Текст книги "Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть"

Автор книги: Тоби Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Я наивно полагал, что раз Грейдон по-свойски ведет себя и постоянно отпускает шуточки в адрес богатых и знаменитых, вряд ли он станет возражать против поддразниваний в свой адрес. Его образ едкого острослова, казалось, для того и создан, чтобы сказать вам, что да, он обитает в мире, о котором «Вэнити фэр» ведет хроники, но не является частью этого окружения. Именно таким был очевидный подтекст всех его советов о том, как добиться успеха в издательском мире Нью-Йорка. «Знаешь, в чем секрет успеха в этом бизнесе? – спросил он меня однажды. – В трех «ф»: факсы, фимиам и фиалки». [80]80
  У Грейдона была дюжина подобных правил: «Ты можешь руководить изданием с помощью пишущей машинки или калькулятора, но не тем и другим одновременно»; «Если ты считаешь, что музыку заказывает рекламодатель, ты крупно ошибаешься, это делает читатель»; «Важными являются не те, про кого ты пишешь в журнале, а те, о ком ты умалчиваешь».


[Закрыть]Под этими крупицами мудрости подразумевалось, что хотя он и является кем-то вроде Мастера Джедай в играх медиаиндустрии, обозревающего игровое поле из нарисованного окна в седьмой комнате, но не воспринимает это всерьез. Может быть, он и Большой Босс, но под этой маской остается самым обычным парнем. Грейдон не производит впечатления, что вам необходимо вооружиться тремя «ф» или каким-нибудь другим трюком с разумом из арсенала Джедаев, чтобы он остался вами доволен.

Однако чем лучше я узнавал босса, тем отчетливее понимал, что с его стороны это было чистой воды риторикой. От подчиненных Грейдон ожидает такого же заискивающего почтения, какое оказывается любому другому заправиле (закулисный руководитель). Неприкрытое преклонение перед властью на Манхэттене – закон, независимо от того, насколько «нормальным» кажется человек с виду. Я помню, как в начале 1996 года мне довелось обедать с Грейдоном в самом знаменитом и влиятельном ресторане Нью-Йорка «Le Cirque» (в 2000 году он перевоплотился в «Le Cirque 2000»). Его владелец, итальянец Сирио Маччиони, приветствовал Грейдона с подобающим подобострастием, поклонившись так низко, что мне показалось, его накладка из искусственных волос вот-вот свалится с головы, затем повернулся к своему персоналу и щелкнул пальцами. Через секунду двое лакеев установили в центре зала новый стол. Только не существующий ранее стол мог стать достойным местом для такого выдающегося человека. Дальше из кухни потянулась вереница официанток с подносами дорогих деликатесов – прерогатива, доступная только величайшим из величайших. «О Боже, – закатывая глаза, вздохнул Грейдон. – Начинается». Ну конечно, подумал я. Подобное подобострастие, может быть, и нелепо, но горе тому ресторатору, который будет относиться к тебе как к обычному клиенту.

В Лондоне с влиятельными особами обращаются иначе. Любого, кто подобно Майклу Уиннеру [81]81
  Майкл Уиннер – британский режиссер и продюсер, снял такие фильмы как «Жажда смерти», «Механик», «Ночные посетители».


[Закрыть]ожидает, чтобы обычные люди падали перед ним ниц, сочтут неуверенным и жалким. А любое проявление подхалимажа на публике считается дурным тоном. По отношению к тем, кто занимает более высокое положение в обществе, на людях следует себя вести с легким нахальством, тем самым делая им комплимент, что считаете их достаточно уверенными в себе, чтобы справиться с небольшой публичной насмешкой. [82]82
  Возможно, я всего лишь выдаю желаемое за действительное. Единственная штатная должность, которую я занимал в британской газете, – стажер в «Таймс». Меня уволили через шесть месяцев.


