Текст книги "Счастливчики (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Тебя там нет, – сказал Роланд. – Я потратил чертовски много времени, пытаясь найти тебя в Интернете.

– МакКуин любит, чтобы его дамы держались в тени.

Хотя у меня есть отличный аккаунт в Pinterest. Все обложки книг.

– Конечно, – сказал он. – Ты также не сможешь найти меня в Интернете. В наших кельях запрещены компьютеры.

– Похоже на тюрьму, разве нет?

– Вовсе нет. Заключенным разрешены супружеские свидания, – сказал Роланд с ухмылкой. Он перевернулся на бок лицом к ней. – Ты говорила, у тебя есть запасной план по поиску Оливера.

– Да, но он тебе не понравится. – Эллисон подалась вперед и осторожно потянула Роланда за выбившуюся прядь волос.

– Если придется копаться в медицинских картах отца, я не стану этого делать, – сказал Роланд. – Тебя останавливать не собираюсь, но сам в этом участвовать не буду.

– Сомневаюсь, что нынешний адрес Оливера есть в старых папках твоего отца, – сказала Эллисон. – За тринадцать лет я переезжала трижды. Уверена, что он хотя бы раз менял место жительства.

– Разумно. Так каков же план?

– Возможно, ты захочешь выйти из комнаты из-за этого, – сказала она, осторожно вздыхая.

Роланд прищурился, глядя на нее.

– Что ты собираешься делать? – спросил он.

– Дело в том, что у МакКуина есть целая компания, которая занимается венчурным капиталом. Они находят старт-ап компании, в которые вкладывают деньги. Но ты же не станешь инвестировать в компанию, ничего не зная о их прошлом и не проверив основателей компании. Ты не станешь вкладывать деньги в мошенника или убийцу. Поэтому у МакКуина в штате есть пара женщин, которые только и делают, что копаются в чужом прошлом.

– Ты хочешь попросить своего бывшего… помочь нам найти Оливера?

– Я думала об этом, – сказала она.

– Хорошо, – сказал Роланд. – Тогда звони ему. Если только эти дамочки не делают ничего противозаконного.

– Нет. У них есть все базы данных, которыми пользуются частные детективы. Не будет ничего страшного в том, чтобы достать номер телефона или адрес. Я звоню. Ты остаешься?

– Я справлюсь, – сказал он.

– Все в порядке. Поехали.

Эллисон позвонила.

МакКуин ответил после второго гудка.

– Эллисон? Вот так сюрприз, – сказал он.

– Привет, – сказала она. – Извини, что беспокою.

– Все в порядке, сладкая. В чем дело?

Сладкая? Она посчитала в уме – сейчас в Луисвилле было около одиннадцати. Вполне вероятно, что он уже выпил третью рюмку за вечер.

– Мне нужна твоя помощь.

– Называй, – сказал МакКуин.

– Называть? – спросила она.

– Назови и потребуй. Ты разговариваешь с человеком, сидящим в конуре. Здесь больше нечего делать.

– И чем же ты провинился? – спросила Эллисон.

Роланд посмотрел на нее с подозрением и весельем.

– Я совершил ошибку, отвечая на вопросы моей возлюбленной о тебе.

– Ты говорил, что уже рассказал ей обо мне.

– Я, видимо, забыл сообщить ей о твоем возрасте перед вступлением в брак.

– О… Боже, – сочувственно произнесла Эллисон. – она злится?

– Она несчастлива, это уж точно. Мне приказано загладить свою вину.

– Может, мне написать твоей подружке рекомендательное письмо? – спросила Эллисон. Если бы Роланд нахмурился еще сильнее, она могла бы вставить карандаш между его бровей.

– Это не самая плохая идея, которую я слышал за день. А теперь скажи, что я могу для тебя сделать, – сказал МакКуин. – Надеюсь, это связано с потерей конечности. Это могло бы успокоить будущую миссис.

– Мы с Роландом хотим найти одного из ребят, которые жили здесь раньше. Интернет не выдает никакой информации, – сказала она. – Ты можешь помочь?

– Ты и Роланд, значит? Хм… может, я сделаю это для тебя. Не уверен, что я сделаю это для него.

– Веди себя хорошо, МакКуин. Он сидит прямо здесь.

– Дай его сюда.

– Что?

– Дай ему телефон. Хочу с ним поговорить.

– О, черт, нет, – сказала Эллисон с преувеличенным кентуккийским акцентом.

