Текст книги "Зимний Фонарь (СИ)"

Автор книги: Тихон Карнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Зимний Фонарь

Предисловие

Случайное становится нормой:

хрящи костенеют – каменеет хлеб,

лишь плоть обращается пеплом.

Нулевая Высота: Синекамский рубеж

1-2/995

Кордон выстроен по всему периметру равнинной границы. Эти земли лишены всякой жизни. Их населяют метафорические призраки – отголоски ушедшего прошлого и несбывшегося будущего. Огнемётными соплами заградотряда возводятся непроницаемые стены пламени. Отчуждённые земли ещё не ограждены: запредельные температуры расходятся пожарами по местным полям и лесам. Свечами вспыхивают деревья.

– Не ссать в доспех! – подбадривает командир свой взвод. – В наших руках судьба всей Балтии, так что не расслабляйтесь!

Броня многочисленных воинов черна от копоти и сажи.

– Так точно! – единым гласом подтверждают крематоры-огнемётчики, и на краткий миг огненная стена становится ярче и выше.

Удовлетворённый результатом командир заводит руки за спину и движется в сторону последнего выжившего. Они встретили его прямо здесь, на дороге. Живого, пусть и поражённого. Иноземец – судя по акценту – едва держится на ногах. Ему уже оказали первую помощь, и теперь он ждёт транспорт, что доставит его до ближайшего КПП.

– Ну ты как, дружок? – доброжелательно справляется о самочувствии крематор. Выживший качает головой. – Как тебе удалось пережить запуск?

– В воде, – хрипло отвечает тот, – она не пропускает… излучение? Поля, кажется. Простите, мой нова эспере… не очень хорош.

Во время диалога командир замечает на неизвестном защитную маску. Опаленная и разбитая накладка эполетом висит на его плече. Опознавательных знаков, свойственным военнослужащим, нет.

– Повезло так повезло, – принимает командир. Украдкой глянув на выставленный заградотряд, наклоняется и вполголоса спрашивает: – Сынок, а ты вообще знаешь, что в городе-то стряслось?

– Как и всегда, – меланхолично произносит выживший и с ироничной усмешкой выдаёт: – Человечество вновь победило.

Глава первая. Немёртвая Царевна

«…какими только верованиями не полнилась земля. Десятки пантеонов с сотнями демиургов и мифов порождали бесчисленное множество культов с собственными учениями и последователями. Человеческая вера была настолько сильна и неистребима, что однажды демиурги обрели плоть и предстали перед своими подданными. Однако страх последних оказался сильнее почтения, и прекрасные создания веры обратились в монстров, воплотивших собой потаённые кошмары людского сознания. Мир запомнил демиургов как великанов, чьи способности стократно превышают человеческие возможности…»

– автор неизвестен, предисловие «Ворто пи Ланг».

Эпизод первый

Российская Империя: Синекамская губерния

Стагетский Предел

12-31/917

Конец света является песней. Гимны трубят не прекрасному миру, но мощной войне. Тишина пронизана дифирамбами страха: визгами летящих снарядов и воем сирен. Параличом посмертия отдаётся воздушная тревога, и смерть начинает танец.

Бледное небо иссечено химиотрассами, расползающимися грязью над разрушенными городами. Отравленные облака выплёвывают тёмные осадки. Смог сливается с утренним туманом, обращая день в сумерки. У горизонта снежинками падают самолёты. Надвигающаяся буря проглатывает подбитых «птиц»: всполохи взрывов не коптят небеса. По занесённым пеплом дорогам курсируют фуры, доверху гружённые телами и техникой. Подобно «Снегирям» они растворяются в огнях агонизирующего мира.

Стагетский замок разрушен. Все ходы уничтожены: западный завален обломками крепостной стены, а восточный взорван. Где-то под землёй кричат беженцы: подвалы замка стали для них не убежищем, но ловушкой.

Внутренний двор растекается кровавым болотом. Всё стало единым: отныне одну могилу делят убитые язычники и погибшие гвардейцы. Воины-демиборцы, служившие Параду. Их цель, единственная и верная, есть уничтожение демиургов или, как говорят в просторечии, деми. Это то, ради чего были они рождены. То, во имя чего гибнут.

