Текст книги "Зимний Фонарь (СИ)"

Автор книги: Тихон Карнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Какой бы тяжёлой ни была тема, Корвин говорит уверенно и легко. Он доброжелателен по отношению к посетительнице, и та вновь пытается – по-своему, неумело – его поддержать:

– А твои родители? Должно быть, они гордятся тобой.

– Полная семья, где все живы и счастливы? Невероятная редкость в наши времена… – Корвин устало опускается на подушку. – К сожалению, мои родители давно мертвы… что даёт карт-бланш на последнее желание.

– Надеюсь, ты не задумал ничего противозаконного, – напоследок говорит визитёрша. – Была рада знакомству с тобой, Корвин. Будь таких людей больше, пророчество бы не сбывалось, – и уходит.

Позже мужчина поднимается на крышу Санктория. Ночь пылает киноварийскими огнями. Тишина, столь условная для военного городка, прерывается ровным гудением пролетающего самолёта. Ещё один «Снегирь» над Тардиградском. Турбины его скрипят, а крылья покоцаны.

Это не первый раз, когда «Снегири» нарушают границы воздушного пространства Российской Империи. Диспетчера больше не пытаются связаться с мёртвыми суднами. Постепенно они становятся такой же обыденностью, как снег в этих краях. Только тревога то и дело кричит.

Корвину идёт двадцать восьмой год, когда он понимает, что его весна не наступит не из-за поражения, но из-за Войны, чья песня никогда не смолкнет.

Глава пятая. Зола на Заре

«§ 138. Мертвецы возрадуются жизни, когда её Мать проведёт мертворождённого наследника к престолу, ибо лишь неживой может править живыми.

§ 140. Воины пепла и пыли восстанут, когда прозвонит Колокол Отречения; преисполнятся Болью людские края, и от Боли падут все изменники. Лишь внявшие Слову обретут Покой.

§ 142. Колокол отзвонит трижды, прежде чем с миром произойдут необходимые метаморфозы. Первый звон принесёт мор на запятнанные Войной земли, второй – обрушит на них кровавые реки, а третий – нисхождение посмертия, ибо: “Никто не явится на свет – никто с него не канет”.

§ 144. Молодые прокляты тем, что жизнь ещё не покинула их сердца. За нами свершения, с грехами отцов на плечах. И мертвецы непокойны, ибо ждут, когда нас напитают свинцом, и наша кровь наполнит их могилы. Мы не переживём новой войны, но в наших силах сделать так, чтобы она стала последней»,

– Джестерхейл Опустошённый, «Кате-Эр».

Эпизод первый

Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)

Чековский проезд 12-12

12-20/994

N Ø Я Ŧ H [6.20, в 3:14]: мама умерла

Анастази помнит тёплый запах крематория. Мать, в отличие от прошлых усопших, сжигают не в печи, но на алтаре. Таков крематорский обычай, а Мартина была вдовой крематора: чем-то большим ей так и не удалось стать – от болезни нет лекарства.

Анастази помнит, как коллеги отца предлагают им с братом по огнемёту и собственноручно сжечь мать. Одна из них вскользь упоминает, что каждый крематор хоть раз сталкивается с подобным. Таков крематорский обычай: родителей сжигают их дети. Близнецы, в свою очередь, отказываются – их волю принимают безмолвным осуждением. Деревянная конструкция за считанные секунды обращается жертвенным огнём.

Анастази помнит вес урны в руках – около килограмма. Тогда девушка не думает о скорби: её больше заботит, а правда ли их мать там? Затем отмечает, что урна напоминает банку из-под кофе. Элиот всё это время стоит безмолвно рядом; на фоне протеза здоровый глаз выглядит заплывшим гифемой. После крематория Лайны должны отвезти урну на Липовое и запечатать в угле. Да, таков красморовский обычай. Вместо этого близнецы расходятся.

Anastasi Laine [10.12, в 0:01]: С днём рождения.

Последнее сообщение осталось непрочитанным. По правде говоря, оно и доставлено не было – судя по всему, Элиот внёс сестру в чёрный список. Первые полгода Анастази верила, что так будет лучше для обоих. Вторые – засомневалась. Потом появилась Живамиж.

