Текст книги "Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть"

Автор книги: Тоби Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

9
Ранний тревожный звонок

Когда Сэм Пратт разбудил меня, он не выглядел очень счастливым.

– Телефон, – проворчал он.

Я посмотрел на часы – 7.15 утра. Должно быть, это Сири! Она еще ни разу не перезвонила мне после того ужасного уик-энда, и я уже начал подозревать самое худшее. Однако ее звонок был хорошим знаком. Может быть, она все же не хотела разрыва.

– Любимая, это ты? – спросил я.

– Да, это я, сладенький, – последовал ответ.

Алекс де Силва! Когда я разговаривал с ним в последний раз, он сказал, что подал заявление в Южно-Калифорнийский университет для участия в программе для киносценаристов. На мой взгляд, немного амбициозный поступок. Университет каждый год получает до 20 000 подобных заявлений, и, если учесть, что мест было всего 23, его шанс попасть туда составлял примерно один из 870. С б о льшим успехом он мог поступить Гарвардскую юридическую школу.

Я. Алекс? Какого черта! Ты знаешь, сколько здесь времени?

Алекс. Приятель, меня приняли! Теперь я официально зачислен в Южно-Калифорнийский университет на курс киносценаристов. [Пауза.] Алло? Алло? Что это был за шум?

Я[поднимая телефон]. Ты ублюдок! Ты самый последний ублюдок! Я не верю!

Алекс[смеясь]. Знаю, знаю. Представляешь, как тяжело было туда попасть? Они получают 40 000 заявлений в год! Попасть туда сложнее, чем…

Я[прерывая]. На самом деле 20 000.

Алекс…в Гарвардскую юридическую школу.

Я. Да-да, ну что ж, поздравляю. Я действительно счастлив за тебя.

Как ему это удалось? Алекс не из тех, о ком говорят, что они «подают большие надежды». Он родился в 1964 году в семье богемных интеллектуалов, которые не обременяли своих детей ожиданиями «буржуазного общества». После окончания в 1986 году колледжа Тринити в Дублине он втянулся в рок-н-ролльное движение и в результате стал басистом в группе под названием «Дайсман». А еще завзятым наркоманом. С наркотиками завязал лишь в 1992 году, когда его вышибли из группы из-за того, что он отключился в самой середине концерта. Я познакомился с ним год спустя после этого. Он жил в Лондоне и с трудом наскребал себе на жизнь как внештатный журналист, но душа у него явно не лежала к этому занятию. Думаю, он уверился в своем более высоком предназначении из-за успеха «Дайсман», хотя это случилось, когда его заменили более надежным басистом. Сейчас она сменила свое название на ________.

Я. И когда ты отправляешься в Лос-Анджелес?

Алекс. Как только разберусь с квартирой. Осенний семестр начинается в конце сентября.

Я. И на что собираешься жить?

Алекс. Ах да, забыл сказать… они дают мне стипендию. Алло?

Я[поднимая телефон еще раз]. Черт бы тебя побрал. Может, ты забыл мне сказать еще что-нибудь?

Алекс. Например?

Я. Ну, не знаю. Может, ты выиграл в футбольный тотализатор? Или трахнул супермодель?

Алекс. Это была не супермодель, но я действительно перепихнулся кое с кем прошлой ночью.

Пауза.

Я. Мне кажется, я знаю, в чем дело. Ты продал душу дьяволу, я прав?

Алекс. Приятель, я сделал это давным-давно.

Я. Это единственное возможное объяснение.

Алекс. Кстати, мне жаль, что у вас с Сири все так закончилось.

Я. Что?

Алекс. Ты не слышал?

Мой желудок был готов вывернуться наизнанку.

Я. Нет.

Алекс. У нее появился новый парень.

Я. Ты серьезно?

Алекс. Какие новости ты предпочитаешь сначала услышать, плохие или хорошие?

Я. Спорим, тебе это доставляет удовольствие.

Алекс. Хорошая новость – он очень беден, даже беднее тебя.

Я. Тогда протянет недолго. А какая плохая новость?

Алекс. Он виконт. Его прозвище «виконт без портков».