Переливаясь в отсветах подожжённых построек, крепостной ров бликует керосиновой радугой.

Аверс Реверсон, один из стагетских капитанов, печально усмехается, глядя на поцелованные смертью тела. Именно под его руководством были разгромлены напавшие на Ста́гет язычники. Культисты из Синека́мского Храма Восхождения, поклонявшиеся Не́моку, Отцу Боли. Так жнецы, к коим относился Аверс, прозвали деми болезней.

Стянув респиратор, мужчина сплёвывает приправленную элегическим токсином слюну и закуривает. Черты его лица остры. Сияющая белизной кожа иссечена шрамами. Крупные глаза – как следствие неизученного дефекта – абсолютно чёрные, а зрачки светятся белым огнём. Дым папиросы, выходящий из тонкогубого рта, сливается с парами декабрьского холода.

Реверсон подходит к краю обрыва. Весь пологий спуск, вплоть до низменности, устлан разбитыми бомбардировщиками с замурованными в кабинах пилотами. «Снегири» ещё источают остатки элегии, облизавшей напалмом весь Синекам. Улицы Це́рупилса чернеют снегом. Вместо зданий – жалкие обломки. Никак и нигде не скрыться от неестественных плодов Войны.

– Ну ты это видел? Видел, да?! – К капитану подлетает возбуждённая estelatte, Рагнара Эскельсон. Молодая женщина, чья семья была истреблена Культом. В ночь, когда они вновь встретились, будущую жницу собирались принести в жертву Отцу Боли. – Они сделали это. Всё получилось!

Взгляд цепляется за распятого на каменном остове комтура. Его убили первым; в момент начала атаки деми во двор прорвались синекамские культисты. Свою малочисленность они компенсировали гвоздемётами с захваченного завода. Эффективность «оружия» в их представлении оказалась завышенной, а преимущество неожиданности – краткосрочным.

– Ха-х, вынужден признать, – не скрывая облегчения, отзывается Реверсон, угощая протеже табаком. Та охотно вытягивает из портсигара папиросу и закуривает, – «Снегири» и впрямь к добру…

– Они были восхитительны, deemoire, – соглашается Рагнара, смотря на растворяющиеся вдали самолёты, – но, к сожалению, не без потерь. Некоторых лётчиц парализовало воздействие Немока, и они не справились с управлением.

– Zoic, я видел, – подтверждает капитан, выдыхая облако дыма. – Это прискорбно. Уверен, Император позаботится об их родственниках.

Собственные слова кажутся не столь убедительными, когда Аверс ловит осуждающий взгляд Царевны. Величественной девы, что гальюном украшает их гниющий корабль. Раньше горельеф служил свидетельством союза двух держав, теперь – напоминанием о бесчинствах и смертях.

Прототипом Царевны стала Вендига Ганноморт, наследница трона Карпейского Каэльтства и невеста основателя ордена демиборцев – Оскара из рода Труворичей, российского цесаревича по прозвищу «Неупокоенный».

Незадолго до бракосочетания каэльтину скомпрометировали при проведении демиургического ритуала. Магистр счёл это личным оскорблением и собственноручно убил возлюбленную со всеми её приближёнными. В историю это вошло как Свинцовая свадьба.

– Теперь мы квиты, – севшим голосом произносит стоящий в стороне демиборец. Он ранен: повреждённая рука зафиксирована полевым бандажом. Склонив голову пред павшими, воин снимает правой рукой суконный шлем и почтительно склоняет голову. – Встретимся на другой стороне, друзья.

Послужной список Парада велик, равно как и деяния, что обеспечили демиборцам место на аллее героев. Однако триумф продлился недолго: около трёх лет назад произошла катастрофа. После нисхождения предшествующей деми – Хе́лты, Матери Разрушений – боевой отряд во главе с цесаревичем исчез. Связь была утеряна, когда они достигли Теу́града, города первоправителей. Парад остался без магистра, а Пределы – предоставлены самим себе.

– К-капитан Реверсон, – пытается нагнать жнеца запыхавшийся связист, держащий подмышкой свёрнутые рулоны бумаги, – п-послушайте, господин Реверсон! Я-я не знаю, к кому ещё обратиться.

