Текст книги "Счастливчики (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
– Ну, все, я все тебе рассказала. Теперь можешь идти.
– Не уйду, пока не откроешь конверт.
– Почему тебя это волнует?
– Что, если этот парень Роланд пишет, чтобы признаться в преступлении?
– Роланду тогда было шестнадцать, почти семнадцать. Он работал в летнем лагере в другом городе. Его не было дома в то время. Поверь мне, я много об этом думала, когда уехала от них.
– Значит, ты всё-таки думала об этом.
– Мне было двенадцать, и я жила с пожилой женщиной в квартале для пенсионеров. Не то, чтобы у меня было много других дел.
– Тогда, может быть, Роланд что-то знает и наконец хочет признаться. – МакКуин встал и направился за ней на кухню.
– Может быть, – не стала спорить Эллисон.
– Открывай.
– Открою. – Эллисон повернулась к нему лицом. – Как только ты уйдешь.
– Сверчок… – Он положил руки на ее бедра.
Эллисон коснулась его лица, легкой щетины, которая появлялась на час раньше положенного каждый день.
– Прощай, МакКуин – произнесла она, взяв его за запястья и убирая руки от себя.
Он резко опустил плечи в знак поражения, затем снова расправил их, взял ключи со стола и засунул их в карман.
– Хорошо, – согласился он. – Ты победила. Но сделай одолжение, ладно? – Он подошел к двери. – Оставайся на связи.
Эллисон открыла дверь, и он шагнул за порог. Остановился. Повернулся. Она понимала, что происходит, и знала, что могла бы это остановить, но не стала.
Мужчина обхватил ладонями ее лицо и оставил на губах долгий поцелуй, и она вернула ему этот поцелуй. Поцелуй был плохой идеей, ужасной идеей, но, по крайней мере, МакКуин дал ей шанс оттолкнуть его первой.
– Я всегда знала, что буду жалеть о связи с тобой, – пробормотала Эллисон.
– Тогда зачем ты на неё согласилась? – поинтересовался он.
– Потому что знала, что буду жалеть еще больше, если между нами ее не будет.
Он рассмеялся, и лучше ему было этого не делать, потому что у МакКуина был хороший смех. Слишком хороший. Он снова ее поцеловал.
– Еще раз, – сказал он, прикоснувшись к ее губам. – Может быть, тебе станет легче.
Эллисон позволила ему отнести её в спальню.
Она этого не хотела, но нуждалась в нем.
Все, что угодно, только не оставаться одной.
Глава 3
Раньше на что-то подобное им не хватало времени. МакКуин раздел ее догола, уложил на спину и целовал каждый сантиметр ее тела, как будто делал это в последний раз. Эллисон удовлетворенно вздохнула, когда он вошел в нее. Это был либо вздох, либо плач, но она отказывалась поддаться слезам. МакКуин поцеловал ее в шею и прошептал на ухо:
– А я-то думал, что я первый богатый сукин сын, который забрал тебя с улицы.
– О, ты им и был, – заверила девушка, почти улыбаясь. – Доктор Капелло не был сукиным сыном.
Доктор Капелло был, по сути, ангелом. По крайней мере, так она когда-то думала. До семи лет Эллисон жила в маленьком городке под названием Рэд, где даже деревья весной были тусклого коричневого цвета. Они называли это высокогорной пустыней, мимо каскадных гор, которые с таким же успехом могли быть заоблачной стеной, потому что мимо них не могла проникнуть и капля дождя. Хотя учителя Эллисон говорили, что они живут в часе езды от покрытых мхом зеленых лесов и в трех часах езды от океана, она никогда им не верила. Весь мир был высокогорной пустыней для нее, пока в тот день человек с русой бородой не пришел в дом, куда они ее забрали, потому что ей больше некуда было идти.
Эллисон жила в одноэтажном доме, обшитом сайдингом цвета песка пустыни, и делила комнату с тремя другими девушками, все они были старше. Старше и страшнее. Все трое возмущались вторжением «маленькой девочки2» в свое королевство твинов. Это было в 1997 году, и она понятия не имела, кем были все эти мальчики на плакатах на стене, и не знала, кто такие Backstreet Boys, что, по-видимому, было достаточным преступлением, чтобы сделать Эллисон недостойной их дружбы или даже просто доброты от кого-то, кроме мисс Уитни.