[Закрыть]Хотя в приватной обстановке вам лучше постараться облизать их с ног до головы. Мне не раз приходилось слышать, что разница между Лондоном и Нью-Йорком заключается в том, что в Лондоне люди грубят тебе в лицо, но за спиной проявляют лояльность, тогда как в Нью-Йорке перед тобой они растекаются патокой, а за спиной начинают грубить.

Отношение влиятельных людей Лондона к тем, кто занимает более низкое социальное положение, во многом связано с понятием о хорошем происхождении, которое основано английской классовой системой, и с моей стороны было наивно ожидать, что те же самые правила будут действовать на Манхэттене. Тем не менее Грейдон намеренно делал вид, что разделяет свободные «британские» взгляды в отношении сетей успеха. Я ошибся, приняв все это за чистую монету.

Одна история наглядно иллюстрирует, насколько обидчив Грейдон. К концу моего пребывания в «Вэнити фэр» в соседнем кабинете появился молодой человек по имени Морган Мерфи. Когда мы Крисом услышали его южный акцент и медлительную речь, то сразу окрестили его «Форестом Гампом». Довольно добрый парень, отчаянно желающий снискать расположение любого, кто попадется на его пути. Как и наивный малый, сыгранный Томом Хенксом, он был совершенно бесхитростным. Однажды Морган столкнулся в лифте с Грейдоном и не задумываясь заявил, что давненько его не видел. Грейдон ничего не ответил и лишь бросил на беднягу сердитый взгляд. На следующий день Моргана вызвали в кабинет Эйми Белл, где та устроила ему взбучку. «Маленький совет, – сказала она, напуская на себя снисходительный вид. – В будущем не стоит говорить загруженному работой редактору «Конде наст», что ты редко видишь его в офисе, хорошо?»

Именно по безумной мании величия, одной из парадоксальных черт характера Грейдона, с удовольствием бы прошелся «Спай» в период своего расцвета. Эту особенность Грейдона не раз отмечали друзья, и будь «Спай» до сих пор на плаву, его бы наверняка включили в ежегодный список журнала «100 самых раздражающих, вызывающих опасения и пугающих людей, мест и вещей в Нью-Йорке и стране». Впрочем, каждая газета и журнал Манхэттена время от времени заставляли его принять горькие пилюли в стиле «Спай», предавая гласности всевозможные неблаговидные для него факты.

Например, согласно статье, напечатанной в 1989 году журналом «Нью-Йорк», бизнес-план для «Спай», который Грейдон рассылал зимой 1985 года, сопровождался его резюме, содержащим несколько сомнительных «фактов». Среди прочего Грейдон утверждал, что писал речи для команды Пьера Трюдо, бывшего премьер-министра Канады, и посещал Карлетонский университет в Оттаве. Репортеру не удалось найти подтверждение ни тому ни другому «факту», хотя Грейдон всегда настаивал, что это правда. (И лично я ему верю.)

Совсем недавно «Нью-Йорк» поведал, что в течение нескольких лет между окончанием школы и поступлением в университет Грейдон занимался разного рода неквалифицированным трудом. Например, работал на канадской железной дороге. Кстати, своим тамошним коллегам он представился как еврей.

Грейдон Картер той эпохи сильно отличался от сегодняшнего Грейдона Картера. Из-за обветшалого дома в Уэст-Виллидж, коллекции обшитых деревянными панелями «универсалов» и стильной копны серебряных волос он казался ярким воплощением чистокровного джентльмена. Его имя регулярно появлялось в официальном списке «Самых хорошо одетых людей Нью-Йорка». Но я не стал бы приходить в особый восторг от его трансформации из отпрыска пилота Военно-Воздушных Сил Канады в «янки-аристократа». Здесь не было ничего, кроме показной благовоспитанности. Как никак Манхэттен – мировая столица любителей приукрасить свое резюме, и большая часть городской элиты походила на Гэтсби ничуть не меньше Грейдона. Но это не мешало людям косо смотреть на то, что он выдает себя за аристократа. В одном из наших разговоров Энтони Хейден-Гест, этот английский потомок голубых кровей, назвал Грейдона «самозванцем до мозга костей».

