Текст книги "Зимний Фонарь (СИ)"
Автор книги: Тихон Карнов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
– То есть, – осторожно предполагает вестница, оттопыривая указательный палец, – Эссу привили «Панацеей»? По-моему, ты просто натягиваешь сову на глобус.
– Сову или нет, но ты и без меня наверняка слышала, что «Оскола» движется в этом направлении. Вакцинация в погостных городах – дело времени, а следующие за ней «Снегири» просто ускорили всё.
– Да-а, вот только, если ты не заметил, поезда здесь ещё нет. Как ты тогда объяснишь падение транспортировщика? Откуда он здесь взялся?
– Я не знаю. Это только мои домыслы… К тому же, от вакцинации умерли не все: вероятно, их образцов не хватило, чтобы испортить всю партию… Значит, всё не так плохо, как я себе представлял.
– Допустим, всё так. С кем мы тогда имеем дело?
– ABICO, возможно. Они буквально незадолго до нас побывали в Грустине… Санкторий тогда столкнулся с неизвестным сигналом, из-за которого «Хронос» не смог передать все данные. Думаю, они могут быть к этому причастны.
– Только думаешь?
– Никто наверняка не знает. Я прочитал одну гарпию из группы – в её воспоминаниях ничего об этом не было, но до этого мы встретили одну манифестантку… Она упоминала Бездну, – неохотно вспоминает некрочтец. – Кто-то хочет, чтобы люди считали, что пророчество исполняется… Создаёт ажиотаж, чтобы искусственно приблизить это Великое Восхождение. Это достаточно абсурдно, чтобы стать правдой.
– Мор на месте Нисхождения Немока, – с тяжёлым сердцем произносит блондинка. – Да-а, даже если они и не планировали «Снегирей», после инцидента в Линейной вакцинация… но постой, а как же Живамиж? Разве не это является предполагаемым началом пророчества?
Рейст пожимает плечами.
– А случайность становится нормой, – внезапно раздаётся третий голос. Вторгшиеся резко подрываются с мест и смотрят по сторонам. Никого, кроме них, в комнате нет. Затем Анастази замечает, что фонарик в её руках мигает. Тогда она поднимает его и мельком проходится по помещению. В углу формируется мужская фигура. – Давно не виделись, ребята.
– Фриц? – удивлённо прищуривается Анастази. – Это ты? – затем смотрит на тело перед компьютером. – Ты… ты же мёртв.
Вестница пятится. Спиной натыкается на рабочий стол и задевает лампу. Та падает на клавиатуру. Это выводит компьютер из гибернации. Громко урчит система охлаждения. Монитор подгружается в последнюю очередь: на нём загорается карта Синекамского края.
– И что с того? – пожимает плечами немёртвый и подаётся вперёд. Электроприборы интенсивно сбоят. – Вы можете меня слышать, а значит… Ах, короче: когда «Снегири» вернутся сюда, от города ничего не останется. Линейная превратится во второй Киноварийск, и я не уверен, что Прайрисн уцелеет во время бомбёжки. Они уничтожат «Осколу», и вам очень повезёт, если это произойдёт не сразу.
– Что ты хочешь этим сказать? – пропуская мимо ушей очевидный намёк, спрашивает Корвин. – Причём здесь Киноварийск?
– А притом, – отвечает андер, – что на город будет сброшено столько элегии, что ни один ВААРП не потушит этот очаг. Эта зона станет не только доказательством посмертия, но и самым опасным местом на всех Высотах.
– Ладно, – напряжённо продолжает Рейст, – я сейчас правильно понимаю, что ты позвал нас для того, чтобы мы сейчас всё это узнали?
– Верно. Конечно, мои изыскания были не столь глубоки, но… Рейст, это было достаточно любопытно.
– Ты умер… – вновь повторяет Анастази. – Что теперь будет с тобой?
– Да кто б здесь не умер? – парирует немёртвый и проходит к своему телу. – О моём нисхождении не беспокойтесь – мы уже всё подготовили.
В подтверждение его словам дом окутывают бензиновые пары. С канистрой горючего Фега проходит по всему второму этажу, а после, уже в спальне, поливает тело сидящего за рабочим столом хозяина. Марионетка не фиксирует присутствия немёртвого и обращается к Анастази:
– Когда ремонт будет закончен, мы сами доставим вам машину. Можно узнать ваши логин и пароль от протофона?
