Текст книги "Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть"

Автор книги: Тоби Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

12
В списке

У меня не заняло много времени выяснить, кто из пресс-агентов составляет список для «Бауэри бар» – это была Надин Джонсон, привлекательная бельгийка, слегка за 40. Хотя она не принадлежала к «Семи сестрам», у нее имелось личное грозное секретное оружие – она была женой Ричарда Джонсона, редактора «Пейдж сикс». «Пейдж сикс» – наиболее влиятельная рубрика светской хроники, которая четыре раза в неделю выходит в «Нью-Йорк пост» и с которой большинство ньюйоркцев начинают свой день, усаживаясь за первый утренний багель. [63]63
  Разновидность булки, выпеченной в форме кольца.


[Закрыть]И хотя сильным мира сего не всегда нравится то, что о них пишут, для них достаточно самого факта, что о них написали, потому что это означает, что они еще не исчезли с экрана общественного радара. Преимущество «Бауэри бар» осенью 1995 года в том и заключалось, что в тот период он почти каждый день появлялся на «Пейдж сикс».

Я был представлен Надин Мэттом и Эйми, которые притащили меня на один из приемов четы Джонсон, регулярно устраиваемых ими в своем доме в Уэст-Виллидж. Без сомнения, этот раут был лучшим из всех, где мне довелось побывать. Те несколько мероприятий, на которые мне удалось пробраться – я все еще не получил ни единого приглашения, – сильно отличались от шумных сборищ дома. В Лондоне вечеринки превращались в шумные пьяные празднества, где забывали о классовых различиях. В Нью-Йорке они скорее походили на строгие официальные торжества, где различия в общественном положении были подчеркнуты, как никогда. Я винил в этом недостаток алкоголя. В настоящее время Америка, как уже неоднократно случалось в ее истории, переживает очередной период запретов. Все развлечения, которые я ожидал найти на Манхэттене – запрещенный секс, идеально сухой мартини, кокаин, – превращены в болезненную патологию, и любого, кто ими наслаждался и был пойман, вынуждали немедленно пройти терапию «Двенадцати шагов». Печально.

Прием, устроенный Ричардом и Надин, был другим. Он походил на оазис, где собрались все любители вечеринок предыдущего десятилетия, чтобы… чтобы для начала напиться. Впервые я увидел здесь людей, которые напивались в стельку (если, конечно, не считать Энтони Хейдена-Геста). А также распущенно себя вели. Прошел слух, что два человека занимались сексом наверху в детской. (Естественно, детей в это время дома не было.) На вечеринке присутствовали Джей Макинерни и Брет Истон Эллис, [64]64
  Брет Истон Эллис – американский писатель, автор книг, которые затем были экранизированы: «Меньше нуля», «Американский психопат», «Правила секса» и др.


[Закрыть]а также Кэндес Бушнелл, которая в то время вела рубрику в «Нью-Йорк обсервер», в будущем ставшую книгой «Секс в большом городе». Я понял, что она не обычная журналистка, когда меня познакомили с человеком, который представился ее менеджером. Ничего особенного не было в том, чтобы у журналиста имелся свой агент – а в случае Хантера С. Томпсона [65]65
  Хантер С. Томпсон (1937–2005) – американский журналист и писатель, автор «Страха и ненависти в Лас-Вегасе».


[Закрыть]даже поверенный, – но менеджер… Я спросил, что он делает как менеджер, но он так и не ответил.

С особым нетерпением я ждал знакомства с Ричардом Джонсоном. Ричард – живая легенда среди журналистской братии Нью-Йорка, реликт из того прошлого, когда ведущего рубрики светской хроники было не так-то легко подкупить. Несмотря на брак с Надин, к пресс-агентам он относился иначе, чем большинство его коллег, – Ричард их ненавидел. «Никто не способен так обругать пресс-агента, как он, – сказал мне однажды его «правая рука» Джаред Пол Стерн. – Ты только послушай его, это просто уморительно».