Опомнившись, капитан отрывает взгляд от Царевны. К своему стыду, он не помнит юнца и не узнаёт. Хмуро оглядывает его. Несуразный мальчишка, на вид не больше двадцати.

– Чего тебе, – реагирует тот раздражённо, прищуриваясь в надежде разглядеть именую нашивку, – Долорайтис?

– Ни один из Пределов не выходит на связь, капитан, – пытаясь отдышаться, сообщает молодой человек. Он останавливается и упирает руки в колени, – и это уже похоже на закономерность. С востока на запад все Пределы выбывают. Вчера Родополис был, а сегодня…

– Значит, плохо пытался, – растягивая обветренные губы в улыбке, отвечает Рагнара и поворачивается к Реверсону. – Это действительно то, в чём вы можете помочь, капитан?

Тот безмолвно смотрит вдаль. На подпаленный серый флаг, на разрушенную смотровую башню.

– Вас это удивляет, господин Долорайтис? – пытаясь скрыть тревогу, допытывается капитан. В момент особо сильного волнения акцент, карпейский, становится сильней. – Орден погряз в междоусобицах: преемника магистр не назначил, и, фактически, мы – это всё, что осталось от Парада. Полагаете, пока остальные грызут друг другу глотки, кому-то из них есть дело до нас?

– Это вы погорячились, господин Реверсон, – со странной насмешкой в голосе отмечает Рагнара, рассматривая свои ногти. – Йер-Агрисский Предел не успел побороться за власть – его вырезали сектанты вроде этих.

– Но Родополис…

– Там и без тебя дел хватает, – отмахивается женщина. – Не удивлюсь, если они тебя намеренно игнорируют – меня вот ты уже утомил.

– Но Родополис, как и мы, сохранил нейтралитет! – продолжает настаивать на своём Долорайтис и взмахивает рукой. Свитки сыплются под ноги. – Их комтурша…

– Fadoghtkon, Долорайтис – Рагнара права, – отрезает Аверс. – Хватит донимать соседние Пределы. Если тебе больше нечем заняться, можешь связаться с Красмор. Доложи им об успешном нисхождении и передай координатору Монтгомери личную благодарность от меня.

Красмор – международная военизированная организация, заинтересованная в изучении демиургического вмешательства и сохранении правопорядка. До исчезновения цесаревича она действовала в обход Парада, стремившемуся стереть все следы Восхождений. Те Пределы, что не исчезли в ходе междоусобиц, вступили в альянс с Красмор, ибо та располагала более качественным вооружением, в том числе «Снегирями» – наилучшими бомбардировщиками современности.

– Так точно, – смиряется Долорайтис, собирая бумаги. Данные расплываются чернилами и кровью. – Что-нибудь ещё?

– Возьми с собой Веру, – настаивает Рагнара, заискивающе поглядывая на капитана. Тот благосклонно кивает. – Пусть проверит окрестности. Мало ли, там ещё эти выродки остались.

– Слушаю-с, – покорно отвечает связист и, опустив голову, удаляется.

Капитан и estelatte вновь остаются один на один.

– Ладно, раз с формальностями покончено… – начинает тот. – Sero sazerkkon anntoj haddonker? Его уже можно увидеть?

– Пока только издали – там эта градеминская вестница проводит Нисхождение. Всё провоняла своим фимиамом…

Те немногие, что не занялись разборами завалов, толпятся у разрушенной крепостной стены. Поднося к глазам бинокль, Аверс выходит вперёд. Среди поломанных деревьев лежит поверженный гигант. Поражённая химикатами плоть, месиво из нарывов, опухолей и язв, растворяется в кислотной дымке. Обнажается сверкающий металлом скелет – деметалл. Поднимающееся ввысь вещество обогащено тлетворными соединениями. То есть посмертный дар Немока, скрытый в тени минувшей победы, – элегический манифест.

Вдоль тела великана бредёт вестница. Отзвуки её тоскливых напевов теряются в гуле ненастья. Серебристая чаша, раскалённая жаром углей, непокорно покачивается в женских руках. Кадильница чадит фиалковым дымом. Чуть в стороне, привалившись к стене, сидит гард, обязанный защищать покровительницу ценой собственной жизни – с коей он, впрочем, уже расстался.

