Имя у меня очень длинное, но все зовут меня просто Хассан, – произносит он, протягивая ему руку. Хеннинг пожимает ее. Крепко. Улыбка Хассана обнажает на верхней челюсти золотой зуб, вклинившийся в ухоженную белую эмаль и здоровые десны. Туловище его прикрыто одной майкой. На шее висит золотая цепь. Хеннинг разглядывает татуировки на обеих руках. На одной изображена зеленая лягушка, а на другой – черный скорпион. Лягушки живут и в воде, и на суше. На суше они предпочитают находиться ночью. Они охотятся на беспозвоночных. Днем они прячутся от хищников во влажных тенистых местах. Скорпионы тоже проявляют активность по ночам. И еще у них есть зловещее жало.

Хассан поглаживает ухоженную бородку на щеках и вокруг рта.

– Итак, – говорит он, обходя вокруг Хеннинга. – Ты, наверное, знаешь, почему ты здесь?

Хеннинг жестом указывает на свою мокрую одежду:

– Во всяком случае, не для того, чтобы помыться.

Хассан громко смеется. Смех эхом отражается от стен. Он смотрит на остальных, продолжая ходить кругами вокруг Хеннинга.

– Ты создал мне сложности, – говорит Хассан, не глядя на него. Хеннинг стоит не шевелясь и пытается сосредоточиться на дыхании, он чувствует себя настолько скованным, что в любой момент может рассыпаться, потерять контакт с землей и упасть. Мысли двигаются резкими скачками, Хеннинг старается остановить их, но он парализован всепоглощающим чувством одиночества. Так и должно быть, думает он, так он и должен себя чувствовать. Я это заслужил.Когда меня бьют, рядом никого нет.

Не показывай свой страх, говорит он себе. Не позволяй им увидеть тебя жалким, лишенным чести и достоинства. Если смерть твоя должна наступить сейчас, встреть ее с поднятой головой.

Мысли словно ударяют Хеннинга в спину. И поэтому он произносит:

– Знаю.

Хассан останавливается.

– Знаешь?

– Да, нетрудно догадаться. Яссера Шаха, одного из твоих гангстеров, ищут за то, что он убил Тарика Мархони. Вам сейчас непросто, у вас здесь становится реально жарко. Ты видел фильм «Схватка», Хассан? С Аль Пачино и Робертом Де Ниро?

Хассан улыбается, отрицательно покачивая головой. Он снова принимается медленно ходить.

– Это классика. Смысл в том, что если хочешь стать успешным преступником, то ты не должен наполнять свою жизнь вещами, которые не сможешь с легкостью бросить за тридцать секунд, если вокруг тебя станет жарко. Но у тебя ведь нет планов уехать отсюда, правда, Хассан?

Хассан издает короткий смешок, но не отвечает.

– Тогда у нас проблема.

Хассан смотрит на Хеннинга.

– У нас?

– Ну, ты же не настолько глуп, чтобы убить меня из-за того, что Яссер Шах плохо выполнил свою работу?

Шаги Хассана становятся короче. Хеннинг решает продолжать, пока Хассан обдумает ситуацию.

– Яссер Шах скрывается от полиции, они знают,что брат Тарика Мархони как-то связан с вами, и не нужно обладать хорошей фантазией, чтобы догадаться, что в ближайшем будущем вокруг вас будет все жарчеи жарче.Потому что Махмуда Мархони скоро выпустят на свободу. Это мне час назад рассказал Бьярне Брогеланд. А знаешь, что еще он мне рассказал?

Хеннинг не ждет ответа.

– Он сказал, что у Махмуда есть улики, которые могут вас уничтожить. Так умно или не очень вдобавок к этому еще и убить журналиста, пусть и свидетеля осуществленного вами убийства?

– Убийством больше, убийством меньше, роли не играет, – произносит Хассан сурово, глядя на остальных в поисках поддержки. – А кроме того, тебя не найдут.

– Может, и так. Но если ты думаешь, что это облегчит тебе жизнь, то ты ошибаешься. Потому что одно дело, когда вы, наркоторговцы, убиваете друг друга.Думаю, большинству из нас это не мешает жить. Но убить журналиста– это совершенно другое дело. Не то чтобы нас, журналистов, все любили, это далеко не так, но в самой глубине души, хотя многие и утверждают, что ненавидят журналистов, я думаю, они рады, что мы существуем. И если кто-нибудь убьет журналиста или тот исчезнет с поверхности земли за то, что выполнял свою работу, здесь будет настоящий ад, это я тебе обещаю. Полиции уже известно, что вы за мной приглядываете, и если вам кажется, что у вас сейчас трудности, то только дождитесь завтрашнего дня, когда меня начнут искать, и вы узнаете, что такое трудности. Брогеланд предложил мне защиту от вас, но я отказался. Знаешь почему? Потому что я не собираюсь закопаться в нору или жить за щитом всю оставшуюся жизнь, и еще я не думаю, что вы настолько безумны, что сильно усложните себе жизнь, устранив меня с дороги. Но если ты хочешь убить меня, Хассан, то сделай это сейчас. Сразу. Ты окажешь мне большую услугу.

