Текст книги "Зимний Фонарь (СИ)"

Автор книги: Тихон Карнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Глава пятнадцатая. Живым

«Современная этика обязывает всякого, кто столкнулся со смертью другого человека, хранить по этому поводу молчание. Любое упоминание усопших всуе есть толчок к формированию немёртвого его образа, в просторечии именуемого андером. Исключения составляют лишь те, чьи останки были кремированы, и известные персоны – исторические или публичные личности: за проявлениями последних ведётся флатлайнерский надзор. В случае с гражданскими лицами, непрославленными той или иной деятельностью, дозволяется прощальная церемония (непосредственно, в крематории или ином другом общественном месте); последующие прилюдные проявления памяти порицаемы»,

– автор неизвестен, «Флатлайнеры: общение с немёртвыми».

Эпизод первый

Балтийская Республика: Ландовский край

контрольно-пропускной пункт Единой Высоты

1-2/995

Официальные рапорты гласят, что эвакуация прошла успешна, и в Линейной остались только военнослужащие. Пресса пестрит заголовками о своевременном спасении сотни жителей, звучат хвалебные оды армии. По неофициальным данным – на уровне разговоров и сплетен в комментариях – ситуация чуть менее радужная: операция сорвалась по причине вмешательства третьей стороны. Вышестоящие органы пока не делают никаких заявлений. Все материалы, ставящие под сомнение успех предприятия, изъяты из свободного доступа или заблокированы.

Двадцать лет.

Во столько оценили судьбу Линейной. Цепь роковых событий, что привела к невероятной катастрофе… Краем уха Анастази слышит, что во всём обвинили координатора города, господина Фройда. Дескать, тот не спешил начинать эвакуацию и даже не посодействовал отмене общественных мероприятий после падения «Снегиря».

С мертвецов спрос невелик, но именно это имя в итоге звучит на слёте Высшего Совета Сателлитов Единой Высоты. Об инциденте в Линейной отчитывается президент Балтии – в отличие от основателей собрания, редкий гость на их мероприятиях.

Двадцать лет.

Как и многие другие беженцы второй волны, Анастази и Элиот Лайны вынуждены подписать документ о неразглашении произошедшего с ними.

Если инцидент в «Канкане» не удалось скрыть от мировой общественности, то раскрытие обстоятельств отчуждения целого края правительство и, в частности, Красмор берут под свою ответственность. В их представлении новости должны подаваться дозированно, смягчаться иной раз, и всё для того, чтобы иные реакции не спровоцировали новое Восхождение. Любая информация, не признанная официальной, будет подвергаться цензурированию с последующим принятием мер к распространителю данных.

Двадцать лет.

– Вы же вестница, госпожа Лайне, – обращается к ней ландовский златоклюв, и Анастази поднимает на него осоловелый взгляд. – Мы не можем допустить интереса общественности к Синекаму.

Анастази кивает.

Она с завидной лёгкостью подписью даёт согласие.

В конце концов, для неё это не самый страшный документ.

***

Линейная.

Последний живой город погостного края разрушен – отныне земли Синекама нежелательны к посещению, и территория проходит процедуру полного отчуждения.

Выходцам из поражённых зон непринято сохранять одежду – не существует ещё такой чистки, что избавит её от химикатов. Особенно от Воздействия страдают натуральные ткани и материалы: от них избавляются в первую очередь. Синтетика обладает лучшей резистентностью, не допускает отраву до кожи, однако панацеей не является. Исключение составляют некоторые виды амуниции, в число которых, например, входят крематорские доспехи.

Сами выжившие вынуждены проходить депылизацию, заключающуюся в очищении кожи от тлетворных соединений. Обычно процедура реализуется посредством контраста температур, чередуемых следующим образом: холод – тепло – холод. Проводится в душе: ледяной водой смывают налипшую грязь, горячей – расширяют поры, а затем прохладной вымывают оставшееся.

Элиот проходит депылизацию за сестрой. После душа обламываются волосы: укорачиваются, редеют. Парень потрясённо смотрит в зеркало и не узнаёт себя. Под глазами цветут иссиня-красные синяки, а шея и грудь усыпаны тёмными пятнами. Манифест сухой коркой ползёт вверх от ключиц и практически чернеет к кадыку. В горле комом тупая боль.