Так нарёк Красмор взошедшую деми – Матерь Жизни. С помощью экспертизы тлетворных тканей удалось установить, что её пребывание на земле должно благотворно влиять на популяцию всех видов. Демиологи связывают это Восхождение с демографическим кризисом, начавшимся ещё в 60-х годах. В связи с этим все операции по Нисхождению прекращены: за Жимавиж ведётся наблюдение, а отрезки её тела переработают в мощи.

Но не только Восхождением Живамиж полнится мировая паутина.

Интернет буквально захватывают фотографии «Осколы»: поезд неоднократно замечали на Транссибирской магистрали, но Москвы он так и не достиг. Состав пошёл в обход крупным населённым пунктам, придерживаясь западного направления.

Многие связывают возвращение «Осколы» с деми: если для одних это случайность, то для других – часть карпейского пророчества. После неудачной кампании в Грустине «Кате-Эр» начал обретать популярность, поскольку именно в нём предсказали Восхождение Матери Жизни. Интернет-конспирологи уже создали десятки форумов, на которых пытаются расшифровать весь «Кате-Эр». Так, например, среди пользователей бытует мнение, что упоминаемый колокол есть Синекамский Храм Восхождения, что подле Стагета. На это также указывает следующий стих: «…и тень от тени отойдёт: дрогнет синекамский лёд» в § 139.

Внезапно динамики всхлипывают тонкой трелью. Анастази убирает с клавиатуры учебные пособия и открывает «Ментаксион». В диалоговом окне висит несколько непрочитанных уведомлений. Обновления в общем чате:

M Λ S ΩΗ[12.20, в 19:02]: @чат, зырьте, что я нашла

M Λ S ΩΗ[12.20, в 19:03]: https://vider.eo/C7sLs0TbrAst

Ссылка ведёт на видеохостинг. Фрагмент видеотрансляции с одной из центральных улиц неизвестного города. В объектив камеры попадает стадион с небольшой сценой. Конструкция украшена. Выстроены незамысловатые декорации. На изъеденном тлёй занавесе дрожат крылья бумажных бабочек. К поставленной сзади фанерной стене приклеены выцветшие буквы: «ЛИНЕЙНАЯ 200».

Anastasi Laine [12.20, в 19:07]: @MΛ S Ω Η мы же договорились не спамить

Anastasi Laine [12.20, в 19:08]: А что там?

14 [12.20, в 19:10]: @Anastasi Laine трансляция из мертвого города. В Линейной упал один из тех древних транспортировщиков и вот, что там спустя сутки

Anastasi Laine [12.20, в 19:14]: Стоп, что? В Линейной, это точно?

«Внимание! Внимание!» – призывом звучат городские репродукторы. На фоне хрипит: где-то вдали подвывает то ли ветер, то ли сирена. Постепенно нарастают гул и скрежет. – «В связи с неблагоприятной элегической обстановкой в городе Линейной планируется запуск ВААРП-генератора в пять ноль ноль часа. Убедительная просьба всех жителей…»

Запись обрывается. На последних её словах сообщение становится неразборчивым. Невнятным. Голос дикторши понижается до утробного рычания. Затем – тишина.

Описание под отрывком гласит, что данное голосовое сообщение появилось на частоте 144.23.201 FYD, которая около получаса транслировалась на всю Линейную с повтором раз в пять минут. Местные власти опровергли информацию о запуске «каких-либо генераторов», но не отрицают возможность такового.

Анастази отодвигается от рабочего стола и на мгновение замирает. Дальше всё идёт по накатанной: девушка достаёт из комода колоду игральных карт. Визуально они кажутся самыми обычными. Однако, если присмотреться, на рубашках отчётливо проступает литерный узор. Ни один из них не повторяется; из всех 24-х карт только одна не имеет скрытого изображения.

Колода содержит в себе зашифрованные литеры Хейла – полный алфавит, отсутствие литеры в которым означает пустоту и неизвестность. Анастази несколько раз перетасовывает карты, а затем раскладывает. Три в ряд. Выпадают литеры Немока, Хелты и Некры.