Я. Черт, черт, черт…

Алекс. Прости, что пришлось сказать тебе об этом.

Я. Да ладно.

Алекс. В любом случае, дружище, мы оба будем жить в Америке – ты в Нью-Йорке, я в Лос-Анджелесе. Это ведь круто, разве нет?

Я. Ты прав, но только ты ради этого продал свою душу дьяволу.

Алекс[смеясь]. Эй, мы оба это делаем, приятель. Имей совесть.

10
Совершеннейшая Бетти

Известие о том, что у Сири новый парень, стало для меня ударом, но я находился в идеальном месте, чтобы оправиться от него. В «350» было столько красивых девушек, что иногда его называли «Дворцом Красоты». Не раз я слышал, как два магазина мужской одежды, расположенных по обе стороны здания – «Брукс бразерс» и «Пол Стюарт», – называют «стражами Храма Афродиты». Казалось, я работаю в самом настоящем модельном агентстве.

Однако любая попытка познакомиться с богинями «Конде наст» была запрограммирована на неудачу, поскольку такие действия считались табу. И узнал я об этом после того, как совершил одну ошибку – кидался неприличными шутками во время ознакомительной экскурсии по штаб-квартире «Конде наст». Тур, который проводила женщина из отдела кадров, устраивался для группы таких же новобранцев, как и я. В конце я спросил нашего гида, что нам делать, если мы вдруг заблудимся.

– Вы всегда можете обратиться к помощи модели в вестибюле, – посоветовала она.

– Какой именно? – сострил я.

Однако никто не рассмеялся.

На следующее утро я обнаружил на своем столе служебную записку, озаглавленную как «Политика компании по отношению к сексуальным домогательствам на рабочем месте». Интересно, кто ее мне оставил? Я так и не узнал этого. Записка начиналась следующими словами: «Многие годы «Конде наст» стремится поддерживать среди служащих рабочую атмосферу, свободную от любых форм дискриминации и домогательств». Следующий отрывок был подчеркнут красным фломастером: «Шутка, которую одни находят забавной, может показаться оскорбительной для других». (Слово «оскорбительной» была подчеркнута дважды.) Далее шел список действий, которые «могли повлечь за собой применение дисциплинарных взысканий вплоть до увольнения». К ним относились:

 
Замечания, заигрывания и предложения сексуального характера.
Прикосновения или другие формы физического контакта.
Настойчивые просьбы о свидании или иных формах встреч вне работы.
Замечания, относящиеся к телу другого человека.
 

Я был ошеломлен. И сказал Крису Лоуренсу, что если бы Ромео придерживался этих правил, он бы никогда не добился Джульетты. Контраст со скабрезной и непристойной атмосферой Флит-стрит, где роем кружатся привлекательные журналистки, был невероятно разительным. Каким образом, они думают, мы сможем «добиться свиданий» с женщинами из «350», если не будем флиртовать с ними и приглашать их куда-нибудь пойти?

– Это все чушь собачья, – объяснил Крис. – Они просто не хотят, чтобы к ним подкатывали невежи вроде нас.

И он был прав. Модниц из «Конде наст» с их сумочками за 3000 долларов и норковыми манто трудно было назвать политкорректными. Политика компании относительно сексуальных домогательств не является уступкой ее излишне чувствительной к дискриминации своих прав женской половине персонала, скорее это женщины использовали ее, чтобы защититься от мужчин, которые зарабатывали меньше 500 000 долларов в год. Не для того они проводят столько времени в руках косметологов из Бразилии, подвергаясь болезненной депиляции с помощью воска, чтобы отправиться на свидание с журналистами. Они хотят встречаться с кинопродюсерами, владельцами клубов и банкирами. [47]47
  Мужскую часть служащих «Конде наст» «Нью-Йорк таймс» расценивал следующим образом: «Формально нормальный парень имеет здесь б о льшие шансы. Но если для женщины главным является высокая мода, если ее жизнь зависит от покупки пары модных туфель, то разве может она позволить себе выйти замуж за журналиста, работающего вместе с ней? Ее привычки может удовлетворить только банкир». Джон Терни. «Основной мазохизм», «Нью-Йорк таймс», 6 июля 1996 г.


