Текст книги "Зимний Фонарь (СИ)"

Автор книги: Тихон Карнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Он с нескрываемой завистью смотрит на прохожих. Ему кажется, в этот день мир решил продемонстрировать всё своё совершенство: улицы городка полны красивых людей и счастливых… Здесь привлекательность не роскошь, а здоровье – часть нормы.

Всё, что ему остаётся, так это зависть.

С завистью смотреть на прохожих.

С завистью подслушивать обрывки разговоров и радостных смех.

С завистью воображать полноценную жизнь.

Эпизод четвёртый

Балтийская Республика: Синекам

кафе-бар «Канкан»

12-23/994

Приготовления не заканчиваются даже с приездом первых гостей; Алиса ещё украшает террасу гирляндами, когда парковка перед заведением заполняется машинами. Банкетный зал продолжает функционировать в штатном режиме, в то время как на первом этаже для молодёжи устраивают дискотеку. Периодически ротация треков сменяется караоке.

– Это была отвратительная идея, – взобравшись на высокий стул, ворчит Даналия и хмуро глядит на Ранайне, – [зачем] вы устроили тут сцену? Не конкурс талантов же.

– Да ладно тебе, брось, – усмехается Элиот, занявший место бармена, – Эсса неплохо поёт. У неё даже свой канал на «Videre» есть на сотню тысяч.

– Она неплохо поёт, – неохотно соглашается синеволосая, – пока трезвая. Плавали-знаем… Ам, а где Вельпутар? Разве сегодня не его смена?

– Так он же попросил себя подменить, ну, а мне всё равно [нечего] делать, – неумело отмахивается Лайн, отгоняя тревожные мысли о прощании с Шарлоттой. Едва собеседница улавливает что-то странное в поведении друга, как тот предлагает: – Попробуешь? – и ставит перед ней шот. Содержимое мутное. На дне густая масса сиропа. – Я назвал это «Братской луной».

Мельком глянув в сторону служебного хода, Анера залпом выпивает коктейль. Морщится. Закусывает предлагаемым лимоном. Откашливается. Вопросительно вскидывает бровь, глядя на друга.

– Что ты туда намешал?

– Проще сказать, – с плутоватой ухмылкой отвечает Элиот, – чего я туда не намешал. Здесь, в общем-то, всё, что есть в баре. Кроме воды, соков и газированных напитков.

– Весь алкоголь что ли?

– Вроде того. Я сделал его единым.

– Это ужасно, – с хрипом отставляет шот девушка. – Уфф. Давай ещё.

Тогда же наконец освобождается Алиса. Когда она возвращается в зал, то замечает налипшую на рукав куртки пыль. Подобно саже, она только размазывается при попытке её стереть. Вымотанная организацией девушка не придаёт этому значения и оставляет верхнюю одежду на вешалке. Не замечает, что кажущийся пылью субстрат расползается по синтепону.

– Не-е, я тебе точно говорю, – чуть заплетающимся языком рассуждает Фриц, смотря захмелевшей Даналии в глаза, – рано или поздно эти декабристы соберутся и [свергнут] эту власть.

– Декабристы? Почему ты их так называешь? Они же, ну… роботарии.

– Им не нравится, когда их так называют… Ну, так говорят… а декабристами их стали звать в имперской прессе, в честь тех революционеров, что лет пятьсот назад взяли штурмом Зимний дворец с требованием отменить крепостное право.

Они стоят перед аварийным выходом. Дверные ручки её демонтированы, а на замочной скважине висит сургучная печать с гербом Красмор.

– Какие пятьсот? – скептически вскидывая бровь, вмешивается в разговор Алиса. – Фриц, ты чего?

– Я не историк, – ненароком оправдывается тот и задумчиво чешет подбородок, – но мне кажется, что так всё и было. Да и вообще, я бы не декабристов всяких боялся. Короче, я тут на днях слушал один подкаст, пока Фегой занимался, так там сказали, что нихонские археологи нашли где-то в Сибири технику, ну, типа вообще древнюю технику, чем всё, что было у нас…

Мимо проходит Эсса Ранайне. Официантка осекается, когда видит у подруги фужер с болотно-красной жидкостью. Несмотря на непрезентабельный вид, Мартене готова махнуть на напиток рукой, пока не замечает в нём нечто плавающее. Это настораживает.