Эпизод второй

Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)

Высшая Академия Демиборцев им. Джестерхейла Опустошённого

12-21/994

Происхождение карпейских катакомб неизвестно. Существуют разные теории относительно их появления: геологи напирают на формирование подземелий в ходе движения литосферных плит, а историки – на то, что тоннели были вырыты партизанскими отрядами Культа в начале войны.

Как предназначение, так и истинные размеры катакомб по сей день не установлены. Бытует мнение, что длина их простирается много дальше карпейских земель и достигает самого Теуграда.

Количеству загадок и тайн вокруг подземных галерей также способствует и то, что допуск в них строго ограничен. Как правило, объясняется это соблюдением техники безопасности. Однако наблюдательные жители столицы не раз замечали одинокие фигуры, скрывающиеся во тьме каменистых ходов на территории Высшей Академии Демиборцев.

– Добро пожаловать домой, сестра, – вместе с прохладным сквозняком слышится едва различимый шёпот. Назойливой мухой он проносится над головой, и проникшая в катакомбы блондинки уклоняется от нависшей с угла арки паутины, – да прибудет с тобой Мгла.

Звонкий стук каблуков нарушает тишину подземелий. Анастази, освещая путь факелом, идёт по вымощенному древними плитами коридору. Голову вестницы покрывает объёмный капюшон накидки, скрывающей от посторонних глаз корсет и ажурный пояс длинной юбки. Накрахмаленный подъюбник шуршит, отчего шаг – непозволительно быстрый при таком облачении – гнетущим эхом рокочет в темени.

На протяжении долгого времени катакомбы использовались в качестве темницы. Тогда это называлось содержанием научных образцов для лабораторных работ. Людей – во всяком случае, в привычном значении этого слова – среди них не было. Чаще всего заключёнными становились пойманные ревенанты и ходоки – диссиденты Немока, лица с изменённым сознанием, целью которых является распространение смертельно опасных заболеваний.

Нынче запрещено использовать тюремные камеры, а за биологическим материалом надобно обращаться в Красмор.

Тоннель постепенно сужается. Холодный отсвет фонаря украдкой касается повсеместных трещин. Балтийка не оборачивается, когда проходит мимо прикованного к стене скелета – каменная кладка перед ним обрушилась, и из отверстия высовывается его верхняя часть.

Анастази не привлекают шумы, которыми полна заброшенная темница: звон оков, невоспетые молитвы и крики, звучащие где-то вдали. Ей кажется, стоит лишь затаить дыхание, как ужасы прошлого волнами затмят её разум. Стоит дать слабину… Девушка упрямо продолжает путь.

В конце показывается массивная дверь с гербом. Белоснежными осколками костей на ней выложено ветвистое дерево, а восходящее из-за кроны солнце – цельным чёрным полукругом. По сторонам от прохода стоят статуи весталок, чьи глаза перевязаны. В руках каждой из них по кадильнице.

Анастази поднимает факел и возжигает их. Весталки неторопливо поворачивают головы. От шейных швов летит твёрдая крошка, при свете огня кажущаяся красной.

Будь вестница мнительной, она бы поверила, что они впрямь видят её.

– Среди богов должна быть смертность, – произносит она пароль и почтительно склоняет голову.

Статуи отворачиваются и поднимают руки. Слышится щелчок скрытого механизма. Дверь медленно опускается. За проёмом – большая тьма.

Санкторий – жреческий дом – за редким исключением находится в подземельях. Сырость и минусовая температура неблагоприятно влияет на здоровье, но дань традициям, раздражённо размышляет Лайне, выше здравомыслия.

– И где же ты всё это время пропадала? – доносится из-за плеча игривый голос. Вздрагивая, Анастази оборачивается. Позади стоит старшая сестра, Вилена Вейнберг. Светлое её тело, в частности руки, покрыты сплетениями литер. Старинные символы чернилами въелись в эпидермис, и в полумраке отдают синевой. – Спокойней, Зи. Это всего лишь я.

Вейнберг с рождения служит Чёрным Зорям: с молоком матери впитала все наставления и заповеди. Около трёх лет назад она стала старшей сестрой, тем самым возвысившись над прочими вестницами.

