Текст книги "Счастливчики (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Когда шоссе 26 достигло знаменитой береговой зоны 101, Эллисон свернула на юг к мысу. Накануне она весь вечер провела в сети, читая все, что можно, про Орегон и решая, куда пойдет и что посмотрит перед вынужденной остановкой в «Драконе» с необходимым вежливым визитом доктору Капелло. «Это просто отпуск, – повторяла Эллисон. – Никакого давления. Просто веселье». Если она проделала весь этот путь на другой конец страны, то почему бы не превратить поездку в маленькое приключение.
Однако, чем ближе она была к старому дому, тем дальше были мысли о приключении, а их место занимала паника. Сердце забилось быстрее, и ей пришлось остановиться на одной из живописных точек шоссе, чтобы перевести дыхание. Она прислонилась к длинной каменной стене и посмотрела на океан. Давно Эллисон не видела Тихий океан. Панама-Сити-Бич не считается.
Белые волны бились о пляж, и она знала, что эти сине-серебряные воды были подобны песне сирены – прекрасные, да, но холодные и смертельные. Живописный указатель предупредил, что то, на что она смотрит, было не просто красивым океаническим ландшафтом, а пресловутым кладбищем Тихого океана. Вереницы кораблей утонули в этих водах. Неудивительно, что доктор Капелло назвал свой дом «Дракон». Эллисон казалось, что все, что потребуется – это два шага вперед, и она упадет с этого края света в забвение. Подумать только, ведь когда-то она плавала здесь. Ну, если она была достаточно храброй и достаточно глупой, чтобы плавать на кладбище, то могла бы быть достаточно храброй и достаточно глупой, чтобы вернуться домой на один час.
Немного успокоившись, Эллисон забралась в машину и направилась на юг, к мысу. Повсюду стояли симпатичные пляжные домики на склоне холма с видом на океан. Здесь было уединенно и одиноко, а дом доктора Капелло был самым изолированным, на целую милю дальше от мыса, и расположенный на уединенной косе в самой гуще леса. Она не знала названий улиц, и навигатор не помогал. Она выключила его и позволила воспоминаниям вести ее вперед.
Эллисон остановилась и вышла из машины в конце длинной извилистой дороги, что вела от шоссе к пляжу. Кованые железные ворота длиной восемь футов, которые тянулись через вход на подъездную дорогу, были открыты, но опять же они всегда были открыты. Железо и морская вода – не лучшая комбинация, поэтому ворота были настолько ржавыми, что она сомневалась, что их можно будет когда-нибудь снова закрыть. Девушка шагнула через ворота туда, где деревья расступались. Много лет назад она стояла прямо здесь с доктором Капелло, когда он впервые показал ей дом, ее новый дом.
– Видишь его? – спросил он ее. – Видишь дракона?
Она закатила глаза, слишком умная для своего возраста.
– Это дом, – ответила она. Большой дом, да. Большой странный дом с сине-зеленой черепицей и квадратными башенками на крыше, но все-таки это был дом.
– Не смотри на дом, – попросил доктор Капелло, садясь перед ней на корточки. Он показал на океан. – Смотри туда. Смотри на воду. Ты увидишь дом боковым зрением. И тогда скажи мне, что он не похож на дракона.
Она тяжело вздохнула, так вздыхают дети, когда взрослые оскорбительно отзываются об их интеллекте. Но все равно сделала, как ей сказали. Она долго смотрела мимо дома на океан. Она увидела белые волны, которые приходили и снова уходили. И вот боковым зрением она увидела дракона.
Он сидел, этот дракон, чопорный, как кошка, с изящно сложенными лапами, прямой спиной и высоко поднятой головой – квадратная башня на верхнем высоком уровне. Зеленая залитая дождем черепица была чешуйками, мерцающие окна – крыльями, а серая колода – хвостом, обвитым вокруг ног. Глядя на квадратную башню, она могла разглядеть затылок, и это означало, что дракон тоже смотрел на океан, также, как и она.
– Я вижу его…, – выдохнула она. – Я вижу дракона.
Доктор Капелло тихо засмеялся.
– Зимой, когда мы пользуемся камином, у него из носа идет дым.
