Текст книги "Счастливчики (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Что еще?

– Я сел на одну девочку, – сказал Антонио. – Поймал ее на детской площадке. Учитель подошел до того, как я успел начать.

– Господи, – сказала Эллисон, в ужасе зажимая рот рукой.

– Ты выглядишь глупо, – сказал он. – Все, что я говорю, заставляет тебя выглядеть глупо. Это не твоя вина. Я связан. Я тоже выгляжу глупо.

Она медленно опустила руку. У нее закружилась голова. Свело желудок.

– Почему ты причинял боль всем этим девочкам?

– Я не мог остановиться, – сказал он. – Не знаю, почему. Хотел бы знать, почему. Если бы знал, возможно, мне не пришлось бы ложиться под нож.

– Тебе сделали операцию на мозге, потому что ты причинял боль другим людям?

– Больше ничего не помогало. – Он не столько произнес эти слова, сколько пропел. – Таблетки не помогли. Врачи не помогали. Выбить из меня дерьмо не получалось.

– У тебя была опухоль мозга? – спросила она. Она вспомнила, как Роланд рассказывал ей о знаменитом пациенте с опухолью головного мозга, который из-за этого превратился в сексуального хищника и вернулся к нормальной жизни, как только опухоль была удалена.

– Так мне сказали. Может, и так. А может, и нет. Но они вытащили что-то из моей головы, и какое-то время это работало, но потом у меня случился инсульт, и проводка сгорела… – Он пошевелил пальцами в беспорядке, словно клубок пряжи, запутавшийся в тысяче узлов. – Теперь я здесь навсегда.

– Ты сказал, что он вылечил тебя, как кота, – сказала Эллисон.

– Кот, я забыл про кота, – сказал Антонио. – Это все таблетки. Я не так глуп, как кажусь. Кот. Это кот породы рэгдолл. Они милые. Их разводят такими. Кошки-хищники, но у рэгдоллов забирают их инстинкт убийцы, поэтому они не кусаются. Нельзя вывести человека, чтобы они не кусались, но можно отрезать что-то в его голове, чтобы он не кусался. – Он улыбнулся ей. – Милые кошки не смогут выжить в дикой природе, ты же знаешь. Когда отрезаешь кошке когти или выводишь породу, чтобы она была ручной, ты делаешь это не ради кошки. Ты делаешь это для хозяина кошки. – Глаза Антонио дрогнули. – Я больше не кусаюсь, – сказал он. – Если только языком.

Он замолчал и ровно задышал, словно уснул.

– Антонио? Тони? Ты спишь?

– Нет, – сказал Антонио, просыпаясь. – Кот был испытанием. Проверкой, чтобы убедиться, что Дикон больше не убьет кошку.

Статья.

Статья на стене. Что там было написано? Один из детей, которых воспитывал доктор Капелло, специально вредил животным и детям.

Это был Дикон?

– Поверить не могу, – сказала Эллисон.

– Поверь, – сказал Антонио. – Я не умею лгать. Может быть, он и это из меня вырезал.

В ужасе она покачала головой.

– Кто отвез тебя к доктору Капелло?

– Он сам нашел меня, – сказал он. – Он искал таких детей, как я. Облажавшихся. Диких. Не поддающихся лечению. Детей, которые никому не нужны. Детей, по которым никто не станет скучать. Это был я. Я никому не был нужен. Когда мы встретились… знаешь, что он сказал?

– Нет, расскажи мне.

– Он сказал, что мне очень повезло, что он нашел меня, потому что он знает, как вылечить мою болезнь.

– Он сказал, что у тебя какая-то болезнь? – спросила Эллисон. – Тони, что за болезнь у тебя была, по словам доктора Капелло?

Антонио снова открыл глаза.

– Зло.

Эллисон отвела взгляд от широко раскрытых выжидающих глаз Антонио. Она знала, что именно это он собирался сказать. Возможно, она знала об этом еще до того, как приехала сюда. Может, она даже знала с того дня на пляже, когда доктор Капелло сказал, что надеется на тот день, когда можно будет излечить зло. Он говорил с такой убежденностью, убежденностью, граничащей с уверенностью. Он был уверен, что они смогут это сделать. Он был уверен, потому что уже сделал это.

Он уже сделал это.

С Антонио.

С Кендрой.

С Диконом.

