Текст книги "Зимний Фонарь (СИ)"

Автор книги: Тихон Карнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Еву? – переспрашивает Эсса. – А ты ей кто?

– Ну, я, в смысле, Элиот… Мы гуляли с ней вместе, в смысле, мы…

– Ты в этом уверен? – недоверчиво уточняет Алиса, а затем смеётся. Она легонько пихает подругу вбок и шепчет: – Слышь, это же этот, везде-ссущий.

Элиот напряжённо закусывает губу.

– Когда появилось это прозвище, Мартене, – терпеливо начинает он, глядя на рыжую, – мы с тобой ходили в ясли.

– Да-да, конечно, – похихикивая, соглашается девушка. – Не знаем мы, где твоя Ева. С другом своим, видать, шляется у берега.

Направившись в сторону террасы, Элиот тщательно обдумывает свои действия. Вспоминает немногочисленные ромкомы, что видел; строки из классики и песен; случайные картинки из ленты «Ментаксиона». Едва в голове зарождается подобие речи, как парень останавливается. Тускнеет. Подруга, теперь и впрямь бывшая, действительно уединилась со своим… другом.

Терраса, окружённая мраморной колоннадой, выходит на озеро. Декоративной луной над ней качается повисший на проводах самопальный прожектор. В его свете серебрятся шёлковые кудри прекрасной юницы. Она в руках такого же здорового и красивого парня. Пара стоит точно по центру. Объятия влюблённых крепки и безмятежны; им кажется, что никто их не видит.

С дальней колонны на них взирает нарисованный Немок. Трафаретный скелет, у ног которого пляшут маленькие человечки – настолько нелепые и безобразные, что кажется, будто дорисованными штрихами замаскировали подтёки краски.

Деми беспристрастно смотрит на влюблённых. На Элиота. Брюнет первым не выдерживает этой пытки и, отвернувшись, заходит за угол. Спиной прижимается к стене. Единым глотком допивает приветственный коктейль и, поморщившись, сжимает пластик. Бросает в сторону.

Тягучее жжение поражает глаз. Всё сохнет, слезится. Элиот опускает веко и вытирает выступившие слёзы. Затем боль отступает. Парень осторожно приоткрывает глаз и понимает, что ничего им не видит. Веки обильно увлажняется. Начинает течь. Лайн спешно вытирает лицо и видит на рукаве кровь.

– Что за…?

Капля за каплей усиливается поток. Всякое опьянение нисходит. Испуганно прикрывая глаз, Элиот смотрит по сторонам.

– [С ума сойти]… – ахает проходящая мимо Алиса и, схватив почитателя за плечи, останавливается перед ним и поднимает голову. – Что с тобой, Лайн? Решил повторить тот эмотикон с выпученным глазом?

– Отстань, Лис, – огрызается тот и сбрасывает её руки.

Только он собирается куда-нибудь деться, как Мартене хватает его за локоть и разворачивает к себе:

– Слышь, Лайн, – натянуто улыбается рыжая, – это ненормально. Поехали в больницу.

– Я сам…

– В яслях ты тоже говорил «я сам», а в итоге обоссался, – криво усмехается знакомая и тянет парня к выходу. – Ранайне блеванёт, если увидит… это. Да и Фриц тоже. [Нечего] народ пугать. Зрелище не для слабонервных.

Лайн понимает, что девушка права.

Немногие обращают на них внимания. Однако случайные взгляды полны ужаса. Нескольких Элиоту достаточно, чтобы смутиться и стыдливо закрыться руками. Алиса наконец выводит парня на стоянку. Подводит к серебристому седану-тудору «Хунамира» и говорит:

– Ща, только ключи найду.

– Надо Зи предупредить, – опоминается брюнет, поглядывая в сторону «Мёртвой Мили».

– Предупреди, – соглашается рыжеволосая и, чуть пошатнувшись, отпирает машину извлечёнными из сумки ключами. – Напишешь ей из машины. С такой [проблемой] как бы нельзя терять время на поиски и всё такое прочее.

Элиот кивает и, поглядывая в мутные глаза девушки, интересуется:

– А ты вообще, ну, нормально себя чувствуешь? В смысле, чтобы сесть сейчас за руль.