– Он опасен?
– О, очень. Он не был бы драконом, если бы не был опасен.
– Он милый. – Дракон был таким милым, что она не смогла удержаться, чтобы не посмотреть на него поближе. Она перевела взгляд с воды на дом и в мгновение ока…
– Он исчез, – сказала она.
– Ну, так происходит, когда подходишь слишком близко к магическим существам. Ты можешь увидеть их, только если не смотришь на них.
– Это глупо.
– Это магия. – Доктор Капелло развел руками, словно говоря, что не он придумал эти правила. – Он волшебный, но хрупкий. Тебе стоит быть с ним очень аккуратной.
Хотя ей было уже двадцать пять, Эллисон не могла не искать дракона на том месте, где стоял дом. Она смотрела на воду, позволяя дому появиться на периферии зрения, как это было с ней восемнадцать лет назад. Сначала ничего не случилось. Она видела лишь дом. Все волшебство ушло. И когда она уже готова была сдаться, залезть в машину и уехать, то увидела его. На долю секунды она увидела, как черепица трансформируется в чешую, крыльцо в хвост, а окна на третьем этаже мерцают, как серебристые крылья.
Возможно, в старом доме есть еще немного волшебства.
При виде места, которое когда-то был ей домом, сердце Эллисон ёкнуло. Ей захотелось развернуться и уехать, не оборачиваясь. По этой причине она никому не сказала, что возвращается. И все же она села за руль и поехала по дороге, ведущей к дому. Она припарковала машину там, где это всегда делал доктор Капелло. Сегодня здесь не было машин. Эллисон вышла и направилась к парадному входу по дорожке, вымощенной камнем. Она сделала вдох и позвонила в звонок. Когда ответа не последовал, она постучала. А когда вновь не последовало ответа, вышла на террасу. Дом находился настолько близко к пляжу, насколько возможно. Пляж в тот день был пустынным. Казалось, никого нет.
Эллисон не знала, что делать. Роланд сказал, что дома всегда кто-нибудь есть, но, казалось, она появилась именно в тот момент, когда никого нет. Возможно, она приехала слишком поздно. Может, доктора Капелло уже не стало. Сожаление отдавало медным привкусом на языке, и она чуть не заплакала от разочарования. Эллисон так отчаянно пыталась убедить себя, что совершает эту поездку, чтобы очистить совесть, но слеза, которую она пролила, была доказательством, что она приехала сюда ради чего-то большего, чем просто выполнить долг перед хорошим человеком, который заботился о ней много лет назад.
Она действительно хотела обнять доктора Капелло еще раз.
Вдруг со стороны дома раздался звук, и Эллисон обернулась, внезапно встревоженная и напуганная. Это был резкий громкий звук, сопровождаемый звуком, похожим на хрюканье. Потом она еще раз его услышала. И еще раз.
Она обошла террасу и свернула к деревянной двери, которая, если она правильно помнила, вела к саду диких цветов доктора Капелло, который, как и «плохие дети» ее тетя Фрэнки часто называла оксюмороном.
Тихо и осторожно Эллисон открыла запор на воротах и толкнула дверь. В десяти метрах, повернувшись к ней спиной, стоял мужчина и рубил дрова. Он был одет в желто-черную клетчатую рубашку и был высоким, широкоплечим, его волосы были затянуты в короткий хвост на затылке. Он поднимал топор с легкостью, а опускал его с точностью. Еще одно бревно разрублено, и две половины упали на землю по обе стороны от пня.
Мужчина направился за следующим поленом, но остановился. Он выпрямился и обернулся. Должно быть, он заметил ее боковым зрением. Он позволил лезвию топора вонзиться в пень и оставил его там, направляясь к ней.
Он сделал вперед всего один шаг и ступил в тень, отбрасываемую деревом, и стоило ему вновь из нее выйти, мужчина стал двенадцатилетним мальчиком. Пропали джинсы и рубашка, широкие плечи и сильные предплечья, и появился мальчик двенадцати лет, одетый в черные баскетбольные шорты и футболку с отрезанными рукавами.
