Текст книги "Книга тайн"

Автор книги: Том Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

LII

Штрасбург

Двадцать семь царей взирали со своих стеклянных тронов – гордые и величественные, они возвышались над мелочными заботами мира. Под их витражными взглядами бурлил оставленный ими мир. В соборе гулко отдавались стук молотков, крики каменщиков, скрип шкивов и визг детей. Где-то среди всей этой суеты церковный хор пытался петь литанию. А в задней части собора в алькове стояли двое и о чем-то яростно перешептывались.

– Ты мне клялся, что все будет в порядке.

Андреас Дритцен не был ни гордым, ни величественным. Щеки его горели от гнева, кулаки были сжаты, словно он собирался ударить кого-то. Возможно, меня. Именно поэтому я настоял на встрече в соборе.

– Неужели ты думаешь, что ты единственный, кто вложил деньги в это предприятие? – Мне становилось плохо при одной мысли об этом, хотя от Дритцена я и не ждал сочувствия.

– Мы должны расплавить все изготовленные зеркала и продать металл.

– Нет. Покупали мы свинец, олово и сурьму. А теперь у нас сплав. Мы не можем его разделить. Так же как невозможно эти стекла снова превратить в песок и известь.

– Тогда продай сплав.

– Этот металл – ключ ко всему предприятию… и к нашему богатству. Если мы его продадим, то другим станут известны его возможности и они научатся делать то же самое. А если покупателем окажется какой-нибудь ювелир из Ахена, то он сам отольет зеркала и получит всю прибыль от наших трудов.

– И пусть его. – Лицо Дритцена пылало от гнева. – Мне нужны назад мои деньги.

– Паломничество было отложено, а не отменено. Нам нужно только набраться терпения и переждать еще год. И тогда мы будем богаты, как нам никогда и не снилось.

– Я не могу пережидать год! – Он взревел, как жеребец при холощении.

Я оглянулся – не слышит ли кто, но за визгом плотницких пил никто не обратил на нас внимания.

– И почему я не послушал моего брата Йорга, – простонал он. – Он мне говорил, что ты бродяга, мошенник. Что ты погубишь нашу семью.

И тогда, вероятно впервые в жизни, я осознал меру своей ответственности. Я был слишком стар, чтобы пуститься в бега. Я слишком многим и слишком много был должен, чтобы впадать в отчаяние. Однорукий Карл или кто-нибудь вроде него нашли бы меня, и потом мое искалеченное тело вытащили бы из одного из каналов, все в иле и нечистотах.

Я должен был освободиться. И как пьяница, который находит освобождение в еще одном стакане, я прибег к единственному известному мне способу исцеления.

– Есть и еще одно доходное ремесло. Оно не так глубоко проработано, как способ изготовления зеркал, но по сравнению с прибылью, которую можно получить от него, прибыль от зеркал – жалкие гроши. Нужно только терпение.

Он покачал головой.

– Хватит с меня твоих секретных ремесел.

– Ты никогда не спрашивал себя, что мы с Каспаром делаем в твоем подвале? Зеркала всегда были только прикрытием, тогда как мы готовились к более важной работе.

Я видел, что он, несмотря на охватившее его отчаяние, заинтересовался.

– Ты никогда не говорил об этом.

– Конечно не говорил. Зеркала и те секретные. А другое наше дело в десять раз важнее. О нем знают только четыре человека.

– И его можно будет реализовать до следующего года?

– Трудно сказать. Я тебе уже говорил: оно не столь продвинулось, как зеркала. Но когда мы будем готовы, задержек не предвидится. Никаких тебе ожиданий паломничества, никаких перевозок по реке. Его даже чума не в силах остановить. Оно требует лишь небольших вложений.

Он ухватил меня за лацканы и прижал к стене.

– Ты что – глухой? Ни слова не слышал из того, что я сказал? У меня больше нет денег. Как мне избежать банкротства?