– От тебя пахнет сигаретами, хмелем и… мужчиной. Чем ты занималась снаружи? – заговорщицким шёпотом интересуется Вилена, и в её зелёных глазах загорается хитрый огонёк. Анастази морщится. – Я не права?

Жреческое ответвление Чёрных Зорь представляет собой закрытое общество. Все их контакты с внешним миром ограничиваются похоронными службами под строгим контролем Верховной Жрицы. У каждой вестницы есть собственный телохранитель, гард. Самим жрицам запрещено вступать в бой. Им не принято владеть оружием: ни холодным, ни огнестрельным. В случае открытого конфликта любая вестница обязуется принять свою участь.

Таковы их правила. Поначалу они пугают, но всё становится несколько проще, когда понимаешь, что большинство из них необязательно к исполнению. Во всяком случае, если предвестница не узнает об этом.

– И я рада тебя видеть, Вил, – пренебрежительно отвечает младшая и отворачивается установить факел на держатель. – Ты чего-то хотела?

– Очевидно, ты обо мне не самого лучшего мнения, – насмешливо замечает Вейнберг, поглядывая на блондинку, – но я только любуюсь видами. Если и впредь намереваешься убегать, советую перечитать притчу о Магдалене Мар’О. Помни, что бывает с непокорными вестницами, Зи.

– Вот только она выполняла свой долг, – возражает балтийка.

– Как и все мы. С тем лишь отличием, что проявлением воли она была проклята так же, как и воины Стагета. Ах да… Я и забыла, что для вас это сделало её национальной героиней.

В ряде западных стран, куда входит Карпейское Каэльтство, Дети Стагета считаются недружественной организацией. Меру связывают с необходимостью вычеркнуть Оскара Неупокоенного со всеми его последователями из мировой истории, дабы «подобные бесчинства не повторились и не обрели поклонников».

– Думаю, нам лучше закончить этот разговор, – виновато предлагает Анастази, покорно отступая в тень. Вилена усмехается, самодовольно сжимая кулон на шее. – Прости, я… Я не готова сейчас выяснять отношения.

– Разумеется, – благоразумно соглашается Вейнберг. – Мы все молимся за твоего брата, Зи: каждый почитатель должен обрести искупление.

Официально Анастази в Детях Стагета не состояла. Её помощь нигде не фиксировалась; по документам она чиста. Впрочем, вестница отдаёт себе отчёт, что не в её власти уберечь своё прошлое от посторонних. Потому она не удивляется, когда Вилена упоминает её брата.

Из атера, центрального помещения Санктория, тянет долгожданным теплом. Именно там находится жертвенный огонь. Его возожгли на костях первой Верховной Жрицы, основательницы ордены Амелии Акды, благодаря которой Чёрные Зори обрели дом. Вестницы верят, что именно горящее пламя охраняет их святыню от демиургического рока.

Как и прочие залы Санктория, атер сокрыт нуаром дыма. Его стены вне досягаемости света. В центре установлена жаровня, а за ней – алтарь, покрытый, как и тела избранных вестниц, литерами Хейла. Человека, почитаемого в ордене святым.

Джестерхейл Опустошённый был «первым демиборцем». От его руки пал Лир, Отец Кошмаров – повелитель имматериального пространства.

Летописи гласят, что карпейская каэльтесса Ортега страдала от дурных сновидений: она поручила своему придворному лекарю, коим и был Опустошённый, найти лекарство. В поисках Джестерхейл дошёл до отчаяния и обратился к ведовству. Так он разработал собственную систему литер и использовал их в логове Лира, чтобы деми обрёл покой на страницах манускрипта, названного «Книгой спящих».

Заточение Отца освободило каэльтессу, а литеры Хейла ещё продолжительное время использовались для избавления от неугодных деми – около полувека назад некоторые из символов запретили, поскольку выяснилось, что с их помощью можно не только неволить деми, но и вызволять их из забвения.

Пока Лайне пересекает зал, предвестница проводит вскрытие обездвиженного ревенанта. Как и прочие немёртвые, он не чувствует боли. Лишь глазные яблоки поворачивает. Будто следит за руками тихоходки. Та нисколько не придаёт этому значения; госпожа Вайс с усердием отбирает топливо. Плоть ревенантов горит значительно дольше и ярче человеческой, живой, благодаря чему жар жертвенного огня не снижается в течение нескольких дней.