– Это ещё зачем? – напрягается девушка и выразительно смотрит на мерцающего. Тот только кивает. – Ладно.
Анастази выписывает свои данные на листок. Фриц объясняет:
– Если нас выведут из Единой Высоты раньше запуска, то Фега не сможет с тобой связаться. Так у неё будет хотя бы шанс найти тебя по координатам.
Подобная мера применяется только к погостным городам – вывод из Единой Высоты означает полное отчуждение территории от действующего государства. Проводится она в несколько этапов: эвакуация живого населения, ликвидация систем коммуникации и уничтожение связующих дорог.
Анастази рассеяно делает несколько шагов вперёд. Слепо смотрит перед собой, вспоминая, как в спешке покидала Линейную. С ужасом понимает, что это место было единственным, где она когда-то была счастлива. Перед глазами проносятся воспоминания о беззаботном времени, проведённом здесь. В компании их было четверо: она с братом да Фриц с Анерой. Подростками они часто собирались у озера и клялись, что навсегда останутся молодыми. С последнего обещания минуло около семи лет, и теперь девушка наблюдают воочию, как её близкие уходят.
– Жаль, что ты умер, – со вздохом сожаления произносит вестница и нервно улыбается, – так и не успели пообщаться, вспомнить былое.
– Я тоже буду скучать, Зи, – улыбкой отзывается Фриц и невесомо дотрагивается до женского плеча. Воображение дорисовывает тактильный контакт и приносимое им тепло: как физическое, так и духовное. – Не расстраивайся. Быть может, если посмертие существует, мы все ещё встретимся?
– Господин Фриц приказал сжечь своё тело, – отсканировав данные с листка, напоминает роботария и отставляет канистру с бензином. – Пожалуйста, покиньте помещение.
Через несколько минут после того, как некрочтецы уходят, из окон лезет первый дым. Ненароком оглянувшись, Анастази вздрагивает. Понуро опускает голову. Молчит.
– Не хочешь об этом поговорить? – вежливо осведомляется Рейст. – Терять близких – это тяжело.
– Ты терял кого-то?
– По этой причине я никого к себе не подпускал, – уклоняется от ответа он. Сглотнув, блондинка понимающе кивает. – Ещё послушником я слышал истории, как некрочтецам приходилось читать своих близких – здесь буквально нет никакой профессиональной этики, и тебя никто не подменит, а с тем, что ты узнаешь, тебе придётся жить самому.
– Что, настолько всё плохо?
– Не без этого, – подтверждает Корвин и закашливается. Платком прикрывает рот. По ткани расплываются чернила. Откашлявшись, посредник продолжает: – Страшнее то, что некоторые их воспоминания буквально остаются с тобой навечно…
– Вот только почему мы видим их жизнь во снах?
– Не знаю, в подобные моменты мне кажется, что жизнь – это просто затянувшийся сон, и чем ближе пробуждение, тем страшнее он.
Горький вздох.
Время близится к восьми, когда над городом поднимается столб едкого дыма. Анастази провожает крематорскую машину тяжёлым взглядом. Отзвуки сирен волнуют беспокойное сердце.
В сравнении с днём город затих. Улицы пусты. Некрочтецы идут по Царскому проезду, когда замечают у закрытого киоска старого роботария-промоутера. Примечая пешеходов, тот резко оживает. Поворачивается. Искусственные глаза искрятся. Машина тянется к прохожим, пытаясь всучить полинявшие листовки. Шарниры заходятся жалобным скрипом, и лакированное покрытие крошками осыпается на асфальт. Аниматроник делает несколько шагов навстречу.
Анастази успевает увернуться, и дёргающаяся рука прилетает Корвину точно по лицу. Из продолговатой раны на щеке выступает кровь. Не успевает порез расцвести, как тонкая полоса бледнеет и исчезает. Стопка листовок сыпется на асфальт. С глухим мычанием мужчина отстраняется и, подобрав с остановки пустую бутылку, разбивает о голову прототипа. Машина издаёт жалобный писк. Отключается и падает.