Эллисон вспомнила…
Она вспомнила, как впервые увидела его на террасе. Мистер Самый-Главный-Пока-Папа-В-Отъезде. Они с доктором Капелло стояли под большим черным зонтом. Дождь превратился в мелкую морось. Она подумала, что было очень смешно, что мальчик сидит на террасе, развалившись на кресле, словно загорая, но под дождем. Загорая под дождем?
– Роланд? – сказал доктор Капелло. – Подойди, познакомься с Эллисон. Эллисон, это мой сын Роланд.
Мальчик с такими длинными ногами, что ей стало интересно, видит ли он вообще их, медленно поднимается с шезлонга и подходит к ней. На Роланде были солнцезащитные очки с каплями дождевой воды на стеклах. Он поднял их на голову, чтобы убрать влажные волосы с лица. Мальчик долго смотрел на нее, потом на отца.
– Все в порядке, – произнес доктор Капелло, и она не была уверена, разговаривал он со своим сыном или с ней. – Давай. Поздоровайся с Эллисон.
– Привет, Эл, – поприветствовал он, улыбаясь. Эллисон отступила и споткнулась о ноги доктора Капелло. Она понятия не имела, кто эти люди, где находится этот дом. Ей нужна ее мать или мисс Уитни. Она хотела быть, где угодно, но не здесь.
– Эй, эй, – сказал мальчик. Он сел на корточки, упираясь локтями в колени, и даже в панике она восхищалась его умению сохранять равновесие. – Не бойся.
– Она устала, – объяснил доктор Капелло. – И, вероятно, голодна.
– Ты голодна? – спросил Роланд. – Я хорошо делаю жареный сыр.
Она покачала головой.
Роланд взглянул на отца в поисках наставления, но доктор Капелло ничего не сделал и ничего не сказал. Он просто ждал, будто смотрел телешоу, но она не была уверена, какое шоу: «Роланд-шоу» или «Эллисон – шоу».
– Поможешь мне кое с чем? – поинтересовался Роланд. – Сегодня я должен прочитать сказку на ночь. Мне нужен кто-то, кто поможет переворачивать страницы. Ты можешь сделать это для меня?
Сказка на ночь? У нее не было сказок на ночь с тех пор, как умерла мама. Эллисон медленно кивнула. Она определенно могла переворачивать страницы в книге.
Он протянул руку, и это была хорошая рука, а не рука, которая шлепает за то, что сидишь на неправильном стуле. Она вложила свою руку в его, и, прежде чем поняла, он встал и поднял ее на руки. Это было так внезапно, что она от удивления рассмеялась. И он улыбнулся ей и понес ее в дом. Она крепко прижалась к нему, носом к его волосам. От него пахло дождем. После этого Эллисон не помнила, чтобы она снова плакала о своей матери или мисс Уитни.
Эллисон сделала шаг вперед, и Роланд, мужчина, а не мальчик, обнял ее. Она почувствовала теплую фланель его рубашки на ее щеке и его твердую широкую грудь у её груди. Ей снова было семь, и она снова была в безопасности в его руках, и снова дома в его руках. И когда в последний раз она чувствовала все три вещи одновременно? Здесь. С ним. Тринадцать лет назад.
– Я знал, что ты вернешься, – сказал он.
Она посмотрела на него.
– Я вернулась.
Все еще держа ее за плечи, он отступил и посмотрел ей в лицо, и она подумала, не пытается ли он увидеть девушку в женщине или женщину в девушке.
– Ты прекрасна. Когда это случилось?
Она покраснела.
– Я не подозревала, что это случилось.
– Это случилось. – Она состроила ему рожицу. – Прекрати, – приказал он. Роланд кивнул. – Лучше.
– Что это? – Она слегка потянула волосы его почти полноценной бороды. – Ты превращаешься в хипстера?
– Я не пытаюсь отрастить бороду, клянусь, – защищается он. – Такое случается, когда я два дня не бреюсь.
– Боже, как же ты постарел.
Он тяжело вздохнул.
– Напомни мне, зачем я тебя пригласил?
Эллисон улыбнулась.
– Что ты тут делаешь? Кому нужны дрова в сентябре?
– Ну, знаешь, как бывает. У нас только месяц, когда деревья достаточно сухие, чтобы собирать и колоть дрова, – объяснил он.