– Давай резче, а? – раздражается та и буквально запихивает парня в салон. – Я выпила немного, по промилле попадаю.

В городе сторонятся «Мёртвую Милю». Детям говорят, что это место проклято. Иногда Элиоту кажется, что это воистину так.

Эпизод четвёртый

Балтийская Республика: Линейная

больница Святой Адеолы

1-1/990

Стоило побеспокоиться, когда после десяти никто не написал.

Когда часы пробили полночь, а на протофоне даже не было ни одного пропущенного звонка.

В угаре веселья несложно опоздать, и также легко не заметить, когда об обусловленном часе забывают другие.

Анастази недостаточно трезва, чтобы понять, как согласилась сесть в красморовский броневик. Она впервые оказывается в кабине «Грача» – шестиместного транспортёра с пулемётной башней на крыше. Лобовое стекло, боковые и заднее настолько узки, что с непривычки у пассажирки сбивается ориентация по местности. В салоне при этом невероятно темно: горит лишь красноватая подсветка приборной панели.

– Её доставили в реанимацию полчаса назад, – гремит над ухом голос. Лайне вздрагивает. – Меня попросили привезти тебя в «Адеолу».

Сидящий за рулём красморовец – Марк Дайомисс – служит охотником при местном мурмурации. Как и прочие агенты, он одет в тёмную крылатку, а лицо его закрыто противогазом в виде чумного клюва. Белоснежный, что по внутренней иерархии определяет его как правоохранителя. Несмотря на то, что мужчина старше её лет на десять, наконечник его клюва уже озолочён, что возвышает его над прочими сослуживцами.

Глядя на жёлтый отсвет, брюнетка тоскливо вздыхает.

– Элиот знает? – только спрашивает она, нервно теребя ремень безопасности. – Я его…

– Он уже там, – всё также отстранённо отвечает мужчина. На немой вопрос он качает головой. – Я не в курсе.

Стоит больнице выглянуть из-за поворота, как Анастази немеет. Внутри селится страх. Невыразительное четырёхэтажное здание находится в паре километрах от Линейной, за густым лесом и высоким забором.

Прежде здесь был госпиталь, но, за недостатком финансирования, его перепрофилировали в хоспис. Часть помещений осталась бесхозными, в другой принимали поражённых – пострадавших при аварии в Прайрисн. Спустя шесть лет в здании произошёл пожар. Паллиативное отделение закрыли. Тогда же, на фоне предвыборной кампании очередного мэра, большинство помещений медучреждения было восстановлено. Теперь рядом с заброшенным крылом сверкает белизной многопрофильная больница.

Вдохнув побольше воздуха, Анастази покидает «Грач». Переступает границу больничной территории. Предчувствие чего-то ужасающего застревает комом в горле. Перед тем, как зайти в здание, девушка бросает напряжённый взгляд на заброшенный паллиатив. Бетонный исполин, покрытый копотью пламени и элегии, взирает на округу пустыми окнами. Коридор, некогда соединяющий крыло с основным зданием, разрушен: перекрытия его рёбрами прорезают шифер.

В регистратуре Анастази осведомляется о состоянии матери. Из реанимации никаких новостей. Заодно девушка узнаёт о местонахождении брата. По сочувствующему взгляду медрегистратора она понимает, что предстоящая встреча ей точно не понравится.

Когда брюнетка буквально влетает в процедурную, то видит сидящего на кушетке близнеца. Поникшего, потерянного. Глаз его заклеен пластырем. Рядом стоит хирург в синей униформе – в руках у него пинцет, браншами которых зажат чёрный, толщиной со спичку, червь.

Экзитус, всплывает на подкорке название, один из спутников Федры.

Для подавляющего числа населения земли паразитарные болезни являются не такими страшными, как… как для них, для носителей Федры.

Паразит слабо извивается, когда хирург подносит к нему лупу.

– Ну, как я и думал, – разглядывая извлечённого гельминта, говорит седовласый мужчина по фамилии Беркин. – Экзитоз.

Тогда Анастази понимает, что они проиграли в генетической лотерее.