– Ты как? – обеспокоенно спрашивает спутница, переступая через лужи зеленоватых осколков. – Всё в порядке?
Проезжавший мимо «Грач» останавливается, и из броневика с важным видом выходит Дайомисс. Он бегло осматривает остановку и подходит к роботарию.
– Что-то не так? – интересуется охотник.
– Промоутер, кажется, сломался, – неуверенно отвечает блондинка, – он попытался нас… атаковать?
– Та-ак… Да, свыше поступило распоряжение подкорректировать директивы муниципальных прототипов, – виновато объясняет Дайомисс, возвращая аниматроника на станцию подзарядки. – Несколько дней назад кто-то вывел из строя тех, что мы поставили на КПП, так что пришлось их сделать немного злее. К слову, Анастази, я уже отправил вам на почту разрешение на выезд из города с копией медотвода.
– Значит, с этим не возникло проблем?
– Ну что ты, какие проблемы? Твой брат неоднократно помогал нам, и мы не могли не пойти вам навстречу… – уклончиво отвечает агент и резко поворачивается к Корвину. – А вот ты поедешь со мной.
– Что? – удивляется тот. – За что?
– За порчу городского имущества, – поясняет златоклюв и поднимает на Рейста взгляд. – Сам проследуешь в машину или тебе помочь?
Вестница озадаченно смотрит на спутника. Перед тем, как скрыться в броневике, тот поворачивается к ней и что-то бросает. Девушка рефлекторно ловит – в руке оказываются ключи. Судя по брелку, от «Фазорда». Блондинка поднимает на мужчину удивлённый взгляд, и тот говорит:
– Я всё равно не собирался уезжать, – и привычно ухмыляется, – а вот ты лучше не задерживайся здесь. Тебе машина больше понадобится.
Теряющий терпение Дайомисс собственноручно сажает задержанного в салон и, захлопнув дверцу, садится за руль. «Грач» выезжает на дорогу. Несколько мгновений Анастази провожает его взглядом. Затем смотрит под ноги и признаёт в рассыпанном бумажном букете те самые агитационные листовки.
«СКАЖИ ДЕМИ “НЕТ” – “УБИРАЙСЯ” ТВОЙ ОТВЕТ».
Погода неумолимо ухудшается. Дома скрипят под натиском усиливающегося ветра. Начинается снег.
Глава десятая. Минимальная валентность
«Реминисценография, что в переводе означает “переписывать воспоминания”, является одной из самых востребованных медицинских процедур. Обусловлено это тем, что в клетках человеческого организма сохраняются данные о телесных и ментальных недугах. При элегическом Воздействии количество крови реципиента уменьшается, в связи с чем донорская не только восполняет её недостаток, но и перепрограммирует организм таким образом, что некоторые заболевания отменяются или отсрочивается их проявление»,
– А. Лаурин, «Иллюзия плоти».
Эпизод первый
Балтийская Республика: Линейная
больница Святой Адеолы
12-29/994
Элегия парализует неспешно.
Кожа теряет чувствительность, глаза перестают улавливать цвета, а нос – запахи. Болезнь не лишает радостей: у одних становятся ярче оргазмы, у других повышается работоспособность или улучшается память.
Всё, чтобы поражённый как можно дольше игнорировал манифест.
Время превращается в такую кашу, что Элиот сам перестаёт понимать, когда это всё началось. Когда всё стало монохромным. Притупились вкусовые рецепторы. Пропало обоняние. В конце концов, когда исчезла боль.
– К сожалению, элегический манифест не лечится полностью, – складывая руки домиком, объясняет Лайтала. – Элегия имеет свойство оседать не только в лёгких, но и вместе с кровью разноситься по всему организму, тем самым поражая другие органы. Мы переливаем кровь для облегчения симптомов, но это не является стопроцентным излечением.
– Тогда что мне делать? – не унимается Элиот. – С этим же надо что-то делать… Я-я не хочу заражать других людей.
– Показатели, при которых человек, как ты выразился, может «заражать», несовместимы с жизнью, – успокаивает пациента Лайтала. – Своевременная терапия поможет сохранить прежний уровень жизни.
