Текст книги "Зимний Фонарь (СИ)"

Автор книги: Тихон Карнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава девятая. Ласточка

«Вплоть до VIII века роботарии занимались исключительно машинным трудом; изредка им отводилась роль дворников и сопроводителей общественного транспорта (со временем функционал последних расширился, и они могли управлять доверенными средствами передвижения).

Переломный момент настал в 757 году, когда в городе А́рхиве, что находится на юге Карпейского Каэльтства, с благословления правящей династии был открыт Мировой Театр Синтетических Артистов. Именно там на премьерном показе оперы Гоха «Громовой край» в качестве исполнителей были представлены усовершенствованные роботарии. В отличие от предшественников, они обладали более проработанным гуманоидным обликом, а процессоры обрели голоса. В течение следующего столетия во всех театрализованных представлениях живых актёров заменили на роботариев. Аналогичные изменения затронули карпейский синематограф тех лет.

На фоне этого в театральных кругах зрели недовольства: в прессе то и дело освещали скандалы, связанные со служебными романами. Так, например, в 831 году стало известно об отношениях человека-мужчины и роботарии-женщины с летальным исходом для обоих. LIind было проведено независимое расследование, в ходе которого удалось установить, что, несмотря на возможность проявлять эмоции, роботарии не имеют собственного самосознания в следствии несовершенства технологий; то, что людьми принимается за таковое, является итогом техники отражения находящегося рядом человека.

В этот же период технологией производства актуальных моделей заинтересовались и Чёрные Зори, и Парад – сторонники военной мобилизации полагали возможным если не заменить армию машинами, то существенно дополнить. Однако серийное производство так и не было начато: создание новейших роботариев оказалось слишком дорогостоящим предприятием. Впрочем, это не помешало мобилизовать уже существующие модели после событий Свинцовой свадьбы. Также этому поспособствовали артистические старого света»,

– М. Ликет, «Жизнь и театр Карпейского Каэльтства».

Эпизод первый

Балтийская Республика: Линейная

гостиница «Тихий Холм»

12-27/994

Жизнь в Линейной останавливается. Сутками напролёт над городом вьётся дым. Дым густой и вязкий. Оседающий чёрным пеплом на улицах. Траур проникает в каждый дом. Свеча с фиалковой отдушкой горит на всякой тумбе и столе. Малолюдные улицы становятся совсем пустыми – в газетах пишут, что такой тишины не было со времён аварии в Прайрисн.

Рядом лежит нагое тело. Повернувшись вполоборота, Кемром изучающе рассматривает конвенционально красивую девушку. Её фигура стройна, а золотистые локоны размотаны по подушке. Лицо, едва поплывшее макияжем, выглядит умиротворённым. Похоть минувшей ночи оставляет капитана. Глаза – насколько это возможно при дефекте – полнятся сочувствием. Накрывая вчерашнюю спутницу кипенной простынёй, мужчина невзначай касается её кожи – холодная. Мёртвая.

– Если бы я не знала тебя, – сипит знакомый голос. Рядом с окном сидит Рагнара. Маска её приподнята, а в руке стакан с солодом, – то решила, что она умерла от близости с тобой.

На внутреннем сгибе локтя любовницы чернеет прокол.

– Ей досталась «Панацея», – поясняет Кемром и теряется, когда понимает, что в его словах нет необходимости. – Я не знал…

– Тебе правда есть до этого дело? – интересуется estelatte. – После нас всё равно никого не останется. Надеюсь, теперь тебе легче.

Кемром горько усмехается.

– Патологоанатом будет в восторге, – невесело отмечает он и небрежно извлекает из портсигара самокрутку. Закуривает. Химический запах триумфа наполняет номер. – Полагаю, у тебя были веские причины вломиться сюда.

– Один человек в городе очень интересуется ВААРП-генератором. – Подельница наконец поворачивается к нему, и мужчина видит сереющую шрамами нижнюю часть лица. – Ты когда-нибудь слышал о Корвине Рейсте?

– Рейст, ха-х? – задумчиво переспрашивает капитан и, накинув на плечи халат, слезает с кровати. – Geache, не думал, что встречу его здесь. Ты уверена, eni sazerkkon anntoj vejten?