– Я слышала хрипящие звуки. И рада, что это было не то, о чем я думала.
– Нет, – сказал Роланд. – Вот если бы это был Дикон…
– Мне не нужно это слышать, – сказала Эллисон.
– Мне тоже.
Роланд улыбнулся, и это была улыбка, которую она никогда раньше не видела. Она помнила все его улыбки. Маленькой девочкой она была немного влюблена в него и собирала все его улыбки, и каталогизировала. У него было шесть улыбок. Первая – отрешенная, ленивая, слишком-крутая-для-школы улыбка.
Вторая – полуулыбка, нижняя губа выпячена в согласии, в знающем кивке.
Третья – широкая озорная улыбка с нежным подмигиванием «Папочка никогда не поймает нас у банки с печеньем».
Четвертая – внезапная и слегка сумасшедшая улыбка в тот момент, когда доктор Капелло поворачивался спиной, улыбка, которая заставляла ее смеяться, а доктор Капелло спрашивать: «Что смешного?»
Пятая – сонная улыбка, загораю-лежа-на-спине-на-пляже.
И ее любимая шестая улыбка – тайная улыбка и кивок головы, чтобы следовать за ним на улицу или наверх. Куда бы он ни шел, она тоже шла, даже если всего лишь делать домашнюю работу на свежем воздухе.
Улыбка, которую он подарил ей сейчас, была новой, Эллисон никогда не видела ее раньше, но она уже стала ее любимой.
Четыре часа спустя, поздновато, но она подумала, что у нее может быть ответ для леди в пункте проката автомобилей, которая спросила, что привело ее в Орегон.
Возможно, это был Роланд.
Глава 6
Они присели на белые садовые кресла, стоявшие на террасе, на которой когда-то делали домашнюю работу, доски на коленях вместо парт, черные пляжные камни на тетрадях, чтобы те не сдуло ветром. Передняя часть террасы была ровной, без перил, поэтому они могли сидеть и смотреть на океан. Заходящее солнце освещало небо огнем, и красные языки пламени простирались от самого горизонта до другой стороны планеты, где уже наступила ночь.
– Где все? – спросила Эллисон, устроившись в кресле. Роланд поставил свое кресло поближе к ней, так что их плечи соприкасались.
– Кто все? – уточнил он.
– Ты знаешь. Все? – сказала она. – Доктор Капелло. Тора. Дикон. Оливер. Кендра.
– Я уже и забыл, как давно тебя не было. Кендра и Оливер уехали в тот же год, что и ты. Семьи забрали их обратно. Давно с ними не разговаривал, – рассказал он.
– Очень жаль, – посочувствовала она. Девушка не очень хорошо их помнила, но помнила, что они ей нравились. Кендра была такой же любительницей книг, как и она, а Оливер, хоть и был тихим, был милым мальчиком. – Но я думаю, они были рады вернуться домой.
– Думаю, да, – согласился Роланд.
– А близнецы?
– У Дикона и Торы все хорошо. Они все еще живут здесь. Они сегодня вечером в больнице с папой.
– Как он?
Роланд пожал плечами.
– Хорошо держится для умирающего. У него брали сегодня какие-то анализы, которые вымотали его, поэтому все оставили его в покое на ночь. Знаменитые нейрохирурги получают много внимания в больницах маленьких городов.
– Спорить не стану, – сказала она. Наступила неловкая тишина. Эллисон не знала, о чем говорить дальше. Она не хотела задавать вопросы о болезни доктора Капелло, на которые Роланд не хотел отвечать, но, может быть, ему нужно было с кем-нибудь поговорить. Может быть, ему был нужен кто-то, с кем можно поговорить о чем угодно, только не об этом.
– Ему осталось две недели, – сказал Роланд, прерывая поток ее беспокойных мыслей. – Если повезет.
– Иисусе.
Роланд кивнул, прикусив губу с отрешенным выражением лица. Больше улыбок не было.
– Мне поехать в больницу повидаться с ним? – спросила она. – Или приехать завтра?
– Приехать? Разве ты не остаешься? – Он удивленно посмотрел на нее.