– Диета? – насторожённо уточняет парень. Врачея, мотнув головой, озадаченно вскидывает бровь. – Тогда вообще никаких проблем, а то, знаете, я вегетарианство с трудом выдерживаю… Не хотелось бы узнать, что при манифесте нельзя, ну, например, те же яблоки.
– Ты же знаешь, что отказ от пищи животного происхождения не является профилактикой Федры? – спрашивает женщина. Брюнет удивлённо приоткрывает рот. Тогда врачея берёт визитницу и протягивает ему одну из карточек. – Я знаю, что завтра тебя забирает сестра, так что, если вы потом поедете в Родополис, посети этого врача. Он отличный элеголог, и…
«Доктор Сайрус Блок, многопрофильный специалист и заклятый враг Немока», – читает с визитки Элиот. Чуть ниже указаны почтовый адрес, электронный ящик и номер телефона.
– И? – убирая карточку в карман, спрашивает Лайн.
– И… честно говоря, он немного странный, – предупреждает Лайтала, выходя из-за стола, – но он с учётом твоего анамнеза сможет составить грамотное лечение.
– Ну, – пожимая плечами, заключает Элиот, – одним неизлечимым заболеванием меньше, одним – больше. Разве это что-то меняет?
– Ты выглядишь… слишком спокойно, – вешая стетоскоп на вешалку, отмечает врачея. – С тобой точно всё в порядке?
– Я уже лет пять сижу на мотуссупрессорах: болезнь – не значит смерть, – честно отвечает парень, поднимаясь со стула. Речь его звучит настолько наигранно, что Лайтала окидывает пациента недоверчивым взглядом. – Всё в порядке, главное – продолжать терапию.
Волна невообразимой усталости окатывает Элиота, когда он покидает кабинет. Парень опускается на скамейку и затравленно смотрит вглубь коридора. Жизнь идёт… просто мимо него.
О своём состоянии Элиот знает чуть больше и дольше других: многие из кафе-бара уже мертвы, и их места занимают другие. За пределами больницы жизнь перестаёт существовать. Впрочем, иной раз даже не верится, есть ли она вне палаты. Даже вызов медсестры работает через раз.
Изредка до Элиота доходят разговоры из-за закрытых дверей. О том, что больница не резиновая, и коек уже не хватает… Что места не хватает не только в стационаре… и отвлечься никак. Старый протофон выдерживает от силы час активного использования, а электричество подаётся настолько нестабильно, что зарядиться получается не всегда. Больничных генераторов хватает только на медицинское оборудование.
Проходя мимо ординаторской, Элиот слышит телевизор. Новостной репортаж о первом этапе… эвакуации? Как это могло пройти мимо него? Брюнет садится на лавку в коридоре и включает маршрутизатор. В масштабах страны и выше упоминания Линейной единичны. На одном балтийском агрегаторе (а после – и российском) есть только упоминание о крушении «Снегиря», и всё.
Тогда же Лайн заходит в соцсети. То немногое, что удалось почерпнуть о нынешней обстановке в Линейной, он находит в группе городской газеты. Действительно, столичный филиал Красмор эвакуирует привитых граждан… В разделе комментариев висит сообщение о том, что разрешение на выезд даётся только после вакцинирования «Миротворцем». Также из новостной ленты Элиот узнаёт обо всём, что произошло с городом за время его «отсутствия»: о смерти Фрица и пожаре на Рогманис, о кончине Ранайне…
– Эли? – слышится с лестницы.
Повернувшись, парень видит Анастази. Близняшка останавливается в нескольких метрах от него, и поначалу брат даже не узнаёт её. Другая одежда, другой цвет волос… Эта девушка выглядит незнакомой, и внутри закипает странная тревога. Испариной проступает волнение.
– Блондинка… – с нервным смешком отмечает Элиот и отводит взгляд.
– Я… Да, – касаясь выбившегося из хвоста локона, подтверждает девушка и подсаживается рядом. – Я теперь блондинка.
Первая встреча за пятилетие разлуки. Представлял её Элиот раньше? Несомненно. Такой ли? Нет. Вместо облегчения приходит разочарование. Затем – непонимание: в голову врезается мысль, что рядом сидит чужой человек.