В тот день она отправилась на поиски мисс Уитни, потому что одна из девочек – Мелисса, самая крупная из тех, кто всем заправлял, – ударила Эллисон, за то, что та осмелилась сесть на неправильный стул. Эллисон с заплаканным красным лицом побежала в кабинет мисс Уитни в надежде, что ей разрешат спрятаться там и читать весь день. Мисс Уитни позволяла ей делать так пару раз. Очевидно, Эллисон «плохо приспосабливалась» и страдала от «глубокого стресса», и ей нужна была «более благоприятная среда». Эллисон не была уверена, что это значило, но слышала, как мисс Уитни говорила так по телефону кому-то накануне. То, чего Эллисон действительно хотела, – чтобы ее мама вернулась, но мисс Уитни напомнила – доброжелательно и не раз – что ее мать никогда не вернется. Они пытались найти ее давно пропавшего отца или другого родственника, с которым она могла жить. Но пока безуспешно, не удалось никого найти, кроме тети, которая была слишком старой, чтобы справиться с семилетней девочкой.
Когда она впервые увидела бородатого мужчину, он обнимал мисс Уитни в кабинете. Эллисон стояла в дверях и смотрела на высокого человека, одетого, как ей показалось, в голубую пижаму. Он очень сильно похлопал мисс Уитни по спине, когда обнял ее, и мисс Уитни смеялась и вздрагивала, вздрагивала и смеялась.
– Боже мой, – сказал бородач, отступая. Он увидел, как она пряталась в дверях. – Это она? – Мужчина повернулся к мисс Уитни, широко раскрыв карие глаза.
– Да. Это наша Эллисон.
Он сразу же присел на корточки, чтобы посмотреть Эллисон в глаза.
Девочка сделала шаг назад, опасаясь, что нарушила правило.
– Все в порядке, – успокоил мужчина, и его борода разошлась в широкой улыбке, которая показала ряд блестящих белых зубов. – Не бойся.
– Я не боюсь, – ответила Эллисон. – А вы?
Он усмехнулся.
– Удивлен. Ты немного похожа на другую девушку, которую я знал.
– Я подумала то же самое, когда увидела ее, – вставила свое слово мисс Уитни. – По крайней мере, кузены. Или не стоило звонить?
– Нет, нет… – произнес бородач. – Все в порядке.
– Почему вы в пижаме? – поинтересовалась Эллисон у бородача. Она знала, что это пижама, потому что штаны были на резинке, как у пижамы. Молния означала брюки на выход. Отсутствие молнии означало штаны для дома. Так ей объяснила мама.
Бородач рассмеялся, и это был приятный смех, а еще у него были красивые глаза. Красивые, не как прекрасные, а как добрые.
– Это форма, – объяснил он. – А не пижама. Ее носят доктора.
– А вы доктор? – спросила Эллисон.
– Да.
– Кто-то болен?
– Ты скажи мне, – сказал бородач. – Ты не слишком хорошо выглядишь.
– Меня ударили.
– Ударили? – переспросил бородач и посмотрел на мисс Уитни.
– Мелисса? – задала вопрос мисс Уитни.
В глазах Эллисон снова появились слезы, и она кивнула.
– Я скоро вернусь, – пообещала мисс Уитни со стоном.
– Вы сходите и накажите Мелиссу, – произнес бородач. – А я верну Эллисон в рабочее состояние.
Он выпрямился, и мисс Уитни похлопала его по руке, выходя из кабинета. Теперь они остались одни, Эллисон и бородач.
– Больно? – спросил он, касаясь подбородка.
– Немного.
– Ты можешь плакать, – сказал он. – Я вижу, что ты хочешь.
– Кэти сказала, я не должна плакать.
– Почему нет?
– Тебя не захотят, если ты много плачешь.
– Кто?
– Люди, которые забирают детей домой, – просто ответила она.
Бородач прикрыл рот ладонью и прошептал:
– Я не возражаю, если ты заплачешь. Обещаю.
От этого ей полегчало, намного полегчало, и ей больше не хотелось плакать.
– Пойдем, поищем ванную, – предложил он.
Эллисон показала ему, где она. Он посадил ее на туалетный столик, намочил ткань и прижал к щеке.
– Как теперь? – спросил он. – Лучше?