[Закрыть]

Самое забавное, что в «350» напрочь отсутствовало хоть какое-нибудь сексуальное напряжение. Как-то один отчаявшийся сотрудник сказал мне, что все дело в том, что журналы «Конде наст» больше нацелены на возбуждение желаний, а не на их удовлетворение. Компании, занимающиеся производством предметов роскоши, платят фантастические суммы за размещение в них своей рекламы, потому что здесь работают женщины, которые знают, как возбудить желание. Для этого им нужно быть неуловимыми, недоступными и окружить себя атмосферой таинственности. И они не собираются менять привычный образ жизни ради быстрого секса с фотокопировальщиком.

Однако подобное объяснение льстило самолюбию самих мужчин «350» – оно подразумевало, что женщины обдумывали возможность свиданий с нами, но отказались от нее. На самом же деле нас даже нет на экране их «радаров». Когда каждое утро лифты разносили их по этажам, они оценивали друг друга с леденящей кровь враждебностью профессиональных атлетов. И если замечали некие огрехи во внешнем облике, которые в их глазах расценивались как настоящая катастрофа, то не упускали возможности ткнуть в них носом неудачливую конкурентку. Самым мягким критическим замечанием было: «Слишком вызывающе!» – а откровенно грубым: «Тебе это не идет, дорогая». Но представителей сильного пола они не замечали вообще. Даже если привлекательный мужчина оказывался с ними в лифте, они автоматически низводили его до «голубого».

В подобной атмосфере гетеросексуальные мужчины начинали чувствовать себя кастрированными, и мы с Крисом компенсировали это, выбрав для себя преувеличенно юношеские роли: он играл Мальчика-мажора, а я – Дуремара. (Естественно, эти роли мы разыгрывали за закрытыми дверями своего кабинета.) Почти все время мы общались с ним на языке, который Крис описывал как «сленг мальчика-мажора с восточного побережья» и который я усвоил, слушая его болтовню с приятелями по телефону. Всех привлекательных девушек мы называли Бетти, а тех, кто обладал «огромными буферами» и «роскошными дрыжками» [48]48
  Ноги (сленг).


[Закрыть]– совершеннейшая Бетти. Всех Бетти привлекали «танты» (сокращение от «мутанты»), так мы называли мускулистых, похожих на хоккеистов парней, также известных как «сутенеры», «тормоза» и «амбалы». Им были неинтересны такие «евнухи» как мы. Если, попытавшись «подъехать» к каким-нибудь «кошечкам», вы смогли «охмурить» кого-то из них и закончили «блудом» – что было маловероятно, – то имели право на «Хвалебную песнь победителя»; но если, как чаще всего и происходило, вас «отшивали», вы должны были «выстоять у позорного столба».

Проведя всю свою юность за просмотром молодежных комедий «Порки» и «Зверинец», я получал настоящее удовольствие от всего этого. Вот как проходил типичный разговор между Мальчиком-мажором и Дуремаром после того, как мы «брали на прицел» очередную Бетти:

Мажор. Ты видел Шерметту возле ксерокса? Она включила фары дальнего освещения.

Дуремар. Готов поспорить, она действительно умеет водить. И может дать фору в этом кому угодно.

Мажор. О да. Я был бы не против попробовать с ней в этом потягаться.

На нормальном языке это означало:

Крис. Ты видел красотку возле ксерокса? Ее соски так и выпирали сквозь футболку.

Я. Готов поспорить, она хороша в постели. Судя по виду, она знает, что делать.

Крис. Ты прав. Я был бы не против с ней переспать.

Но в журнале работала девушка, которой мы оба были одержимы. Ее звали Пиппи, и, по словам Криса, она обладала «убийственным набором». Белокурые волосы, голубые глаза, носик пуговкой, худенькая, но большегрудая, она относилась к тому типу девушек, которых другие женщины называли «вашим главным ночным кошмаром». Для нас с Крисом она была совершеннейшей Бетти.