– Что это у тебя? – Алиса останавливает блондинку.

– А, – с весёлой улыбкой отвечает та, – это Элиот сделал.

Из бокала на них смотрит стеклянный зрачок.

– Да я как бы вижу, – забирая у блондинки фужер, хмыкает официантка и за локоть отводит в сторону. – Кажется, кто-то положил на тебя глаз.

– О… я и не заметила. – Поморщившись, Эсса с отвращением смотрит на выпавший протез. – Хорошо, что я это не успела попробовать. Отдашь ему, ладно? А то, ну, как-то оно…

– Да, отдам. Если хочешь, можешь взять из холодильника пиво. Я как урегулирую ситуацию с Лайном, сама встану за бар.

– Да ладно тебе. Он… сомневаюсь, что он это специально, – пожимает плечами девушка. – Раз уж так вышло, я пока отвезу Дану домой.

На том они прощаются.

По пути к барной стойке Алиса собирает не один стакан со странными напитками. Краем глаза она замечает, что некоторые посетители не сняли верхнюю одежду. Они сидят неподвижно, а приветственные фужеры с игристым нетронуты. Официантка чувствует исходящий от них холод. Ёжится. Подойти не решается – вместо этого останавливается у бара. Элиота за стойкой нет. Тогда Мартене наклоняется и находит его ползающим по полу.

– Ты не это ищешь? – спрашивает Алиса и протягивает глаз.

Брюнет вздрагивает, бьётся головой о полку и только после смотрит на коллегу. Кивнув, нерешительно берёт протез и, протерев краем толстовки, вставляет его на место.

– Спасибо. Я просто чихнул и… не знаю, как так вышло.

– Он оказался в стакане у Эссы, – недовольно продолжает рыжая и ставит оставшиеся на стойку. – Эл, слушай, мы же договаривались, что делать коктейли ты не будешь.

– Но почему? Я же не виноват, что он… выпал.

– Дело не в этом. Мы это обсуждали уже тысячу раз. У тебя вкусовые рецепторы… ты очень своеобразно понимаешь вкус… и что вкусно.

– Ты намекаешь, что я зря перевожу продукты? – догадывается Элиот и хмурится. – Так бы сразу и сказала. Хотя знаешь, никто не жаловался – Дане даже понравилось.

– Эта твоя дрянь настолько алкогольная, – нюхая один из подобранных бокалов, морщится Мартене, – что я бы этим лампы заправляла. Ты сам-то это пробовал?

– Да, – подтверждает парень. – Если тебе не нравится, то это только…

Элиот осекается, когда включается следующая композиция подборки. Кафе-бар наполняется мотивами лёгкого рока, и звучат слова о необходимости слушать своё сердце. Происходящее теряет значение, когда знакомая музыка воскрешает в голове события пятилетней давности. Образ сестры за рулём «Макады». Их беспечные прогулки, разговоры. Живая мама.

– Что? – с вызовом спрашивает Алиса и, уперев руки в бока, поднимает на брюнета высокомерный взгляд. – Язык проглотил?

А сердце, кажется, бьётся настолько быстро, что вот-вот сломается. В этот момент Элиот готов поклясться, что существует не только фантомная боль, но и фантомные слёзы. Непострадавший глаз предупреждающе увлажняется. Ком мёда подползает к горлу. Дышать становится сложней.

– Меня сейчас вырвет, – давится словами парень и вырывается из толпы, то и дело приговаривая: – Прошу меня… Ай, [проклятие]! Да, простите.

Алиса провожает его сердитым взглядом.

– Так это, – вмешивается стоявший позади Фриц, – он же Гео подменивал. Ну, ты забыла? Он в ветеринарку вашу псину повёз.

– Серьёзно? – недоверчиво уточняет девушка. – Ты в этом уверен?

– Вроде того, – подтверждает приятель. – Ну ладно, курить пойдёшь?

– Проклятье… – глухо рычит Мартене. – Не сейчас, Фриц.

Не проходит и минуты, как она смягчается. Протискиваясь меж посетителями, девушка отмечает, что людей пришло значительно больше, чем они ожидали. Примерно с такими мыслями рыжая выбирается на веранду.