– Как и все в этом городе, разве нет? – усмехнулся я.

– Да, – кивнул Энтони, – но Грейдон слишком многое оставил за бортом.

Об этом разговоре годами позже мне напомнил отрывок из романа Сола Беллоу «Равельштайн»: «Современная свобода, или комбинация из уединения и стоящей перед нами свободы, заставляет нас приукрашать себя. Это таит в себе опасность, что в результате от вас может не остаться ничего человеческого».

Но самое серьезное обвинение в адрес Грейдона – что он не смог оправдать ожиданий, которые «Спай» породил во многих сердцах, а особенно среди уменьшающейся популяции нью-йоркских радикальных журналистов. Из беспощадного бойцового пса, поднимающего на смех всех, от Дональда Трампа («хам с короткими пальцами») до Сая Ньюхауса («слегка помятый невзрачный магнат»), Грейдон превратился в оплот правящей верхушки, или «Нового истеблишмента», как «Вэнити фэр» называет ее в своем ежегодном панегирике «титанам информационной эпохи». Однажды «Спай» устроил вечеринку, на которую были приглашены все его одинокие подписчики (сегодня лишь крохотная часть персонала «Вэнити фэр» получает приглашение на подобные мероприятия). Но не следует недооценивать Грейдона, считая, что он из браконьера превратился в лесника. Теперь он стал владельцем земли, на которой когда-то промышлял браконьерством.

Стоит ли считать Грейдона лицемером? Это зависит от того, насколько серьезно вы относились к «Спай». Если, как утверждает Грейдон, он был лишь небольшой забавой, качественным журналом о жизни светского общества и ничего более, тогда в его нынешнем положении в качестве «главного жреца культа популярности» нет ничего аномального. С этой позиции «Спай» был лишь визитной карточкой, способом, которым Грейдон и его соредактор Курт Андерсен дали понять таким людям как Сай Ньюхаус, что они талантливые редакторы, которых можно нанять, но за правильную цену.

Однако если истории «Спай» о жадности и лживости правящего класса Нью-Йорка были продиктованы внутренним несогласием, а за сарказмом и сатирой скрывалось нечто большее, чем просто зависть, тогда нынешнее положение Грейдона начинает вызывать легкое сомнение. Для многих людей «Спай» был маяком, блистательным бунтарским журналом в традициях «Американ Меркури» Г. Л. Менкена. [83]83
  Г. Л. Менкен (1880–1956) – американский критик, публицист, сатирик, известный как «Балтиморский мудрец» и «Американский Ницше».


[Закрыть]И с этой точки зрения Грейдон похож на человека, который заключил сделку с дьяволом, отвергнув свои убеждения ради всемирной славы и успеха. Данный довод убедительно приведен Тимом Карвеллом в статье «Шпионы, которые поимели Манхэттен». («Фортуна» от 19 июля 1999 года. С. 30–31).

Я не считаю Грейдона лицемером. Возможно, как соредактор «Спай» он и занимался разоблачением двойных стандартов нью-йоркской верхушки, но Грейдон никогда не заявлял о своих высоких моральных устоях. Если, обвиняя некоторых политиков в коррупции, журнал позволял себе замечания, выставляющие его праведником, то, как правило, это было всего лишь литературным приемом, чтобы еще больше подчеркнуть продажность властьпредержащих негодяев. Не следует путать сатиру с нравственной цензурой, даже если сатирик иногда оказывается на поводке.