Кроме того, Пиппи была глупой как пробка, из-за чего мы считали, что у нас есть шанс. Она занимала должность помощницы Элизабет Зальцман, и одним из самых знаменитых конфузов, который с ней приключился, был ее телефонный разговор с Саем Ньюхаусом, владельцем «Конде наст»:

Пиппи. Офис Элизабет Зальцман.

Ньюхаус. Привет, это Сай. Могу я поговорить с Элизабет?

Пиппи. Простите, сэр, я не расслышала вашего имени.

Ньюхаус. Сай, Сай Ньюхаус.

Пиппи. Вы не повторите?

Ньюхаус[отчаявшись]. Просто соедините меня с Элизабет.

Пиппи[жизнерадостно]. Могу я узнать, по какому вопросу?

Клик. Гудки.

Естественно, Мальчик-мажор и Дуремар решили устроить соревнование, чтобы выяснить, кто первым сможет «застолбить участок». Крис решил изображать Чувствительного Ньюэйджевского Парня, [49]49
  Sensitive New Age Guy, или сокращенно SNAG, – чуткий и ранимый в отношениях со слабым полом мужчина, избегающий проявления агрессивности, присущей его полу. Название произошло из-за стереотипного (но зачастую некорректного) причисления таких мужчин к последователям движения и восточной практики нью эйдж, которые больше заинтересованы в малораспространенных религиозных течениях или современной духовности, чем в пиве, футболе и сексуальных атрибутах.


[Закрыть]надеясь таким образом воззвать к альтернативной стороне ее натуры. Как 25-летняя девушка, которой нравилось слушать музыкальные импровизации группы «Фиш», Пиппи относилась к категории, которую Крис называл Старбакской богемой, поэтому планировал произвести на нее впечатление своей принадлежностью к хиппи. Это не было абсолютной ложью. Возможно, он и покупал свои костюмы в «Брукс бразерс», но иногда его можно было увидеть в футболке с названием рок-группы «Грейтфул дед».

Я же избрал по возможности самый честный путь и выдал себя за любителя карликовых собачек. Летом 1995 года они стали «последним писком» и заполонили отдел моды «Вэнити фэр». У Элизабет была длинношерстая чиа-хуа-хуа по кличке Куба, которую назвали так, потому что своими окрасом и размером она напоминала кубинскую сигару; Пиппи тоже приобрела чиа-хуа-хуа. Она назвала ее Пиколина, потому… потому что это имя показалось ей очень милым. Кроме того, по отделу бродили карликовые таксы, йоркширские терьеры, ши-цу – целый зверинец из различных пород, – и все они лаяли как сумасшедшие.

Разумеется, правилами запрещалось приводить собак в здание, но Грейдон их терпел, потому что Элизабет, как выразился Крис, «имела слишком большие родственные связи». Однажды, когда я пытался заинтересовать Грейдона своей очередной безнадежной идеей, Дан просунул голову в дверь и сказал: «Элизабет звонит вам с самолета». «Она всегда это делает», – вздохнул Грейдон. Он объяснил, что Элизабет обожает звонить ему во время очередного полета «некоммерческим» рейсом и сообщать, на частном самолете какого миллиардера в этот раз она находится. И назвал ее Кубу «крысой».

Хотя нужно признать, Элизабет не относилась к своей собаке слишком серьезно. Однажды я спросил ее, будет ли Куба присутствовать на сборе средств, организованном благотворительной организацией «Больные СПИДом владельцы домашних животных». На этом мероприятии карликовые собачки должны были демонстрировать наряды от различных дизайнеров. «Он бы с удовольствием, – печально ответила Элизабет, – но в этот уик-энд он уже договорился о прогулке под парусом в Хэмптонсе». В другой раз, играя в ее офисе с Кубой, я пытался заставить его перевернуться, на что Элизабет заявила: «Он не понимает слова «перевернуться». Думает, оно означает круассан».

В отличие от своего босса Пиппи не позволяла себе такого легкомысленного отношения к Пиколине. По ее словам, Пиколина была уже не в состоянии выносить присутствие такого огромного числа безупречно ухоженных карликовых собак, из-за чего у нее даже пропал аппетит. Кроме того, она страдала от целого букета других «проблем», в числе которых «страх быть брошенной», «боязнь перед расставанием» и «проблемы с близостью». Все, естественно, считали, что Пиппи говорит о себе.