– Верховная Жрица, – приветствует предвестницу Лайне и с поклоном протягивает заявление, – на территории Балтийской Республики произошло крушение «Снегиря», и я прошу вашего дозволения на выезд в Синекам.

Вейлон Вайс неохотно отрывается от скальпеля и поднимает замутнённый взор. Приподнимая бровь, она принимает заявление. Бегло знакомится с содержимым и бросает его в жаровню. Распалённые угли за считанные секунды превращают листок в пепел. Уголки рта предвестницы нервно дёргаются, подражая улыбке.

– Нет, – отстранённо отвечает она. После возвращается к препарированию. Несколько минут занимается прежним делом, пока Анастази не привлекает её внимание покашливанием. – Что-то ещё?

Анастази осторожно спрашивает:

– Могу ли я узнать причину?

– Вестимо, ты позабыла, кому служишь, дочь моя, – снисходительной улыбкой отзывается Верховная. – Не каждая неофитка способна принять истинный путь: многие из них укрываются во вражеских домах под видом Санкториев. Я могу понять твоё желание помочь, но тебе не следует распылять себя на чужаков.

– Вы не понимаете, – протестует балтийка, – там мой брат!

– Твой брат? – до рези отчётливо переспрашивает Вайс. – Стагетский почитатель, так? – Тихоходка выпрямляется во весь свой исполинский рост. В полутьме её фигура приобретает монструозное величие. Бельмо глаз вспыхивает светом. – Мы – Чёрные Зори, стражницы Вендиги и Безвременья, – вознося руки над жаровней, провозглашает предвестница, – и мы не оказываем помощь предателям. Все они – Балтия, Россия – предали заветы единения, посему мы отплатим им тем же осколком, когда придёт час расплаты! А ты… ты падёшь вместе с ними, если вздумаешь преступить мой наказ.

Огонь чернеет. Плотная завеса дыма коптит потолок. Слабый отсвет углей едва освещает предвестницу. Лайне испуганно пятится: на обнажённой щеке возникает порез. Ошеломлённая Словом, она оседает на пол. Испуганно закрывает лицо. Удовлетворённая произведённым эффектом, Верховная опускается рядом и дарит последовательнице целомудренный поцелуй в лоб.

Анастази всхлипывает. Заплывающая чернотой рана воспаляется и ноет. Кожа вокруг припухает и пульсирует болью, стоит усомниться в воле предвестницы.

– Ты слаба, моя дочь, – ласково шепчет Верховная и, коснувшись женского плеча, оставляет Анастази. – Не считай равным того, с кем из общего у тебя лишь кровь. Не доверяй тому, кто не разделяет твоей веры. Мы совершили немало ошибок на своём пути, – вполголоса продолжает рассуждать тихоходка, подбрасывая топливо в жаровню. С каждым куском огонь становится ярче, опаляя воздух искрами, – но, в отличие от Парада, мы всё ещё здесь, и к нам всё ещё лояльны. Как ты считаешь – почему?

– Они боятся возмездия, – выучено отвечает вестница. – Мы единственные посредницы между ними и каэльтиной.

– Так есть… и так будет. Покуда мы поддерживаем огонь, они не познают истинного гнева Вендиги.

Лайне робко кивает и хлюпает носом. Предвестница, уверенная в собственной силе, возвращается к алтарю. Устанавливается обжигающее молчание. Не в силах сдвинуться, блондинка всё также зажимает кровящий порез. Верховная продолжает распиливать рёбра ревенанта, а после складывать их в чан с кипящей водой.

– Я могу идти? – опомнившись, хрипло спрашивает Анастази и осторожно поднимается на ноги. – Госпожа?

– Разумеется, – холодно соглашается Верховная, более не отрываясь от инструмента, – и, если тебя не затруднит, направь ко мне своего гарда. Я не видела этого паршивца почти месяц.

Обжигаемая печалью Анастази выбегает за территорию Академии. Оказавшись на безопасном от Санктория расстоянии, девушка цепляется за один из фонарных столбов и переводит дыхание.

