Текст книги "Книга тайн"

Автор книги: Том Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

В какой-то момент я, видимо, заснул. Все мои сны были золотыми. Я стоял на вершине горы, купаясь в жарких солнечных лучах, которые обращали траву, камни, холмы и долины в золото. У меня за спиной стоял золотой крест. Потом я опустил взгляд и увидел двух змей, ползущих по траве ко мне. Я закричал, но змеи не стали атаковать меня – они набросились друг на дружку. Одна проглотила другую, потом напустилась на себя, с безумной скоростью завращалась кольцом в траве, ухватила себя за хвост и принялась заглатывать.

Я посмотрел еще раз – змея превратилась в золотое кольцо. Я подобрал его и надел себе на голову, как корону, и в этот самый момент почувствовал, как столб золотистого света хлынул вверх сквозь меня, словно фонтан, соединив гору у меня под ногами с небесами наверху в совершенную гармонию. Появился ангел с трубой, и ангел этот был похож на моего отца. Он прикоснулся к моему лбу, и на нем появилась золотая печать пророков. Я упал на колени и обнял золотую землю, которая была мягкой, теплой и бесконечно великодушной.

Я проснулся. К моему ужасу и наслаждению, я обнаружил, что вытянутая рука Петера спустилась к моему паху и накрыла то, что между ног. Я во сне терся о него. Золотое наслаждение затопило мое тело.

Увы, демоны, которыми мы одержимы, знают наши слабости и лишь выжидают своего времени. Мои сны отравили меня: я знал, что должен остановиться, но не мог. Я не знаю, то ли Петер был одержим тем же демоном, то ли он так глубоко погрузился в сон и не отдавал себе отчета в том, что делает, но он отвечал мне с охотой, даже со рвением. Я принялся целовать все его тело, я запустил пальцы в его золотые волосы и прижал его лицо к моей груди, я мял его мягкую кожу, пока он не застонал. Он перекатил меня на бок и прижался ко мне, принялся целовать меня в затылок. Мы пришлись друг к другу, как ложки в столовом ящике. Все мое тело дрожало от желания, а горячая кровь текла по жилам, словно расплавленное золото.

С грохотом распахнулась дверь на чердак. Золото в моих жилах превратилось в свинец. На лестнице снаружи стоял Конрад Шмидт с фонарем в руке, на его лице застыло выражение изумления. Не знаю уж, что он предполагал увидеть, но уж точно не своего голого сына, сплетшегося с его учеником в самом омерзительном из всех воображаемых грехов.

Недоумение обратилось в ярость. Он вошел в комнату, прикоснулся к тому месту на поясе, где обычно был нож. Пробежать мимо него к двери по узкому и тесному чердаку было невозможно.

Я бросил последний тоскующий взгляд на Петера, который скорчился голышом на кровати и кричал, что это не он, он не виноват. Потом я выпрыгнул из окна.

XIII

Нью-Йорк

Пять или десять секунд Ник не помнил случившегося. Он лежал между жестких гостиничных простыней, чувствуя тепло и не понимая, где он. Дождь кончился, сквозь белые занавеси в комнату проникал солнечный свет.

А потом он вспомнил, и одновременно к нему пришло осознание того, что мир уже никогда не будет прежним. Ник перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку, словно так мог смирить мысли, переполнявшие его. Потом зарыдал и принялся биться под простыней, как тонущий в море. Перед его мысленным взором мелькали картинки пережитого: Джиллиан, Брет, киллер, преследующий его по бесконечной лестнице. Он чувствовал себя сломленным.

В его скорбь ворвался звонок сотового. Он застонал и решил не отвечать. Ему хотелось, чтобы звонок смолк. Но тот продолжался.

Он протянул руку и пошарил по прикроватной тумбочке.

– Ник?

Женский голос. Британский акцент. Узнал он его или нет?

– Это Эмили Сазерленд. – Она подождала. – Из музея «Клойстерс».

– Да-да. – Какая-то часть Ника все еще могла функционировать. – Слушайте, на самом деле…

– Я тут провела небольшое расследование – я говорю о карте, что вы принесли. Это… довольно любопытно.

– Хорошо.

– Могли бы мы встретиться и поговорить об этом?

– А сейчас вы не можете сказать?

Она помедлила.

– Я… лучше будет сделать это лично. Тут возникают кое-какие интересные вопросы. Мне нужно сегодня в Метрополитен-музей. Не могли бы вы встретиться со мной там на одном из балконов на крыше?