Окуривание останков является вынужденной мерой по сдерживанию выделяемого яда, дабы у специалистов была возможность транспортировать деми в более безопасное место.

Лишь неожиданный крик вынуждает Аверса отложить созерцание триумфа. Обернувшись, капитан видит, как одна из его подопечных схватила выжившую в бойне культистку. Та тщетно сопротивляется, пытается вырваться. Белоснежная её ряса грязна, а чёрная колоратка небрежно топорщится. Косы растрёпаны. Лицо краснеет от слёз. На лбу белеет татуировка перевёрнутого полумесяца, разделённого горизонтальной линией по центру.

– Не трогай её, – приказывает Реверсон. Жница оторопело смотрит на командира. На мгновение язычница прекращает плакать и поднимает на мужчину затравленный взгляд. – Моргейт… Немок пал.

Культистка плюёт в капитана. Тот спокойно вытирает лицо платком и усмехается. За этим не следует ничего, что причинило бы незнакомке какой-либо вред. Вместо этого жница поднимают её на ноги и ослабляет хватку.

– Да чтоб вы все сдохли! – яростно кричит та и с достоинством выправляется. – Лучше бы закончили, пока ваше время не истекло.

Мимо них тем временем проносится пара демиборцев: связист Долорайтис в сопровождении разведчицы Веры Озолины, вооружённой винтовкой Dis калибра 7,62. Они спешно покидают призамковую территорию и начинают подъём в гору по вырезанной в камне лестнице.

– У тебя ещё будет возможность умереть за свои haddonis, – скептически отзывается Аверс. – Не торопись. Полагаешь, ты первая, кто так говорит?

– Что? – недоверчиво озираясь, спрашивает девушка. – Ты о чём?

– По договорённости с Красмор, – хрипло отвечает стоящая рядом жница и снимает противогаз. Перед язычницей оказывается седеющая черноволосая женщина, Алана Моргейт, – мы не имеем права убивать тех, чьё божество уничтожено, ибо у них появляется возможность отречься от Слова.

– Fon, мы вынуждены передать тебя пернатым.

– Ни в жизнь, – цедит культистка, мрачно глядя исподлобья.

Аверс напряжённо сводит брови и угрожающе приближается. Культистка стоит всё также неподвижно. Ей нестрашно. Она с вызовом смотрит в бездну вражеских глаз и усмехается.

– Покуда при тебе твой смертник, ты жив, но потеряешь его – и тебя больше не существует, – скалясь улыбкой, шепчет карпеец и склоняется к девушке. Срывает с шеи языческий амулет – литеру Немока, напоминающую птичью лапу. Жнец беззвучно читает вырезанное на обороте имя. Улыбка становится всё более зловещей. Сжав кулак, мужчина ломает амулет и бросает на землю. – Твой бог мёртв. Saj erevo, Самана Гармане.

Эпизод второй

Российская Империя: Синекамская губерния

телекоммуникационная вышка «Азора»

12-31/917

Густеющий по сторонам лес припорошен снегом. Холод, незримый в раскалённом битвой замке, пробирает до костей. Янис Долорайтис ёжится, когда на шапку падает снежная пригоршня. Ругаясь под нос, молодой человек снимает ушанку и отряхивает её. В горстке темнеет элегический субстрат.

– Правда, Ян, дался тебе этот Реверсон. Он в жизни не командовал кем-то больше группки жнецов, а ты ждёшь от него каких-то решений, – рассуждает Вера, зубами зажимая рыхлый фильтр папиросы. Терпкий запах табака настолько силён, что Долорайтис кашляет. – О, какие мы нежные… Да и, между нами, знаешь, этого карпейца могла продвинуть разве что чья-то смерть. Давай лучше о чём-нибудь другом.

Связист недовольно хмыкает. В сравнении с остальными – братьями да сёстрами – в Стагете он недолго. За его пределами, впрочем, тоже.

– А ты сама откуда будешь? – как бы невзначай интересуется молодой человек во время небольшой передышки. Подъём пройден на четверть. Этой высоты достаточно, чтобы узреть природу низменности, расстилающуюся под склонами гор. – До чего же здесь красиво…

– Неместный, значит? – догадывается разведчица и останавливается рядом. Запрокинув голову, прищуривается и указывает куда-то вдаль. – Мой дом примерно там, на юге Церупилса.