Первая возможность произвести впечатление на Пиппи предоставилась мне в день открытия Недели моды, когда Элизабет и весь ее отдел готовились сняться с якоря и отправиться на шоу в Бриант-парк. Все девушки брали своих собачек с собой – как-никак модные аксессуары, – но Пиппи считала, что Пиколина еще не готова к такого рода треволнениям. Она собиралась запереть ее на весь день в офисе Элизабет и беспокоилась, как та перенесет подобное затворничество. И все допытывалась у меня.

– Я мог бы время от времени заглядывать туда, чтобы ее проведать, – предложил я.

– Правда? – взвизгнула Пиппи, вцепившись мне в руку. – Это было бы так мило…

– Я сделаю это с удовольствием, – заверил я.

Она наморщила носик и одарила меня обожающей улыбкой.

То-то же, Мальчик-мажор, подумал я. Скоро старина Дуремар «стреножит» совершеннейшую Бетти.

Первый раз я проведал Пиколину около 14.30, и с ней все было в порядке. У нее имелся бисквит для собак, чтобы перекусить, маленькая миска с водой, а на случай, если бы ей захотелось «кое-что сделать», как об этом выразилась Пиппи, в углу стояла маленькая коробка.

В 15.45 я заметил, что в офисе Элизабет становится немного душно, поэтому подлил Пиколине воды и приоткрыл окно над столом. Остальное казалось в полном порядке.

Было около 17.00, когда я заглянул к ней в очередной раз. Со мной едва не случился сердечный приступ. Окно было распахнуто настежь, прямо на столе Элизабет лежала маленькая кучка собачьих экскрементов, а самой Пиколины нигде не было видно. Вывод напрашивался сам собой: она каким-то образом забралась на стол и выпрыгнула из окна. Недавно негодяйка была внутри, а теперь находится где-то снаружи.

Я стрелой спустился по аварийной лестнице и выскочил на Сорок четвертую улицу в поисках хоть каких-то ее следов.

Ничего.

Я носился по улице туда и обратно, выкрикивая:

– Пиколиииина! Пиколииииина!! Пиколиииииииииина!!!!

Безрезультатно.

Боже мой! Что я скажу Пиппи?

В этот момент к зданию «350» подъехал «линкольн», из которого вылезла Элизабет со всей своей компанией. Пиппи сразу заметила меня.

– Привет, Тоби. – Она подскочила ко мне с поцелуем. – Как Пиколина?

По выражению моего лица Пиппи поняла – произошло что-то нехорошее.

– Что случилось? – Она схватила меня за плечи. – Скажи мне.

– В-в-в-возможно, ничего страшного…

– Где она?

– В том-то и дело… Я не слишком в этом уверен…

– Ты не оставил дверь открытой?

– Нет, нет, не дверь.

– Тогда каким образом она смогла выбраться наружу?

Я взглянул на окно. Глазами Пиппи проследила за направлением моего взгляда.

– Нет! – вскрикнула она. – Скажи мне, что ты пошутил.

Я развел руками, словно говоря: «Что я могу еще сказать?»

Пиппи бросилась в «350» и запрыгнула в лифт. Я постарался от нее не отставать. Когда мы добрались до четвертого этажа, она подбежала к кабинету Элизабет и распахнула дверь. Все было так, как я и оставлял.

– Тоби, – захныкала она, умоляюще глядя мне в глаза, – где она?

Я стоял, чувствуя себя совершенно бесполезным. Мне было доверено позаботиться о драгоценной малышке Пиппи, но я каким-то образом умудрился ее убить. Катастрофа.

– Вы не ее ищете?

Я развернулся и увидел стоящего в дверях Криса. В руках он держал Пиколину.

– Я нашел ее в коридоре.

Пиппи прижала Пиколину к груди. Слезы брызнули из ее глаз.

– Спасибо, спасибо, спасибо, – шмыгнула она носом.