– Намного.
– Фантастика, – обрадовался он. – Еще один пациент вылечен. Это будет стоить тебе два кусочка.
– Чего?
– Понятия не имею, – сказал бородач. – Раньше все время слышал это по телевизору – бритье, стрижка, два кусочка. Никогда не понимал, чему равны эти два кусочка.
Эллисон осмотрелась, увидела коробку с салфетками и оторвала два кусочка.
– Вот, – сказала она, протягивая их ему. – Два кусочка.
– Уверена?
– Вы сказали, что не знаете, что это, – уверенно произнесла Эллисон. – Так откуда вам знать, что это не они.
Бородач посмотрел на две салфетки в руке, поджал губы и кивнул.
– Ты очень умная девочка, – заметил он. – Я принимаю твой платеж. И даю тебе чистую справку о состоянии здоровья. А теперь скажи мне, что происходит между тобой и Мелиссой?
– Я села на ее стул. Ей это не понравилось.
– И она тебя ударила?
Эллисон ничего не сказала.
– Знаешь, – начал мужчина, – иногда дети дерутся, потому что научились этому от своих родителей. Родители их били, и они не знали ничего лучше.
– Я знаю, что драться нельзя, – ответила Эллисон.
– Это потому, что ты такая умная, – снова прошептал он. Прошептал, потом подмигнул. Она не знала, почему он шепчет. Все в доме кричали. Мелисса кричала, и две другие девочки тоже кричали, и мисс Уитни кричала на них, чтобы они перестали кричать. Эллисон не кричала. Она плакала. Она пряталась. Она спала. Но она никогда не кричала.
– Как поживает пациент?
Эллисон повернулась и увидела, что мисс Уитни входит в ванную.
– Она на пути к полному выздоровлению, – заверил бородач. – Если мы сможем увести ее с кривой дорожки.
– В этом доме такого не случится, – сказала мисс Уитни со вздохом.
– Об отце так ничего и не известно? – поинтересовался он.
– В свидетельстве о рождении ни слова об отце. Единственная живая родственница, которая могла бы ее забрать, если никто не появится – двоюродная бабушка. Но ей семьдесят, живет в Индиане, и она больна.
Бородач фыркнул. Эллисон никогда не видела свою двоюродную бабушку, даму по имени Фрэнки, которая жила очень далеко, хотя она и получала от нее рождественские открытки.
– Я должна кое-что прояснить, – сказала мисс Уитни. – Эллисон весила сорок семь фунтов, когда приехала сюда. Вчера она весила сорок два. Один месяц.
Бородач фыркнул и присвистнул.
– Дайте мне поговорить с ней, – попросил он.
– Вы разговариваете со мной, – заметила Эллисон.
– Она очень умная, – сказал бородач мисс Уитни.
– Я так и говорила. Читает на уровне пятого класса. Ест, как младенец. – Мисс Уитни похлопала Эллисон по колену. – Милая, это мой хороший друг. Винсент Капелло. Он нейрохирург. Мы работали вместе в больнице в Портленде. Он был так добр и приехал проверить тебя. Нейрохирурги обычно не приезжают на дом, поэтому ты можешь считать себя особенной.
– Она очень особенная, – согласился мужчина. Эллисон улыбнулась, счастливая от того, что кто-то был добр к ней впервые в этот день. Она все еще сидела на туалетном столике в ванной. Она была недостаточно высокой, чтобы спрыгнуть вниз без посторонней помощи, а бородач, доктор, оставил ее там.
Мисс Уитни снова оставила ее наедине с этим мужчиной, который сначала только и делал, что дергал себя за бороду.
– Тебе здесь нравится, Эллисон? – спросил он.
Мама научила Эллисон не жаловаться, никогда. Не столько из-за вежливости, сколько из-за того, что это никогда не помогало.
– Мне нравится мисс Уитни, – сказала Эллисон.
– Она очень милая леди, – кивнул мужчина, соглашаясь. – Тебе нравятся девочки здесь?
Эллисон не ответила.
– Эллисон? Тебе нравятся здесь другие девочки?
– Мне не стоит говорить.
– Почему? – Бородач изогнул бровь.
– Если не можешь сказать ничего хорошего, лучше вообще ничего не говорить.
Он рассмеялся.