Почитатель достаёт из предоставленной аптечки апейрон и вдыхает аэрозоль. Отметины едва заметно светлеют. Кожа смягчается.

Но дышать не становится легче.

Следом идут мотуссупрессоры.

Элиот не помнит, какие должен пить – Шарлотта не напомнит ему об этом. Впрочем, в аптечке только «Каредит» да «Локмипан». Брюнет наугад берёт первый и вытряхивает из пузырька на ладонь пару синеватых пилюль. Проглатывает. Открывает кран и наклоняется к бьющей струе.

Хлорированная вода обжигает горло. Боль сменяется першением.

Терпимо.

Элиот устало выдыхает. Облокачивается на раковину, пятернёй зачёсывает волосы назад. Среди мокрых прядей виднеется грязная проседь.

Чистую одежду им выделили. Не новую, но добротную и, главное, тёплую. Элиот одевается и наконец покидает санитарную зону.

Когда он выходит в вестибюль, Анастази ещё у коменданта – именно он, златоклюв Бриль, зачитывает выжившим все нюансы их дальнейшего существования и подаёт документы на подпись. Элиот не знает, чем чреват отказ, но уверен, ответ ему не понравится: на заднем дворе валяются гильзы.

Отголосками горя полнится весь холл административного здания. Впервые за долго время Элиоту удаётся осмыслить всё, что произошло с ним и его миром за последний месяц. Парень смотрит на сданные добровольцами фотографии – находит на них себя и своих умерших друзей. Ему кажется, он на пороге потери сознания, когда осознаёт число погибших.

Приблизительное.

Точные цифры никогда не огласят.

Когда погибших становится больше, чем выживших, мир сходит с ума: на памятниках вместо имён умерших пишут имена живых. Считается, что это не будет бередить раны, и чувство вины не постигнет спасшихся.

Только это так не работает.

Элиот сгорает от гнева и стыда, когда смотрит на собственное имя в конце рукописного списка, вывешенного при входе. Те, кто выбрался из города после прибытия «Осколы». Они с сестрой стали сто сорок третьим и сто сорок четвёртой, соответственно. После них – больше никого.

Хочется себя вычеркнуть, выкинуть, стереть. Едва рука тянется за маркером, как взгляд случайно цепляется за одну из фотографий. В нижнем углу висит снимок с прошлогоднего корпоратива. На него даже попали Фриц с Даналией. Не веря своему зрению, Элиот дрожащей рукой отрывает фотографию и подносит к самому лицу.

– Эл? – внезапно слышит он знакомый голос.

Вздрагивает от неожиданности и оборачивается.

У самого входа стоит Вельпутар.

– Гео? – удивляется брюнет.

– Рад тебя видеть, чел, – радуется тот и обнимает старого знакомого. Похлопывает по плечу и сразу отстраняется. – Я боялся, что никто не выжил. Меня сразу вызвонили, как вы приехали. Знаешь, я-я… мне так стыдно, что ты из-за меня оказался там в ту ночь, не твоя смена даже…

– Забей. Ты же знаешь, я бы и так припёрся, – пытается успокоить приятеля Лайн. Он сам не знает, насколько его слова являются правдой, но это срабатывает:

– Наверное… – утешается Вельпутар и, смущаясь, чешет затылок. – Наверное, мне просто нужно было услышать это от тебя.

Внезапно в здание залетает собака. Та самая, что ещё недавно бессильно лежала у крыльца «Канкана». Псина радостно скулит и мечется меж старыми знакомыми. Сначала она трётся о колени Вельпутара, а затем ластится к Элиоту. Последний, несколько опешив, наклоняется и нерешительно гладит ту по голове.

– Дана была права: здесь хорошая ветеринарка, – со слабой улыбкой делится приятель и, присев, подзывает собаку к себе. – Я назвал её Шавой.

– Типа шавермой что ли? – Впервые за несколько дней Элиот улыбается. Георгий слабо кивает. – Что-то я сомневаюсь, что для собаки это хорошее имя.

Вельпутар невозмутимо пожимает плечами.

Занимается рассвет, когда пережившие Линейную выходят из административного здания и устраиваются на крыльце. Они больше молчат, чем говорят. Провожают современные бронетранспортёры серии «Ворон», военные поезда и крематорские фуры…

– Здесь были и другие, – уже после рассказывает Вельпутар, – из «Канкана». Я застал только сестру Ранайне с мужем – они сказали, что ты спас их.