С Торой.

С Оливером.

И Роландом.

– Почему ты плачешь? – спросил Антонио. – Ты не такая красивая, когда плачешь. Без обид.

Эллисон посмотрела на него и увидела слезы на его лице.

– Почему ты плачешь? – спросила она его.

– Потому что у меня болит голова.

– У тебя болит голова?

– Все время. – Лицо Антонио исказилось в явной агонии. – Ты погладишь меня по голове? Немного?

Его голос был таким умоляющим, а боль такой явной, что она потянулась к нему с состраданием. Антонио резко рванулся к ней. Кровать под ним покачнулась. Эллисон вскрикнула и подскочила на стуле. Ограничители удержали его, но она видела выражение животной ярости в его глазах, когда ее рука приблизилась к его голове. Та появилась в мгновение ока и мгновенно исчезла.

Антонио бился головой о подушку, из его глаз текли слезы.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Прости, прости, прости… – Он повторил это дюжину, две дюжины, сто раз, и у Эллисон перехватило дыхание. Антонио не переставал извиняться, а она продолжала плакать. Она подошла к его больничной койке, обошла ее и встала у него за спиной. На этот раз, когда она протянула руку, чтобы коснуться его, он лежал неподвижно. Она провела пальцами по его взлохмаченным темным волосам, и он успокоился. Цепочка извинений прекратилась.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Теперь ты больше никогда ко мне не придешь, – сказал он.

– Нет, я приду, обещаю. Ты просто немного напугал меня. Я не злюсь. Это не твоя вина.

– Иногда мне хочется умереть., – сказал он.

– Нет, не говори так, – сказала Эллисон. – Пожалуйста, не говори этого. Я так рада, что мы встретились, Антонио. Мне нравится с тобой разговаривать. И я действительно хочу увидеть тебя снова.

– Правда?

– Обещаю.

Его волосы были такими мягкими, а Антонио таким извиняющимся и беспомощным, что она должна была любить его. Она не могла не любить его. Для нее он был мальчиком с фотографии, восьмилетним ребенком в дурацкой шляпе-ведре, а не двадцативосьмилетним мужчиной, который вынужден день и ночь жить прикованным цепью в этом отеле, из которого он никогда не выйдет, никогда не уедет.

– Он должен был сделать меня хорошим, – сказал Антонио. – Он заставил меня пожалеть.

– О, Тони, – сказала она, плача вместе с ним. Его спина вздымалась от рыданий, и она потерла ее, как могла, пытаясь успокоить. Никто этого не заслужил. Ни один человек. Никто. Даже мальчик, который причинял детям такую боль, как он. Быть приговоренным к пожизненному заключению за преступления, совершенные в возрасте семи и восьми лет… быть в ловушке в этом месте на десятилетия без надежды когда-либо выбраться, когда-либо выздороветь… никаких посетителей и никого, кто мог бы прикоснуться к нему, кроме врачей, медсестер и санитаров. Никто этого не заслужил.

– Эллисон, – сказал он, впервые произнеся ее имя.

– Да?

– Нажми кнопку вызова.

– Что случилось?

– Нажимай. У меня сейчас будет припадок. Жми.

Она подбежала к двери и нажала кнопку вызова. Прошло не больше десяти секунд, хотя казалось, что прошла целая вечность. Эллисон стояла в углу комнаты, наблюдая, как спина Антонио поднимается с кровати, словно сцена из фильма об экзорцизме. Его лицо исказилось в агонии, и звук, сорвавшийся с его губ, больше напоминал звук раненого животного или испуганного ребенка. Она хотела помочь ему, но не знала, как. Две медсестры, мужчина и женщина, ворвались в палату и бросились к кровати. Один из них зажал в зубах Антонио капу.

Эллисон соскользнула по стене и села на пол.

И она вспомнила, что произошло в тот день.

Перед ней словно разыгрывалась сцена из фильма. Фильма ужасов. И в главной роли была она.

У Антонио случился припадок, и Эллисон вспомнила. Все происходило как в замедленной съемке, как будто пол был покрыт клеем, а воздух в комнате был густым, как патока. В конце концов она нашла опору, и вернулась к себе и в настоящее. Обе медсестры закончили с Антонио и теперь спокойно стояли у его постели, одна вытирала пот с его лица и шеи, а другая делала пометки в карте.