Звук его голоса с грохотом отражается от стен. Под ребрами бешено колотится сердце. Он смотрит на Хассана, продолжающего ходить кругами. Его ботинки отбивают медленные равномерные удары по мокрому бетонному полу. Остальная часть банды следит за шефом глазами.

– Откуда у тебя эти шрамы? – спрашивает Хассан через некоторое время.

Хеннинг вздыхает. Может быть, и хорошо, что Юнас будет здесь со мной сейчас. Мой хороший, хороший мальчик. Хеннинг вспоминает, как скакал в языках пламени, пытаясь прикрыть лицо руками, как загорелись волосы, сгорели и обожгли его, глаза Юнаса, увидевшего это, как он помогал тушить огонь, пока не стало слишком поздно.

Хеннинг помнит, как они стояли на балконе, а из гостиной к ним приближались жадные языки пламени, он помнит, как Юнас смотрел на него в поисках поддержки и защиты, помнит его слова, которые никогда не забудет, все будет хорошо, не бойся, я позабочусь о тебе,он помнит, как они забрались на перила, как Хеннинг схватил своего сына, посмотрел ему в глаза и сказал, что им надо прыгнуть, и они будут внизу, в безопасности, но было холодно, несколько дней до этого шел дождь, и перила стали скользкими, он заметил это, только когда забрался на них, и он подумал, что неважно, что будет с ним, главное – спасти Юнаса, я должен приземлиться первым, я приму на себя удар, а Юнас может упасть на меня, все равно, на какую часть тела, главное, чтобы он выжил, а Юнас сопротивлялся, плакал, не хотел, не мог, но Хеннинг заставил его, приказал строгим голосом, сказал, что они должныи если не прыгнут, то погибнут оба, и пообещал, что в следующие выходные они поедут на рыбалку, одни, только бы им добраться до земли, в конце концов Юнас храбро кивнул сквозь слезы, взобрался наверх, смелый мальчик, лицо Хеннинга было обожжено, и ему было трудно смотреть, но он должен был сделать это, должен был шагнуть первым и сделать единственное, что он мог, спасти собственного сына, он забрался на перила, взял Юнаса за дрожащие руки, поднял его, еще раз повторил ему свои слова, эти чертовы слова, но, когда Хеннинг посмотрел вниз или попытался посмотреть вниз, у него закружилась голова, запахло горелым, то ли из квартиры, то ли от его собственного лица, из двери, которую они не закрыли за собой, повалил дым, и, сейчас или никогда, им надо было прыгать, он сделал шажок, чтобы найти более устойчивое положение, чтобы почувствовать, что под ним больше нет перил, они исчезли, так же как и руки, которые держались за его руки, Юнас, куда, черт возьми, подевался Юнас, он не видел, не мог видеть, глаза слиплись, и он летел, парил к земле, ожидая удара, почувствовал удар еще до того, как соприкоснулся с землей, на него с грохотом обрушилась темнота, и он ничего не видел, ничего не замечал, ничего не чувствовал, только тьму.

Раньше Хеннинг никогда не видел тьму. Никогда не видел,что есть во тьме.

А вот тогда увидел.

Юнас боялся темноты.

Как же он любил Юнаса.

Юнас.

– В моей квартире был пожар, – тихо произносит он. – У тебя есть дети, Хассан?

Хассан отрицательно качает головой и фыркает.

– И не будет.

Хеннинг молча кивает.

– Может, уже перейдем к делу? – спрашивает Хеннинг, наполняясь холодным спокойствием. Он готов. Ничего страшного. Пусть наступит вечность. Хассан встает прямо перед ним. А потом достает пистолет. Он поднимает его, убеждаясь, что Хеннинг его видит, и прижимает дуло к его лбу.

Сейчас вернется тьма, тьма, которую я ждал, в которой никогда не наступает утро, голоса замолкают, сны спокойны и нет языков пламени. Приди ко мне. Забери меня в страну мертвых, но пусть кто-нибудь ждет меня там.