Своим ростом, атлетическим сложением и манерами заправского мачо он давал понять всему миру, что не является типичным представителем журналистской братии. Ричард больше походил на харизматичного психопата шведа из фильма «Убийцы», сыгранного Бертом Ланкастером, чем на Джей Джей Хансекера, двуличного палача, сыгранного тем же Ланкастером в «Сладком запахе успеха». Возглавив в 1985 году «Пейдж сикс», Ричард следил за порядком в ночной жизни богатых и знаменитых с усердием, которое посрамило бы самого Джона Эдгара Гувера. [66]66
  Джон Эдгар Гувер (1895–1972) – основал ФБР в его нынешней форме и был его директором с 1924 года до самой смерти в 1972 г.


[Закрыть]Он является Эллиотом Нессом [67]67
  Эллиот Несс (1903–1957) – агент американского министерства финансов, известный своими усилиями в поддержании «сухого закона» как глава легендарной группы «Неприкасаемые», сумевшей посадить в тюрьму известного гангстера Аль Капоне.


[Закрыть]журналистской полиции нравов. Он гордился тем, что никогда не пресмыкался перед знаменитостями и в результате постоянно оказывался втянутым с ними в длительную вражду. Например, в 1991 году Мики Рурк, который был одним из любимых объектов его насмешек, дал интервью «Форт-Лодердейл Сан-Сентинл», в котором обвинил двухметрового журналиста в том, что тот прячется за своей машинисткой. «У него кишка тонка, чтобы выйти и сказать: "Мики, я считаю тебя омерзительным" или "Мики, я считаю твою игру отвратительной"», – кипела от злости звезда «Девяти с половиной недель».

Ричард ответил ему прямо: «Дипломатическая нота Мики Рурку: В любое время, в любом месте».

Когда вечеринка подходила к концу, я присоединился к группе, направляющейся в «Бауэри бар», – вот он, мой шанс наконец-то туда попасть. Среди нас был известный ведущий одной из рубрик «Вэнити фэр» Джордж Уэйн, колоритный гей с Ямайки. Одной из его причуд была свойственная многим знаменитостям привычка говорить о себе в третьем лице. Мне не приходилось раньше встречать черных гомосексуалистов, поэтому, сидя с ним в такси по дороге на Четвертую Восточную улицу, я был слегка испуган.

– Итак, Джордж, – попытался я начать разговор, чтобы растопить лед. – Как долго ты занимаешься бумагомарательством?

– Бумагомарательством? – воскликнул он в ужасе. – Джордж не бумагомаратель. Он беллетрист. ЧЕРТОВ БЕЛЛЕТРИСТ!

После этого я решил заткнуться.

Когда мы доехали до места, Джордж решительно направился к входу и в нетерпении остановился перед бархатным канатом. Он одарил вышибалу высокомерным взглядом, словно повелевая: «Поторопись, у меня мало времени».

– Сэр, отойдите, пожалуйста, от двери, – прорычал «планшеточный нацист».

– И почему я должен это сделать? – хмыкнул Джордж.

– Может, вы и не заметили, сэр, но здесь очередь.

– Я в списке.

– Все эти люди в списке, – ответил вышибала, показывая на толпу за спиной Джорджа. – Если встанете в очередь, я уверен, что в свое время вы тоже попадете внутрь.

Джордж бросил презрительный взгляд через плечо.

– Джордж не стоит в очереди, – заявил он напыщенно. А затем вздернул подбородок и скрестил руки на груди. Он не собирался уступать.

– Хорошо, – вздохнул вышибала. – Сколько с вами гостей?

Я поразился. Я был уверен, что если разговаривать с «планшеточным нацистом» таким тоном, он не только вас не пропустит, но еще и занесет в первую десятку «черного списка». Поэтому пока шла перепалка, я начал пятиться, надеясь, что вышибала меня не заметит. Но тактика Джорджа сработала!

Стоило нам оказаться внутри, как Джорджа тут же узнала администратор, которая набросилась на него, как Базиль Фолти из комедийного английского сериала 1975 года, встречающий инспектора по цене качества продуктов питания.

– Джордж! Как твои дела? Выглядишь великолепно! Боже мой, я так рада тебя видеть!

– Тебе бы следовало сказать той дебильной горилле, что стоит в дверях, обращаться к Джорджу с большим уважением, – фыркнул Джордж.