Женщина с картой повернулась к ней.

– Вы в порядке? – спросила медсестра.

– Все хорошо, – сказала Эллисон. Никогда в жизни она не чувствовала себя лучше.

– Мы дали ему еще одно успокоительное. Он очень скоро уснет.

– Мне нужно уйти? – спросила Эллисон, продолжая сидеть на холодном полу.

Медсестра пожала плечами.

– Часы посещения до шести. Можете остаться, если хотите. Но он будет спать.

– Все в порядке, – сказала Эллисон. Ее голос звучал по-другому, как будто он отделился от ее горла и говорил вне ее тела.

– Тише, Тони, – сказал санитар, похлопывая Антонио по руке. Он посмотрел на нее и нахмурился. – Вы родственница?

– Я его сестра, – сказала Эллисон.

– Вы никогда не бывали здесь раньше?

– Я и не знала, что он здесь.

– А, – сказал он. – Так бывает. Мне жаль.

Они оба ушли, и Эллисон заставила себя подняться. Она вернулась к кровати Антонио, где он лежал на боку в позе эмбриона, укрытый одеялом и все еще в кандалах. Его лицо было красным, а губы опухшими.

– Антонио? – тихо спросила она. – Тони?

– Ты все еще здесь? – спросил он.

– Да. Они сказали, что ты будешь спать.

Он кивнул.

– Ты хочешь, чтобы я осталась?

– Пожалуйста.

– Я останусь. – Она принесла из ванной полотенце и смочила его холодной водой. Прижав то к его лицу, он выдохнул с явным облегчением.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Могу я лечь с тобой? – спросила она.

– Боже, да.

Эллисон осторожно забралась к нему на больничную койку, прижалась сзади и как можно нежнее положила руку ему на бок.

– Ты пахнешь океаном, – сказал он. – И раем.

Она улыбнулась.

– А чем пахнет рай?

– Он пахнет… – Он широко зевнул, и она тоже. – Он пахнет девушкой, которая целует тебя.

Эллисон поняла намек. Она наклонилась и поцеловала его в висок, прежде чем снова прижаться к нему.

– Эллисон? – Голос у него был уже полусонный.

– Да, Антонио? – спросила она.

– Если бы меня не накачали успокоительными, у меня был бы стояк.

– Приму это как комплимент, – сказала она.

– Хотя сиськи могли бы быть и побольше.

– Это правда, – сказала она. – Могли быть и побольше.

– Ты придешь ко мне снова? – спросил он.

– Да, приду, – сказала она, и это обещание она точно собиралась сдержать. – Кстати, ты был прав.

– Насчет чего? – спросил Антонио. Его голос звучал так устало, что ей стало интересно, понимает ли он, что говорит.

– Доктор Капелло действительно что-то сделал со мной в том доме.

– А, – сказал Антонио. – Я же тебе говорил.

Глава 24

Эллисон оставалась с Антонио до тех пор, пока не убедилась, что он спокойно спит. Она оставила свой номер телефона Майклу, который, похоже, был самым близким и, вероятно, единственным другом Антонио в «Фэрвуде», на случай непредвиденных обстоятельств. Она также положила десять тысяч долларов на счет Антонио, чтобы он мог сделать свою комнату более уютной. Это казалось недостаточным, но какая разница? После этого она села в машину и уехала, чтобы вернуться в «Дракон». Зачем она возвращается туда после всего, что узнала? Она могла взять свои деньги и сбежать. Она могла уйти, не попрощавшись. Но она не могла уйти, не посмотрев доктору Капелло в глаза и не задав ему один вопрос.

По дороге она вспомнила все это снова, вспомнила полностью, каждую минуту, каждое мгновение. В ту секунду, когда она увидела, как Антонио вставили в рот капу, увидела, как его спина поднялась с кровати, словно его пронзил электрический разряд… все вернулось, вернулось, как вода, наполняющая пустой фонтан. Все, что она забыла, все, что она подавляла, все, что она не помнила и не хотела помнить, и все, что украл у нее кто-то, кто должен был быть ее спасителем… Это пузырилось со дна, ползло по полу, и все поднималось и поднималось к самому краю, где грозило разлиться.

Все началось в тот день на пляже, в день, когда они с Роландом поцеловались. Она ошиблась, сказав ему, что поцелуй и ее отъезд из дома не имеют ничего общего друг с другом. У них было много общего.