Юноша знает, что дома его спутницу никто не ждёт. Лишь хозяйство, пришедшее с мором войны в упадок.

– Загляденье, – восторгается Долорайтис, силясь отогнать волнения. – А я вот недавно перебрался в Линейную с Родополиса. Познакомился в университете с одной практиканткой, и вот я уже тут…

Неподалёку скрипят птичьи глотки. Яйца с невылупившимися птенцами иссыхают и трескаются. Груды тушек валятся ниц.

– Как зовут эту счастливицу?

– Антонина.

На вытянутой из нагрудного кармана фотокарточке запечатлена темноволосая женщина со светлыми глазами. Из-за очков её взгляд кажется холодным, но губы теплеют улыбкой.

– Мои поздравления, – произносит Озолина и хлопает сослуживца по плечу. Со стороны кустов трещат ветки. – Чу! ты это слышал?

Янис неуверенно кивает. К нему возвращается прежняя тревога. Тем временем разведчица, навострив слух, поднимает винтовку и стволом раздвигает колючие заросли. В прицеле пустота. Женщина по пояс увязает в гуще. Долорайтис, игнорируя цыканье, предаётся тягучим мыслям:

– Происходит действительно что-то странное… Ты только не смейся, но это серьёзно: остальные Пределы уже несколько недель не выходят на связь. Я уже пытался до этого хоть что-то узнать у Монтгомери, но… ничего.

– Сомневаюсь, что они ничего не знают. Эти, Ян, всегда всё знают: тут, скорее, дело в том, что они не хотят, чтобы о чём-то узнали мы… – гнетущим шёпотом предполагает женщина – Янис заинтригованно вслушивается. – О том, что может навредить нашему союзу с Красмор… Так начинаются всякие теории заговора?

– Никакая это не теория заговора! – пытается возмутиться юноша. Кончики его ушей краснеют – то ли от холода, то ли от гнева. Тогда же демиборцы наконец добираются до пункта назначения. – Народ верит в воскресение цесаревича… Что, если байки о легионе нежити вовсе не детские страшилки?

– Поумерь своё воображение, Долорайтис, – советует Вера. – Нашёл что слушать, право. Не кликай беду: мысли материальны, а кроме нас здесь могут быть разве что заблудшие клерикалы…

Для Озолины эти слова становятся последними. Как и прочие демиборцы, она погибла, лишь взглянув в лицо подлинного противника.

***

Бесчувственное тело демиборицы подвешивают к балке над станцией связи. Громоздкая аппаратура занимает всю площадку под опорой линии электропередач. Труп на её фоне кажется незначительным, малым. Запястья его связаны верёвкой, а на голову натянут мешок. Мешковина скрывает застывший на лице страх, впитывая обильный ток крови.

Несколько выстрелов – и нет больше Веры.

Янис не знает, в чём они провинились, но уверен, что будет следующим.

За спиной раздаётся приглушённый напев. Песнь, ставшая гимном Параду. Долорайтис вздрагивает. Скрючивается над столом с микрофоном и спешно настраивает частоту. Он боится обернуться, ибо верит, что излишнее любопытство приблизит его гибель. Дрожь сковывает руки. Настройка передатчика занимает больше обычного.

Нервно сглатывая, связист старается не вспоминать о своей невесте, дожидающейся его всего-то в пятидесяти километрах от Стагета. Всё то, что прежде давало ему сил, обращается прахом. Фотокарточка, что юноша сжимает в руке, заляпана кровью и грязью.

Это не то, чего он хотел.

– Мы же служили вам верой и правдой, – севшим голосом проговаривает Долорайтис, надеясь хоть как-то оттянуть момент. Надеясь на подмогу. Однако никто не приходит. – Зачем вы это делаете?

– Во имя войны, разумеется, – отвечает загробный шёпот, и удавка оплетает шею связиста. В следующее мгновение он чувствует, как обладатель голоса наклоняется к нему, – до чего же она прекрасна.