Со спокойствием, которого не чувствовал, я оторвал его руки от моей одежды и отошел в сторону. Лучик света сверкнул на золотой булавке, которую он носил на плече своего плаща – Христос на кресте со стихом из Священного Писания.

– А как насчет этого?

Он накрыл булавку рукой.

– Это подарок моей жены.

Украшение было великолепное. Все жилы тела Христова напряглись в ожидании смерти, словно его плоть пыталась удержать внутри себя душу. Буквы внизу были идеально ровные, выбиты в тонком металле с невероятной точностью. Что напомнило мне о стоявшей перед нами задаче.

– Ты можешь занять необходимые нам деньги. Если надумаешь, я буду в своем доме в Сент-Арбогасте.

Иногда мне казалось, что мое настоящее призвание – брать деньги взаймы, а вся моя работа с чернилами и металлом существует всего лишь как предлог для того, чтобы занимать деньги. Зеркала стали монстром, который пожирал самого себя; когда не оставалось ничего другого, мне требовалась новая идея, под которую можно было бы занять денег. В те дни я больше не думал о ремесле как о средстве получения прибыли. Или о том, будет или не будет получен результат. Важно было лишь обеспечить бесперебойное поступление денег.

Три дня спустя после разговора в соборе Дритцен пришел ко мне домой. Я встретил его во дворе между кузней и сараем. Вокруг нас клевали зернышки куры, моя свинья откапывала яблоки, упавшие с яблони за сараем.

– Сколько? – спросил Дритцен без всяких вступлений.

Ни о чем другом я в эти дни и не думал.

– Сто двадцать пять гульденов.

Он зашелся от негодования, что быстро перешло в приступ кашля. Я с тревогой смотрел на него – не хотелось бы, чтобы он умер до того, как мы получим от него деньги.

– Это больше, чем я тебе уже дал, став почти банкротом.

– Иногда единственный способ перебраться на другой берег состоит в том, чтобы зайти еще глубже. Как насчет твоего дома?

Он рукавом отер слюну с губ.

– Что с моим домом?

– Ты мог бы его заложить.

– Я его уже заложил.

– Займи еще, – уговаривал я его. – Если ты не сможешь вернуть долги и кредиторы востребуют твой дом, то какая разница, сколько ты им будешь должен. Уж лучше рискнуть всем ради успеха, чем потерпеть неудачу, прибегая к полумерам.

Я знал, что он согласится. Иначе он бы не пришел ко мне. Ему потребовалось несколько минут, чтобы уговорить себя. Он пошаркал одной ногой, другой, потом резко развернулся, подпрыгнув, словно соломенная кукла на палке.

– Я могу дать тебе сорок гульденов сейчас. Остальное – через несколько недель.

– А ты уверен? Когда я познакомлю тебя с тайнами этого ремесла, ты не сможешь выйти из нашего партнерства. Если у тебя есть сомнения, то лучше сейчас иди домой.

Ему нужно было подтверждение.

– Деньги будут использоваться только во благо предприятия?

– Конечно, – сказал я, уже подсчитывая, как наилучшим образом распределить эти деньги среди кредиторов. – И прибыли мы разделим в тех же пропорциях, что прежде.

– И если кто-либо из нас умрет до завершения предприятия, все вложения переходят к его наследникам?

Я внимательно посмотрел на него.

– Ты что – собираешься умирать?

– Нет. – У него снова начался приступ кашля. Он попытался сдержать его. Но лишь поперхнулся. – Но мне уже больше лет, чем было моему отцу, когда он умер. Жизнь коротка. Смерть идет за нами следом.

Я перекрестился.

– Тайна эта слишком серьезна, чтобы подвергать ее случайностям наследования. Если кто-то из нас умрет, то унесет ее в могилу.

Это взволновало его.

– А как быть с моей женой? Если я умру, то она должна получить что-то. Я, по-вашему, должен заложить ее вдовство?