Все.

Она пропустила завтрак уже третье утро подряд. Это был предлог, который использовала Тора, чтобы прийти к ней в комнату, чтобы проверить, как она, чтобы попасть внутрь, когда она не разрешала входить всем остальным в доме.

Эллисон даже не была голодна. Она не поэтому впустила Тору. Ей не нужна была еда на тарелке. Ей просто нужно было рассказать кому-нибудь, что произошло.

Тора подумала, что это что-то другое. Тора, которой едва исполнилось пятнадцать, и которая в короткой юбке цвета хаки и белом вязаном топе выглядела как семнадцатилетняя модель из журнала, присела на край кровати Эллисон и спросила, не начались ли у нее месячные.

Эллисон прошептала «нет». Хотелось бы, чтобы проблема была в них.

– Тогда в чем дело? – спросила Тора. – Пожалуйста, скажи мне. Я никому не скажу. Я умею хранить секреты.

– Ты клянешься? – Эллисон не могла смотреть ей в глаза. Она лежала на боку под одеялом, хотя в комнате было душно от летней жары.

– Клянусь Богом, – сказала Тора. – Ты уже несколько дней не выходила из комнаты. Что это значит?

Эллисон рассказала Торе о случившемся.

Волна.

Роланд несет ее на пляж.

Оседлала его и как хорошо это было.

Почему это было так приятно?

Поцелуй.

Этот дурацкий поцелуй.

Руки Роланда на ее талии, на бедрах.

Звук, который он издал, когда Эллисон пошевелила бедрами.

Она рассказала Торе все. Все это вылилось в один длинный мучительный монолог, шептавшийся между судорожными всхлипываниями.

Ребенок в Эллисон ожидал худшего, что Тора осудит ее и станет насмехаться. Маленькая частичка Эллисон, которая превращалась в молодую женщину, думала, что Тора, возможно, скажет ей, что она слишком остро реагирует, что в этом нет ничего страшного.

Тора не сделала ни того, ни другого.

– Я должна тебе кое-что сказать, – сказала Тора, и тон ее голоса заставил Эллисон, наконец, повернуться к ней лицом. Тора побледнела. Даже ее губы казались белыми, бескровными.

– Что сказать? – спросила Эллисон.

– Никому нельзя рассказывать то, что я тебе скажу, – сказала Тора. – Я сохраню твой секрет, а ты храни мой. Ты должна поклясться. Я вообще не должна это знать.

Рот Торы был так плотно сжат, что потребовалась бы пара плоскогубцев, чтобы открыть его.

Эллисон произнесла слово, необходимое, чтобы Тора заговорила.

– Клянусь.

Затем Тора рассказала ей историю. Тора рассказала ей историю о том, как ей захотелось заглянуть в медицинские карты отца, которые он держал под замком в шкафу в своем офисе. Она хотела кое-что узнать – неважно что, сказала Тора, так что не спрашивай.

Эллисон не спросила.

Тора дождалась вечера, когда все собирались в Астории посмотреть кино. И прямо перед тем, как все они собирались выйти из дома и сесть в папин фургон, Тора сказала, что передумала, что у нее расстройство желудка, и ей не хочется идти.

Все ушли без нее.

Оставшись в доме одна, она стала искать повсюду, пока, наконец, не нашла ключ от шкафа и ключ от ящика. Она нашла файлы, которые искала, и спряталась в шкафу, чтобы прочесть их.

– И что же ты выяснила? – спросила Эллисон, теперь завороженная, намного более завороженная, чем напуганная или пристыженная.

– Ты должна быть осторожна с Роландом, – сказала Тора. – Тебе нужно держаться от него подальше.

– Почему? – Это казалось Эллисон бессмысленным. Роланд был не просто милым, он был самым милым. Он не был опасен. Это она его поцеловала…

– У него была сестра по имени Рэйчел, – прошептала Тора. – Она умерла.

– Умерла?

Затем Тора произнесла три самых отвратительных слова, которые Эллисон когда-либо слышала.

– Роланд убил ее.

Кто-то постучал в дверь. Сильно. Громко.

– Девочки? – Это был доктор Капелло. – У вас все в порядке?

Тора посмотрела на нее, застывшую на кровати.