– Я не планировала оставаться. У меня длинные каникулы, – объяснила она. – Я начинаю с Астории и еду дальше в… ну, пока мне не надоест водить, или я не попаду в Мексику.
– У нас полно комнат для гостей, – заметил Роланд. – Можешь остановиться в любой.
– Или я могу поехать к доктору Капелло сегодня и не буду тебе мешать.
– Ты мне не мешаешь. Кроме того, уже поздно. И он вернется домой завтра утром. Ты действительно хочешь сейчас уехать?
Эллисон прижала ноги к груди и обняла колени, положив голову на руки. Что-то в этом доме заставляло ее чувствовать себя снова ребенком, напуганным ребенком.
– Я могу остаться на несколько минут, – сказала Эллисон.
Роланд снова кивнул, положил голову на спинку стула и вытянул перед собой длинные ноги.
– Я не доставил тебе неприятностей? – спросил Роланд. – Оправив письмо на адрес компании твоего босса?
– Моего босса? О, – сказала она, краснея. – Моего босса. Нет. Не доставил.
– Я не следил за тобой, клянусь. Просто погуглил. Я нашел твое имя в статье о грандиозном открытии какого-то большого отеля. Там было написано, что ты ассистент Купера МакКуина и организовала вечеринку?
Эллисон напряглась. Меньше всего ей хотелось обсуждать МакКуина.
– Вроде того, – пробормотала она. – Это была временная работа. Я больше на него не работаю. – Настоящий ассистент МакКуина болел неделю, поэтому он умаслил Эллисон заняться списком гостей. На вечеринке репортер загнал ее в угол и спросил, что она делает для Купера МакКуина. Так как правду нельзя было обнародовать, Эллисон пришлось лгать сквозь зубы.
– В любом случае, я рад, что посылка дошла до тебя, – сказал Роланд. – Нигде не смог найти твой адрес. Ты будто вне системы, девочка.
– А, я, вроде как, сдаю в субаренду, – сказала она, еще не будучи ни готовой, ни согласной говорить Роланду правду. – Квартира не записана на мое имя. Я рада, что не слишком опоздала.
– Никогда не поздно вернуться домой, – сказал Роланд и сжал ее руку.
Они снова замолчали, но на этот раз уже не так неловко и более дружелюбно. Может быть, потому что он все еще держал ее за руку. Может быть, потому что она привыкла к этому высокому красивому мужчине, у которого были такие же глаза и улыбка, как у ее бывшего брата.
– Итак… что у тебя нового? – спросила она. – Женат? Дети?
Он медленно покачал головой: – Жены нет. Детей нет.
– А как у Дикона с Торой? Кто-нибудь из них женат или нет?
– Мы здесь все одиночки. А ты?
– Свободна, как птица, – сказала она.
Эллисон ждала, что он скажет что-то еще, еще немного светской беседы, наверстать упущенное, но он, похоже, был не в настроении.
– Давай прогуляемся к воде, – наконец предложил Роланд.
– Я даже не знаю. А ты не станешь бросать меня в озеро, как когда-то? – спросила она.
– А ты этого хочешь?
– Нет, пока я в замшевых ботинках.
– Понял. Я сначала сниму твои ботинки, потом брошу тебя в воду. Давай, – сказал он, вставая. Он протянул ей руку, и она взяла ее. Он с легкостью помог ей встать, а она последовала за ним вниз на пляж. Ветер развевал ее волосы, чистый и прохладный, а она шла по песку с Роландом, словно Лоуренсом Аравийским в джинсах. Волна поднялась на берег, и Эллисон отступила назад, но Роланд позволил волне ударить себя, и вода превратила его коричневые ботинки в черные.
– Я могу спросить тебя кое о чем? – поинтересовался он и продолжил прежде, чем она смогла ответить. – Это я виноват, что ты не возвращалась после своего отъезда?
– Ты виноват? С какой стати ты виноват? – спросила она.
Роланд посмотрел на нее долгим взглядом, почти виноватым, и внезапно она вспомнила то, о чем либо забыла, либо сдерживала.