Находится на ней Элиот один. Облокотившись на перила, он отчуждённо смотрит на темнеющую вдали колокольню и курит

– Слышь, Эл, – начинает Мартене. Брюнет устало поворачивается и кивает, – прости, если обидела. Я это, не хотела, и… да: я как бы забыла, что Вельпутар взял отгул.

– Всё нормально, – парень смотрит на коллегу. – Не бери в голову.

– Можно? – подойдя к перилам, Алиса примечает раскрытую пачку сигарет. Элиот, махнув рукой, вновь кивает. Девушка закуривает. Спрашивает: – Ты из-за меня ушёл?

– Нет.

– Тогда из-за чего?

– Слышишь песню? – Мартене озадаченно кивает. – В общем, из-за неё. Она напоминает мне о том дне, когда всё пошло по [наклонной].

Рыжая хмурится. Подойдя ближе, она неуверенно касается плеча друга.

– Скучаешь за ней?

Лайн качает головой.

– За кем именно? – с вымученной улыбкой уточняет он. – В последние годы жизни мама была не в себе, из-за болезни… По этому сложно скучать. Зи не выдержала. Запрыгнула в прорубленное окно и… Я не осуждаю её, но… будь проклят тот 89-ый.

– Как бы столько лет прошло, – теряясь, считает Мартене, – может, пришло время наладить контакт? Вы же как бы брат и сестра. Я понимаю, что родственников не выбирают, но… Может, стоит попытаться?

– Я тоже так думал, – с тоскливой усмешкой отвечает Элиот. – В общем, просто… просто забей, всё равно ничего не изменишь, – и смотрит на стакан с разбавленным солодом. – Кажется, не стоит мешать подавители с бухлом…

– Слышь, может… может тебе стоить сменить обстановку? – осторожно интересуется Алиса. Парень вопросительно вскидывает бровь и хмыкает. – Ты не думал отсюда уехать? Ты как бы выстраиваешь вокруг себя стены: пойми, они не защищают тебя, а удерживают, и такие стены нужно ломать. Тебя же ничто здесь не удерживает. Ты можешь начать всё сначала.

– Когда-то… думал, да, – робко делится тот, касаясь затылка, – но… Я не знаю, Лис. Сейчас всё, в общем-то, в порядке. У меня есть работа, а ещё со мной живёт милейшая дева… Немёртвая, правда, но с ней весело. Просто, ну, знаешь, иногда накатывает. В общем, не бери в голову.

– Ладно, если между нами, кхм, всё нормально, – кашлянув, неуверенно начинает Алиса, – может, займёмся делом? Надо ещё глинтвейн приготовить. Думаю, вдвоём мы быстро управимся.

В «Канкане» тем временем сменяется музыка. Звучит что-то о вечной молодости. Перепевка настолько мелодична, что свет приглушается до гирлянд, и танцующие разбиваются по парам.

– Давай, – соглашается брюнет и тушит сигарету.

Вместе они скрываются в здании. Дверь меж тем остаётся открытой.

Элегия, ранее осевшая на веранде, поднимается с ветром. Одно лёгкое дуновение загоняет её в помещение. Заносит в вентиляционную шахту. Воздух разносит пыль по всему зданию. Та достигает батарей. Чёрным налётом оседает в трубах. Разрастается под воздействием жара. Стремится наружу.

– Как-то похолодало, не находишь? – обнимая себя за плечи, спрашивает Алиса. Глядя на плиту, Элиот подносит руку к конфорке. От пламени тянет стужей. Внезапно оно бледнеет. Практически затухает. – Эл?

– Может, сбой в отоплении? – спрашивает тот. Затем видит, как замерзает стоящая рядом бутылка вина. – Нет-нет… Это что-то не…

Мартене выглядывает в зал и потрясённо замирает. Невооружённым глазом видны парящие чёрные хлопья. Вытерев руки фартуком, девушка раскрывает ладонь. На кожу падает клочок тёмной пыли. Алиса спешно смахивает его и активирует протофон.

– Похоже на Воздействие, – сипло проговаривает она и выводит дозиметр из спящего режима. Динамики раздирает треск. – Чтоб меня…

Официантка пятится и натыкается на дверной проём. Погасив конфорки, Элиот встаёт рядом и смотрит на интерфейс. Электронная стрелка колеблется между пятнадцатью и двадцатью единицам.