– Что? – прошептал Роланд.

Эллисон прикрыла телефон ладонью.

– Он хочет поговорить с тобой, – прошептала она.

Роланд пожал плечами.

– Я поговорю с ним.

– Нет, – процедила Эллисон.

– Эллисон… – МакКуин пропел ее имя.

– Громкая связь, – сказала Эллисон. – Это мое предложение. Хочу услышать, что за чушь ты ему скажешь.

– Предложение принято, – сказал МакКуин. – Давай парня.

Эллисон тяжело вздохнула и нажала кнопку громкой связи.

– Все, МакКуин. Он тут.

– Я говорю с братом Роландом Капелло? – спросил МакКуин.

– Можете звать меня Роландом, – сказал Роланд, улыбаясь Эллисон, которая уже закатила глаза.

– А ты можешь звать меня мистером МакКуином.

– Конечно, мистер МакКуин.

– О, Боже, – вздохнула Эллисон.

– Насколько я понимаю, вы с Эллисон сейчас встречаетесь? – спросил МакКуин.

– Вы все правильно поняли, – сказал Роланд.

– И ты – монах бенедиктинского вероисповедания. Это я тоже правильно понимаю?

– Я в отпуске, – сказал Роланд. – Но технически, да.

– Это странно, – сказала Эллисон им обоим. – Это очень странно. Это еще более странно, чем тот раз, когда у меня был секс с моим братом, который тоже монах.

– Ты имеешь в виду два часа назад? – спросил Роланд.

– Мне не нужно было этого слышать, – сказал МакКуин. – Во всем этом чертовом мире не хватит бурбона.

– Ты бросил меня, – сказала Эллисон. – За последние сорок восемь часов ты стал одержим мной больше, чем за все шесть лет, что мы были вместе.

– Я тоже не зацикливаюсь на своем большом пальце, но, черт возьми, я бы так и сделал, если бы кто-то заставил меня его отрубить, – сказал МакКуин.

– Сколько ты сегодня выпил? – спросила Эллисон. – Ты говоришь, как Мэтью МакКонахи.

– Я выпил три шота виски, очень крепкого. В продаже мы называем его "Чувство вины", – сказал МакКуин. – Но он не помогает так, как хотелось бы. Лучше повысить градус.

– Чувство вины – это способ напомнить человеку, что действия имеют последствия, – сказал Роланд. – Так говорит мой настоятель.

– Я – сорокапятилетний мужчина с двумя взрослыми детьми и ребенком на подходе от женщины, которую я едва знаю. Молодой человек, я знаю, что действия имеют последствия.

Роланд посмотрел на Эллисон и одними губами произнес: – Он всегда так разговаривает?

– Я все слышу, – сказал МакКуин. – Скажи мне, Роланд, монахи пьют бурбон?

– Мы уничтожаем его в особых случаях, – сказал Роланд. – Праздники, вечеринки, юбилеи, дни, которые заканчиваются на К, А, Г, Е.

– Хм…

– МакКуин, это хороший кентуккийский бурбон, – сказала Эллисон.

– Сорок градусов, – сказал МакКуин. – Но я надеюсь, что это вполне приличный бурбон для завтрака.

Роланд снова рассмеялся.

– Вы смеетесь надо мной, молодой человек? – требовательно спросил МакКуин.

– С тобой, – сказал Роланд. – Я начинаю понимать, почему Эллион оставалась с тобой шесть лет.

– Я мог бы показать тебе, почему она оставалась со мной в течение шести лет, – сказал МакКуин.

– МакКуин, это…

– Я имел в виду свой банковский счет, – сказал МакКуин.

– Это не менее оскорбительно, – сказала она. – Ну, все. Болтовня окончена. – Она выключила громкую связь и выпроводила Роланда из комнаты. Он пошел, неохотно. Очень неохотно. – Ладно, мы снова одни. Ты поможешь? Шутки в сторону?

– Я помогу. Что мне делать?

– Мне нужна контактная информация об Оливере Коллинзе из Орегона, примерно двадцати шести лет.

– И зачем мне охотиться за этим мальчиком ради тебя?

– Мы думаем, что он может что-то знать о моем падении или о чем-то еще. Мы хотим задать ему несколько вопросов.

Последовала пауза, прежде чем МакКуин ответил, и Эллисон надеялась, что мужчина не потерял сознание.

– Ты действительно собираешься остаться там с ними, не так ли? – спросил он.