С первого дня пребывания в этом доме с ней обращались, как с малышкой. Самая младшая, самая маленькая, она отлично вписалась в эту роль, будто была рождена для нее. Тора причесывала ее. Дикон водил в школу. Роланд носил на плечах, когда они куда-нибудь отправлялись, потому что ее ноги были слишком короткие, чтобы поспевать за старшими детьми. Но время шло, и к своему двенадцатому дню рождения она и пятнадцатилетняя Тора делили одежду, даже бюстгальтер.
Была первая неделя июня и ее последнее лето в «Драконе». Эллисон исполнилось двенадцать месяц назад, а Роланду оставалась неделя до шестнадцатилетия. Настала жара, и они страдали. Как и во всех других домах на побережье Орегона, у них в доме не было кондиционера, и доктор Капелло повез детей в государственный парк неподалеку, где они могли спрятаться от жары в прохладном густом лесу. Но Роланд собирался начать летнюю работу официантом в «Мэривезер» на следующий день и хотел остаться дома. А если Роланд оставался дома, то оставалась и Эллисон.
Они сидели на террасе в надежде, что океанский бриз немного освежит их после душного дома. Роланд стянул рубашку, но жара была для него слишком изнурительной, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как окунуться в ледяной океан. Эллисон последовала за ним на пляж, где они разделись до нижнего белья. Роланд пошел прямо к воде, даже не останавливаясь, чтобы привыкнуть к холоду. Она вбежала вслед за ним, глядя, как он ныряет среди живых волн, будто дельфин. Он встал по пояс в воде, убирая волосы с лица, и тогда она заметила в нем то, чего никогда раньше не замечала. Его бицепсы.
Конечно же, она знала, что у него есть бицепсы. У всех, у кого были руки, были и бицепсы. Даже у нее были бицепсы, хотя ее тело было слишком мягким, чтобы была заметна разница. Но у Роланда они были. И трицепсы. Дельтовидные мышцы. Все те мышцы, которые они изучали на физкультуре. Но только в тренировочном зале они были похожи на сырое мясо, а на Роланде они выглядели как произведение искусства. Как прекрасное произведение искусства, и когда ты видишь его, ты на него пялишься, не так ли? Вот и она пялилась.
Она пялилась на воду, стекавшую по его рукам и плечам, когда он вставал. Она пялилась на медленно стекающие капельки у него на животе, и тут ею овладело странное желание слизнуть их с него, что действительно было чудаковато, потому что нет ничего отвратительнее на вкус, чем океанская вода. Дикон всегда называл ее мочой китов. Она так увлеклась, что не заметила, как ее сбила волна. Роланд быстро подхватил ее и вытащил из воды, подняв на руки. Не думая, она обхватила его руками и ногами, как делала это сотни раз раньше, и он понес ее на берег. Он упал на мягкий песок, все еще держа ее на руках.
Когда они упали на песок, ей нужно было либо оседлать его, либо упасть. И поэтому она оседлала его. Не было необходимости оставаться сверху так долго, как она сделала, и у него не было необходимости позволять ей оставаться сверху так долго, но он позволил. Ей не было нужды обнимать его, и ему не было нужды позволять ей поцеловать его. Но она это сделала, и он тоже.
Эллисон целовалась миллионы раз раньше, но этот поцелуй был другим. Это не было похоже на детский поцелуй в стиле подставить губы, но она немного приоткрыла губы рядом с губами Роланда, и ему тоже пришлось, потому что она почувствовала его дыхание на своих губах. Какой-то инстинкт заставил ее слегка придвинуться к нему. Совсем немного, просто касание бедрами о его бедра, и снова еще раз сильнее. Роланд сразу же задвигался под ней, потом вздрогнул, будто ему стало больно, хотя больно совсем не было, когда он слегка обхватил ее за бедра. Это длилось целую вечность. И через две секунды все закончилось. Не говоря ни слова, он поднял ее с себя, бросив на песок, и перекатился в сторону.
Лежа под палящим солнцем, она сказала себе, что ее трясет оттого, что волна сбила ее с ног. Она хотела, чтобы Роланд посмотрел на нее и сказал что-нибудь. Когда он не сделал ни то того, ни другого, она перевернулась к нему. Она изучала его длинную выгнутую спину, линию его позвоночника, гладкую кожу, покрытую песком. Пальцами она посчитала его ребра – один, два, три, двенадцать слева, один, два, три, двенадцать справа. Ей никогда раньше не казалось неправильным трогать его, но сейчас казалось. И она все равно это делала. Пока он не встал без предупреждения и не направился домой.