– Не оставайся наедине с Роландом. Никогда, – сказала Тора, и все. Затем она подбежала к двери и открыла ее.

– Привет, папа, – сказала Тора. – Все в порядке.

– Вы снова пропустили завтрак, юная леди, – сказал ей доктор Капелло. И Эллисон знала, что ей нужно солгать, если она хочет выжить.

– У меня было расстройство желудка, – сказала Эллисон.

Доктор Капелло посмотрел на Тору, которая кивнула, и Эллисон поняла, что у нее есть соучастник по вранью. Тора собиралась позволить доктору Капелло думать, что это были девчачьи проблемы, вот и все.

– Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится, – сказал доктор Капелло – Поправляйся, куколка. Пошли, Тора. Эллисон неважно себя чувствует. Дай ей отдохнуть.

Тора не хотела уходить, но она не была настолько изворотливой, как Эллисон. Бросив на Эллисон последний предостерегающий взгляд, она ушла.

И оставшись одна в своей прелестной голубой кроватке Эллисон стало страшно.

Прошла вечность, пока Эллисон раскачивалась взад-вперед, обхватив руками колени, плача и дрожа, слишком напуганная, чтобы покинуть свою комнату. Роланд убил маленькую девочку. Роланд убил свою сестру. Тора боялась, что Роланд убьет и ее.

Утренние звуки в доме смолкли. Роланд работал на своей новой работе в модном ресторане на Кларк-Бич. Эллисон знала, что доктор Капелло сейчас наверху, в своем кабинете. Кендра, вероятно, читала у себя в комнате. Летом Дикон и Тора жили на пляже. Оливер уехал два дня назад. И из окна своей спальни она увидела, как доктор Капелло вышел через парадную дверь и пошел своей обычной дорогой в лес для ежедневных прогулок.

Это был ее шанс.

Она выскользнула из своей комнаты в коридор. Проходя мимо комнаты Торы, она услышала тихий бормотание – ее и Дикона. Все было в порядке. Пока они остаются там и не пытаются ее остановить, все будет в порядке.

Эллисон прокралась по лестнице на третий этаж и проскользнула через дверь в кабинет доктора Капелло. Она нашла ключ там, где, по словам Торы, она нашла его неделю назад, когда она отправилась на ту же самую охоту. Ключ был от двери шкафа в кабинете, где доктор Капелло хранил свою картотеку. Эллисон не знала, с чего начать. У Торы было три часа на поиски, а у Эллисон, возможно, полчаса, пока доктор Капелло не вернется с прогулки. Но ведь не может же это занять столько времени, чтобы узнать правду, не так ли? Все, что Эллисон хотела знать, так это то, лгала ли ей Тора. Она могла солгать ей. Роланд? Убить свою младшую сестру? Никогда. Никогда. Может быть, Тора была влюблена в Роланда. Может, она все это выдумала, потому что ревновала. Должно быть, это ложь. Все ложь.

Но в глубине души Эллисон знала, что Тора не станет ей лгать.

Эллисон только начала рыться в первом ящике картотечного шкафа, когда за ее спиной открылась дверь.

Там стоял доктор Капелло.

Он не выглядел рассерженным. Он даже не выглядел особенно удивленным.

Он посмотрел на нее сверху вниз – в свои двенадцать лет она была высокой, но не такой высокой, как он, – и протянул руку.

– Пошли, – сказал он. – Давай поговорим об этом.

Нежно положив руку ей на плечо, он повел ее от шкафа к дивану в своем кабинете. Он сел напротив нее и нежно улыбнулся.

– Что здесь происходит, куколка? – спросил он.

– Я читала твои файлы, – сказала она. – Когда все были в парке в воскресенье. Роланд был на улице. Он не знал, чем я занята. – Тора пошла на риск, рассказав ей правду. Эллисон не хотелось втягивать ее в неприятности.

– Ясно, – сказал он, кивая. – Как ты открыла шкаф?

К счастью, Тора рассказала ей и об этом.

– Ты запираешь ключи в верхнем ящике стола, – сказала Эллисон. – Но туда можно залезть с помощью вешалки.

– Умный ребенок, – сказал он. – Я знал, что ты умна с первого дня нашей встречи.

И даже тогда она его не испугалась. Не было причин бояться доктора Капелло. Она должна была бояться Роланда.

– Ты кому-нибудь говорила? – спросил он.