Основой уличных фонарей служат героини войны: металлические изваяния Чёрных Зорь, и каждое из них обладает уникальными чертами, присущими той или иной павшей воительнице.

Тот, в который вцепилась Лайне, повторяет облик Магдалены Мар’О, однако фигура замарана, и на груди вырезано оскорбительное «предательница». Когда Анастази замечает это, включатся городская иллюминация. Вдали вспыхивает огнями Мост Вечности – единственная дорога, соединяющая Новоград и Староград. За буйными водами Дунари, на другом берегу виднеется пристань с грузовыми суднами, теплоходами и древними лайнерами. Где-то там, вдали, стоит пустой Финемилий.

На Чековке тем временем открывается вечерняя ярмарка.

Эпизод третий

Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)

бар «Жатва»

12-21/994

Ярмарка вспыхивает зелёно-жёлтыми огнями. Под красными шатрами выставляет лотки с парфюмерией и афродизиаками – благовониями, являющимися исторической частью карпейского этикета. Невербальным элементом общения, при котором лишь одним ароматом можно подчеркнуть своё отношение к собеседнику или эмоциональное состояние.

Анастази приостанавливается и зачарованно водит носом. Внимает запахам вместо слов. В пазухах приятно теплеет – кружится голова.

Истома внезапно рассеивается: с угла площади тянет триумфом. Патрулирующие район охотники не реагируют на химию. Переговариваясь, они надменно поглядывают на граждан.

Миновав торговые ряды, вестница ныряет в один из многочисленных переулков Новограда. Запах благовоний сменяется вонью канализации. По кирпичным стенам расползается влага: старые объявления давно потеряли презентабельный вид.

В десятке метров от проезжей части находится неприметная дверь и лестница со скользкими ступенями к ней. Анастази шустро спускается. Напоследок оглянувшись, скрывается в подвале.

За исключением одного посетителя, в баре пусто. Ещё при входе гостья замечает в углу одиноко сидящего мужчину. На столе у него рукописные листы и пинта черноводного. На дне бокала плавает глазное яблоко размером с оливку: тёмная склера с золотистым зрачком, вытянутым в замочную скважину. Внешность незнакомца девушка не успевает рассмотреть: только дверь захлопывается, как тот уходит в тень. Лишь блеск его глаз достигает Анастази.

– Нази? – из подсобки выныривает красноволосая девушка, Аврора Майнью. – Ты сегодня рано… Эй, что у тебя с лицом? Что случилось?

– Я должна уехать, – только говорит вестница и, кладя руку на грудь, пытается отдышаться, – и мне нужна твоя помощь.

– Что-что? Зачем? – Подруга берёт её за плечи и выводит с порога. – Попридержи коней, сестрёнка. Давай ты сначала мне обо всём расскажешь.

И Анастази рассказывает. О крушении «Снегиря», об оставшемся в Балтии брате и наказе предвестницы. Всё это блондинка вываливает как на духу. Дополняет всё это немногочисленными фотографиями с протофона. Даже открывает страницу близнеца в «Ментаксионе».

– Почему ты не говорила, что у тебя есть брат? – рассматривая фотографию Элиота, изумляется подруга. – Надо же, вау… вы, мягко говоря, похожи.

– Потому что мы близнецы, – издалека начинает вестница, но в последний момент осекается. Барменша, вскидывая бровь, возвращает протофон на стойку. – Не всякими родственными связями гордишься.

– О, я тебя понимаю. У меня тоже есть братья… точнее, сёстры, но я понимаю, насколько непросто быть не единственным ребёнком в семье, – поддерживает подругу Аврора и ставит перед той рюмку. Затем откупоривает бутылку непентеса и наливает сто грамм. – Помнишь, я тебе рассказывала об Агнии? В детстве она была просто невыносимой! Если ей понравился какой-то фильм, мы месяцами смотрели только его – любая попытка сменить кассету, мягко говоря, заканчивалась истерикой… Были времена.

– О, а… мне очень жаль, – вспоминая о вернувшейся гарпии, отзывается Анастази. – Как сейчас у вас с ней?