– Полагаю, у меня есть ответ. У вас есть моральные принципы, юная леди, – сказал он. – Взрослым есть, чему у тебя поучиться.
Она широко улыбнулась. Девочка не знала, что такое моральные принципы, но понимала, что это комплимент.
– Мисс Уитни говорит, ты плохо ешь. Не хочешь рассказать, почему? – задал он следующий вопрос.
Эллисон прижала подбородок к груди.
– Не голодна.
– У тебя болит живот? – захотел узнать поподробнее он.
Она покачала головой.
– Нет? – спросил он. Эллисон замолчала и надеялась, что и он замолчит.
– Ты когда-нибудь видела океан? – поинтересовался он у нее. Этого вопроса она не ожидала.
– Нет.
– Ты знаешь, как он выглядит?
– Я видела на картинках, – сказала она.
– Мы можем сделать кое-что получше. – Тут он снял ее с тумбы, поставил на ноги, взял за руку и повел на заднее крыльцо. Там ничего не было, кроме бетонной плиты, на которой стояли несколько старых стульев с видом на двор, покрытый грязью, за которым возвышался холм. Куда бы она ни посмотрела, то не видела ничего, кроме ужасной грязи.
– Видишь все это? – сказал доктор, указывая с одного конца холма на другой.
– Я вижу грязь, – призналась она.
– Хорошо. Теперь представь, что видишь воду, – попросил он.
Глаза Эллисон широко распахнулись. Она уставилась на грязь, и в голове она начала менять цвет с коричневого на серый и голубой. Холмы превратились в волны, сырой ветер превратился в океанский бриз, а бетонная плита, на которой они стояли, превратилась в плот, подпрыгивающий и плавающий в бесконечном море.
– Я вижу, – произнесла она, улыбаясь ему.
– Это океан, – сказал он.
– Он красивый, – не смогла не заметить она.
– Красивый? Да, он красив, не так ли? – согласился он, смеясь. – Вот где я живу. В океане.
– В лодке?
Он снова засмеялся.
– Нет, в доме. Но дом находится прямо на пляже, и почти из всех комнат можно увидеть океан.
Эллисон не могла это представить. Она даже не выглядывала из окон в этом доме. Ничего не видно, кроме грязи из задних окон и других домов песочного цвета.
– В нем можно купаться?
Он погладил бороду.
– Можно, если захочешь. Там холодно, но мой сын часто плавает.
– У вас есть сын?
– У меня два сына, – ответил он с гордостью. – И дочь. Они все такие же дети, как и ты. В их жизни произошло кое-что плохое, поэтому теперь они живут со мной в доме у океана.
– Он красивый?
– Океан?
– Дом.
– Если я скажу, что он похож на дракона, ты мне поверишь?
– Нет, – ответила она. Это была самая глупая вещь, которую она когда-либо слышала. – У драконов есть крылья, и из носа у них идет огонь.
– Поверь мне, он похож на дракона.
– Вы обманываете.
– Нет, – сказал бородач и выглядел обиженным. А затем улыбнулся. Он ей очень нравился, когда улыбался. – Это морское чудовище, клянусь.
– Я знаю одно стихотворение о воде, – поделилась она. – Хотите послушать?
– Я хочу услышать стихотворение. Рассказывай.
Эллисон стала декламировать.
Сияло солнце что есть сил,
Морская даль светла…
Спешили волны получить
Хоть чуточку тепла,
Что удивительно: ведь ночь
Давным-давно была3.
Мужчина рассмеялся смехом Санта-Клауса, хотя у него не было живота Санта-Клауса.
– Это замечательно, Эллисон. Ты выучила его в школе?
– Сама выучила, – призналась она. Это было правдой, но она не сказала, почему выучила его. Он бы над ней посмеялся. – А я могу приехать к вам и увидеть океан по-настоящему?
Он снова присел на корточки, чтобы они оказались одного роста, и, хотя мужчина не улыбался губами, он улыбался глазами.
– Я заберу тебя туда, – пообещал он, – но в моем доме есть правило – все должны каждый день есть.
Она хорошенько все обдумала, а потом решила.
– Если бы я могла увидеть океан, то поела бы, – сказала она.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Каждый день?
– Каждый день.
– Хорошо, – сказал он. А затем снова встал. – Договорились. Пойдем собирать твои вещи.