– Лучше помыться до того, как все вернутся, – сказал Роланд. Он не смотрел на нее, пока они шли. Он опустил голову, взгляд был направлен вниз.
– Хорошо, – не стала спорить она. Она согласилась без возражений, хотя вообще-то не было никаких причин мыться до того, как все вернутся домой. Никого не волновало, что они отправились искупаться в океане. Это не было против правил. Однако в их доме было одно железное правило, и оно гласило, что мальчики не должны трогать девочек, а девочки мальчиков. Не браться за руки или играть в догонялки. А именно трогать. Целовать и трогать. По-взрослому. И именно этим они с Роландом занимались на берегу. Они нарушили это правило. Она нарушила это правило.
Эллисон схватила пляжное полотенце, жесткое от песка и, обернувшись им, направилась к двери на террасу.
– Эллисон, – позвал Роланд. Обычно он называл ее Эл или малышка. С чего вдруг столько звуков? Она посмотрела на него, полотенце прилипло к телу, она ждала. – Больше никаких белых футболок в воде, хорошо?
Эллисон покраснела до корней ее волос. Она пробормотала что-то на подобии: «О, конечно», а затем убежала в дом. В ванной она заперла за собой дверь, прежде чем посмотреть в зеркало. Старая футболка Дикона, которую она надела так бездумно, прильнула к ее телу, просвечивая самые интимные части тела. Если она могла видеть это, то Роланд и подавно. У Эллисон были братья. Она поняла, что произошло.
Как взрослый человек, она понимала, что это едва ли новость, когда у шестнадцатилетнего мальчика случилась эрекция из-за девочки-подростка в белой мокрой футболке. Однако, как еще маленькая девочка, она была унижена, пристыжена и оскорблена, как будто сломала что-то между ними, что никогда нельзя будет исправить.
– Поверить не могу… – выдохнула она. – Я совсем забыла о том дне. Совершенно забыла.
У кромки воды они стояли рядом друг с другом, почти в том же самом месте, где все случилось. Он привел ее сюда, чтобы вспомнить, и она вспомнила. Воспоминание – почти забытое – накрыло ее волной и заставило замерзнуть, трястись и промокнуть.
– Я всегда волновался, что это так… Я думал, что поэтому ты не вернулась. – Серьезный виноватый взгляд у него на лице ранил ее сильнее, чем могла бы ненависть.
– Боже, нет. – Она махнула рукой в знак отрицания. – Нет, Роланд, абсолютно нет. То, что произошло в тот день… Нет, я не поэтому больше не возвращалась, клянусь. Я поверить не могу, что ты так подумал.
Его плечи опустились в явном облегчении.
– Мне было шестнадцать, а тебе двенадцать, – сказал он.
– Ничего не произошло, – заверила Эллисон. – Ничего. Да, я немного испугалась, но это было из-за смущения, не… я не знаю, травма?
– Я знаю, как выглядит детский страх. Это было другое, – настаивал Роланд.
– Да? Я мало что помню о том дне, – пробормотала она, понимая, что этот день, этот инцидент, был последним, что она помнила из своего последнего лета в «Драконе».
– Что ты помнишь?
– Я помню, как меня сбила волна, – начала девушка. – Помню, как ты нес меня к пляжу и не позволил мне идти даже после того, как я была в безопасности. Помню, как поцеловала тебя, и как ты после говорил мне больше не надевать белую футболку на море. Я помню, как убежала в ванную и заплакала. После того дня пустота. Но… Я уверена, это из-за падения. Я терлась о тебя, а не иначе.
– Я тоже мог немного тереться о тебя, – сказал он, подмигивая.
– Это длилось секунды три, – сказала она. – И я была сверху. – Она надеялась, шутка вернет ему улыбку, но этого не случилось.
– Ты правда ничего не помнишь после этого? – не поверил он.
Она пожала плечами.
– Ничего, – сказала она. – Что я сделала?