– Пока, – сказала она. – Но даже если так, мне нужно знать, что произошло.

– Я бы тоже хотел знать. Надеюсь, когда-нибудь у тебя будет семья, которую я не смог тебе дать, – сказал МакКуин.

Эллисон проглотила комок в ее горле.

– Я должна ненавидеть тебя, – сказала она. – Я действительно должна. Почему я не могу?

– Ты же знаешь, как говорят… Нет смысла гадать почему. Только пить бурбон и ржаную водку.

– Так не говорят. Это твои слова, МакКуин.

– Серьезно? Тогда я очень мудрый человек.

Она прошептала спокойной ночи и повесила трубку, прежде чем МакКуин успел сказать что-нибудь еще, чтобы она вспомнила, почему не ненавидит его. Она написала ему имя Оливера, его возраст и то немногое, что она помнила о нем – блондин, голубые глаза, из Портленда. МакКуин отправил смайл с поднятым вверх большим пальцем. Сообщение получено.

Она оставила телефон у себя в комнате и обнаружила Роланда на кухне, который собирал нечто похожее на коктейль из таблеток в крошечную рюмку.

– Бурбон лучше, – сказала она.

– Это все для папы, – сказал Роланд. – От зуда у нас есть Бенадрил. Мочегонное средство, помогающее при отеках. И еще парочка таблеток, название которых я забыл, но которые очень важны, как мне сказали. Они добавят ему буквально несколько часов жизни.

Она села за стол напротив него.

– Прости МакКуина за этот допрос. Ты очень хорошо справился.

– Я ожидал, что он будет, ну, не знаю, большим мудаком, – сказал Роланд.

– Он может позволить себе быть милым. Ты тоже был мил. Милее, чем я ожидала.

– Мне неприятно это говорить, но он мне нравится.

– Он обаятельный.

– Серьезно, – сказал Роланд. – Я традиционной ориентации и даже я подумал, да, я бы переспал с этим парнем.

Эллисон рассмеялась.

– Я бы не прочь на это взглянуть.

– Ты все еще испытываешь к нему чувства? – спросил Роланд. Его тон был нейтральным, но она заметила вспышку нервозности в его глазах.

– У меня были чувства к нам, – сказала она. – Мы мне нравились. Я привыкла к нам. А он покончил со всем, и мне показалось, что из-под меня выдернули ковер. Оказывается, под ним довольно хороший пол.

Она заметила, что Роланд старается не улыбаться. И у него это не очень хорошо получалось.

– Я всегда буду заботиться о нем, – сказала она, – но я не тоскую по нему.

– Хорошо.

– Очень хорошо. Я тосковала по тебе много лет, – сказала она.

– Правда? – спросил он.

– В девятнадцать лет я была еще девственницей, – напомнила она ему. – Я думаю серьезной причиной для этого было то, что часть меня сравнивала тебя с каждым мальчиком. И все они бледнели на твоем фоне.

– Я не такой уж замечательный, – сказал он. – Серьезно, я не такой.

– Для меня был, – сказала она. Мгновение она наблюдала, как он добавляет таблетки в рюмку. – Сегодня Дикон рассказал мне о Рэйчел. Он попросил меня не упоминать о ней, но я не хочу, чтобы с нами было так. Тебе не нужно говорить о ней со мной. Я хочу, чтобы ты знал, что я знаю, поэтому у нас нет секретов.

Роланд резко посмотрел на нее, когда она произнесла имя Рэйчел, но он, похоже, не злился.

– Должно быть, было очень больно потерять ее в том несчастном случае. Нам не нужно об этом говорить. Все, что я могу сказать по этому поводу, это то, что мне очень, очень жаль, – сказала она.

– Ты потеряла свою маму. Все в этом доме кого-то потеряли, – сказал он.

– Все в этом доме также кого-то нашли, – сказала она.

Роланд улыбнулся и больше ничего не сказал.

– Если хочешь, я отнесу их папе, – сказала она.

– Ты не будешь говорить с ним об Оливере? – спросил Роланд.

– Нет.

– Хорошо, – сказал он. Она поцеловала его в щеку и вышла из кухни.

– Это я виноват, – тихо сказал Роланд, но Эллисон услышала и обернулась.

– В чем?

– Что Рейчел умерла.