– Конечно.

Что угодно – лишь бы закончить поскорее этот разговор.

– Я буду там в четыре.

Он пробормотал «до свидания» и отключился. Но еще не успел положить трубку, когда та зазвонила снова. Он поднес телефон к уху.

– Да?

– Ну как вы утром? – Это был Ройс. Голос из его ночного кошмара. Он продолжил, не дожидаясь ответа: – Нам нужно, чтобы вы явились в участок и объяснили нам события вчерашнего вечера.

На Ника накатила еще одна волна усталости.

– А который теперь час?

– Двадцать минут десятого. Приходите как можно скорее.

Полицейский участок на Десятой улице представлял собой приземистое сооружение, которое когда-то, видимо, было модерновым. По бокам от него расположились две башни. Ника ждали. Полицейский в форме провел его через вестибюль, потом по лабиринту выкрашенных бежевой краской коридоров куда-то в глубины здания. Окна в комнате, где он оказался, отсутствовали, только на одной из стен – широкое зеркало в обитой линолеумом раме. Ник посмотрел в зеркало на свое отражение и сморщился. На нем была вчерашняя одежда. Брызги той лужи, в которую он угодил на крыше, оставили масляные пятна на рубашке. На щеках чернела щетина. Под глазами – мешки, волосы растрепаны, несмотря на все его старания и гостиничный шампунь. Сердце у него упало, когда он увидел направленную на него видеокамеру на треноге.

Ройс заставил его прождать четверть часа. В тот момент, когда он вошел в комнату, Ник совсем упал духом. Ройс был вампиром, питавшимся энергией других людей. Он рухнул в кресло по другую сторону стола от Ника и подался вперед, опершись на свои острые локти.

– Спасибо, что пришли. Я знаю, вам сейчас нелегко.

Он отодвинулся вместе с креслом и, откинувшись к спинке, закинул ногу на ногу. Постучал пальцами по ребру подошвы, пока техник возился с камерой.

– Порядок. – Под объективом замигал красный огонек. – Начали. Назовите ваше имя и занятия под запись.

– Ник Эш. Я занимаюсь цифровыми криминалистическими реконструкциями.

Ройс, как и большинство других в таких ситуациях, с недоумением посмотрел на Ника.

– И что же это такое?

– Это попытка восстановить документы, которые были разорваны или измельчены до неузнаваемости. Я разрабатываю системы, которые сканируют отдельные части, а потом на основе алгоритмов восстанавливают их цифровым способом. Идея состоит в том, что их можно использовать как улики.

– И вы выполняете эту работу для полиции?

– Для федерального правительства – ФБР и других агентств. – Это всегда помогало, когда он хотел произвести на кого-то впечатление. Что касается Ройса, то для него это было всего лишь информацией.

– У вас есть допуск к секретным документам?

Ник покачал головой.

– Это исследовательская программа. Технология еще не получила одобрения.

Ройс потерял интерес к этой теме.

– Давайте перейдем к событиям вчерашнего вечера. Прежде всего, пожалуйста, расскажите о ваших отношениях с убитым.

Ник рассказал все, что знал, начиная со времени их переезда в эту квартиру. Потом сообщил о послании от Джиллиан, о паническом звонке от Брета, о его, Ника, решении проверить по веб-камере, что происходит в квартире, и об увиденном там. Сердцебиение у него усилилось, когда он рассказывал про преследование на лестнице, о жутких минутах на крыше, когда он уже прощался с жизнью.

Ройс слушал все это, сложившись в своем кресле, как летучая мышь. В отличие от предыдущего вечера никто рассказа Ника не прерывал. Но Ника это молчание беспокоило больше, чем вчерашняя суета. В комнату не проникало посторонних шумов, он слышал только собственный голос и жужжание видеокамеры.

Он закончил и поднял взгляд на Ройса, который, казалось, разглядывал какое-то пятнышко на углу стола.

– Ну и история.

Это что еще значит?

– Как бы вы сказали, вы с убитым были близки?

– Мы с ним… были… очень разными. Но мы ладили.

– Лаборатория посмотрела компьютер, который мы изъяли из вашей квартиры. Ничего особо не смогли найти, потому что половина вашего жесткого диска явно зашифрована.

– Я же вам сказал – я работаю по контракту с ФБР.