Нет, Грейдон изменился в другом – в нем угас его пыл. Он больше не был прежним бесстрашным воином. «Вэнити фэр» разочаровал меня тем, что в нем практически отсутствовали те непокорство и беспощадность, благодаря которым «Спай» был таким потрясающим журналом. Я подписался на него в 1987 году, и именно подобное слияние юмора из разряда «взрывающейся сигары» и не взирающих на запреты репортажей заставили меня увидеть в нем воплощение аристократическо-демократического идеала. Это была журналистика в ее лучших проявлениях – непочтительная, непослушная и никому ничем не обязанная. Грейдон был великолепен, критикуя напыщенное самомнение богатых и влиятельных людей. Он был настоящей занозой в боку медиаиндустрии. В общем, он был для меня примером.

Его не удалось полностью приручить, но в нем больше не было огня; он размяк. Стал походить на лидера партизанского движения, который помирился со старым режимом и получил за это в награду баронетство. Иногда еще в нем можно увидеть проблески того бунтовщика, каким он когда-то был, заметить дьявольский блеск в его глазах, когда он на мгновение задумывается, а не бросить ли бомбу в машину какого-нибудь капиталиста-толстосума. Но такие моменты очень скоротечны. Ведь теперь у него есть обязательства и толстосум-сосед в Коннектикуте.

Неистребимое желание создавать проблемы заставляет Грейдона подталкивать и других на их осуществление. Он постоянно уговаривал меня запустить журнал, похожий на «Спай», заявляя, что в Манхэттене полно напыщенных кретинов, которые только и ждут, чтобы их забросали тортами: «Будь я помоложе…» Возможно, в его представлении, если бы он смог воспользоваться своим влиянием, чтобы помочь таким людям, как я, начать карьеру в Нью-Йорке, компромиссы, на которые он пошел ради своего продвижения наверх, не были бы такими… компромиссными. И возможно, я просто льщу себе, но, учитывая мое несоответствие работе, которую он мне предложил, я не могу найти иной причины, объясняющей, почему он это все-таки сделал. Грейдон искал того, кому бы он мог передать эстафетную палочку, прежде чем навсегда выпустить ее из рук.

Приближалось Рождество 1995 года. Перед отъездом домой на праздники я в последний раз появился на работе и обнаружил на своем столе подарок. Первое издание книги Конрада Берковичи «Вокруг света в Нью-Йорке». На форзаце была сделана надпись: «Увидимся в следующей комнате… С Рождеством, Грейдон».

Слава Богу! Он меня простил.

16
Эти чудаковатые британцы

До Рождества 1995 года я провел в Нью-Йорке шесть месяцев. И даже представить не мог, насколько сильно на меня это повлияло, пока не сошел с самолета в аэропорту Хитроу. Я словно увидел Англию глазами американца. Из-за болезненного цвета лица и невзрачной дешевой одежды люди вокруг выглядели серыми и мрачными. Мне даже показалось, а может, и нет, что от них слегка попахивало. Такое ощущение, будто я вышел из декораций «Секса в большом городе» и попал прямиком в фильм Майка Лейя. [84]84
  Майк Лей – английский режиссер («Вера Дрейк», «Все или ничего» и др.).


[Закрыть]

Прожив в Штатах полгода, я поневоле перенял взгляды американцев на Британию. Подсознательно я ожидал попасть в добрую старую страну, какой ее изображает «Мерчант айвори», [85]85
  Кинокомпания, снимающая костюмированные драмы.


[Закрыть]с джентльменами в бриджах для верховой езды и леди, затянутыми в корсеты. «Итак, мистер Дарси, что привело вас в Хертфордшир?» На фоне этого образа Британия казалась неряшливой и старомодной, словно ее покрывал толстый слой пыли. Все выглядело таким поношенным после блеска и сияния Манхэттена… Мне хотелось встать в позу и, вытянув руку вперед, произнести любимую американцами фразу: «Слишком похоже на реальность».