– Не стоит, – самодовольно ответил он и подмигнул мне.

Все понятно. Крис похитил Пиколину и подложил ее экскременты на стол, чтобы я подумал, будто животина выпрыгнула из окна. Говоря одним из его любимых словечек, он «размазал» меня.

Значит, в любви и на войне все средства хороши, Мальчик-мажор? Что же, в эту игру могут играть двое.

И очень скоро мне предоставился такой шанс, когда Крис объявил о своем дне рождения. Я придумал, какой подарок будет для него идеальным – поздравление, переданное стриптизершей. Как только Пиппи увидит, что он развлекается, как и все оболтусы из студенческого братства, она сразу поймет, что он не тот мудрый и заботливый мужчина, за которого себя выдавал, а длиннорукий тупой неандерталец!

Поскольку меня вынудили прочитать руководство о правилах поведения, связанных с сексуальным домогательством, я знал, что приглашение стриптизерши в «350» абсолютно недопустимо, но сумел убедить себя, что смогу незаметно провести ее в здание и вывести обратно.

Мечты-мечты…

Вооружившись «Желтыми страницами», я обзвонил полдюжины телефонных номеров и наконец нашел то, что нужно, – стриптизершу по имени Пиколина.

– Сможет ли она приехать днем по адресу Мэдисон-авеню, 350?

– Мэдди, 350? Хорошо, – сказал ответивший на мой звонок мафиози. – Она будет там через час.

– Не могла бы девушка сказать охраннику на входе, что она из «фирменного обслуживания»?

– Фирменного обслуживания? Без проблем.

– И не могла бы она одеться как-нибудь нормально? Мне бы не хотелось вызвать подозрение у коллег.

– Не волнуйтесь, сэр. Мы очень осторожны.

В 15.00 мне позвонил охранник и сказал, что «мисс Пиколина из фирменного обслуживания» хотела бы со мной увидеться. По его скептическому тону я сделал вывод, что она выглядит далеко не нормально. Ее действительно оказалось трудно с кем-либо спутать, с ног до головы затянутую в потертую джинсу, в руках огромный кассетный магнитофон. Я заколебался, решая, а не стоит ли нам поехать на грузовом лифте, но передумал. Главное – вести себя понаглее.

В лифте Пиколина вызвала настоящую сенсацию. Две женщины, которые ехали вместе с нами, даже не пытались скрыть презрения. «Довольно смело!» – сказала одна. Другая согласилась: «И как все подобрано, не правда ли?» К счастью, Пиколина, приехавшая из Чехии, очень плохо говорила по-английски.

Еще раньше я уговорил Элизабет, чтобы она разрешила использовать ее офис для задуманного развлечения, и без лишнего ажиотажа проводил туда Пиколину. Судя по взволнованному перешептыванию, которое поднялось в отделе моды, Элизабет успела всех предупредить. Кроме Пиппи, которая одарила Пиколину такой улыбкой, словно та была кем-то из руководства и пришла встретиться с ее боссом. Все шло по плану.

Как только Элизабет дала мне знак, что все готово, я сказал Крису, что та его хочет видеть по какому-то делу. И пошел вслед за ним, чтобы не дать ему сбежать, когда он сообразит, что происходит. Дверь в офис Элизабет открыла Пиколина, переодетая медсестрой.

– С днем рождения, Кристоф, – произнесла она с сильным чешским акцентом.

– Ничего себе! – Крис даже не попытался сбежать.

Представление начинается!

Пиколина усадила Криса на стул, стоящий в середине комнаты, включила свою бандуру и под аккомпанемент песни Майкла Джексона начала привычный для себя танец. Еще то зрелище, скажу я вам. По мере того как она снимала с себя какую-то деталь одежды, Элизабет щелкала своим «Полароидом», и каждая фотовспышка сопровождалась радостным визгом ее команды. Очень скоро Мальчик-мажор так «завелся», что даже воскликнул: «А вот это я и называю впечатляющими буферами!» Пиппи в ужасе глядела на происходящее, держа в одной руке свою длинношерстую чи-хуа-хуа, а другой закрывая ей глаза.