– А вот компьютер вашего друга, – продолжил Ройс, – тот воистину открыл нам глаза. Вас удивит, если я скажу, что у него там, на компьютере, много непристойных изображений – очень много.

Ник чувствовал себя слишком усталым, чтобы притворяться.

– Брет любил смотреть порнуху. Он не первый, кто этим занимался, и в этом нет ничего противозаконного.

– Он вам показывал свои сокровища?

С Ройсом трудно было иметь дело. То он становился надменным – самодовольный идиот с полицейским значком, то корчил из себя прямо отца родного.

– У меня была подружка.

На Ройса это не произвело впечатления.

– Вы видели, что он смотрит?

– Старался не обращать внимания.

Ройс подался ближе к Нику.

– А почему? Такая там была дрянь?

– Нет. Просто…

– Брет когда-нибудь говорил об этом?

Да он рта не закрывал.

– Иногда.

– Вы никогда не слышали, чтобы он говорил о несовершеннолетних девочках?

Этот вопрос застал Ника врасплох. Он приложил все усилия, чтобы потрясение отразилось на его лице, а мысли его тем временем метались. Простых черных или белых ответов на вопросы, касающиеся Брета, не было, только с грязноватыми оттенками серого. Но даже у него были рамки, за которые он не выходил.

– Брет никогда бы не стал делать ничего противозаконного.

– Вы сами признали, что он баловался наркотиками. Если бы он был жив, мы могли бы привлечь его за хранение с намерением продажи – столько травки было найдено в вашей квартире.

– Что вы…

Ройс отъехал назад вместе со своим креслом, чуть не сбив при этом камеру. Он, широко раздвинув руки, оперся о стол. Полы его пиджака разошлись сзади, как крылья.

– Смерть Брета не была несчастным случаем. Кто-то привязал его к этому стулу и убил, потому что его хотели убить. На данном этапе расследования нам и не нужно что-то искать – этого вполне достаточно для определения мотива.

Ник ничего не сказал. Ройс пытался прищучить его, запугать, заставить признаться.

– Я думаю, вы не правы, – проговорил он наконец. – Я вам сказал, что случилось. Убийца, вероятно, проник в квартиру и связал Брета. Потом они заставили его позвонить мне и вызвать меня домой. А убил он Брета, только когда понял, что я видел его по веб-камере.

– И часто вы этим занимались? Часто шпионили за Бретом?

Это было похоже на разговор с десятилетним ребенком. Они слышали, что ты говоришь, но вкладывали в это совершенно противоположный смысл.

– Я никогда не шпионил за Бретом. Он просил позвонить ему, и я связался с ним через «Базз».

– Что-что? – В голосе Ройса послышалась недоуменная нотка, хотя, судя по его выражению, он точно знал, что собирается сказать Ник.

– «Базз» – это такая компьютерная программа. Голосовая и видеосвязь по Интернету.

– Замечательно. – Ройс снова переменил тему разговора. – Нам бы хотелось получить доступ к содержимому вашего компьютера.

– Я не могу это сделать. Мой контракт с ФБР…

– Забудьте об этом. Мы можем получить разрешение, но будет лучше, если вы станете сотрудничать.

Ник уставился на него.

– Будет лучше для кого? Я пришел сюда ответить на ваши вопросы. Я что – арестован?

– Нет. – Ройс встал. – Вы просто даете объяснения. Все в порядке. – Он бросил взгляд на видеокамеру.

«Неужели я допустил оплошность?» – подумал Ник, начиная жалеть, что не взял с собой адвоката.

– Вы посмотрите на это дело с моей колокольни, – сказал Ройс, переходя на более спокойный тон. – У нас есть пистолет, из которого убили Брета, и на нем повсюду ваши отпечатки. Мы все еще ждем результатов анализа из лаборатории – есть ли следы пороха на ваших руках.

Следы пороха? Неужели они думают, что это он стрелял? Мог ли порох попасть ему на руки, когда он трогал пистолет?

– У нас есть свидетельство того, что вы находились на месте преступления…

– Конечно, я находился на месте преступления. – Ник чуть ли не кричал. – Да я живу там, черт побери!

– И вы рассказываете мне эту невероятную – если уж говорить откровенно – историю о каком-то человеке в маске, который гнался за вами по крыше с пистолетом, а потом передумал и исчез в ночи. Оставив вам пистолет. – Ройс ухватился руками за спинку кресла и подался вперед. – Я хочу вам верить, Ник. Правда хочу. Но вы не помогаете мне в этом.