– Зачем ты вернулась? – напряжённо спрашивает брюнет, искоса поглядывая на сестру и, прежде чем она открывает рот, добавляет: – Только не говори о своих предчувствиях, что мы близнецы и всё такое. Я в это не поверю.
– Хочешь, чтобы я просила прощение? – с усмешкой отзывается та и, как кажется парню, издевательски понижает голос. – Прости. Ты доволен?
– Ну, если поработаешь немного над искренностью … – он осекается, когда чувствует на себе сестрин взгляд. – Ладно, дело твоё. Мне плевать.
Они неуютно молчат. Несколько минут сидят рядом, но смотрят в разные стороны. Ни Анастази, ни Элиот не решаются уйти. Девушка сдаётся первой и заговаривает:
– Просто раньше я не думала, что могу потерять тебя.
– Да ладно? – со всей возможной циничностью скалится парень. Выглядит жалко. Пыл стремительно переходит в тоску. – И что же изменилось?
– Я потеряла себя.
– Не удивлён, – бросает близнец и, выдохнув, признаётся: – Знаешь, я часто скучал по тому времени, когда мы были вместе. Ближе тебя у меня… да никого не было. Типа, я даже понимаю, почему ты уехала… но не думай, что твоё возвращение хоть что-то меняет.
– Не думаю.
– Ты узнала о Шарлотте?
– Что? – Анастази резко бросает в жар. – А, Шарлотта… Да.
– И как она?
– Я-я… Я её не видела.
Когда Элиот наконец поворачивается, девушка тянется к сумке. Извлекает оттуда свою колоду карт. Протягивает брату. Тот удивлённо спрашивает:
– Что это?
– Мои инструменты, – поясняет, когда брюнет рассматривает набор. Для него это самые обычные игральные карты, и вместо рубашек он смотрит на фигуры мастей. – Когда я… гадала, карты сказали, что с тобой случится беда. Я не могла этого допустить.
– Никогда бы не подумал, – вскользь говорит парень, – что вестницы косят под мойр. Что именно тебе сказали… ээ… карты?
– Что на город низойдёт мор: будет множество разрушений и смертей… а после всё это подтвердилось, когда мы с… другом навестили Фрица, – неуверенно сообщает девушка и вкратце пересказывает визит к немёртвому. Слушая рассказ, Элиот время от времени кивает. Завершает своё повествование блондинка так: – Я… Прости, я не знаю, стоило ли тебе говорить, но…
– Я уже знаю, – с печальным вздохом сообщает тот и возвращает карты. Затем говорит: – Про Эссу… тоже. Я… Это… Я не верю, что это произошло.
– Я тоже.
Близнецы обнимаются. Кажется, между ними вновь устанавливается связь. Элиот обессиленно утыкается носом в женское плечо. Сдерживается изо всех сил, чтобы не заплакать. Он готов дать слабину, когда сестра начинает успокаивающе гладить его по голове:
– Зи… – стоном мольбы звучит обращение.
– Всё нормально, – шепчет она. – Всё будет нормально. Прости, что оставила тебя здесь… Надо было тебя забрать с собой. Сейчас было бы легче.
В этот момент близнец отстраняется и оскорблённо смотрит на сестру. В его глазах читается масса претензий, на озвучание которых ушло бы не меньше часа. Звучит лишь одно:
– Я не трус: я не стал бы убегать ни от своего дома, ни от самого себя.
– Естественно, – подыгрывает близняшка, решительно поднимаясь со скамьи, – поэтому ты решил похоронить себя заживо в этом болоте. Путь истинного героя.
Лампы в коридоре начинают мигать. Немногие, кто застаёт перебои, испуганно поднимают головы. По потолку расползается чёрная плесень, и, чем ближе паллиатив, тем отчётливей она и гуще.
– Ах, вот вы где! – Даналия, взмахнув руками, подходит к Лайнам и приветственно кивает. – Не хотела вам мешать, но Эли, тебя ждут в процедурной.
Фельдшерица выглядит нездорово: к бледности прибавилась нездоровая худоба, а синяки под глазами стали под цвет волосам. Сами глаза красные, заплаканные.
– Что? – теряется парень. – Опять?
– Ничего. Мы как раз уже прощались, – бесцветно произносит Анастази и обращается уже к брату: – Будь готов, завтра я заберу тебя отсюда.