– Значит, не зря я обратила на это внимание. – Рагнара пригубляет стакан и делает небольшой глоток. Недостаток кожи со стороны очевидней: Кемром видит, как янтарная жидкость течёт по пищеводу. – Навести справки?

– Если не затруднит, – соглашается капитан и, на ходу завязывая пояс халата, направляется к застеклённым дверям балкона.

Свежесть воздуха обманчива. Пыль повсеместна. Пусть роса и пригвоздила большую её часть к траве, дозиметры зашкаливают. Из-за каждого угла, из каждой подворотни слышатся их потрескивания.

– Линейная обречена, – говорит Кемром, когда выходит на балкон с папиросой в зубах. – Сколько у нас до прибытия?

– По моим расчётом, – механически отвечает женщина, и капитан понимает, что та немногим отличается от роботариев – безразличие, приправленное автоматизмом покорности, и примитивнейшее отражение собеседника. При жизни она такой не была, – через несколько дней.

– Значит, ко второму этапу? – деловито уточняет мужчина и выдыхает облако химического дыма. В отличие от табачного, он владеет большей плотность и рассеивается куда медленнее. – Плохо… то есть, хорошо.

– Мне всё равно: я мёртвая. – Отречённая отворачивается и залпом осушает стакан. – Главное, чтобы дело было сделано.

– Ха-х, занятно… С каких пор ты подчиняешься моей покровительнице?

Когда мужчина поворачивается, отречённой рядом уже нет.

За час до прихода горничной Кемром покидает номер. Кожаный плащ, предусмотрительно надетый респиратор и солнцезащитные очки – вот гарантия того, что он не выделится из толпы. Однако на выходе капитан сталкивается с соседом из-за двери напротив.

– Ты! – пальцем тыча в грудь того, буквально рычит Кемром. Тот отрывает взгляд от карты. – Ты меня не видел.

Взмахнув подолом плаща, капитан удаляется. «Свидетель» недоумённо провожает его взглядом и спрашивает:

– А ты вообще кто?

За неимением ответа Корвин возвращается к карте и, что-то произнося одними губами, бредёт к лестнице.

Эпизод второй

Балтийская Республика: Линейная

Гейнсборо 1-1-7

10-27/994

Первые дни в Линейной проходят тихо. Настолько, насколько это вообще возможно: во всяком случае, о преследовании Анастази беспокоиться не приходится. Она держит руку на пульсе, обмениваясь сообщениями с Четырнадцатым и Авророй – благо Анастази была не единственной вестницей, проводившей свободные вечера в «Жатве».

К слову, поначалу Анастази не собиралась задерживаться на Гейнсборо и планировала перебраться в гостиницу, но уборка да просмотр сохранённых семейных архивов заняли куда больше времени, чем она предполагала. Если диван на кухне оказался вполне себе сносным, то к иным особенностям проживания здесь Лайне не была подготовлена.

Каждую ночь у дома напротив останавливается неотложка. Анастази просыпается от яркого света и воя сирен. Потолок рябит красно-синими пятнами. Девушка морщится. Поднимается с дивана. Протирает глаза и подходит к окну. Скорая стоит у противоположного подъезда. На носилках выносят… ребёнка. Маленького мальчика, чернеющего углём в свете фонарей.

«Она пойдёт на поправку», – воспоминанием всплывают слова врачей. Не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть их обезличенные масками лица. Не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть мать на смертном одре.

«Он пойдёт на поправку», – вторит им вслед Даналия. Она заботливо придерживает брата Анастази, когда его подключают к аппаратам. Не нужно даже напрягаться, чтобы представить уже его на алтаре.

Анастази пытается отогнать мрачные мысли. Безуспешно. Более заснуть не выходит. Она приводит себя в порядок, завтракает, а затем подмазывает лицо тональным кремом.

Едва блондинка заканчивает с утренними ритуалами, как заливается трелью дверной звонок. В глазке девушка видит златоклюва. Удерживая палец на кнопке, охотник смотрит в планшет. Вестница шумно выдыхает и открывает дверь – Дайомисс не реагирует. Тогда, прочистив горло, Анастази сбрасывает его руку с кнопки и вопросительно вскидывает бровь.