Эпизод пятый

Балтийская Республика: Линейная

Ковна 2-1-8

1-1/990

На рабочий стол выложены связки ключей: от квартиры и машины. Рядом лежит билет на утреннюю электричку. Анастази выдыхает дым и, затушив окурок о разбитый снежный шар, закрывает окно. Рама под натиском ветра скрипит. Морщась, девушка поворачивается к зеркалу. Делает глубокий вдох. Собирает волосы в хвост. Салфеткой убирает крошки осыпавшейся туши.

В квартире темно. Из комнаты Элиота доносится странный шум: какой-то шорох, хрипы… Анастази включает фонарик. Не обнаружив мерцание, сперва успокаивается. Доходит до двери. Точно в тот момент слышится громкий крик – женский крик. Брюнетка толкает дверь и заглядывает внутрь. Никого невидно. Единственным источником света является горящий монитор компьютера. На экране надпись: «ВЫ МЕРТВЫ».

– Ты чего-то хотела?

Анастази оборачивается и нос к носу сталкивается с братом. Она теряется, когда смотрит на него. Прооперированный глаз заклеен пластырем, из-за чего в полутьме лицо брата выглядит жутко. В руках у Элиота чашка кофе. На шее – наушники. Провод небрежно болтается в ногах.

– У тебя… в комнате…

– Проклятье, – глухо ругается тот, – меня опять убили. Если решишь когда-нибудь поиграть в «Душерождённых», запомни: меню в игре не пауза.

– А? Ладно, как скажешь.

Лишь пройдя в свою комнату, Элиот оборачивается и замечает, что сестра в уличной одежде, а на плече её висит дорожная сумка.

– А… Ты куда-то собралась?

– Я уезжаю, – звучит твёрже, чем хотелось. – У меня скоро электричка.

– Куда?

Никакого упрёка.

Вопрос звучит настолько обыденно, что Анастази становится не по себе.

– В Родополис.

– И… – в голосе проступают опасения. – Когда ты вернёшься?

– Я не вернусь, – отвечает брюнетка, благодаря ночь за то, что тьмы скрывает слёзы.

– А как же мама? – осторожничает парень. – Она расстроится, когда…

– Вот только не делай вид, что не знаешь. Она не вернётся, Элиот, – разбивающей сердце репликой перебивает его сестра, крепче сжимая ремень сумки. Брат невольно отшатывается – содержимое кружки выплёскивается за края. – У неё диффузный экзитоз. С такими диагнозами не возвращаются.

– Д-давай спокойно с тобой всё обсудим, – отставив кружку, просит Элиот. – Как-то это всё, ну, неожиданно.

– А о чём здесь говорить? Элиот, этот город умирает: сначала отец, теперь мама, а потом, выходит, и мы, – переходит на шёпот девушка. – Я знаю, что смерть неминуема, что я тоже буду больна, но я не хочу умирать здесь.

– Именно поэтому ты решила [свалить]? Спасибо, что предупредила.

– А чего ты хотел? Чтобы я и дальше жила в этом могильнике, работала кассиршей и херила свою жизнь?

– Нет, я просто хотел, чтобы мы были семьёй и… ты права. Н-наверное, ты права. Наша семья умирает.

В немом возмущении девушка открывает рот. Также беззвучно закрывает. Вылетая в подъезд, напоследок бросает:

– Я напишу тебе.

Ложь.

Близнецы понимают это, но оба молчат.

Входная дверь захлопывается. В квартире становится ужасающе тихо.

– Вот мы и остались одни, – звучит пронизанный сочувствием голос. Элиот нерешительно оборачивается и видит на пороге своей комнаты Шарлотту. В полутьме её волосы переливаются медью, а кончик конопатого носа, как и подушечки пальцев, чернеет обморожением. Немёртвая складывает руки на груди и добро улыбается. – Здравствуй, Элиот.