– У тебя были проблемы? – В ее голосе прозвучало искреннее изумление. Неужели великому Джорджу Уэйну мешали попасть сюда? Как такое может быть?

– Да, у меня были проблемы, – рявкнул он. – Этот человек не узнал Джорджа. Он невежда. Чертов невежда!

Вместо извинений администратор взяла Джорджа за руку и увлекла его обратно на улицу. Произошедшее было явно из тех случаев, с какими необходимо разобраться немедленно.

– Эй, Сэл, – обратилась она к «планшеточному нацисту», – это Джордж Уэйн, понятно? Джордж Уэйн. – Она стояла позади Джорджа, приобнимая его за плечи. – Джордж мой самый хороший друг! Лучший. Больше никогда не заставляй его ждать в очереди, понятно?

Она смотрела на Сэла до тех пор, пока тот не проворчал, что все понял, и через мгновение мы опять оказались внутри, разместившись в одной из знаменитых кабинок «Бауэри бара». Администратор дала понять официантке, что на этот вечер мы ее «гости».

Итак, это и есть знаменитое «обращение с VIP-персонами». Мне стало интересно, наступит ли время, когда администратор будет стоять позади меня, приобнимая за плечи, и декламировать: «Это Тоби Янг, понятно? Тоби Янг». Я представил себя пихающим «планшеточного нациста» в ребра: «Никогда. Не заставляй. Меня. Ждать. В. Очереди. Понятно?»

– Чему улыбаешься? – спросил Джордж.

– Э, ничему, – ответил я. – Просто рад, что наконец-то попал сюда.

– Сюда? – Он презрительно огляделся вокруг. – Это место – чертов «Макдоналдс».

Кабинки были предназначены для «самых важных персон». Они представляли собой четыре стола с «широким полем обзора», где такие люди как Джордж могли не только видеть всех, но и сами оказывались выставленными напоказ. И кажется, второй вариант был намного важнее, чем возможность видеть самим, судя по безразличию, которое демонстрировали сидящие за этими столиками к остальным посетителям бара. И это было неудивительно. Насколько я мог судить, оценка клиентуры «Бауэри бар», сделанная недовольным соседом, отличалась удивительной точностью.

В нашей кабинке напротив нас сидел рок-звезда Дейв Ли Рот. Его девушкой на вечер была бразильская танцовщица по имени Сабрина, которая закатывала глаза всякий раз, когда Рот пускался рассказывать очередной бородатый анекдот. Некогда солист «Ван Хэлен», одной из великих «длинноволосых групп» 1980-х, в тот момент Рот переживал не самые лучшие времена. Недавно с ним произошел унизительный случай: его схватили при попытке купить марихуану у полицейского в парке Вашингтон-сквер. Такую ошибку могли позволить себе только первокурсники Нью-Йоркского университета и жители пригорода.

– Я когда-нибудь рассказывал о том, как зажигал в Рио-де-Жанейро? – спросил Дейв, не обращаясь ни к кому конкретно. – Это было классное выступление.

Сабрина снова закатила глаза.

– Джордж не может этого вынести, – прошептал Джордж, вылезая из-за стола. – Он просто зануда.

Я тоже решил закруглиться, но прежде чем уйти, спрятал свернутую 20-долларовую банкноту в ладони и остановился на выходе поговорить с «планшеточным нацистом».

– Послушай, Сэл, надеюсь, ты не держишь зла, – сказал я ему. – Я знаю, ты просто выполнял свою работу.

– Там снаружи настоящий зоопарк, – пожаловался он. – Откуда я могу знать каждого из них?

– Я Тоби Янг, – сказал я, протягивая руку. – Меня только что назначили редактором «Вэнити фэр».

Он пожал мне руку, и банкнота перекочевала к нему.

– А вы ничего. – Он спрятал деньги в нагрудный карман. – Если у вас будут какие-то проблемы, просто спросите Сэла, идет?

– Спасибо, я так и сделаю.

Наконец-то! Я был в списке.