– Будь я проклят… – молвит брюнет. Его взгляд тревожно мечется между танцполом и счётчиком. – Мы в очаге Воздействия, – и, замечая, что элегия пребывает, добавляет: – Надо начинать эвакуацию. Немедленно.

Не сговариваясь, друзья разделяются: Алиса несётся к танцполу. Она пытается перекричать музыку. Тщетно.

Внезапно гаснет свет.

Ещё несколько мгновений веселье живёт в сердцах толпы: партнёр не ослабляет объятий танца, и мечтательная девушка кладёт ему голову на грудь, приговаривая, какой тот холодный. Некоторые фотографируются – за облаками пара мелькают вспышки. Всё меняется, когда-то откуда-то сверху ползёт скрежет.

– Послушайте, – севшим голосом обращается к собравшимся Алиса и вздыхает, – народ, мы в очаге.

Массовая рассылка пробуждает десятки протофонов. Оглушает полифоническая какофония: крематорская служба чрезвычайных ситуаций информирует о критическом уровне элегического загрязнения в крае.

Начинается паника. Пока одни выбегают наружу, другие возвращаются за вещами и ищут своих близких. Что-то сбивает Мартене с ног. Она видит проносящихся мимо людей. Кто-то отдавливает ей руку. Девушка едва уворачивается от человека, готового пробежать прямо по ней. В этот же момент её хватают и вытягивают из толпы.

– Где Элиот? – ставя Алису рядом, обеспокоенно спрашивает Фриц и закашливается. – Он уже вышел?

С лестницы тем временем бегут люди. У некоторых из них при себе лишь примитивные «лепестки». Именно защищённые прежде прочих покидают очаг – первичное Воздействие оказывает на них столь несущественное влияние, что у тех находится достаточно сил растолкать очередь на выходе.

– Нет, он пошёл на второй этаж, – сообщает Алиса и облизывает пересохшие губы. – Я найду его. Постарайся пока открыть дверь.

Друг растерянно кивает. Протягивает пару медицинских масок:

– Вот, держи, – говорит он. – Только давайте быстрее.

Мартене крепко сжимает маски. Фриц тем временем пытается организовать толпу и толково объяснить происходящее. Вместе с другими мужчинами он пытается открыть заклинившую створку – не поддаётся.

Носоглотка схлопывается. Резервы лёгких истощены, когда Элиот в числе последних вылетает на лестничную площадку. Хлопок. Раскатистый треск. Стены расползаются в трещинах. Сыпется штукатурка. Оседая, проваливается крыша. Плотная завеса пыли застилает всё вокруг.

Парень из последних сил оглядывается. Хрипло глотая воздух, подаётся к ступеням. Ноги подкашиваются. Он кубарем валится вниз. Тогда же лестницу заваливают обломки.

– Эл! – с возгласом к нему подлетает Мартене и оттаскивает в сторону.

Девушка с надеждой смотрит на выход. Видит размахивающего руками Фрица. Пытается избежать давки. Едва кажется, что он смотрит в их сторону, как кромешная тьма с концами поглощает зал.

Глава восьмая. В объятиях Стикса

«…в первозданном виде элегия служила оружием массового поражения. В местах, где её скопления превышают допустимую норму – около 1.44 единиц в секунду, – она приобретает иные формы: имитирует всё цветущее, мимикрирует под неорганическое. Только цвет выдаёт – пепельно-чёрный.

Изначально влияние элегии в планетарном масштабе считалось незначительным. Казалось, у представителей человеческого рода есть врождённый иммунитет, а природа способна восстановиться. Иллюзия была кратковременной. То, что убивало деми, не делало людей сильнее. Отныне всё, с чем соприкасается элегия, обречено на вымирание. Ей достаточно недели, чтобы полностью завладеть прилегающими к очагу Воздействия землями, преобразуя те в зону с единой – отравляющей – экосистемой.

Даже применение элегии лишь по прямому назначению не могло нивелировать те последствия, к которым приводил длительный контакт с ней. Под воздействием деми состав элегии начал трансформироваться таким образом, что угнетающий эффект стал раскрываться в кратчайшие сроки, видоизменяясь до болезни респираторного тракта.