– Торговец, который вкладывает деньги в путешествие, не может востребовать свой капитал, пока корабль находится в море. Все деньги, которые ты вложил, должны оставаться в собственности партнерства, пока предприятие не будет завершено.

Он вздохнул, его лицо посерело от этого поражения. Я похлопал Дритцена по плечу и попытался вдохнуть в него энтузиазм.

– Забудь этот разговор о смерти. Через два года ты будешь смеяться над тем, что сомневался во мне.

Я стоял у ворот, глядя, как он идет по дороге, грустный, изможденный человек. Неужели это я довел его до такого состояния? Заблудившись в лабиринте собственных схем и долгов, я уже не мог понять, кто я для него – благодетель или заклятый враг.

– Ну что – заглотил наживку?

Из сарая вышел Каспар. Рукава его были закатаны, а на ладони остался рубец от гравировального инструмента – требовались немалые усилия, чтобы вдавливать его в металл.

– Заплатит, заплатит.

– Тогда почему ты грустишь?

Каспар потрепал меня по щеке. Но после моего разговора с Дритценом я жаждал уединения и потому отвернулся.

– Да какая муха тебя укусила? Ты такой мрачный, словно несешь на своих плечах тяготы всего мира.

– Может быть, это груз того золота, которое я должен.

– Помнишь прежние времена? Тогда ты был гораздо интереснее. До того, как стал одержим золотом, ссудами и долгами. Ты был художником, а теперь сделался менялой.

– Деньги в такой же мере часть этого искусства, как свинец, чернила или медь, – отрезал я. – И то, что я делаю, оправдано размахом предприятия. Ты хочешь создать вещь, обладающую редкой и необыкновенной красотой, – и никто не сделает это лучше тебя. Ну а в моем ремесле красота обусловлена его масштабом. Капля воды – ничто, но река – величественна. А океан неизмерим.

– А ты когда-нибудь видел каплю воды? Когда она висит на ветке солнечным утром, в ней отражается весь мир – он растягивается, когда ветка колышется, и неизвестно, то ли удержится, то ли упадет и исчезнет в земле. Она прекрасна.

– Если бы я мог сделать эту работу без денег и раздать ее плоды бесплатно, я бы так и поступил. Но ты сам видел, как одни расходы влекут за собой другие, а конца еще не видно.

– Красота либо есть, либо ее нет. – Мы с Каспаром не слышали друг друга. – Если ты напечатаешь одну индульгенцию или отольешь одно зеркало, то будешь иметь индульгенцию или зеркало. И не имеет значения, единственные ли они в своем роде или существуют еще тысячи таких же.

– А как насчет золота? Тысяча гульденов красивее одной монетки?

– Для тебя – да.

Два месяца спустя Андреас Дритцен умер.

LIII

Страсбург

Отель предоставлял бесплатный доступ в Интернет из номера. Ник десять минут пролежал на кровати, глядя на сетевую розетку в стене и, словно святой, борясь с искушением. Пробыв неделю в офлайне, он чувствовал себя так, будто потерял конечность. Ему до смерти хотелось войти в Сеть. Но люди, которые преследовали его, казалось, обладали чуть ли не телепатической способностью отслеживать его движения. Мог ли он позволить себе такой риск?

В общем оглушающем гомоне Интернета присутствие Ника было бы едва слышимым шепотком. К тому же он знал кое-какие приемы. Мучимый сомнениями, он поднялся с кровати и включил ноутбук.

Работая в цифровой криминалистике, он был одержим проблемой безопасности. Сначала он очистил журнал своего браузера – все, что случайно могло вывести его на какой-нибудь из сайтов, которые он посещал прежде, и выдать его местонахождение. Потом он превратил свой компьютер в крепость. Активизировал межсетевой экран и закрыл все порты, кроме одного, чтобы весь трафик проходил через надежно охраняемые ворота. Как и любая система защиты, эта оберегала его не только от внешних врагов, но и от внутренних. Антивирус контролировал улочки и дворы крепости, готовый пресечь любую подозрительную деятельность. Он опасался не открытой атаки, а шпионских программ.