– Я простудилась. Я имею в виду, когда умерла моя мама. У меня был ужасный кашель, и я не могла заснуть, поэтому мама поехала в аптеку в полночь. Она пила – не так много, но достаточно, чтобы быть пьяной и уставшей. Но она потеряла контроль над машиной. Зная местность, она, вероятно, вильнула рулем, чтобы избежать встречи с собакой или перекати-полем, которое приняла за собаку. Ее смерть – моя вина?

– Конечно, нет.

– Вот видишь, – сказала она и поцеловала его в лоб.

Роланд взял ее за руку и поцеловал. Она чувствовала, что ему хотелось сказать больше, но все, что он сказал, было: – Передай папе, я буду позже.

– Конечно.

Она оставила его на кухне и поднялась на третий этаж, где обнаружила доктора Капелло, шаркающего по спальне в зелено-голубом клетчатом халате и таких же синих тапочках. Что-то в звуках тапочек по полу и тому, как свободно висел халат на плечах, делало его еще старше своих лет.

– Привет, папа, – сказала она с порога.

– А вот и моя девочка, – сказал он, пригласив ее жестом войти.

– Не стоит сильно радоваться, – сказала она и передала ему рюмку с таблетками.

Он поджал губы.

– Это мой старший подговорил тебя?

– Я сама вызвалась, – сказала она. Она сделала это не из вежливости, хотя не сказала бы Роланду об этом. Она хотела снова побыть наедине с доктором Капелло, чтобы узнать, скажет ли он что-нибудь об Оливере.

– Недостойное поведение, – сказал доктор Капелло. – Монах знает, что я буду добрее с тобой, чем с ним.

– Ты должен быть добр со мной, – сказала она. – Я вооружена и опасна.

– Я не верю этому ни на секунду.

– Правда. Дикон по какой-то причине дал мне перцовый баллончик сегодня. – Она вытащила тот из кармана и показала ему.

– А, – сказал доктор Капелло. – Тогда я буду вести себя хорошо.

Она снова сунула перцовый баллончик в карман и вошла в комнату.

– Есть идеи, почему он держит запасные перцовые баллончики? – спросила она. – Я заметила, что Тора тоже носит его.

Доктор Капелло медленно кивнул.

– Мне не следует об этом говорить.

– Почему бы нет? Он твой сын. Тебе разрешено говорить о своих детях, – сказала она.

– Что он тебе сказал? – спросил доктор Капелло.

– Он сказал, что вокруг полно психов.

– Он то знает.

– Что это значит? – спросила Эллисон. Она села в большое кресло у кровати. Плечи доктора Капелло слегка поникли.

– В этом доме у нас есть правило, если ты помнишь, и это хорошее правило. Мы не говорим о прошлом. Я имею в виду прошлое детей. Не более, чем придется. Это для их же блага. Таким детям, как они, нужна защищенность, постоянный дом. Я никогда не хотел, чтобы они думали, что им когда-нибудь придется вернуться к своей прежней жизни.

Она вспомнила, как доктор Капелло рассказывал ей об этом, когда впервые привел ее в этот дом. Он сказал, что все дети в доме пережили трудные времена, и она не должна была спрашивать их об их прежних жизнях или их прежних семьях. Никто из них не спросил ее, как умерла ее мать. Она никогда не спрашивала их, как они оказались в «Драконе». Не было причин. Они все были так счастливы здесь, что никто из них не хотел вспоминать боль своего прошлого. Никто из них не хотел вспоминать, что они родились кем-то еще, а не детьми Капелло.

– Я уважаю это, – сказала Эллисон. – Но ведь они уже не дети.

Он махнул рукой.

– Да ну. Вы все родились вчера.

Эллисон откинулась на спинку кресла и ничего не сказала, только ждала.

Доктор Капеллло взял свою чашку с лекарством и затем поставил ее обратно, ничего не выпив.

– Его биологический отец, – сказал доктор Капелло. – Он в тюрьме. Два обвинения в нападении при отягчающих обстоятельствах, одно убийство. Он умрет в тюрьме, если нам повезет. Будем надеяться, что нам повезет.

– Это ужасно, – сказала Эллисон. – Биологический отец Дикона кого-то убил?

– Классический психопат, – сказал доктор Капелло. – Я прочитал его досье. Лжец, манипулятор, бойкий, поверхностный, безжалостный, я мог бы продолжать и продолжать. Но не слушай Дикона. Их не так уж много вокруг. Истинные психопаты составляют около двух процентов населения. В тюрьме это больше похоже на… пятьдесят процентов. В политике, может быть, девяносто процентов.