– Здравствуйте, агент Дайомисс, – сухо приветствует его Лайне и скрещивает руки на груди, – вы чего-то хотели?

– Возникла, – начинает тот издалека, – потребность в твоих услугах, Зи.

– Эээ… Каких? – напрягается она. – У меня нет разрешения на предоставление ритуальных услуг Красмор.

– Я здесь не за этим, – возражает мужчина и наконец убирает планшет. Анастази заинтересованно склоняет голову набок. – Мне нужен человек, владеющий некрочтением…

– И ты решил, раз мой брат в больнице, обратиться ко мне?

– Таков план. Мне и самому нерадостно, что приходится обращаться за помощью к гражданским, но вариантов у меня немного.

– Всем бы твою честность, Марк, – отвечает Анастази и, возвращаясь в квартиру, добавляет: – Ладно, подожди пару минут: я переоденусь, и поехали. По дороге расскажешь, что у вас там стряслось.

Эпизод третий

Балтийская Республика: Линейная

гостиница «Тихий Холм»

12-27/994

– В гостиничном номере была найдена мёртвая девушка, – протокольно рассказывает Дайомисс, не сводя с дороги взгляд, – никаких телесных повреждений не обнаружено. Персонал говорит, что была она не одна, так что пока прорабатываем версию с отравлением.

– Серьёзно? Нет, я, в принципе, всё понимаю, вот только как вы можете сказать без вскрытия, что это именно оно, а не оторвавшийся тромб или…

– Мы не обнаружили признаков андеры, – вполголоса поясняет сидящая сзади Эйлине. – В нашей практике это первый такой случай.

В среднем немёртвые проявляют себя через час после смерти тела. Обычно при этом фиксируют резкое снижение температуры, странные запахи и повышение элегического фона. Пропустить появление немёртвого при всём желании невозможно – в погостном городе так точно.

– Разве хоть один яд способен на такое? – ошеломлённо спрашивает Анастази. – Может, в гостинице просто нулевой фон?

– Нет, – отвечает Зима. – Незначительный фон есть.

– Учитывая, что этот вопрос задаёт мне вестница, – угрюмо отмечает водитель, – ответ мы получили только что.

Салон накрывает молчание.

Гостиница «Тихий холм», несмотря на название, находится в центре и даже не на возвышенности. Скромное двухэтажное здание никак не выделяется на фоне городского пейзажа – выглядит оно таким же старым, каким и является. Окна его выходят на площадь Кюхельбекера с установленной на ней сценой. Чуть в стороне стоят палатки со снедью, напитками. Среди них даже притаился развал для туристов: магниты с башней Храма, почтовые марки со Стагетом и путеводители по Синекаму со всеми его окрестностями.

В гостиничном холле Анастази видит огороженную игральную зону: казино, закрытое после изменений в законодательстве. Технически устаревшие автоматы, пыльные столы для карт и рулетки – атрибуты ушедших времён, место которым на свалке. Из темени тянет выдохшимся алкоголем и плесенью.

На мгновение вестнице чудится, как зал озаряется ярким светом. Помещение полонят сочные цвета. Мимо неё проходят официантки в укороченной форме гувернанток. Из-за автоматов выходит крупье с ножницами. Видение подходит к ленте, перекрывающей проход из холла, и перерезает её. Едва шёлковая ткань касается пола, как вся иллюзия рассыпается в прах.

– Не обращай внимания, – вполуха слышит Анастази совет охотника. Тот как ни в чём не бывало продолжает возиться с планшетом, – они всегда так приветствуют гостей.

– А владельцев не напрягает соседство с такой, – вестница, путаясь в терминологии, максимально осторожно подбирает слова и ляпает, – с такой [штукой]?

Подобная аномалия называется доказательством посмертия. Как и огни Киноварийска, она не способна нанести физического вреда и сутью аналогична пустынному миражу. Разница заключается лишь в том, что элегия воспроизводит только реальные образы, отпечатанные в памяти времён.