Элегический манифест лидирует по показателям смертности. Вне очагов Воздействия и её продуктов он передаётся преимущественно воздушно-капельным путём. Вдыхаемые частицы оседают в лёгких, обезвоживают организм и, в конце концов, иссушают тело носителя до угля»,

– С. Блок, «Элегия».

Эпизод первый

Балтийская Республика: Синекамский край

станция «Полярная»

12-24/994

Станция «Полярная» последняя перед въездом в Линейную. Обычные поезда на ней не останавливаются: останки платформы мелькают за окном.

Издалека доносится металлическое лязганье. Слышится моторный гул. К станции приближается автодрезина. Рельсоходный локомобиль с паровым двигателем. За его основу был взят первый паромобиль, выпущенный «ТехБудом» незадолго до начала войны. Старомодный родстер, выкрашенный болотной краской, является классическим образцом раннего автопрома.

За рулём автодрезины сидит нечто такое же старое, как и она сама. Оно напоминает человека, но лишь на первый взгляд. Ноги, как таковые, у него отсутствуют. Нижние конечности сливаются с педалями, в то время как одна рука строго зафиксирована на коробке передач, а другая, непосредственно, на руле. Одет водитель в потрёпанную куртку и фуражку с кокардой в виде имперского герба. Лицо его сделано из пластика.

– Конечная, – механическим голосом произносит машинист и со скрежетом поворачивает голову, – просьба покинуть локомобиль.

Не пустует и пассажирское сидение. С него поднимается Анастази. Одета она в походный костюм, состоящий из химзащитного плаща с чернозорьским гербом, пылеотталкивающих штанов и синтетической кофты. Платина волос с отросшими корнями собрана, а низ лица закрыт респиратором.

Анастази знает, как погибают города. Как вымирает население. Разрушаются дома. Как воздух, прежде головокружительно свежий, начинает чадить плесенью – незримым духом разложения, скрываемым иллюзорной простынёй. Стоит лишь дотронуться до неё, как невидимая стена исчезает, обнажая естество ужасающей смерти.

За время пути Анастази успевает ознакомиться с последними новостями края. Тот всё ещё – условно — живёт, а в Линейной празднуют день города. Несмотря на то, что, по заверениям местной газеты, при падении транспортировщика никто не пострадал, вестница обнаруживает нехорошую закономерность: те немногие, что отметились на праздновании в «Канкане», со вчерашнего дня не заходили в сеть.

В паре десятков метров от станции находится КПП. Именно в его сторону движется вестница, попутно озираясь по сторонам.

Сильно изменился Синекам за пять лет: край выглядит ещё беднее и хуже. Как бы муниципалитет не пытался обогатить низменность, вдохнуть в неё жизнь, все его усилия напрасны. За покосившимся заборами гниют ряды высаженных деревьев – ни одно из них не прижилось.

Наконец Лайне на месте… впрочем, понимает она это только по навигатору. Ограждающая рабица изорвана. Охранная вышка, обмотанная проводами ЛЭП, кренится набок. Рядом с пропускным пунктом валяется пара присланных роботариев. Их накидки опалены, а форма повреждена. Корпуса продырявлены. Все внутренности – болты да шестерёнки – стянуты паутиной пыли, а у клювов разбиты линзы. Красные осколки кровью сверкают в снегу.

– Ужас, – молвит девушка, рефлекторно касаясь поясной кадильницы, и не замечает лежащий рядом положительный ПЦР-тест. – Какое чудовище так расправилось с ними?

– Корвин Рейст, – раздаётся хриплый голос, – к вашим услугам.

Опущенный шлагбаум предупреждающе поскрипывает. Порывы ли ветра, шутка ли воображения, но Морзе настойчиво просит уйти. У разделяющей землю черты стоит высокий мужчина. С задумчивым прищуром он смотрит вдаль и неторопливо раскуривает сигарету. На его спине висит винтовка Dis-UT с выброшенным из ложи лезвием.

– Это ты их убил? – Блондинка вскидывает бровь, глядя на безмятежного мужчину. – Могу ли я узнать причину, по которой… ты это сделал?

– Город закрыт на карантин, – отвечает тот, выбросив окурок, – и они не хотели меня впускать. Я им и пропуск, и медкнижку с паспортом, а эти болванчики ни в какую.