13
Ночной мир

Для ньюйоркцев закрытие светского сезона начинается с Дня труда, когда подходит к концу срок летней аренды. Через три месяца вся элита отправится на рождественские каникулы на Карибы, но до этого в городе каждый день будет проходить до полудюжины вечеринок, которые достигнут своей кульминации во время Недели моды – семидневной вакханалии безостановочного веселья. Сразу после назначения на должность пишущего редактора я принялся старательно обхаживать всех пресс-агентов города – писал им на именной бумаге, донимал телефонными звонками, энергично пожимал им руки, когда мне наконец-то удавалось с ними встретиться, – и постепенно приглашения стали приходить. За этот лихорадочный период я побывал на ленче, устроенном «Тайм аут Нью-Йорк», открытии выставки при участии Клауса фон Бюлова и на балу в институте костюма при музее Метрополитен.

Самое поразительное, что по сравнению с Лондоном здешние приемы класса «А» отличались куда б о льшим гламуром. Перед входом постоянно собиралось огромное количество зевак, удерживаемых металлическими барьерами, которые отгораживали красную ковровую дорожку с обеих сторон, как на оскаровской вечеринке «Вэнити фэр». Попадая внутрь, я всегда поражался, с каким вниманием здесь относились к каждой мелочи, начиная от освещения и заканчивая канапе. И меня всегда ошеломляли суммы, которые тратились на все это. Например, на открытии «ведущего магазина» Кельвина Кляйна на Мэдисон-авеню я оказался перед длинной цепочкой столов, на которых не было ничего, кроме огромных ледяных цилиндров, наполненных белужьей икрой. Это было похоже на «шведский стол» в ресторанах для элиты. Думаю, за тот вечер съеденное мной потянуло бы на 10 000 фунтов.

Но чем роскошнее были приемы, тем скучнее они казались. Среди пресс-агентов, их организующих, они именовались «позиционирующими событиями», и их откровенно коммерческая цель мешала наслаждаться действом по-настоящему. Они не относились к числу классных вечеринок, которые совершенно случайно совпали с премьерой фильма, открытием магазина или выставки, они были организованы исключительно в рекламных целях, чтобы на следующий день ведущие колонок светской хроники могли написать о них как о заметном явлении в общественной жизни. И тогда все смогут сделать вид, что это действительно так. Эти приемы были современным аналогом «потемкинских деревень», где за вспышками фотокамер не было больше ничего.

Иногда это откровенно бросалось в глаза. Например, на мировой премьере «Золотого глаза» Пирс Броснан появился на сцене как раз перед самым подъемом занавеса и попросил поприветствовать аплодисментами возрождение «этого изумительного бренда». Казалось, мы попали на празднование открытия нового филиала «Кентукки фрайед чикен», а не на возрождение самой гламурной британской поп-иконы. За Броснаном появился режиссер фильма Мартин Кэмпбелл, который сказал, что он счастлив находиться в Нью-Йорке. «Для подобной премьеры лучшего города, чем этот, трудно себе представить», – захлебываясь от восторга, заявил он.

– Неужели? – прошептал сидящий рядом со мной Крис Лoуренс. – А как насчет Лондона, ты, шут гороховый?

Естественно, подобные мероприятия кишели знаменитостями, но, судя по их лицам, они не получали от этого удовольствия. Как правило, они присутствовали на подобных мероприятиях либо из одолжения или по требованию своих агентов, менеджеров или пресс-агентов, либо сопровождая кого-нибудь из миллиардеров вроде Дональда Трампа. Их единственная задача – дать себя сфотографировать во время своего прибытия, чтобы вечер получил подобающее освещение в прессе. Если это премьера фильма, они редко оставались, чтобы его посмотреть, – как правило, незаметно покидали зал перед самым началом показа. Правда, потом возвращались на банкет, где на несколько минут задерживались в специально огороженном пятачке, бросая сердитые взгляды на зевак, прежде чем их снова увлекали за собой их «дрессировщики».

Скверный характер известных людей отчасти объясняется постоянно мучающим их чувством голода. На приемах они не позволяют себе есть, опасаясь попасть под прицел фотообъективов, пока будут набивать желудок. Для VIP-персон с их зависимостью от имиджа это равносильно тому, чтобы их сфотографировали в уборной. А вот после приема… Однажды мне довелось стать свидетелем поразительного зрелища. В ночь вручения Оскара 1996 года перед одним из филиалов «Макдоналдса» в Лос-Анджелесе выстроилась длинная очередь из лимузинов, возвращающихся из «Дороти Чендлер павильон». [68]68
  Место проведения церемонии вручения Оскара.