– Нет, – равнодушно разводит руками охотник, – Ларнок говорит, что в сезон это привлекает больше туристов.

– Мэрия, значит? – вполголоса уточняет девушка и, не дожидаясь ответа, направляется к главной лестнице. – Чему тогда я удивляюсь?

После они поднимаются на второй этаж. Дайомисс подводит вестницу к одной из дверей и пропускает вперёд. Анастази оказывается в просторном гостиничном номере с видом на площадь. На столике под окном стоят начатый литр солода и пользованный стакан. Тело усопшей лежит на кровати – для удобства чтения его перевернули на спину.

– Кто снял номер? – переступая порог, интересуется Анастази.

– Она и сняла, – указывает на покойницу Дайомисс. – Эсса Ранайне. Неужели ты её не узнала?

– Когда мы в последний раз виделись, – спокойно отвечает вестница и принюхивается. Стены хранят аромат триумфокурения. Подобное не пользуется спросом в балтийских провинциях, и одноклассница, сколько блондинка её помнила, никогда не увлекалась порицаемыми веществами, – у неё не было таких губ. С кем она была?

– В администрации сказали, что с каким-то мужчиной, – отвечает Эйлине, – но никто его не запомнил.

– Что? – вполголоса возмущается Дайомисс. – А как же камеры? У них видеонаблюдение по всему периметру!

– Это муляжи, – также тихо отзывается красморовица. – Я уже пригрозила им инспекцией: сказали, что исправят…

– Я вам не мешаю? – вмешивается Лайне и опускается на табуретку перед трупом. – Тогда замолчите. Мне нужно сосредоточиться.

Перед тем, как приступить к чтению, Анастази замечает на шее усопшей свежие засосы и передёргивает плечами. Похоже, вестница знает, какого толка воспоминания ей предстоит лицезреть. Тяжело вздохнув, блондинка накрывает глаз Ранайне своей ладонью – некрочтецкие шипы врезаются в умершую оболочку. Веки поддают напору метки и размыкаются; глазное яблоко занимает впадину. Готовясь к погружению, Лайне прикрывает свои глаза и делает глубокий вздох.

Чтение начинается.

Они встречаются в гостиничном баре. Таинственный незнакомец увлекает Эссу беседой и угощает коктейлем. Запах ликёра сладким маревом веселья погружает девушку в атмосферу непринуждённости, и, когда мужчина спрашивает позволения дотронуться, та соглашается. За всем этим наблюдает бармен. Зовут его то ли Витя, то ли Митя – из-за расплывающегося алкоголем зрения Анастази не может разобрать первую букву на бейджике.

Анастази со слабым всхлипом отстраняется от тела.

– Не одобряю одноразовые связи, – сипло вещает она, хватаясь за бутылку с минералкой, – но этот тип хорош.

– Так и запишем, – ровно проговаривает охотник, и некрочтица не понимает, была его реплика серьёзной или сказана в шутку. – От чего она умерла? Из-за алкоголя? Скорее всего, ей что-то подсыпали в коктейль… Как было её самочувствие? Это как-то связано с соитием?

– Он был не настолько хорош, – слабо улыбается Лайне и отнимает взволнованную метку от глаза усопшей. – Мужчина, с которым она провела ночь, не сделал ничего предосудительного.

– Можешь его описать? – Дайомисс достаёт рассыпающийся стилус.

– Да чего его описываться? Разве вы не видели того… типа из здравоохранения? Ми… Миронов, кажется, – вскидывая бровь, спрашивает девушка. Златоклюв кивает, а его помощница лишь пожимает плечами. – Ума не приложу: как можно было такого не запомнить? Высокий такой, длинноволосый… бледный. В солнцезащитных очках. Симпатичный, но есть что-то стрёмное. Говорит ещё с карпейским акцентом. Можете спросить о нём у бармена с первого этажа – он его точно видел.

Златоклюв прекращает конспектирование.

– Ладно, спасибо, Зи, – устало благодарит охотник и поворачивается к Эйлине. Та в готовности внимает: – Узнай, кто там вчера в баре на смене у них был, а я оформлю всё на судмедэкспертизу.