Теперь можно было выходить в Сеть. Он подключился к Интернету и немедленно открыл веб-сайт, который рекламировал себя как анонимайзер. Такого рода сайты были популярны среди извращенцев, преступников и заговорщиков, но ими могли пользоваться и вполне законопослушные люди. Ник позаимствовал метафору и назвал этот сайт плащом невидимки – способом гулять по Сети, не оставляя следов, по которым тебя можно опознать или определить твое местонахождение.

Но и за всеми этими щитами он все же нервничал – словно прокрался в гостиную посреди ночи, чтобы залезть в бар, где отец держал виски. Каждая загружаемая им страница была словно половица, готовая заскрипеть под ногой. Но постепенно информационный поток сомкнулся вокруг него. Он забыл об опасностях и поплыл на потоках знания, следуя по возникающим ссылкам.

Он начал с царей Израилевых и не нашел почти ничего, кроме ряда имен, первые из которых были знакомы, но за ними шли ничего ему не говорившие: Давид, Соломон, Ровоам, Авия и так до самого Седекии. Онлайновая энциклопедия давала массу сведений по библейской истории, но ничто, казалось, не подходило для его случая.

После этого он перешел к «Записям царей Израилевых». Поисковик на это выкинул массу информации, от которой сердце у него забилось чаще. «Записи царей Израилевых» мельком упоминались во второй книге Паралипоменон: «Прочие дела Манассии, и молитва его к Богу своему, и слова прозорливцев, говоривших к нему именем Господа Бога Израилева, находятся в записях царей Израилевых». [34]34
  2-я Паралипоменон, 33:18.


[Закрыть]Клик. Такого рода ссылки были разбросаны по Ветхому Завету, брошенные невзначай указания на другие книги, которые когда-то, возможно, существовали, но теперь остались только подобием призраков, насмехающихся над учеными. Клик. Как приключения Шерлока Холмса ассоциируются с доктором Ватсоном, словно и не написаны Конан Дойлем. Клик. Дело политика, маяк, дрессированный баклан…

Ник понял, что уперся в тупик. Он прошел назад и направился по другому пути, выбрав новое ключевое слово – «Манассия». Шестнадцатый царь Израилев. Вероотступник, плененный и увезенный в Вавилон, но восстановивший свое царство, когда покаялся и вернулся к Господу. Клик. Молитва его. Хотя «Записи царей Израилевых» были потеряны (если только они когда-либо существовали), около первого века до новой эры кто-то на их основе создал покаянную молитву Манассии и выдал ее за оригинальное произведение. Нечто вроде поделки, изготовляемой фанатами «по мотивам» известной вещи. Это была подделка, но древняя, обретшая и собственную ценность. Теперь она была включена в Библию как часть апокрифа.

Клик – назад к Библии. «Я согбен многими железными узами, так что не могу поднять головы моей, и нет мне отдохновения». [35]35
  2-я Паралипоменон, 36:24.


[Закрыть]

«Я тебя понимаю», – подумал Ник.

Наконец он вернулся на домашнюю страницу Джиллиан. Он знал, как это рискованно, но не мог туда не заглянуть.

Джиллиан Локхарт

грозит смертельная опасность

(последняя запись 2 января, 11:54:56)

Здесь все осталось как прежде – она больше не появлялась. Он снова пересмотрел фотографии, опять убедился, что его фотографии здесь нет, и все внутри у него сжалось, когда он подумал о фото у себя в бумажнике. Он вернулся к доске объявлений – на всякий случай.

Там оказалась одна новая запись.