Эллисон улыбнулась.

– Что ж, Слава Богу, Дикон оказался таким хорошим, несмотря на своего отца, – сказала она.

– Не благодаря Богу, – сказал доктор Капелло, затем указал на себя. – Мне.

Она улыбнулась.

– Ну, тогда слава тебе. Но это объясняет, почему Дикон немного… параноик, я полагаю?

– До встречи со мной у него было жестокое детство. Это меняет ребенка, – сказал доктор Капелло. – Надеюсь, я ответил на твой вопрос? – Его тон подразумевал, что он предпочел бы, чтобы она оставила эту тему.

– Да, надеюсь. Жаль, что ответ именно такой.

– Нам всем жаль, куколка.

Ее желудок скрутило от этого откровения. Бедный Дикон, выросший с убийцей в роли отца. Да, такие вещи определенно изменили бы любого. Из-за того, что ее мать умерла после вождения в нетрезвом виде, Эллисон так осторожно относилась к алкоголю, что за все свои двадцать пять лет ни разу не напилась. Даже МакКуин не мог уговорить ее выпить больше одной рюмки, даже если ей не надо было никуда ехать.

– А теперь, – сказал он. – Я пойду спать, пока мой старший не поднялся сюда, чтобы доставить мне неприятности.

– Я не уйду, пока ты не примешь лекарства, – сказала она.

– Трудно принимать их, когда тебя тошнит.

– Но если ты их не примешь, будет только хуже, не так ли?

– Я здесь врач, малыш. Не ты. – Доктор Капелло опустился на кровать. Сегодня он казался еще более хрупким. Его глаза казались опухшими, а кожа – еще более желтой. – Знаешь, в чем ужасная ирония? Мои бабушка и дедушка умерли в этом доме от отравления свинцом. Я сделал все, что мог, когда занял это место, чтобы сделать его безопасным и пригодным для жизни. И вот я здесь, два поколения спустя, отравляю себя до смерти.

– Отравляешь себя? – Эллисон помогла доктору Капелло откинуться на подушки. Она накрыла его одеялом до самой груди. – Почки очищают твое тело от яда. Когда почки больше не могут выполнять свою работу, яд остается в системе.

Он похлопал по кровати рядом с собой, и Эллисон присела рядом с ним.

– Больно? – спросила она.

– Это неудобно, но и не совсем больно. Что причиняет боль, так это несправедливость. Отдать свою жизнь на служение человечеству, а потом… это.

– Нет, это совсем несправедливо, – сказала она, протягивая руку. Он взял ее за руку и сжал ее. Ей полегчало, когда она почувствовала силу в его руках. В нем еще была жизнь. – Знаешь, что еще несправедливо? – сказала Эллисон. – Тебе все равно нужно принимать лекарства.

– Ах, черт возьми.

– Я знаю одного человека, который пытается сменить тему, когда я его вижу.

– Как насчет прочтения мне еще одного стихотворения? – спросил он. – Хорошего длинного. Может быть, поэму? Иллиаду?

– Тот ненавистен мне, как врата ненавистного ада,

Кто на душе сокрывает одно, говорит же другое.

– Прометей Прикованный, – сказал он.

– Ведь я, злосчастный, страдаю за благодеянья смертным.

– Моя мама обожала бы тебя. А как насчет Одиссеи?

– Может, ты продекламируешь мне стихотворение? – Она встала, скрестив руки на груди в ожидании.

Он тихо рассмеялся, грозя ей пальцем.

– О, это твои умения, не мои. Но я знаю одно. Если я его прочту, мне все еще нужно будет принимать таблетки?

– Абсолютно точно, да.

– А что, если… – сказал он. – Я читаю свои стихи, а ты не пускаешь этого ворчливого монаха в мою комнату, чтобы я хоть на одну ночь мог притвориться, что я взрослый мужчина.

– Хорошо, – сказала она. – По рукам. Декламируй.

Он слегка улыбнулся и постучал по виску, словно пытаясь вспомнить стихотворение. И начал декламировать.

Так многое зависит

от

красной

тачки,

покрытой дождевой

водой,

стоящей возле белых

цыплят.

Эллисон зааплодировала.

– Уильям Карлос Уильямс. Классика. Очень короткая классика.

– Знаешь, что это означает?

– Ода тачке?