Зима кивает и уходит.

– Значит, я была совсем бесполезна? – несколько обескураженно спрашивает вестница.

– Отнюдь нет, – уверенно возражает Дайомисс. – Просто я рассчитывал получить немного иного толка информацию. Тебе не затруднит записать данные о своём чтении? Достаточно сотни слов.

– Конечно, – Анастази принимает планшет и перед тем, как приступить к письму, поясняет: – Знаешь, вам было бы намного проще, будь у вас в штате полнотелый некрочтец. Мы с братом, как ты знаешь, половинчатые – не можем получить доступ ко всем воспоминаниям умерших.

– Это поэтому он так яро постоянно отказывается?

– А? Нет, – шустро скользя пальцами по сенсорной клавиатуре, отвлечённо отвечает блондинка, – просто нам ещё какое-то время снятся увиденные жизни. Вот только редко подобные сны бывают приятными.

Заполучив отчёт, Дайомисс прощается с девушкой и остаётся ждать коронера; Зима проводит её до выхода. Гостиницу Анастази покидает в смешанных чувствах. Это был первый раз, когда она занималась чтением в нынешнем сане; вестницам обычного этого не требовалось.

– Рейст? – выходя из подъезда, Анастази признаёт недавнего спутника. Тяжёлая дверь со скрежетом закрывается, и только тогда Корвин поднимает на девушку взгляд. – Что ты тут делаешь?

– Пытаюсь сориентироваться, – отвечает тот и делает на карте очередную пометку, – где соты Прайрисн.

– Соты Прайрисн? – недоверчиво уточняет вестница и, заглядывая за плечо посредника, скрещивает руки на груди. – Ну, в Прайрисн. Логично же.

– Вовсе нет, – воодушевляется мужчина. – Ты меня, конечно, извини, но ты, видимо, не очень осведомлена на тему того, в каком состоянии Прайрисн. Без чёткого маршрута я туда соваться не собираюсь.

– Тогда что ты сейчас… делаешь?

– Измеряю диаметр действия прошлых полей: в газетах писали, что мощность, из-за малой площади очага, была снижена на четверть, и, предположительно, ВААРП лишь частично затронул Линейную. Консьержка гостиницы сказала, что они остановились прямо у здания!

– Ла-адно, – примирительно тянет блондинка и предлагает: – Ты вроде говорил, что не прочь выпить кофе? Как насчёт завтра?

Эпизод четвёртый

Балтийская Республика: Линейная

кафе «Завтрак у Данта»

10-28/994

День массовой вакцинации подобен празднику. Приходится незапланированное торжество на первый этап эвакуации: Линейную покидают все здоровые, а, главное, чистые люди. «Миротворец» – заключительный штрих, необходимый для того, чтобы получить заветный билет из города.

Несколько карет останавливается перед Домом культуры, и к ним в несколько рядов выстраивается очередь горожан. Анастази испытывает странное беспокойство, когда замечает выходящего из кузова Дайомисса. Левый рукав его закатан, и красморовец ваткой зажимает место инъекции.

– Так откуда ты знаешь Александра? – в ожидании кофе интересуется Рейст. Опомнившись, девушка отводит взгляд от окна. – То есть, Фрица.

– Да в школе вместе учились и по мелочам всякое… А вы?

– В одном краеведческом сообществе, – без заминки отвечает посредник. Анастази кивает, припоминая, что Фриц всегда интересовался историей Синекама. – Я тогда писал диссертацию про Стагет и сецессию Балтии и запрашивал у местных библиотек газеты 20-30-х годов. Ответа так и не получил, но зато нашёл ваших ребят.

Их встреча проходит так, будто вокруг ничего не происходит: они не в погостном городе на грани запуска ВААРП-генератора. Если не смотреть в окно, можно поверить, что всё ещё будет. Анастази хмурится, когда по Царскому проезду проезжает ещё одна карета скорой – без мигалок и ладно.