– А куда мы поедем? – вслед недоумевает тот. – В смысле, я реально не знаю. Может, хоть это скажешь?
– Для начала в Родополис, – не останавливаясь, отвечает блондинка и на прощание машет рукой. Последнее слышится уже эхом: – Если соизволишь, то потом – в Градемин.
– Всё не так уж и плохо, – вполголоса замечает Анера и неловко пожимает плечами. – Могло быть и… уфф. Лучше так, чем никак.
– Она изменилась…
– Ты тоже, – невесело хмыкает синеволосая. – Все мы изменились, Эл. Пожалуйста, не упирайся хотя бы сейчас – тебе и впрямь стоит уехать.
Подошедшая следом медсестра отводит Элиота в процедурную и ставит капельницу. Затем на него надевают кислородную маску; лёгкие наполняются обогащённым апейроном воздухом. Тело расслабляется за работой реминисценографа. Начавший восстановление организм тянет в сон.
– Слишком много шрамов на тебя одного, – грустно улыбается медсестра, замечая на теле пациента следы хирургических вмешательств. На её бейджике написано «Лайма Берзиня», – не находишь?
– Есть немного, – смущается Элиот и смотрит на встроенное в стену медицинское оборудование. Влитый среди плитки, реминисценограф выделяется лишь зеленоватой подсветкой. Висящий над головой пакет с кровью в полутьме кажется почти чёрным. – Это… Это надолго? В прошлый раз меня продержали так двенадцать часов.
– Ну что ты, в этот раз ненадолго, – заботливо поправляя «бабочку», отвечает женщина и подходит к столу с медпрепаратами. – Примерно через полчаса сможешь вернуться в палату. Скоро тебе станет…
Не успевает Лайма закончить, как из-за стены раздаются приглушённые стоны. Звуки боли, к которым здесь привыкают на третий день. По началу Элиот не придаёт им значения – клюёт носом, читая новости.
Наступившее затишье неожиданно обрывается душераздирающим воплем. В коридоре слышатся топот и ругань. Медсестра, бросив пузырьки не распакованными, обеспокоенно выбегает из процедурной.
– Что происходит? – лениво приподнимаясь с кушетки, интересуется Элиот. – Там… что-то случилось?
– Похоже… – вглядываясь в темень, отвечает Лайма и плотнее захлопывает химзащитный халат. – Похоже, твоему соседу по палате стало плохо. Пойду проверю – возможно, там понадобится помощь. Оставайся пока здесь… на всякий случай.
Медсестра уходит, оставляя дверь приоткрытой. Снаружи зреет беспокойство. Тревога, что приходит вместе с отключением света на ночь, возрастает. Элиот нерешительно опускается обратно. Пытается успокоиться, но тщетно: за дверью скрипят колёса каталки. Коридор оглашается тихим гудком. Сигналом смерти. Внутри что-то с хрустом обрывается. Кажется, в полудрёме догадывается Лайн, ещё один умер.
Больше никаких звуков. Ни голосов, ни шагов. Весь этаж замирает.
Эпизод второй
Балтийская Республика: Синекам
12-30/994
Лжепророчество, чтимое прежде карпейским искусством, постепенно набирает популярность. Не проходит и нескольких месяцев, как в сердцах людей оно теряет приставку «лже-». Под конспирологические теории собирается всё более крепкая доказательная база, на которую то и дело ссылаются СМИ. Журналисты это делают аккуратно, намёками. Обычно, если дело касается «Осколы» – лишь единицы делают вид, что поезда не существует.
Но он есть.
И он движется в сторону Линейной.
Dajomiss M. Z. [12.30, в 6:57]: Она чиста. Ни алкоголя, ни порицаемых препаратов. Спецы написали, что из инородного в её крови присутствуют лишь антитела «Миротворца».
Dajomiss M. Z. [12.30, в 6:58]: Или, во всяком случае, то, что неотличимо от него. Соблюдай осторожности, Зи. Я бессилен. Что-то без разбора уничтожает нас.
Лайне тоскливо усмехается, когда читает эти сообщения. Даже Дайомисс ссылается на мор, гарантированный «Панацеей».