Анастази видит человека тридцати лет. Морщины едва коснулись его лица – лишь носогубный треугольник чётко очерчен. Один висок выбрит: четверть черепа покрывают проплешины ожогов. Только в тот момент Анастази понимает, что респиратора на нём нет, и… почему-то его это не беспокоит.

– Весьма… радикально. А если бы это были люди?

– У них кишка тонка отправить сюда людей, но, можете быть спокойны, с ними бы у меня был иной разговор, – самодовольно усмехается Корвин и, развернувшись, подходит с протянутой рукой. – Линейная помечена буквой смерти, дамочка.

Девушка придирчиво изучает чужака. Его одеяние несколько потрёпано, однако тщательно выглажено, и дыр не видать. Оружие – несменяемая классика демиборцев. Недоверие сменяется интересом.

– Анастази Лайне, – отвечает рукопожатием блондинка и обнаруживает, что незнакомец является полнотелым некрочтецом, – Нази.

– Нази, – пробует Рейст имя на вкус и ухмыляется. – Рад познакомиться, госпожа Лайне. Я так понимаю, недобрые вести дошли и до Санктория?

– В каком-то смысле, – небрежно соглашается вестница, осматривая стоящую рядом легковушку. Малиновый универсал «Фазорд» 91-го года выпуска с российскими номерами. – Знаешь, что здесь произошло?

– Впервые в погостном городе? – усмехается знакомец и, поправив наплечный ремень, начинает загибать пальцы. – Здесь всегда что-то происходит: повышающийся элегический фон, аварии, падающие транспортировщики… Думаю, уже достаточно причин, чтобы держаться отсюда подальше.

– Однако… Мы оба здесь. Что привело тебя сюда?

– Я слышал, что после падения транспортировщика здесь планируют пробудить древнего монстра… – таинственным голосом зачинает мужчина. Встретив неодобрительный взгляд, натянуто смеётся: – Ладно. Это шутка. Я просто путешественник, который хочет своими глазами увидеть запуск ВААРП-генератора.

В «Подснежном» по единственному каналу издевательски часто показывали кристобальский «Протополис». Научную фантастику конца нулевых, повествующую о Городе, жители которого обязаны работать для поддержания ВААРП. Генератор в фильме представлен парящим в воздухе сферическим многогранником, дуги которого горят синевой.

Во всяком случае, так говорят персонажи. Сама картина чёрно-белая. Корвин стабильно засыпал на моменте, когда главный герой спускается в зал управления и видит ВААРП. Некрочтец не знает, что потом протагонист выключает генератор, обрекая тем самым Город на гибель.

– Я видела запуск в 75-ом – ничего впечатляющего.

– Так и ты, смею предположить, была снаружи, – лукаво подмечает Корвин. – Внутри всё иначе в этот момент… Думаю, это стоит того, чтобы хоть раз в жизни увидеть самому.

– Ещё один фанат «Протополиса»? Слушай, там не будет никакого крутящегося в воздухе шара, который выпустит из своего центра электрические импульсы или типа того.

– Откуда ты это знаешь? – чуть оскорблённо спрашивает Рейст и скрещивает руки на груди. – Спускалась уже что ли?

– Я не самоубийца.

– Так, для протокола: мы с тобой встретились буквально в паре километров от погостного города в активной стадии Воздействия, – ехидно напоминает посредник и продолжает: – Ладно, а что насчёт тебя?

Анастази тушуется. Не говорит о созвездиях литер, мерцающих фосфенами. Пусть она и не из робкого десятка, следует проявить осторожность.

– У меня здесь брат… – вполголоса отвечает Анастази, прижимая сумку к бедру. – Вот, решила его проведать. Боюсь, как бы что случилось…

– А что, есть предпосылки?

– Мы близнецы, – находится в полуправде девушка и вздыхает, – мы чувствуем друг друга… А жизнь в погостном городе, как ты уже заметил, вносит свои коррективы.

– Понимаю. Может, тебя подвезти?

Когда они садятся в машину, то не замечают ещё одну персону, прибывшую в Линейную. Безмолвная женщина, чья плоть оплетена бинтами, провожает удаляющийся «Фазорд» через оптический прицел снайперской винтовки.