– Да какой спас? – вяло отмахивается Элиот. – Просто сказал банкетным, что надо валить – ну, и подождал, пока все спустятся. Я бы сам там отсох, если бы не Алиса – она оттащила меня от лестницы и одела маску.

Вельпутар кивает. Мельком глянув на собеседника, уточняет:

– Терминальная?

– Не, вторая. Была третья, на самой границе, но в больнице откачали.

– Хорошо… Во всяком случае, лучше, чем могло бы быть. А что с Алисой?

Внутри всё замирает.

– Нет, – только отвечает почитатель. Качнув головой, добавляет тише: – Дана тоже. Они так и остались в «Адеоле».

Мимо них проезжает вереница из четырёх машин. Возглавляет ряд «Ворон», за ним следуют автобетономешалка и грузовик. Заключительной едет крематорская машина – «коптильня» в народе. Бригады, разъезжающие на таких, не тушат, а поджигают.

– Они готовят землю, – меланхолично комментирует отъезжающий транспорт Георгий, – чтобы оградить очаг.

– А как же эти, ну, спасательные операции? – удивляется Элиот. – Там же ещё могли остаться люди…

– После бомбардировки? – тоскливо усмехается Вельпутар и, подобрав с земли палку, бросает собаки. Та радостно несётся за ней. – Что-то я сомневаюсь. Если запуск ВААРП ещё можно пережить где-то под водой, то взрывы… Не, в городе таких подвалов не было.

– В Церупилсе было бомбоубежище… вроде бы.

– Оттуда вызволили Сениных и Кривых… Ирина, правда, не выжила. Причину, как я понял, так и не смогли установить.

– Она вакцинировалась?

– Говорят, да. Дайомисс успел передать дело о смерти Ранайне и свои подозрения… о подмене. В Родополис. Когда прибытие «Осколы» подтвердилось, я слышал, КОЗ заявили о начале разработки специальной маркировки для «Миротворца», – рассказывает Вельпутар, то и дело вздрагивая от проходящего мимо транспорта. – Я сразу понял, что что-то не так, когда в Ландо приехал этот… один из коллекционеров трагедий.

– Это ещё кто?

– Ты реально не знаешь? – удивлённо. Элиот пожимает плечами. – Он… Кто-то типа журналиста, я не знаю. Этот тип проводит всякие независимые расследования, снимает что-то типа документальных фильмах о… катастрофах и всём таком. Он приехал сюда, как появилась информация о «Канкане». Нашёл меня. Поспрашивал там всякое. А потом… Ну, думаю, ты догадываешься, что работы у него прибавилось.

– Что-то не припомню, чтобы в сети было что-то о «Канкане»…

– Я тоже удивился, но он сказал, мол, у них свои источники.

– Мне всегда казалось, что, ну, создание такой, э, информации, оно как бы регулируется флатлайнерами, – припоминает брюнет. – Что-то я не припомню, чтобы об аварии 75-го года хоть что-то рассказывали…

– А она есть. В смысле, документалка об аварии. Я, честно говоря, сначала тоже удивился, но потом… В общем, мне показали пару кадров. Она существует, – со странным воодушевлением произносит Вельпутар. – Создание такого контента не запрещено, но… нежелательно к распространению, как мне объяснили. Но они всё равно делают. Ждут, когда общество будет готово к освещению трагедий прошлого.

***

Корвина Рейста нет в социальных сетях.

Есть только удалённая страница.

Упоминание того самого – красморовца-посредника – встречается единожды: в краеведческой группе Синекамского края, в посте Фрица о дружбе народов. Ни ссылок, ни фотографий. Ничего. Лишь краткая история знакомства, произошедшая на фоне интереса к Стагету.

– Ты кого-то потеряла там? – замечая у окна потрёпанную девушку, вежливо осведомляется проходящая мимо охотница. На плече её нашивка с флагом Российской Империи. – Прости, если это не моё дело.

– Всё в порядке, – спокойно отвечает Анастази, отворачивая от себя экран протофона. – Все мы… потеряли там кого-то. Скажите, а будут ли списки погибших? Хотя бы… однажды.

– Надеюсь, – только отвечает красморовица и, поклонившись, скрывается в кабинете коменданта.