Пропитанные тональным кремом салфетки летят в мусорное ведро. Анастази усиленно стирает следы декоративной косметики. В отражении проступает уставшее, чуть покрасневшее лицо. Под глазом открывается порез: размер его неизменно увеличивается, а края чернеют ядом.
Лайне со вздохом опирается на бортики раковины. С подбородка капает вода. Примеси хлорки отдаются жжением в незаживающей ране. Устало опираясь лбом на зеркало, Анастази нажатием открывает прежде закрытую дверцу. Девушка отстраняется и видит, что все три полки отданы на растерзанье скляночкам да связкам цветных блистеров.
– Когда всё стало настолько плохо? – вполголоса спрашивает она.
За спиной виднеется коридор. На полу лежит пара собранных сумок. Через полчаса они оказываются в багажнике, а Анастази – за рулём. В половине восьмого «Фазорд» выезжает с парковки, оставляя Гейнсборо в одиночестве встречать последний безмятежный рассвет.
За несколько метров до съезда к больнице виднеется оцепивший дорогу кордон. Состоит он из пары развёрнутых «Грачей» и красморовского патруля. Издалека красноватый свет линз напоминает блуждающие огни.
Анастази выжимает тормоз.
– Какого…? – недоумевает она и выбирается из машины. Подойдя к одному из охотников, раздражённо взмахивает рукой: – По какому поводу собрание? Эй, мне нужно ехать! У меня разрешение от господина…
– Зи, – устало начинает Эйлине, – ты нам, конечно, помогла, но сейчас этим разрешением можно разве что подтереться: в больнице происходит зачистка, и мы туда не то, что впустить никого не можем, но и выпустить тоже.
– Зачистка? – ошеломлённо переспрашивает девушка и едва не роняет распечатку. – Что это значит?
– В ночь был зафиксирован скачок элегии, в связи с чем все, кто находился в больнице, погибли, – отвечает охотница. – Сейчас тебе здесь делать нечего: я не Марк и не буду закрывать глаза на твоё хамство. Не волнуйся, если твой брат выжил, мы вернём его домой.
– Если, – раздражённо повторяет Лайне и возвращается к «Фазорду».
Через зеркало заднего вида она видит огромную тень, надвигающуюся на кордон. Лес замирает в тревожном неведении. Сердце беспокойно ёкает. Анастази не сразу заводит машину – вместо этого она ещё с минуту стоит на месте. Бьёт по соседнему креслу. Приспускает респиратор, когда становится нечем дышать. До боли закусывает кулак, когда из глаз выбегают слёзы.
Эйлине не сходит с места, пока иномарка не скрывается из вида. После она приподнимает маску и, зажав толстогубым ртом сигарету, закуривает.
– Своенравная, – слышит она над ухом. – Откуда у ней столько гонора?
– Как откуда? От Дайомисса, – без задней мысли отвечает Зима, думая о чём-то своём. – Он послушником обучался у её почившего отца.
– Geache, родственные связи… Я так и думал, – усмехается голос. – Не угостишь сигареткой?
Женщина в готовности протягивает пачку и поворачивается. Лицом к лицу сталкивается с белоснежной маской. На мгновение синева линз ослепляет её. Дезориентирует.
Капитан спрыгивает с капота. Делает подсечку, и охотница падает. Клюв трескается. Слетает. Рассыпается копна каштановых волос.
– Кемром, – раздражённо цедит охотница. Ненависть пеленой затемняет карие глаза. Эйлине сплёвывает, пытаясь подобраться. – Я так и думала, что…
Через небольшой зазор, что остался меж днищем броневика и дорогой, Зима видит неподвижные тела других агентов: каждый из них убит выстрелов в голову. Едва женщина отмирает, как с другой стороны в асфальт вгрызаются огромные спицы.
Утилизированные роботарии. Странники называют их падальщиками: паразиты, воссозданные из отходов электроники. Руки их заменены заточенными лезвиями; передвигаются они на четвереньках: у большинства нет задних конечностей, и вместо них либо протезированные копыта, либо колёса. Лица заменены звериными масками.
Подобные создания чаще всего принадлежат мародёрам с Нулевой Высоты. Подчиняются им же. За счёт простоты ремонта и модернизации, численность падальщиков практически не сокращается.