Когда Корвин намеревается продолжить разговор, впереди начинает мерцать свет. Из сумерек выходит нечто с керосиновой лампой в вытянутой руке. Туловище его согнуто сплошным горбом. Голову венчает цилиндр с ватными крыльями. Существо идёт неспешно, поднимая ноги-спицы на метр-другой. Лязгающий цокот звоном бьёт по перепонкам.

Корвин изумлённо смотрит на это механическое недоразумение и, когда понимает, что оно не обращает на него внимания, спрашивает:

– Это ещё что за [создание]?

– Провожатый, – поясняет Анастази. Тем временем из-за плотного тумана проступает город, – один из прототипов роботариев. В провинции отсталая инфраструктура – вот списанными машинами из столицы и компенсируют недостаток рабочей силы.

– Какая… Кхм. Никогда таких не видел, – произносит спутник и крепче сжимает руль. – А чем, собственно, занимается этот провожатый?

– Тем, чем и должен, – выдерживая паузу, многозначительно начинает вестница, – сопровождает пассажиров…

Звучит перезвон колокольчиков. Из тумана выплывает трамвай. Согласно расписанию, он направляется к КПП. Его нутро едва различимо за копотью окон; корпус, испещрённый царапинами, ржавеет. Задняя колёсная пара искрится, оставляя за собой едкий след отравы.

– Похоже, только что я обзавёлся кошмарами на ближайшую неделю.

– Они меня тоже пугали. В детстве. Хотя тогда они, в принципе, выглядели получше… Представляешь, даже в день аварии они продолжали работать: ходили по отравленному Прайрисн, среди трупов и руин…

– Получается, – перестраиваясь в самый дальний от трамвайных путей ряд, интересуется Корвин, – они даже не понимают, когда умирает человек?

– Да они и не могут. В отличие от роботариев, они будут работать, пока не сломаются.

Меж тем они уже на подъезде к Линейной. В черте города отчётливей виден дым, тянущийся с севера – со стороны озера. Заметив его, Лайне чуть приподнимается с кресла. Ремни безопасности удерживают её на месте, но увиденного ей достаточно, чтобы встревожиться:

– Похоже, в пригороде пожар.

– Да, – с прищуром поглядывая вперёд, соглашается Рейст, – похоже на то, – и, замечая бледность попутчицы, спрашивает: – Тебе надо туда? Если хочешь, могу подвезти.

Эпизод второй

Балтийская Республика: Синекам

кафе-бар «Канкан»

12-24/994

Полчаса – ровно столько требуется, чтобы на машине добраться из одного конца Линейной в другой. За это время можно увидеть как нищету разваливающихся спальных районов, так и почтенную стать имперской архитектуры: в должном виде поддерживаются только центр города и пара прилегающих к нему улиц.

Город ещё спит, когда «Фазорд» заворачивает в лес. Столб дыма становится чётче. Ярче. Деревья – суше. Некоторые из них оплетены подобием паутины, и меж их веток незрелыми плодами сверкают маленькие льдинки. По мере приближения к «Канкану» снег темнеет, пока не чернеет вовсе. Из-за поворота доносятся завывания сирен.

Наконец они доезжают. Из окна машины Анастази видит кафе-бар.

То, что от него осталось.

Крыша его просела, местами обвалилась внутрь. Фасад поражён элегическими наростами. На стоянке, среди автомобилей гражданских, стоят красморовский броневик, пара неотложек и машина КСЧС.

– Анастази? – Когда девушка выбирается наружу, навстречу иномарке выходит Дайомисс. – Что ты тут делаешь?

– Приехала по зову сердца, – взмахнув полами плаща, она демонстрирует чернозорьскую кадильницу и спрашивает: – Что у вас случилось?

– Появился очаг Воздействия, – с заминкой отвечает златоклюв и спешно добавляет: – Вам лучше уехать отсюда, госпожа Лайне. Фон крайне нестабильный, и я не могу брать ответственность за…

– Мой брат, – вестница неожиданно переходит к сути, – он там?

По «Ментаксион» Анастази давно отследила, что последние несколько лет Элиот работал в «Канкане» официантом. Как и многие подписчики минувшего мероприятия, он не появлялся в сети с прошлого дня.

– Я не знаю, – неохотно признаётся мужчина, и блондинка несётся мимо него. Корвин только закрывает машину, когда попутчица на ходу раскаляет уголь. – Зи!