Мысли Ника метались, он старался вспомнить что-нибудь такое, что сняло бы с него подозрения.

– Макс.

– Что?

– Макс. Мальчишка из соседней квартиры. Он разговаривал со мной, когда Брета застрелили. Он вам скажет, что я не имею к этому никакого отношения.

Впервые за это утро на лице Ройса появилось неуверенное выражение. Он попросил Ника подождать и вышел из комнаты. Вернувшись, он уселся в кресло.

– Мы еще не разговаривали с мальчиком. Мать говорит, что он в шоке, и не разрешает нам увидеть его.

Это было похоже на правду. Мать Макса была настоящий пятибалльный шторм, она почти никогда не видела сына, но компенсировала это тем, что с неистовством оберегала его от всяких случайностей. Если бы он поскользнулся на шнурках, то она, вероятно, подала бы в суд на изготовителя кроссовок.

– А парнишка видел убийцу?

– Не знаю. Все произошло так быстро. – Ник откашлялся. Во рту у него была Сахара. – А теперь я бы хотел уйти. Можно?

XIV

Верхний Рейн, 1432 г.

Путешественник подвел коня к краю утеса и посмотрел на долину. Что он там увидел? Конечно, реку внизу, которая ускоряла течение в узком русле вокруг мыса, а потом снова замедлялась, текла ровной лентой между лесистых холмов. Около берегов на мелководье плескалась рыба, протискиваясь между тростников, вилась, как дым в воде. Над поверхностью воды жужжали стрекозы, золотые лучи солнца разогревали донный песок.

Сразу за мысом река образовывала неглубокий залив, где в нее вливался приток, узкий и резвый в сравнении с величественным Рейном. Путник, посмотрев вниз, увидел бы полянку в том месте, откуда вытекал приток, и – если бы солнце не светило ему в глаза – примитивную хижину, сооруженную из ветвей и глины. Перед ней, где берег резко уходил вниз, склоняясь под угрожающим углом к реке, стоял стол с двумя отпиленными ножками. К столу были приколочены доски, словно ступеньки. Все это сооружение поблескивало влажной глиной. Рядом с ним лежал выдолбленный ствол дерева, похожий на примитивный лоток.

Путник дернул уздечку, развернул коня и направил его назад в лес. Тропинка была довольно крутой, но не опасной.

Солнечные лучи пятнами падали на землю, пробиваясь между кронами деревьев, лес полнился гудением пчел и других насекомых, которое по мере спуска заглушалось журчанием воды. Скоро путник был уже на берегу притока, он оказался глубже, чем ему думалось поначалу. Он спрыгнул с седла, набросил поводья на ветку и вошел в воду проверить – можно ли здесь перейти реку вброд.

Сильное течение влекло его ноги, а он пытался не потерять равновесие на скользких камнях. Немного ниже по реке виднелся одинокий ряд камней – все, что осталось от попытки перегородить реку, которая прорвалась через преграду, и камни, призванные перенаправить водный поток, теперь лишь подхлестывали его, когда он прорывался в узостях между ними. Но путник тем не менее решил, что его коню по силам перейти на другой берег.

Когда он повернулся, собираясь возвращаться, солнечный луч мелькнул в листве и ударил ему в глаза. Путник поднял ладонь, защищаясь от света, но при этом потерял равновесие. Он подался в сторону, чтобы не упасть, но камень под его ногой подвернулся. И человек, подняв фонтан брызг, свалился в реку.

Течение немедленно подхватило его, повлекло к пролому в разрушенной дамбе. Он сопротивлялся, но река была слишком сильна. Она крутила его, как соломинку. Он почувствовал, что идет на дно, хлебнул воды и вынырнул на поверхность, открыв рот, чтобы глотнуть воздуха. Потом он ударился головой о камень, и мир вокруг него потемнел.

В бухте, где соединялись две реки, темная точка пятнала серебряную гладь воды. Какой-нибудь наблюдатель с берега мог бы и не обратить на нее внимания – рябь или тень от парящего ястреба. Но, приблизившись, наблюдатель разглядел бы, что эта тень похожа на человека. Зрелище он являл собой жутковатое. Волосы достигали плеч, борода отросла почти до груди, и то и другое было в колтунах и впитало столько грязи, что разобрать их истинный цвет было невозможно.