Глава третья. Однажды в октябре

«Запись от 6.15: …нам удалось выяснить, что Федра, как и прочие всадники Немока, имеет терминальную стадию, но не каждый экзи́т (разговорное название носителей недуга – прим. редактора) до неё доживает: в организме больного начинают происходить необратимые изменения, приводящие к летальному исходу. Согласно прошлогодней статистике, чаще всего пациенты с таким диагнозом умирали от диффузного экзитоза и эмболии…

Запись от 6.28: …при изучении заболевания в НИИ “Кемистри” среди подопытных был выявлен экзит с терминальной стадией Федры. Несмотря на полиорганное поражение организма, на протяжении всего периода содержания состояние носителя оставалось стабильным. Как предположил мой коллега С. Блок, организм подопытного находится в симбиозе с паразитами: в голове экзита была обнаружена экзитальная капсула – киста, задевающая гипоталамус и сдавливающая соседние участки мозга…

Запись от 7.01: …за счёт отличной физиологии подопытный обладает высокой способностью к восстановлению: экзитус встраивается в повреждённые ткани и исцеляет носителя от механических повреждений. Очевидно, гельминты способны преодолеть гематоэнцефалический барьер, но нам пока не удалось выяснить, при каких условиях экзит выживает…»

– Э. Горштин, «Неопубликованные дневники “Кемистри”: причины бунта»

Эпизод первый

Нулевая Высота: Липовое кладбище

10-17/975

Огонь отпугивает монстров.

Костры у горизонта не гаснут. Собранные из костей почивших героев, они отгоняют кошмары погибших цивилизаций. Жертвенное пламя скрывает дол посмертия, кишащий руинами и отзвуками прошлого. Из-за горной громады проступают земли, затянутые бескрайним туманом. Их почва состоит из проржавевших гильз, сгнивших стрел, сломанных мечей и винтовок, заклинивших в бою. Войной пропитана каждая песчинка в тени костра. Войной великой, незабвенной – той, что никогда не закончится и, как ведомо всем, никогда не изменится.

Вдоль огней движется безмолвная процессия, и шествуют не люди, но мертвецы. Их шаги невелики, неторопливы. Каждый даётся с заметным усилием, будто всех вместе и каждого по отдельности удерживают кандалы. Цепи, пронзающие бесплодные равнины насквозь. О давности кончины идущих сложно судить – их лица скрывают гипсовые слепки, обращающие страсть в паралич. Только шинели хранят фрагменты нерассказанных историй: тлеющие полы, расстрелянные груди, вспоротые животы…

Одни говорят, что они никогда не жили. Другие – что не могли умереть.

Одну и ту же историю можно начинать по-разному, но Аверс привык, что его начинается с гробовой доски.

Сердце прогрызают черви и заставляют биться. Имя размывается на бирке, а время выгорает вместе с кислородом. Комок боли вьётся о рёбра. Удар. Ещё один. Судорога. Опять удар. Вены полнятся кровью – пульс набирает силу. Вдох – ужас. Выдох – облегчение.

Наспех сколоченный-заколоченный гроб. Весь вымокший. Расслоившийся. В попытках выбраться наружу Реверсон разбивает кулаки – с крышки капает кровь. Наконец древесина сдаётся под его ударами. Хлипкая, она разбивается надвое. Вместо земли ложе засыпает песок: смесь пепла и измельчённых костей. Доламывая остатки досок, Аверс выбирается наружу. В рот лезет солоноватая пыль. Части опаленных тел заполняют могилу. В груде трупов Реверсон признаёт выдворенных из Синекама отступников.

Демиборец выползает из ямы. Сбрасывает с себя зацепившиеся пальцы мертвеца. Жмурится, делает вздох. Тот выходит настолько глубоким и жадным, что грудину сковывает боль. Волной проходится по позвоночнику. Волнует уставшее сердце. Мужчина сдавленно кашляет, и отравленная кровь бежит по подбородку. Вытерев её рукавом потрёпанного плаща, карпеец оглядывается.

Перед взором расстилается Липовое кладбище. Название пошло от одного из восточнославянских языков: имелись ли в виду липы древесные или могилы, липовые своим содержанием, нигде не уточнялось.

Пытаясь отдышаться, жнец тянется к шее – к армейскому жетону, чья сталь не одно десятилетие теплела его кожей. Вместо этого пальцы пронзают пустоту. Рука напряжённо сжимается в кулак. После резко расслабляется. Мужчина бросается к земле. В приступе паники перебирает месиво из пепла и грязи. Слепо шарит перед собой, но всё, что находит – осколки костей да несгоревшие пуговицы с манжетами.