– Я тоже, – шёпотом вторит Лайне.

Эпизод второй

Балтийская Республика: Ландо

Авелионская улица

1-3/995

– Ну, всё не так уж и плохо, – рассуждает Элиот, ставя пару стаканчиков с кофе на стол. Анастази поднимает на брата сонный взгляд и тихо вздыхает. Тот продолжает: – Ну, если бы всё было плохо, на КПП мы бы увидели ящики с «Осколы»… Кстати, а как они вообще выглядели?

Синекамский край позади. Контрольно-пропускной пункт со множеством документов и хмурыми красморовцами тоже. Теперь близнецы в Ландо – небольшом курортном городке, расположенном в тридцати километрах от погоста. Воздействие не добралось сюда, и жизнь в поселении, несмотря на увеличившееся число военных, продолжает течь в привычном ритме.

– Да-а… и это ты называешь «неплохо»? Серьёзно? – Анастази хмуро оглядывает парковую зону со столиками, за одним из которых они встречают рассвет. – Не помню я, как они выглядели. Надеюсь, всю «Панацею» стёрло вместе с этим проклятым поездом… Чтоб его.

– Хотелось бы… – квёло соглашается близнец, – но я не очень верю в это. Типа знаешь, перед тем, как спрятаться в «Витязе», я видел с той… той отречённой кучу падальщиков. Они тащили эти, ну, думаю, самые ящики на себе, и как-то, ну, не знаю… Сами-то они, наверное, не выбрались бы, с такой-то [ношей] на спинах, но что-то стрёмно мне…

– Мне тоже, – соглашается Анастази и, сделав глоток обжигающего кофе, морщится. – Попали они в город не сами. Кто-то привёз их – у них был транспорт, если… если я правильно поняла.

– Ну, а… Я не знаю, ну, эти двое, получается, всё делали сами, да-нет?

– Вероятно… В принципе, я знаю не больше твоего. Разве что…

– Что?

– В этом всём может быть замешана одна из карпейских вестниц, – неохотно делится подозрениями блондинка. Элиот изумлённо приподнимает бровь. Прочитав в его взгляде вопрос, близняшка отвечает: – Я не знаю, кто. У меня не получилось узнать… да и что бы это дало? Мы всё равно подписались под неразглашением.

– И то верно, – печально вздыхает парень. – Неужели… типа всё? Всё так и закончится?

– А как ещё? – удивляется Анастази. – Без обид, но мы не очень-то с тобой похожи на тех, от кого зависит судьба мира.

Едва солнце становится единоличным правителем небес, а перед кофейными автоматами выстраиваются очереди работающих ландовцев, Лайны покидают парк и движутся по улицам просыпающегося города. Не в пример Линейной здесь оказывается оживлённо даже в столь ранний час.

Автомобили, общественный транспорт – всё без следов поражения. Пусть сама техника не лучше синекамской, но выглядит она значительно новее. Дома, преимущественно простые и деревенские, поддерживаются в должном состоянии; замечая всё это, Элиот осознаёт, насколько убийственна жизнь в очаге Воздействия, пусть даже спящем.

Почитатель неожиданно останавливается. Тоскливо смотрит в сторону. Анастази успевает пройти пару метров, прежде чем замечает отсутствие брата. Возвращается за ним.

Тот неуверенно показывает вперёд.

Перед ними кинотеатр «Олимпик». Скромнее, чем в Линейной: вместо трёх залов здесь один. Однако вывеска, положение и содержание афиш – всё в точности так, как там в последние дни.

– Я не знал, что он был сетевым, – только произносит Элиот и печально опускает взгляд.

– Нам пора ехать, – мягко напоминает Анастази.

Очищенная «Макада» ждёт их неподалёку от выезда из города.

Поездка проходит спокойно: радио тактично молчит, на дороге только белоснежный фургон. До поворота остаётся несколько километров, когда сзади слышится оглушительный рёв, и небо темнеет в выхлопах.

От неожиданности Анастази выдавливает тормоз. По инерции «Макада» проезжает ещё несколько метров, прежде чем останавливается.

С протяжным гулом мимо проносится поезд. Среди крытых вагонов мелькают платформы со скрытым полотнищем грузом. Затем – последний вагон. На краю платформы сидит человек в плаще. Рядом с ним лежит белоснежная маска. За спиной стоит несколько ящиков.