Сделка есть сделка. Она наблюдала, как доктор Капелло принимает таблетки одну за другой.

– Доктор Уильямс был педиатром, – сказал он. – Он написал это, сидя у постели умирающего ребенка. – Доктор Капелло моргнул, и в тот же миг на его глазах выступили слезы. И ее.

– Не знала, – сказала она. – Интересно, почему он об этом думал?

– Я бы сказал, что он смотрел в окно и пытался думать о чем-то другом, кроме маленького ребенка, которого он не мог спасти. Все врачи хранят в своих сердцах кладбище для таких пациентов. Вот почему мне так нравится мой вид из окна. – Он протянул руку и постучал по стеклу своего окна, которое выходило на океан. – Это меня утешает.

– Вид на Тихоокеанское кладбище утешает тебя? – спросила она.

– Конечно, – сказал он, глядя в окно на темную колышущуюся вдали воду. – По сравнению с тем кладбищем, что там, мое совсем крошечное. Врач, у которого на кладбище есть дети, принимает любое утешение, какое только может получить.

Глава 18

Эллисон оставила доктора Капелло в постели и вышла в коридор. Ее сегодняшний разговор с ним был странным и откровенным. Она бы никогда не подумала, что кто-то столь милый и смешной, к тому же уравновешенный, как Дикон, имел прошлое, связанное с насилием. Что ж, это объясняло перцовый баллончик. Что же объясняло Оливера? Ее не очень убедила теория Роланда о том, что доктора Капелло подводила память. Она предложила ему прочитать стихотворение по памяти, и он сделал это без особого труда. И все же чтение одного маленького стихотворения вряд ли что-то доказывало, верно? Скорее всего, Роланд помнил хронологию событий иначе, чем доктор Капелло. Разве это имеет значение? Эллисон чувствовала себя в безопасности, оставаясь в "Драконе", а доктор Капелло посвятил свою жизнь тому, чтобы помогать детям, а не причинять им боль. И Дикон дал ей перцовый баллончик, чтобы защитить себя. В тот самый день Тора спасла Эллисон от тяжелой травмы. И Роланд попросил ее вернуться, что вряд ли сделал бы человек, которому есть что скрывать.

И все же она сомневалась.

Она уже собиралась спуститься вниз, когда заметила, что дверь на чердак приоткрыта и кто-то приклеил к раме записку с надписью: «Семейное собрание в 10:00 вечера. Чердак! Это и тебя касается, Эл!

Семейное собрание? Почему на чердаке?

Эллисон осторожно сняла записку с двери, закрыла за собой чердачную дверь и направилась вверх по лестнице. Когда она добралась до чердака, то обнаружила, что все уже собрались, включая кота Брайена, который дремал на плече Дикона, как пушистый ребенок. Эллисон поняла, что это будет неформальная встреча. Все были в пижамах – Тора была в короткой белой ночной рубашке, завернувшись в роскошный кардиган цвета слоновой кости, а Дикон и Роланд были в клетчатых брюках и футболках. Они расчехлили стулья и старую металлическую походную раскладушку. Казалось, все было на своих местах, кроме нее.

– Что ж? – сказала Эллисон Дикону. – Я здесь. В чем дело?

– Я называю это встречей выводка Капелло, – сказал Дикон. Эллисон присела на лежавшую на полу подушку и прислонилась спиной к ногам Роланда, как делала в детстве при просмотре фильмов в пятницу вечером.

– Кто-нибудь объяснит мне, почему мы здесь собрались, – сказал Роланд.

– Потому что я почти уверен, что у нас у всех была очень тяжелая неделя. И поскольку прошло уже двадцать лет с тех пор, как мы вчетвером играли вместе, и… поскольку наша Эллисон слишком долго жила в Кентукки, я подумал, что мы должны оказать ей особый прием в Орегоне. В отличие от органного приветствия, которое мой брат устроил ей вчера вечером.

– Боже, помоги мне, – сказал Роланд, запрокинув голову.

– «Орегонский прием»? – спросила Эллисон.

Дикон протянул деревянную шкатулку и открыл крышку. Эллисон наклонилась вперед, чтобы заглянуть внутрь, затем прищурилась.

– Дикон… это то, что я думаю? – спросила Эллисон.

Дикон вздернул брови.

– Ты сейчас на левом побережье, малышка.

Эллисон уставилась на Дикона. Дикон на Эллисон.

– Пожалуйста, скажи мне одну вещь, – сказала она. – Это ведь не медицинская марихуана папы, которую ты украл?