Когда отчаяние достигает пика, внезапно ладони касается остывшая цепочка. Аверс неуверенно подтягивает её к себе. Поднимает к глазам жетон. Более новый, качественный. Не его. Большим пальцем мужчина стирает с пластины налипший мусор и читает вырезанное на металле имя.

«Антон Кемром – 220918».

– Geache… Gejr sazerkkor zos-ker.

Дрожащими руками капитан застёгивает смертник на своей шее. Немигающим взглядом смотрит вдаль. Медленно выдыхает. После чего поднимается на ноги и, пошатываясь, направляется прочь с кладбища.

Эпизод второй

Карпейское Каэльтство: Градемин (Староград)

Финемилий площадь и Дангери

10-24/985

Над Староградом возвышается готический дворец – в охраняемом аппендиксе, окружённым со всех сторон горами. Древние камни и склоны стали частью его стен; омытые слезами черепа гигантов давно слились с пейзажем. Так погибает история. Финемилий, не одно столетие прослуживший символом власти, ныне заброшен.

Коридоры опустевшего именья полны следами утраченного величия. Стены украшены с десятком портретов: среди запечатлённых лиц не только представители рода Ганноморт, но и аристократии, духовенства. Каждый мазок кисти принадлежит придворному художнику, Иоганну Ма. Именно он написал растиражированный портрет Оскара Неупокоенного. Даже сейчас, когда краска потрескалась, на одной из картин можно обнаружить благородного юношу со светлыми кудрями и волевым подбородком. Таким был цесаревич Оскар при жизни – таким его запомнила Вендига, последняя представительница славного рода Ганноморт.

Тронный зал замер в агонии. По сей день на пути к престолу стоят неподвижные фигуры. В иные часы, когда лучи солнца касаются растрескавшегося пола, можно заметить мерцающие силуэты. На резном троне у стены сидит женщина: части скелета, запечатанные в деметалловый каркас. Плоть её вылита из стекла, одеяния собраны из осколков, а корона – из гильз, что остались после расстрела дома и двора. В области живота находится деметалловый скелет поменьше; нерождённого ребёнка, вцепившегося в позвоночник матери.

К трону приближается незваная гостья и преклоняет колено. Отречённая, чьё лицо, как и открытые кисти, забинтованы. На её правом плече висит снайперская винтовка, на левом – продолговатый чехол.

На мгновение дворец искажается: зал наполняется толпой мертвецов, во главе которых их гниющая Царевна. Теперь трон её облеплен глазами – живыми, подвижными, – и каждый из них направлен на пришелицу. Элегические споры поражают воздух, и щупальца посмертия тянутся к ней.

– Я подвела тебя, моя Царевна, – шепчет визитёрша. – Позволь мне всё исправить и вернуть его домой.

Стоит ей поднять голову, как морок рассеивается.

После недолгих блужданий по скрытым ходам и колосникам отречённая выбирается на крышу дворца. Достаёт из-за пояса пистолет и, подняв руку, стреляет. Штурмовой крюк цепляется за одну из башенных гаргулий. Убедившись в прочности крепления и троса, женщина взбирается наверх.

***

На площадь Дангери выводят вереницу заключённых. Их тела истерзаны пытками: плетью, пламенем и тяжестью Слов. Малые отрезки ткани покрывают зябнущую плоть; на головах смертников – депривационные шлемы, лишающие носителей зрения и слуха.

По сторонам от приговорённых вышагивают красморовские охотники с чёрными наконечниками клювов – палачи. Вооружены они пистолетами-пулемётами 9-го калибра серии Lethe, разработанной альвионской компанией «Линия Иллюзий» (на языке носителей сокращается до LIind).

Вопреки ограждениям и предупреждающим знакам на площадь въезжает экипаж. Угольный кузов сверкает лаком в лучах заката. Дверцы кареты покрыты хитросплетениями литер: в центре каждого из них схематично изображено дерево с ободком солнца за ним.