Меня вдруг осенило, что, вероятно, именно этим объясняются мои неудачи по ту сторону Атлантики. Представляя британцев, жители Нью-Йорка рисуют себе этакий образ патлатого Хью Гранта, а не лысеющего политика Уильяма Хагью. К сожалению, никто из них не собирался поцеловать меня, чтобы проверить, не превращусь ли я в прекрасного принца. На одной вечеринке красивая девушка, с которой я болтал, попросила меня показать зубы. Когда я обнажил десны, она позвала кого-то из своих друзей: «Ой, ты только посмотри! У парня "английские зубы"». Судя по состоянию моих коренных зубов, «английские зубы» – это не то, о чем просят американки у своих стоматологов.

Впервые попав на Манхэттен, я надеялся, что быть «сыном туманного Альбиона» – здесь достаточно ценное качество. Мой дядя Кристофер Мурсом, живший в Нью-Йорке в 1950-х, убеждал меня, что на мой английский акцент слетятся все самые аппетитные «пташки». Великосветские дамы будут спотыкаться друг о дружку, торопясь пригласить меня на свои приемы, а богатейшие люди Америки выстроятся в очередь, чтобы познакомить меня со своими дочерьми. В общем, я был настроен получать удовольствие от жизни.

Но ничего такого не произошло. Прежде всего ньюйоркцев, вскормленных костюмированными драмами Би-би-си, повергал в шок вид моих кроссовок «Найк» и классических джинсов «Ливайс-501». Разве англичанину не положено быть щеголеватым денди с безупречными манерами и идеальной кожей? Что это за… гомункулюс? После инцидента со стриптизершей Грейдон сказал мне: «Тоби, ты похож на англичанина, рожденного в Нью-Джерси».

Впрочем, оглядываясь назад, вряд ли бы мне удалось добиться лучших результатов даже с внешностью Руперта Эверетта. На Манхэттене можно встретить вылитых персонажей из «Возвращения в Брайдсхед» Ивлина Во, но даже они отчаялись извлечь выгоду из своей британской чистопородности. А узнал я об этом летом 1996 года, когда на короткое опьяняющее мгновение мне вдруг показалось, что титул, даже такой бессмысленный, как у меня, может принести серьезные дивиденды.

Все началось с телефонного звонка от женщины, представившейся редактором «Вог». Она спросила, как я отнесусь к тому, чтобы выступить в качестве модели для декабрьского номера? Естественно, я решил, что это очередная шуточка кого-то из моих друзей, и ядовито информировал ее, что не собираюсь вылезать из своей постели за сумму меньшую, чем 10 000 долларов. Однако, как оказалось, это не было шуткой. «Вог» планировал материал под названием «12 рождественских дней» и искал десять британских аристократов, которые согласились бы выступить в роли «Десяти скачущих лордов». [86]86
  «12 рождественских дней» – популярная английская рождественская песня, в одном из куплетов которой поется о десяти скачущих лордах.


[Закрыть]

Впервые за год, что я прожил в Америке, приставка Достопочтенный к моему имени кого-то по-настоящему одурачила. До сих пор она была лишь предметом для шуток. Ну, теперь я наконец-то удостоюсь наивысшей награды американского общества – мои фотографии появятся в «Вог»!

Но мое счастье оказалось недолговечным. На следующий день мне снова позвонила редактор и сказала, что они решили заменить нас профессиональными моделями. Оказывается, все bona fide [87]87
  Честно, без обмана (лат.).


[Закрыть]британские аристократы, с которыми она связалась, категорически ей отказали, опасаясь того, как это может отразиться на их репутации, если об их титуле станет известно. Я оказался единственным глупцом, который ответил согласием.

Будучи одним из тех, кто посоветовал ей связаться с лордом ____, настоящим английским джентльменом из «Театра шедевров», [88]88
  Телевизионный цикл, предназначенный для того, чтобы познакомить американских зрителей с продукцией английского телевидения – экранизациями романов и биографий, оригинальными телевизионными постановками.


[Закрыть]я решил сам ему позвонить и узнать, почему он отказался. «Как только люди узнают, кто ты, они перестают видеть в тебе современного человека, – объяснил он. – Думают, ты лежебока, который только и делает, что целыми днями напивается».