– Как больно, сестренка, – сказал Дикон. – Прямо тут. – Он постучал по правой стороне груди, где не было сердца. – Да будет тебе известно, это мой собственный тайник.

– Значит, это незаконно?

– Нет. Здесь все законно, – сказал он. – Уже готова собрать вещи и уехать?

– Ты не обязана этого делать, – сказал Роланд. Дикон опустил Брайена на пол и прошелся по чердаку, открывая все окна.

– Нет, обязана, – сказал Дикон. – Мы связаны. Разве нет, близняшка? – Дикон тронул Тору за подбородок.

– Проголосуем? – спросила Эллисон.

– Мы должны быть единогласны, – сказал Дикон. – Капелло рулят. Твой голос, Тор?

– Мы близнецы, – сказала она, подмигнув Дикону. – Я проголосую так же, как и ты.

– Ну, мы все знаем, как я голосую, – сказал Дикон. – Брайен? – сказал Дикон, протягивая коробку. Брайен поднял голову, чтобы понюхать, и Дикон закрыл крышку. – Не для тебя, кот. Ты и так достаточно под кайфом.

– Почему Брайен под кайфом? – спросила Эллисон.

– Кошка породы рэгдолл⁹.

Дикон поставил коробку и поднял Брайена, затем перевернул его, и кот обмяк, как лапша. – В них вся агрессия взращена. Другими словами, они рождаются под кайфом. Везучие ублюдки. – Он перевернул Брайена на спину и снова усадил на стул. Как человек, накачанный наркотиками, кота, казалось, нисколько не смутило то, что с ним только что произошло.

– Я буду то же, что и он, – сказала Тора.

– Теперь твоя очередь, брат… – сказал Дикон Роланду. – Да или нет? – Роланд начал было протестовать, но Дикон сделал резкий жест рукой. – Замолкни. Монахи пили с тех самых пор, когда Иисус еще ходил по земле. Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-то умер от передозировки марихуаной? Слышал что-то о злых обкурившихся? Нет. Нельзя стать святым после того, как меньше двадцати четырех часов назад ты оседлал милую Эллисон, поэтому положи это в трубку и кури. Или пропусти трубку, потому что я не умею скручивать.

– Я за, – сказал Роланд. – Если это тебя заткнет.

– Нет никаких гарантий, – сказал Дикон.

– И, – добавил Роланд, – мы должны проверять папу каждые пятнадцать минут.

– А теперь ты, сестренка. – Дикон опустился перед ней на колени, и взял ее за руки. – Окажешь ли ты мне честь проехать со мной и Мэри Джейн ¹⁰до самого верхнего этажа? Не бойся. Мы справимся. Это первый раз для меня.

Эллисон взяла косяк из коробки, взяла зажигалку и прикурила.

Глаза Дикона широко распахнулись. Он мгновение шокировано смотрел на нее, после чего перевел взгляд на Роланда.

– Женись на ней, – сказал Дикон.

Так началось семейное собрание.

– Признаться честно, не очень люблю курить, – сказала Эллисон снова прислонившись спиной к ногам Роланда.

– Уверена? – Дикон забрал у нее косяк.

– Ну, было несколько раз в колледже, – сказала она, почувствовав значительное расслабление, чего давно не испытывала. – Я делаю это только потому, что ты меня заставляешь.

– О, да, – сказал Дикон. – Мы на тебя надавили.

– Как грубо, – сказала Эллисон.

– У нее карт-бланш, – сказал Роланд. – Она восстанавливается после разрыва.

– А, так значит для тебя это медицинская марихуана, – сказала Тора, выпустив изящное колечко дыма.

– Разве это лечит разбитое сердце? – спросила Эллисон.

– Нет, – сказал Дикон. – Но для этого есть он. – И он указал на Роланда.

– Я сделаю все, что в моих силах, – сказал Роланд.

– Я так горжусь тем, что вы трахаетесь, – сказал Дикон, вытирая фальшивую слезу. – Это оправдывает мои страдания.

– Твои страдания? – требовательно спросил Роланд. – И как же ты страдаешь?

– Ты разбил мне сердце, когда ушел в этот монастырь, – сказал Дикон. – Говоря как один симпатичный мужчина с другим, ты мог бы, по крайней мере, подождать, пока ты не станешь старым и уродливым для этого дерьма. Мужчина на пике красоты между двадцатью четырьмя и двадцатью девятью. Ты зря потратил свои прелестные годы. Теперь ты смутно неотесанный красавец. Это шаг назад.