– Никому.

– Так вот почему ты была так огорчена? – спросил он.

Две горячие слезинки скатились по ее лицу, достаточный ответ.

Доктор Капелло выдвинул ящик стола. Он достал пузырек с таблетками, открыл его и вытряхнул на ладонь две розовые. Он встал, прошел в маленькую ванную в своем кабинете и вышел оттуда с бумажным стаканчиком воды.

– Вот, выпей, – сказал он. – Очень скоро ты почувствуешь себя намного лучше.

– Что это? – спросила она.

– Они помогут тебе расслабиться. Ты так сильно плакала, что можешь заболеть, если не будешь осторожна.

Эллисон приняла таблетки. Они были маленькими, и проглотить их было нетрудно. Она выпила бы что угодно, если бы это помогло ей почувствовать себя лучше. Доктор Капелло присел на стул рядом с ней. Он взглянул на нее и улыбнулся.

– Что ты прочитала в файле? – спросил ее доктор Капелло.

Этого Эллисон не знала. Их прервали прежде, чем Тора успела рассказать о Роланде что-то еще.

– Только то… что он убил Рейчел.

– Он действительно убил свою сестру Рейчел. Да. Это правда. Но тебе не стоит бояться его или кого-то еще в этом доме. – Это был просто несчастный случай.

– Правда? – спросила она, мгновенно почувствовав облегчение. Тогда почему Тора так сильно напугала ее, если это был всего лишь несчастный случай?

– Так оно и было. И он ужасно себя чувствует из-за этого. И если ты начнешь говорить об этом, ты расстроишь его и всех в доме. А мы этого не хотим, не так ли?

Простой вопрос. Эллисон понимала, какой ответ он ждал от нее.

– Нет.

– Хорошо. Я рад, что мы с тобой одинаково мыслим.

– Ты уверен? – спросила она у него. – Я не знаю… Я не думаю, что это был несчастный случай. Это не было бы большим секретом, если бы это был несчастный случай.

Доктор Капелло тяжело вздохнул и кивнул.

– Слишком умная, – сказал он. – Ты просто слишком умная. – Он нежно погладил ее по щеке, все еще мокрой от слез.

– Я хочу уехать домой, – сказала Эллисон.

– Это твой дом, куколка. Если ты уйдешь, это разобьет всем сердце.

– Мне все равно. Я больше не хочу здесь оставаться. Вы все лжецы. Вы с Роландом и…

– Ш-ш-ш… – Он приложил палец к ее губам. – Успокойся. Мы поговорим об этом, хорошо? Мне нужно кое-что проверить. Я сейчас вернусь. А ты приляг на диван и отдохни. А потом мы во всем разберемся. Вместе.

Она хотела выяснить это. И ей совсем не хотелось возвращаться домой. Как она могла? У нее не было другого дома, кроме, разве что у тети из Индианы.

– Хорошо, – сказала Эллисон. – Обещаю.

Он встал, чтобы уйти, потом наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Бедняжка, – сказал он. – Это то, что мы называем «много шума из ничего». Просто отдыхай. Ты, должно быть, очень устала.

Он оставил ее в кабинете и закрыл за собой дверь. Может, дело было в таблетках, а может, из-за того, что она мало спала прошлой и позапрошлой ночью, но она действительно легла на кушетку напротив стола доктора Капелло. Ее веки тяжелели, но она отказалась их закрывать. Она боялась закрыть их, хотя и не знала почему. Эллисон уставилась на рисунок карты черепа, висевший на стене за столом. Она удивилась, почему в центре черепа были маленькие дракончики. Когда доктор Капелло наконец вернулся в комнату, она спросила: – Почему в мозгу драконы?

– Ты еще не спишь? – Он сел рядом с ней на диван и убрал волосы со лба.

– Почти.

– Тебе надо поспать, – сказал он. – Когда ты проснешься, то не вспомнишь ничего из того, что произошло за последние несколько дней. Я обещаю. Разве это не мило?

Она сонно кивнула. Это было бы хорошо. Было бы хорошо забыть все, что произошло – руки Роланда, волна, поцелуй, его руки на ее талии, слезы, стыд, рассказ Торы о том, что Роланд убил маленькую девочку… Да, она действительно хотела все это забыть. Но в этом не было никакого смысла. Ей было двенадцать, она была ребенком, и не глупым. Нельзя волшебным образом заставить людей забыть о чем-то.