– Вы серьезно? – Она не могла в это поверить, но также она не могла поверить, что этот улыбающийся мужчина, который носит пижаму на работу, станет ее обманывать.
– Я серьезно.
Она помчалась в комнату и нашла свой чемодан. Ей нечего было собирать, кроме одного чемодана одежды и одного мешка с книгами. Мисс Уитни долго обнимала ее и поцеловала в щеку, сказав, что она счастливая девочка, потому что едет в прекрасный дом. Мисс Уитни подмигнула доктору Капелло. Когда Эллисон вышла за дверь, ее маленькая рука была в большой сильной руке доктора Капелло, другим девушкам ничего не оставалось сделать, кроме как помахать ей с дивана, где они сидели, играя в тупую видеоигру на слишком маленьком телевизоре.
Следующее, что помнила Эллисон, она сидела на блестящем гладком заднем сиденье большой черной машины. Красивый автомобиль, красивее, чем любой, что она когда-либо видела, и они ехали по пустыне.
Большой черный автомобиль поднялся на холм, но это был не холм, потому что холмы не бывают такими высокими. Бородач, – он попросил ее называть его доктором Капелло, – сказал ей, что это на самом деле вулкан, который назывался Маунт-Худ, но она ему не поверила. Она видела вулканы в учебнике. У вулканов есть огонь, который они извергают, и вокруг них не бывает деревьев. Затем они спускались по другую сторону большой горы, и вокруг, куда бы она ни посмотрела, была одна зелень. Пустыня превратилась в лес, такой зеленый и большой, что, казалось, она сейчас увидит, как Веселый Зеленый Гигант из телевизионных рекламных роликов блуждает где-то по дороге и сейчас помашет им, когда они будут проезжать мимо. Она искала его взглядом, как вдруг что-то сильно ударило в окно машины, так, что девочка даже подпрыгнула.
Вода, большая жирная капля.
– Просто дождь, – успокоил ее доктор Капелло. – Дождь будет и дома. – В то утро она проснулась в пустыне, а теперь ее везут в то место, где идет дождь, так сильно, как идет дождь у океана.
– Как зовут вашего сына? – спросила Эллисон.
– Какого именно? – уточнил доктор с переднего сиденья.
– Тот, о котором вы сказали, что он много плавает.
– Роланд. Ему двенадцать.
– Он красивый?
Доктор Капелло не сидел лицом к ней, но даже глядя на его профиль, она могла видеть, как он улыбается.
– Позволь мне кое-что рассказать о моем сыне, – сказал он. – Роланд Капелло – самый красивый мальчик в мире.
* * *
– Ты снова улыбаешься, – заметил МакКуин, одеваясь. Эллисон была еще в постели, все еще голая. Пусть он оставит ее такой. Пусть она останется такой в его памяти. – Говорил же, что это поможет.
Она повернулась на бок и наблюдала, как он обувает ботинки.
– Окей, это помогло, – решила не спорить она, промолчав, что была потеряна в прошлом все то время, пока он был внутри нее. МакКуин встал.
– С тобой все будет в порядке? – спросил он.
– Все будет в порядке, – заверила она, снова почувствовав приступ паники. – Я в порядке.
Он наклонился над кроватью поцеловать ее губы, и вместо этого она подставила ему щеку. Он не стал спорить.
Выйдя из спальни, он остановился и оглянулся.
– Позволишь мне дать тебе совет? – спросил он.
– Мне обязательно к нему прислушиваться? – задала она встречный вопрос.
– Я на этой земле на двадцать лет дольше, чем ты.
– Хорошо, тогда говори, – разрешила она.
– Когда дальние родственники пытаются связаться с тобой из ниоткуда, это никогда не приносит ничего хорошего. Никогда. Никогда, – повторил он.
– Никогда?
– Никогда. Им нужны либо деньги, либо что-то более ценное, чем деньги. Чем больше я об этом думаю, тем больше считаю, что ты должна разрешить мне забрать твою посылку и выкинуть ее в мусорный бак.
– Это была моя семья, МакКуин.
– Была, – согласился МакКуин. – Тринадцать лет назад, и они за все это время даже не связывались с тобой? Как звали ту даму, которая открыла ящик и все испортила?
– Пандора?