Открытая створка обуглена холодом. Вторая – закрытая – намертво вросла в дверной проём, став продолжением стены. Стены, в свою очередь, пропитаны плесневелым духом тления. Окна с выбитыми стёклами слиты лоскутами оборванных тканей: на земле под ними видны следы.

Перед тем, как зайти внутрь, Анастази закидывает в кадильницу фимиамовую связку. Трудом раскалённый уголь заставляет её дымить. Благовония окутывают вестницу защитным коконом. Мрак чуть рассеивается. Девушка делает шаг вперёд.

Поначалу она ничего не видит. Утренний свет будто не проникает внутрь. Затем, когда зрение адаптируется к потёмкам, перед ней предстаёт поражённый зал. Выцветшая древесина клубится грибком. Кажется, тот, будто почувствовав слабое тепло, начинает дрожать. Пол устлан осколками и штукатурной крошкой. Лестница завалена кусками крыши. Под ногами хрустят её обломки. Анастази поднимает кадильницу на уровень глаз и взглядом обводит помещение.

Внутри кафе-баре свыше десятка тел: на танцполе, у дверей, перед барной стойкой и за столами. Замершие посмертно, они окутаны химической паутиной. Некоторые посетители лежат на полу. Присыпанные пеплом и золой, неподвижные. Скрученные, свёрнутые калачом. С закрытыми носами и лицами… Поражённые. Уже мёртвые.

Не в силах сдвинуться, Анастази смотрит то на опрокинутые стулья, то на сорванные лианы гирлянд. Она не считает жертв, но зал постепенно наполняется звоном рингтонов. Звонки остаются не отвеченными.

– О деми… – дрогнувшим голосом молвит блондинка. Она ошеломлённо опускает голову и замечает прилипший к носу сапога листок. – Что за…?

Агитационная листовка с великаном и маленькими человечками. В руках вестницы она дрожит и тлеет.

– Госпожа Лайне! – Следом забегает Дайомисс и теряется, когда видит нутро «Канкана». – Вам не следует здесь находиться. Здесь высокий элегический фон.

Анастази вздрагивает. Подаётся в сторону, когда агент тянется к ней. Спиной натыкается на проём и, замечая открытую дверь на веранду, выглядывает. Свежий воздух обухом бьёт по голове. Никого там нет.

– Эл-лиот? – зовёт Анастази брата и вновь оглядывается. – Элиот!

Оттуда прямо в зал тянется вереница босых следов. Угольные отпечатки, рассекающие зал пополам, заворачивают и исчезают за барной стойкой. Вестница неуверенно движется туда. Обходит танцпол. Видит столики с диванами, на которых лежат рюкзаки да сумки. На спинках висит верхняя одежда. Нетронутые коктейли мутнеют отравой.

– Госпожа Лайне, – возобладав над собой, с большей настойчивостью обращается к блондинке Дайомисс, – пожалуйста, покиньте…

Рекомендация остаётся проигнорированной. Анастази заглядывает за барную стойку и теряет равновесие. Садится.

Элиот лежит. Неподвижно. Из-за пыли его волосы, как и кожа, выглядят серыми. Манифест проступает трупными пятнами на шее. Ресницы белеют инеем. Лайне несмело к нему тянется.

– Нет-нет, только не это… – быстро шепчет она, боясь прикоснуться. Когда решается, то делает это настолько робко, что почти сразу одёргивает руку. – Элиот?

– Он мёртв? – спрашивает подошедший Дайомисс. Анастази поднимает на него растерянные, увлажнившиеся слезами глаза. Тогда охотник тяжко вздыхает и, присев рядом, касается шеи Лайна. – Будь спокойна, Зи. Он жив.

Лишь бригада парамедиков вынуждает Анастази отойти от брата. Тот едва вздыхает, когда его перекладывают на носилки. Тело наконец выносят. Снаружи слышатся сирены пребывающих карет и щелчки фотокамер. Замечая новостников, Лайне опускает голову и накидывает капюшон. Едва вспышки начинают мерцать, девушка выбегает из здания и ныряет за одну из скорых.

– Падальщики… – презрительно фыркает вестница, примечая на подъездной дорожке открытый фургон с названием.