За кофе Корвин делится историями своей службы в камнеградском подразделении Красмор. Рассказывает о Грустине. Описанию удивительного города отводится куда больше времени, чем столкновению с пограничными андерами и Живамиж. Слушая об этом, вестница всё меньше понимает, почему такой человек решает окончить свой путь перед ВААРП-генератором.

– Ты… только вот зачем тебе это? Почему ты этого хочешь? На самом деле.

– Я и не говорил, что хочу. Просто выбор невелик: либо буквально откинуться на больничной койке, либо на задании.

Анастази ощутимо напрягается. Сидящий напротив человек не выглядит больным, но она невольно переносится в события пятилетней давности. Не в силах прочесть диагноз по лицу знакомца, девушка отодвигается – выпрямляется и пододвигает руки с чашкой к себе.

– А что у тебя? – дрогнувшим голосом интересуется Лайне и нервно облизывает губы.

– Манифест, – будто не замечая её реакции, отвечает Рейст и закуривает. Выдохнув дым, с прищуром уточняет: – Терминальный. А у тебя?

– Что, прости? – Анастази неумело натягивает улыбку. – О чём ты?

– Нужно быть [невероятным мечтателем], чтобы верить, что после Немока могут быть здоровые люди. Мы все больны от рождения, Нази, каждый из нас, и манифест – наименьшая из проблем демиургического наследия.

– И чем мы тогда, по-твоему, больны?

– Войной.

– Серьёзно? Это как?

– Война есть ментальное расстройство. Неизлечимое, хроническое… и самое распространённое. Стоит ему обостриться, выйти из ремиссии, как потребуется лекарство… а когда его нет, то получаем то, что имеет: аварии, трагедии и катастрофы.

– Почему ты сравниваешь войну с болезнью?

– А с чем можно сравнить то, что для многих буквально стало естественным? До того, как ушёл со службы, повидал я… всяких. Были хорошие спецы, спецы не очень, а были и те, кто ввязывался во всё это не ради идеи, хоть какой-то, но ради самой войны. Такие люди и создали «Снегирей» – тех самых, что бороздят небесные просторы даже спустя столетие.

Отреагировать Анастази не успевает – на протофон приходит уведомление. После разблокировки на экране высвечивается «Ментаксион» и диалоговое окно с Фрицем.

Alexander Fritz [12.28, в 16:32]: Приходите скоро. У нас есть сообщение.

– Что там? – интересуется посредник.

– Фриц зовёт к себе… вот только… Текст написан как-то странно.

– Дай посмотрю, – просит Корвин и, взглянув на протянутую руку с протофоном, заключает: – На него это не похоже. Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?

Эпизод пятый

Балтийская Республика: Линейная

Рогманис 4

12-28/994

Когда они проходят мимо крематорского депо, уличные репродукторы транслируют похоронный марш. Из здания один за другим выносят гробы. Не близкие усопших, а крематоры в рясах химзащиты. В течение только десяти минут перед подъездом сменяется череда грузовых катафалков. Замедляясь, Рейст потрясённо смотрит на городской крематорий с пылающей трубой:

– Это всё… погибшие? – спрашивает. Спутница кивает. – Надо же. Их так… много. Куда они их везут?

– На Липовое кладбище, – смотрит через дорогу Анастази и тоскливо усмехается. – У нас здесь в принципе не хоронят. Зона… не самая располагающая, сам понимаешь.

– Всех жителей, даже без манифеста?

– Да, у меня там родители похоронены, – отвечает вестница и двигается дальше, – и никто из них не был манифестантом.

Концентрация элегических частиц повышается день ото дня, и очаг Воздействия расширяется. Безопасные улицы вчера попадают в красную зону сегодня. Рядом с жилыми домами распространяется смрад гниения и гари. Проходя мимо подпаленных зданий, даже в респираторе Анастази задерживает дыхание. Воздух становится всё холоднее и суше, а ночи – светлее.

Улица Рогманис представляет собой частный сектор на пару десятков домов. Большинство из них – коттеджи, построенные ещё зажиточными балтийцами в середине века. Многие особняки были оставлены после аварии 975-го года. Часть сожгли крематоры, когда на стенах был обнаружен элегический налёт. Ныне это просто бетонные коробки, чья деревянная отделка из-за глянца наледи выглядит пластмассовой.