Она закрыла глаза и начала засыпать, а когда уже почти уснула, она почувствовала под собой сильные руки доктора Капелло, которые подняли ее и вынесли из кабинета. Неужели он несет ее обратно в спальню? К нему? Нет, они поднимались. Она услышала скрип лестницы под его ногами и почувствовала горячий липкий воздух на лице. Чердак. Он отнес ее на чердак. Но зачем?

Она была слишком сонной, чтобы спросить. Эти розовые таблетки, те самые таблетки от аллергии, которые Кендре приходилось принимать весной, те самые, от которых она засыпала и спала по десять часов подряд, когда принимала по две за раз. Эллисон хотела проснуться, но не могла. Даже когда она почувствовала что-то холодное на висках, она не могла избавиться от желания спать. Но она знала, что должна попытаться.

– Что насчет драконов? – спросила она.

– Ты действительно не хочешь спать? – Его голос звучал почти гордо, потому что она могла побороть сон. – Гиппокамп – это структура в центре мозга. «Гиппо» – означает лошадь. «Камп» – означает морской монстр. Его назвали так, потому что он похож на морского конька или водного дракона. И все.

– О, – сказал она. – В моём мозгу живет дракон.

– Драконы живут во всех нас, – сказал он. – И в некоторых из нас живут хорошие драконы, а в некоторых – плохие. Знаешь, что я иногда делаю?

Она покачала сонной головой.

– Я убиваю плохих драконов, – сказал он.

– Как рыцарь?

– Прямо как рыцарь. Как насчет того, чтобы прочесть мне одно из своих стихотворений? – спросил он. – Это поможет тебе заснуть. А когда проснешься, то не вспомнишь ничего плохого о Роланде. Ладно?

– Какое стихотворение? – Ее тело казалось таким тяжелым. Ее мозг превратился в кашу. Но если кто-то хотел, чтобы она прочитала стихотворение, она это делала.

– «Кубла-Хан», – сказал он. – Это хорошее стихотворение для того, чтобы уснуть. Возможно, оно принесет тебе хорошие сны.

– В стране Ксанад благословенной, – начала она, —

Дворец построил Кубла Хан… (прим.:перевод К. Бальмонт)

Она уже почти заснула, как через секунду почувствовала, как что-то твердое, что-то с привкусом пластика засунули ей в рот между губ. Она почувствовала что-то холодное по обе стороны лба. И тут ее пронзил шок, шок, подобный удару молнии. Он поднял ее в воздух и проделал дыру в ее мозгу.

И после этого… ничего.

Следующее, что она помнила, было пробуждение в больнице в Астории. Первого, кого она увидела, была ее двоюродная бабушка Фрэнки. Это была высокая худая женщина с длинными седыми волосами, собранными в пучок. Ее темные глаза чем-то напомнили Эллисон ее маму. Эллисон она сразу понравилась.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Эллисон после того, как ее тетя Фрэнки представилась.

Тетя Фрэнки ответила очень просто.

– Моя маленькая девочка, я увожу тебя отсюда к чертовой матери.

****

Эллисон свернула на длинную подъездную дорожку к дому, припарковалась и вошла внутрь. Она шла тихо, не желая привлекать к себе внимание. Она не знала, где были Дикон и Тора, но заметила Роланда, стоящего на палубе и смотрящего на воду. Молится? Может быть. Она хотела поговорить с ним больше всего на свете, но пока не могла доверять себе. Или ему.

Она поднялась на третий этаж. Часть ее хотела встретиться с доктором Капелло, но она не знала, что ему сказать. Прежде всего, ей нужны были доказательства. Ей нужны были доказательства, что то, что она помнила, было правдой.

У двери в спальню доктора Капелло она остановилась и прислушалась. Эллисон ничего не слышала. Она заглянула внутрь и увидела, что в комнате темно. Должно быть, он крепко спит. Было уже поздно, одиннадцать, но Эллисон знала, что долго не сможет заснуть.

Она подошла к двери, ведущей на чердак. Та была не заперта. Она включила свет и стала подниматься по деревянной лестнице так медленно, как только могла. Она не хотела, чтобы случайный скрип оповестил весь дом о том, где она и чем занимается. Она смогла подняться без единого звука, не считая собственного неглубокого, прерывистого дыхания.