– Ты меня избегала. Полностью. Я пытался поговорить с тобой об этом, убедиться, что с тобой все в порядке, но ты мне ни слова не сказала. Лишь пряталась в своей комнате, когда я был рядом.
– Звучит, как типичная реакция двенадцатилетней девочки на унижение.
– Я надеялся, что так и было, но никогда не знал наверняка. Когда отец сказал, что твоя тетя забирает тебя из-за несчастного случая… Не знаю. Меня не покидало ощущение, что это связано со мной.
Эллисон не могла поверить, что совсем забыла тот день и тот момент с Роландом. Свой первый поцелуй. И среди всех людей именно с Роландом. Какие еще хорошие и ужасные воспоминания украла у нее травма головы?
– Нет, конечно, нет, не поэтому.
– Тогда что же это было? Почему ты вернулась сюда, только узнав, что папа при смерти? – спросил он. Он был смущен и в то же время испытывал облегчение.
– Ты не знаешь? – спросила она.
– Вот, что я знаю. Ты и я были одни дома. Произошел инцидент. Ты перестала со мной разговаривать. Через несколько дней я на работе, мне звонит Дикон и говорит, что ты упала с лестницы и тебя забирает скорая помощь. Дальше я знаю, что приехала твоя тетя и сказала папе, что забирает тебя домой. Я сказал, что мы должны ее остановить, но папа сказал, что нам нужно тебя отпустить. Чего я не знаю, так это то, почему ты не вернулась на свой восемнадцатый день рождения. Или девятнадцатый. Или в любое другое время.
– Все не так просто. Доктор Капелло не рассказал тебе о телефонном звонке?
Роланд посмотрел на нее, вытаращив глаза, сбитый с толку.
– О каком телефонном звонке?
– Роланд… Я думала, что ты знаешь, – сказала она. – Кто-то звонил моей тете. Как раз перед моим… До того, как я ударилась. Кто-то звонил ей, притворившись мной. Ей сказали, что кто-то пытается меня убить. И потом, бам, она узнает, что я в больнице с травмой головы.
Роланд потер лоб и покачал головой.
– Папа сказал, что ты упала. Это все, о чем он нам сказал. Так, кто, черт возьми, звонил твоей тете?
– Я не знаю, – призналась Эллисон. – Моя тетя сказала, что голос был похож на мой, но она также сказала, что этот человек все время плакал и казался истеричным. Я так ничего и не узнала. – Девушка понимала, что это должен быть кто-то из детей в доме, но она никак не могла представить, что кто-то мог так ее обмануть.
– Зачем кому-то притворяться тобой? Зачем кому-то говорить такое? Я знаю, что никто из нас не сделал бы этого, – заявил Роланд. – Я был на работе. А Дикон и Тора были так опустошены, когда ты уехала. Я никогда не видел, чтобы они так сильно плакали. Тора кричала на папу, чтобы он нашел способ заставить тетю вернуть тебя. Дикон пытался уговорить выкупить тебя. Я плакал. Кендра плакала. Боже, даже папа плакал, пока никто не видел.
Мысль о том, что все они плакали из-за нее, оплакивали ее, снова разбивала ей сердце. Неужели она потеряла семью из-за глупого розыгрыша? Или произошло что-то действительно злое? В оба варианта было сложно поверить.
– Я тоже плакала, – призналась Эллисон. – Но тетя Фрэнки не позволила мне даже говорить о визите. Никаких писем. Никаких телефонных звонков. Я догадалась, что она и доктору Капелло не позволила связываться со мной.
– Папа говорил что-то о том, что твоя тетя не хочет, чтобы мы тебе звонили. Но он сказал, что это потому, что ей не хочется, чтобы ты тосковала по дому, или сбежала, или что-то еще. Он никогда нам не говорил… Почему он никогда нам ничего не говорил?
Роланд отступил от воды и сел на песок. Она присела рядом с ним.
– Я поверить не могу, что доктор Капелло не сказал тебе о телефонном звонке, – сказала Эллисон. – Я думала, ты знаешь.
– Ты действительно думаешь, что кто-то пытался тебя убить? – поинтересовался Роланд. – Не случайно, я имею в виду.