Из кареты выходит Вейлон Вайс – Верховная Жрица карпейской орде́ны, предвестница Чёрных Зорь.

Происхождение, коим славится названная, не одно столетие считалось полумифическим. Его свойства предписывали вестницам, ундинам и прочим. Однако после Свинцовой свадьбы Чёрные Зори явили свою подлинную силу – тихоходок, ragemine ker Vendiga. В них входят женщины, обладающие высоким уровнем физической подготовки. От прочих сестёр их отличает видоизменённая ДНК: ещё в утробе каждой из них был привит белок, именуемый супрессором повреждений – в прошлом веке его выделили из генетического материала Tardigrada, типа микроскопических беспозвоночных.

В ходе клинических испытаний было установлено, что женщины успешней адаптируются к тем изменениям, что происходят с организмом после привития. За пределами ордены данная процедура не получила распространения: помимо стоимости самой вакцины, большинство медиков посчитало её использование антигуманным из-за бесплодия привитых, вызванного хромосомным нарушением. К слову, у мужчин при этом проблем с фертильностью не наблюдалось, однако потомство, полученное из семени подопытного, предрасположено к генетическим порокам.

Вейлон Вайс была одной из тех тихоходок, что вывели при первой инкубации. Рост предвестницы свыше пары метров. Её кожа, точно уголь, сплошь покрыта белоснежными рисунками: некоторые значительно отличаются от литер и выглядят более древними. Лицо женщины также забито чернилами, имитирующими зловещую гримасу. Одеяние предвестницы полностью чёрное, а из-под капюшона серебрится длинная коса.

– На каком основании мы не получили приглашения, господин…

– Рейст, – кланяясь, представляется один из палачей, – Корвин Рейст, госпожа.

– Так на каком основании мы не получили приглашения на казнь, господин Рейст? – Предвестница, отказываясь от помощи кучера, спускается на выстланную булыжником площадь и окидывает красморовцев презрительным взглядом. – Вам известны наши традиции; сам сателлит дал мне обещание, что ни одна из них не будет предана забвению.

– Госпожа Вайс, – выпрямляясь струной, с достоинством отвечает молодой человек, – мурмураций не рассчитывал на широкое освещение этой казни, поскольку все приговорённые связаны с ÁBICO, – и, чуть понизив голос, присовокупляет: – Запрещённым на территории Карпейского Каэльтства демиургическим культом.

– Я знаю, кто такие ABICO, – едва не рычит предвестница. Палач невольно пятится. – Это ничего не меняет.

Из кареты тем временем выбирается белокожая девушка. Юбки её платья накрахмалены, а каштановые волосы собраны в аккуратную причёску. Глаза послушницы холодны и колючи; со стороны она больше напоминает куклу, нежели живого человека. Шатенка уверенно спрыгивает со ступеньки и подходит к наставнице.

– Мама, – взволнованно теребя Верховную за край мантии, зовёт ту девушка и поднимает вопросительный взгляд, – ты же сказала, что мы будем выбирать мне защитницу. Кто все эти люди?

– Радость моя, – успокаивающим голосом обращается к названной дочери тихоходка и, касаясь её плеч, опускается на колено, – совсем скоро ты станешь полноправной Зарёй, а это значит, что ты должна выбрать ту, кто будет защищать тебя ценой собственной жизни.

– А как же ты?

– О, я больше не смогу заботиться о тебе в той же мере.

Девушка недоверчиво хмурится. Закономерно замечает:

– Но они же преступники.

– И именно ты можешь даровать одной из них свободу, – подтверждает женщина, разворачивая спутницу к смертникам. – Посмотри на них. Все они совершили тяжкое преступление против человеческого рода, но ты – ты их шанс на искупление. Не бойся, дитя. Они не причинят тебе вреда. Та гарде, что ты выберешь, не посмеет сделать тебе больно: вас свяжет особый контракт, что не позволит ей пойти против тебя.

Девушка придирчивым взглядом окидывает приговорённых; мускулы не дрожат на её лице, когда она видит оскорбляющие неподготовленный взор тела. Наконец внимание юницы сосредоточивается на мужчине, чьи раны почти затянулись. Названная дочь делает к нему несколько шагов и говорит:

– Его хочу, – и указывает пальцем на смертника.