Вскорости на аварийной частоте 144.23.201 FYD появляется следующее сообщение: «Культисты и все демиборцы лежат мёртвые на руинах, все люди мертвы. Цесаревич вернулся. Меня зовут Янис Долорайтис, и я умираю».

Эпизод третий

Российская Империя: Синекамская губерния

Стагетский Предел

12-31/917

Ужасающий крик раскатистым громом потрясает горы. Птицы с громкими всхлипами поднимаются ввысь. По ступеням, ведущим к телекоммуникационной вышке, стекает кровавый ручей. Лежащий на земле снег алеет.

Скрипят ворота. Хлюпают приближающиеся шаги. Двор наполняется беспокойными перешёптываниями. Замечая тревогу сослуживцев, Реверсон оборачивается и видит подволакивающего ногу человека.

Долорайтис… вернулся.

Спина его утыкана стрелами. Ни жив ни мёртв он стоит посреди двора.

Капитан ошеломлённо приоткрывает рот – разве тот не должен был умереть с таким количеством попаданий?

Демиборцы сторонятся связиста как поражённого. Отзвуки крика к тому моменту превращаются в подобие миража.

– Долорайтис, – неуверенно обращается к вернувшемуся Аверс, – что с тобой произошло? Sero Вера?

Долорайтис неестественно запрокидывает голову. Глаза его закрыты. Рот открывается с натужным хрипом. Сквозь бульканья прорезаются слова:

– Наступает наш Парад… – чужеродный шёпот звучит так, будто кто-то исполняет погребальную симфонию на голосовых связках юноши. – Наступает наш Парад…

Цепенея от ужаса, капитана смотрит на Долорайтиса. На тело, что уже мертво, но по-прежнему держится на ногах. Аверс не выдерживает и, выхватив из кобуры револьвер, стреляет. Всё происходит настолько быстро, что по итогу жнец даже сомневается, что попал. Впрочем, связист падает… и вроде даже замертво. Хмурясь, Реверсон подаётся к культистке и хватает за ворот.

– Твоих рук, – сквозь зубы цедит карпеец, – ker-haddon?..

Самана вскидывает бровь и чуть наклоняет голову.

– Чего вы так испугались, капитан? – зловеще интересуется она и вытягивает шею. – У страха глаза велики?

Тишина наполняется свистом, хрустом веток… Из-за стены вылетает бутылка с зажигательной смесью. Клочок подожжённой ткани – обрывок воинской накидки – горит. Падает сосуд точно в приправленный керосином ров. За вспышкой следует огонь. Оно молниеносно растекается по трупам.

– Ejs! – выругивается капитан. Непроизвольно отшатывается, когда языки пламени тянутся за ним. – Нужно потушить огонь!

Несколько демиборцев наперевес с вёдрами воды бросаются в пекло. Однако все попытки ликвидировать пожар безуспешны. Аверс, недобро сверкая глазами, смотрит на укрепление перед воротами. Помост возвышается в паре метров над землёй. Покуда смотровая башня вне доступа, это – единственная возможность расширить обзор.

– Пошли, – хватая культистку, рычит капитан. Стоит той воспротивиться, как у её виска сверкает дуло револьвера, – встретим гостей вместе.

– Это не наши, – уже не так уверенно лепечет Гармане, – клянусь.

– Сейчас мы это проверим.

Он доводит сектантку до деревянной лестницы и толкает вперёд. Девушка едва не падает, но вовремя хватается за перилу. Когда Самана оборачивается, то видит наставленное на неё оружие.

– Тебе помочь, – едко спрашивает капитан, – или у страха глаза велики?

Отвернувшись, культистка что-то произносит одними губами, поднимая взор к опаленным небесам, и несмело поднимается. В какой-то момент Аверс убирает палец с крючка и опускает револьвер.

– Я никого не вижу. Здесь очень… туманно, – со странным волнением сообщает девушка, переводя взгляд на Реверсона. Тот недовольно морщится. В этот же момент стрела пронзает женское сердце. – О деми…

Касаясь чёрного оперенья, Самана Гармане припадает к ограждению. Глаза закатываются. Из пробитой груди бежит кровь. Пара капель застывает в уголках пересохших губ. Прежде чем умереть, девушка слышит дуновения ветра и шёпот надвигающихся Слов: «Наступает наш Парад…»

– Закрыть ворота! – взмахом руки приказывает Аверс. – Оружие наизготове!