Все в порядке? Нашлось то, что было нужно? Пожалуйста, жду звонка. У меня новый номер: www.jerseypaints.co.nz

(отправлено Олафом, 11 января, 17:18:44)

Ник три раза перечитал послание. Он проверил дату на своих часах. Два дня назад. Осторожность говорила ему: дальше нельзя – ловушка. Но он не мог противиться желанию.

На экране появилась новая страница: изображение раскрашенной во все цвета радуги коровы на приставной лестнице. Корова размахивала кисточкой и усмехалась. «Краска для дома и промышленности». Под цифрами, которые, как понял Ник, были новозеландским кодом, он увидел номер телефона и несколько восторженных рекомендаций от довольных потребителей. Никаких упоминаний о ком-либо по имени Олаф он не нашел.

Ник проверил собственную онлайновую безопасность. Все светилось зеленым. Сайт вроде бы не пытался загрузить какого-нибудь троянца.

Он чувствовал, что должен рискнуть. Поднял трубку и набрал номер с веб-сайта. После некоторой паузы он услышал необычный гудок далекого телефона.

– Джерси Пейнтс, – сказал голос с новозеландским акцентом.

– Гмм… Здравствуйте. Могу я поговорить с Олафом?

Раздраженное молчание.

– Это что – какая-то шутка? Я вам уже третий раз говорю – нет здесь никакого Олафа. Прекратите наконец звонить.

– Прошу прощения, – сказал Ник.

Не успел он повесить трубку, как его переполнило ощущение вины. Он не должен был звонить. Не должен был даже заглядывать на этот сайт. А уж звонить из отеля было просто глупостью. «Я вам уже третий раз говорю». Кто-то другой прочел послание и начал действовать.

От двери раздался какой-то звук. Ник замер. Неужели они уже пришли? Отследили его с такой легкостью? Он услышал, как в коридоре кто-то вставляет электронный ключ в слот. Он в отчаянии посмотрел на окно, но оно было надежно задраено.

На замке загорелся зеленый огонек. Ручка, щелкнув, начала поворачиваться. Спрятаться было негде – даже ванная располагалась в конце коридора. Ник схватил сумку с книгой и картой – может быть, ему удастся проскочить мимо киллера, сбить его с ног и убежать.

А что, если он не один?

Дверь распахнулась. В тускло освещенном коридоре стояла Эмили с двумя пакетами. Волосы у нее были влажны от растаявшего снега. Она посмотрела на сумку в его руках.

– Вы собирались уходить?

Ник с облегчением опустился на кровать.

– Я думал… я просто хотел понадежнее спрятать книгу. – Он снова посмотрел на нее, заметил что-то новое. – Вы изменились.

Она положила пакеты, повесила куртку на дверь. Юбка, которая была на ней с Парижа, исчезла, теперь она надела джинсы в обтяжку и свитер с высоким воротником. Он впервые увидел ее не в юбке, а в джинсах. И отчасти даже смутился, это было словно встретить на выходных учительницу в магазине. Но в глубине души поразился тому, как она хороша.

– Я подумала, что если мы снова будем убегать, то лучше делать это в брюках, – невозмутимо сказала она.

Она стащила с себя низкие сапожки и рухнула на кровать рядом с Ником. Им снова предоставили номер с двойной кроватью, тогда как они просили две односпальные. Они лежали, словно супружеская пара в старом кинофильме. К удивлению Ника, это было ему странным образом приятно.

– Снег усиливается, – сказал она несколько секунд спустя. – Похоже, нам будет нелегко выбраться из Страсбурга.

– Вопрос еще куда.

Ник приподнялся и взял пульт с прикроватной тумбочки. Он включил телевизор, пробежал по французским шоу-программам и интервью со звездами, наконец нашел англоязычный новостной канал. Репортер в бронежилете стоял на фоне руин, а солдаты в коричневатой маскировочной форме обыскивали глинобитный дом у него за спиной. Явно богом забытое местечко, но, по крайней мере, там было жарко. А у Ника создалось впечатление, что он полжизни дрожит от холода.