Похоже, быть англичанином превратилось в настоящую проблему в современном Нью-Йорке. Полвека назад это могло открыть перед тобой несколько дверей, но сегодня – лишь еще больше подзадоривает горожан показать все, на что они способны. В своей книге «Костер тщеславия» Том Вульф пишет: «Кто-то почувствовал, как засекреченный легион очень богатых и обходительных людей заселяет квартиры на Парк-авеню и Пятидесятой авеню, чтобы оттуда обрушиться на упитанную дичь янки и не торопясь обглодать сочную белую плоть, всю, до последнего кусочка, с костей капитализма».

Почему это случилось? Согласно одной теории, ньюйоркцы наконец-то осознали, что мы приехали отобрать их кровно заработанные денежки. «Я приехал сюда, чтобы обчистить американцев, заработать денег и хорошо провести время» – написал Сесил Битон. [89]89
  Сесил Битон (1904–1980) – английский фотограф, а также художник-декоратор, получил Оскара за лучшие декорации к фильму «Моя прекрасная леди», когда впервые попал на Манхэттен.


[Закрыть]В среде британцев это превратилось в своего рода шутку, которой мы обменивались между собой в баре «У Мортимера», ныне закрытой забегаловке для эмигрантов в Верхнем Ист-Сайде («У Мортимера» закрылся в 1998 году), но мы старательно избегали посвящать в нее «отстойники». [90]90
  «Отстойниками» на рифмованном жаргоне кокни англичане называют американцев.


[Закрыть]Однако в американской прессе слишком много появлялось статей с таким названием как «Дармовщина по-английски», чтобы она продолжала оставаться секретом. «В Англии к деньгам, передающимся по наследству, относятся словно к ценному семейному достоянию, такому, например, как средневековый буфет, которым можно любоваться, иногда смахивать с него пыль, но нельзя использовать по назначению, – писал Ричард Стенгел в 1987 году в «Спай». – В Америке же деньги предназначены для того, чтобы их тратить. Поэтому британцы считают, что ньюйоркцы могут духовно очистить их новоприобретенное благосостояние, потратив его на цивилизованный английский народ».

Единственное, что не вписывалось в эту теорию, то, что местное население узнало о нашей «скупости» еще до того, как стали появляться подобные статьи. В конце концов, британцы из высшего общества и среднего класса приезжали на Манхэттен уже более двух столетий, стараясь при этом истратить как можно меньше денег. Брайн Макнолли, ресторатор-кокни, обожал рассказывать историю, как в одном из его заведений английская аристократическая пара решила отпраздновать свою свадьбу вскладчину с приглашенными гостями. «У них был стол на 26 человек в центре ресторана, – вспоминал он, – и когда им принесли чек, краснеющая невеста, встав, сказала: «Итак, кто заказывал утку? Ты, Чарльз? С тебя 12,95$. Так, а кто заказывал две Маргариты?» Это было невероятно. В день своей собственной свадьбы!»

Его светлость Энтони Хейден-Гест также приложил руку к тому, чтобы люди еще больше уверились в том, что мы «скупердяи». По словам Грейдона, он поссорился с Энтони из-за того, что Животное в буквальном смысле обокрал его сына. История гласит, что однажды, когда Энтони гостил в поместье Грейдона в Коннектикуте, во время прогулки один из четырех детей Грейдона, Макс, заметил, как в ручье блеснула монета.

– Папа, смотри. – Он показал на блестящий объект. – Это 25 центов.

– Где? – Энтони взволновался.

– Там, – ответил Макс, указав точное место.

Увидев монету, Энтони сразу кинулся в реку, схватил 25-центовик и запихнул в карман.

– Разве ты не собираешься отдать ее моему сыну? – осведомился Грейдон.