Демиборцы бросаются в рассыпную: кто в спешке несётся затворять ворота, кто – вооружиться чем покрепче да понадёжней. Секунды превращаются в вечность. Только тогда капитан понимает, что уже слишком поздно.

Ворота распахиваются настежь.

Туман могильного хлада расстилается по земле. Слышится лязг пластинчатой брони и мечей. Сквозь мглу прорезается красноватое свечение. Десятки устремлённых вперёд огней… Аверс пятится, когда они приближаются. Следующая догадка шокирует его даже сильнее: это не просто огни, это – глаза.

– Смерть так и не остановила вас, – раздаётся смутно знакомый голос, и демиборцы поднимают оружие, – не так ли, друзья?

Навстречу выходит высокий мужчина в броне. Опаленный плащ расстёгнут – поверх кольчуги темнеет рубашка. Полоски крашеной кожи служат многочисленными ремнями. Голову венчает широкополая шляпа.

– Цесаревич вернулся… – тревожно перешёптывается толпа. – Но как? Этого не может быть…

Реверсон подаётся вперёд и, набравшись мужества, поднимает руки. Револьвер угрожающе поблёскивает в сумрачном свете.

– Магистр, – силится почтительно улыбнуться капитан, – мы не ожидали вашего возвращения. По земле ходит молва, eni zos battefkos, и ваше появление как нельзя вовремя… Полагаю, поход прошёл успешно?

Цесаревич молчит. Вместо ответа он, придерживая шляпу, стягивает противогаз, и зрелище парализует демиборцев – так, будто перед ними деми во плоти. Волевые черты лица наследника престола российского уподобились до черепа, обтянутого пергаментом кожи. За выжженными веками пылают налитые кровью глаза. Аверс испытывает подлинный, почти первобытный страх, когда пасть немёртвого, лишь подобие человеческого рта, растягивается в безумной, несмываемой улыбке.

Оскар поднимает руку.

Смурная ночь озаряется светом. Синекам наполняется гулом воздушной тревоги. Эскадрилья «Снегирей» с разворота движется на Стагет. Люки бомбардировщиков открываются. Неподалёку падают несколько бомб. Кубометры отравляющего вещества покрывают низменность и, по мере приближения к горам, плотным облаком окутывают Предел.

Оскар сжимает руку в кулак.

Элегия обволакивает земли ордена – видимость сводится к нулю. Мертвецы бросаются в атаку. Многие демиборцы покидают мир под массированным обстрелом. Другие – под градом пуль. В рваных ранах расползаются тела. Обрываются километры кровеносных сосудов – крошатся кости.

Каждое попадание Реверсон чувствует с запредельной чёткостью. Как пули, дробя рёбра, пробивают лёгкие и расцветают жуткими свинцовыми цветами. Как их лепестки щекочут сердце и бутонами вгрызаются в мышцы. Как их металлический нектар сочится из его рта.

Последние пять минут жизни капитана полны неутихающими криками и шелестом пламени. Мужчина знает, что никто из Стагета не вернётся домой. Никогда. Армады кораблей исчезнут под гнётом воды. Механические титаны развалятся от бесконечных перегрузок систем… Вся та мощь, что созидало человечество, обратится прахом. Пришедшая с севера буря сотрёт следы их поражения вместе с историей и доблестью славного ордена. Балтийское море озарится прощальными огнями.

Рядом заваливается Рагнара. Она ещё жива, когда элегия заживо разъедает её плоть. Кричит, когда тело обращается углём. Умирает, и Аверс ничего не может с этим сделать.

Элегические частицы холодом вгрызаются в кожу. Обжигающая чернота сковывает конечности. Аверс с хрипом падает на колени. Возносит взгляд к небесам. Ложится набок. Устало закрывает глаза.

Не умирает.

Имей боль физическое воплощение, он бы непременно стал её лицом.

Пока остальные умирают, Реверсон впадает в подобие сопора. Боль перерастает в слабость и теряет значение. Уставшее сердце пропускает несколько ударов. Затем кровь вновь набирает силу, и тепло жизни наполняет его. Карпеец гневно сжимает кулак. Приподнимается. Открывает глаза.