– Но почему, дитя моё? – недоумевает Верховная и осторожно напутствует: – Выбери женщину, дорогая. Из неё мы можем воспитать союзницу.

– Мне не нужна союзница, – хмуро, – мне нужен гард. Этот выглядит здоровее остальных – мне не придётся ждать, когда он поправится.

Предвестница напряжённо смотрит на палача:

– Извольте объясниться, господин Рейст, – властно требует она, – вы что, сжалились над этим преступником?

Красморовец поначалу теряется. Он не сразу понимает, о ком идёт речь, а как до него доходит, то отвечает:

– Никак нет, госпожа жрица, – волнуется палач. – Это… дезертир. Из «Кемистри». У него… у него это… ускоренное восстановление.

На мгновение тихоходка погружается в раздумья. Она пытается здраво взвесить все преимущества и недостатки, что может подарить её подопечной этот союз. Глаза последней пылают таким восторгом, какой бывает только у детей при получении долгожданного подарка.

– Мужчина, значит? – усмешкой кривит рот предвестница, сводя брови к переносице. Послушница без тени сомнений смотрит на наставницу и кивает. – Что ж, будь по-твоему.

Гордо задирая нос, девушка движется к выбранному. Из-за шлема смертник не слышит её, но отчего-то вздрагивает, когда та приближается. Тем временем предвестница с презрением взирает, как то, что должно было стать топливом жертвенного огня, было избрано… во имя чего?

Защиты?

Шатенка несмело подходит к худощавому мужчине и, щёлкнув защитным механизмом, стягивает с него депривационный шлем. Лицо закрывают грязные русые волосы. Незнакомец расправляет плечи и поднимает на девушку взгляд. Среди спутанных прядей вспыхивают белоснежные зрачки.

– Emech nonel… – хрипло произносит смертник и, поднимаясь на ноги, усмехается. – Dej sazerkkon zos?

– Zex sazerkkor zos deemoire, – отвечает будущая вестница, и в зелени её глаз вспыхивает огонь, – derliempf. Ты недостоин, чтобы с тобой говорили на этом языке.

Едва наклонив голову, дезертир замечает знакомую тень среди безликих гаргулий. Она едва выделяется: во всяком случае, недостаточно, чтобы её приметил кто-то ещё. Выбранный в предвкушении затаивает дыхание.

Но ничего не происходит.

Едва снайперский прицел находит его, как тут же отворачивается. Позиция остаётся пустой.

Эпизод третий

Нулевая Высота: Киноварийск

10-24/994

Мир на грани вымирания.

Вот только каждый век человечество переходит новую грань.

Кемром считает, что точка невозврата была пройдена при Восхождение Немока. Пока одни боролись с телесными недугами, Отец Боли посеял семя ментальных. Разумеется, за свою долгую жизнь мужчина неоднократно становился свидетелем катастроф, спровоцированных алчностью или отчаянием. Однако некоторые эпизоды дезертир может объяснить лишь существованием расстройств, что передаются воздушно-капельным путём и толкают людей на совершение подлинной жестокости.

Собственными глазами карпеец видел растлённых историей детей: как они, в надежде скрыться от тягот Войны, искали героев в учебниках. Как юные послушницы отдавали свои души скончавшимся исследователям и воинам, а послушники, не желая отставать, поклонялись святости умерших жриц. Кемром видел безумие, поселившееся в сердцах Чёрных Зорь, и чернота из названия стала прямым продолжением их самих.

До самого прибытия Кемром то и дело вспоминает свою покровительницу. Ту самую девушку, что уже женщиной носит на сердце кулон с фотографией из учебника и в сердце – мечты о Великом Восхождении.

– Значит, она хочет, чтобы мы всех убили? – вырывает его из плена воспоминаний ровный голос. По телу пробегает приятная дрожь, когда звучит грассирующее: – Deemoire?

– В идеале, – меланхолично уточняет тот, – но будем учитывать человеческий фактор: куда больший ужас вызывают не умершие, а выжившие – те, кто оказался на волосок от смерти. Подменить все вакцины мы не сможем, но организовать подобие лотереи… вполне. Это создаст необходимый резонанс.