– Да нормально… но могло быть и лучше, конечно, – без особого энтузиазма подтверждает собеседница. – Всё, мягко говоря, изменилось, как она вернулась из Тардиградска… Так что, наверное, лучше бы я в сотый раз посмотрела «Белоночь», чем вот это вот всё… Хотя, знаешь, кажется, я теперь понимаю, почему не очень-то люблю фильмы.

– Мы в детстве всегда, в принципе, вместе выбирали… – в сторону отмечает Анастази и, прочистив горло, поднимает наполненную рюмку. – За тебя и твоих сестёр.

Неожиданно на пороге появляется мулат с чёрно-красным глазным протезом. Посетитель высок и строен. У него выбритые виски и кудрявая чёлка.

– Что-то вы сегодня рано. Ещё даже не ужин! – восклицает парень. Тёмные глаза вспыхивают азартом, когда он замечает на столе початую бутылку непентеса. – Есть повод?

Это Четырнадцатый, гард Анастази. Ни она сама, ни коренная градеминка в лице Авроры, о нём ничего не знают. Большая часть информации строится на наблюдениях и домыслах под грифом «предположительно»: предположительно – от 19 до 29 лет, предположительно – с юга Карпеи, предположительно – «дева», как отмечает однажды барменша. Сам Четырнадцатый о себе особо не распространяется. Либо отшучивается, либо что-то перевирает.

В сравнении с остальными вестницами, Анастази не дали права выбрать гарда самостоятельно. Он перешёл ей от другой, оставившей служении по неизвестным причинам.

– Нази хочет [сбежать], – лаконично отвечает Аврора – Анастази возмущённо охает. – Он же всё равно узнает!

– Что, опять? И без меня?! – меж тем обиженно недоумевает Четырнадцатый, стряхивая с себя снег. – Ля, не, я так-то не против стабильности, но я даже [онанирую] реже, чем слышу об очередных побегах.

– Чет! – в один голос тянут девушки.

Гард комично пожимает плечами:

– Манеры не моя сильная сторона, – признаётся он и как ни в чём не бывало спускается к бару. Тогда же замечает чернеющий Словом порез на щеке покровительницы. – Ля, так у тебя была свиданка с Верховной? Понимаю-понимаю. У меня вся спина в её афоризмах – не [переживай], заживёт, когда её попустит.

Анастази улыбается. Гард не любит предвестницу – и это взаимно. Однако даже в своём положении он умудряется сохранить позитивный настрой.

– Она, кстати, по тебе соскучилась, – едва сдерживая смешок, сообщает блондинка. – Хочет, чтобы и ты к ней зашёл.

Четырнадцатый по-ребячески морщится.

– Кажется, зря я перешёл дорогу после того, как там перебежала стая чёрных голубошек – ну, я не уверен, были ли это кошки… или голуби… но я почти уверен, что они потом помчались за мусоровозом, – говорит и мельком заглядывает в протофон покровительницы. Там по-прежнему открыт «Ментаксион». – Всё горюешь по своему бывшему? Если тебе и вправду нравятся… такие, то на твоём месте я бы сразу начал встречаться с девками.

Гард садится рядом и, в немом тосте подняв рюмку, залпом её осушает.

Анастази ворчит в ответ:

– Это мой брат, – и угрожающе поднимает палец, – и не вздумай шутить об этом!

За разговором никто не замечает, как притаившийся в углу посетитель покидает бар. Майнью спохватывается не сразу:

– Чет, – глядя в конец зала, обращается к приятелю она, – можешь прибрать там?

– Не вопрос, – соглашается тот и вооружается тряпкой. На дальнем столике оставлены недопитый бокал черноводного и аккуратная стопка осколков. Гард берёт самый верхний из них и подносит к солнцу. На просвете круглого среза виднеются остатки костного мозга. – Ого, свежак. Кто это к тебе такой богатенький заглянул?

– Это Тсейрик, – вновь наполняя рюмки непенфом, отзывается с улыбкой Аврора. – Он никогда не скупится на чаевые, чтобы его не беспокоили зря.

– Ну и имечко, – глухо усмехается Анастази. – С таким бы я сама не хотела, чтобы меня беспокоили почём зря.