Смерть не заберёт его.

Никогда.

С губ срывается слабый хрип. Пережимая решето ран, Аверс поднимается. Мышцы наливаются тяжестью. Так затягиваются его раны. Жнец болезненно постанывает, когда регенерирующая сила выталкивает наружу фрагменты свинца. Забытый, капитан становится единственным живым, кто видит бардак во дворе.

Ревенанты тем временем разворачивают одну из пушек на Царевну. Забрасывает в канал осколок уранового солнца и производят залп. Прекрасная Вендига рассыпается мириадами частиц: кусочки камня и костей усыпают землю. Лишь лицо каэльтины остаётся целым. Реверсон непроизвольно замирает, когда оно падает к его ногам.

– Ты мог стать героем, – сквозь зубы цедит тот, подходя к цесаревичу немёртвых, – а стал…

Неупокоенный медленно кивает. Оборачивается. Натягивает на кисть кольчужную перчатку с пластинами на тыльной стороне. От манжеты отходят резиновые трубки с иглами. Оскар вставляет каждую из них во внутренний сгиб локтя. Воспользовавшись моментом, демиборец выхватывает из ножен скимитар. Наставляет меч на магистра.

– …монстром? Воплощением кошмаров? – не без удовольствия предполагает цесаревич. – Так ли мы теперь отличаемся, капитан? Люди верили в нас, и посмотри, во что мы превратились.

Последняя игла проникает в вену. Грязная кровь наполняет трубки. Неупокоенный отводит руку, и перчатка трансформируется в окутанный дымом клинок. Сплав, из которого он выкован, сочится прожигающим камни ядом.

– Это с вами сделали не люди, – пылая праведным гневом, почти по слогам произносит мужчина, – а стремление к власти.

Демиборец бросается вперёд. Размахнувшись, наискось бьёт мечом. Шагом в сторону Оскар уклоняется. Толкает капитана локтем. Тот глухо рычит и вовремя отбивает удар проклятого клинка. Капли яда градом заливают площадь. Прожжённый булыжник дымится.

– Как бы не так, – отвечает немёртвый и замахивается.

Капитан умело отбивает удары.

Один за другим.

Свистит рассекающая воздух сталь.

Аверс постоянно отдаляется, пытается разорвать дистанцию. Тогда Оскар берёт меч в две руки. Следует мощный удар. Растерявшись, карпеец закрывается металлической пластиной на руке. Та не выдерживает напора и слетает. Лезвие вонзается в плоть. Выплёвывает яд прямо в кровь.

Отчаянным рывком жнец отводит проклятый клинок. В последний момент мужчина уворачивается от рубящего удара и отпрыгивает. Его неумолимо затягивает в выкипевшее болото.

Вспоротые пальцы обильно текут. Плащ продолжает дымиться накопленной отравой. Дыхания решительно не хватает.

– Zos soharkon, – задыхается капитан и, хрипло усмехаясь, лезвием блокирует очередной удар, – eni battefkos-nof zex itef.

Клинки скрещиваются со звоном. Отзвук его проходит по всему Синекаму, сливаясь с колокольным плачем Храма. Искры раскалившейся стали брызжут во все стороны. Реверсон изо всех сил пытается удержать скользящую рукоять. Лезвие собственного оружия неумолимо приближается к лицу. Демиборец выгибается. Отворачиваясь, пытается отклониться. Плоскость скимитара заметно темнеет. От напряжения начинают дрожать руки. Оскар выбивает скимитар и пинает противника в грудь. Заносит над ним клинок и замирает, наслаждаясь очередным триумфом.

Готовый принять новую смерть, Аверс замечает сотканный сумраком женский силуэт. Чаровница появляется из дыма с туманом. Завидевшие её ревенанты, опуская головы, преклоняют перед ней колени. Женщина равнодушно взирает на растущее пепелище и тела, оставленные к трапезе воронов.

Незваная гостья окутана глухим трауром, и голову её украшает корона, собранная из гильз. На кипенном лице зияют пустотой глазницы. В порывах ветра шлейфы одежд обращаются прахом. Правая рука немёртвой перетекает в длинный меч, флиссу, навершие которой выполнено в виде лисьей морды.