– Но разве это оправданно? – Капитан отрицательно качает головой. – Если бы у меня была кожа, по ней бы непременно пошли мурашки.

Восхождение нового деми произошло в Западной Сибири. Со спутников удалось установить его точное местоположение – в нескольких километрах от Киноварийска. Города, проклятого в момент основания.

Прежде здесь активно развивалась свинцовая промышленность, а в последствии – разработка и производство оружия. Именно с местных цехов вышли такие представители ремесла смерти, как крематорский огнемёт «Сварог» и карабин «Стриба».

Всё изменилось после падения Йер-Агрисского Предела: элегический токсин выжег город меньше, чем за месяц. Улицы исполосовали траншеи да рвы со сваленными в них трупами. Заводские оружейные и склады были поражены. Дабы предотвратить мародёрство вкупе с распространением возможных болезней было принято решение сбросить на город урановую бомбу.

Ныне Киноварийск превращён в поле цикличной атомной войны: той самой, о которой мир слышал лишь мельком. В долине руин десятками разрываются ядерные бомбы, и шляпы вырастающих грибов коронуют площадь. Только выжженные пеклом скелеты неизменно лежат на земле.

Радиоактивное излучение теплом касается вечной мерзлоты. В отсветах древнего пламени пылают остатки крепостных стен Йер-Агрисского Предела. Виднеющиеся вдали уцелевшие башни зубьями вгрызаются в свинцовые тучи. Северные ветра тщетно пытаются стереть следы той катастрофы.

– Один выстрел мог всё это предотвратить, – беззлобно рассуждает Кемром и многозначительно отводит взгляд. – Своевременный, а ты там была, и точно в цель – в твоей меткости у меня не было возможности усомниться. Какая мораль запретила тебе это сделать?

За капюшоном невидно его лица. Однако в тени сверкает пара белоснежных зрачков, прорезающих тень мутным свечением.

– Я рассчитывала, что Верховная поможет тебе, – поддерживая высокопарный тон, отвечает estelatte и подходит. Под ногами хрустит щебень. – Мне жаль. Я не ведала, что она и её дочери преисполнились тьмой.

Из-за леса слышится протяжный свист. Гул монструозной паровой трубы приближается. Дымный столб пронзает горизонт, и вот на свет выныривает «Оскола». Поезд, охваченный элегическим токсином. Собранный из частей разрушенных храмов, он мчится в снежной белоночи. Окна кабины машиниста озарены ярким светом, но внутри никого нет.

С самого Восхождения Немока люди пытались создать лекарство от всех болезней. Исследования продвинулись только после Нисхождения оного. Проект получил название «Панацея».

Однако первая проба единой вакцины оказалась ядом.

Прежде чем даровать абсолютное здоровье, «Панацея» провоцировала обострение доминирующего недуга. Апробированную партию отправили на утилизацию «Осколой» – самым быстрым поездом того времени, – но она исчезла вместе с грузом на Транссибирской магистрали.

Со временем эта история трансформировалось в легенду. Обросла подробностями, деталями и уподобилась страшилкам из детского лагеря. Затем вышел «Миротворец» – вакцина для повышения резистентности к элегии.

– Gejr mejc.

В руках мужчины появляется демиган, вынесенный из руин Стагетского Предела. Когда-то, быть может, оружие и принадлежало самому цесаревичу, но слава и доблесть покрылись ржавчиной.

– Неужели всё было настолько плохо?

– Она меня даже не узнала, – хмыкает капитан, соединяя руку с демиганом. Судорожно вздыхает, когда первая из игл входит в бледную плоть. – Ха-х. Когда мне отрубали голову, я и то чувствовал себя менее скверно.

– Не будем терять времени, – напоминает отречённая и встаёт посреди путей, – мы слишком долго ждали Восхождения, чтобы сейчас всё запороть.

Рагнара бесстыдно обнажается. Сбрасывает накидку с маской. Украдкой Кемром подмечает, что по её телу можно изучать анатомию. Каждая мышца очерчена. Однако наружный покров обезображен: плоть представляет собой месиво высушенных тканей со вросшими бинтами.