Хеннинг готов к удару, или грохоту, или хлопку, если Хассан пользуется глушителем. Хеннингу кажется, что, возможно, он успеет это услышать, прежде чем голова его превратится в кашу из крови и мозгов. Смерть страшна, но по крайней мере она унимает любую боль.

Но вот давление на лоб прекращается. Он открывает глаза и видит перед собой Хассана. Тот опускает руку.

– Хорошо, – говорит он и подходит на шаг ближе, подходит вплотную к Хеннингу.

– Но, если Яссера поймают, – шепчет он, – и будет суд, на котором ты станешь единственным свидетелем обвинения, мы придем и снова заберем тебя. Ты усек? Я даже не уверен, что мы тебя заберем.

Он делает шаг назад и проводит пистолетом поперек горла. Хеннинг тяжело сглатывает. Они стоят и смотрят друг на друга. Долго.

– Усек?

Хеннинг кивает.

Он усек.

– Открой дверь, – приказывает Хассан одному из своих людей, не отрывая взгляда от Хеннинга.

– Но…

– Просто открой.

Человек шаркает по бетону. Он нажимает на кнопку. Дверь шумит, открываясь, но только потому, что в автомойке стоит гробовая тишина. Хеннинг смотрит на Хассана, пока помещение постепенно наполняется светом. Он все так же крут. И Хеннинг ни секунды не сомневается, что Хассан говорит правду.

Дверь отъезжает до упора и с грохотом останавливается.

– Мой компьютер, – произносит Хеннинг. – Можно его забрать?

Хассан делает движение головой в сторону одного из мужчин, тот повинуется, хотя взгляд его полон неодобрения. Через несколько секунд он возвращается и пихает Хеннингу его компьютер.

Когда Хеннинг выходит на улицу и снова ступает на сухой асфальт, он видит, как в его сторону двигается шикарный «альфа ромео». Он поворачивается и заглядывает в автомойку. Дверь медленно закрывается. Удивительное зрелище. Плохие Пылающие Парни стоят кучкой и смотрят на него. Выглядят они круто. Жесть. Из этого получилась бы хорошая фотография на обложку, думает он. Группа, собирающаяся записать свой последний альбом. Когда дверь опускается до конца, вокруг становится тихо и пустынно.

Глава 68

Хеннинг слышит, что в одной из квартир кто-то занимается сексом. Вставляя ключ в замок маминой двери, он понимает, что звук исходит от телевизора. К счастью, от телевизора. И к счастью, не от маминого телевизора. Звуки раздаются из квартиры соседа Карла.

Карл работает консьержем. И Карл любит порно. Хеннинг никогда не говорил этого маме, но ему кажется, что она нравится Карлу. Если же она вопреки ожиданиям когда-нибудь сама догадается об этом, Хеннинг надеется, что она не станет злиться на него еще и за то, что он не поспособствовал ее счастливой старости в объятиях Карла. У Хеннинга есть чувство, что эта мысль может стать достаточно скабрезной, но у него никогда не было желания развивать ее.

Каждый раз, когда он приходит к маме, его чуть не сбивает с ног сизый дым. Ее обои пропахли «Мальборо». Он уверен, что если кому-нибудь придет в голову мысль помыть потолок в ее квартире, то мыльная вода после этого будет коричневой от многолетнего налета никотина и смолы. И он испытывает огромную радость от того, что больше не курит. Потому что он совершенно убежден, что в противном случае его собственная квартира выглядела бы точно так же.

Хеннинг берет пакеты, все шесть, и проходит в гостиную. Он слышит радио, его невозможно не услышать, так как оно работает, как обычно, на полную громкость. Кристине Юль сидит, как всегда, на кухне и курит. Заметив сына, она отрывает глаза от газеты.

– Привет, мам! – он старается перекричать радио. Блудный сын вернулся. Но салюта что-то не слышно. Она смотрит на пакеты, которые он принес. В первую очередь он намеренно ставит на стул темно-коричневый мешок из винного магазина.

– Очень вовремя, – ехидно произносит она. Хеннинг пропускает ее слова мимо ушей, проходит на кухню и открывает холодильник. Раздается звон. Он знает, что для нее это самый сладкий звук. Он разбирает остальные пакеты – молоко, сыр, сахар, хлеб и так далее, – украдкой бросая взгляды на маму. Она выглядит так же, как всегда, одета в пожелтевшие от дыма брюки, которые когда-то были белыми, пожелтевшую от дыма блузку, которая когда-то была кремовой, а сверху она набросила коричневую вязаную кофту, потому что в квартире холодно. А холодно оттого, что она проветривает. Спасибо, Господи, что она проветривает.

– Как дела? – спрашивает он.

– Плохо.

– Да? Есть новости?

– Новости?