– Конечно, нет, – ответил Энтони. – Кто успел, тот и съел. [91]91
  В своей книге «Последняя вечеринка: «Студия 54», диско и ночная культура» Энтони пишет: «За то время, что я провел в «Студии 54»… мне пришлось потратить не больше нескольких баксов». Он всегда утверждал, что эта история вранье, хотя признавался в скупердяйстве.


[Закрыть]

Но если местные жители всегда знали, какие мы все «попрошайки», из-за чего вдруг произошел такой резкий спад нашей популярности? Думаю, из-за того, что нас стало слишком много. Пока нас было раз, два, и обчелся, ньюйоркцы терпели, но когда мы заполонили улицы, им это надоело. Согласно официальной статистике в Нью-Йорке проживает 28 740 британцев. [92]92
  Данные переписи населения Соединенных Штатов за 1990 год.


[Закрыть]Однако по данным Британского консульства эта цифра намного выше и достигает приблизительно 200 000 человек, причем с каждым годом она неизменно увеличивается. Среди всех эмигрантов из Западной Европы, живущих в Нью-Йорке, британцы идут вторыми после ирландцев, и приблизительно 1200 из них каждый год становятся постоянными жителями США. Цифра взята из нью-йоркского департамента планирования. Чем не второе британское вторжение?!

Уэст-Виллидж буквально нашпигован «бледными сынами Альбиона». За один свой обычный рабочий день я мог столкнуться с дюжиной людей, с которыми учился либо в Оксфорде, либо в Кембридже. Пока я жил на Манхэттене, меня не покидало ощущение, что я вновь оказался в университете, особенно из-за того, что по размерам моя квартира напоминала конуру, в которой я жил, когда учился в колледже. В небольшой забегаловке «Чай и симпатия» на Гринвич-авеню было постоянно столько знакомых лиц, что в мою душу закралось подозрение, а не имеется ли здесь секретного прохода, соединяющего это место со «192» – модным бистро в Ноттинг-Хилл-Гейт.

В самом «Конде наст» британцев было столько, что даже пошли слухи, будто «Управление по вопросам иммиграции и натурализации» подумывает об открытии целого отдела для отслеживания тамошней ситуации. Б о льшая часть главных редакторов Сая Ньюхауса были британцы, в том числе Тина Браун, Анна Уинтур, Джеймс Трумэн, Гарольд Эванс, Анти Дисней и Мэнди Норвуд, которые, в свою очередь, привезли за собой огромное количество соотечественников. Неудивительно, что «Гламур», дойная корова империи «Конде наст», произносится на английский манер.

Один случай убедил меня в том, как, оказывается, много моих соотечественников проживает в Нью-Йорке. Произошло это в 1999 году на День независимости. Я сидел в баре «Сансет-Бич», отеле-ресторане в Хэмптонсе, когда неожиданно меня осенило, что, возможно, британцев здесь больше, чем американцев. По правде говоря, «Сансет-Бич» располагается на Шелтер-Айленд, небольшом участке земли, который практически представляет собой британскую колонию. И в тот момент, когда фейерверки осветили небо, отмечая поражение Британии от рук американцев, я решил рискнуть. Я начал повторять: «In-ger-lernd, In-ger-lernd, In-ger-lerrrrnd…» [93]93
  Ingerlernd – искаженное звучание слова England (Англия), которое кричат английские футбольные болельщики.


[Закрыть]Через 30 секунд ко мне присоединилось столько людей, словно мы были на стадионе Уэмбли во время финала за Мировой кубок против немецкой команды.

Вряд ли будет преувеличением сказать, что британцы для ньюйоркцев то же, что австралийцы для жителей Лондона – какое бы особое место мы ни занимали однажды в их сердцах, теперь там обитает лишь одно желание – чтобы мы поскорее убрались восвояси. Они больше не могут выносить, как эти «лайми» [94]94
  Так называли английских солдат американцы в годы Второй мировой войны из-за того, что те пили сок лайма, чтобы избежать цинги.