Странный мужчина стоял по пояс в воде, слегка раскачиваясь в потоке, ноги его ушли в ил, и вокруг них вились угри и водоросли. Он зачерпнул донный ил в потрескавшуюся деревянную кадку.

Он был голый. На груди его образовалась корка грязи, лицом и руками он напоминал статую гончара, потрескавшуюся на солнце. Но ниже пояса кожа была чистая, вымытая рекой. Он подтащил кадку к стоящему наклонно столу и опрокинул ее. Грязь полилась по лестнице, обтекая ступеньки, на досках оставался лишь осадок белой глины. Человек соскреб ее и выложил в лоток, который затем заполнил водой из ведра и расшевелил все это пятерней. Белые облака собирались и кружились в воде, но там, где солнце касалось дна, сквозь вихри и потоки он безошибочно уловил блеск золота.

Его внимание привлек какой-то предмет в устье реки. Поначалу он принял его за бревно, потом решил, что это, может быть, дохлая лиса или даже овца, принесенная с дальнего пастбища. И только когда этот предмет чуть не проплыл мимо него, он понял, что же это такое.

Он помедлил мгновение, но только потому, что не привык к чрезвычайным ситуациям. Он бросился в бухту, оторвал ноги от дна и нырнул головой вперед. Он был сильным пловцом: десять гребков – и он уже добрался до тела. Ухватил человека за намокшую рубашку и потянул к себе. Течение здесь было сильнее, подталкивало его к открытой реке. Он опустил ноги, но дна не достал. Тонущий человек дернулся, почувствовав его прикосновение, взмахнул руками, закашлялся. В своем неистовом желании выжить тонущий вполне мог убить их обоих. Золотодобытчик яростно забил ногами, чтобы не погрузиться под воду, и скрутил тонущего. Одной рукой подхватил его под руку, другой за поясницу и повлек к берегу. Вытащив добычу на сухое место, он посадил спасенного, взял за руки и согнул пополам, выкачивая из него воду.

Несостоявшийся утопленник испустил изо рта струю воды, застонал, рыгнул, потом перекатился на живот и, тяжело дыша, замер на покрытой опавшими листьями земле. Золотодобытчик оставил его сохнуть на солнце. Он принес хлеб с медом и положил их на некотором расстоянии от гостя. Раздул пламя в чуть теплящихся углях у своей хижины и подогрел в миске немного молока. Когда он вернулся к гостю, еда уже исчезла, а человек сидел, прислонившись к бревну. Он, прищурившись, посмотрел на своего спасителя.

– Спасибо. – Он сделал благодарственное движение руками. – Если бы не ты… – Голос его замер.

– Как тебя зовут? – спросил золотодобытчик. Говорил он медленно – отвык, его язык с трудом ворочался во рту.

Гость улыбнулся.

– Эней.

Это имя было как палка, взбаламутившая прошлое. В иле заклубились воспоминания: солнечный свет, проникающий сквозь окно класса, монах в сером капюшоне, древняя книга рассказов.

– Multum ille et terris iactatus et alto. Долго его по морям и далеким землям бросала воля богов. [9]9
  Этими словами открывается «Энеида» Вергилия.


[Закрыть]

На лице Энея появилось удивленное выражение. Он посмотрел на золотодобытчика, потом рассмеялся странным смехом.

– Какой же ты необычный человек. Ты ходишь по лесу, как фавн или дикарь. Ты плаваешь, словно русалка, и спасаешь путников от их судьбы, а потом цитируешь Вергилия. Скажи мне, как тебя зовут.

Золотодобытчик посмотрел на него смущенно, чуть ли не испуганно. За прошедшие годы было столько имен – имен, которыми его называли в гневе, с насмешкой, в неведении и страхе. Имена, которые давались, но которыми он никогда не владел. Но прежде всех было одно.

– Иоганн, – сказал я.

Эней на ту ночь оставался в моей хижине. Для человека, едва спасшегося от гибели, он выглядел на удивление бодрым. К вечеру он был уже в состоянии ходить, опираясь на палку, которую я вырезал из ивы. С наступлением сумерек он сопроводил меня к тому месту, где оставил свою лошадь, а когда пришла ночь, развел костер, и мы с ним выпили бутылку вина, что была в его седельном мешке. Еще он дал мне паломническое зеркало – посеребренный кусок стекла, вставленный в литую металлическую раму.