– Я бы все равно его трахнула, – сказала Эллисон.

У Дикона отвисла челюсть.

– Послушайте, что говорит этот ротик. – Дикон пристально посмотрел на Эллисон. – И этим ротиком ты целуешь своего брата?

– Вообще да.

Затем Эллисон забралась на колени Роланда и поцеловала его. Вскоре она поняла, что впервые за несколько дней по-настоящему расслабилась и наслаждается жизнью. Ей было весело с Роландом прошлой ночью, но это определенно не расслабляло. Трава не была очень сильной, и она мало на них действовала, однако заставила их всех почувствовать себя свободными и хихикать, а также добавляла дополнительное преимущество – что, без сомнения, было намерением Дикона – заставить ее снова почувствовать себя одной из них. И все шло очень хорошо, пока Дикон снова не открыл рот.

– Итак, Эллисон, – начал Дикон, поднимая голову с пола, где он лежал с Брайеном на груди. Эллисон понимала, что она уже в беде. – Одна маленькая птичка сказала мне, что у тебя есть особенный друг в Кентукки. Это правда?

– Что ты ему рассказал? – спросила Эллисон у Роланда.

– Ничего, – сказал Роланд. – Клянусь.

– Он мне ничего не говорил, – сказал Дикон. – Моя дикая ирландская роза, сидящая вон там – предательница.

Эллисон сердито посмотрела на Тору.

– Предательница.

– Ничего не могла поделать, – сказала Тора, пряча лицо в кардиган. – Он выбил из меня информацию.

– Я сказал, Тора, интересно, есть ли у Эллисон парень. – сказал Дикон. – И тут ты сразу проболталась.

– Ты очень четко задал вопрос, – сказала Тора.

– Проболталась, – сказал Дикон. – Девушка не умеет хранить секреты, даже если это будет стоить ей жизни.

– Неправда. Нечестно. Все вранье, – сказала Тора.

Дикон заставил ее замолчать, щелкнув пальцами.

– Ну, рассказывай, – сказал Дикон Эллисон. – Мне нужна вся история.

– Отлично, – сказала Эллисон. – Я была любовницей Купера МакКуина, наследника семейного состояния МакКуинов. Возможно, МакКуину все-таки стоило заставить меня подписать соглашение о неразглашении, ведь сколько раз я рассказывала эту историю с тех пор, как мы расстались. Во всяком случае, он платил мне за шесть лет половых отношений. Я имею в виду, что в течение шести лет он платил мне за секс. Потом он порвал со мной, и теперь я сплю с Роландом.

– И каким был секс? – спросил Дикон.

– Первоклассным, – сказала Эллисон.

– Кто лучше? МакКуин или мой брат?

– Твой брат, – сказала Эллисон. – Ему не нужно платить мне, чтобы я переспала с ним.

– Любовница и монах, – сказал Дикон, выпуская дым к потолку чердака. – Это шоу приятелей-полицейских, которое ждет своего часа.

– Думаю, с него хватит, – сказала Эллисон. Роланд, видимо, согласился и забрал у брата косяк.

– Кто-нибудь еще здесь трахался с миллиардером? – спросил Дикон.

– Ты должен рассказать историю о том, как ты целовался с парнем, – сказала Тора.

– Хорошая история, – сказал Дикон.

– Ты целовался с парнем? – спросила Эллисон.

– Да, – ухмыльнулся Дикон. – Пошел в тот саке-бар в Шанхае и встретил там супер симпатичного парня из Южной Кореи, который по странной случайности выглядел как Сторм Шэдоу¹¹. Он спросил меня о моей работе в музее стекла. Я спросил его, как выглядят Змеиные глаза под маской. Бла-бла-бла, пятнадцать минут спустя мы целовались в задней кабинке. Потом нас выгнали, и я вспомнил, что не занимаюсь сексом с незнакомыми мужчинами. Особенно если они работают на Кобру.

– Хорошо, но когда ты говоришь, что он выглядел в точности как Сторм Шэдоу, – сказал Роланд, – ты имеешь в виду…

– Я имею в виду, что он был одет в белое, за спиной у него было два скрещенных меча и он был натуральным ниндзя, – сказал Дикон. – Я не уверен, би я или нет, но я определенно большой фанат G.I. Джо.