Она фыркает. Надо было мне перед приходом дважды перечитать ее историю болезни, думает он, улыбаясь про себя.

По радио идет дискуссионная программа. Хеннинг успевает сообразить, не прекращая распаковывать купленные продукты, что мама слушает программу новостей в 17:30. Он не должен был бы удивиться, услышав голос Ивера Гундерсена, но все-таки Хеннинг ощущает возбуждение. Он слушает ведущего: «Итак, Ивер Гундерсен, именно вы сегодня распутали это непростое дело, как вы думаете, каковы будут его последствия? Возрастет ли внимание норвежского общества к законам шариата после случившегося?» – «Нет, Андреас, не думаю. Я думаю, большинство из нас понимает, что эти законы не станут доминировать в нашей жизни вне зависимости от того, сколько мусульман приедет в страну. Возможно, случившееся поможет нам лучше понять, что на самом деле представляет из себя шариат. А это, как мне кажется, пойдет на пользу нам всем».

Молодец, думает Хеннинг. Он собирается попросить маму уменьшить громкость приемника, но знает, что она этого не сделает, поэтому просто пытается заблокировать звук в своем сознании. Он стоит и смотрит, как она пытается открыть крышку одной из бутылок «Святого Халлварда», но у нее не получается. Хеннинг берет у нее бутылку. Через наносекунду он откручивает крышку. Он достает из шкафчика в кухне рюмку и ставит перед ней. Наливай сама, думает Хеннинг. Он замечает, как у нее трясутся руки, как она расплескивает напиток. О черт, как же у нее трясутся руки.

Хеннинга переполняет смесь сочувствия и злости. Он вздыхает, видя, как мама делает первый большой глоток. Она прикрывает глаза, и Хеннинг замечает, как тягучая жидкость прогревает ее горло, а потом грудь. И он почти уверен, что это лучший момент, пережитый ею за сегодняшний день, а может, и за несколько дней.

Ведущий меняет тему: «Министр юстиции Трине Юль-Осмундсен снова в центре внимания».

Мама увеличивает громкость. Ему остается только взывать о помощи. «Она предлагает ограничить право автоматического обжалования приговоров суда, если суд назначил подсудимому наказание более двух лет тюрьмы. Скорее всего, она делает это для увеличения эффективности работы судов. Однако оппозиция восприняла предложение министра крайне негативно. Сегодня с нами в студии Карианне Ларсосен, представляющая Левую партию, которая считает, что…»

Она делает тише. Спасибо, произносит Хеннинг про себя.

– Журналюги хреновы, – бормочет она. Хеннинг на мгновение замирает, собираясь повернуться к ней и что-то сказать. Но передумывает. Это бесполезно. Не прилагая усилий, он закрывает холодильник и оглядывается по сторонам. Пол усеян крошками и пеплом. Везде. Даже из кухни ему видна пыль на телевизоре. Гостиная с холщовыми обоями на стенах, где стоят коричневый трехместный диван, антистрессовое кресло с подножкой и темно-коричневый столик, кажется прибранной, но он знает, что делается под столом, на красном персидском ковре, под диваном и под тумбочкой для телевизора.

Сначала из шкафа в прихожей Хеннинг достает пылесос и включает его. Быстро проходит прихожую, узкую ванную, спальню и переходит в гостиную. Он собирается сменить насадку пылесоса, чтобы вычистить пол у камина, как вдруг взгляд его падает на серо-белую каминную полку.

Она уставлена фотографиями. Хеннинг видел их сотни раз. Здесь стоят фотографии мамы, когда она еще была мамой, свадебный снимок родителей, портрет Трине, фото со свадьбы Трине и Пола Фредрика, фотография с каменистого пляжа у дачи, на которой маленькие Трине и Хеннинг запечатлены вместе.

И он видит портрет Юнаса.

Он берет его в руки и разглядывает. Юнас улыбается фотографу. Снято незадолго до Рождества, потому что за светлыми кудряшками на стене на зеленой полоске шелка висят рождественские открытки. Вместо того чтобы расставлять открытки на полке или на столе, они подвешивали их при помощи скрепок на зеленую полоску шелка, и у них получалась открыточная елка.

Фотографию сделали, когда Юнасу было три года. Хеннинг не помнит, по какому случаю его сняли, но улыбка его полна рождественского предвкушения. Он долго рассматривает фотографию, а пылесос, лежащий у его ног, по-прежнему гудит. Хеннинг приходит в себя после того, как мама демонстративно увеличивает громкость радиоприемника, чтобы заглушить пылесос. Ну хватит, думает он, и кладет фотографию обратно на полку.

Но кладет изображением вверх.