– Точно. – Он показал на нее и кивнул. – Не будь, как она.
– Ты считаешь, что это конверт Пандоры? – спросила Эллисон.
– Ящик Пандоры звучит намного лучше, – заметил он. – Мне пора. У меня встреча через полчаса. Хотя бы подумай об этом, ладно?
– Я подумаю об этом, – пообещала она. – Желаю тебе хорошей жизни.
– Да, – сказал он. – И тебе, дорогая.
Она ждала, когда он уйдет. Он не уходил.
– Никогда не думал, что все так закончится, – признался он, все еще глядя на Эллисон. – Я ждал шесть лет, что ты от меня избавишься. Каждый день думал, что ты придешь и скажешь, что все кончено, что ты кого-то встретила, что ты влюбилась.
Не было ничего безопасного, что Эллисон могла сказать в ответ, поэтому она просто дала между ними повиснуть тишине. МакКуин ждал. Она молчала. Он повернулся и, наконец, исчез.
Дверь за ним захлопнулась, и Эллисон села на кровать, прижав подбородок к груди. Она не плакала. Ей хотелось, но слез не было. Ей хотелось, чтобы кто-то был рядом, на плече кого можно поплакать, но у нее никого не было. Последний человек в ее жизни, который мог быть ее плечом, только что вышел за дверь.
Ей было двадцать пять лет, и она получила образование в колледже. У нее была крыша над головой, и у нее были деньги. У нее была еда, и у нее была одежда. У нее была машина, и у нее было рекомендательное письмо от самого богатого человека в штате, которое она могла использовать, чтобы получить работу в любом месте. Она в порядке. Она в порядке. Она в порядке. Она тысячу раз говорила себе, что все в порядке.
Она не в порядке.
Она одна.
Оставшись в постели, она снова была семилетней девочкой, глядя на парадную дверь, ожидая, что кто-то войдет, и зная в глубине души, что никто никогда не войдет.
Ее худший кошмар. Она совсем одна.
Но одна ли?
Эллисон схватила халат, надела его и снова вошла в кухню. Она стояла у стола, глядя на конверт. Эллисон сказала себе, что делает это, чтобы досадить МакКуину, хоть и знала, что врет себе.
Она подняла конверт и открыла его.
Глава 4
Внутри конверта она нашла письмо. Пока остатки храбрости еще не покинули ее, она распечатала его и стала читать.
Дорогая Эллисон,
Что сказать? Буду краток. Прошло тринадцать лет, и знаю, что должен оставить тебя в покое, но в последнее время я слишком много о тебе думаю, поэтому, пожалуй, перейду сразу к делу. Папа умирает. Пятая стадия почечной недостаточности. Он не знает, что я пишу тебе. Я не хотел его обнадеживать. Правда в том, что он всегда скучал по тебе. Каждый раз, когда упоминается твое имя, можно сказать, что он полон сожаления. Я тоже. Если у тебя есть желание встретиться с ним в последний раз, я был бы очень благодарен. Если ты этого не сделаешь, я не стану тебя обвинять. Но если ты действительно приедешь, мы все еще в старом доме, и ты обязательно найдешь одного из нас здесь. Папа решил умереть дома в своей постели, и мы сделаем все возможное, чтобы исполнить его желание. Если ты хочешь приехать, все, о чем я прошу, пожалуйста, приезжай скорее. Ему недолго осталось.
Столько всего, о чем хотел бы тебе рассказать, но на этом стоит закончить. Я и так отнял достаточно твоего времени.
Роланд.
P.S. Нашел это, пока копался на чердаке. Если сегодня ты читаешь так же много, как и раньше, то, наверное, захочешь его вернуть.
P.S. № 2 Я думаю о тебе каждый раз, как идет дождь.
Скромное письмо, скромное и вежливое. Скромное и вежливое, и взрослое. Только после того, как Эллисон прочла это письмо, она осознала: Роланду Капелло больше не шестнадцать. Какой шестнадцатилетний мальчик станет говорить такие вещи, как «Я и так отнял достаточно твоего времени»? Какой шестнадцатилетний мальчик рассказывает о пятой стадии почечной недостаточности? Что шестнадцатилетний мальчик знает о сожалениях?