Все шло гладко, пока мы не услышали робкий стук в дверь и последовавший за ним жалобный девичий голосок, спрашивающий, можно ли войти. Кто бы это мог быть? Элизабет моментально выключила музыку и, приказав нам сохранять тишину, приоткрыла дверь. Мы были испуганы, особенно из-за того, что в этот момент трусики Пиколины были натянуты на лицо Криса.

Это была Бронуэн, трехлетняя дочь Грейдона Картера.

– Привет, Бронуэн, – проворковала Элизабет. – Как дела?

– Можно войти? – спросила девочка.

– Не сейчас, сладкая, – ответила Элизабет. – Могла бы ты прийти через 15 минут?

Последовала длинная пауза, во время которой мы все затаили дыхание.

– Ладно, – с неохотой согласилась Бронуэн.

Сразу после ее ухода Элизабет закрыла дверь и снова включила музыку, но через несколько секунд опять раздался стук в дверь. Мы в очередной раз застыли на своих местах.

– Да? – спросила Элизабет.

На этот раз за дверью было три девочки, и они тоже хотели войти. Элизабет спровадила и их, но через минуту там оказались новые претендентки на вход, маленькие посетительницы, а вслед за ними еще и еще. Черт возьми, что происходит?

Оказывается, я умудрился привести стриптизершу в день, когда в офисе проходила акция «Возьмем наших дочерей с собой на работу». В Америке эту акцию проводили каждый год, чтобы сотрудники, и особенно сотрудницы, могли привести своих маленьких дочерей в офис и показать, чем весь день занимаются их мамочки и папочки. Вряд ли стоит удивляться, что единственное место в «Вэнити фэр», которое интересовало этих малышек, – отдел моды.

Мы были вынуждены свернуть наше веселье.

Я ожидал, что Криса развлечет моя маленькая шутка – в конце концов, я никогда не упрекал в его том, как он подставил меня с Пиппи, – но он был просто в ярости.

– Ты кретин! – заявил он. – О чем, черт тебя побери, ты думал?

– Да ладно тебе, Мажор, встряхнись. Это просто шутка. Никто не обвинит меня в чем-то предосудительном.

– Ты свихнулся? Нанять стриптизершу в «Конде наст»? Здесь это самое страшное оскорбление. Они тебя просто распнут.

– Тогда, – сказал я, стараясь не воспринимать его слова всерьез, – будем надеяться, что никто об этом не узнает.

– Да, точно, – ответил он. – Ты не забыл, это же «Конде наст»?

Крис оказался прав. Не прошло и суток, как в «350» я стал известен в качестве «англичанина, который нанял стриптизершу в день акции "Возьмем наших дочерей с собой на работу"».

Но зато Крис не угадал насчет последствий. К счастью, то, что я сделал, было настолько из ряда вон выходящим, настолько не подпадало ни под какие из принятых стандартов, что люди просто не знали, как на это реагировать. Если бы я сделал что-нибудь, откровенно дискриминирующее женщин, например, повесил календарь «Пирелли» в своем кабинете, меня бы подвергли строгому взысканию и, возможно, даже уволили. Но то, что я привел стриптизершу в день, когда в редакции были дети… это просто ставило в тупик. Неужели кто-то может быть настолько тупым? Я был отнесен не столько к категории мужчин-шовинистов, сколько к категории полнейших кретинов. Впрочем, я не относился к числу тех, о ком стоило бы беспокоиться, потому что всем было очевидно – долго я здесь не задержусь.

К сожалению, после этого представления Пиппи потеряла интерес к нам обоим, и наши шансы «подцепить» ее испарились. Хотя кое-что эта ситуация мне принесла. Придя на следующее утро на работу, я обнаружил на своем столе большой подарок от Эйми Белл. Развернув его, я нашел там книгу Петиции Болдридж «Новое полное руководство по этикету для должностных лиц». Внутри лежала записка:

«Тоби, не смей выходить из своего кабинета, пока не прочитаешь эту книгу от корки до корки. И я не шучу».

Слова «И я не шучу» были подчеркнуты красным фломастером.