Эллисон знала, что ищет, и даже имела хорошее представление, где это найти. Она подошла к южной стене, к ряду витрин, где доктор Капелло хранил свою коллекцию. Она стянула одну белую простыню и заглянула за стеклянную дверь. Она увидела костяные сверла и разнообразные скальпели с рукоятками из слоновой кости, металлические расширители для рта, медный шприц и катетер из чистого серебра. Но не то, что она искала. Она опустила вторую белую простыню со второй стеклянной витрины и обыскала ее сверху донизу. Опять ничего. Эллисон начинала паниковать. В любую секунду Роланд мог прийти к ней и спросить, что она делает и зачем, но у нее не было подходящего ответа. Она сняла простыню с третьей и последней витрины и просмотрела все содержимое.

Ничего.

Она встала и прислонилась головой к крышке ящика. Он должен быть здесь. Должен быть.

– Где ты, черт возьми? – спросила она у себя.

– Скажи мне, что ты ищешь, – сказал доктор Капелло, – и я скажу тебе, где это найти.

Глава 25

Эллисон обернулась и увидела доктора Капелло в синем халате, стоящего на верхней ступеньке лестницы.

– Мне звонили из «Фэрвуда», – сказал доктор Капелло в ответ на ее молчание. – Они сказали, что кто-то приезжал сегодня к Антонио. Я знал, что это должна быть ты. Должно быть, ты очень огорчена.

– Они звонили тебе?

– Я просил их об этом, – сказал он. – Мне нравится знать, что происходит с бедным мальчиком. Майкл сказал, что у Тони случился приступ, пока ты была там.

– Да, – ответила она. – Это было… ужасно.

– Этому ребенку c рождения раздали не те карты, – сказал доктор Капелло. – Боюсь, я не мог поменять их.

– Ты играешь не в карты, – сказала Эллисон. – Ты играешь с детьми и их жизнями.

– Это была не игра, куколка. Это была моя работа.

Теперь настала очередь Эллисон задать вопрос, ради которого она сюда вернулась.

– Что ты сделал со своими детьми?

Доктор Капелло не ответил. Он прошаркал по полу к стулу и сел на него, твердый и тяжелый. Он выглядел больным и усталым. Он выглядел точно так же, каким и был – умирающим. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы отдышаться, а затем он заговорил.

– Была одна девушка, – начал доктор Капелло. – Француженка. Мы изучали ее в медицинской школе. У нее была эпилепсия. Никакие лекарства не могли заглушить ее приступы, никакое лечение не могло успокоить ее страдания. Изо дня в день она страдала без надежды. И тогда хирург предложил довольно радикальное лечение. Ее приступы происходили в гиппокампе. Возможно, если он его уберет, это положит конец ее приступам. Конечно, эта операция была большим риском. Гиппокамп также является местом, которое отвечает за сопереживание, торможение и память. Нельзя просто вырезать что-то подобное из чьего-то мозга без последствий. Но девушка была в отчаянии. Либо это, либо смерть от припадка. Они провели операцию. Она выжила. Все затаили дыхание, чтобы увидеть, каким человеком она станет, когда орган, отвечающий за сочувствие, будет вырезан из ее мозга. Станет ли она зомби? Психопаткой? Неужели все было напрасно? А потом случилось самое замечательное.

– Что? – спросила Эллисон, невольно втянувшись в рассказ.

– У нее прекратились приступы. То, чего и ждали. Но чего они не ожидали, так это того, что у нее развилась гиперэмпатия.

– Гиперэмпатия?

– Да, это состояние, при котором человек отождествляет себя с чувствами другого человека. Гиперэмпаты настолько чувствительны к настроениям и чувствам других людей, что могут казаться почти экстрасенсами. Видишь ли, все дело в мозге. Мы называем это нейропластичностью. Это громкое слово означает, что мозг обладает необычайной способностью к самовосстановлению. Особенно у детей. Целые полушария мозга могут быть удалены, и люди могут не только выжить, но и процветать, поскольку оставшееся полушарие мозга быстро берет на себя работу потерянного полушария. Боже мой, Эллисон, видеть что-то подобное – словно волшебство. Не нужна луна. Не нужен океан. Не нужен космос пространство, я этого не хочу. Настоящая неоткрытая страна – это мозг.