[Закрыть]жалуются на то, какой отвратительный шоколад в Америке. Если он нам не нравится, то мы знаем, куда можем его засунуть. Каждый день в аэропорту Кеннеди самолеты извергают из себя тысячи любителей халявы из Британии, большинство из которых начинают жаловаться на отсутствие «мармита» [95]95
  Темно-коричневого цвета паста, довольно соленая и с большим количеством витамина Д, изготовленная из пивного экстракта, образующегося в процессе варки пива.


[Закрыть]и «Эйч-Пи соуса», [96]96
  Коричневый соус, производимый в Англии, сделан на основе солодкового уксуса, смешанного с фруктами и специями, является приправой к острой еде.


[Закрыть]не успев даже пройти иммиграционную службу. И ведь их никто сюда не звал. Сколько раз мне приходилось слышать, как местные жители говорили британцам: «Послушайте, мы уже выставили вас один раз в 1776 году. Не заставляйте нас делать это снова».

Таким образом, ньюйоркцы начали ставить нас в один ряд с французами, итальянцами, греками, испанцами и немцами. Там, где однажды мы наслаждались привилегированным положением по сравнению с соседями по материку, нас теперь воспринимали как «евротраш». Однажды я попытался высказать коллеге из «Вэнити фэр», как это неуместно, процитировав знаменитый заголовок «Шторм в Проливе – Континент изолирован». Он вежливо рассмеялся и спросил, о каком проливе я говорю. Он даже представления не имел о том, что Британия расположена на островах и отделена от остальной Европы морским проливом.

Так каким же образом все настолько далеко зашло? Неужели британцы опустились до того, что теперь в Нью-Йорке стали неотличимы от остальных продувных европейцев, которые обуваются в Гуччи и носят часы от Картье? На самом деле на Манхэттене еще предостаточно англичан, которые могут похвастаться тем, как хорошо идут у них дела. В каждом номере «Тайм аут Нью-Йорк» появляется очередная заметка-пустышка о каком-нибудь ди-джее/антрепренере клуба/продюсере из «старушки» Англии, только что купившем просторную квартиру в ТриБеКа, [97]97
  « Tri angle Be low Ca nal Street» – в прошлом индустриальный район Нью-Йорка, сегодня фешенебельный жилой квартал для богатых людей.


[Закрыть]благодаря неожиданному успеху. Редакторы «Вог», «Харперс Базар», «Элль» и «Мадемуазель» – британцы, и ни один сезон на Бродвее не проходит без «открытия» нью-йоркскими критиками какого-нибудь британского актера-ветерана вроде Алана Камминга. Эти люди продолжают уверять, что Америка по сей день страна молочных рек и кладезь огромного количества талантливых и честолюбивых людей, как они.

Однако даже они признают, что за последние десять лет для британцев жизнь здесь стала намного сложнее, что делает их успех еще значительнее. «Я очень рад видеть недовольство англичанами, – сказал мне Саймон Дунан, [98]98
  Саймон Дунан – креативный директор универмага «У Барни» и ведущий колонки в «Нью-Йорк обсервер».


[Закрыть]создатель знаменитых витрин самого шикарного универмага «У Барни». – Я приехал в Америку в 1977 году, и мне все сходило с рук из-за моего британского акцента. Идея, что англичане интересны по своей природе, доживает последние дни».

К концу 1995 года, когда я продолжал топтаться в первой комнате, меня совсем не радовала перспектива окончания нашего «особого» положения. Британцы постепенно превращались в очередную этническую группу, дерущуюся за свой кусок американского пирога, не отличимые от пакистанцев, нигерийцев или албанцев. Глядишь, мы скоро начнем работать водителями такси, подумал я. И вспомнил, что мой дед по материнской линии, Рейсли Мурсом, во время Второй мировой войны работал в Вашингтоне водителем такси. Боже! Неужели я обречен повторить его судьбу?