[Закрыть]За тонированными стеклами скрывались величайшие имена Голливуда и поглощали биг-маки. Я предлагал Грейдону Картеру разместить фотографа «Вэнити фэр» в этом филиале «Макдоналдса» в следующем году, чтобы заснять представление, но он на такое не решился.

Манхэттенская журналистская братия, как и следовало этого ожидать, относилась к звездам с льстивым уважением. Я всегда мог определить, когда на вечеринке появлялась звезда, по тому, как стекленел взгляд у разговаривающего со мной человека и он переставал меня слышать. Любопытно, что при этом никто не пялился на знаменитость в открытую. Среди журналистов Нью-Йорка это считается неприемлемым и подходящим скорее для тех, кто «живет на трейлерной стоянке». Поэтому когда известный человек оказывается рядом, они стараются смотреть куда угодно, только не на него. И потому когда на одной из вечеринок рядом со мной остановился Мэтт Диллон, хорошенькая молодая репортерша, с которой я разговаривал, впервые за весь вечер посмотрела мне прямо в глаза.

А потом отправилась домой вместе с Мэттом Диллоном.

Я не мог избавиться от чувства, что, если бы я приехал в Нью-Йорк в любое другое десятилетие XX столетия, жизнь там была бы гораздо веселее. Обозреватели, которые уже многие годы наблюдают за жизнью светского общества, утверждают, что за последние один-два десятка лет в нем появилось много людей, достигших высокого положения только благодаря своим способностям. И хотя доступ в узкий привилегированный круг Нью-Йорка действительно больше не ограничен происхождением, люди, с которыми мне довелось там встретиться, редко обладали реальными заслугами. Наоборот, их репутация была довольно сомнительной. Обычно они утверждали, что занимаются какой-нибудь престижной профессией – «финансисты», «стилисты» или «дизайнеры по интерьеру», – но большинство из них были простыми «статистами». Даже скорее любителями халявы, ловкачами, умеющими добывать бесплатные билеты, прилипалами, антрепренерами самих себя и друзьями друзей, нежели теми, кто достиг чего-нибудь собственными силами. В общем, они мало чем отличались от меня.

Все, что было не так с обществом Нью-Йорка, отразилось в одном-единственном событии – «Экстраваганзе» (или Фантасмагории), устроенной в день рождения Майкла Масто, гея и ведущего колонки светской хроники в «Виллидж войс». Хозяйкой того вечера была Дивайн Браун, проститутка из Лос-Анджелеса, прославившаяся после ее короткого знакомства с Хью Грантом. Происходящее походило на пародию на светское общество. Все внимание было сосредоточено на Дивайн, блистающей в центре зала в коричневом кожаном наряде от Версаче в окружении подобострастных журналистов, тогда как знаменитости помельче выстраивались в очередь выказать ей свое почтение. Но самым поразительным было то, как сильно она напоминала других известных людей, как легко и без усилий вошла в новый образ.

Совсем не это воображал я себе, когда хотел стать журналистом в Нью-Йорке. Я надеялся встретить современных последователей членов «Алгонквинского Круглого Стола», людей, похожих на эссэиста и театрального критика Александра Уллкотта, который «словно скандал будоражил общество». Вместо этого я оказался в мире, который скорее напоминал плод пьяной фантазии членов узкого кружка после бурной ночи. Как правило, в этом мире мне доставалась роль простака, приезжего простофили, который всегда становится объектом для насмешек. Я уехал, мечтая стать Кэри Грантом, а в результате закончил как Ральф Белами. [69]69
  Кэри Грант и Ральф Белами играли соперников в комедии «Его девушка Пятница».


[Закрыть]

Взять, например, случай, который произошел со мной на премьере «Странных дней» 7 октября 1995 года. Даже по нью-йоркским стандартам это было довольно пышное событие – вечеринка по случаю премьеры проходила в «Радио-Сити мьюзик-холл», – и шампанское лилось рекой. Очень скоро я опьянел и забрал себе в голову, что запросто могу встретиться с Ральфом Файнсом, исполнившим главную роль в фильме. Моя старинная подруга Тамара Харви сказала, что она была первой девушкой, с которой Ральф поцеловался, и я решил, что это отличная возможность узнать, правду ли она говорит. Надо просто спросить у него самого.