Те дома, что вошли тогда в зону действия ВААРП, по-прежнему жилые. Таких здесь около пяти. Дом Фрица четвёртый по счёту. Напротив него развёрстан пустырь с грудами древних машин и заброшенным парком аттракционов напротив, а чуть левее – промзона с деметаллургическим предприятием.

– Там и упал этот транспортировщик, – кивая в его сторону, сообщает Корвин и добавляет чуть мрачнее: – Обломки вроде кремировали, но, думаю, было уже слишком поздно.

За поднятой гаражной дверью стоит «Макада». Капот фургона поднят, и над двигательным отсеком с гаечным ключом склонён роботарий. Прототип, одетый в серо-синюю форму местного туроператора. В сравнении с аналогичными моделями, экземпляр модифицирован – часть торчащего из-под корпуса эндоскелета обновлена, а заводные механизмы заменены аккумуляторами. Последние несуразным горбом торчат из спины.

– Нравится? – внезапно звучит синтетический женский голос, и роботария разворачивается к визитёрам. – Мы – Фега, дипломный проект Александра Фрица. Наш серийный номер FG-144RG…

– Где твой хозяин? – не желая дослушивать, спрашивает вестница.

– Мёртв, – сообщает машина, – но он просил вас подняться.

– Что? – не верит своим ушам блондинка. – Почему ты об этом никому не сообщила?

– Мы ни до кого не смогли дозвониться: все линии были заняты.

– Но почему ты не вызвала меня раньше? – продолжает возмущаться девушка, взволнованно глядя на тёмные окна. – Может, я смогла бы…

– Мы не получили подобного распоряжения от хозяина. Смеем заметить, что о своём спасении он думал меньше, чем о своей смерти, – говорит роботария и сразу после этого дёргается. Выпрямляется. На мгновение глаза озаряются искрами света. – Прошу вас не задерживаться. С учётом последней воли хозяина, тело должно быть уничтожено через двенадцать часов после смерти. Поторопитесь. У вас сорок семь минут тридцать две секунды.

Внутри дома холоднее, чем снаружи. Крошатся поражённые элегией стены и потолки. На кухне, что сразу справа от входа, ещё стоит неубранный завтрак. Зачахли немногочисленные комнатные растения. Свернувшиеся лепестки обратились сосульками, висящими гроздьями на угольных стеблях.

Посетители несмело поднимаются на второй этаже. Стена за лестницей разрушена – волокна утеплителя дрожат на ветру. Истлевшие доски натужно скрипят: так, будто ещё немного, и здание разрушится под весом крыши.

– Пока мы живы, – замечая замешательство вестницы, заговаривает Рейст, – манифест не представляет угрозы. Для окружающих. Исключением можно назвать разве что открытые раны, но там, по сути, цифры несущественные… Но, когда манифестант умирает, из закрытого типа манифест переходит в открытый, и вокруг трупа буквально формируется очаг.

– Я слышала об этом. Не забывай, что я выросла здесь.

Наверху несколько комнат, часть из которых пуста, и ванная, нуждающаяся в ремонте.

– Всё выглядит достаточно… заброшенным, – неуверенно отмечает посредник. – Мы точно по адресу?

– При мне он редко бывал дома, – отзывается Анастази, также удивлённо отмечая поломки и простоту интерьеров. Единственное, что в коридоре бросается в глаза – пара настенных снимков с людьми, чьи лица закрашены маркером. – Похоже, что это так и не изменилось.

– Его родители мертвы? – показывая на один из снимков, спрашивает мужчина и опускает взгляд. Ответ его нисколько не удивляет:

– Погибли при аварии в 75-ом. После он жил с бабушкой, ну, а как её не стало, подал документы в Альвион. Как видишь, погост никого не отпускает… – Корвин вопросительно смотрит на блондинку, и та добавляет: – А если и отпускает, то ненадолго.