В ее сознании Роланду всегда было шестнадцать. Высокий и стройный с длинными ногами. Разорванные шорты и выцветшие футболки, волосы достаточно длинные, чтобы он мог убирать их за уши. Солнцезащитные очки, такие как у Боно4, он носил их на голове чаще, чем на глазах, чтобы держать волосы.
Эллисон пришлось оторваться от письма на несколько минут, чтобы прийти в себя от простого осознания, что прошло столько же времени для Роланда, как и для нее. Теперь она была на тринадцать лет старше, и он тоже. День рождения Роланда был в июле. Роланду, вечно долговязому, худому и шестнадцатилетнему, было уже тридцать. Взрослый человек. И сейчас ей двадцать пять лет. Теперь они оба взрослые.
Она стояла в гостиной и дышала сквозь ладони. Когда Эллисон подняла глаза, ее потрясло окружение – серые стены, узорчатое окно и красный диван с причудливо вырезанными дубовыми подлокотниками. На долю секунды она вернулась в прошлое, где стены были окнами от пола до потолка, а не книжными шкафами от пола до потолка, а за дверью был океан, а не асфальт.
Все еще дрожа, Эллисон вернулась к столу, пакету и письму. Доктор Капелло умирал. Она не была готова разбираться с этим, поэтому решила посмотреть на то, что послал ей Роланд. Она вытащила из приложенного конверта и разорвала газету, в которую была обернута вещь. И как только она увидела ее, слезы застилали глаза.
Это была книга, конечно, потрепанная старая желтая мягкая обложка с крылатым кентавром на обложке и трое детей на спине. «Трещина во времени» Мадлен Л'Энгл.
– О, Роланд… – выдохнула она. – Ты вспомнил.
Она села, потому что больше не могла стоять. Эллисонмедленно пролистала книгу. Страницы стали такими мягкими и гибкими с возрастом, как будто она держала не книгу, а другую руку в руке. Она открыла ее посередине и прижалась лицом к страницам. Она вдохнула запах бумаги, чернил и клея, и, если бы могли сделать духи, пахнущие старыми книгами, Эллисон бы пользовалась ими каждый день своей жизни.
Роланд читал ей эту книгу. Он читал ее ей в первую ночь, проведенную в «Драконе». Разумеется, не все, только первые несколько глав, когда она сидела на его коленях в большом синем читальном кресле, а остальные дети в доме собрались на ковре, и она отвечала за перелистывание страниц.
Она любила его за то, что он позволял ей переворачивать страницы.
И когда Эллисон перевернула последнюю страницу книги, то без стеснения заплакала. На внутренней стороне обложки карандашом василькового цвета были написаны два слова: «Эллисон Капелло».
– Хорошо, вот как мы это делаем, – сказал Роланд, взяв ее на колени и обхватив рукой ее крошечную руку. – Буква К похожа на палочку и открытый клюв птицы. Буква А – две прямые линии с черточкой посередине. Буква П похожа на турник. У E есть глаза. Видишь? Она смотрит на нас и улыбается. Л – как прямые линии. Сделай это снова. Две Л. И затем кружок – букву О, вот так.
Роланд научил ее писать свое имя. Не Эллисон Ламарк – имя, которое она получила, а Эллисон Капелло – имя, которое она желала.
Эллисон положила книгу на стол рядом с письмом Роланда. Она столкнулась с существованием письма и выжила.
Теперь же ей пришлось иметь дело с содержанием.
Доктор Капелло умирал.
Как такое могло случиться? Она пошутила, что доктор Капелло был стар, но только для того, чтобы оскорбить МакКуина. Он никогда не был стар. Когда они играли в фрисби на пляже, он брал на себя самую сложную часть. Когда они жарили хот-доги на костре, он ел больше всех. Он всегда катал их на спине по коридорам. Он никогда не читал им сказки на ночь. Они читали ему сказки на ночь. – Еще одна страница, – говорил он, притворяясь, что дуется, а они закатывали глаза и говорили ему, что пора спать.
Да, он работал, но все же уделял им столько времени, сколько мог. Он тщательно выбирал детей, самых бедных и самых больных, чтобы благословить их своим талантом. Ему не нужно было вообще работать, поскольку доктор Капелло унаследовал состояние от родителей, состояние, которое он тратил, помогая детям, особенно его собственным. Быть отнятой у этой семьи было хуже, чем потерять мать, потому что в семь лет Эллисон не понимала, сколько времени означает «никогда больше». К двенадцати у нее появилась идея. К двадцати пяти она знала. И то, что она знала, означало, что «никогда больше» – это чертовски долго.