Но добраться до Файнса было нелегко. Он находился в секции для VIP-персон, тогда как я – в главном зале, и бархатный канат, отделяющий бессмертных небожителей от серой массы, охранялся свирепой с виду «планшеточной нацисткой». И все же у меня имелась на руках козырная карта. На прием, организованный студией «XX век – Фокс», меня пригласил друг Льюис Канфилд, работающий там. И если кто мог меня провести, то только он.

Когда мы подошли к «нацистке», Льюис узнал в ней сотрудницу студийного департамента по связям с общественностью Пенни.

– Привет, Пенни, – воскликнул он. – Какие у нас шансы пройти внутрь?

– Зачем? – поинтересовалась она.

– Пари. Мой друг поспорил со мной на 20$, что я не смогу провести его внутрь.

– Прости, Льюис, – огрызнулась она. – Ты проиграл.

Льюис умоляюще посмотрел на нее:

– Да ладно тебе, Пенни. Ну пожалуйста…

– Предлагаю сделать так, – смягчилась «нацистка». – Я могу отступить на пару шагов, чтобы вы с другом смогли одной ногой ступить на эту территорию. Тогда технически ты сможешь сказать, что вы побывали в секции для VIP-персон. Это все, что я могу для тебя сделать.

Нам ее предложение не подошло.

Льюиса не слишком задела неудача, он привык, что студийные пресс-агенты обращались с ним подобным образом, но я, разгоряченный алкоголем, воспылал за него праведным гневом. Как смеет она так унижать своего коллегу? Я попытался убедить Льюиса обратиться к начальнику отдела, чтобы тот приструнил вмешивающуюся не в свои дела «корову», но тот благоразумно не стал этого делать.

Однако не все было потеряно. Поговорив с официанткой, я узнал, что есть и другой способ попасть в ту секцию. Она даже позволила мне пройти с ней на кухню и показала ведущий туда проход. Спустя несколько секунд я уже по-приятельски общался со звездами фильма.

Впрочем, даже в самой секции Файнс находился под надежной защитой. Чтобы пообщаться с ним, надо было выстоять очередь, после чего придворная дама представляла вас ему с легким реверансом. На разговор давалось 30 секунд, но мне этого времени было более чем достаточно. Каких-то несколько минут, и я наконец узнаю, правду говорила Тамара или нет.

Я встал в очередь, и ко мне тут же подошла придворная фрейлина. Она хотела точно знать, кто есть кто, прежде чем представить их своему господину.

– Вы друг Ральфа? – спросила она.

– Рэльфа, – поправил я ее так, чтобы имя было созвучно со словом «chafe». – Да, я его друг.

Она недоверчиво склонила голову и бросила взгляд за мое плечо, пытаясь получить инструкцию, что делать. Должна ли она представить меня Файнсу? Я обернулся, чтобы посмотреть, с кем она советуется, и мое сердце мгновенно провалилось куда-то вниз – это была Пенни, «нацистка», не пустившая меня сюда всего несколько минут назад. Бросив на меня короткий взгляд, она настойчиво закачала головой: «Нет, ни за что, ни в коем случае». Затем отрывисто отдала приказания в свою портативную рацию, и через несколько секунд двое крепких охранников выпроводили меня за пределы секции для VIP-персон.

Пока меня тащили к выходу, я сделал последнюю отчаянную попытку связаться с Файнсом.

– Эй, Ральф, – закричал я во всю глотку.

Он прервал разговор и обернулся в мою сторону. Охранники ускорили ход, стремясь поскорее от меня избавиться, особенно после этой выходки.

– Я друг Тамары Харви, – закричал я, подталкиваемый к выходу на буксировочной скорости. – Она попросила передать привет, если я тебя увижу. Первая девушка, да?

Ральф вежливо кивнул, но было понятно, что он представления не имеет, о чем я говорю. Через несколько секунд я уже стоял по другую сторону бархатного каната.