– Оно из Ахена, – сказал он. – Оно впитало священное сияние святынь, что хранятся там в соборе. Возьми его. Может быть, придет час и оно выручит тебя – ведь ты спас меня.

Эней любил поговорить и радовался компании. Слова лились из него, как вода из источника, энергия в нем кипела. Он очень заинтересовался мной, хотя я и избегал его вопросов. Когда он спросил, откуда я родом, я просто показал на реку; когда он попытался узнать, почему я стал добывать свои жалкие средства к существованию из рейнского ила, я бросил еще одно полено в костер и ничего не ответил. Много чего произошло за последние десять лет, но только в том смысле, в каком происходит с человеком, который падает в колодец и многократно ударяется о стены. И хотя каждый из этих ударов мучителен, впоследствии бедняга помнит лишь падение на дно.

А вот Эней рассказал мне о себе. Он был на пять лет моложе меня, хотя кто-нибудь, посмотрев на мое лицо, сказал бы, что эта разница составляет лет двадцать. Он родился в Италии, в деревне неподалеку от Сиены. Его отец был крестьянином с небольшим достатком, и Эней отказался от труда на земле в пользу университетского образования.

Он подался вперед, лицо его светилось в отблесках пламени.

– Ты никогда не думал, что Господь создал тебя с какой-то целью? А я вот думал. Я знал, что предназначен для чего-то более возвышенного, чем пастбища моего отца. Я изучал все, что мог. Когда чума выгнала из Сиены ученых, они не смогли унести с собой все книги. Я купил их за гроши и научился всему, чему эти книги могли научить, а потом, когда чума ушла, продал, выручив в пять раз больше, чем заплатил. Воистину, нет ничего прибыльнее, чем знание. – Он усмехнулся собственной шутке. Потом задумался на секунду. – Или, может быть, «ничто не дает такой прибыли, как ученость»? Как лучше?

Я пожал плечами. Я мог только лишь поморщиться, сравнивая нас: наследник патриция копается в реке, как свинья, и крестьянский сын, который сумел выбиться в люди. Но он не дошел до этой части истории.

– Поначалу я хотел стать доктором. Или, может быть, юристом. Я всегда умел неплохо излагать свои мысли. – Он был начисто лишен скромности, но при этом говорил с такой откровенностью, что его речи не казались хвастовством. – Я много чего пробовал, но ничто меня не устраивало. И вот год назад через нашу деревню проходил один человек. Кардинал на пути в Базель.

Он прищурился, глядя на меня и явно ожидая какой-то реакции, узнавания.

– Тебе известно, что сейчас в Базеле проходит большой собор, [10]10
  Базельский собор – собор католической церкви, заседавший в 1431–1449 гг., сначала в Базеле, а с 1448 г. – в Лозанне. Собор был созван для реформирования церкви и воссоединения Западной и Восточной церквей.


[Закрыть]на котором обсуждаются неправедные деяния церкви?

Если я даже и знал об этом, то начисто забыл.

– Я поступил на службу к кардиналу и поехал с ним.

– Но ты не священник? – спросил я.

Он не был похож на священника. Найдя своего коня, он первым делом залез в седельный мешок и надел чистую рубаху и штаны. Даже чуть не утонув в реке, он сумел каким-то образом сохранить свои мягкие кожаные сапоги, верхушка которых была на модный манер загнута, что позволяло видеть не только зеленую шелковую подкладку, но и его икры.

Он рассмеялся.

– Для каких бы дел ни предназначал меня Господь, я не думаю, что это священничество. Я слишком люблю мирское. Нет… я отвлекся. Я поступил на службу к кардиналу в качестве секретаря, и он привез меня в Базель. Скоро я узнал, что его богатство хранится на небесах, – денег, чтобы заплатить мне, у него не было. Я ушел от него, но нашел другого. – Он подмигнул мне. – Это оказалось нетрудно. Во время собора дел невпроворот, и любой, умеющий написать свое имя, мог наверняка найти там работу.

Он подпер подбородок рукой и уставился в огонь – карикатура на размышление.

– Тебе нужно ехать со мной.

Я, конечно, отказался. Но Эней был прав – он умел находить убедительные слова. Он проспорил со мной всю ночь, пока костер не догорел и не начали петь птицы. Отказать ему было невозможно.

На следующее утро я оставил мою хижину и направился в Базель.