– Неплохо, – хмыкает Четырнадцатый и, собрав выручку, вместе со стаканом относит к барной стойке. Передав всё барменше, берёт рюмку и говорит: – Надеюсь, это не мы его спугнули. Выпьем за таких щедрых клиентов!

Тост встречается единогласным одобрением.

Эпизод четвёртый

Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)

Чековский проезд 12-12

12-22/994

День начинается с головной боли и удушливого запаха перегара.

Когда Анастази просыпается, стрелки часов близятся к двум. За окном ослепительный солнечный день, и девушка, заслоняя ладонью глаза, скидывает с себя одеяло. Морщась, она осторожно садится. Замечает на руке синяк. Хмуро оглядывает комнату. Обнаруживает на прикроватной тумбочке стакан воды, обезболивающие таблетки и записку: «выжри меня».

Каждой вестнице полагается келья в Санктории, однако среди названных сестёр немногие живут там на постоянной основе. После инициации в качестве Чёрной Зари Анастази честно прожила под землёй около полугода, но отсутствие отопления с последующими болезнями сделали своё дело – почётному крову была предпочтена небольшая квартирка с тёплыми полами.

Среди вестниц есть чтящие все каноны и соблюдающие правила, но с балтийкой те предпочитали не связываться. Для них Лайне была чужой – по происхождению, взглядам и поведению. Равно как и старшая сестра.

Поначалу Анастази опасалась, что Вейнберг её сдаст. Впрочем, переживания оказались напрасны – старшая сестра сама предпочитала кельям современные апартаменты. Дабы скрыть переезд от Верховной, арендовано всё было на Четырнадцатого. Вместе они по итогу и жили.

– Покровительница! – отвешивая поклон, шутливо приветствует девушку Четырнадцатый, когда та выходит на кухню, и зевает. Анастази упирает руки в бока и недовольно смотрит на соседа. На плите жарится яичница. – Ля, да ладно тебе, расслабься. Хочешь узнать, что было ночью?

Было бы чудесно, думает Лайне. Вторую половину дня она помнит отвратно. Пара литров непентеса сделали своё.

– Выкладывай.

– Так, с чего бы начать?.. Ля, ну, в общем, для начала, мы с тобой хорошенько так надрались. Ты начала изливать душу, что тебе несвойственно… но я ничего не запомнил, так как изливал свою душу. Затем ты сказала, что никогда не была с мужчиной…

– Что?! – смущённо восклицает Анастази. – Я так и сказала?

– Да, а потом ты начала раздеваться.

– О деми… Только не говори, что…

– Да не ссы, подруга, я тоже никогда не был с мужчиной, – похлопав покровительницу по плечу, отзывается Четырнадцатый и разливает содержимое кофейника по кружкам. Только Анастази успокаивается, как собеседник обстоятельно присовокупляет: – Но я тоже решил на всякий случай раздеться.

– [Зачем]?!

– Ты собираешься меня перебивать или всё-таки дашь рассказать? – с улыбкой возмущается Четырнадцатый. – Так вот. Мы плавно перешли в спальню. Включили музыку, легли… начали целоваться… – Лайне то краснеет, то бледнеет. – Потом ты сказала, что я колючий, и вообще, что так невесело. Мне пришлось долбанных полчаса рассказывать тебе анекдоты.

– Анекдоты? Ты серьёзно?

– Да я сам был в шоке! Никогда раньше не встречал женщин, которые настолько любят низкопробный юмор. Затем, главное, я поворачиваюсь такой к тебе, ожидая продолжения… но ты! Ты уснула… – Анастази с облегчением выдыхает. – А поскольку ты заснула на моей половине, я, как истинный защитник… ну, я просто столкнул тебя с кровати.

– Так вот откуда у меня синяк, – потирая ушибленный локоть, морщится балтийка. – Но зачем? Ты же мог меня просто разбудить.

– Вообще это вышло случайно, но было смешно: ты потом попыталась мне отомстить и начала бить подушкой… При этом ты залезла на меня, ну, а я же такой обаятельный, что мы снова начали целоваться, но дальше, как бы то ни было, не зашло… я уснул. Судя по тому, что мне что-то сопело в ухо, и было тяжело дышать, ты тоже отрубилась. Вот, собственно, и всё.