Он выключил звук, оставив меняющуюся картинку фоном.

– Я зашел на веб-страничку Джиллиан, – сказал он. – Кто-то там оставил для нее послание.

Эмили не ответила. Он скосил глаза и увидел, что она заснула. Глаза у нее были закрыты, черные волосы, обрамлявшие бледное лицо, разметались по подушке. Он натянул ей до плеч одеяло, лежавшее в ногах. Она пробормотала что-то во сне и, повернувшись, уткнулась в него.

Он почувствовал теплоту ее тела, и этот жар проник сквозь его кожу, расплавляя ледяной покров, сковывавший его с того дня, когда он получил то послание от Джиллиан. Он понимал, что это ошибка, что она будет смущена, когда проснется, а ему будет стыдно. Но он не хотел беспокоить ее. Пусть полежит немного.

Он устремил взгляд на телевизор, принялся читать подписи и смотреть на немой парад ораторов, спортсменов, политиков и старлеток по другую сторону экрана. Совсем недавно все это казалось ему таким важным – герои, злодеи, сюжеты в прессе. Теперь же стало таким далеким.

Картинка вернулась к новостнику в студии. На экране появилась надпись. ОТЛУЧЕННЫЙ ИЕЗУИТ НАЙДЕН МЕРТВЫМ.

Он схватил пульт и включил звук. Эмили шевельнулась, почувствовав его резкое движение. Новостник исчез, вместо него появился зернистый снимок. Ник смотрел во все глаза. Человек стоял слишком близко к камере, держа в руках наборную доску.

– Это же брат Жером. – Эмили села, откинув с лица волосы.

До сознания Ника с трудом доходили слова, произносимые гнусавым голосом репортера. «Соседи услышали выстрелы… Вызвана полиция… Убийство в стиле мафии… Сообщается о найденном утром подозрительном автомобиле… Блестящий ученый… Скандал, связанный с сексуальным домогательством…»

Ник посмотрел на Эмили. По ее щекам текли слезы. Он хотел утешить ее, но она казалась такой хрупкой, что он боялся, как бы она не раскололась от прикосновения.

– Я убила его, – прошептала она.

Сюжет на экране закончился, начался новый. Вместо лица брата Жерома появилась лодка с дрожащими от холода беженцами. Ник снова отключил звук.

– Я и представить себе не мог, – пробормотал он.

– Я его погубила.

– Я понимаю, что вы чувствуете, – попытался утешить ее Ник. – То же самое было с Бретом. Если бы не я, он был бы жив. Но вы не должны себя винить. Виноваты те, кто убил его.

– Виновата я, – гнула свое она. – Если бы не я, он не оказался бы там.

– Потому что он домогался вас, когда вы были студенткой?

Эмили проглотила слезы и уставилась на покрывало. Когда Ник уже было решил, что она не слышала его слов, она быстро проговорила:

– Это была не его вина. Мы с Жеромом… мы… мы были любовниками. Он не домогался меня – у нас был роман. Когда университетские власти узнали, его выгнали. А потом его выгнали и из ордена. Это его погубило. Наука была смыслом его жизни.

Ник представил себе старика с гривой седых волос и попытался не думать о том, как его костлявые пальцы прикасаются к коже Эмили.

– И все равно он не должен был прикасаться к вам.

– Он не должен был прикасаться ко мне, – повторила она. – Это верно. Но не в том смысле, в котором вы думаете. Это я влюбилась в него. Я его соблазнила, если это слово подходит для данного случая. Это я лишилась рассудка, я была безжалостна – не желала слышать никаких отказов. Я не понимала, что делаю. – Она смахнула слезу со щеки. – В конечном счете чувство вины стало для него невыносимым, и он разорвал нашу связь. Я вышла из себя… мне хотелось одного – отомстить. Я донесла на него из одной только злости. Я погубила его жизнь. А теперь вот это.