И теперь Роланд хотел, чтобы она вернулась.
Эллисон знала, что не должна ехать. Были веские причины не возвращаться. Кто-то пытался избавиться от нее, и им это удалось. Может, это была шутка, может, это было нечто более зловещее, но она не могла отрицать, что кто-то хотел ее смерти.
Впрочем…
На кухонном столе лежали пятьдесят тысяч долларов наличными.
Ей нечего делать и больше некуда было идти.
У нее была свобода идти куда угодно, чего не было с первой ночи, проведенной с МакКуином.
МакКуин сказал бы ей не ехать. Сказал бы ей, что это небезопасно, и что она ничего им не должна. Он бы сказал ей не вскрывать старую рану. Сказал бы ей взять деньги и бежать. И это хороший совет.
Но.
МакКуин бросил ее час назад, так почему, черт возьми, она должна придавать его мнению какое-то значение? Она не обязана. Она не хотела. Она сделает то, что хочет, и никто не сможет ее остановить. Хватит. Наконец, Эллисон нашла хоть одну причину быть счастливой из-за того, что теперь была свободной.
В конце концов… это займет всего несколько минут, не так ли? Несколько минут, час максимум. Она могла вылететь в Портленд, взять напрокат автомобиль и устроить себе отпуск. Она могла проехать по шоссе 101 до самого Калифорнийского побережья, если захотела бы. Она заглянула бы к доктору Капелло. Это было бы не весело, но и не ужасно. Одночасовой визит в дом детства, сопровождаемый приятным долгожданным отдыхом, чтобы отпраздновать свою вновь обретенную свободу… Почему нет?
Она понимала, что встреча с доктором Капелло, вид того, как он умирает, разобьет ее сердце.
Но поскольку ее сердце уже разбито, у Эллисон не было оправданий, чтобы не ехать.
Поэтому она поехала.
Глава 5
Только приземлившись в международном аэропорту Портленда, Эллисон осознала, что никогда не верила, что вернется. Два дня она прожила просто на адреналине, не допуская и мысли о разрыве. Но как только она оказалась в Орегоне, безумная энергия исчезла, и ей стоило больших усилий сойти и забрать багаж. Когда дама за стойкой проката автомобилей спросила, что привело ее в Портленд, Эллисон была слишком утомлена, чтобы дать нормальный ответ.
– Понятия не имею, – сказала она, и дама посмотрела на нее со смесью смущения и сочувствия. После этого она больше не задавала Эллисон дружелюбных или пытливых вопросов.
Город был таким же зеленым, каким он ей и запомнился, а реки, которые делили город пополам, такими же голубыми. Она выехала на шоссе с названием Оушен Бич и задалась вопросом, как кому-то удалось проехать мимо этого знака, не заметив его и не направиться прямо к океану. Очень быстро сияющий город исчез позади, а вдоль дороги неожиданно мелькали одинокие фермы и холмистые пастбища. Но вскоре и они исчезли, сменившись сначала участками деревьев, а затем лесами с ветвями, такими зелеными и густыми, что они образовали арку над дорогой, как солдаты роты почетного караула.
Когда она приблизилась к побережью, облака стали тяжелее, плотнее, незнакомее. Леса стали темными и жуткими. При солнечном свете низко висящие мшистые ветви выглядели бы безобидными. В сумерках они были похожи на пальцы скелета, указывающие на нее, а мох похож на кожу, сошедшую с костей.
Эллисон чуть не выпрыгнула с сидения, когда обогнула кривую и увидела дьявольское улыбающееся лицо с красными глазами, сердито смотрящее на нее с другой стороны дороги. Когда ее сердце замерло, Эллисон рассмеялась над собой. Во время полета в Портленд она перечитала «Трещину во времени». Злодей в этой книге был с горящими красными глазами и пытался подчинить себе трех храбрых детей, и овладеть их разумом. Она была рада, что МакКуина нет рядом, и он не видит, как она подпрыгнула при виде чьей-то глупой шутки. Кто-то прилепил красные светоотражатели к стволу дерева в форме глаз и чудовищного рта. И все.