Внезапно пара монструозных протезов хватает охотницу и ставит на колени. Дёргая за волосы, поднимает голову. От боли и неожиданности Эйлине шипит – дюжина механических глаз устремляется на неё.
– Ей понадобятся твои глаза, – хрипит Кемром, пока охотница пытается вырваться. Под маской слышится хищный смешок. Растягивая момент, мужчина медленно наклоняется к красморовице и тыльной стороной ладони гладит её по щеке. Из запястного браслета тем временем выскакивает лезвие. Острое, почти незаметное. Едва кажется, что капитан собирается смилостивиться над воительницей, как он заносит руку и перерезает той горло. Молниеносно, быстро. После мужчина берёт убиенную за подбородок и забирает её глаза. – Saj erevo, chemert.
Роботарии ещё несколько мгновений удерживают охотницу, после чего толкают на асфальт. Больше Эйлине не поднимается. Падальщик с лисьей мордой поднимается во весь рост и выпускает из живота пару вспомогательных рук – ими он держит литровые канистры с горючим. Второй роботарий, с совиной головой, ставит на капот броневика возожжённую фиалкой кадильницу.
– Другого от тебя я и не ожидала, – скептически замечает Рагнара и, убрав винтовку за спину, подходит к трупам. – С чего ты вообще решил, что ей нужны глаза?
– А почему нет? Своих же у неё нет. Ты же сама говорила, что необходимо проявить к ней благодарность… так что, если бы у неё не было языка, я бы приносил языки, ушей – уши…
Эскельсон, прерывая его, поднимает руку:
– Я тебя поняла, – и сверяется с часами. Падальщики заинтересованно окружают её. Отречённая снимает маску, подставляя ветру выжженную плоть, и подбирает белоснежный клюв. – Готов к последнему акту?
Женщина снимает с красморовицы крылатку и армейский жетон. Когда на трупе остаётся лишь городской камуфляж, капитан поднимает с капота кадильницу и бросает в тело. Пламя молниеносно поглощает пропитанную бензином форму.
– А у меня есть выбор? – парирует Кемром и смотрит на разрывающийся помехами радиоприёмник. Давится горьким смешком. – Кажется, у них начались проблемы и без нас.
Эпизод третий
Балтийская Республика: Линейная
больница Святой Адеолы
12-30/994
Чужие воспоминания гремят стагетскими выстрелами в барабанных перепонках. Фосфенами мелькают пылающий замок и летящие «Снегири». Бомбардировщики вспарывают небеса, выпуская элегию. Токсин накрывает Стагет и весь Синекамский дол. Обжигающий холод выкалывает глаза. Закрыть бы лицо руками, но поздно – глаз уже нет. Беззвучный крик сливается со всполохами сирены.
Элиот с глухим хрипом подрывается с кушетки. Со сбившимся дыханием и колотящимся в агонии страха сердцем. Мокрый от холодного пота, он смотрит по сторонам. Когда глаза по-настоящему открыты, тьма кажется слепотой. Только спустя несколько мгновений пелена рассеивается, и процедурная перестаёт походить на размытое пятно. Снаружи до непривычного тихо: ни мигалок с рёвом карет, ни коридорных разговоров…
Переборов слабость, Элиот припадает к подоконнику. Ничего, кроме заставленной стоянки, невидно. Снаружи уже светает – на часах около семи. Несмотря на то, что реминисценография давно закончилась, трубка капельницы всё ещё тянется к руке. Парень самостоятельно вытаскивает иглу из «бабочки» и закрывает последнюю бинтом.
Закутавшись в кофту, он покидает процедурную. Больница встречает его тишиной. Такой, какой прежде здесь не было. Соседне палаты пусты; лишь на некоторых койках видны неподвижные фигуры. Эхо собственных шагов бьёт по ушам.
Из столовой слышатся бой посуды и звон стекла. Падает поднос со столовыми приборами. Гремят кастрюли. Одна из них опрокидывается. Элиот, тая надежду встретить хоть кого-нибудь, тянется к дверной ручке – из-под двери течёт красная субстанция. Парень отшатывается. Наклоняется, смотрит под ноги.