Наконец они находят спальню Фрица. Обстановка её также скудна: двуспальная кровать да рабочий стол с компьютером и принтером. Рядом с последним лежит стопка распечаток. Перед тем, как переступить порог, Анастази нащупывает выключатель и несколько раз щёлкает его. Свет не включается. Тогда девушка активирует протофонный фонарик и заходит первой. Корвин нерешительно мнётся у двери. В его глазах тлеют опасенья, но высказать их он отчего-то не решается.

Тем временем Анастази проходит вглубь комнаты и делает одну из неприятнейших, но ожидаемых находок: повернув кресло, она сталкивается с покойником. Девушка стоически переносит встречу – лишь плечи напряжённо расправляются, когда голова мертвеца кренится к ней. Не знай Лайне о смерти приятеля, возможно, подумала бы, что тот просто спит.

Лишь при близком рассмотрении видны печати манифеста. Выгоревшие элегией вены чернеют под истончившейся кожей. Созвездиями синяков темнеет шея. За приоткрытыми щёлками глаз абсолютная темень, а из уголка рта, вместе со струйкой загустевшей крови, тянется токсин. Едва различимыми частицами он неуловимо распространяется по комнате, а после и по дому.

– Пусть даже смерть не остановит тебя… – осеняя тело литерой Некры, молвит вестница прощальное напутствие и оборачивается на Корвина. – Так и будешь там стоять? – укором бросает она. Тот, неуверенно глянув по сторонам, заходит. – Прочитать его, к сожалению, не получится… Как думаешь, может, что-то сохранилось?

– Не думаю, – глухо отвечает Рейст, – уверен.

Вместе они принимаются разбирать разбросанные по столу бумаги. Большинство из них на альвионском, коего, к своему стыду, вестница не знает. Впрочем, по обилию сносок и ссылок она делает вывод, что больший пласт информации представляет собой выдержки из некой базы данных. Среди подчёркнутых слов девушка подмечает три: «Красмор», «Оскола» и «Харон».

– Хелена была права… – неожиданно произносит Корвин, перелистывая подобранный файл. – Пророчество, как же… Я наконец всё понял.

– Понял что?

– Смотри: это выдержка из архивов STAind– в ней говорится о сотрудничестве между Альянсом и Красмор, – возбуждённо пересказывает посредник и, подойдя к девушке с листком, тычет в одну из строчек. – Университет предоставил ей в пользование ИИ – «Харон». Однако… Его установили не только на «Снегирей», но и на «Осколу» – вот, смотри. Предполагалось, что машиниста… а, понял, на автопилоте – это буквально, да… «Снегирей» настроили таким образом, чтобы они следовали за «Осколой»…

– И что тогда пошло не так?

– По каким-то причинам они потеряли связь. «Снегири» совершили посадку на «Асператусе», как и планировалось после выполнения задания, а «Оскола»… Не знаю. Могу лишь предположить, что она попала под Воздействие одной из сибирских аномалий – того же Киноварийска, например, и ИИ счёл поезд уничтоженным. Очевидно, кто-то не только нашёл его, но и сумел остановить, после чего направил сюда. Ожила «Оскола» – ожили «Снегири».

– Тогда причём здесь пророчество? Нет, я, в принципе, понимаю, что Колокол Отречения – это колокольня Храма, но там… – внезапно Анастази осекается, вспоминая о гадальном раскладе, сделанном ещё в Карпее. – Постой, ты хочешь сказать, что кто-то намеренно привёл сюда эту заразу?

Корвин энергично кивает:

– Именно так, – говорит он и откладывает распечатки. – Возможно, крушение «Снегиря» не входило в планы этих безумцев, но груз определённо является его частью. Помнишь, ты говорила о смерти своей одноклассницы?

– Да-а… Погоди, разве говорила?

– Даже если и не ты, – отвлечённо бормочет Рейст, – я всё равно стоял неподалёку – меня и опрашивали, потому как я заселился буквально в номере напротив. Так что я видел ваших охотников и слышал, что они обсуждали явку той девушки на вакцинацию.

– Так, ладно. Причём здесь вообще вакцинация?

– А притом, что «Оскола» перевозила «Панацею» – прообраз «Миротворца». В Красмор считают, что утилизировать её хотели не потому, что это отрава, а потому, что неотличима от «Миротворца».